Страница:
Она подбежала к нему и повернула лицом кверху. Он был легче перышка. Сестры высосали из него все, оставив только любовь, которая и вела его ей вслед.
Она прижала его голову к своей груди. Он весь дрожал, дыша хрипло и прерывисто. Потом он чуть отстранился и нащупал ее лицо. Жилы на его шее напряглись; он пытался что-то сказать.
Она попыталась успокоить его, но он едва качнул головой, и она только тут поняла, как недолго ему осталось. Он тоже знал это и пришел умирать к ней.
– Родной мой, – прошептала она, – Любимый...
Он снова попытался что-то сказать, но изо рта вырывались лишь бессвязные звуки.
Она прижалась к его лицу и услышала.
– Я не боюсь, – прошептал он, оставив последний выдох на ее губах, как поцелуй.
Его руки бессильно упали. Он был мертв.
Ее посетила горькая мысль: это была мольба. Она рассказывала Джерихо, как спасла Кэла от смерти в магазине. Теперь своим «я не боюсь» он как бы просил не воскрешать его, оставить смерти.
Но она уже никогда не узнает, что именно он имел в виду.
Она осторожно опустила его на землю. Потом долго сидела радом, но тело не шевелилось. Он ушел вслед за Мими, оставив ее здесь.
XI
1
2
XII
1
2
Часть восьмая
I
II
III
1
2
IV
1
Она прижала его голову к своей груди. Он весь дрожал, дыша хрипло и прерывисто. Потом он чуть отстранился и нащупал ее лицо. Жилы на его шее напряглись; он пытался что-то сказать.
Она попыталась успокоить его, но он едва качнул головой, и она только тут поняла, как недолго ему осталось. Он тоже знал это и пришел умирать к ней.
– Родной мой, – прошептала она, – Любимый...
Он снова попытался что-то сказать, но изо рта вырывались лишь бессвязные звуки.
Она прижалась к его лицу и услышала.
– Я не боюсь, – прошептал он, оставив последний выдох на ее губах, как поцелуй.
Его руки бессильно упали. Он был мертв.
Ее посетила горькая мысль: это была мольба. Она рассказывала Джерихо, как спасла Кэла от смерти в магазине. Теперь своим «я не боюсь» он как бы просил не воскрешать его, оставить смерти.
Но она уже никогда не узнает, что именно он имел в виду.
Она осторожно опустила его на землю. Потом долго сидела радом, но тело не шевелилось. Он ушел вслед за Мими, оставив ее здесь.
XI
Кэл едет на север
1
Кэл путешествовал ночью, но спать ему не хотелось. Он ее знал, поддерживают его силы чудесные фрукты, или это новая цель держит его в напряжении, не позволяя расслабиться.
Он подумал, что его ведет сейчас то же чувство, что в прошлый раз руководило голубями: чувство дома. Он, как птица, стремился домой, в сад, где он некогда стоял в кольце восторженных слушателей и декламировал стихи Чокнутого Муни.
Почему-то ему вспомнились еще фрагменты, странные строчки, которые он запомнил в детстве не из-за смысла, а из-за заключенной в них музыки:
«Небо ходит на просторе, Чешет лес, потеет морем, надевает снег и град и снимает все назад».
Он не вспоминал их с тех пор, но сейчас они пришли ему на ум, как будто только что сочинялись.
Следующие были печальными:
"Хоть старость не болезнь, но знаем мы:
она к концу ведет быстрей чумы.
И в топоте ножек резвых внучат
я слышу, как в гроб мой лопаты стучат".
Были и обрывки стихов, которых Кэл или не знал целиком или забыл. Особенно ему запомнилось:
"Как же я люблю вас, пегие лошадки! Лучше всех на свете пегие лошадки!"
Он вспомнил и другие строки, повторяя их снова и снова, оттачивая ритм и форму.
Поэт не говорил с ним. А может быть, они с Чокнутым Муни заговорили, наконец, одним голосом?
