Страница:
Пусть кому-то покажется такая характеристика слишком лестной, сильно преувеличивающей достоинства славян и пренебрегающей их недостатками. Но Гердер упомянул и об отрицательных чертах славян, которые, по его мнению, сильно пострадали не только от ордынского нашествия, но и от германцев: «Не удивительно ли, если бы после стольких столетий порабощения эта нация, до крайности ожесточенная против своих христианских господ и грабителей, не переменила свой мягкий характер на коварную и жестокую леность раба?… Несчастье этого народа заключалось в том, что при своей любви к покою и домашнему усердию он не мог установить долговечного военного строя, хотя у него и не было недостатка в мужестве в минуты бурного сопротивления».
Даже в славные времена Киевской Руси восточнославянские племена не обрели единства, и это обстоятельство препятствовало созданию общего пантеона богов. Судя по «Повести временных лет» серьезную попытку вьщелить главных славянских богов (по-видимому, с политическими целями укрепления духовного единства народа) предпринял в 980 году князь Владимир:
«И начал княжить Владимир в Киеве один, и поставил кумиры на холме вне двора теремного. Перуна деревянного, а голову его серебряную, а ус золотой, и Хорса Дажьбога, и Стри-бога, и Симаргла, и Мокошь и приносил им жертвы, называя их богами…»
Судя по всему, эта попытка создать нечто подобное государственной религиозной системы потерпела полный провал, главной причиной которого было отсутствие в народе общепринятой классификации главных божеств; у каждого племени, а то и у каждого рода были на этот счет свои соображения и традиционные верования. Не потому ли Владимир всего лишь через 8 лет счел необходимым ввести на Руси христианство?
Но если Единый Бог заменил на Руси многих богов, то всяческая нечисть продолжала (отчасти и продолжает) существовать. Без малого через 550 лет после принятия христианства нового-родский архиепископ Макарий писал Ивану IV Грозному, что идолопоклонство сохраняется во многих русских местах: «Суть же скверные мольбища их: лес и камни и реки и болота, источники и горы и холмы, солнце и месяц и звезды и озера… всей твари поклоняются яко богу и чтут и жертву приносят кровную бесам – волов и овец и всякий скот и птицу…»
Исследователям начиная с XVIII века приходилось восстанавливать восточнославянскую мифологию по отрывочным пересказам, критическим замечаниям христианских авторов и сохранившимся в народе преданиям, большинство из которых носило отпечаток христианских верований, порой очень искаженных. Вот почему до сих пор так и не удалось выработать сколько-нибудь обоснованных и общепринятых представлений даже о том, каких богов чтили восточные славяне как великих и главных. Также затруднительно восстановить космогонические представления, бытовавшие на Руси до принятия христианства.
В фольклорном сборнике «Стихи о Голубиной книге» о происхождении мироздания рассказано в стиле древнего мифа, но с явным влиянием Библии: «Наш белый свет взялся от Бога, красно солнце – с лица Божьего, свет луна – с груди его, белые зори – из очей Божьих, ясны звезды – с одежд его, буйны ветры – от Духа Святого, мир Божий – от Адама, крепкие кости взяты из камня, тело наше – из сырой земли».
В целом такое миротворение заставляет вспомнить скандинавский миф о сотворении мира из тела исполина вселенского – Имира, а также индийскую версию о первосуществе Пуруше. Не обязательно предполагать, что сходство этих трех космогонических мифов свидетельствует о едином древнейшем первоисточнике времен индоевропейского единства. Вполне возможно, что представители разных племен, жившие в разные века, независимо приходили к сходным идеям, как это бывает и в истории философии, науки, техники.
Нетрудно заметить, что в приведенном выше фрагменте отголоски христианства явно вторичны и подчас даже кощунственны, еретичны. Здесь Бог творит мир не Словом, а вполне материалистично, приземленно; Дух Святой трактуется как дыхание или дуновение воздуха… Но каким был первоначальный русский миф о создании мира, да и был ли он вообще – остается только догадываться.
Известны апокрифы и легенды, где в творении земной тверди и человека принимают участие Бог и Сатана как представители светлых и темных сил, но действуют они сообща, хотя и при господстве Бога. Изначально, согласно этим версиям, вода и земля оставались едиными, нераздельными или же все пространство было покрыто чем-то подобным всемирному океану.
Ходили-ходили Бог и Сатана по воде, утомились, захотели отдохнуть, а нигде места сухого нет. Бог приказал Сатане нырнуть и достать со дна моря земли во имя Господа. Но Сатана, нырнув, захватил землю во имя собственное, и дважды так и не смог ничего достать. Только на третий раз, исполнив все так, как повелел Бог, он вытащил землю.
В некоторых вариантах подобной легенды действует не Сатана, а морская птица (сходные мифы бытовали в Сибири, а также у индейцев Северной Америки).
В сотворении человека тоже, согласно дуалистическим поверьям, принимали участие Бог и Сатана. Подобные представления находили массу сторонников потому, что доходчиво объясняли существование в природе мест гиблых или опасных, а в человеке – пороков и болезней.
Очень характерно, что исследователям так и не удалось выяснить, какими были взаимоотношения между божествами древних славян, принимали или нет эти божества участие в сотворении и благоустройстве мира, каким предполагалось их происхождение, каким образом взаимодействовали между собой разные поколения богов… Увы, слишком многое в русской мифологии приходится предполагать и домысливать.
Нередко славянских богов разделяют на высших и низших. К первым относятся, например, Перун, Сварог, Дажьбог, а ко вторым – Чур, Ярило. Однако правильнее было бы говорить о богах преимущественно народных, а не низких, которые дополняются или замещаются богами «господскими», которым поклонялись прежде всего высшие слои общества и которые во многом связаны с появлением князей со своими «дружинами хоробрыми».
