Страница:
Отделение милиции оказалось сумрачным заведением, где слева помещалась застекленная будка дежурного, а справа – зарешеченное пространство, напоминающее тесную клетку. Павел припомнил, что его московский знакомый Женя именовал это помещение «обезьянником».
За решеткой сидели трое.
Первый, мужик неопределенного возраста, вместо лица имел сплошной синяк, переливавшийся всеми оттенками, от фиолетового до зеленого, а на ногах носил кирзовые сапоги с отслоившейся подошвой, из которых торчали синюшно-серые большие пальцы.
Вторая, крашеная блондинка с черными бровями и очень пухлыми губами, была одета в черную кожаную куртку и очень короткую юбку, из-под которой торчали мощные ляжки и объемные икры.
Третий заключенный, светловолосый очкарик, возрастом и обликом напоминал студента, а то и старшеклассника. Он затравленно поводил глазами из стороны в сторону, время от времени подходил к решетке и пытался втолковать хмурому дежурному, что забрали его по ошибке, а тот, кто на самом деле пытался толкнуть наркоту в подворотне, благополучно унес ноги. Временами парень срывался на крик, куда-то звонил по сотовому, потом садился на лавку в глубине «обезьянника», опускал голову, обхватывал ее руками – словом, нервничал.
Бомж с путаной, напротив, никаких признаков беспокойства не обнаруживали, права качать не пытались, терпеливо и привычно дожидались решения своей участи. Девица, непринужденно закинув ногу на ногу, тыкала длинным крашеным ногтем в мобильник, а ее дурно пахнущий сосед мирно посапывал в углу.
– Здравствуйте, – обратился Павел к сержанту, сидевшему за стеклом.
– Здравствуйте, – устало откликнулся тот, немедленно найдя себе несколько неотложных дел (перекладывать бумагу и ручку на столе, выдвигать по очереди все ящики, внимательным и озабоченным взглядом изучать карту города Глинска, висевшую на стене).
– Мы хотели бы заявить о нападении на нас, – продолжил Павел.
– Понятно, – покорно кивнул сержант. – Напишете заявление, завтра придет начальство, будет разбираться.
Под диктовку Павла Катя мелким аккуратным почерком настрочила страницу текста. Особое внимание в заявлении уделялось точным приметам троих хулиганов. Павел даже подошел к доске «Их разыскивает милиция» и внимательно изучил портреты, вывешенные на ней. Впрочем, ни одного из его ночных приятелей там не оказалось.
Сержант неохотно принял из рук Кати заявление, долго и придирчиво изучал его, поворачивая листок то так, то эдак, словно пытаясь проверить, нет ли на нем водяных знаков. Павел обратил внимание, что примерно в середине чтения брови милиционера на мгновение удивленно взлетели вверх, но потом сразу вернулись на место. Сержант смерил Павла недоверчивым взглядом, потом принялся что-то записывать в толстую тетрадь, лежавшую у него на столе.
В этот момент дверь широко распахнулась, и на пороге появился невысокий подтянутый человек лет двадцати восьми в камуфляже. Он строгим взглядом окинул «обезьянник», а сержант тем временем поднялся со своего места и, приложив руку к козырьку фуражки, выпалил на одном дыхании:
– Товарищ лейтенант, за время дежурства никаких происшествий не произошло!
– Вольно, Бурыгин, – проговорил лейтенант, делая шаг по направлению к решетке. – Ну что, орлы? Знакомые все лица? Михеева, опять ты? Не надоело? Тебе на пенсию давно пора, кто на тебя еще клюет-то? Я, помню, пионером был, а ты уже по кустам шастала!
– Ну зачем вы так, товарищ лейтенант, – кокетливо потупила глазки Михеева. – У меня свой клиент есть, многим нравится с женщиной постарше…
– Ну ладно, женщина постарше, посидишь пока у нас, пусть клиент немного отдохнет…
– А может, договоримся, товарищ лейтенант, – без особой надежды в голосе предложила Михеева. – Мы ж все понимаем, милиции сейчас платят недостаточно…
– Да ты что, Михеева, взятку мне предлагаешь? – недоуменно переспросил лейтенант и расхохотался. – Да еще в присутствии подчиненных? Ну ты, блин, даешь!
– Тогда, может, натурой возьмете?…
– Ох, нет, Михеева, – поперхнулся веселый лейтенант, – пусть мои враги с тебя натурой берут… Ага, Зосимыч, и ты тут? Надоело на свалке ночевать, решил в милицию сдаться?
Сизый бомж из угла неопределенно развел руками и промычал что-то нечленораздельное.
– Бурыгин! – повернулся лейтенант к дежурному. – Опять сюда всякую пакость тащат? Оставили бы Зосимыча в родной канаве, и нам заразы меньше, и ему спокойнее. Кто его привез?
– Не могу знать, товарищ лейтенант.
– Сам, что ли, приплелся? Бомж согласно замычал и виновато поник головой.
– Так, с Зосимычем все ясно, – махнул рукой лейтенант. – А это что за птица? Явно не наш клиент. Как фамилия? По какому поводу задержан? – строгим голосом обратился он к нервному молодому человеку за решеткой.
– Никита Суровцев, студент первого курса, – затараторил тот и, подскочив ближе, вцепился в железные прутья. – Меня взяли по ошибке, товарищ лейтенант, меня приняли не за того… то есть я не тот, кто вам нужен… то есть тот, кто нужен, убежал…
– Гражданин Суровцев! – укоризненно покачал головой лейтенант и сурово сдвинул брови на переносице, вероятно, ощущая себя умудренным опытом наставником молодежи. – Почем вы знаете, кто нам нужен? Разберемся. У нас зря не задерживают. Бурыгин, ко мне его!
Сержант услужливо выскочил из-за стекла и принялся нашаривать на поясе связку ключей. В это время лейтенант еще раз оглядел хозяйским взглядом предбанник и заметил Ткачева с Катей, смущенно топтавшихся у стены, на которой висел стенд «Их разыскивает милиция».
– Вы по какому вопросу, граждане? – спросил лейтенант.
Павел выступил вперед.
– На нас совершено нападение. В городском парке, – пояснил он. – Мне удалось справиться своими силами, однако я написал заявление и готов помочь составить фотороботы преступников. Я детально запомнил их внешность.
Лейтенант с неудовольствием оглядел Павла с головы до ног.
– В парке у нас ночью темно, – покачиваясь с носка на пятку, сухо заметил он. – Вы уверены, гражданин, что действительно разглядели нападавших?
– Абсолютно уверен.
– И как же вы справились своими силами?
– Не превышая пределов необходимой самообороны, – отчеканил Ткачев.
