– Ну и что ты предлагаешь? – спросил Тунг.
   – Предлагает? – скривилась Иоланда. – Неужели мы будем слушать советы укротителя львов?
   – Я предлагаю снова соткать ковер, – сказал Ромо, игнорируя ее. – Соткать, пока Кукушата не обнаружили нас. Когда мы найдем безопасное место, где они не смогут докучать нам, мы проснемся снова. Ты права, Иоланда. Мы не можем прятаться вечно. Но встречать здесь утро – это не храбрость, а самоубийство.
   Эта речь впечатлила многих собравшихся.
   – А если мы это сделаем? – спросил один из сторонников Иоланды. – Кто сохранит ковер?
   – Она, – Ромо указал на Сюзанну. – Она знает Королевство лучше всех. И, по слухам, она владеет менструмом.
   – Это правда? – спросил Тунг.
   Сюзанна кивнула. Стоящие вокруг нее отстранились, и в комнате снова поднялась волна вопросов, многие из которых были обращены к Ромо. Но он не мог ничего ответить.
   – Я сказал все, что я знаю, – сказал он. – Мои дети не могут больше ждать.
   Он повернулся и пошел к выходу. Сюзанна устремилась за ним.
   – Ромо!
   Он повернулся к ней.
   – Подожди. Помоги мне.
   – Некогда. Дети ждут.
   – Но я много не поняла.
   – Разве Мими не оставила тебе инструкции?
   – Я опоздала. Когда приехала, она уже не могла... не могла говорить. Она только оставила мне книгу.
   – Так погляди в ней. Наверняка там что-то есть.
   – Ее у меня отняли.
   – Тогда верни ее. А что не найдешь там, ищи в себе.
   Последний ответ окончательно сбил Сюзанну с толку, но не сумела она задать вопрос, как Ромо заговорил опять:
   – Ищи между.
    Между чего?
   – Просто между, – он пожал плечами, будто удивляясь ее непонятливости. – Ты дитя Мими. Должна знать.
   Он потянулся к ней и поцеловал.
   – У тебя ее глаза, – он неуклюже коснулся ее щеки, и она внезапно почувствовала в этом прикосновении что-то не просто дружеское. Они отстранились друг от друга, охваченные противоречивыми чувствами.
   Он резко повернулся и вышел. Она прошла за ним пару шагов, но тут из-за двери раздался рев. Сердце у нее в груди подпрыгнуло. Он говорил о детях, и они ждали его. Львы, полдюжины или больше, окружили своего хозяина, сверкая золотыми глазами и мурлыкая, как кошки. Дверь захлопнулась, отрезав ее от этого зрелища.
   – Они хотят, чтобы мы ушли, – сказал Джерихо позади нее. Она еще немного постояла возле двери, слушая, как рычание львов замирает вдали.
   – Нас гонят?
   – Нет, просто они хотят еще раз все обсудить.
   Она кивнула.
   Когда они открыли дверь, Ромо и его звери уже ушли.

2

   Они шли молча. Она думала о Мими и о ее чувствах, когда она знала, что Ромо, ее любимый, спит в месте, которое она охраняет. Гладила ли она узелки, в которых он был заключен? Шептала ли при этом ласковые слова? Неудивительно, что она была такой суровой, такой неулыбчивой. Она стерегла врата Рая, одна, не вправе никому довериться, лицом к лицу с забвением и смертью.
   – Не бойся, – сказал Джерихо.
   – Я не боюсь, – она вспомнила, что он видит цвет исходящих от нее волн. – Может, совсем немного. Я не могу быть Хранителем, Джерихо. Я... недостойна.
   Они прошли миртовую рощу и шли теперь по полю. В высокой траве стояли высеченные из мрамора фигуры фантастических зверей. Они остановились передохнуть рядом с ними. Уже не было слышно ни споров, ни звона колокольчиков; только ночные насекомые стрекотали в траве.
   Он смотрел на нее. Она чувствовала это, но не могла поднять головы.
   – Я думаю, может... – начал он, потом замолчал.
   Насекомые насмешливо обсуждали его косноязычие.
   – Я хочу сказать... ты достойна чего угодно.
   Она улыбнулась такой любезности.
   – Нет. Я не о том. Я хочу... я пойду с тобой.
   – Со мной?
   – Когда ты вернешься в Королевство. С ковром или без ковра, но я хочу быть с тобой.
   Теперь она подняла глаза. Его черное лицо было как у подсудимого, ждущего приговора.
   – Конечно. Конечно. Я буду рада.
   – Правда?
   Его лицо расплылось в улыбке.
   – Спасибо. Я хочу, чтобы мы стали друзьями.
   – Значит, мы ими станем.
   Ее спине было холодно от мрамора, но он, стоящий напротив нее, излучал тепло. А она была, как говорил ей Ромо, между.