О народных богах сохранились лишь смутные предания, косвенные сведения. Вот что писал С.А. Токарев об одном из таких богов – Чуре (Щуре):
«Очень вероятно, что это был почитаемый предок-родоначальник. Культ его прямо не засвидетельствован, но сохранились убедительные следы его в славянских языках. Восклицания «Чур!», «Чур меня!», «Чур, это мое!» означали, видимо, заклинание, призывание Чура на помощь… Глагол «чураться» – держаться в стороне, то есть как бы ограждаться Чуром. И слово «чересчур» явно происходит от понятия о Чуре, как бы охраняющем какие-то рубежи, границы родовой земли, вероятно. Что Чур-Щур был именно предок – видно из слова «пращур», прапредок. Быть может, изображения Чура делались из дерева, на что намекает русское слово «чурка» – обрубок дерева».
Другое древнее славянское божество – Ярила (Ярило) связано с культом плодородия и сексуальной мощи. По Владимиру Далю, от Ярилы «ярится земля и все живое». Ему посвящались весьма разнузданные весенние игрища и празднества.
В одной из старинных песен-заклинаний прославляется это божество:
«Волочился Ярила по всему свету, полю жито родил, людям детей плодил. А где он ногою, там жито копною, а куда он взглянет, там колос зацветает». На этого божка намекает и не вполне пристойная, на первый взгляд, загадка, имеющая в виду помело: «Выбежал Ярилко из-за печного столба, начал бабу ярить, только палка стучит». Считается, что со временем некоторые функции Ярилы перешли к Перуну, несмотря на воинственность последнего. Такое объединение олицетворял у балтийских славян бог войны и плодородия Яровит.
Предполагается, что некогда существовала пара богов (по принципу близнечных божеств у разных народов): Белобог и Чернобог. С первым связывали добро, пользу, нечто хорошее, удачу, а со вторым – напротив, беду, несчастье. У белорусов известен мифологический персонаж Белуна – податель достатка, богатства. Однако до сих пор остается спорным вопрос о том, существовал ли в действительности культ Белобога и Чернобога.
Более очевидно, что в далекой древности особо почитались три природные стихии: огонь, вода, земля (античные философы, а затем и средневековые алхимики добавляли к ним еще воздух, считая эту четверку основой мироздания). Огонь выступал в двух ипостасях. Прежде всего, как животворная сила, связанная с солнечным теплом и светом, дарующая жизнь, очищающая от скверны. А образ опасного, вредоносного огня олицетворял многоглавый огнедышащий Змей-Горыныч, у которого взамен одной отсеченной головы тотчас вырастает другая.
Землю славяне любовно называли матушкой, почитали ее. Родимую землицу брали с собой в дальние путешествия, а клятва землей считалась самой верной и нередко сопровождалась обрядом поедания земли. Поклонение земле как матери рода человеческого – проявление не только поэтического (о котором превосходно писал А.Н. Афанасьев в работе «Поэтические воззрения славян на природу»), но и философского осмысления окружающего мира. Вспомним, как один из наиболее ярких философов эпохи Возрождения Джордано Бруно называл себя сыном матери-земли и отца-солнца.
В мифологии славян проявилась общая закономерность: образы первых, наиболее загадочных и во многом забытых богов непосредственно связаны с почитанием предков и природных стихий. По мере изменения окружающей природы под влиянием преобразующей деятельности человека, на первый план начинают выходить образы и проблемы, определяемые социальным укладом, особенностями человеческой личности и отношений между людьми,…Все это остается в далеком прошлом. Казалось бы, какое нам дело до подобных древностей, да еще не материальных, а духовных? Кто-то уверен, что как представитель современной технической цивилизации он находится на вершине интеллектуального развития человечества и может с презрением и досадой посматривать на своих отдаленнейших предков.
Однако с крушением и расчленением СССР в новой России возродились самые застарелые, примитивные, убогие, нелепые суеверия прошлого, дополненные наукоподобными предрассудками астрологии и прочих разновидностей оккультизма. Колдуны, шаманы, ведьмы, знахари и знахарки, изгоняющие бесов, заклинатели – вот кто пользуются теперь популярностью. Это не высокий и светлый Бог христианства, не великие боги язычества, а исчадия тьмы и невежества.
РОД
ПЕРУН
ВЕЛЕС (ВОЛОС)
МОКОШЬ (МАКОШЬ)
Даже в славные времена Киевской Руси восточнославянские племена не обрели единства, и это обстоятельство препятствовало созданию общего пантеона богов. Судя по «Повести временных лет» серьезную попытку вьщелить главных славянских богов (по-видимому, с политическими целями укрепления духовного единства народа) предпринял в 980 году князь Владимир:
«И начал княжить Владимир в Киеве один, и поставил кумиры на холме вне двора теремного. Перуна деревянного, а голову его серебряную, а ус золотой, и Хорса Дажьбога, и Стри-бога, и Симаргла, и Мокошь и приносил им жертвы, называя их богами…»
Судя по всему, эта попытка создать нечто подобное государственной религиозной системы потерпела полный провал, главной причиной которого было отсутствие в народе общепринятой классификации главных божеств; у каждого племени, а то и у каждого рода были на этот счет свои соображения и традиционные верования. Не потому ли Владимир всего лишь через 8 лет счел необходимым ввести на Руси христианство?
Но если Единый Бог заменил на Руси многих богов, то всяческая нечисть продолжала (отчасти и продолжает) существовать. Без малого через 550 лет после принятия христианства нового-родский архиепископ Макарий писал Ивану IV Грозному, что идолопоклонство сохраняется во многих русских местах: «Суть же скверные мольбища их: лес и камни и реки и болота, источники и горы и холмы, солнце и месяц и звезды и озера… всей твари поклоняются яко богу и чтут и жертву приносят кровную бесам – волов и овец и всякий скот и птицу…»
Исследователям начиная с XVIII века приходилось восстанавливать восточнославянскую мифологию по отрывочным пересказам, критическим замечаниям христианских авторов и сохранившимся в народе преданиям, большинство из которых носило отпечаток христианских верований, порой очень искаженных. Вот почему до сих пор так и не удалось выработать сколько-нибудь обоснованных и общепринятых представлений даже о том, каких богов чтили восточные славяне как великих и главных. Также затруднительно восстановить космогонические представления, бытовавшие на Руси до принятия христианства.
