– Вы необычайно великодушны, – сказал старик, которого звали Джайсом. – Мы получили от вас два великих дара. Во-первых, эту ночь, когда все смогут спокойно уснуть, а во-вторых, вы напомнили нам о том, что в мире существует милосердие, и не каждый желает причинить зло беспомощным людям.
   Он что-то крикнул, и из темноты показались беженцы. Мы все же были не совсем безрассудны в своем доверии к ним: я позвал своих людей, и мы обыскали каждого из новоприбывших на наличие оружия. За исключением нескольких маленьких ножей, используемых для хозяйственных нужд и приготовления пищи, ничего обнаружено не было.
   Говорят, никто не может превзойти солдата в жестокости, но тот же солдат может быть самым щедрым человеком на свете. Так было и с моими людьми. Они позаботились о несчастных: устроили им лежанки из соломы, успокаивали плачущих младенцев и пытались вызвать улыбки на лицах детей. Но те уже успели повидать слишком много ужасов, и даже самая лучшая шутка или смешная гримаса удостаивались лишь серьезного взгляда исподлобья. Поскольку еды у нас было более чем достаточно, мы с радостью поделились тем, что имели.
   В нашей хижине, кроме меня, расположились Тенедос, Йонг, Карьян и двое других разведчиков. Мы приютили у себя шестерых беженцев, включая Джайса и Паликао.
   Разразилась гроза, но в наших хижинах было почти уютно, если не обращать внимания на блох, вонь от застарелого навоза и запах немытых тел. Впрочем, все это не беспокоило тех, кто привык к походной жизни.
   Мы не были похожи на черепах, спрятавшихся в своем панцире. Часовые обходили лагерь парами, постоянно меняя маршрут движения вокруг маленького холма. Я ежечасно проверял охрану и остался доволен ее надежностью, хотя это меня не удивило. Мы углубились на вражескую территорию, и малочисленность нашего отряда служила достаточным основанием для того, чтобы постоянно быть наготове.
 
   Тенедос сидел по другую сторону очага, слушая печальный рассказ Джайса и пытаясь выудить из воспоминаний старика полезную информацию, которая могла бы пригодиться, когда мы встретимся с Шамиссо Ферганой. Я лежал на кошме и рассеянно ловил обрывки разговора. Паликао сидела не более чем в двух футах от меня. К своему немалому удивлению, я обнаружил, что от нее хорошо пахнет, в отличие от остальных. Интересно, чем она пользуется вместо духов? Внезапно Паликао со вздохом отвернулась от очага.
   – Я больше не могу слушать, – прошептала она. – Слишком больно вспоминать о нашей деревне. Всего этого больше нет.
   Ее плечи поникли, и мне страстно захотелось утешить ее.
   – Наверное, таким людям, как вы, у нас было бы скучно, – продолжала она. – Но я была счастлива. Я была обручена, и мы с будущим мужем дважды разделили ложе по нашему обычаю, чтобы скрепить союз. Потом, за неделю до того, как к нам нагрянули бандиты Шамиссо Ферганы, он заявил о своем желании стать солдатом. Я плакала и умоляла, но он все равно бросил меня, обещав вернуться через два месяца с богатой добычей. Но богатство меня не интересовало. Мне нужен был только он сам.
   В ее взгляде, устремленном на меня, не было и тени смущения.
   – Он не должен был уходить, – ее голос понизился почти до шепота. – Ведь нам было так... хорошо вдвоем.
   Я ощутил приятное покалывание в чреслах.
   – Очень трудно спать на холоде и в сырости, – продолжала Паликао. Протянув руку, она провела пальцем по скатке моего одеяла. – А здесь у вас очень тепло.
   Улыбнувшись, она потянулась всем телом. При этом ее мешковатое платье загадочным образом приподнялось, и я увидел гладкую голую ногу и кусочек сокровенной темноты над внутренней частью бедра.
   Ее кожа была чистой, а на правой лодыжке она носила тонкий золотой браслет.
   Меня затрясло от похоти. Я чуть было не набросился на Паликао, но усилием воли заставил себя успокоиться и подождать до тех пор, пока не погаснет огонь в очаге. Йонг и Карьян уже храпели; скоро заснут и остальные. Я предвкушал невиданные удовольствия.
   Взглянув на Тенедоса, я заметил, что он смотрит куда-то широко открытыми глазами. Это ненадолго отрезвило меня, и я покосился в ту же сторону.
