Страница:
– Это я, твой рыжеволосый раб, о моя прекрасная Мелина, – выговорил я отчетливо, несмотря на яростно колотившееся от волнения сердце.
– О мой любимый, любимый Амальрик, – сказала она, окидывая меня таким влекущим взглядом, что я подумал, не свалял ли я дурака, прибегая к помощи любовного напитка. – Я так устала, – сказала она, раскидываясь на постели столь обширной, что на ней могла бы разбить бивак целая когорта. – Мне так надоели эти пузатые старики с тощими ногами.
Я плюхнулся на ложе. На Мелине был лишь небрежно наброшенный халат. Она только что приняла ванну. Она приподнялась, положив голову на согнутую руку, и халат распахнулся. Я увидел нежную грудь с розовым соском, а когда она стала лениво запахиваться, я разглядел и мягкую складку на лобке, узрел тот долгожданный рай, ради которого готов был пожертвовать всем.
– Так позволь мне избавить тебя от всего этого, Мелина, любовь моя, – сказал я с наигранным весельем.
– Ты хотел бы взять меня в жены? – сказала она. В голосе слышалась легкая насмешка.
Но мне было не до шуток.
– Если бы я мог! – горячо сказал я.
– Не думаю, чтобы в качестве матери твоих детей тебя устроила бы гетера, – засмеялась она.
– Ты просто не знаешь меня, Мелина, – ответил я. – Ведь я люблю тебя так, как ни один мужчина не может любить. Я даже боюсь, что боги воспылали бы ревностью, если бы узнали, насколько велико мое чувство к тебе.
Мелина вздохнула.
– Ты такой милый и такой добрый, – сказала она. – Но когда-нибудь эти чувства тебе пригодятся, и ты встретишь достойную женщину твоего круга.
– Никогда, – сказал я с такой убежденной искренностью, на которую способна только юность.
– Кроме того, – сказала Мелина, – ты слишком юн для меня. Ну, ну, не дуйся. Ты же знаешь, это правда, – она похлопала меня по руке. – И не будем попусту тратить часы, отведенные лишь нам двоим. Моя спина так устала и так ждет, чтобы сильные юные руки погладили ее. – Мелина шаловливо подмигнула. – И потом… может быть, наступило время… Кто знает? Возможно, именно в эту ночь я узнаю, действительно ли ты рыжеволосый?
Сердце мое ухнуло вниз. Несмотря на это поддразнивание, а может быть, именно благодаря ему я впервые по-настоящему понял, что эта ночь никогда не наступит. Я понял, что со своими экзотическими рыжими волосами интересен ей лишь как средство к возбуждению полового чувства. Но не более. Ну и еще приятно иметь под рукой послушного юного раба, готового исполнить малейшую прихоть. И в конце концов, отобрав у меня все, чем я владею, включая и честь, она попросту отшвырнет меня в сторону.
Я изобразил веселье.
– Но для начала, – сказал я, – у меня есть маленький подарок.
Мелина взвизгнула.
– Ой как приятно! Надеюсь, это что-то необычное. Пожалуйста, ну, пожалуйста, покажи.
Я вытащил бутылочку. Мелина поскучнела.
– Что это?
– О, ничего особенного. Просто старое вино из подвалов моего отца. Я решил, что мы сначала попробуем этот напиток… а потом я уже покажу тебе и подарок. Очень редкая вещь… поверь мне.
Мелина выглядела любопытной, как маленькая девочка. Она села на постели, так небрежно закинув ногу на ногу, что у меня уже нервы не выдерживали. Я взял с подноса два бокала и наполнил их. Мелина взяла из моих бокал. Понюхала, изящно подрагивая ноздрями.
– М-м. Восхитительно! – сказала она.
И выпила содержимое одним глотком. Затем откинулась на подушки, как бы случайно широко раскинув ноги.
– Ну а теперь показывай подарок, – сказала она.
– А вина больше не хочешь? – спросил я.
– Нет. Хватит. Нет более отвратительного зрелища чем гетера-алкоголичка.
– А как ты себя чувствуешь? – встревоженно спросил я.
– Прекрасно. А что? – раздраженно спросила она.
– Так… Ничего.
В чем же дело? Неужели та ведьма с черной улицы обманула меня? И тут я вспомнил, что не проговорил заклинание, подсказанное колдуньей. Но, к моему ужасу, я начисто забыл слова.
– Ну? Где же обещанный тобою презент? – настойчиво расспрашивала Мелина.
И тут я вспомнил.
– Мое сердце – к твоему сердцу, – нараспев, тихо заговорил я, подражая монотонно бубнящему воскресителю. – Мой образ застыл в твоих глазах. Во тьме ночи я – свеча, освещающая твое лоно.
Мелина нахмурилась:
– Что это ты лепечешь? Какие-то глупые любовные вирши?
И не успел я придумать в ответ какую-нибудь ложь, как Мелина вдруг громко, со всхлипом вздохнула. Зеленые глаза смотрели на меня. Зрачки возбужденно расширились. Она облизнула губы.
– Бутала, во имя твое, – простонала Мелина. – Амальрик, ты так красив и юн, что сердце мое стучит все сильнее. Я верю, что ты можешь доставить наслаждение женщине, как великий мастер. Войди в меня… На всю ночь.
– Да… да… угу, – только и мог ответить я косноязычно.
– О, ради всех святых… возьми же меня! Возьми! – Она скинула халат и бросилась в мои объятия, срывая с меня одежду, вцепляясь в материю острыми ногтями. – Я все сделаю, чтобы тебе было хорошо, – стонала она. – Возьми меня. Как только пожелаешь. Любимый мой. Мой рыжеволосый красавец Амальрик.
Меня охватила такая страсть, словно и я хлебнул любовного напитка. Я сорвал одежду и швырнул все свой тряпки на пол. Какой-то робкий голосок внутри взывал к моей рассудительности и совести, но я отмахнулся от него, как от назойливой мошки. Мелина упала на спину, похотливо выгнув грудь, закинув назад голову и алчно раскинув ноги, между которыми жаждал принять меня внутрь предмет моих вожделений.
– О, быстрее… прошу тебя, быстрее же, – стонала она, сжимая и разжимая бедра в безумном желании.
Я обрушился на нее, как солдат-победитель, обхватив руками мягкую белую плоть ягодиц и врываясь в то жаркое и шелковистое пространство, о котором мечтал так давно. Представив себя тем самым мастером, о котором она говорила, я приподнялся, чтобы ворваться еще раз. Сзади послышался разгневанный крик:
– А ну слезь с нее, сукин ты сын!
Мое горло обхватили чьи-то руки, потянули на себя, и я, вырванный из врат рая, полетел кубарем через комнату. Даже в этой прерванной страсти мое тренированное гимнастикой тело успело среагировать. Ударившись о пол, я перевернулся и пружиной вскочил на ноги. Я стоял, тяжело дыша, в этой позорной наготе, демонстрируя Мелине свои рыжие волосы между ног, но, увы, не тем способом, которым бы я хотел.