В фольклорном сборнике «Стихи о Голубиной книге» о происхождении мироздания рассказано в стиле древнего мифа, но с явным влиянием Библии: «Наш белый свет взялся от Бога, красно солнце – с лица Божьего, свет луна – с груди его, белые зори – из очей Божьих, ясны звезды – с одежд его, буйны ветры – от Духа Святого, мир Божий – от Адама, крепкие кости взяты из камня, тело наше – из сырой земли».
В целом такое миротворение заставляет вспомнить скандинавский миф о сотворении мира из тела исполина вселенского – Имира, а также индийскую версию о первосуществе Пуруше. Не обязательно предполагать, что сходство этих трех космогонических мифов свидетельствует о едином древнейшем первоисточнике времен индоевропейского единства. Вполне возможно, что представители разных племен, жившие в разные века, независимо приходили к сходным идеям, как это бывает и в истории философии, науки, техники.
Нетрудно заметить, что в приведенном выше фрагменте отголоски христианства явно вторичны и подчас даже кощунственны, еретичны. Здесь Бог творит мир не Словом, а вполне материалистично, приземленно; Дух Святой трактуется как дыхание или дуновение воздуха… Но каким был первоначальный русский миф о создании мира, да и был ли он вообще – остается только догадываться.
Известны апокрифы и легенды, где в творении земной тверди и человека принимают участие Бог и Сатана как представители светлых и темных сил, но действуют они сообща, хотя и при господстве Бога. Изначально, согласно этим версиям, вода и земля оставались едиными, нераздельными или же все пространство было покрыто чем-то подобным всемирному океану.
Ходили-ходили Бог и Сатана по воде, утомились, захотели отдохнуть, а нигде места сухого нет. Бог приказал Сатане нырнуть и достать со дна моря земли во имя Господа. Но Сатана, нырнув, захватил землю во имя собственное, и дважды так и не смог ничего достать. Только на третий раз, исполнив все так, как повелел Бог, он вытащил землю.
В некоторых вариантах подобной легенды действует не Сатана, а морская птица (сходные мифы бытовали в Сибири, а также у индейцев Северной Америки).
В сотворении человека тоже, согласно дуалистическим поверьям, принимали участие Бог и Сатана. Подобные представления находили массу сторонников потому, что доходчиво объясняли существование в природе мест гиблых или опасных, а в человеке – пороков и болезней.
Очень характерно, что исследователям так и не удалось выяснить, какими были взаимоотношения между божествами древних славян, принимали или нет эти божества участие в сотворении и благоустройстве мира, каким предполагалось их происхождение, каким образом взаимодействовали между собой разные поколения богов… Увы, слишком многое в русской мифологии приходится предполагать и домысливать.
Нередко славянских богов разделяют на высших и низших. К первым относятся, например, Перун, Сварог, Дажьбог, а ко вторым – Чур, Ярило. Однако правильнее было бы говорить о богах преимущественно народных, а не низких, которые дополняются или замещаются богами «господскими», которым поклонялись прежде всего высшие слои общества и которые во многом связаны с появлением князей со своими «дружинами хоробрыми».
О народных богах сохранились лишь смутные предания, косвенные сведения. Вот что писал С.А. Токарев об одном из таких богов – Чуре (Щуре):
«Очень вероятно, что это был почитаемый предок-родоначальник. Культ его прямо не засвидетельствован, но сохранились убедительные следы его в славянских языках. Восклицания «Чур!», «Чур меня!», «Чур, это мое!» означали, видимо, заклинание, призывание Чура на помощь… Глагол «чураться» – держаться в стороне, то есть как бы ограждаться Чуром. И слово «чересчур» явно происходит от понятия о Чуре, как бы охраняющем какие-то рубежи, границы родовой земли, вероятно. Что Чур-Щур был именно предок – видно из слова «пращур», прапредок. Быть может, изображения Чура делались из дерева, на что намекает русское слово «чурка» – обрубок дерева».
Другое древнее славянское божество – Ярила (Ярило) связано с культом плодородия и сексуальной мощи. По Владимиру Далю, от Ярилы «ярится земля и все живое». Ему посвящались весьма разнузданные весенние игрища и празднества.
В одной из старинных песен-заклинаний прославляется это божество:
«Волочился Ярила по всему свету, полю жито родил, людям детей плодил. А где он ногою, там жито копною, а куда он взглянет, там колос зацветает». На этого божка намекает и не вполне пристойная, на первый взгляд, загадка, имеющая в виду помело: «Выбежал Ярилко из-за печного столба, начал бабу ярить, только палка стучит». Считается, что со временем некоторые функции Ярилы перешли к Перуну, несмотря на воинственность последнего. Такое объединение олицетворял у балтийских славян бог войны и плодородия Яровит.
Предполагается, что некогда существовала пара богов (по принципу близнечных божеств у разных народов): Белобог и Чернобог. С первым связывали добро, пользу, нечто хорошее, удачу, а со вторым – напротив, беду, несчастье. У белорусов известен мифологический персонаж Белуна – податель достатка, богатства. Однако до сих пор остается спорным вопрос о том, существовал ли в действительности культ Белобога и Чернобога.
Более очевидно, что в далекой древности особо почитались три природные стихии: огонь, вода, земля (античные философы, а затем и средневековые алхимики добавляли к ним еще воздух, считая эту четверку основой мироздания). Огонь выступал в двух ипостасях. Прежде всего, как животворная сила, связанная с солнечным теплом и светом, дарующая жизнь, очищающая от скверны. А образ опасного, вредоносного огня олицетворял многоглавый огнедышащий Змей-Горыныч, у которого взамен одной отсеченной головы тотчас вырастает другая.