   Маленький заплечный мешок Джайса лежал между стариком и Тенедосом. Мешок упал на бок, раскрылся и из него стали видны витки длинного шелкового шнура, тускло отсвечивающего желтизной при пламени очага.
   Товиети!
   Проклятье! Чары развеялись, и мой «петушок» поник, словно никогда и не поддавался на предательское искушение отведать теплого естества Паликао. В тот же миг я осознал всю глубину нашей глупости, заставившей нас пустить к себе незнакомых людей, какими бы беспомощными и невинными они не казались. Я искоса взглянул на Паликао, опасаясь, что она почувствовала перемену в моем настроении, но она мечтательно смотрела на огонь. Ее босая нога, словно невзначай, вытянулась и погладила мою штанину.
   Черт побери! А что, если они уже напали на солдат в других хижинах, и мои люди в эту минуту корчатся в предсмертных судорогах, а наша миссия потерпела крах, даже толком не начавшись? Обман, с помощью которого нас заманили в ловушку, удался на славу: мой пояс с мечом валялся у входа в хижину, рядом с оружием Тенедоса.
   Провидец понял, что я тоже заметил шнур-удавку. Он нахмурился, о чем-то размышляя, затем его рука скользнула вбок и прикоснулась к одному из длинных кожаных ремешков, которыми мы связывали свои спальные принадлежности. Он со значением взглянул на меня: «Сделай же что-нибудь!»
   Я неожиданно сел и зашелся в припадке сильного кашля. Джайс и Паликао изображали сочувствие, а Тенедос воспользовался моей уловкой – он отклонился в сторону и быстрым движением прикоснулся кончиком кожаного ремешка к шелковой удавке. Его губы зашевелились; он пропустил ремешок через пальцы, сворачивая сложную петлю.
   Я перестал кашлять и потянулся к кружке с остывшим чаем, когда услышал голос Паликао:
   – Они знают, кто мы такие, – очень спокойно произнесла она.
   Ее рука скользнула под платье и тут же показалась вновь, вооруженная смертоносным шнуром. Я бросился на нее, пытаясь прижать ее к полу, словно во время схватки в борцовском круге. Паликао оказалась сильнее любого мужчины, с которым мне когда-либо приходилось мериться силами, включая профессиональных борцов на местной ярмарке. Она без труда освободилась от захвата, толкнула меня в грудь, и я кубарем покатился через очаг, разбрасывая горячие уголья.
   Девушка вскочила с удавкой в руках. Ее лицо исказилось от злобной радости, и я услышал крики ужаса и изумления в других хижинах. Джайс тоже стоял со шнуром наготове, готовясь броситься на противника. Но в этот момент Тенедос начал читать заклинание:
 
   Услышь меня,
   Услышь меня,
   Мы едины,
   Мы сотканы из одной нити,
   Мы служим одному хозяину,
   Есть только один хозяин.
   Слушай, внимай,
   Вертись, вертись,
   Вяжи, вяжи,
   Держи, держи,
   Ты должен подчиниться,
   Ты должен подчиниться,
   Вяжи, вяжи,
   Держи, держи.
 
   Желтый шнур в руках Паликао задергался, словно ожившая змея, и обвился вокруг ее запястья. Он мелькал, поворачивался, завязывался в узлы. Паликао пыталась сопротивляться, но безуспешно; вскоре она упала. В это же время шнур Джайса деловито связывал его по рукам и ногам.
   Снаружи снова донеслись крики, но теперь кричали женщины и дети, чье смертоносное ремесло обратилось сейчас против них благодаря магии Тенедоса.
   Паликао попыталась встать, но силы оставили ее. Я быстро пересек хижину и выхватил свой клинок из ножен. Вернувшись к ней, я приставил лезвие меча к ее горлу.
   – Мне еще не приходилось убивать женщин, – хрипло произнес я. – Но все когда-нибудь случается впервые.
   Она посмотрела на меня поверх клинка, увидела в моих глазах непреклонную решимость и перестала сопротивляться. У меня мелькнула странная мысль: интересно, когда она собиралась покончить со мной – до или после совокупления?
   – Карьян! – позвал я, и мой спутник очутился рядом, с обнаженной саблей в руке. Я обвел взглядом наше жилище. Все Товиети были надежно связаны своими удавками. Я выбежал в ночь и проверил остальные хижины.
   Благодарение Паноану – никто из моих людей не пострадал. Все они мирно спали и проснулись только когда мы разбудили их. Очевидно, наша с Тенедосом гибель должна была послужить началом всеобщего уничтожения. Я сообщил им о случившемся, открыв истинный облик «беженцев», а затем приказал оставаться на своих местах в полной боевой готовности.