– Не трогай его, Лиго, – взмолилась Мелина.
Да, в комнате находился сводник, держа в руке кинжал. Паук на его груди жутко скалился.
– Я его так люблю, – продолжала она. – Пусть он останется. Я должна быть с ним. Всегда. Только с ним.
Лиго в ответ что-то выкрикнул. Я услышал топот многих ног, бегущих сюда. А сам он двинулся ко мне. Я не боялся его. Я бы без труда загнал этот кинжал ему в глотку. Но я ощущал себя вором, пролезшим в спальню к женщине, прав на которую не имел. И когда человек оказывается в такой ситуации, выход у него один. Одним ловким движением я подхватил с пола одежду и шпагу в ножнах и бросился к распахнутому окну.
Отталкиваясь от подоконника, я услыхал, как за спиной рявкнул Лиго:
– Ты заплатишь за это, Амальрик Антеро! Ты заплатишь!
Я вздрагиваю от страха, когда вспоминаю этот отчаянный прыжок через окно. До плотной, утрамбованной земли внизу было добрых шестьдесят футов. Вытянув руки, я успел ухватиться за канализационную трубу. По инерции меня развернуло по дуге, и я врезался в стену здания. Инстинкт сохранения приличия не позволял мне бросить одежду. Какое-то мгновение я пытался удержаться на одной руке. Сердце бешено стучало. Мне с трудом удалось не сорваться. Тогда я закинул одежду и перевязь шпагой на плечо, ухватился надежно двумя руками и скользнул вниз. В последний момент я не забыл оттолкнуться и отпрыгнуть в сторону, чтобы не угодить в яму, в которую уходила канализационная труба. Я слышал, как внутри дома вниз по ступеням грохотали башмаки. Из темноты вынырнул здоровенный ящер. Я пнул его, а он зашипел, должно быть приняв меня, обнаженного, за какую-нибудь свинью, бродящую на двух ногах. Я помчался в ночь. И вскоре голоса и звуки преследования стихли.
Нацепив шпагу на перевязи поверх измятого своего наряда, я босиком зашел в таверну. Я испытывал чувство вины и растерянности. Прежде чем проскользнуть, как трусливый воришка, домой, мне надо было набраться мужества. Я даже не обратил внимания на нескольких типов опасного вида, внимательно оглядевших меня. Расположились здесь и солдаты в новеньких мундирах, небрежно развалившись на стульях. Хозяин таверны, маленький, похожий на крысу человечек, подозрительно посмотрел на меня.
– Вина, дружище, – прохрипел я. – И без воды. Впрочем, не надо вина. Лучше бренди.
– Покажи-ка сначала денежки, молодой господин, – проворчал хозяин. – Даром я тут никого не угощаю.
Я нетерпеливо полез в карман и тут обнаружил, что мой кошелек пропал. Хозяин таверны кивнул, уверяясь в своей правоте. Его рука потянулась за дубинкой, спрятанной за стойкой. Я оторвал застежку с куртки. Она была сделана из кости тонкой резьбы, привезена из далекой страны и стоила столько, что на нее можно было купить часть этой таверны.
– Возьми взамен, – сказал я.
Кто-то подошел ко мне. Я повернулся и увидел одного из солдат, сержанта, судя по знакам различия. Это был уже немолодой человек с открытым честным лицом. Он казался встревоженным.
– Позволите присоединиться к вам и выпить, добрый господин? – спросил он. – В таком месте, как это, без хорошей компании нельзя. – Он кивнул в сторону, обращая мое внимание на сидящий в зале различный сброд.
– Спасибо за вашу любезность, – ответил я. – Но вообще-то я предпочел бы посидеть в одиночестве. Мне нужно… кое-что обдумать.
Он проницательно оглядел мой потрепанный наряд, сочувственно покачал головой.
– Надеюсь, никто не пострадал? – спросил он.
– Только моя гордость, сержант, – заверил я его. Подозвав хозяина, я сказал: – Выпивку этому достойному человеку. За мой счет. – Тут я как бы впервые почувствовал босыми ногами грубые доски пола. – И еще купи-ка мне обувь.
Хозяину это не понравилось. Он-то надеялся удержать у себя как можно больше от стоимости застежки.
– Тащи ему обувь! – рявкнул сержант. – И если я узнаю, что у юного господина тут были неприятности, ты лишишься лицензии.
Хозяин таверны выругался, но отправился в обувную лавку.
– Вы уверены, благородный господин, – сказал сержант, – что вам не будет лучше в нашей компании?
– Еще раз спасибо, – ответил я. – Но нет. Единственное, что меня утешит, это бренди и мои размышления.
Сержант ушел за столик к своим товарищам. Я схватил бокал с бренди, принесенный хозяином, и осушил его до дна. Жестом заказав еще один, я натянул какие-то кожаные обноски, что он притащил мне. Затем, самый несчастный, как все двадцатилетние неудовлетворенные влюбленные, я вернулся к выпивке, таращась в глубину выщербленного глиняного бокала и размышляя о моих грехах. Грехов насчитывалось легион, начиная с любовного напитка. Я обманул Мелину, ничего подобного не подозревавшую. В моем воображении всплыла ее нагая плоть. Но картина эта была уже не возбуждающей, а постыдной. Наступил момент, который хоть раз, но бывает в жизни каждого человека. У меня не было будущего. Я кончился. Я был жалким и обобранным, как какой-нибудь бедолага, обманутый базарными зазывалами, и довела меня до этого собственная страсть, так что я даже не имел права называться жертвой. Я, Амальрик Эмили Антеро, с энтузиазмом позволил Мелине и Лиго понукать собою. И ведь никто меня не околдовывал любовным напитком, как я это проделал с Мелиной. Я сам возжаждал ее и был готов заплатить любую цену – пожертвовать уважением друзей и любовью семьи. И в результате оказался в полных дураках.
Под порывом ветра хлопнули ставни таверны, и я представил себя дома, стоящим перед алтарем и молящимся за моего давно умершего брата. Мне даже показалось, что в этот тускло освещенный вертеп вошел его призрак. Халаб был любимцем семьи, и его гибель от рук воскресителей наложил глубокий отпечаток на всех Антеро. Хотя я видел его последний раз, когда мне было три года, и воспоминания о взрослом брате были весьма смутны, сейчас мне казалось, что именно его лицо я отчетливо вижу в дверях таверны. Халаб улыбался. Подняв большой палец, он призывал меня не унывать. Видение исчезло, но я ощутил, как мне стало легче. Не намного, но я уже мог держаться. Я стал набираться решимости спасти мою репутацию.
Я изменю мою жизнь, для начала уйдя в длительную торговую поездку. «Обрести свою удачу» – так это исстари называлось. Отец с неистощимой настойчивостью твердил мне об этом уже давно. Я же лишь испытывал терпение моего старика.