– Хм, – пожевал губами лейтенант. – Тогда подождите. Сейчас с гражданином Суровцевым побеседуем, потом до вас дело дойдет.
Лейтенант молодцевато повернулся и зашагал по лестнице на второй этаж. Нервный молодой человек суетливо заковылял следом. Ткачев с Катей остались сиротливо стоять на прежнем месте.
– Да-а, – усмехнулся Павел. – А ты говоришь, в Глинске не нападают и не грабят.
Катя едва заметно усмехнулась и молча принялась изучать плитки пола. Ткачеву стало ее жалко. Он протянул руку и обнял девушку за плечи. Катя вздохнула, легонько прижалась к Павлу, положила голову ему на плечо, и он с наслаждением втянул нежный запах ее волос.
На столе у дежурного надсадно прогудел телефон. Сержант снял трубку, перевел взгляд на Катю с Ткачевым и согласно кивнул.
– На второй этаж, пожалуйста, поднимайтесь, – сказал он. – Кабинет двести четырнадцать. К лейтенанту Мегрелову. Пропуск возьмите.
Лейтенант Мегрелов брезгливо вертел в руках заявление Павла, словно боясь испачкаться.
– Садитесь, – неохотно пригласил он. – Ознакомился с вашим заявлением. Мы его, конечно, зарегистрируем, будем разбираться, приметы вы здесь очень подробно указываете. Только скажите, уважаемый гражданин Ткачев… Вы ведь, если не ошибаюсь, у нас проездом, из Москвы. Скоро вернетесь в столицу, забудете все, что с вами здесь произошло, как неприятный сон. А вот спутница ваша, Катерина Сельцова, в Глинске останется. Подумайте, будет ли ей на пользу то, что мы будем вести расследование?
Павел оторопел. Он никак не ожидал услышать такое из уст представителя закона. Как можно бояться, что расследование обнаружит преступников? При чем тут Катя? Чего добивается этот лейтенант? Денег? А может, удара кулаком в зубы?
– Я обязан предупредить вас, – продолжал невозмутимый Мегрелов, – шансов, что преступники будут найдены, очень мало. Скорее всего, ни одного из троих нападавших уже нет в городе. Или они залягут на дно на несколько месяцев, или попытаются – извините за откровенность – в ваше отсутствие… гм… воздействовать на единственную свидетельницу. То есть на гражданку Сельцову. Сам вы, гражданин Ткачев, безусловно, способны за себя постоять. Но вот девушка… Кто может гарантировать ей безопасность, когда вас уже здесь не будет?
– Я полагал, вы, – возмущенно выпалил Павел.
– Сожалею, но возможности круглосуточно охранять гражданку Сельцову у нас нет, – отрезал лейтенант. – Вот потому я и призываю вас еще раз хорошенько подумать, прежде чем я дам делу официальный ход. Это висяк чистой воды. Мы, конечно, приложим все усилия, но…
– Павел, пошли отсюда, – подала голос Катя. – Я же говорила…
Что-то в ее тоне было такое обреченное, такое овечье, послушное, что Ткачев разозлился. Он, конечно, свалял дурака, обратившись в полицию, то есть, по-здешнему, ментовку. Выходит, придется, как всегда, действовать самому, на свой страх и риск. Но покидать милицию вот так, не солоно хлебавши, не хотелось.
– Заявление я пока оставлю, – тоном, не допускающим возражений, объявил Павел. – Надеюсь, оно уже зарегистрировано?
– Конечно, – подтвердил Мегрелов, пристально глядя в лицо Ткачеву. – Но вы можете забрать его, как только пожелаете. Обратный билет в Москву уже есть? Может, помочь надо? Мы по своим каналам мигом сделаем…
– Я настаиваю на том, чтобы были составлены фотороботы на-падавших ,– пропустил его слова мимо ушей Павел.
– Это пожалуйста. Сейчас пройдем в соседний кабинет, на компьютере подберем. Компьютеры у нас хорошие, новые, недавно только поставили…
– Ну и порядки у вас! – проворчал Павел, когда они с Катей вышли из дверей успевшей обоим порядком надоесть ментовки. – Бардак! – Ткачев смачно выговорил это заимствованное у французов слово. Нет, по-русски оно звучит все же куда более экспрессивно. И понятие обозначает более широкое. Даже всеобъемлющее: никто не занимается тем, чем ему положено.
Павел даже сплюнул с досады, но тут же осознал свою неправоту. Перед его мысленным взором возникло широкое улыбающееся лицо Андрея Тищенко, сержанта милиции из подмосковного Красногорска, с которым он познакомился примерно полгода назад. Обстоятельства их встречи нельзя было назвать безмятежными, но именно благодаря его с Андреем сотрудничеству была обезврежена целая секта темныхи даже предотвращен теракт в центре столицы… Нет, далеко не все в ментовке жлобы и бездельники. Кате, понятное дело, обо всем этом Павел говорить не стал, лишь махнул рукой и зашагал прочь от облупившегося старого здания.
– Скажи, Катюша, а тебе не страшно? – спросил Ткачев немного погодя. – Этот Мегрелов в чем-то прав. Я рано или поздно уеду, а тебе здесь жить…
Катя задумалась.
– Утро вечера мудренее, – улыбнулась она минуту спустя. – Завтра подумаем. Ну, вот мы и пришли. Зцесь я живу.
Павел обвел взглядом четырехэтажный кирпичный дом с ажурными балконами, перевел взгляд на палисадник, засаженный смородиной. «И зачем только в городе сажают эти кусты? – подумал он про себя. – Нелепость полная. Много с них не соберешь, да и толку с этого сбора… Проще в магазин сходить. Наверное, по старой крестьянской привычке, не иначе».
Взглянув на Катю, Павел проникся ответственностью момента и решил, что пора, как говорится, брать быка за рога, становиться мачо и вообще – проявлять инициативу. Многозначительно прищурив один глаз, он зябко повел плечами.
– Как-то сыро в этом отделении было. Признаться, продрог я изрядно и, соответственно, с удовольствием бы выпил чашечку горячего чая.
– Извини, дома полно народу, даже чаю выпить негде, – развела руками Катя. – Спасибо за вкусный ужин. И за приятную компанию тоже. До гостиницы отсюда никакой транспорт не ходит. Придется тебе на такси тратиться…
Не солоно хлебавши, Павел вышел на проспект. Ночная жизнь Глинска, очевидно, не отличалась большим разнообразием. Вокруг не было ни души, большинство окон в домах уже погасли, только возле обшарпанного подъезда целовалась парочка, да где-то в отдалении слышался звон бьющегося стекла и хриплая нецензурная брань. Павел повертел головой в обе стороны пустынного проспекта и не обнаружил ни такси, ни частников. Прекрасно ориентируясь на местности, он очень ясно представлял себе, в какой стороне от Катиного дома находится «Турист», и вполне мог бы преодолеть это расстояние пешком. Тем более что поразмыслить ему было о чем, а делалось это всегда продуктивнее на свежем воздухе.