Землю славяне любовно называли матушкой, почитали ее. Родимую землицу брали с собой в дальние путешествия, а клятва землей считалась самой верной и нередко сопровождалась обрядом поедания земли. Поклонение земле как матери рода человеческого – проявление не только поэтического (о котором превосходно писал А.Н. Афанасьев в работе «Поэтические воззрения славян на природу»), но и философского осмысления окружающего мира. Вспомним, как один из наиболее ярких философов эпохи Возрождения Джордано Бруно называл себя сыном матери-земли и отца-солнца.
В мифологии славян проявилась общая закономерность: образы первых, наиболее загадочных и во многом забытых богов непосредственно связаны с почитанием предков и природных стихий. По мере изменения окружающей природы под влиянием преобразующей деятельности человека, на первый план начинают выходить образы и проблемы, определяемые социальным укладом, особенностями человеческой личности и отношений между людьми,…Все это остается в далеком прошлом. Казалось бы, какое нам дело до подобных древностей, да еще не материальных, а духовных? Кто-то уверен, что как представитель современной технической цивилизации он находится на вершине интеллектуального развития человечества и может с презрением и досадой посматривать на своих отдаленнейших предков.
Однако с крушением и расчленением СССР в новой России возродились самые застарелые, примитивные, убогие, нелепые суеверия прошлого, дополненные наукоподобными предрассудками астрологии и прочих разновидностей оккультизма. Колдуны, шаманы, ведьмы, знахари и знахарки, изгоняющие бесов, заклинатели – вот кто пользуются теперь популярностью. Это не высокий и светлый Бог христианства, не великие боги язычества, а исчадия тьмы и невежества.
РОД
Имя это повторяется на Руси постоянно из века в век и составляет корень множества слов: родина, народ, родня, родство, родить, родник, урожай, природа…
Казалось бы, бог с таким именем также должен почитаться долгие века. Ведь с ним связана та земля, где мы родились (родина), та общность людей, частью которой мы являемся (народ), и даже окружающий нас мир, который находится при Роде. Тем не менее известный исследователь Б.А. Рыбаков имел все основания написать: «Самым загадочным и наименее изученным из всех славянских божеств является Род – божество, известное только восточным славянам и не уцелевшее в этнографическом материале».
Некоторые ученые вовсе не считают, что был такой бог. Другие полагают, что этот культ носил частный характер (типа семейного божества) и не имел большого значения. Третьи убеждены, что речь идет о великом боге, вместе с которым почитались и Рожаницы. Кстати сказать, второй и третий варианты не противоречат один другому: во многих религиях великие боги были одновременно и семейными.
Надо уточнить: Род известен не только восточным, но отчасти южным и западным славянам. По мнению О. Н. Трубачева, «рассматриваемое слово восходит к праславянскому «орд», которое не связано с индо-иранскими, греческими и другими формами». Исходя из этого можно предположить, что бог Род был не заимствованным со стороны, а коренным, исконно славянским.
По словам А. Н. Афанасьева, Роду и Рожаницам придавалась «плодотворящая, возрождающая к жизни сила», а с культом их «соединялась вера в судьбу или предопределение» (недаром же до сих пор сетуют: так мне – или ему – на роду написано). Он задавался вопросом: «Если Рожаницы заведывали судьбою отдельных людей, то в связи с этим значением Рожаниц не олицетворял ли собою Род – общего понятия о судьбе (фатум) как о могучей силе, все производящей и всем правящей в мире?» Увы, на этот вопрос до сих пор нет убедительного ответа. Обобщив сведения об этом боге, Б. А. Рыбаков сделал вывод:
«Род – творец Вселенной. Род вдувает жизнь в людей. Род – бог неба и дождя.
Род связан с земной водой (родники, родища).
Род связан с огнем.
Род связан с подземным пеклом (родство огненное). Род связан с красным цветом (рдяный, родрый).
Род связан с шаровой молнией (родна)».
Не все из этих функций Рода убедительно доказаны, а некоторые сомнительны. Рода пытаются сопоставлять с некоторыми другими богами (Осирисом, Рудрой, Ваалом (Балу), Саваофом), но эти аналогии представляются искусственными уже потому, что мы слишком мало знаем об этом божестве. Возможно, наиболее правдоподобна его связь с индийским Рудрой, но и она во многом умозрительна.
Можно только предположить, что святое почитание родины, природы и народа, характерное для русских с давних пор, определяется тем, что некогда великим, наиболее почитаемым богом у них был таинственный Род.
Казалось бы, бог с таким именем также должен почитаться долгие века. Ведь с ним связана та земля, где мы родились (родина), та общность людей, частью которой мы являемся (народ), и даже окружающий нас мир, который находится при Роде. Тем не менее известный исследователь Б.А. Рыбаков имел все основания написать: «Самым загадочным и наименее изученным из всех славянских божеств является Род – божество, известное только восточным славянам и не уцелевшее в этнографическом материале».
Некоторые ученые вовсе не считают, что был такой бог. Другие полагают, что этот культ носил частный характер (типа семейного божества) и не имел большого значения. Третьи убеждены, что речь идет о великом боге, вместе с которым почитались и Рожаницы. Кстати сказать, второй и третий варианты не противоречат один другому: во многих религиях великие боги были одновременно и семейными.
Надо уточнить: Род известен не только восточным, но отчасти южным и западным славянам. По мнению О. Н. Трубачева, «рассматриваемое слово восходит к праславянскому «орд», которое не связано с индо-иранскими, греческими и другими формами». Исходя из этого можно предположить, что бог Род был не заимствованным со стороны, а коренным, исконно славянским.
По словам А. Н. Афанасьева, Роду и Рожаницам придавалась «плодотворящая, возрождающая к жизни сила», а с культом их «соединялась вера в судьбу или предопределение» (недаром же до сих пор сетуют: так мне – или ему – на роду написано). Он задавался вопросом: «Если Рожаницы заведывали судьбою отдельных людей, то в связи с этим значением Рожаниц не олицетворял ли собою Род – общего понятия о судьбе (фатум) как о могучей силе, все производящей и всем правящей в мире?» Увы, на этот вопрос до сих пор нет убедительного ответа. Обобщив сведения об этом боге, Б. А. Рыбаков сделал вывод:
«Род – творец Вселенной. Род вдувает жизнь в людей. Род – бог неба и дождя.