Дверь с грохотом распахнулась, и вошли трое рослых крепких мужчин. Они мрачно оглядели таверну так, что сидящие здесь жулики явно занервничали. Один из троицы заметил меня, затем что-то шепнул своим приятелям. Они взяли выпивку и уселись в углу. Я вернулся к своим раздумьям.
Я был самым младшим ребенком в единственном браке отца. Моим братьям и сестрам уже давно перевалило за тридцать, а то и за сорок. Вот отсюда и своенравие, говорили мои недоброжелатели. Даже мой гувернер Инз говорил, что я был в детстве просто рыжим упрямцем, хотя и отмечал мою сообразительность.
Студентом я был смышленым, но ленивым. К тому же в учителя мне попался моралист, пользующийся славой самого плохого наставника. Он был не только невыносимо скучен, но по большей части совершенно невежествен. Скуки ради я издевался над ним как мог. На уроках анатомии он, например, утверждал, что тело мужчины бесконечно совершеннее женского. Я осмеял это предположение. Моя сестра Рали по силе не уступала большинству мужчин Ориссы.
– Ну это совсем другое дело, молодой господин, – сказал он.
– Почему же другое? – усмехнулся я. – Рали – женщина. И многие говорят, что красивая женщина. Но она еще и великий воин. Она одним взмахом сабли может снести твою башку с плеч.
Я рассек воздух воображаемым лезвием.
– Исключение лишь подтверждает правило, молодой господин, – не сдавался наставник. Его злили мои насмешки.
– Моя сестра – не единственное исключение, – подлил я масла в огонь. – Она всего лишь одна из женского Полка героинь, гордости Ориссы. Как же это объяснить?
Наставник что-то забормотал, затем уткнулся в анатомический атлас.
– Факты остаются фактами! – закричал он. – Прекрасно известно, что женское тело хуже. Достаточно посмотреть хоть на их зубы.
– А что же такое с их зубами?
– У них зубов меньше, чем у мужчин. – Он открыл и показал мне страницу, где говорилось об этом. – Видите… У мужчин тридцать два зуба, у женщин же не более двадцати восьми.
Тут я увидел нашу молоденькую служанку.
– А вот сейчас посмотрим, – сказал я, подзывая ее.
Уговорами и посулами заплатить за причиненное беспокойство я ее заставил открыть рот. Я насчитал тридцать два зуба. То есть как у мужчин. Наставник взбесился, не желая признавать собственную неправоту. Остаток дня я провел в гимнастическом зале, который частенько навещал и в последующие годы, где вместе с друзьями совершенствовался не только в физических упражнениях, но и в искусстве глумления над этим «педагогом» и его преемниками.
И пока я таращился в бокал с бренди, до меня вдруг дошло, что, несмотря ни на что, отцу удалось-таки дать мне образование. Он не наказывал меня, когда учителя жаловались. А вместо этого он поощрял меня докапываться до сути вещей самому, не прислушиваясь ни к каким общепринятым утверждениям. И это позволяло мне иметь собственное мнение.
Слезы стыда потекли из глаз моих. Я смахнул их и глотнул бренди. Вот и настала пора, думал я, отбросить в сторону детские забавы и стать человеком, которым бы гордился отец. Он так нуждался во мне, чтобы передать опыт и переложить на мои плечи бремя торговли. Каждый раз, когда обстоятельства вынуждали его самого совершать поездку, возвращался он ужасно усталый. И с каждым годом ему все труднее было восстанавливать потраченные на такие поездки силы. От старших моих братьев помощи ему не было. Они были недалекими, хоть и старательными людьми, годными лишь на то, чтобы управляться на фермах или с бухгалтерскими книгами. И у них не было тех черт характера, которые так необходимы торговцу. Они недолюбливали иностранцев и путешествия и уж терпеть не могли рисковать.
Они были моей полной противоположностью. Я же всегда с восторгом погружался в таинственные запахи причалов Ориссы, вслушивался в непонятные речи иностранных купцов, разглядывал товары и корабли. И потому среди главных предметов изучения, которыми я увлекался, находилась и география. Меня очаровывали старые карты и истории об отважных открывателях новых земель, пока я не достиг того возраста, когда все можно было бы увидеть и своими глазами. Я даже согласился с картиной мира, нарисованной моим наставником, хоть уже и упоминал, что с недоверием относился к общепринятым знаниям. Земля, говорил он, имеет форму громадного яйца. Дающее свет и тепло Солнце запущено в движение богами ради нашего блага. И только избранные земли и моря облагодетельствованы этим светом. Все же остальные погружены во тьму, которой правят колдуны, жаждущие и остальной мир погрузить в холодный мрак и отдать в рабство злым богам. Учитель говорил, что некогда свет был повсюду и предки наши обладали великими познаниями в волшебстве. Но потом вырастали ленивые и испорченные поколения, теряющие уважение к семье, властям и воскресителям. И они оказались не готовы к приходу темных колдунов. Но боги наши сжалились и оставили нам этот уголок света и надежды посреди всеобщего варварства. И с течением времени нам удалось восстановить часть утраченных знаний. И наши суда вновь вышли в море, постепенно разгоняя тьму с каждым успешным открытием. Так чуть было не закончилась наша история.
Среди прочего существовала и одна легенда, вымышленная, очевидно, но которая особенно интересовала меня. Легенда о Далеких Королевствах. В тех краях, гласила молва, жили потомки наших старейшин, и этот уголок освещен солнцем, а вокруг тьма, которой заправляют злые волшебники. Легенда уверяла, что правители и воскресители в Далеких Королевствах удивительно добры и мудры. В тех местах никогда не переводились веселые песни и доброе вино. И у любого там кошель набит золотом, а сердце всегда открыто. И если бы нам удалось воссоединиться с ними, говорилось в легенде, то мы бы избавились от наших врагов, а мир вновь был бы осиян вечным светом. В свое время я был очарован этой легендой. Но став старше и научившись владеть шпагой, я счел себя взрослым и отставил сказки прочь, как детские игрушки.
Вот тебе и взрослый, невесело рассмеялся я над собой. И еще раз дал клятву стать другим. И допил бренди, словно скрепляя печатью данный обет. Я повернулся, чтобы заказать последний бокал, и с легкой тревогой заметил, что обстановка в таверне изменилась. Ушли солдаты, исчезли и завсегдатаи. Остались только те здоровяки, что появились после меня. Они откровенно разглядывали меня, пересмеивались и подталкивали друг друга локтями. И тут я увидел, что и хозяин таверны скрылся. По телу пробежали неприятные мурашки. Если я тут еще задержусь, положась на судьбу, что-нибудь обязательно случится. Я поднялся, стараясь выглядеть беззаботным и не смотреть в сторону этой троицы, и направился к двери. Если они бросятся за мной, подумал я, по крайней мере, на улице будет больше пространства для схватки.