Злость на Мегрелова уже испарилась, осталась только досада на себя. Что-то подсказывало Павлу, что между ночным нападением странных бандитов и его архивными изысканиями существует прямая связь. Упорно не давало покоя то неприятное ощущение опасности, что на мгновение возникло, когда они с Катей сидели в «Сатурне». Значит, он не ошибся. Слежка за ним велась. Уже тогда.
Стало быть, придется еще задержаться в этом Глинске. День, а то и два, до выяснения обстоятельств… Черт побери, Мак-Кормик ему точно голову оторвет.
За спиной послышался шелест шин. Павел обернулся, поднял руку, остановил машину и за привычный уже полтинник добрался до своего «Туриста».
Раиса Юрьевна из-за стойки одарила Ткачева сладкой улыбкой и выдала ключ от номера.
– Кстати, вам тут принесли… Срочная телеграмма.
Павел двинулся вверх по лестнице, на ходу распечатывая заклеенное бумажной полоской почтовое отправление. Когда он пробежал строки сообщения, у него на мгновение потемнело в глазах.
«Валю сбила машина. Находится в реанимации. Срочно приезжай. Женя».
Час спустя Ткачев уже трясся в рейсовом междугороднем автобусе, который на полной скорости катился по ночному глоссе в сторону столицы. И Катя, и баба Нюра, и глинские менты, и таинственные хулиганы из парка мигом отошли на второй план.
Часа два Павел нетерпеливо ерзал в кресле. Вначале он смотрел в окно, немного погодя слушал, надев наушники, какую-то идиотскую радиопередачу, потом пытался читать газету, которую купил в здании автовокзала, даже начал было разгадывать кроссворд, но не нашел ручки. Зато извлек из заднего кармана брюк серебряную пулю на цепочке. Это вещественное свидетельство своего российского прошлого Павел обнаружил в шкатулке, когда разбирал бумаги Джона Тэйлора, человека, которого на протяжении всей жизни считал отцом. Да, эта пуля была единственным подарком, который достался Павлу от настоящих, кровных, родителей. Кому же принадлежал этот незатейливый талисман? Какую силу хранил в себе? Кому служил оберегом? Бабушке Анне Антиповне, а может, его отцу или матери…
В тусклом свете горящей вверху лампочки Павел попытался рассмотреть металлическую вещицу. Поверхность пули не была идеально ровной. Кое-где ее покрывали мелкие царапины и выбоины. Похоже, не одно десятилетие прошло с тех пор, как неведомый умелец выплавил ее. Решив, что было бы обидным потерять единственное доказательство его генетической связи с этой страной, Павел надел талисман на шею и… тотчас ощутил нечто. Пуля источала мягкое, ровное тепло. «Э, похоже, в ней и впрямь есть сила», – удивился Павел и «прощупал» странный предмет. Результат его немного озадачил. Сгусток энергии, удивительно чистой, светлой, был заключен в этой пуле. Однако энергия не была активна, она, казалось, дремала в надежно защищающем ее сосуде, как бабочка в коконе. «Н-да, интересно, что может пробудить ее? – задал себе вопрос Павел. – Или кто?» То, что обычно предметы с подобной энергетикой бывают запрограммированными на конкретные ситуации либо на определенных людей, Ткачев знал очень хорошо…
Раздумья ни к чему не привели, а лишь окончательно утомили и без того уставшего Павла. Увидев, что все вокруг давно спят, он тоже решил отдохнуть. «Судя по всему, завтра неприятностей меня ждет предостаточно. Так что будет совсем нелишним, если я хотя бы высплюсь», – подумал Ткачев. Закрыв глаза, он расслабился по методике «быстрый сон» и провалился в тревожное забытье.
До больницы он добрался около четырех утра. К Вале Павла не пустили, несмотря на уговоры, толстую пачку денег, угрозы и мольбы. Усталый доктор в зеленоватом халате и шапочке молча выслушал поток веских и продуманных доводов Ткачева, молча указал ему рукой на дверь с табличкой «Ординаторская», пропустил внутрь тесноватой комнатенки и опустился на подоконник, уступив посетителю единственный в комнате стул.
– Я готов ответить на все ваши вопросы, Павел, – проговорил доктор, снимая очки и протирая платком покрасневшие после бессонной ночи глаза. – Ваша знакомая находится в тяжелом, можно сказать, крайне тяжелом состоянии. Авария, несчастный случай. Виновникам ДТП удалось скрыться – наезд произошел на безлюдной улице. Этим занимается милиция, но при таких раскладах надежды на успех мало. Мы, со своей стороны, уверяю, делаем все возможное. Однако когда Валентина придет в сознание, и придет ли вообще, сказать сложно.
– Я бы очень хотел увидеть ее. Пожалуйста, доктор.
– Сожалею, пока не могу разрешить посещение. Да и к чему вам? Она не говорит, не реагирует на внешние раздражители. Подключена к аппарату искусственного дыхания…
Спорить, похоже, было бесполезно. «Ладно, – решил Ткачев про себя, – и не такие препятствия преодолевали».
Он провел десять минут в скверике перед больницей, изучая расположение окон, припоминая, где находится кабинет врача, с которым он беседовал. Реанимация, как Павел успел заметить, помещалась на том же этаже, только в противоположном конце коридора. К сожалению, времени до рассвета почти не осталось. Пришлось карабкаться по водосточной трубе до открытого окна туалета, а потом осторожно передвигаться, прижимаясь к стене, по коридору, мимо дежурной медсестры, дремавшей за столиком.
Валя, бледная, с ввалившимися щеками и запавшими глазами, неподвижно лежала на высокой койке. Руки ее были безжизненно вытянуты вдоль тела, спутанные волосы сбились набок, на виске виднелся кровоподтек. К тонким запястьям тянулись прозрачные трубки капельниц. Сердце Павла сжалось. Чем так привлекала его эта девушка? Почему он всегда чувствовал себя с ней легко и свободно? Он не мог ответить на этот вопрос. Да и нужно ли было на него отвечать?
Павел осторожно приблизился к Вале, склонился над изголовьем. И тут внезапно голова словно налилась свинцом, кровь гулко запульсировала в висках. В то же время серебряная пуля, висевшая у него на шее, чуть шевельнулась, и Павел почувствовал, что его обдало мощной горячей волной. Энергия, скрытая в талисмане, внезапно пробудилась и начала свою работу, стремясь сообщить ему что-то важное, о чем-то предупредить.