Род связан с земной водой (родники, родища).
Род связан с огнем.
Род связан с подземным пеклом (родство огненное). Род связан с красным цветом (рдяный, родрый).
Род связан с шаровой молнией (родна)».
Не все из этих функций Рода убедительно доказаны, а некоторые сомнительны. Рода пытаются сопоставлять с некоторыми другими богами (Осирисом, Рудрой, Ваалом (Балу), Саваофом), но эти аналогии представляются искусственными уже потому, что мы слишком мало знаем об этом божестве. Возможно, наиболее правдоподобна его связь с индийским Рудрой, но и она во многом умозрительна.
Можно только предположить, что святое почитание родины, природы и народа, характерное для русских с давних пор, определяется тем, что некогда великим, наиболее почитаемым богом у них был таинственный Род.
ПЕРУН
Громовержец, повелитель грома и молнии, небесный бог, власть которого простирается и на землю – таков Перун.
Византийский историк VI века Прокопий Кессарийский писал, имея в виду славянский пантеон: «Считают, что один из богов – создатель молнии – …есть единый владыка всего, и ему приносят в жертву быков и всяких животных». Ссылаясь на это свидетельство, Е. Е. Левкиевская сделала вывод, что «культы отдельных, не связанных между собой богов к этому времени начали складываться в общеславянскую религиозную систему, центром ее становится Перун».
Правда, не исключено, что Прокопий знал лишь об одном славянском племени или о немногих, да к тому же хотел показать, что даже у язычников существует нечто подобное единобожию, поставив на роль «единого владыки всего» небесное божество в соответствии с христианским каноном. Самое главное, что у византийского автора были определенные основания выделить, скажем так, одного из великих богов древних славян.
Если Род был божеством родным, близким, связывающим воедино разные поколения и народ, а также окружающую природную среду, то Перун пребывал высоко в небесах. Оттуда он то благосклонно смотрел на дела людей, то в гневе громогласно гремел и грозил молниями. Хотя порой считалось, что удар молнии – не божья кара, а божья благодать, дарованная избранным.
Считалось, что Перун мечет на землю громовые стрелы. Действительно, в земле или в речных наносах встречались гладкие заостренные на одном конце камни, подобные наконечникам стрел. Объяснить их происхождение удалось много позже, когда оформились геологические науки. Оказалось, что большинство «громовых стрел» Перуна – это окаменевшие ростры беспозвоночных животных белемнитов, обитавших в давно исчезнувших морях.
Принято считать, что Перун был богом воинственных князей знати, дружинников. Но скорее всего он стал таковым со временем, по мере того, как крепла княжеская власть и все определеннее отдалялась от народа. На такую мысль наводит одно немаловажное обстоятельство: мы не знаем мифов о военных подвигах, сражениях и победах (или поражениях) Перуна. Он остается фигурой статичной, символической и более приближенной к природным стихиям, чем к социальным проблемам.
Вспомним скандинавского Тора или Одина, Зевса и тому подобных богов других народов. Они ведут себя действительно как цари или князья, могучие воины, активно участвуют в жизни богов и людей. О Перуне этого сказать нельзя. Будь он долгое время богом-покровителем дружинников и их предводителей, о нем наверняка было бы сложено немало мифов, отражающих образ не только грозного, но и воинственного победоносного божества.
Правда, известны легенды, в которых Перун проявляет активность, но опять-таки как олицетворение природной стихии: Он повергает сатану, бьет чертей, более напоминая Илью-пророка, которого стали с ним отождествлять, соединяя традиционное язычество с нововведенным христианством.
Из летописей известно, что идолы Перуна устанавливали князья, но это не исключает того, что их ставили и поклонялись им, например, земледельцы. Даже вполне логично предположить, что крестьяне должны были поклоняться верховному небесному божеству, насылающему дожди и грозы, от которого зависит урожай.
Но об этом летописи умалчивают, потому что их авторы повествовали прежде всего о делах княжеских и военных. Согласно Лаврентьеве кой летописи, в 907 году русские, договариваясь с византийцами, «клялись оружием своим и Перуном богом своим». Из этого с одинаковым основанием можно заключить, что Перун был либо верховным божеством всех русских, либо только покровителем дружинников и князей. Первая версия, пожалуй, более вероятна.
В Новгороде незадолго до крещения Руси дядя князя Владимира Киевского Добрыня установил в специальном святилище идол Перуна. Однако вскоре по повелению Владимира идолы в Киеве, Новгороде и в других местах были низвергнуты. Активное участие в этом принимали дружинники. Говорят, когда идол Перуна плыл по Волхову, кто-то сказал: «Досыта ел и пил, а ныне плыви прочь!» Стало быть, жертвы Перуну приносили разные люди; был он почитаемым богом в народе, а не только у знати. Ведь и Владимир Красное Солнышко, и Добрыня стали легендарными героями, об их деяниях слагались песни, а вот Перуну на этот счет не повезло. В народной памяти он не был воителем, оставаясь прежде всего воплощением природной стихии. Почему? Потому что мифология, помимо всего прочего, отражает важные черты национального характера данного народа.
Византийский историк VI века Прокопий Кессарийский писал, имея в виду славянский пантеон: «Считают, что один из богов – создатель молнии – …есть единый владыка всего, и ему приносят в жертву быков и всяких животных». Ссылаясь на это свидетельство, Е. Е. Левкиевская сделала вывод, что «культы отдельных, не связанных между собой богов к этому времени начали складываться в общеславянскую религиозную систему, центром ее становится Перун».