   Охранники снаружи ничего не видели и не слышали до тех пор, пока не начались крики. Я сменил их и вернулся к Тенедосу.
   Карьян выстроил Товиети в ряд вдоль стены. Их ноги теперь были связаны обычными веревками, глаза сверкали от бессильного гнева.
   – Что будем делать? – спросил я у Тенедоса.
   – Убить мерзавцев, – прошипел Йонг, все еще вздрагивавший от ужаса. – Медленно выпустить наружу их проклятые кишки!
   Я ждал. Тенедос усиленно размышлял.
   – Нет, – наконец решил он.
   Паликао презрительно усмехнулась.
   – Необходимо понять меня правильно, – холодно произнес Провидец. – Я не возражаю против вашей смерти. Знай это, женщина!
   Он вперился в нее взглядом, и она неохотно кивнула. Тенедос отвел меня в сторону.
   – Я думаю... – начал он, – нет, я уверен, что мое волшебство сможет держать их связанными минимум двое суток. Кроме того, я убежден, что среди них нет чародеев. Какое бы колдовство они ни использовали для того, чтобы одурачить нас, – оно заключено в этих шнурах. Я не почувствовал их заклинаний, поскольку все мои магические силы были устремлены к той пещере и направлены на защиту от невидимых шпионов Иршада.
   Мы не убьем их, потому что хотим видеть наших людей готовыми к битве, а не переживающими из-за убийства женщин и детей, путь даже у этих «беженцев» руки по локоть в крови.
   Я согласился с ним. Честно говоря, я не был уверен, что смог бы отдать приказ о казни этих людей.
   Тенедос обратился к Джайсу:
   – Я предложил оставить тебя в живых, потому что бог, которому я служу, сильнее вашего, как и моя магия. Но я чужестранец. Какому богу ты служишь?
   – У нас нет богов, – ответил Джайс. – Все боги – от исчезнувшего Умара до самого ничтожного духа-хранителя очага – являются частью Колеса. Того самого Колеса, которое мы собираемся уничтожить, чтобы установить новый порядок.
   – Истребив всех остальных?
   – Всех, кто не присоединится к нам, – спокойно согласился Джайс. – Мы будем убивать их в момент возвращения от Колеса, убивать в младенчестве на руках матерей, убивать во чреве, пока Колесо не рухнет под тяжестью всех душ, которые оно несет. Один только мой отряд убил больше тысячи человек. Иногда мы выдавали себя за нищих беженцев, а иногда занимали брошенную деревню и представлялись путешественникам ее обитателями.
   – Все люди, и даже боги, кому-то служат, – заметил Тенедос. – Кому вы подчиняетесь?
   – Нашим вождям, – неохотно отозвался Джайс.
   – Тхаку, – прошептала Паликао.
   – Молчи, женщина! – отрезал старик.
   – Кто такой Тхак?
   Паликао плотно сжала губы и промолчала.
   – Значит, Тхак? – продолжал Тенедос. – Кто он, человек или демон?
   Ответа снова не последовало, и я понял, что мы больше ничего не добьемся.
   – Но на один вопрос вы можете ответить, – сказал Тенедос. – Насколько я понимаю, вам дозволено забирать имущество ваших жертв. И если вы убьете достаточно много людей, то все Товиети будут жить во дворцах богачей, купаться в роскоши и так далее. Я прав?
   Джайс кивнул.
   – Да, это так.
   – По каким же законам вы будете жить в этом золотом веке?
   – Нам не понадобятся законы, – твердо сказал Джайс. – Люди будут вести себя по справедливости.
   Тенедос приподнял брови, наклонился и взял одну из желтых шелковых удавок.
   – Понятно.
   Через час мы снялись с лагеря и уехали в ночь.
   – Как думаете, они сумеют освободиться от веревок, прежде чем сдохнут от голода? – тихо спросил Биканер.
   – Возможно, – с безразличным видом ответил Тенедос. – А может быть, и нет.
   – Все одно меньше печали, – процедил Карьян. – Они бы не пощадили нас, это уж точно.
   Дальше мы ехали в молчании.
   Незадолго до рассвета мы свернули с дороги к куче валунов и немного вздремнули, выставив усиленную охрану. Как только начало светать, мы двинулись дальше.
   Весь день монотонно лил дождь. Дорога оставалась пустынной. Деревни, попадавшиеся нам на пути, были либо сожжены дотла, либо все дома в них были заперты наглухо. До самого вечера мы так и не увидели ни одного живого человека.