Павел выпрямился и осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, что именно заставило талисман ожить. Место? Предметы, находящиеся в палате? Или… Он снова приблизился к Вале, и от пули вновь пошла тревожная горячая волна. Может, она реагирует на присутствие потусторонних, злых сил? Павел бегло просканировал помещение. Так и есть. Темныебыли здесь.
Павел сосредоточился, раскинул энергетическую сеть и принялся на этот раз внимательно, методично сканировать помещение. Чисто. Но следы оставались, Ткачев был в этом уверен. Вон едва заметные хлопья темного тумана висят в верхнем углу. Но зачем они приходили сюда? Чем им помешала Валентина?
И тут Павла осенило. Им вовсе не Валя была нужна. Им был нужен он. И сбили девушку не случайно, ее специально поджидали, выслеживали… Они хотели, чтобы Павел примчался сюда, чтобы навсегда оставил Глинск, забыл, что видел и что слышал за время пребывания там.
Все это за долю секунды пронеслось в его мозгу. И тотчас, словно исполнив свою работу, серебряная пуля перестала подавать признаки жизни.
Ткачев «прощупал» талисман. Энергия снова покоилась в коконе.
Так. Павел сел на стул, стоявший рядом с койкой. Выходит, пуля – это не что иное, как оберег, подающий сигнал в случае опасности или присутствия темных сил. Мало того, он позволяет восстановить картину произошедшего. «Но почему он раньше не работал? – удивился Павел. – Ведь я всегда носил его с собой, с того самого момента… Стоп. Носил, но в кармане. На шею я его надел несколько часов назад».
Судя по всему, талисман принадлежал бабушке. Все, что Павел успел узнать о ней за время своего пребывания в Глинске, подтверждало это предположение. Ткачев был почти уверен, что именно от Анны Антиповны через года и расстояния получил он этот сокровенный подарок. Словно в ответ на его мысли, от талисмана пришла легкая волна тепла. Потом снова все успокоилось.
Павел наклонился к Вале и поцеловал девушку в губы. Он отомстит за нее. Ни один из тех, кто сделал это, не уйдет от заслуженной кары. «Пусть я стану легок, как ветер, неуловим, как тень, и смертоносен, как скорпион», – прошептал Павел фразу, которую когда-то слышал от своего учителя Акиры Моримото…
Выйдя из больницы, Павел почувствовал, что его охватило злое веселье. Он был полон сил и решимости сражаться. Все встало на свои места. И вчерашнее происшествие, когда трое неизвестных напали на него в Глинске, и крайнее нежелание доблестного лейтенанта Мегрелова заниматься розысками сбежавших бандитов… Да, оперативно сработали, сволочи. Похоже, Валю заказали сразу после неудачного нападения. Скорее всего, по телефону. Но откуда они вообще знают о ее существовании? На это возможен единственный ответ – навели справки заранее, пока он находился в Глинске. Вполне логично. Появился новый человек, ведет себя странно, расспрашивает о том, о чем не полагается, роется в архиве. Значит, Павла и впрямь пасли несколько дней. Не показалось…
Здесь пахнет организацией, и солидной. Тогда что же получается? У них весь Глинск под колпаком?
Павел разозлился всерьез. Выходит, его пытались примитивно обвести вокруг пальца, выставить пешкой, марионеткой, слепо подчиняющейся чужой воле! Не выйдет. Ему объявлена война. Что ж, он принял вызов. Противник, очевидно, не до конца понимает, с кем связался. Возможно, это и к лучшему.
Вале он теперь помочь, к сожалению, ничем не может. Бабкин дар врачевания Павлу не передался. Оставалось только надеяться на врачей. Но это уже потом. После того, как он еще раз съездит в Глинск.
Дар врачевания…
Одна интересная деталь, которую Павлу удалось почерпнуть из дела Карасевой, молнией вспыхнула в мозгу. Он как-то не уделил ей сразу должного внимания, а зря.
Он вспомнил, что к делу прилагались записи бесед с Матвеем Сабуровым, а также протоколы допросов свидетелей по делу о пропаже Анны Антиповны. В них речь шла о книге заклинаний и заговоров, которую при жизни Карасева берегла пуще глаза. Никто не знал, где она ее хранила, но точно не на Путейской. Как следовало из показаний соседей, пока Нюрку по ночам катали на черных «воронках», дома у нее устраивались обыски с одной-единственной целью: найти вожделенную книгу. О существовании книги, как уверяла Катя, изначально знал только Матвей. Он и донес куда следует. Однако книгу не нашли ни при жизни Карасевой, ни после ее исчезновения.
И тут Павел понял. Бабка не успела передать ему свой бесценный дар исцеления на словах. Но, как говаривал великий учитель Акира-сан, человек, которому удается обрести книгу знании, может быстро постичь умение целительствовать и даже поднимать людей со смертного одра. Так вот чем интересовалась наследница Матвея, когда брала из городской библиотеки папки с личными делами своего опекуна и его бывшей возлюбленной! Вот за чем охотился сам Матвей, блуждая по лесу и не зная, что в итоге найдет вовсе не сокровище, а собственную смерть на дне волчьей ямы! Но зачем эта книга темным?Ведь не спасать же людей они собрались. А впрочем, ничего сложного. Знания, заключенные в ней, можно использовать как во благо, так и во вред. Что такое, например, нож? Бездушный, бессмысленный инструмент, который может стать и скальпелем в руках хирурга, и тесаком за поясом убийцы.
Ткачев сжал кулаки. Нет уж, дудки! Им не заполучить этой книги! Он не позволит!
Внезапно Павел остановился и посмотрел на талисман. В запале он не заметил момента, когда тот снова начал действовать. Теперь же оберег уже завершал свою работу, энергия возвращалась в кокон. Выходит, вспомнить о книге Ткачеву помогла серебряная пуля. «Спасибо, бабушка, – прошептал Павел. – Яобязательно выполню твою последнюю волю. Я вернусь в Глинск».
Еще раз сопоставив все детали, Павел больше не сомневался, что кольцо вокруг него сжимается все сильнее. Здесь, в Москве, у приемной дочки Матвея свои люди. А скорее всего, и не люди, а эти. Ткачев не сомневался, что они следят за ним, значит, теперь придется быть вдвойне осторожным, чтобы не подвести под удар не только себя, но и тех, кто так или иначе связан с ним. Женю, например, который пока остается в Москве. Надо действовать, и немедленно.
– Алло, Женька, привет, – энергично поздоровался Павел, услышав в трубке мобильного заспанный голос. – Извини, что ни свет ни заря. Дело безотлагательное.
– Н-да… понимаю… – с трудом ворочая языком, выговорил Женя. – Уже примчался? В больнице был?