Он подумал, что его ведет сейчас то же чувство, что в прошлый раз руководило голубями: чувство дома. Он, как птица, стремился домой, в сад, где он некогда стоял в кольце восторженных слушателей и декламировал стихи Чокнутого Муни.
Почему-то ему вспомнились еще фрагменты, странные строчки, которые он запомнил в детстве не из-за смысла, а из-за заключенной в них музыки:
«Небо ходит на просторе, Чешет лес, потеет морем, надевает снег и град и снимает все назад».
Он не вспоминал их с тех пор, но сейчас они пришли ему на ум, как будто только что сочинялись.
Следующие были печальными:
"Хоть старость не болезнь, но знаем мы:
она к концу ведет быстрей чумы.
И в топоте ножек резвых внучат
я слышу, как в гроб мой лопаты стучат".
Были и обрывки стихов, которых Кэл или не знал целиком или забыл. Особенно ему запомнилось:
"Как же я люблю вас, пегие лошадки! Лучше всех на свете пегие лошадки!"
Он вспомнил и другие строки, повторяя их снова и снова, оттачивая ритм и форму.
Поэт не говорил с ним. А может быть, они с Чокнутым Муни заговорили, наконец, одним голосом?
2
Он пересек границу Шотландии в полтретьего утра и продолжал путь на север. Ему хотелось есть, и мышцы начали болеть от непрерывной езды, но его не остановил бы даже Армагеддон. Каждая миля приближала его к Стране чудес, которая спала, ожидая его появления.
XII
Развязка
1
Сюзанна долго оставалась возле тела Джерихо. Фуга продолжала подниматься на отроги окружающих долину холмов, но Сюзанна в эти минуты не замечала ее красоты, не желала замечать. Когда цветные нити показались ярдах в пятидесяти от нее, она оставила Джерихо и побрела прочь.
Она решила забраться повыше, чтобы рассмотреть всю картину. Наверху было холодно и зябко, но ее пробирала дрожь не столько от холода, сколько от представшего перед ней зрелища. Шэдвелл выбрал эту долину не зря. Ее со всех сторон окружали пологие холмы без каких-либо следов человеческого жилья. Единственным знаком присутствия людей была тропа, проложенная конвоем. И еще – по этой тропе где-то далеко карабкался крошечный автомобиль. На кромке холма он остановился, и водитель-букашка вышел, чтобы осмотреть окрестности. Похоже, случайные люди, как и раньше, не могли разглядеть Фугу, так как водитель сразу же залез обратно. Но он не уехал – он загнал машину под прикрытие кустарника, снова вышел и пошел к ней, петляя между скал.
Теперь ей показалось, что она узнала его. Неужели Кэл?
Да, это был он. Она вскочила на большой камень и начала махать ему рукой. Он приложил ладонь к глазам, потом помахал в ответ.
Несколько бесконечных мгновений – и она встретила его неуклюже расставленные объятия.
На этот раз она сказала: «Я люблю тебя», – и закрыла его улыбку поцелуем.
Она решила забраться повыше, чтобы рассмотреть всю картину. Наверху было холодно и зябко, но ее пробирала дрожь не столько от холода, сколько от представшего перед ней зрелища. Шэдвелл выбрал эту долину не зря. Ее со всех сторон окружали пологие холмы без каких-либо следов человеческого жилья. Единственным знаком присутствия людей была тропа, проложенная конвоем. И еще – по этой тропе где-то далеко карабкался крошечный автомобиль. На кромке холма он остановился, и водитель-букашка вышел, чтобы осмотреть окрестности. Похоже, случайные люди, как и раньше, не могли разглядеть Фугу, так как водитель сразу же залез обратно. Но он не уехал – он загнал машину под прикрытие кустарника, снова вышел и пошел к ней, петляя между скал.
Теперь ей показалось, что она узнала его. Неужели Кэл?
Да, это был он. Она вскочила на большой камень и начала махать ему рукой. Он приложил ладонь к глазам, потом помахал в ответ.
Несколько бесконечных мгновений – и она встретила его неуклюже расставленные объятия.