Правда, не исключено, что Прокопий знал лишь об одном славянском племени или о немногих, да к тому же хотел показать, что даже у язычников существует нечто подобное единобожию, поставив на роль «единого владыки всего» небесное божество в соответствии с христианским каноном. Самое главное, что у византийского автора были определенные основания выделить, скажем так, одного из великих богов древних славян.
Если Род был божеством родным, близким, связывающим воедино разные поколения и народ, а также окружающую природную среду, то Перун пребывал высоко в небесах. Оттуда он то благосклонно смотрел на дела людей, то в гневе громогласно гремел и грозил молниями. Хотя порой считалось, что удар молнии – не божья кара, а божья благодать, дарованная избранным.
Считалось, что Перун мечет на землю громовые стрелы. Действительно, в земле или в речных наносах встречались гладкие заостренные на одном конце камни, подобные наконечникам стрел. Объяснить их происхождение удалось много позже, когда оформились геологические науки. Оказалось, что большинство «громовых стрел» Перуна – это окаменевшие ростры беспозвоночных животных белемнитов, обитавших в давно исчезнувших морях.
Принято считать, что Перун был богом воинственных князей знати, дружинников. Но скорее всего он стал таковым со временем, по мере того, как крепла княжеская власть и все определеннее отдалялась от народа. На такую мысль наводит одно немаловажное обстоятельство: мы не знаем мифов о военных подвигах, сражениях и победах (или поражениях) Перуна. Он остается фигурой статичной, символической и более приближенной к природным стихиям, чем к социальным проблемам.
Вспомним скандинавского Тора или Одина, Зевса и тому подобных богов других народов. Они ведут себя действительно как цари или князья, могучие воины, активно участвуют в жизни богов и людей. О Перуне этого сказать нельзя. Будь он долгое время богом-покровителем дружинников и их предводителей, о нем наверняка было бы сложено немало мифов, отражающих образ не только грозного, но и воинственного победоносного божества.
Правда, известны легенды, в которых Перун проявляет активность, но опять-таки как олицетворение природной стихии: Он повергает сатану, бьет чертей, более напоминая Илью-пророка, которого стали с ним отождествлять, соединяя традиционное язычество с нововведенным христианством.
Из летописей известно, что идолы Перуна устанавливали князья, но это не исключает того, что их ставили и поклонялись им, например, земледельцы. Даже вполне логично предположить, что крестьяне должны были поклоняться верховному небесному божеству, насылающему дожди и грозы, от которого зависит урожай.
Но об этом летописи умалчивают, потому что их авторы повествовали прежде всего о делах княжеских и военных. Согласно Лаврентьеве кой летописи, в 907 году русские, договариваясь с византийцами, «клялись оружием своим и Перуном богом своим». Из этого с одинаковым основанием можно заключить, что Перун был либо верховным божеством всех русских, либо только покровителем дружинников и князей. Первая версия, пожалуй, более вероятна.
В Новгороде незадолго до крещения Руси дядя князя Владимира Киевского Добрыня установил в специальном святилище идол Перуна. Однако вскоре по повелению Владимира идолы в Киеве, Новгороде и в других местах были низвергнуты. Активное участие в этом принимали дружинники. Говорят, когда идол Перуна плыл по Волхову, кто-то сказал: «Досыта ел и пил, а ныне плыви прочь!» Стало быть, жертвы Перуну приносили разные люди; был он почитаемым богом в народе, а не только у знати. Ведь и Владимир Красное Солнышко, и Добрыня стали легендарными героями, об их деяниях слагались песни, а вот Перуну на этот счет не повезло. В народной памяти он не был воителем, оставаясь прежде всего воплощением природной стихии. Почему? Потому что мифология, помимо всего прочего, отражает важные черты национального характера данного народа.
ВЕЛЕС (ВОЛОС)
В летописи его называют «скотием богом». Имя его тоже указывает на это. Одновременно он был покровителем достатка, богатства, которое традиционно связывалось с количеством скота. Как отметил Б.А. Рыбаков, вплоть до Средневековья на Руси слово «скот» означало и домашних животных, и имущество; «скотолюбие было синонимом корыстолюбия, «скотником» называли финансового чиновника, посредника между посадником и старостой, а «скотницей» – казну.
Может показаться странным, что когда киевский князь Владимир пожелал идеологически объединить своих подданных, он приказал водрузить в столице идолы Перуна, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симаргла и Макоши, но по какой-то причине не включил в тот ряд Белеса. Чем можно объяснить такую «забывчивость»? Неужели к этому времени (980 г.) он стал занимать второстепенное место в славянском пантеоне?
В 907 году, по свидетельству летописца, в Византии русские «кляшаси. оружьем своим и Перуном богом своим и Волосом скотием богом». То же повторилось в 971 году: «Да имеем клятву от бога, в него же веруем и от Перуна и от Волоса скотия бога». Безусловно, за несколько лет общественное сознание в ту эпоху не могло столь резко измениться, чтобы оказался забытым бог, который до этого стоял рядом с самим Перуном.
Представляется вполне правдоподобным объяснение, предложенное Рыбаковым: «Единственный допустимый вывод о различии между Перуном и Волосом по этим выпискам из договоров с греками тот, что в составе русских посольств 907 и 971 гг. были как дружинники, клявшиеся грозным Перуном, как и купцы, дававшие клятву своему богу богатства Волосу Ни о каком противопоставлении двух богов нет и речи».
Так-то оно так, но почему-то упомянуты два бога, а не один, тем более что князь Владимир не счел нужным воздать должное Велесу, хотя и выделил менее значимых божеств. По-видимому, в те времена уже обозначился существенный отрыв княжеского двора, дружинников (среди которых было много наемников-варягов, чьи покровители и оказались, пожалуй, среди идолов, установленных на вершине холма) от прочего люда, включая купцов. В народе почитали главным образом Велеса; его идол стоял в нижней части Киева, и уже этим своим положением в определенной степени противопоставлялся воинственному Перуну и его «дружинным» богам.