   Дорога медленно поднималась, углубляясь в холмы. Хотя дождь и туман висели в воздухе наподобие плотного занавеса, мы смутно различали впереди силуэт огромной горы – черной и зловещей.
   – Это она, – сказал Тенедос. – Та самая гора, где я побывал в своем видении. Вот оно, логово Товиети!

Глава 10
Пещера Тхака

   Гора, возвышавшаяся примерно в трех милях впереди, выглядела так, словно какой-то бог-младенец построил ее из песка, а затем наугад изрезал совочком. Ближайшая к нам сторона была наиболее доступной для подъема, несмотря на достаточно крутой склон, и это означало, что она охраняется особенно тщательно. Даже сквозь дождь я мог видеть то место, где обрывалась дорога. Она поднималась вверх на две трети высоты горы и пропадала в почти симметричной выемке – казалось, кто-то зачерпнул часть склона огромным ковшом и отбросил в сторону.
   – Там, – указал Тенедос. – Там расположен вход в пещеру.
   Дальний от нас склон был гораздо более опасным и представлял из себя нагромождение почти отвесных утесов. Я не видел признаков жизни ни на самой горе, ни вокруг нее.
   Неподалеку от того места, где мы остановились, начиналось ущелье. Мы свернули с дороги и углубились в узкий каньон, тянувшийся примерно на полмили. Место выглядело достаточно удобным для укрытия.
   Я приказал людям спешиться и построиться. Отсюда нам предстояло идти пешком. Впервые я объяснил солдатам, в чем заключается наша миссия, пристально наблюдая за лицами людей. Несмотря на усталость, грязь и сырость, я не заметил признаков обескураженности или страха. Мы с уоррент-офицерами хорошо подобрали людей.
   Закончив свой рассказ, я предложил задавать вопросы.
   – Как мы доберемся до входа в пещеру? – поинтересовался один пехотинец. – Подкрадемся по дороге?
   – Нет, – ответил я. – Поднимемся по скалам.
   Двое или трое человек вскрикнули.
   – Не забывайте о том, что самый удобный путь всегда защищен надежнее остальных, – назидательным тоном произнес я, напомнив самому себе одного из самых помпезных инструкторов по военной тактике. Эскадронный проводник Биканер взглянул на меня с одобрительным и немного лукавым выражением.
   Мы уложили поклажу в заплечные мешки и, оставив четырех человек присматривать за лошадьми, двинулись вперед. Местность была голой, без единого деревца; лишь кое-где виднелись чахлые кустики. В сухой сезон здесь была пустыня, сейчас же местность превратилась в вязкое песчаное болото.
 
   Когда мы вышли к подножию горы, наступили сумерки: расчет времени был совершенно точным. Я поискал сухое место, где мы могли бы отдохнуть, перекусить и дождаться полной темноты, но все вокруг пропиталось промозглой сыростью. В конце концов мы забились в густые заросли кустарника, которые казались не такими мокрыми, как все остальное.
   Я хорошо помню тот привал и скудную трапезу, которая могла оказаться для нас последней: вяленая говядина, нарезанная тонкими ломтиками и перемешанная с сушеными ягодами и топленым жиром. Очень питательно, но для желудка это все равно что переварить камни. Кроме того, мы пили холодный чай из трав, заваренный в деревне прошлой ночью, и закусывали отсыревшими лепешками. Признаюсь, после еды я почувствовал себя гораздо лучше.
   Когда я решил, что достаточно стемнело, мы выступили в путь. Я поставил хиллменов во главе колонны, поскольку они лучше других ориентировались на местности. За ними шел толстяк Виен из пехотной роты, потом мы с Тенедосом и остальной отряд. Наш тыл прикрывали легат Банер и эскадронный проводник Биканер: с таким маленьким отрядом я должен был иметь в арьергарде людей, которым абсолютно доверял.
   Мы поднимались больше часа. Склон постепенно становился круче, но пока что мы не пользовались нашим снаряжением. Затем подниматься стало труднее; я дал сигнал остановиться и приказал людям обвязаться веревками. Каждый из нас нес с собой двадцатипятифутовую веревку – тонкую, не более дюйма в диаметре, но укрепленную специальным заклятьем Тенедоса перед отъездом из Сайаны. Мы сняли свои овчинные куртки и приторочили их к заплечным мешкам.
   Тропа была мокрой и скользкой, но, к счастью, мы могли огибать небольшие валуны, а скалы так сильно выветрились и потрескались от непогоды, что служили надежной опорой для рук и ног.