На этот раз она сказала: «Я люблю тебя», – и закрыла его улыбку поцелуем.
2
Они быстро рассказали друг другу о том, что с ними случилось.
– Шэдвелл больше не хочет продать Фугу, – сказала Сюзанна. – Он хочет править ею.
– Он что, так и собирается остаться пророком?
– Вряд ли. Его скоро узнают.
– Так надо ускорить это. Разоблачить его.
– Или просто убить, – сказала она.
Он кивнул.
– Тогда поспешим.
Они встали и посмотрели на мир, заполнивший долину под ними. Развертывание Фуги еще продолжалось, рассыпая вокруг переливы света. Земля обетованная искрилась, принеся в Королевство свое собственное время года – вечную весну.
Поля, реки, рощи светились изнутри непередаваемым сиянием заключенной в них Жизни. Даже самый унылый камень выглядел преобразившимся. Как стихи, которые вспомнил Кэл, – новая магия в старых, как мир, словах.
– Они ждут нас, – сказал он.
Держась за руки, они стали спускаться с холма.
– Шэдвелл больше не хочет продать Фугу, – сказала Сюзанна. – Он хочет править ею.
– Он что, так и собирается остаться пророком?
– Вряд ли. Его скоро узнают.
– Так надо ускорить это. Разоблачить его.
– Или просто убить, – сказала она.
Он кивнул.
– Тогда поспешим.
Они встали и посмотрели на мир, заполнивший долину под ними. Развертывание Фуги еще продолжалось, рассыпая вокруг переливы света. Земля обетованная искрилась, принеся в Королевство свое собственное время года – вечную весну.
Поля, реки, рощи светились изнутри непередаваемым сиянием заключенной в них Жизни. Даже самый унылый камень выглядел преобразившимся. Как стихи, которые вспомнил Кэл, – новая магия в старых, как мир, словах.
– Они ждут нас, – сказал он.
Держась за руки, они стали спускаться с холма.
Часть восьмая
Возвращение
«Ты хочешь сказать что-то, мой мальчик, – но тебя не будет здесь прежде, чем ты откроешь рот».
У. Конгрив «Старый холостяк»
I
Стратегия
Армия Шэдвелла состояла из трех главных частей.
Первая, самая многочисленная, – приверженцы пророка, фантастически преданные ему. Он подготовил их к тому, что придется пролить кровь, в том числе и их собственную. Многие их них, особенно пылкие Йеми, даже жаждали этого.
Их энтузиазм уже использовался Шэдвеллом, когдаотдельные его приверженцы проявляли неуместные сомнения, и он собирался и в дальнейшем беспощадно подавлять всякое сопротивление. Вряд ли удастся держать Фугу в подчинении только сладкими речами. Его сторонники, живя в Королевстве, привыкли к обману, но те, кто остался на ковре, не так легковерны. Для них могут понадобиться ножи и пистолеты.
Вторая часть его армии состояла из людей Хобарта, членов его бригады, которым Шэдвелл позволил заглянуть в волшебные недра своего пиджака. Теперь все они были его Ближними, готовыми защищать его ценой собственной жизни.
Третье подразделение было самым малочисленным, но не менее могущественным. Его составляли отродья Магдалены, в разной степени напоминающие своих отцов, но одинаково безумные и неуправляемые. Шэдвелл собирался использовать их только в самом крайнем случае и велел сестрам держать их подальше.
Он планировал вторжение с тщательностью полководца.
Первая стадия, начатая им за час до рассвета, предполагала захват Дома Капры и нейтрализацию Совета. Шэдвелл с Иммаколатой проделали этот путь в машине с затемненными стеклами, сопровождаемые почетным эскортом. В это время он высказал Колдунье соболезнования по поводу смерти сестры.
– Мы потеряли неоценимого союзника. Мне очень жаль.
Иммаколата молчала.
Шэдвелл достал из кармана смятую пачку сигарет и закурил.
– Нужно подумать, насколько это изменит ситуацию.
– Почему это должно что-то изменить? – спросила она. Ему нравилось выражение страдания на ее обезображенном лице.