VII
Шэдвелл наверху

   – Опусти меня, – велел Шэдвелл своей лошади. Они взобрались на самый высокий холм, какой торговец мог найти. Открывшееся зрелище впечатляло.
   Норрис, однако, не очень интересовался видом. Он, тяжело дыша, опустился на землю и прижал к груди своего однорукого барабанщика, оставив Шэдвелла обозревать залитые лунным светом окрестности.
   По пути они уже насмотрелись странностей: обитатели этой местности, хоть и связанные родством с теми, что обитали за пределами Фуги, обрели под влиянием волшебства иную форму. Где еще можно было увидеть бабочек величиной с человека, орущих, как мартовские коты, с вершин деревьев? Или сверкающих змей, горящих языками пламени в расщелинах скал? Или кустарники, растущие из своих же цветов?
   И такие чудеса были повсюду. Фуга оказалась еще более чудесной, чем он расписывал своим клиентам, и куда более непредсказуемой.
   Это, как ни странно, вызвало у него боль, накатывающую приступами. Сначала он пытался не замечать этого, но боль нарастала, дойдя в конце концов до настоящего ужаса. Причиной ее была жадность,чувство, понятное каждому истинному торговцу. Он попытался бороться, оценивая окружающий его пейзаж в чисто коммерческих терминах, но в итоге сдался. Нечего было и думать о том, чтобы продать эту страну. Она бесценна; нет денег, которые можно было бы принять в обмен на нее.
   Он смотрел на величайшее в мире собрание чудес и чувствовал, как в его груди рождаются амбиции, приличествующие скорее принцу, чем торговцу.
   Да что там принцу! Перед ним лежала новая страна. Почему ему не стать ее королем?