К сожалению, моего старика не радовало, что я хорошо фехтую. Хоть я и не был первым клинком Ориссы, но владел достаточным мастерством. Я дрался на двух дуэлях, каждый раз доведя их до первой крови. К тому же я не пренебрегал бегом, частенько удирая от своих учителей на спортивные поля. Так что при необходимости мог скрыться от преследователей со скоростью демона ветра.
Как я и ожидал, позади меня заскрипели стулья, и троица последовала за мной на улицу. Не успел я прибавить ходу, как впереди, в темном переулке, замаячили еще две фигуры. Схватившись за рукоять шпаги, я разглядел на груди одной из них вытатуированного паука. Лиго! Позади мышеловку закрывали три бандита, выходящих из таверны. Выхватив клинок, я приготовился продемонстрировать им один или пару трюков, чтобы внушить хоть какое-нибудь уважение. И тут я вновь оказался в дураках. На острие моей богато изукрашенной шпаги находилась предохранительная шишечка для тренировочных боев. Оружие мое с лязгом полетело на землю, и я застыл, ухмыляясь, как обезьяна, напрягая готовые к бою руки, сжатые кулаки. Мое горло обхватила сзади чья-то рука, я ударил противника локтем и услышал вопль от боли. Но радоваться было рано. Еще одни сильные руки обхватили меня, не давая вырваться, а Лиго бросился вперед и кулаком врезал мне в живот. Тренированные мышцы пресса отразили удар, что весьма удивило Лиго.
Но и тут мне не пришлось порадоваться, потому что Лиго приставил нож к моему горлу.
– Не будь дураком, Лиго, – сказал я, совладав с нервами. – Если этой ночью ты убьешь меня, то на следующем празднике Целования камней ты будешь первым кандидатом.
Я напоминал ему о весеннем традиционном ритуале, когда воскресители приносили священную жертву, сплющивая ее между двух огромных камней. В первую очередь для такого жертвоприношения выбирались уголовные преступники.
Лиго рассмеялся мне в лицо.
– В этом местечке тебе неоткуда ждать защиты, юный Антеро, – проскрежетал он. – И свидетелей не будет, как я лишил тебя твоей ничтожной жизни.
Он надавил на нож, я ощутил ожог боли и почувствовал, как потекла кровь.
– С другой стороны, – продолжал он, – твоя репутация даже защитит меня от подозрений. Всем известно, что ты частенько болтался в сомнительных районах города. Известен и твой необузданный нрав, твои чрезмерные траты и бесчисленные долги. Так что, если я перережу тебе горло, люди решат, что это дело рук каких-нибудь ночных разбойников или обманутых ростовщиков. Нет, мой друг, твое происхождение здесь ничего не значит. Так что придется твоим кишкам встречать рассвет.
Он вновь рассмеялся и отвесил мне пощечину. А затем еще одну и еще. Меня эти увесистые удары не волновали – это он просто сам заводил себя, чтобы исполнить угрозу. За его спиной, в начале переулка на углу дома, стоял, справляя малую нужду, какой-то рослый человек. Один из приятелей Лиго, решил я.
– Единственная причина, по которой я тебя еще не убил, юный господин, – продолжал он, – в том, что я не решил, что для меня дороже: месть или выгода. То, что ты сделал с Мелиной, будет стоить мне немало толстеньких кошельков. Ведь мне придется пока отстранить ее от дела. Да и вылечить ее от твоего любовного напитка стоит целое состояние.
– Уж про деньги-то ты бы мне не заливал, Лиго, – сказал я. – За последние месяцы ты поимел с меня больше чем достаточно. Я же взамен не получил ничего.
Лиго вновь отвесил мне пощечину.
– А так и бывает с малышами, которые лезут во взрослые игры, – прорычал он. – Самому надо было подумать, какие у тебя шансы, – сказал он. – А у тебя их и не было. Счастье на моей стороне. Впрочем, если я остановлю свой выбор не на мести, а на выгоде, то тебе придется выложить столько денег, сколько я потребую. А иначе что подумает Совет воскресителей, если я изложу им всю твою историю? Напоить гетеру любовным напитком – тяжкое уголовное преступление. Я даже представляю себе, как обрадуются воскресители, заполучив в свои руки представителя семейства Антеро.
– У меня нет денег, Лиго, – сказал я устало. – Вы с Мелиной забрали все.
– А пусть папаша позаботится, юный господин, – рассмеялся Лиго. – Я не думаю, что ему захочется отдать своего драгоценного малыша в лапы воскресителей.
– Тогда лучше убей меня, – ответил я. – Потому что я не собираюсь просить у отца и самой малости. И если даже он захочет дать мне денег, я их не приму.
– О, я не думаю, что тебе это поможет, – сказал Лиго. – Я знаю людей. Особенно богатых людей. Впрочем… выгода меня не так уж и привлекает. Потому что я презираю тебя и таких, как ты, Амальрик Антеро. Тебя и тебе подобных неженок. Вы же думаете, что вы лучше других людей только потому, что родились на тонких простынях. – Лезвие полоснуло по моей груди, разрезав куртку, рубашку и обнажив тело. – Убийство должно доставлять удовольствие, – сказал он, надрезая мою кожу. Я почувствовал, как потекла кровь. – Прекрасная, медленная смерть. А затем я изрежу тебе лицо и отрежу эти рыжие волосы. А заодно член и яйца. Никто даже не узнает, что это ты.
Этого я не выдержал. Я плюнул ему в лицо. Он отдернул голову назад. Сгусток слюны стекал по пауку. И тут Лиго завопил и, нацелив нож мне в грудь, бросился вперед. Но ударить не успел. Та самая темная фигура, вынырнув из темноты, мощным ударом отбросила Лиго в сторону.
– А ну прочь, шакалы! – загремел этот человек, и я услыхал, как зашелестела сталь выхваченной из ножен его сабли.
Державший меня бандит ослабил хватку. Я резко нагнулся вперед и перебросил его через себя. Другой бандит отпрыгнул в сторону и выхватил шпагу. Мой спаситель с легкостью парировал нанесенный удар и тут же всадил лезвие противнику в живот. Я подхватил с земли упавшую шпагу и вскочил в тот самый момент, когда третий бандит сделал выпад в мою сторону. Я нырнул под его шпагу и нанес ему удар в горло. Затем вновь выпрямился, встав плечом к плечу с моим спасителем. Наши враги перестроились и устремились в атаку. Дрались беззвучно, слышен был только звон стали и тяжелое дыхание. Подскочил Лиго, вдохновляя своих бандитов. На какое-то мгновение нас чуть не смяли. Но тут мой новый товарищ достал длинный кинжал в дополнение к своей сабле и перешел в контратаку. Кто-то заскочил к нему сзади, но этого я пронзил в спину. Послышался свист воздуха, покидающего легкие. Внезапно Лиго и последний бандит рванули прочь. Я бросился за ними, но мой спаситель подставил ногу, и я со всего разбегу полетел лицом в грязь.