– Ты расстроена. Это меня беспокоит.
– Ничего страшного.
– Кто знает? Неизвестно, с каким сопротивлением мы столкнемся. Может, тебе лучше на время покинуть Фугу?
– Нет. Я хочу видеть, как они сгорят.
– Понимаю. Но если мы потеряем тебя, то лишимся и детей Магдалены.
Иммаколата взглянула на Шэдвелла.
– Так вот в чем дело? Тебе нужны они?
– Ну... это необходимо тактически...
– Так бери их. Они твои. Мне они давно опротивели. Бери, это мой подарок.
Шэдвелл чуть улыбнулся.
– Благодарю.
– И оставь меня в покое. Я хочу только посмотреть на огонь, ничего больше.
– Да. Конечно.
– И еще мне нужна эта женщина. Сюзанна. Найди ее и дай мне.
– Она твоя. Но скажи, эти отродья... нужно ведь какое-то слово, чтобы они меня слушались?
– Нужно.
Он затушил сигарету.
– Тогда скажи его.
– Просто зови их по именам.
– И что это за имена? – он достал ручку и приготовился записывать.
После этого они продолжали путь в молчании.
Первая, самая многочисленная, – приверженцы пророка, фантастически преданные ему. Он подготовил их к тому, что придется пролить кровь, в том числе и их собственную. Многие их них, особенно пылкие Йеми, даже жаждали этого.
Их энтузиазм уже использовался Шэдвеллом, когдаотдельные его приверженцы проявляли неуместные сомнения, и он собирался и в дальнейшем беспощадно подавлять всякое сопротивление. Вряд ли удастся держать Фугу в подчинении только сладкими речами. Его сторонники, живя в Королевстве, привыкли к обману, но те, кто остался на ковре, не так легковерны. Для них могут понадобиться ножи и пистолеты.
Вторая часть его армии состояла из людей Хобарта, членов его бригады, которым Шэдвелл позволил заглянуть в волшебные недра своего пиджака. Теперь все они были его Ближними, готовыми защищать его ценой собственной жизни.
Третье подразделение было самым малочисленным, но не менее могущественным. Его составляли отродья Магдалены, в разной степени напоминающие своих отцов, но одинаково безумные и неуправляемые. Шэдвелл собирался использовать их только в самом крайнем случае и велел сестрам держать их подальше.
Он планировал вторжение с тщательностью полководца.
Первая стадия, начатая им за час до рассвета, предполагала захват Дома Капры и нейтрализацию Совета. Шэдвелл с Иммаколатой проделали этот путь в машине с затемненными стеклами, сопровождаемые почетным эскортом. В это время он высказал Колдунье соболезнования по поводу смерти сестры.
– Мы потеряли неоценимого союзника. Мне очень жаль.
Иммаколата молчала.
Шэдвелл достал из кармана смятую пачку сигарет и закурил.
– Нужно подумать, насколько это изменит ситуацию.
– Почему это должно что-то изменить? – спросила она. Ему нравилось выражение страдания на ее обезображенном лице.
– Ты расстроена. Это меня беспокоит.
– Ничего страшного.
– Кто знает? Неизвестно, с каким сопротивлением мы столкнемся. Может, тебе лучше на время покинуть Фугу?
– Нет. Я хочу видеть, как они сгорят.
– Понимаю. Но если мы потеряем тебя, то лишимся и детей Магдалены.
Иммаколата взглянула на Шэдвелла.
– Так вот в чем дело? Тебе нужны они?
– Ну... это необходимо тактически...
– Так бери их. Они твои. Мне они давно опротивели. Бери, это мой подарок.
Шэдвелл чуть улыбнулся.
– Благодарю.
– И оставь меня в покое. Я хочу только посмотреть на огонь, ничего больше.
– Да. Конечно.
– И еще мне нужна эта женщина. Сюзанна. Найди ее и дай мне.
– Она твоя. Но скажи, эти отродья... нужно ведь какое-то слово, чтобы они меня слушались?
– Нужно.