VIII
Кровь девственницы

   Иммаколата не очень хорошо представляла себе, что такое счастье, но были места, где она и ее сестры чувствовали что-то похожее. Вечерние поля битвы, где каждый их вдох вбирал в себя чье-нибудь последнее дыхание. Морги. Кладбища. Перед лицом смерти им всегда было легко, и похороны были для них веселыми пикниками.
   Поэтому в поисках Шэдвелла они сразу вышли к Поминальным ступеням – это было единственное место в Фуге, посвященное смерти. Ребенком Иммаколата ежедневно приходила сюда, чтобы насладиться печалью других. Теперь ее сестры разлетелись в поисках какого-нибудь злополучного прохожего, и она стояла здесь одна с мыслями такими мрачными, что ночное небо было белым на их фоне.
   Она сняла туфли и сошла по ступеням на берег реки, в густую черную грязь. Здесь тела опускали в воду. Здесь рыдания становились громче, и вера в иное бытие меркла перед лицом скорбных фактов.
   Ритуалы эти были давно оставлены: слишком много трупов, спущенных на воду, находили Кукушата. Обычным способом похорон стала кремация – к вящей печали Иммаколаты.
   Теперь, стоя здесь, в грязи, она думала, как легко бы ей было сейчас сойти в воду и отправиться путем мертвецов. Но нет, у нее оставалось слишком много дел. Фуга невредима, и враги ее живы. Она должна жить.
   Жить, чтобы увидеть, как Семейства будут повержены; как их земли и их надежды обратятся в прах; как их чудеса выродятся в игрушки. Простой смерти для них мало – им нужно унижение. Рабство.
   Шум воды заворожил ее. Она вспоминала тела, которые когда-то проносили здесь мимо нее.
   Но что это за рев за плеском волн? Она оглянулась. Над ступенями поднималось покосившееся строение, где когда-то совершалось последнее оплакивание умерших. Там что-то двигалось. Сестры? Она не чувствовала их близости.
   Ответ на свой вопрос она получила, когда вышла из грязи обратно на ступени.
   – Я знал, что ты придешь сюда.
   Иммаколата замерла.
   – Именно сюда... из всех мест.
   Ей вдруг стало не по себе. Не от вида человека, вышедшего из-за колонн здания, а от его спутников, движущихся за ним как желтые тени. Львы! Он привел с собой львов.
   – Да, – сказал Ромо. – Я не один, как была она. На этот раз тебе не повезло.
   Это было так. Львы – не особенно впечатлительные создания, и ее чары на них не подействуют. Да и дрессировщик им вряд ли поддастся.
   – Сестры, – выдохнула она. – Ко мне, скорее!
   Львы вышли на свет. Их было шестеро. Они внимательно глядели на своего хозяина, ожидая инструкций.
   Она шагнула назад. Грязь была скользкой, и она едва не упала. Где же Магдалена с Ведьмой? Она послала им еще один призыв, но страх заглушил его.
   Львы были уже на верху ступеней. Она не осмеливалась смотреть на них. Конечно, у нее был менструм, но, чтобы его использовать, нужно время. Она попыталась заговорить Ромо зубы.
   – Не доверяй им...
   – Кому, львам? – усмехаясь, спросил дрессировщик.
   – Чародеям. Они обманули Мими так же, как меня. Бросили ее в Королевстве, а сами спрятались. Они обманщики.
   – А ты?
   Иммаколата почувствовала, как менструм потихоньку начинает подниматься по ее жилам. Теперь она могла сказать правду.
   – Я – ничто, – ее голос был уже не таким заискивающим. – Я живу, пока живет моя ненависть.
   Львы будто поняли ее последнюю фразу, потому что внезапно устремились к ней, прыгая по ступеням.
   Менструм забурлил в ней, и тут посреди реки раздался крик Магдалены. Это отвлекло Иммаколату всего на мгновение, но этого мгновения хватило переднему из львов, чтобы прыгнуть на нее.
   Рамо поспешил отозвать животное назад, но было поздно. Менструм взвихрился вокруг льва, разрывая его на части. В агонии он продолжал наносить удар за ударом. Иммаколата кричала и билась в окровавленной грязи, не в силах выбраться из-под туши льва.
   Наконец его движения прекратились. На животе льва зияла громадная рана, нанесенная не менструмом, а ножом, который теперь выпал из руки Колдуньи. Волоча внутренности хищник прополз пару ярдов и уткнулся мордой в грязь.
   Его собратья возбужденно рычали, но оставались на месте, подчиняясь команде Ромо.
   Сестры уже спешили на помощь Иммаколате, но она остановила их, кое-как поднявшись на колени. Раны, нанесенные ей, убили бы любого человека и большинство Чародеев: плоть свисала с ее тела и лица лохмотьями. Глазами, еле видящими сквозь пелену крови, она отыскала Ромо.
   – Я уничтожу все, что тебе дорого, – прошипела она, стирая рукой кровь с лица. – Фугу. Чародеев. Все. Ты слышишь меня? Ты еще будешь просить у меня пощады. И не надейся на легкую смерть.
   Ромо мог бы добить Колдунью, но, хоть и раненая она со своими сестрами вполне могла перебить остаток животных. Ему оставалось надеяться, что Мими в своем последнем упокоении услышит, что она отомщена.
   Он подошел к умирающему льву, шепча что-то утешающее. Иммаколата, не пытаясь повредить ему, побрела наверх, сопровождаемая сестрами.
   Львы по-прежнему ждали команды. Но их дрессировщик был слишком занят. Он прижался щекой к щеке умирающего питомца и по-прежнему говорил ему что-то. Потом замолчал – трагедия окончилась.
   Львы поняли это и, как по команде, повернули головы к нему. Тут же Иммаколата взмыла в воздух, как святая в грязи и крови, с сестрами, поднимающимися за ней, как чудовищные серафимы.
   Ромо посмотрел вверх и увидел, что Иммаколата уронила голову на грудь. Сестры устремились ей на помощь, и втроем они скрылись в темноте.