   Я пытался мысленно определить, где мы находимся, – вокруг не было ничего, кроме непроглядной темноты и черного камня. В одном месте склон оказался неприступным, и нам пришлось сделать траверс [4] влево, чтобы отыскать подходящий маршрут. Мы неуклонно приближались к дороге, и я ничего не мог с этим поделать. По крайней мере, дождь почти прекратился, хотя в нашем положении это было сомнительным утешением. Мы могли двигаться быстрее, зато возрастала вероятность того, что нас увидят или услышат.
   Сверху вниз по цепочке прошел условный сигнал – щелчки пальцами – и мы застыли на месте.
   – Легат а'Симабу, поднимитесь наверх, – послышался шепот.
   Я отвязался и осторожно поднялся к пятерым горцам, возглавлявшим колонну. Сержант Йонг стоял немного впереди. Когда я подошел к нему, то мог уже не спрашивать, в чем дело.
   Я выругался сквозь зубы. Перед нами высилась каменная кладка, скрепленная известковым раствором. Мы слишком уклонились влево: дорога, ведущая ко входу в пещеру, находилась прямо над нами. Теперь придется вернуться и взять вправо. Я решил выглянуть на дорогу и посмотреть, нет ли там признаков Товиети.
   Я уже собирался подтянуться на низкий парапет, но внезапно услышал странный звук. Не знаю, как описать его; он напоминал низкий свист или шипение целой стаи змей. Я отпрянул назад и замер, превратившись в один из камней, разбросанных вокруг.
   Что-то двигалось вверх по дороге – что-то огромное и бесформенное. Прошло с полминуты, прежде чем звук прекратился, и не осталось ничего, кроме ночи и моросящего дождя. Я заставил себя выглянуть из-за парапета, но ничего не увидел. Подтянувшись на руках, я спрыгнул на глиняную дорогу и тут же поскользнулся. Однако причиной тому был не дождь, а густая слизь, оставленная той тварью, что недавно проползла наверх. Мой желудок завязался в узлы, и я решил закончить рекогносцировку: не стоило без нужды подвергаться смертельной опасности. Мне казалось, что я догадывался, что означало это шипение – такой звук мог издавать огромный червь, быстро ползущий по гравию. На самом деле я не знал, что это было, да и не хотел знать.
   Мы с трудом вернулись обратно по своим следам к исходной точке и повернули направо. После недолгих поисков мы обнаружили еще один подходящий маршрут. Чем ближе мы поднимались ко входу в пещеру, тем сильнее лил дождь. Наконец мы достигли уровня, на котором, по моим расчетам, находилось устье пещеры, и снова проделали траверс в левую сторону. Перед нами снова возникла каменная стена, и я заглянул за нее. Здесь дорога оканчивалась ровной террасой с каменным парапетом, напоминавшей большой балкон. За террасой виднелось темное отверстие пещеры. Я не заметил часовых – ни людей, ни других существ.
   Скорость подъема превзошла мои ожидания: оставалось еще добрых два часа до рассвета. Теперь нам придется ждать не менее часа.
   Карабкаясь по мокрым скалам, мы пропотели насквозь и не обращали внимания на промозглую сырость. Теперь мы снова надели куртки, но поскольку приходилось стоять неподвижно, цепляясь за вертикальные стены, холод через несколько минут пробрал нас до костей. Я стискивал челюсти, чтобы не стучать зубами.
   За воем ветра послышались звуки отдаленного песнопения, а возможно, то были просто крики из пещеры. Я пытался забыть о холоде, снова и снова воскрешая в памяти детали «видения» Тенедоса за те краткие мгновения, которые он провел в пещере.
   Звуки наверху стихли, и не осталось ничего, кроме воя ветра и шелеста дождя. Потом я услышал другой звук – мерный стук кованых сапог по каменной площадке над нами.
   Часовые. Их было двое. Мы снова превратились в неподвижные столбы песчаника, хотя нам едва ли угрожала настоящая опасность. Я сомневался, что часовые будут выглядывать из-за парапета – они бы все равно ничего не увидели, и, кроме того, их смена подходила к концу. Я ни на миг не тешил себя надеждой, что у входа в пещеру не окажется охраны.
   Очень медленно, словно с огромной неохотой, небо сменило цвет с черного на темно-серый. Наверху снова послышался звук шагов, бряцание доспехов и оружия. Затем я услышал голоса – неразборчивый пароль и отзыв, смех и удаляющиеся шаги часовых, смененных со своего поста.