– Да, отсюда и звоню. Ситуация осложняется. Ты должен немедленно уехать из Москвы. На пару недель.
За решеткой сидели трое.
Первый, мужик неопределенного возраста, вместо лица имел сплошной синяк, переливавшийся всеми оттенками, от фиолетового до зеленого, а на ногах носил кирзовые сапоги с отслоившейся подошвой, из которых торчали синюшно-серые большие пальцы.
Вторая, крашеная блондинка с черными бровями и очень пухлыми губами, была одета в черную кожаную куртку и очень короткую юбку, из-под которой торчали мощные ляжки и объемные икры.
Третий заключенный, светловолосый очкарик, возрастом и обликом напоминал студента, а то и старшеклассника. Он затравленно поводил глазами из стороны в сторону, время от времени подходил к решетке и пытался втолковать хмурому дежурному, что забрали его по ошибке, а тот, кто на самом деле пытался толкнуть наркоту в подворотне, благополучно унес ноги. Временами парень срывался на крик, куда-то звонил по сотовому, потом садился на лавку в глубине «обезьянника», опускал голову, обхватывал ее руками – словом, нервничал.
Бомж с путаной, напротив, никаких признаков беспокойства не обнаруживали, права качать не пытались, терпеливо и привычно дожидались решения своей участи. Девица, непринужденно закинув ногу на ногу, тыкала длинным крашеным ногтем в мобильник, а ее дурно пахнущий сосед мирно посапывал в углу.
– Здравствуйте, – обратился Павел к сержанту, сидевшему за стеклом.
– Здравствуйте, – устало откликнулся тот, немедленно найдя себе несколько неотложных дел (перекладывать бумагу и ручку на столе, выдвигать по очереди все ящики, внимательным и озабоченным взглядом изучать карту города Глинска, висевшую на стене).
– Мы хотели бы заявить о нападении на нас, – продолжил Павел.
– Понятно, – покорно кивнул сержант. – Напишете заявление, завтра придет начальство, будет разбираться.
Под диктовку Павла Катя мелким аккуратным почерком настрочила страницу текста. Особое внимание в заявлении уделялось точным приметам троих хулиганов. Павел даже подошел к доске «Их разыскивает милиция» и внимательно изучил портреты, вывешенные на ней. Впрочем, ни одного из его ночных приятелей там не оказалось.
Сержант неохотно принял из рук Кати заявление, долго и придирчиво изучал его, поворачивая листок то так, то эдак, словно пытаясь проверить, нет ли на нем водяных знаков. Павел обратил внимание, что примерно в середине чтения брови милиционера на мгновение удивленно взлетели вверх, но потом сразу вернулись на место. Сержант смерил Павла недоверчивым взглядом, потом принялся что-то записывать в толстую тетрадь, лежавшую у него на столе.
В этот момент дверь широко распахнулась, и на пороге появился невысокий подтянутый человек лет двадцати восьми в камуфляже. Он строгим взглядом окинул «обезьянник», а сержант тем временем поднялся со своего места и, приложив руку к козырьку фуражки, выпалил на одном дыхании:
– Товарищ лейтенант, за время дежурства никаких происшествий не произошло!
– Вольно, Бурыгин, – проговорил лейтенант, делая шаг по направлению к решетке. – Ну что, орлы? Знакомые все лица? Михеева, опять ты? Не надоело? Тебе на пенсию давно пора, кто на тебя еще клюет-то? Я, помню, пионером был, а ты уже по кустам шастала!
– Ну зачем вы так, товарищ лейтенант, – кокетливо потупила глазки Михеева. – У меня свой клиент есть, многим нравится с женщиной постарше…
– Ну ладно, женщина постарше, посидишь пока у нас, пусть клиент немного отдохнет…
– А может, договоримся, товарищ лейтенант, – без особой надежды в голосе предложила Михеева. – Мы ж все понимаем, милиции сейчас платят недостаточно…
– Да ты что, Михеева, взятку мне предлагаешь? – недоуменно переспросил лейтенант и расхохотался. – Да еще в присутствии подчиненных? Ну ты, блин, даешь!
– Тогда, может, натурой возьмете?…
– Ох, нет, Михеева, – поперхнулся веселый лейтенант, – пусть мои враги с тебя натурой берут… Ага, Зосимыч, и ты тут? Надоело на свалке ночевать, решил в милицию сдаться?
Сизый бомж из угла неопределенно развел руками и промычал что-то нечленораздельное.
– Бурыгин! – повернулся лейтенант к дежурному. – Опять сюда всякую пакость тащат? Оставили бы Зосимыча в родной канаве, и нам заразы меньше, и ему спокойнее. Кто его привез?
– Не могу знать, товарищ лейтенант.
– Сам, что ли, приплелся? Бомж согласно замычал и виновато поник головой.
– Так, с Зосимычем все ясно, – махнул рукой лейтенант. – А это что за птица? Явно не наш клиент. Как фамилия? По какому поводу задержан? – строгим голосом обратился он к нервному молодому человеку за решеткой.
– Никита Суровцев, студент первого курса, – затараторил тот и, подскочив ближе, вцепился в железные прутья. – Меня взяли по ошибке, товарищ лейтенант, меня приняли не за того… то есть я не тот, кто вам нужен… то есть тот, кто нужен, убежал…
– Гражданин Суровцев! – укоризненно покачал головой лейтенант и сурово сдвинул брови на переносице, вероятно, ощущая себя умудренным опытом наставником молодежи. – Почем вы знаете, кто нам нужен? Разберемся. У нас зря не задерживают. Бурыгин, ко мне его!
Сержант услужливо выскочил из-за стекла и принялся нашаривать на поясе связку ключей. В это время лейтенант еще раз оглядел хозяйским взглядом предбанник и заметил Ткачева с Катей, смущенно топтавшихся у стены, на которой висел стенд «Их разыскивает милиция».
– Вы по какому вопросу, граждане? – спросил лейтенант.
Павел выступил вперед.
– На нас совершено нападение. В городском парке, – пояснил он. – Мне удалось справиться своими силами, однако я написал заявление и готов помочь составить фотороботы преступников. Я детально запомнил их внешность.
Лейтенант с неудовольствием оглядел Павла с головы до ног.
– В парке у нас ночью темно, – покачиваясь с носка на пятку, сухо заметил он. – Вы уверены, гражданин, что действительно разглядели нападавших?
– Абсолютно уверен.
– И как же вы справились своими силами?
– Не превышая пределов необходимой самообороны, – отчеканил Ткачев.
– Хм, – пожевал губами лейтенант. – Тогда подождите. Сейчас с гражданином Суровцевым побеседуем, потом до вас дело дойдет.