Подобное географическое разделение двух богов отражало еще одно их различие: Перун царствовал вверху, в небесах, тогда как Велес оставался божеством сугубо земным и даже отчасти подземным: ведь ему в жертву приносили животных при погребальном обряде. В мифологии балтийских племен Вело превратился в бога царства мертвых.
Литовское божество Велняс тоже может называться «скотием» и даже изображалось с рогами и копытами. Но в отличие от Велеса, Велняс представлен существом вредным, похищающим стада у Перкунаса, который вынужден отбивать их у него. Тут все вроде бы перевернуто, поставлено с ног на голову. Возникает вопрос: откуда могли появиться у воинственного Перкунаса (Перуна) стада? По-видимому, они были захвачены в качестве добычи или присвоены, когда этот бог стал главенствовать как князь. Вот и приходится Велнясу (Велесу) угонять отобранные стада обратно, за что его и наказывает верховный властитель.
Не исключено, что в придании Велесу черт «отрицательного героя», противопоставленного сиятельному небесному Перуну, сыграло свою роль христианство. В Евангелии Христу противостоит Велиар – демон небытия и разрушения (литовцы называли Велняса еще и Велинасом). Однако у восточных славян такое сопоставление не пользовалось популярностью, и Велес оставался в народных верованиях покровителем скота, а значит, символом благополучия, зажиточной жизни, достатка.
Интересна и плодотворна гипотеза, связывающая культ Велеса-Волоса с почитанием лесного мохнатого великана медведя. Будем иметь в виду, что «медведь» – не подлинное имя зверя, а его характеристика как «мёд ведающего»; называли его еще и «хозяином», а также, по-видимому, «волосом» (волохатым, косматым), связывая с его мохнатой шкурой представление о звериной силе и власти над животными.
«Намечается следующая эволюция образа Волоса, – пишет Б.А Рыбаков, – первоначально, в охотничьем неолитическом обществе (когда культ медведя уже частично оттеснил лосих-рожаниц), Волос мог быть хозяином леса, божеством охотничьей добычи, выступавшим в медвежьем обличье. Возможно, что само имя его было лишь нарицательным иносказанием, вызванным табу на подлинное имя…»
Действительно, обожествленного медведя первобытные охотники не называли по имени, чтобы не потревожить его, а предпочитали намекать на него, а потому Волос вполне для этого подходил (да и Велес намекает на великого бога леса, если только такую догадку можно принимать всерьез).
«Поскольку скотоводство развилось из охоты, из отлова и выращивания дикого молодняка, то при переходе к скотоводству хозяин леса и повелитель лесного зверья мог быть переосмыслен в покровителя домашнего зверья, стал «скотьим богом» в прямом смысле слова», – пишет Рыбаков.
Высказано предположение, что и волхвы, языческие ведуны, и колдуны, тоже изначально воспринимались как «волохатые», волосатые, потому что совершали шаманские ритуалы, надевали медвежью шкуру или маску, как бы оборачиваясь в Волоса. Популярность в народе волхвов могла стать дополнительным стимулом к сохранению культа Волоса-Белеса.
С принятием и распространением христианства созвучие имен языческого бога и святого Власия Севастийского привело к тому, что на местах капищ, где поклонялись Велесу, стали возводиться церкви Св. Власия, которого в соответствии с древней традицией теперь считали покровителем скотоводства.
День этого святого (24 февраля) называли «коровьим» или «воловьим» праздником; скотину поили крещеной водой и кормили хлебом, приговаривая: «Святой Власий, дай счастья на гладких телушек, на толстых бычков».
В «Слове о полку Игореве» сказитель Боян назван внуком Ве-леса. Возможно, почитался Велес-Волос на Руси как божество, хранящее предания далекой древности, покровитель волхвов и ведунов, обладающих не только знаниями, но и поэтическим даром.
Может показаться странным, что когда киевский князь Владимир пожелал идеологически объединить своих подданных, он приказал водрузить в столице идолы Перуна, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симаргла и Макоши, но по какой-то причине не включил в тот ряд Белеса. Чем можно объяснить такую «забывчивость»? Неужели к этому времени (980 г.) он стал занимать второстепенное место в славянском пантеоне?
В 907 году, по свидетельству летописца, в Византии русские «кляшаси. оружьем своим и Перуном богом своим и Волосом скотием богом». То же повторилось в 971 году: «Да имеем клятву от бога, в него же веруем и от Перуна и от Волоса скотия бога». Безусловно, за несколько лет общественное сознание в ту эпоху не могло столь резко измениться, чтобы оказался забытым бог, который до этого стоял рядом с самим Перуном.
Представляется вполне правдоподобным объяснение, предложенное Рыбаковым: «Единственный допустимый вывод о различии между Перуном и Волосом по этим выпискам из договоров с греками тот, что в составе русских посольств 907 и 971 гг. были как дружинники, клявшиеся грозным Перуном, как и купцы, дававшие клятву своему богу богатства Волосу Ни о каком противопоставлении двух богов нет и речи».
Так-то оно так, но почему-то упомянуты два бога, а не один, тем более что князь Владимир не счел нужным воздать должное Велесу, хотя и выделил менее значимых божеств. По-видимому, в те времена уже обозначился существенный отрыв княжеского двора, дружинников (среди которых было много наемников-варягов, чьи покровители и оказались, пожалуй, среди идолов, установленных на вершине холма) от прочего люда, включая купцов. В народе почитали главным образом Велеса; его идол стоял в нижней части Киева, и уже этим своим положением в определенной степени противопоставлялся воинственному Перуну и его «дружинным» богам.
Подобное географическое разделение двух богов отражало еще одно их различие: Перун царствовал вверху, в небесах, тогда как Велес оставался божеством сугубо земным и даже отчасти подземным: ведь ему в жертву приносили животных при погребальном обряде. В мифологии балтийских племен Вело превратился в бога царства мертвых.