IX
Никогда и снова

   Когда они шли через поле, сзади, от Дома Капры, до них донесся голос стража:
   – Они зовут вас обратно!
   Вернувшись в миртовую рощу, они поняли, что события приближаются к развязке. Члены Совета уже вышли из Дома с торжественным выражением лица. Все колокольчики звонили, хотя ветра не было, и Дом заливало яркое сияние.
   – Амаду, – сказал Джерихо.
   Огоньки в воздухе складывались в причудливые фигуры.
   – Что они делают?
   – Сигнализируют.
   – О чем?
   Прежде чем Джерихо успел ответить, к ним подошла Иоланда Дор.
   – Зря эти болваны поверили вам, – сказала она. – Но я все равно не засну. Вы слышите? У нас есть право на жизнь! Чертовы Кукушата, вы захватили уже всю землю! – с этими словами она пошла прочь, проклиная Сюзанну.
   – По-моему, они послушались совета Ромо.
   – Амаду об этом и говорят, – сказал Джерихо, по-прежнему глядя на небо.
   – Я все-таки не уверена, что готова.
   Тунг позвал ее от дверей.
   – Вы готовы? У нас мало времени!
   Она поколебалась. На этот раз менструм не помогал ей; ее желудок был, как остывшая печь, полная золы.
   – Я с тобой, – напомнил Джерихо, заметив ее нерешительность.
   Вместе они вошли внутрь.
   Взгляды всех присутствующих обратились к ней. В прошлый раз она была здесь незваным гостем; теперь с ней связывались их хрупкие надежды на спасение. Она пыталась не показать страх, но ее руки заметно дрожали.
   – Мы приняли решение, – сообщил Тунг.
   – Да, – ответила она. – Иоланда мне сказала.
   – Нам это не очень нравится, – сказал один из собравшихся, очевидно, сторонник Иоланды. – Но у нас нет выбора.
   – На границах уже неспокойно, – объяснил Тунг.
   – Кукушата знают, что мы здесь.
   – И скоро утро, – добавил Мессимерис.
   Это было так. До рассвета оставалось не больше девяноста минут. После этого любопытные Кукушата начнут бродить вокруг, не видя настоящей Фуги, не зная, что она там. Как скоро повторится то, что случилось на Лорд-стрит?
   – Нужно начать ткать, – сказал Дольфи.
   – Это трудно?
   – Нет. Круговерть обладает огромной силой.
   – И сколько это продлится?
   – Около часа, – сказал Тунг. – Есть время рассказать вам о Фуге.
   Что можно узнать за час?
   – Расскажите только то, что необходимо для моей безопасности. Не больше.
   – Ладно. Тогда я начну.