– О мой любимый, любимый Амальрик, – сказала она, окидывая меня таким влекущим взглядом, что я подумал, не свалял ли я дурака, прибегая к помощи любовного напитка. – Я так устала, – сказала она, раскидываясь на постели столь обширной, что на ней могла бы разбить бивак целая когорта. – Мне так надоели эти пузатые старики с тощими ногами.
Я плюхнулся на ложе. На Мелине был лишь небрежно наброшенный халат. Она только что приняла ванну. Она приподнялась, положив голову на согнутую руку, и халат распахнулся. Я увидел нежную грудь с розовым соском, а когда она стала лениво запахиваться, я разглядел и мягкую складку на лобке, узрел тот долгожданный рай, ради которого готов был пожертвовать всем.
– Так позволь мне избавить тебя от всего этого, Мелина, любовь моя, – сказал я с наигранным весельем.
– Ты хотел бы взять меня в жены? – сказала она. В голосе слышалась легкая насмешка.
Но мне было не до шуток.
– Если бы я мог! – горячо сказал я.
– Не думаю, чтобы в качестве матери твоих детей тебя устроила бы гетера, – засмеялась она.
– Ты просто не знаешь меня, Мелина, – ответил я. – Ведь я люблю тебя так, как ни один мужчина не может любить. Я даже боюсь, что боги воспылали бы ревностью, если бы узнали, насколько велико мое чувство к тебе.
Мелина вздохнула.
– Ты такой милый и такой добрый, – сказала она. – Но когда-нибудь эти чувства тебе пригодятся, и ты встретишь достойную женщину твоего круга.
– Никогда, – сказал я с такой убежденной искренностью, на которую способна только юность.
– Кроме того, – сказала Мелина, – ты слишком юн для меня. Ну, ну, не дуйся. Ты же знаешь, это правда, – она похлопала меня по руке. – И не будем попусту тратить часы, отведенные лишь нам двоим. Моя спина так устала и так ждет, чтобы сильные юные руки погладили ее. – Мелина шаловливо подмигнула. – И потом… может быть, наступило время… Кто знает? Возможно, именно в эту ночь я узнаю, действительно ли ты рыжеволосый?
Сердце мое ухнуло вниз. Несмотря на это поддразнивание, а может быть, именно благодаря ему я впервые по-настоящему понял, что эта ночь никогда не наступит. Я понял, что со своими экзотическими рыжими волосами интересен ей лишь как средство к возбуждению полового чувства. Но не более. Ну и еще приятно иметь под рукой послушного юного раба, готового исполнить малейшую прихоть. И в конце концов, отобрав у меня все, чем я владею, включая и честь, она попросту отшвырнет меня в сторону.
Я изобразил веселье.
– Но для начала, – сказал я, – у меня есть маленький подарок.
Мелина взвизгнула.
– Ой как приятно! Надеюсь, это что-то необычное. Пожалуйста, ну, пожалуйста, покажи.
Я вытащил бутылочку. Мелина поскучнела.
– Что это?
– О, ничего особенного. Просто старое вино из подвалов моего отца. Я решил, что мы сначала попробуем этот напиток… а потом я уже покажу тебе и подарок. Очень редкая вещь… поверь мне.
Мелина выглядела любопытной, как маленькая девочка. Она села на постели, так небрежно закинув ногу на ногу, что у меня уже нервы не выдерживали. Я взял с подноса два бокала и наполнил их. Мелина взяла из моих бокал. Понюхала, изящно подрагивая ноздрями.
– М-м. Восхитительно! – сказала она.
И выпила содержимое одним глотком. Затем откинулась на подушки, как бы случайно широко раскинув ноги.
– Ну а теперь показывай подарок, – сказала она.
– А вина больше не хочешь? – спросил я.
– Нет. Хватит. Нет более отвратительного зрелища чем гетера-алкоголичка.
– А как ты себя чувствуешь? – встревоженно спросил я.
– Прекрасно. А что? – раздраженно спросила она.
– Так… Ничего.
В чем же дело? Неужели та ведьма с черной улицы обманула меня? И тут я вспомнил, что не проговорил заклинание, подсказанное колдуньей. Но, к моему ужасу, я начисто забыл слова.
– Ну? Где же обещанный тобою презент? – настойчиво расспрашивала Мелина.
И тут я вспомнил.
– Мое сердце – к твоему сердцу, – нараспев, тихо заговорил я, подражая монотонно бубнящему воскресителю. – Мой образ застыл в твоих глазах. Во тьме ночи я – свеча, освещающая твое лоно.
Мелина нахмурилась:
– Что это ты лепечешь? Какие-то глупые любовные вирши?
И не успел я придумать в ответ какую-нибудь ложь, как Мелина вдруг громко, со всхлипом вздохнула. Зеленые глаза смотрели на меня. Зрачки возбужденно расширились. Она облизнула губы.
– Бутала, во имя твое, – простонала Мелина. – Амальрик, ты так красив и юн, что сердце мое стучит все сильнее. Я верю, что ты можешь доставить наслаждение женщине, как великий мастер. Войди в меня… На всю ночь.
– Да… да… угу, – только и мог ответить я косноязычно.
– О, ради всех святых… возьми же меня! Возьми! – Она скинула халат и бросилась в мои объятия, срывая с меня одежду, вцепляясь в материю острыми ногтями. – Я все сделаю, чтобы тебе было хорошо, – стонала она. – Возьми меня. Как только пожелаешь. Любимый мой. Мой рыжеволосый красавец Амальрик.
Меня охватила такая страсть, словно и я хлебнул любовного напитка. Я сорвал одежду и швырнул все свой тряпки на пол. Какой-то робкий голосок внутри взывал к моей рассудительности и совести, но я отмахнулся от него, как от назойливой мошки. Мелина упала на спину, похотливо выгнув грудь, закинув назад голову и алчно раскинув ноги, между которыми жаждал принять меня внутрь предмет моих вожделений.
– О, быстрее… прошу тебя, быстрее же, – стонала она, сжимая и разжимая бедра в безумном желании.
Я обрушился на нее, как солдат-победитель, обхватив руками мягкую белую плоть ягодиц и врываясь в то жаркое и шелковистое пространство, о котором мечтал так давно. Представив себя тем самым мастером, о котором она говорила, я приподнялся, чтобы ворваться еще раз. Сзади послышался разгневанный крик:
– А ну слезь с нее, сукин ты сын!
Мое горло обхватили чьи-то руки, потянули на себя, и я, вырванный из врат рая, полетел кубарем через комнату. Даже в этой прерванной страсти мое тренированное гимнастикой тело успело среагировать. Ударившись о пол, я перевернулся и пружиной вскочил на ноги. Я стоял, тяжело дыша, в этой позорной наготе, демонстрируя Мелине свои рыжие волосы между ног, но, увы, не тем способом, которым бы я хотел.