Литовское божество Велняс тоже может называться «скотием» и даже изображалось с рогами и копытами. Но в отличие от Велеса, Велняс представлен существом вредным, похищающим стада у Перкунаса, который вынужден отбивать их у него. Тут все вроде бы перевернуто, поставлено с ног на голову. Возникает вопрос: откуда могли появиться у воинственного Перкунаса (Перуна) стада? По-видимому, они были захвачены в качестве добычи или присвоены, когда этот бог стал главенствовать как князь. Вот и приходится Велнясу (Велесу) угонять отобранные стада обратно, за что его и наказывает верховный властитель.
Не исключено, что в придании Велесу черт «отрицательного героя», противопоставленного сиятельному небесному Перуну, сыграло свою роль христианство. В Евангелии Христу противостоит Велиар – демон небытия и разрушения (литовцы называли Велняса еще и Велинасом). Однако у восточных славян такое сопоставление не пользовалось популярностью, и Велес оставался в народных верованиях покровителем скота, а значит, символом благополучия, зажиточной жизни, достатка.
Интересна и плодотворна гипотеза, связывающая культ Велеса-Волоса с почитанием лесного мохнатого великана медведя. Будем иметь в виду, что «медведь» – не подлинное имя зверя, а его характеристика как «мёд ведающего»; называли его еще и «хозяином», а также, по-видимому, «волосом» (волохатым, косматым), связывая с его мохнатой шкурой представление о звериной силе и власти над животными.
«Намечается следующая эволюция образа Волоса, – пишет Б.А Рыбаков, – первоначально, в охотничьем неолитическом обществе (когда культ медведя уже частично оттеснил лосих-рожаниц), Волос мог быть хозяином леса, божеством охотничьей добычи, выступавшим в медвежьем обличье. Возможно, что само имя его было лишь нарицательным иносказанием, вызванным табу на подлинное имя…»
Действительно, обожествленного медведя первобытные охотники не называли по имени, чтобы не потревожить его, а предпочитали намекать на него, а потому Волос вполне для этого подходил (да и Велес намекает на великого бога леса, если только такую догадку можно принимать всерьез).
«Поскольку скотоводство развилось из охоты, из отлова и выращивания дикого молодняка, то при переходе к скотоводству хозяин леса и повелитель лесного зверья мог быть переосмыслен в покровителя домашнего зверья, стал «скотьим богом» в прямом смысле слова», – пишет Рыбаков.
Высказано предположение, что и волхвы, языческие ведуны, и колдуны, тоже изначально воспринимались как «волохатые», волосатые, потому что совершали шаманские ритуалы, надевали медвежью шкуру или маску, как бы оборачиваясь в Волоса. Популярность в народе волхвов могла стать дополнительным стимулом к сохранению культа Волоса-Белеса.
С принятием и распространением христианства созвучие имен языческого бога и святого Власия Севастийского привело к тому, что на местах капищ, где поклонялись Велесу, стали возводиться церкви Св. Власия, которого в соответствии с древней традицией теперь считали покровителем скотоводства.
День этого святого (24 февраля) называли «коровьим» или «воловьим» праздником; скотину поили крещеной водой и кормили хлебом, приговаривая: «Святой Власий, дай счастья на гладких телушек, на толстых бычков».
В «Слове о полку Игореве» сказитель Боян назван внуком Ве-леса. Возможно, почитался Велес-Волос на Руси как божество, хранящее предания далекой древности, покровитель волхвов и ведунов, обладающих не только знаниями, но и поэтическим даром.
МОКОШЬ (МАКОШЬ)
Среди высших богов славянского пантеона она была единственной представительницей женского пола. Правда, некоторые исследователи называют целый ряд других богинь: Дивия (Дива), Жива, Подага, Желя, Морена, Купала, Лада, Леля. Однако вызывает споры уже одна возможность их существования вообще и как общеславянских или русских богинь в частности. Во всяком случае нет серьезных оснований относить какое-то из этих женских божеств в разряд великих. А вот идол Макоши, как свидетельствует летопись, приказал поставить в Киеве князь Владимир в ряду наиболее почитаемых божеств.
Охарактеризовать ее нелегко. Посвятив ей основательное исследование, Б. А. Рыбаков начал его так: «Макошь – женское божество, оно является одним из наиболее загадочных и противоречивых. Упоминания этой богини встречаются во многих источниках, но они отрывочны и кратки. Мы даже не можем ответить на вопрос о географическом диапазоне ее культа…». Но в конечном счете раскрыть эту загадку ему так и не удалось. По его мнению: «Все говорит за то, что Макошь (задолго до того, как она стала лишь покровительницей женских работ) была очень важной богиней праславянского пантеона…». Тут несколько странно звучит пренебрежительное отношение к женским работам, словно им покровительствовать несравненно менее почетно, чем, например, скотоводству или земледелию, не говоря уж об охоте и собирательстве, которое испокон веков считалось женским занятием. Более того, если учесть существование целого ряда богов, покровителей мужских занятий, не выглядит странным введение в их круг хотя бы одного божества, напоминающего о значительной, а порой и решающей роли в общем хозяйстве женского труда.
Охарактеризовать ее нелегко. Посвятив ей основательное исследование, Б. А. Рыбаков начал его так: «Макошь – женское божество, оно является одним из наиболее загадочных и противоречивых. Упоминания этой богини встречаются во многих источниках, но они отрывочны и кратки. Мы даже не можем ответить на вопрос о географическом диапазоне ее культа…». Но в конечном счете раскрыть эту загадку ему так и не удалось. По его мнению: «Все говорит за то, что Макошь (задолго до того, как она стала лишь покровительницей женских работ) была очень важной богиней праславянского пантеона…». Тут несколько странно звучит пренебрежительное отношение к женским работам, словно им покровительствовать несравненно менее почетно, чем, например, скотоводству или земледелию, не говоря уж об охоте и собирательстве, которое испокон веков считалось женским занятием. Более того, если учесть существование целого ряда богов, покровителей мужских занятий, не выглядит странным введение в их круг хотя бы одного божества, напоминающего о значительной, а порой и решающей роли в общем хозяйстве женского труда.