Лейтенант молодцевато повернулся и зашагал по лестнице на второй этаж. Нервный молодой человек суетливо заковылял следом. Ткачев с Катей остались сиротливо стоять на прежнем месте.
– Да-а, – усмехнулся Павел. – А ты говоришь, в Глинске не нападают и не грабят.
Катя едва заметно усмехнулась и молча принялась изучать плитки пола. Ткачеву стало ее жалко. Он протянул руку и обнял девушку за плечи. Катя вздохнула, легонько прижалась к Павлу, положила голову ему на плечо, и он с наслаждением втянул нежный запах ее волос.
На столе у дежурного надсадно прогудел телефон. Сержант снял трубку, перевел взгляд на Катю с Ткачевым и согласно кивнул.
– На второй этаж, пожалуйста, поднимайтесь, – сказал он. – Кабинет двести четырнадцать. К лейтенанту Мегрелову. Пропуск возьмите.
Лейтенант Мегрелов брезгливо вертел в руках заявление Павла, словно боясь испачкаться.
– Садитесь, – неохотно пригласил он. – Ознакомился с вашим заявлением. Мы его, конечно, зарегистрируем, будем разбираться, приметы вы здесь очень подробно указываете. Только скажите, уважаемый гражданин Ткачев… Вы ведь, если не ошибаюсь, у нас проездом, из Москвы. Скоро вернетесь в столицу, забудете все, что с вами здесь произошло, как неприятный сон. А вот спутница ваша, Катерина Сельцова, в Глинске останется. Подумайте, будет ли ей на пользу то, что мы будем вести расследование?
Павел оторопел. Он никак не ожидал услышать такое из уст представителя закона. Как можно бояться, что расследование обнаружит преступников? При чем тут Катя? Чего добивается этот лейтенант? Денег? А может, удара кулаком в зубы?
– Я обязан предупредить вас, – продолжал невозмутимый Мегрелов, – шансов, что преступники будут найдены, очень мало. Скорее всего, ни одного из троих нападавших уже нет в городе. Или они залягут на дно на несколько месяцев, или попытаются – извините за откровенность – в ваше отсутствие… гм… воздействовать на единственную свидетельницу. То есть на гражданку Сельцову. Сам вы, гражданин Ткачев, безусловно, способны за себя постоять. Но вот девушка… Кто может гарантировать ей безопасность, когда вас уже здесь не будет?
– Я полагал, вы, – возмущенно выпалил Павел.
– Сожалею, но возможности круглосуточно охранять гражданку Сельцову у нас нет, – отрезал лейтенант. – Вот потому я и призываю вас еще раз хорошенько подумать, прежде чем я дам делу официальный ход. Это висяк чистой воды. Мы, конечно, приложим все усилия, но…
– Павел, пошли отсюда, – подала голос Катя. – Я же говорила…
Что-то в ее тоне было такое обреченное, такое овечье, послушное, что Ткачев разозлился. Он, конечно, свалял дурака, обратившись в полицию, то есть, по-здешнему, ментовку. Выходит, придется, как всегда, действовать самому, на свой страх и риск. Но покидать милицию вот так, не солоно хлебавши, не хотелось.
– Заявление я пока оставлю, – тоном, не допускающим возражений, объявил Павел. – Надеюсь, оно уже зарегистрировано?
– Конечно, – подтвердил Мегрелов, пристально глядя в лицо Ткачеву. – Но вы можете забрать его, как только пожелаете. Обратный билет в Москву уже есть? Может, помочь надо? Мы по своим каналам мигом сделаем…
– Я настаиваю на том, чтобы были составлены фотороботы на-падавших ,– пропустил его слова мимо ушей Павел.
– Это пожалуйста. Сейчас пройдем в соседний кабинет, на компьютере подберем. Компьютеры у нас хорошие, новые, недавно только поставили…
* * *
– Ну и порядки у вас! – проворчал Павел, когда они с Катей вышли из дверей успевшей обоим порядком надоесть ментовки. – Бардак! – Ткачев смачно выговорил это заимствованное у французов слово. Нет, по-русски оно звучит все же куда более экспрессивно. И понятие обозначает более широкое. Даже всеобъемлющее: никто не занимается тем, чем ему положено.
Павел даже сплюнул с досады, но тут же осознал свою неправоту. Перед его мысленным взором возникло широкое улыбающееся лицо Андрея Тищенко, сержанта милиции из подмосковного Красногорска, с которым он познакомился примерно полгода назад. Обстоятельства их встречи нельзя было назвать безмятежными, но именно благодаря его с Андреем сотрудничеству была обезврежена целая секта темныхи даже предотвращен теракт в центре столицы… Нет, далеко не все в ментовке жлобы и бездельники. Кате, понятное дело, обо всем этом Павел говорить не стал, лишь махнул рукой и зашагал прочь от облупившегося старого здания.
– Скажи, Катюша, а тебе не страшно? – спросил Ткачев немного погодя. – Этот Мегрелов в чем-то прав. Я рано или поздно уеду, а тебе здесь жить…
Катя задумалась.
– Утро вечера мудренее, – улыбнулась она минуту спустя. – Завтра подумаем. Ну, вот мы и пришли. Зцесь я живу.
Павел обвел взглядом четырехэтажный кирпичный дом с ажурными балконами, перевел взгляд на палисадник, засаженный смородиной. «И зачем только в городе сажают эти кусты? – подумал он про себя. – Нелепость полная. Много с них не соберешь, да и толку с этого сбора… Проще в магазин сходить. Наверное, по старой крестьянской привычке, не иначе».
Взглянув на Катю, Павел проникся ответственностью момента и решил, что пора, как говорится, брать быка за рога, становиться мачо и вообще – проявлять инициативу. Многозначительно прищурив один глаз, он зябко повел плечами.
– Как-то сыро в этом отделении было. Признаться, продрог я изрядно и, соответственно, с удовольствием бы выпил чашечку горячего чая.
– Извини, дома полно народу, даже чаю выпить негде, – развела руками Катя. – Спасибо за вкусный ужин. И за приятную компанию тоже. До гостиницы отсюда никакой транспорт не ходит. Придется тебе на такси тратиться…
* * *
Не солоно хлебавши, Павел вышел на проспект. Ночная жизнь Глинска, очевидно, не отличалась большим разнообразием. Вокруг не было ни души, большинство окон в домах уже погасли, только возле обшарпанного подъезда целовалась парочка, да где-то в отдалении слышался звон бьющегося стекла и хриплая нецензурная брань. Павел повертел головой в обе стороны пустынного проспекта и не обнаружил ни такси, ни частников. Прекрасно ориентируясь на местности, он очень ясно представлял себе, в какой стороне от Катиного дома находится «Турист», и вполне мог бы преодолеть это расстояние пешком. Тем более что поразмыслить ему было о чем, а делалось это всегда продуктивнее на свежем воздухе.