– Не трогай его, Лиго, – взмолилась Мелина.
Да, в комнате находился сводник, держа в руке кинжал. Паук на его груди жутко скалился.
– Я его так люблю, – продолжала она. – Пусть он останется. Я должна быть с ним. Всегда. Только с ним.
Лиго в ответ что-то выкрикнул. Я услышал топот многих ног, бегущих сюда. А сам он двинулся ко мне. Я не боялся его. Я бы без труда загнал этот кинжал ему в глотку. Но я ощущал себя вором, пролезшим в спальню к женщине, прав на которую не имел. И когда человек оказывается в такой ситуации, выход у него один. Одним ловким движением я подхватил с пола одежду и шпагу в ножнах и бросился к распахнутому окну.
Отталкиваясь от подоконника, я услыхал, как за спиной рявкнул Лиго:
– Ты заплатишь за это, Амальрик Антеро! Ты заплатишь!
Я вздрагиваю от страха, когда вспоминаю этот отчаянный прыжок через окно. До плотной, утрамбованной земли внизу было добрых шестьдесят футов. Вытянув руки, я успел ухватиться за канализационную трубу. По инерции меня развернуло по дуге, и я врезался в стену здания. Инстинкт сохранения приличия не позволял мне бросить одежду. Какое-то мгновение я пытался удержаться на одной руке. Сердце бешено стучало. Мне с трудом удалось не сорваться. Тогда я закинул одежду и перевязь шпагой на плечо, ухватился надежно двумя руками и скользнул вниз. В последний момент я не забыл оттолкнуться и отпрыгнуть в сторону, чтобы не угодить в яму, в которую уходила канализационная труба. Я слышал, как внутри дома вниз по ступеням грохотали башмаки. Из темноты вынырнул здоровенный ящер. Я пнул его, а он зашипел, должно быть приняв меня, обнаженного, за какую-нибудь свинью, бродящую на двух ногах. Я помчался в ночь. И вскоре голоса и звуки преследования стихли.
Нацепив шпагу на перевязи поверх измятого своего наряда, я босиком зашел в таверну. Я испытывал чувство вины и растерянности. Прежде чем проскользнуть, как трусливый воришка, домой, мне надо было набраться мужества. Я даже не обратил внимания на нескольких типов опасного вида, внимательно оглядевших меня. Расположились здесь и солдаты в новеньких мундирах, небрежно развалившись на стульях. Хозяин таверны, маленький, похожий на крысу человечек, подозрительно посмотрел на меня.
– Вина, дружище, – прохрипел я. – И без воды. Впрочем, не надо вина. Лучше бренди.
– Покажи-ка сначала денежки, молодой господин, – проворчал хозяин. – Даром я тут никого не угощаю.
Я нетерпеливо полез в карман и тут обнаружил, что мой кошелек пропал. Хозяин таверны кивнул, уверяясь в своей правоте. Его рука потянулась за дубинкой, спрятанной за стойкой. Я оторвал застежку с куртки. Она была сделана из кости тонкой резьбы, привезена из далекой страны и стоила столько, что на нее можно было купить часть этой таверны.
– Возьми взамен, – сказал я.
Кто-то подошел ко мне. Я повернулся и увидел одного из солдат, сержанта, судя по знакам различия. Это был уже немолодой человек с открытым честным лицом. Он казался встревоженным.
– Позволите присоединиться к вам и выпить, добрый господин? – спросил он. – В таком месте, как это, без хорошей компании нельзя. – Он кивнул в сторону, обращая мое внимание на сидящий в зале различный сброд.
– Спасибо за вашу любезность, – ответил я. – Но вообще-то я предпочел бы посидеть в одиночестве. Мне нужно… кое-что обдумать.
Он проницательно оглядел мой потрепанный наряд, сочувственно покачал головой.
– Надеюсь, никто не пострадал? – спросил он.
– Только моя гордость, сержант, – заверил я его. Подозвав хозяина, я сказал: – Выпивку этому достойному человеку. За мой счет. – Тут я как бы впервые почувствовал босыми ногами грубые доски пола. – И еще купи-ка мне обувь.
Хозяину это не понравилось. Он-то надеялся удержать у себя как можно больше от стоимости застежки.
– Тащи ему обувь! – рявкнул сержант. – И если я узнаю, что у юного господина тут были неприятности, ты лишишься лицензии.
Хозяин таверны выругался, но отправился в обувную лавку.
– Вы уверены, благородный господин, – сказал сержант, – что вам не будет лучше в нашей компании?
– Еще раз спасибо, – ответил я. – Но нет. Единственное, что меня утешит, это бренди и мои размышления.
Сержант ушел за столик к своим товарищам. Я схватил бокал с бренди, принесенный хозяином, и осушил его до дна. Жестом заказав еще один, я натянул какие-то кожаные обноски, что он притащил мне. Затем, самый несчастный, как все двадцатилетние неудовлетворенные влюбленные, я вернулся к выпивке, таращась в глубину выщербленного глиняного бокала и размышляя о моих грехах. Грехов насчитывалось легион, начиная с любовного напитка. Я обманул Мелину, ничего подобного не подозревавшую. В моем воображении всплыла ее нагая плоть. Но картина эта была уже не возбуждающей, а постыдной. Наступил момент, который хоть раз, но бывает в жизни каждого человека. У меня не было будущего. Я кончился. Я был жалким и обобранным, как какой-нибудь бедолага, обманутый базарными зазывалами, и довела меня до этого собственная страсть, так что я даже не имел права называться жертвой. Я, Амальрик Эмили Антеро, с энтузиазмом позволил Мелине и Лиго понукать собою. И ведь никто меня не околдовывал любовным напитком, как я это проделал с Мелиной. Я сам возжаждал ее и был готов заплатить любую цену – пожертвовать уважением друзей и любовью семьи. И в результате оказался в полных дураках.
Под порывом ветра хлопнули ставни таверны, и я представил себя дома, стоящим перед алтарем и молящимся за моего давно умершего брата. Мне даже показалось, что в этот тускло освещенный вертеп вошел его призрак. Халаб был любимцем семьи, и его гибель от рук воскресителей наложил глубокий отпечаток на всех Антеро. Хотя я видел его последний раз, когда мне было три года, и воспоминания о взрослом брате были весьма смутны, сейчас мне казалось, что именно его лицо я отчетливо вижу в дверях таверны. Халаб улыбался. Подняв большой палец, он призывал меня не унывать. Видение исчезло, но я ощутил, как мне стало легче. Не намного, но я уже мог держаться. Я стал набираться решимости спасти мою репутацию.
Я изменю мою жизнь, для начала уйдя в длительную торговую поездку. «Обрести свою удачу» – так это исстари называлось. Отец с неистощимой настойчивостью твердил мне об этом уже давно. Я же лишь испытывал терпение моего старика.