Х
Пора

   Проснулся Кэл внезапно.
   В воздухе похолодало, но разбудило его не это, а голос Лемюэля Ло, зовущий его по имени:
   – Кэлхоун! Кэлхоун!
   Он сел. Лемюэль стоял рядом, усмехаясь сквозь густую бороду.
   – Тут кое-кто интересуется тобой.
   – Да?
   – У нас мало времени, мой поэт, – сказал он, пока Кэл поднимался на ноги. – Ковер снова будет соткан. Еще немного, и мы снова заснем.
   – Это неправильно.
   – Да, мой друг. Мне тоже не нравится. Но я не боюсь. Вы ведь присмотрите за нами?
   – Мне тут снилось...
   – Что?
   – Что это все реально, а остальное – нет.
   Улыбка Лемюэля погасла.
   – Хотел бы я, чтобы это было так. Но Королевство реально, даже чересчур. Оно слишком уверенно в себе, и поэтому лжет. Это тебе и снилось. Страна лжи.
   Кэл кивнул.
   – Не забывай про нас, Кэлхоун. Помни Ло и мой сад Ладно? Тогда мы снова сможем увидеться.
   Лемюэль обнял его.
   –  Помни, —повторил он в самое ухо Кэла.
   Кэл попытался ответить на его медвежье объятие.
   – А теперь иди, – шепнул садовник, отпуская его. – У той, что ищет тебя, важное дело, – и он поспешил туда, где уже сворачивался ковер и звучали последние грустные песни.
   Кэл смотрел, как он уходит все дальше.
   – Мистер Муни?
   Он обернулся. В двух деревьях от него стояла маленькая женщина с восточными чертами лица. В руке она держала фонарь.
   – Да, – сказала она музыкальным голосом, оглядев его. – Он говорил, что вы красивы, и так оно и есть.
   Она наклонила голову, словно пытаясь получше рассмотреть красоту Кэла.
   – Сколько вам лет?
   – Двадцать шесть. А что?
   – Двадцать шесть. У него плохо с математикой. Как и у меня, подумал Кэл, но предпочел задать свои вопросы, первый из которых гласил:
   – Кто вы?
   – Я Хлоя, – ответила женщина. – Я пришла проводить вас. Нужно спешить: он становится нетерпеливым.
   – Кто?
   – Даже если бы у нас было время, я не могла бы вам этого сказать. Вам легче взглянуть самому.
   Она повернулась и пошла по аллее, что-то говоря, но Кэл уже не разбирал слов. Поспешив за ней, он услышал коней предложения:
   – ...пешком некогда.
   – Что вы сказали?
   – Нам нужно двигаться быстрее.
   Они уже дошли до границы сада, где увидели настоящей рикшу. Человек средних лет в ярко-голубых штанах и цилиндре стоял, облокотившись на ручки коляски, и курил сигару.
   – Это Флорис, – сказала Хлоя. – Пожалуйста, садитесь.
   Кэл послушался. Он не смог бы отказаться от подобного приглашения, даже если бы от этого зависела его жизнь. Хлоя уселась рядом.
   – Быстрее, – сказала она водителю, и они понеслись, как ветер.