Он затушил сигарету.
– Тогда скажи его.
– Просто зови их по именам.
– И что это за имена? – он достал ручку и приготовился записывать.
После этого они продолжали путь в молчании.
II
Погребение
Сперва Сюзанна и Кэл нашли тело Джерихо, на что ушло больше получаса. Вторгшаяся Фуга настолько изменила ландшафт, что они отыскали его скорее наудачу, чем по памяти.
Джерихо был не один. Вокруг него стояли две женщины с дюжиной детей от двух лет до семи.
– Кто он? – спросила одна из женщин.
– Его зовут Джерихо, – ответила Сюзанна.
– Звали, —поправил какой-то ребенок.
– Да. – Кэл задал давно интересующий его вопрос: – А что здесь делают с трупами? Я имею в виду... можем мы его закопать?
Женщина улыбнулась, обнажив беззубые десны.
– Почему бы нет?
Она поглядела вниз, на своего голого и грязного сына.
– Как ты думаешь?
Он вынул палец изо рта и завопил:
– Закопать! – что моментально исторгло у всех остальных детей пронзительные крики: «Закопать! Закопать!» Один за другим они стали на четвереньки и принялись рыть землю, как щенки в поисках костей.
– Но, наверное, есть какие-то формальности?
– Вы что, Кукушата? – осведомилась женщина.
– Да.
– А он? – она указала на Джерихо.
– Нет, – сказала Сюзанна. – Он Бабу. Просто он наш друг.
Дети продолжали рыть, смеясь и бросая друг в друга землей.
– Похоже, ему было пора умереть, – сказала женщина. – Судя по его виду.
– Да...
– Тогда просто закройте его. Это же только кости.
Кэл пожал плечами, Но Сюзанна, казалось, поняла.
– Я знаю.
– Дети вам помогут. Они любят копать.
– Хорошо, – покорно согласилась Сюзанна. Они с Кэлом опустились рядом с детьми и тоже стали рыть.
Земля была вязкой и глинистой, они быстро перепачкались и вспотели, но продолжали копать, не сбавляя темпа. Женщины наблюдали за ними, передавая друг другу чадящую трубку.
Кэл подумал, как часто Фуга и ее жители обманывали его ожидания. В снах он не видел этих измазанных в грязи детей, радостно роющих могилу. Но это придавало всему происходящему непоколебимую реальность – грязь под ногтями и ребенок, засовывающий в рот червяка. Это был не сон, а пробуждение.
Когда яма достаточно углубилась, Кэл велел детям отойти.
– Пусть помогут, – сказала одна из женщин. – Это доставит им удовольствие.
Кэл оглядел шеренгу детей, как будто вылепленных из грязи. Они стояли перед ним, кроме того, что ел червяка, – он все еще сидел на краю ямы, болтая ногами.
– Это недетское дело, – Кэла покоробило безразличие матерей к такому смертолюбию их потомства.
– Разве? – осведомилась женщина, выпуская клуб дыма из беззубого рта. – А что ты об этом знаешь? Скажи им.
– Ничего, – признался он.
– Тогда чего бояться? Почему бы им не поиграть, если они все равно ничего не знают?
– Может, она и права, Кэл, – Сюзанна взяла его за руку. – И я думаю, ему бы это понравилось. Он был веселым.
Кэл решил не спорить. Они с детьми подняли тело и опустили в яму. Видимо, какие-то формальности все же существовали, потому что поведение детей изменилось.
Одна из старших девочек пригладила волосы покойного, другие сложили его руки на груди. Потом они отошли, позволив Сюзанне припасть к губам Джерихо последним поцелуем.
Кэл бросил в могилу первую пригоршню земли. Дети доследовали его примеру, и тело быстро скрылось из глаз. Матери тоже бросили по горсти земли.
Кэл вспомнил похороны Брендана и бледного священника, бормочущего себе под нос заупокойную службу. Уж лучше уходить из жизни так, под детский смех.
Когда все кончилось, Сюзанна поблагодарила детей и матерей.