Дверь с грохотом распахнулась, и вошли трое рослых крепких мужчин. Они мрачно оглядели таверну так, что сидящие здесь жулики явно занервничали. Один из троицы заметил меня, затем что-то шепнул своим приятелям. Они взяли выпивку и уселись в углу. Я вернулся к своим раздумьям.
Я был самым младшим ребенком в единственном браке отца. Моим братьям и сестрам уже давно перевалило за тридцать, а то и за сорок. Вот отсюда и своенравие, говорили мои недоброжелатели. Даже мой гувернер Инз говорил, что я был в детстве просто рыжим упрямцем, хотя и отмечал мою сообразительность.
Студентом я был смышленым, но ленивым. К тому же в учителя мне попался моралист, пользующийся славой самого плохого наставника. Он был не только невыносимо скучен, но по большей части совершенно невежествен. Скуки ради я издевался над ним как мог. На уроках анатомии он, например, утверждал, что тело мужчины бесконечно совершеннее женского. Я осмеял это предположение. Моя сестра Рали по силе не уступала большинству мужчин Ориссы.
– Ну это совсем другое дело, молодой господин, – сказал он.
– Почему же другое? – усмехнулся я. – Рали – женщина. И многие говорят, что красивая женщина. Но она еще и великий воин. Она одним взмахом сабли может снести твою башку с плеч.
Я рассек воздух воображаемым лезвием.
– Исключение лишь подтверждает правило, молодой господин, – не сдавался наставник. Его злили мои насмешки.
– Моя сестра – не единственное исключение, – подлил я масла в огонь. – Она всего лишь одна из женского Полка героинь, гордости Ориссы. Как же это объяснить?
Наставник что-то забормотал, затем уткнулся в анатомический атлас.
– Факты остаются фактами! – закричал он. – Прекрасно известно, что женское тело хуже. Достаточно посмотреть хоть на их зубы.
– А что же такое с их зубами?
– У них зубов меньше, чем у мужчин. – Он открыл и показал мне страницу, где говорилось об этом. – Видите… У мужчин тридцать два зуба, у женщин же не более двадцати восьми.
Тут я увидел нашу молоденькую служанку.
– А вот сейчас посмотрим, – сказал я, подзывая ее.
Уговорами и посулами заплатить за причиненное беспокойство я ее заставил открыть рот. Я насчитал тридцать два зуба. То есть как у мужчин. Наставник взбесился, не желая признавать собственную неправоту. Остаток дня я провел в гимнастическом зале, который частенько навещал и в последующие годы, где вместе с друзьями совершенствовался не только в физических упражнениях, но и в искусстве глумления над этим «педагогом» и его преемниками.
И пока я таращился в бокал с бренди, до меня вдруг дошло, что, несмотря ни на что, отцу удалось-таки дать мне образование. Он не наказывал меня, когда учителя жаловались. А вместо этого он поощрял меня докапываться до сути вещей самому, не прислушиваясь ни к каким общепринятым утверждениям. И это позволяло мне иметь собственное мнение.
Слезы стыда потекли из глаз моих. Я смахнул их и глотнул бренди. Вот и настала пора, думал я, отбросить в сторону детские забавы и стать человеком, которым бы гордился отец. Он так нуждался во мне, чтобы передать опыт и переложить на мои плечи бремя торговли. Каждый раз, когда обстоятельства вынуждали его самого совершать поездку, возвращался он ужасно усталый. И с каждым годом ему все труднее было восстанавливать потраченные на такие поездки силы. От старших моих братьев помощи ему не было. Они были недалекими, хоть и старательными людьми, годными лишь на то, чтобы управляться на фермах или с бухгалтерскими книгами. И у них не было тех черт характера, которые так необходимы торговцу. Они недолюбливали иностранцев и путешествия и уж терпеть не могли рисковать.
Они были моей полной противоположностью. Я же всегда с восторгом погружался в таинственные запахи причалов Ориссы, вслушивался в непонятные речи иностранных купцов, разглядывал товары и корабли. И потому среди главных предметов изучения, которыми я увлекался, находилась и география. Меня очаровывали старые карты и истории об отважных открывателях новых земель, пока я не достиг того возраста, когда все можно было бы увидеть и своими глазами. Я даже согласился с картиной мира, нарисованной моим наставником, хоть уже и упоминал, что с недоверием относился к общепринятым знаниям. Земля, говорил он, имеет форму громадного яйца. Дающее свет и тепло Солнце запущено в движение богами ради нашего блага. И только избранные земли и моря облагодетельствованы этим светом. Все же остальные погружены во тьму, которой правят колдуны, жаждущие и остальной мир погрузить в холодный мрак и отдать в рабство злым богам. Учитель говорил, что некогда свет был повсюду и предки наши обладали великими познаниями в волшебстве. Но потом вырастали ленивые и испорченные поколения, теряющие уважение к семье, властям и воскресителям. И они оказались не готовы к приходу темных колдунов. Но боги наши сжалились и оставили нам этот уголок света и надежды посреди всеобщего варварства. И с течением времени нам удалось восстановить часть утраченных знаний. И наши суда вновь вышли в море, постепенно разгоняя тьму с каждым успешным открытием. Так чуть было не закончилась наша история.
Среди прочего существовала и одна легенда, вымышленная, очевидно, но которая особенно интересовала меня. Легенда о Далеких Королевствах. В тех краях, гласила молва, жили потомки наших старейшин, и этот уголок освещен солнцем, а вокруг тьма, которой заправляют злые волшебники. Легенда уверяла, что правители и воскресители в Далеких Королевствах удивительно добры и мудры. В тех местах никогда не переводились веселые песни и доброе вино. И у любого там кошель набит золотом, а сердце всегда открыто. И если бы нам удалось воссоединиться с ними, говорилось в легенде, то мы бы избавились от наших врагов, а мир вновь был бы осиян вечным светом. В свое время я был очарован этой легендой. Но став старше и научившись владеть шпагой, я счел себя взрослым и отставил сказки прочь, как детские игрушки.
Вот тебе и взрослый, невесело рассмеялся я над собой. И еще раз дал клятву стать другим. И допил бренди, словно скрепляя печатью данный обет. Я повернулся, чтобы заказать последний бокал, и с легкой тревогой заметил, что обстановка в таверне изменилась. Ушли солдаты, исчезли и завсегдатаи. Остались только те здоровяки, что появились после меня. Они откровенно разглядывали меня, пересмеивались и подталкивали друг друга локтями. И тут я увидел, что и хозяин таверны скрылся. По телу пробежали неприятные мурашки. Если я тут еще задержусь, положась на судьбу, что-нибудь обязательно случится. Я поднялся, стараясь выглядеть беззаботным и не смотреть в сторону этой троицы, и направился к двери. Если они бросятся за мной, подумал я, по крайней мере, на улице будет больше пространства для схватки.