   Возможно, было бы легче снять первую смену часовых: усталые, замерзшие люди представляли собой более легкую добычу. Но тогда вторая смена могла бы поднять тревогу, не увидев своих товарищей. Я снова прислушался и невольно проникся уважением к противнику. Эти часовые добросовестно выхаживали взад-вперед, а не прятались от непогоды. Они не болтали и не смеялись. Я слышал, как они проходят надо мной и возвращаются обратно. Для верности я предпочел бы повторить эту процедуру несколько раз, но небо светлело с каждой минутой.
   Я подкрался к сержанту Йонгу и обратился к нему на языке жестов. Два пальца... вытянутые пальцы полоснули по горлу... пальцы указывают на землю, а затем дугой выгибаются вверх... Йонг кивнул, и я увидел, как блеснули его белые зубы. Он поманил к себе трех других хиллменов. Те сняли свои заплечные мешки и передали их остальным. Ножи беззвучно выскользнули из ножен, и четверка заняла позицию под парапетом.
   Шаги приблизились... удалились... снова приблизились, и тут четыре фигуры перепрыгнули через низкую стену. Я услышал шарканье ног, обутых в сапоги, придушенный вскрик, не громче кошачьего мяуканья, а затем хриплый клекот.
   Я одним прыжком перемахнул через парапет, сержант Виен последовал за мной. Часовые лежали на площадке; кровь из их перерезанных глоток смешивалась с дождевой водой в лужах. Было уже довольно светло. Я заметил виноватое выражение на лице одного из хиллменов, и понял, что по его вине один из часовых едва не успел поднять тревогу. Сержант Йонг сурово накажет его, если мы выживем в ближайшие несколько часов.
   Через минуту наш маленький отряд в полном составе собрался на площадке.
   – Йонг, сбрось этот труп вниз, – распорядился я, указав на тело одного из часовых. – Куда-нибудь подальше.
   Йонг нахмурился, не понимая, почему я не хочу спрятать оба трупа, но выполнил приказ. Я внимательно прислушался, однако не услышал звука удара при падении тела.
   – Другого положи лицом вниз... вон там, – я указал на скалу, расположенную футах в пятидесяти ниже по склону, куда было не так-то легко добраться.
   Четверо солдат подхватили второй труп, потащили его вниз и аккуратно разместили в указанном месте.
   Любой, кто выглянет из-за парапета, увидит мертвеца: именно на это я и рассчитывал. Но даже Биканер не вполне понимал, в чем дело, поэтому я вкратце познакомил его со своим замыслом. Если кто-нибудь выйдет на террасу и не обнаружит часовых, он первым делом решит, что произошел несчастный случай. Выглянув наружу, он увидит тело своего товарища, сорвавшегося вниз по неосторожности. Потом он вызовет на подмогу других людей, чтобы спуститься к раненому или погибшему часовому и посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать для него. Крики предупредят нас о том, что обратный путь для нас закрыт, и тогда у нас будет время для поисков другого выхода... по крайней мере, я на это надеялся.
   Теперь я возглавил процессию, а Тенедос держался за мной. Я приставил к нему своих лучших людей: им объяснили, что их смерть мало что значит по сравнению с жизнью Лейша Тенедоса, и я не сомневался в их самоотверженности.
   Так мы вступили в логово Товиети.
 
   Вход в пещеру имел форму перевернутой буквы V высотой почти в сто футов. Футов через пятьдесят от террасы потолок скруглялся, превращаясь в арку. Дождь и холод остались позади – мягкий, ласковый ветерок дул нам в лицо. Здесь было гораздо теплее, чем в тех пещерах, которые я исследовал в детстве. Возможно, это гора когда-то была вулканом и ее недра согревались раскаленной лавой, а может быть, Товиети грели ее с помощью колдовства.
   Утренний свет исчез, и наш путь теперь освещался только факелами, установленными в нишах, вырезанных в стене. Пламя было слабым, и я очень надеялся, что внутри все спят.
   Потолок пещеры стал ниже, проход сузился так, что по нему не могло пройти более пяти человек в ряд. Я заметил признаки беспокойства на лицах некоторых солдат и понадеялся, что дальше путь сужаться не будет: определенные страхи овладевают человеком помимо его воли, и один из них – страх перед замкнутым пространством, или клаустрофобия. Однако проход не сужался, а изгибался и поворачивал между колоннами из природного камня, похожими на ножки грибов и тянувшимися от пола до потолка.