Злость на Мегрелова уже испарилась, осталась только досада на себя. Что-то подсказывало Павлу, что между ночным нападением странных бандитов и его архивными изысканиями существует прямая связь. Упорно не давало покоя то неприятное ощущение опасности, что на мгновение возникло, когда они с Катей сидели в «Сатурне». Значит, он не ошибся. Слежка за ним велась. Уже тогда.
Стало быть, придется еще задержаться в этом Глинске. День, а то и два, до выяснения обстоятельств… Черт побери, Мак-Кормик ему точно голову оторвет.
За спиной послышался шелест шин. Павел обернулся, поднял руку, остановил машину и за привычный уже полтинник добрался до своего «Туриста».
Раиса Юрьевна из-за стойки одарила Ткачева сладкой улыбкой и выдала ключ от номера.
– Кстати, вам тут принесли… Срочная телеграмма.
Павел двинулся вверх по лестнице, на ходу распечатывая заклеенное бумажной полоской почтовое отправление. Когда он пробежал строки сообщения, у него на мгновение потемнело в глазах.
«Валю сбила машина. Находится в реанимации. Срочно приезжай. Женя».
* * *
Час спустя Ткачев уже трясся в рейсовом междугороднем автобусе, который на полной скорости катился по ночному глоссе в сторону столицы. И Катя, и баба Нюра, и глинские менты, и таинственные хулиганы из парка мигом отошли на второй план.
Часа два Павел нетерпеливо ерзал в кресле. Вначале он смотрел в окно, немного погодя слушал, надев наушники, какую-то идиотскую радиопередачу, потом пытался читать газету, которую купил в здании автовокзала, даже начал было разгадывать кроссворд, но не нашел ручки. Зато извлек из заднего кармана брюк серебряную пулю на цепочке. Это вещественное свидетельство своего российского прошлого Павел обнаружил в шкатулке, когда разбирал бумаги Джона Тэйлора, человека, которого на протяжении всей жизни считал отцом. Да, эта пуля была единственным подарком, который достался Павлу от настоящих, кровных, родителей. Кому же принадлежал этот незатейливый талисман? Какую силу хранил в себе? Кому служил оберегом? Бабушке Анне Антиповне, а может, его отцу или матери…
В тусклом свете горящей вверху лампочки Павел попытался рассмотреть металлическую вещицу. Поверхность пули не была идеально ровной. Кое-где ее покрывали мелкие царапины и выбоины. Похоже, не одно десятилетие прошло с тех пор, как неведомый умелец выплавил ее. Решив, что было бы обидным потерять единственное доказательство его генетической связи с этой страной, Павел надел талисман на шею и… тотчас ощутил нечто. Пуля источала мягкое, ровное тепло. «Э, похоже, в ней и впрямь есть сила», – удивился Павел и «прощупал» странный предмет. Результат его немного озадачил. Сгусток энергии, удивительно чистой, светлой, был заключен в этой пуле. Однако энергия не была активна, она, казалось, дремала в надежно защищающем ее сосуде, как бабочка в коконе. «Н-да, интересно, что может пробудить ее? – задал себе вопрос Павел. – Или кто?» То, что обычно предметы с подобной энергетикой бывают запрограммированными на конкретные ситуации либо на определенных людей, Ткачев знал очень хорошо…
Раздумья ни к чему не привели, а лишь окончательно утомили и без того уставшего Павла. Увидев, что все вокруг давно спят, он тоже решил отдохнуть. «Судя по всему, завтра неприятностей меня ждет предостаточно. Так что будет совсем нелишним, если я хотя бы высплюсь», – подумал Ткачев. Закрыв глаза, он расслабился по методике «быстрый сон» и провалился в тревожное забытье.
* * *
До больницы он добрался около четырех утра. К Вале Павла не пустили, несмотря на уговоры, толстую пачку денег, угрозы и мольбы. Усталый доктор в зеленоватом халате и шапочке молча выслушал поток веских и продуманных доводов Ткачева, молча указал ему рукой на дверь с табличкой «Ординаторская», пропустил внутрь тесноватой комнатенки и опустился на подоконник, уступив посетителю единственный в комнате стул.
– Я готов ответить на все ваши вопросы, Павел, – проговорил доктор, снимая очки и протирая платком покрасневшие после бессонной ночи глаза. – Ваша знакомая находится в тяжелом, можно сказать, крайне тяжелом состоянии. Авария, несчастный случай. Виновникам ДТП удалось скрыться – наезд произошел на безлюдной улице. Этим занимается милиция, но при таких раскладах надежды на успех мало. Мы, со своей стороны, уверяю, делаем все возможное. Однако когда Валентина придет в сознание, и придет ли вообще, сказать сложно.
– Я бы очень хотел увидеть ее. Пожалуйста, доктор.
– Сожалею, пока не могу разрешить посещение. Да и к чему вам? Она не говорит, не реагирует на внешние раздражители. Подключена к аппарату искусственного дыхания…
Спорить, похоже, было бесполезно. «Ладно, – решил Ткачев про себя, – и не такие препятствия преодолевали».
Он провел десять минут в скверике перед больницей, изучая расположение окон, припоминая, где находится кабинет врача, с которым он беседовал. Реанимация, как Павел успел заметить, помещалась на том же этаже, только в противоположном конце коридора. К сожалению, времени до рассвета почти не осталось. Пришлось карабкаться по водосточной трубе до открытого окна туалета, а потом осторожно передвигаться, прижимаясь к стене, по коридору, мимо дежурной медсестры, дремавшей за столиком.
Валя, бледная, с ввалившимися щеками и запавшими глазами, неподвижно лежала на высокой койке. Руки ее были безжизненно вытянуты вдоль тела, спутанные волосы сбились набок, на виске виднелся кровоподтек. К тонким запястьям тянулись прозрачные трубки капельниц. Сердце Павла сжалось. Чем так привлекала его эта девушка? Почему он всегда чувствовал себя с ней легко и свободно? Он не мог ответить на этот вопрос. Да и нужно ли было на него отвечать?
Павел осторожно приблизился к Вале, склонился над изголовьем. И тут внезапно голова словно налилась свинцом, кровь гулко запульсировала в висках. В то же время серебряная пуля, висевшая у него на шее, чуть шевельнулась, и Павел почувствовал, что его обдало мощной горячей волной. Энергия, скрытая в талисмане, внезапно пробудилась и начала свою работу, стремясь сообщить ему что-то важное, о чем-то предупредить.