XI
В гостях

1

   Он запретил себе оглядываться на сад, и только когда ночная мгла скрыла деревья, позволил себе посмотреть назад.
   Он увидел только круг света, в котором он совсем недавно стоял и декламировал стихи Чокнутого Муни; потом рикша завернул за угол, и свет исчез.
   Флорис, как и велела ему Хлоя, спешил, что было сил. Коляска подскакивала на камнях и кочках, делая все возможное, чтобы вывалить пассажиров на землю. Кэл, цепляясь за борт, смотрел на пролетающие мимо пейзажи. Он проклинал себя за то, что целую ночь проспал вместо того, чтобы осмотреть Фугу. С первого взгляда Сотканный мир показался ему знакомым, но теперь он чувствовал себя, как турист в незнакомой стране.
   – Странное место, – сказал он, когда они проезжали мимо скалы, вырубленной в форме ниспадающей вниз волны.
   – А чего вы ожидали? – спросила Хлоя. – Увидеть здесь собственный огород?
   – Не совсем. Мне просто казалось, что я знаю его. Хотя бы по снам.
   – Рай всегда не таков, каким вы его представляете. Поэтому он и очаровывает. Ведь вы очарованы?
   – Да. И я боюсь.
   – Конечно. Но это обновляет кровь.
   Он не совсем понял это замечание и предпочел сосредоточиться на все новых видах, возникающих за каждым поворотом. Самым впечатляющим была встающая впереди клубящаяся громада Круговерти.
   – Мы туда едем? – спросил он.
   – Почти, – ответила Хлоя.
   Они проехали через березовую рощу и преодолели небольшой подъем, после чего местность совершенно изменилась. Земля здесь была черной и жирной, а растительность – пышной, как в теплице. Вдобавок, когда они достигли вершины и начали спуск, Кэл начал замечать странные галлюцинации. Как сквозь туман он видел здание, похожее на обсерваторию, лошадей, пасущихся вокруг, и несколько смеющихся женщин в легких шелковых платьях. Он видел еще многое, но все это через несколько секунд исчезло.
   – Видишь? – спросила Хлоя.
   – Что это?
   – Странная местность. Строго говоря, нам не следовало заезжать сюда. Здесь довольно опасно.
   – Почему?
   Ее ответ был поглощен грохотом со стороны Круговерти, сопровождающимся лиловым сиянием. Они были уже в четверти мили от облака; волосы на лице и руках Кэла встали дыбом.
   Но Хлоя не интересовалась Мантией, а смотрела на парящих вверху Амаду.
   – Они уже тут. Флорис, скорее!
   Уже через пару минут они подъехали к небольшому каменному мостику, перед которым Флорис резко затормозил.
   – Здесь вылезем, – Хлоя вывела Кэла из коляски и завела его на мост. Внизу тек неширокий, но полноводный ручей, берега которого были покрыты мхом. В шумящей воде прыгали серебристые рыбки.
   – Скорее, скорее, – Хлоя потянула его за руку.
   Перед ними стоял дом с настежь открытыми окнами и дверями. Во дворе паслось несколько больших черных свиней.
   Одна из них, подойдя, обнюхала ноги Кэла, после чего вернулась к своим свинячьим делам.
   Света внутри не было, но при ярком свечении Мантии Кэл сумел разглядеть комнату, в которую они вошли. Вся она была завалена книгами и бумагами. На полу среди ветхих ковров расположилась громадная старая черепаха. Перед большим окном, открытым на Мантию, восседал в кресле человек.
   – Вот он, – сказала Хлоя.
   То ли человек, то ли кресло затрещали, когда он встал. Он был старым, хотя значительно моложе черепахи; Кэлу показалось, что он одних лет с Бренданом. Лицо его, знавшее в свое время и радость, и боль, было украшено длинным шрамом, спускающимся со лба к щеке. Вспыхивающий и гаснущий свет высвечивал фигуру человека на фоне окна, но он ничего не говорил – только стоял и смотрел на Кэла, Казалось, он узнал что-то интересующее его, потому что на его лице отразилось удовольствие. Кэл не был уверен, но лицо человека показалось ему откуда-то знакомым. Он испугался, что они могут простоять так не один час, он решил заговорить первым.
   – Мы где-нибудь встречались?
   Глаза человека сузились, будто он хотел разглядеть самую сердцевину Кэла, но он ничего не ответил.
   – Он не будет говорить с вами, – сказала Хлоя. – Люди, которые живут рядом с Круговертью...
   – Что?
   – Некогда объяснять. Но говорить он не будет.
   Человек не отводил глаз от Кэла и продолжал смотреть на него в упор, не мигая. Взгляд его не был враждебным; скорее, наоборот, и Кэлу вдруг захотелось остаться здесь, забыть про Королевство и спать в Фуге с этим человеком и этими свиньями.
   Но Хлоя уже тянула его за руку.
   – Нам пора.
   – Так скоро? – запротестовал он.
   – Возможно, вы еще придете сюда.
   Старик пошел к ним, медленно, не отрывая глаз от Кэла, но Хлоя остановила его.
   – Не сейчас.
   Он застыл на месте. Неужели на глазах у него слезы? Кэл не мог разглядеть точно.
   – Я скоро вернусь, – сказала Хлоя. – Только отведу его к рубежу. Ладно?
   Старик кивнул.
   – Хорошо, – сказал Кэл в некотором недоумении. – Это... это честь для меня.
   Легкая улыбка пробежала по лицу человека.
   – Он это знает, поверьте.
   Хлоя повела Кэла к двери под неумолкающий грохот Круговерти. У выхода он оглянулся и с удивлением увидел что улыбка старика превратилась в широкую ухмылку, странно выглядящую на его лице.
   – Счастливо! – сказал Кэл.
   Старик, продолжая улыбаться, помахал ему рукой.