К сожалению, моего старика не радовало, что я хорошо фехтую. Хоть я и не был первым клинком Ориссы, но владел достаточным мастерством. Я дрался на двух дуэлях, каждый раз доведя их до первой крови. К тому же я не пренебрегал бегом, частенько удирая от своих учителей на спортивные поля. Так что при необходимости мог скрыться от преследователей со скоростью демона ветра.
Как я и ожидал, позади меня заскрипели стулья, и троица последовала за мной на улицу. Не успел я прибавить ходу, как впереди, в темном переулке, замаячили еще две фигуры. Схватившись за рукоять шпаги, я разглядел на груди одной из них вытатуированного паука. Лиго! Позади мышеловку закрывали три бандита, выходящих из таверны. Выхватив клинок, я приготовился продемонстрировать им один или пару трюков, чтобы внушить хоть какое-нибудь уважение. И тут я вновь оказался в дураках. На острие моей богато изукрашенной шпаги находилась предохранительная шишечка для тренировочных боев. Оружие мое с лязгом полетело на землю, и я застыл, ухмыляясь, как обезьяна, напрягая готовые к бою руки, сжатые кулаки. Мое горло обхватила сзади чья-то рука, я ударил противника локтем и услышал вопль от боли. Но радоваться было рано. Еще одни сильные руки обхватили меня, не давая вырваться, а Лиго бросился вперед и кулаком врезал мне в живот. Тренированные мышцы пресса отразили удар, что весьма удивило Лиго.
Но и тут мне не пришлось порадоваться, потому что Лиго приставил нож к моему горлу.
– Не будь дураком, Лиго, – сказал я, совладав с нервами. – Если этой ночью ты убьешь меня, то на следующем празднике Целования камней ты будешь первым кандидатом.
Я напоминал ему о весеннем традиционном ритуале, когда воскресители приносили священную жертву, сплющивая ее между двух огромных камней. В первую очередь для такого жертвоприношения выбирались уголовные преступники.
Лиго рассмеялся мне в лицо.
– В этом местечке тебе неоткуда ждать защиты, юный Антеро, – проскрежетал он. – И свидетелей не будет, как я лишил тебя твоей ничтожной жизни.
Он надавил на нож, я ощутил ожог боли и почувствовал, как потекла кровь.
– С другой стороны, – продолжал он, – твоя репутация даже защитит меня от подозрений. Всем известно, что ты частенько болтался в сомнительных районах города. Известен и твой необузданный нрав, твои чрезмерные траты и бесчисленные долги. Так что, если я перережу тебе горло, люди решат, что это дело рук каких-нибудь ночных разбойников или обманутых ростовщиков. Нет, мой друг, твое происхождение здесь ничего не значит. Так что придется твоим кишкам встречать рассвет.
Он вновь рассмеялся и отвесил мне пощечину. А затем еще одну и еще. Меня эти увесистые удары не волновали – это он просто сам заводил себя, чтобы исполнить угрозу. За его спиной, в начале переулка на углу дома, стоял, справляя малую нужду, какой-то рослый человек. Один из приятелей Лиго, решил я.
– Единственная причина, по которой я тебя еще не убил, юный господин, – продолжал он, – в том, что я не решил, что для меня дороже: месть или выгода. То, что ты сделал с Мелиной, будет стоить мне немало толстеньких кошельков. Ведь мне придется пока отстранить ее от дела. Да и вылечить ее от твоего любовного напитка стоит целое состояние.
– Уж про деньги-то ты бы мне не заливал, Лиго, – сказал я. – За последние месяцы ты поимел с меня больше чем достаточно. Я же взамен не получил ничего.
Лиго вновь отвесил мне пощечину.
– А так и бывает с малышами, которые лезут во взрослые игры, – прорычал он. – Самому надо было подумать, какие у тебя шансы, – сказал он. – А у тебя их и не было. Счастье на моей стороне. Впрочем, если я остановлю свой выбор не на мести, а на выгоде, то тебе придется выложить столько денег, сколько я потребую. А иначе что подумает Совет воскресителей, если я изложу им всю твою историю? Напоить гетеру любовным напитком – тяжкое уголовное преступление. Я даже представляю себе, как обрадуются воскресители, заполучив в свои руки представителя семейства Антеро.
– У меня нет денег, Лиго, – сказал я устало. – Вы с Мелиной забрали все.
– А пусть папаша позаботится, юный господин, – рассмеялся Лиго. – Я не думаю, что ему захочется отдать своего драгоценного малыша в лапы воскресителей.
– Тогда лучше убей меня, – ответил я. – Потому что я не собираюсь просить у отца и самой малости. И если даже он захочет дать мне денег, я их не приму.
– О, я не думаю, что тебе это поможет, – сказал Лиго. – Я знаю людей. Особенно богатых людей. Впрочем… выгода меня не так уж и привлекает. Потому что я презираю тебя и таких, как ты, Амальрик Антеро. Тебя и тебе подобных неженок. Вы же думаете, что вы лучше других людей только потому, что родились на тонких простынях. – Лезвие полоснуло по моей груди, разрезав куртку, рубашку и обнажив тело. – Убийство должно доставлять удовольствие, – сказал он, надрезая мою кожу. Я почувствовал, как потекла кровь. – Прекрасная, медленная смерть. А затем я изрежу тебе лицо и отрежу эти рыжие волосы. А заодно член и яйца. Никто даже не узнает, что это ты.
Этого я не выдержал. Я плюнул ему в лицо. Он отдернул голову назад. Сгусток слюны стекал по пауку. И тут Лиго завопил и, нацелив нож мне в грудь, бросился вперед. Но ударить не успел. Та самая темная фигура, вынырнув из темноты, мощным ударом отбросила Лиго в сторону.
– А ну прочь, шакалы! – загремел этот человек, и я услыхал, как зашелестела сталь выхваченной из ножен его сабли.
Державший меня бандит ослабил хватку. Я резко нагнулся вперед и перебросил его через себя. Другой бандит отпрыгнул в сторону и выхватил шпагу. Мой спаситель с легкостью парировал нанесенный удар и тут же всадил лезвие противнику в живот. Я подхватил с земли упавшую шпагу и вскочил в тот самый момент, когда третий бандит сделал выпад в мою сторону. Я нырнул под его шпагу и нанес ему удар в горло. Затем вновь выпрямился, встав плечом к плечу с моим спасителем. Наши враги перестроились и устремились в атаку. Дрались беззвучно, слышен был только звон стали и тяжелое дыхание. Подскочил Лиго, вдохновляя своих бандитов. На какое-то мгновение нас чуть не смяли. Но тут мой новый товарищ достал длинный кинжал в дополнение к своей сабле и перешел в контратаку. Кто-то заскочил к нему сзади, но этого я пронзил в спину. Послышался свист воздуха, покидающего легкие. Внезапно Лиго и последний бандит рванули прочь. Я бросился за ними, но мой спаситель подставил ногу, и я со всего разбегу полетел лицом в грязь.