– Надеюсь, он скоро вырастет, – заметила одна из девочек.
– Конечно, – сказала мать. – Как всегда.
Кэл с Сюзанной не стали спрашивать, что они имеют в виду. Они попрощались и пошли в направлении Дома Капры, где должны были развернуться главные события.
Джерихо был не один. Вокруг него стояли две женщины с дюжиной детей от двух лет до семи.
– Кто он? – спросила одна из женщин.
– Его зовут Джерихо, – ответила Сюзанна.
– Звали, —поправил какой-то ребенок.
– Да. – Кэл задал давно интересующий его вопрос: – А что здесь делают с трупами? Я имею в виду... можем мы его закопать?
Женщина улыбнулась, обнажив беззубые десны.
– Почему бы нет?
Она поглядела вниз, на своего голого и грязного сына.
– Как ты думаешь?
Он вынул палец изо рта и завопил:
– Закопать! – что моментально исторгло у всех остальных детей пронзительные крики: «Закопать! Закопать!» Один за другим они стали на четвереньки и принялись рыть землю, как щенки в поисках костей.
– Но, наверное, есть какие-то формальности?
– Вы что, Кукушата? – осведомилась женщина.
– Да.
– А он? – она указала на Джерихо.
– Нет, – сказала Сюзанна. – Он Бабу. Просто он наш друг.
Дети продолжали рыть, смеясь и бросая друг в друга землей.
– Похоже, ему было пора умереть, – сказала женщина. – Судя по его виду.
– Да...
– Тогда просто закройте его. Это же только кости.
Кэл пожал плечами, Но Сюзанна, казалось, поняла.
– Я знаю.
– Дети вам помогут. Они любят копать.
– Хорошо, – покорно согласилась Сюзанна. Они с Кэлом опустились рядом с детьми и тоже стали рыть.
Земля была вязкой и глинистой, они быстро перепачкались и вспотели, но продолжали копать, не сбавляя темпа. Женщины наблюдали за ними, передавая друг другу чадящую трубку.
Кэл подумал, как часто Фуга и ее жители обманывали его ожидания. В снах он не видел этих измазанных в грязи детей, радостно роющих могилу. Но это придавало всему происходящему непоколебимую реальность – грязь под ногтями и ребенок, засовывающий в рот червяка. Это был не сон, а пробуждение.
Когда яма достаточно углубилась, Кэл велел детям отойти.
– Пусть помогут, – сказала одна из женщин. – Это доставит им удовольствие.
Кэл оглядел шеренгу детей, как будто вылепленных из грязи. Они стояли перед ним, кроме того, что ел червяка, – он все еще сидел на краю ямы, болтая ногами.
– Это недетское дело, – Кэла покоробило безразличие матерей к такому смертолюбию их потомства.
– Разве? – осведомилась женщина, выпуская клуб дыма из беззубого рта. – А что ты об этом знаешь? Скажи им.
– Ничего, – признался он.
– Тогда чего бояться? Почему бы им не поиграть, если они все равно ничего не знают?
– Может, она и права, Кэл, – Сюзанна взяла его за руку. – И я думаю, ему бы это понравилось. Он был веселым.
Кэл решил не спорить. Они с детьми подняли тело и опустили в яму. Видимо, какие-то формальности все же существовали, потому что поведение детей изменилось.
Одна из старших девочек пригладила волосы покойного, другие сложили его руки на груди. Потом они отошли, позволив Сюзанне припасть к губам Джерихо последним поцелуем.
Кэл бросил в могилу первую пригоршню земли. Дети доследовали его примеру, и тело быстро скрылось из глаз. Матери тоже бросили по горсти земли.
Кэл вспомнил похороны Брендана и бледного священника, бормочущего себе под нос заупокойную службу. Уж лучше уходить из жизни так, под детский смех.
Когда все кончилось, Сюзанна поблагодарила детей и матерей.
– Надеюсь, он скоро вырастет, – заметила одна из девочек.
– Конечно, – сказала мать. – Как всегда.