2

   Рикша ждал на другом конце моста. Хлоя выбросила из коляски подушки, чтобы уменьшить ее вес, и, усадив туда Кэла, села сама.
   – Осторожнее, – предупредила она Флориса, и они тронулись с места.
   Это было захватывающее путешествие. Фуга готовилась изменить свою суть, и повсюду царила суматоха. Небо над ними усеивали птицы, поля кишели всевозможными животными.
   – Вы видите сны? – спросил Кэл Хлою по дороге.
   – Сны?
   – Когда вы на ковре?
   – Может быть, – замялась она, – но... но я их не помню. Я сплю очень крепко, – она отвернулась, прежде чем закончить, – как мертвая.
   – Вы скоро проснетесь, – пообещал он, чувствуя ее настроение. – Через несколько дней.
   Но сам он не был в этом так уж уверен. Что принесет с собой утро? Где Шэдвелл? И сестры?
   – Я помогу вам, – сказал он. – Я теперь часть этой страны.
   – Я знаю, – сказала она печально. – Но, Кэл, – она взяла его за руку более нежно, чем предполагало их краткое знакомство. – Кэл, будущее полно неожиданностей. Поверь мне, все меняется внезапно и непоправимо. Целые народы уходят, как будто их и не было.
   – Я знаю. Но...
   – Главное – ничего не обещайте.
   – Не буду.
   Это, казалось, развеселило ее.
   – Вот и чудесно. Вы славный юноша, Кэл. Но забудьте.
   – Что?
   – Все это. Фугу.
   – Никогда, – твердо сказал он.
   – Но вам придется это сделать. Иначе ваше сердце разорвется от тоски.
   Он вспомнил Лемюэля и его слова. Помни.Неужели это я правда так трудно?
   В этот момент Флорис опять резко остановил коляску.
   – В чем дело? – спросила Хлоя.
   Рикша указал вперед. В сотне ярдов от них Фуга теряла плотность, превращалась в разноцветные сверкающие облака – будущие нити ковра.
   – Как скоро! Идите, Кэлхоун. Вам пора.
   Ткань распространялась, как лесной пожар, поедая все на своем пути. Хотя Кэл уже видел этот процесс, его бросило в дрожь. Мир, который он так полюбил, таял буквально на глазах.
   – Дальше идите сами. Флорис, скорее!
   – А что будет со мной? – прокричал вдогонку Кэл.
   – Вы Кукушонок! Просто окажетесь на другой стороне!
   Хлоя кричала еще что-то, но он ее уже не слышал.

XII
Ушедший народ

1

   Зрелище было не особенно приятным. Линия ткани приближалась, меняя все вокруг себя. Ему хотелось бежать, но он знал, что это бесполезно. То же изменение происходило повсюду и рано или поздно настигнет его.
   Но стоять на месте он тоже не мог. Вместо этого он пошел навстречу. Сразу же воздух вокруг него заколыхался, как и земля под ногами. Еще несколько шагов – и все вокруг превратилось в водоворот, в котором кружились листья и обломанные ветки.
   Граница была уже не дальше десяти ярдов от него, и он видел с удивительной четкостью, как чары преобразуют живую ткань Фуги в нити и волокна ковра, сплетая их затем в узлы, вздымающиеся в воздух, как огромные насекомые чтобы в итоге соединиться в единую ткань.
   Он наблюдал это всего несколько секунд, а потом нищ зазмеились вокруг него радужными струями, и Фуга исчезла будто ее не было. Земля выскользнула у него из-под ног, а он упал, видя над собой не небо, а калейдоскоп все время меняющихся узоров. Даже сейчас он не был уверен, что с ним не случится то же, что его кости и плоть не рассыпятся чтобы улечься в великий узор.
   Но, видимо, Хлоя и загадочный старик молились за него – он прошел переход безболезненно. На минуту все вокруг померкло, и он открыл глаза в чистом поле.

2

   Он был не один. Несколько десятков Чародеев предпочли остаться в Королевстве. Некоторые стояли и смотрели, как ткань пожирает их родину; другие о чем-то ожесточенно спорили; третьи спешили укрыться в ночи, пока люди не заметили их.