Павел выпрямился и осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, что именно заставило талисман ожить. Место? Предметы, находящиеся в палате? Или… Он снова приблизился к Вале, и от пули вновь пошла тревожная горячая волна. Может, она реагирует на присутствие потусторонних, злых сил? Павел бегло просканировал помещение. Так и есть. Темныебыли здесь.
Павел сосредоточился, раскинул энергетическую сеть и принялся на этот раз внимательно, методично сканировать помещение. Чисто. Но следы оставались, Ткачев был в этом уверен. Вон едва заметные хлопья темного тумана висят в верхнем углу. Но зачем они приходили сюда? Чем им помешала Валентина?
И тут Павла осенило. Им вовсе не Валя была нужна. Им был нужен он. И сбили девушку не случайно, ее специально поджидали, выслеживали… Они хотели, чтобы Павел примчался сюда, чтобы навсегда оставил Глинск, забыл, что видел и что слышал за время пребывания там.
Все это за долю секунды пронеслось в его мозгу. И тотчас, словно исполнив свою работу, серебряная пуля перестала подавать признаки жизни.
Ткачев «прощупал» талисман. Энергия снова покоилась в коконе.
Так. Павел сел на стул, стоявший рядом с койкой. Выходит, пуля – это не что иное, как оберег, подающий сигнал в случае опасности или присутствия темных сил. Мало того, он позволяет восстановить картину произошедшего. «Но почему он раньше не работал? – удивился Павел. – Ведь я всегда носил его с собой, с того самого момента… Стоп. Носил, но в кармане. На шею я его надел несколько часов назад».
Судя по всему, талисман принадлежал бабушке. Все, что Павел успел узнать о ней за время своего пребывания в Глинске, подтверждало это предположение. Ткачев был почти уверен, что именно от Анны Антиповны через года и расстояния получил он этот сокровенный подарок. Словно в ответ на его мысли, от талисмана пришла легкая волна тепла. Потом снова все успокоилось.
Павел наклонился к Вале и поцеловал девушку в губы. Он отомстит за нее. Ни один из тех, кто сделал это, не уйдет от заслуженной кары. «Пусть я стану легок, как ветер, неуловим, как тень, и смертоносен, как скорпион», – прошептал Павел фразу, которую когда-то слышал от своего учителя Акиры Моримото…
* * *
Выйдя из больницы, Павел почувствовал, что его охватило злое веселье. Он был полон сил и решимости сражаться. Все встало на свои места. И вчерашнее происшествие, когда трое неизвестных напали на него в Глинске, и крайнее нежелание доблестного лейтенанта Мегрелова заниматься розысками сбежавших бандитов… Да, оперативно сработали, сволочи. Похоже, Валю заказали сразу после неудачного нападения. Скорее всего, по телефону. Но откуда они вообще знают о ее существовании? На это возможен единственный ответ – навели справки заранее, пока он находился в Глинске. Вполне логично. Появился новый человек, ведет себя странно, расспрашивает о том, о чем не полагается, роется в архиве. Значит, Павла и впрямь пасли несколько дней. Не показалось…
Здесь пахнет организацией, и солидной. Тогда что же получается? У них весь Глинск под колпаком?
Павел разозлился всерьез. Выходит, его пытались примитивно обвести вокруг пальца, выставить пешкой, марионеткой, слепо подчиняющейся чужой воле! Не выйдет. Ему объявлена война. Что ж, он принял вызов. Противник, очевидно, не до конца понимает, с кем связался. Возможно, это и к лучшему.
Вале он теперь помочь, к сожалению, ничем не может. Бабкин дар врачевания Павлу не передался. Оставалось только надеяться на врачей. Но это уже потом. После того, как он еще раз съездит в Глинск.
Дар врачевания…
Одна интересная деталь, которую Павлу удалось почерпнуть из дела Карасевой, молнией вспыхнула в мозгу. Он как-то не уделил ей сразу должного внимания, а зря.
Он вспомнил, что к делу прилагались записи бесед с Матвеем Сабуровым, а также протоколы допросов свидетелей по делу о пропаже Анны Антиповны. В них речь шла о книге заклинаний и заговоров, которую при жизни Карасева берегла пуще глаза. Никто не знал, где она ее хранила, но точно не на Путейской. Как следовало из показаний соседей, пока Нюрку по ночам катали на черных «воронках», дома у нее устраивались обыски с одной-единственной целью: найти вожделенную книгу. О существовании книги, как уверяла Катя, изначально знал только Матвей. Он и донес куда следует. Однако книгу не нашли ни при жизни Карасевой, ни после ее исчезновения.
И тут Павел понял. Бабка не успела передать ему свой бесценный дар исцеления на словах. Но, как говаривал великий учитель Акира-сан, человек, которому удается обрести книгу знании, может быстро постичь умение целительствовать и даже поднимать людей со смертного одра. Так вот чем интересовалась наследница Матвея, когда брала из городской библиотеки папки с личными делами своего опекуна и его бывшей возлюбленной! Вот за чем охотился сам Матвей, блуждая по лесу и не зная, что в итоге найдет вовсе не сокровище, а собственную смерть на дне волчьей ямы! Но зачем эта книга темным?Ведь не спасать же людей они собрались. А впрочем, ничего сложного. Знания, заключенные в ней, можно использовать как во благо, так и во вред. Что такое, например, нож? Бездушный, бессмысленный инструмент, который может стать и скальпелем в руках хирурга, и тесаком за поясом убийцы.
Ткачев сжал кулаки. Нет уж, дудки! Им не заполучить этой книги! Он не позволит!
Внезапно Павел остановился и посмотрел на талисман. В запале он не заметил момента, когда тот снова начал действовать. Теперь же оберег уже завершал свою работу, энергия возвращалась в кокон. Выходит, вспомнить о книге Ткачеву помогла серебряная пуля. «Спасибо, бабушка, – прошептал Павел. – Яобязательно выполню твою последнюю волю. Я вернусь в Глинск».
Еще раз сопоставив все детали, Павел больше не сомневался, что кольцо вокруг него сжимается все сильнее. Здесь, в Москве, у приемной дочки Матвея свои люди. А скорее всего, и не люди, а эти. Ткачев не сомневался, что они следят за ним, значит, теперь придется быть вдвойне осторожным, чтобы не подвести под удар не только себя, но и тех, кто так или иначе связан с ним. Женю, например, который пока остается в Москве. Надо действовать, и немедленно.
– Алло, Женька, привет, – энергично поздоровался Павел, услышав в трубке мобильного заспанный голос. – Извини, что ни свет ни заря. Дело безотлагательное.
– Н-да… понимаю… – с трудом ворочая языком, выговорил Женя. – Уже примчался? В больнице был?
– Да, отсюда и звоню. Ситуация осложняется. Ты должен немедленно уехать из Москвы. На пару недель.