Кэл с Сюзанной не стали спрашивать, что они имеют в виду. Они попрощались и пошли в направлении Дома Капры, где должны были развернуться главные события.
III
Лошадь взбунтовалась
1
Норрис, король гамбургеров, давно забыл о своем прошлом. Шэдвелл приучил его к другим занятиям. Сначала, во время первого пробуждения Фуги, он был его лошадью, потом, когда торговец надел на себя личину пророка, экс-король превратился в шута. Он не возражал, целиком поглощенный очарованием пиджака своего господина.
Но этим вечером Шэдвеллу он был не нужен. Вокруг сновали новые слуги, и пророк отдал старого верного коня в услужение своим Ближним. Это, однако, имело неожиданные последствия.
Норрис когда-то был неглупым человеком. Теперь, отдались от чар пиджака, он довольно быстро понял, что произошло. Он не знал, сколько времени Шэдвелл держал его в рабстве (дома, в Техасе, его объявили умершим, и его жена уже вышла замуж за его брата), но твердо знал две вещи. Первое – в его жалком положении виноват именно Шэдвелл. Второе – он за это заплатит.
Сначала он должен былсбежать от своих новых хозяев, что легко было сделать во время раскрытия Фуги. Они даже не заметили его исчезновения. Потом он решил найти негодяя и сдать его в руки властей этой необычной страны. Однако первые встреченные им Чародеи отнеслись к его заявлениям без всякого сочувствия. Они обозвали его Кукушонком и заподозрили в шпионаже. Одна из женщин предложила доставить его властям, на что Норрис напомнил, что требовал этого с самого начала.
Но этим вечером Шэдвеллу он был не нужен. Вокруг сновали новые слуги, и пророк отдал старого верного коня в услужение своим Ближним. Это, однако, имело неожиданные последствия.
Норрис когда-то был неглупым человеком. Теперь, отдались от чар пиджака, он довольно быстро понял, что произошло. Он не знал, сколько времени Шэдвелл держал его в рабстве (дома, в Техасе, его объявили умершим, и его жена уже вышла замуж за его брата), но твердо знал две вещи. Первое – в его жалком положении виноват именно Шэдвелл. Второе – он за это заплатит.
Сначала он должен былсбежать от своих новых хозяев, что легко было сделать во время раскрытия Фуги. Они даже не заметили его исчезновения. Потом он решил найти негодяя и сдать его в руки властей этой необычной страны. Однако первые встреченные им Чародеи отнеслись к его заявлениям без всякого сочувствия. Они обозвали его Кукушонком и заподозрили в шпионаже. Одна из женщин предложила доставить его властям, на что Норрис напомнил, что требовал этого с самого начала.
2
Так бывший конь Шэдвелла попал в Дом Капры, который в тот момент напоминал растревоженный муравейник. Пророк уже прибыл туда, но члены Совета отказались впустить его в священное здание.
Пророк согласился подождать, пока они все обсудят (как посланец Капры он должен уважать серьезность момента), и остался сидеть за темными стеклами своей машины, пока Совет обсуждал события.
Вокруг собрались толпы приверженцев пророка и просто любопытных. Царило радостное оживление, между Домом и конвоем сновали посланцы, пока не было объявлено, что пророк может войти в Дом Капры, но один и босиком. Он принял предложение – через несколько минут закутанная в желтое фигура вышла из машины и направилась к выходу. В толпе началась давка; все стремились получше разглядеть Спасителя, сулящего им освобождение.
Норрису, затертому в толпе, было достаточно одного взгляда на пророка. Он не видел его лица, но разглядел под плащом пиджак, которым торговец одурачил его. Это пиджак Шэдвелла, значит, его обладатель – не кто иной, как Шэдвелл.
Он сразу вспомнил все унижения, которым подвергался в руках этого человека, и в нем взбурлила ярость. Рванувшись из рук своего спутника, он устремился к двери Дома Капры.
Пока он пробирался через скопище людей, фигура в желтом скрылась внутри. Норрис попытался пройти следом, но страж у входа отшвырнул его назад под смех и аплодисменты собравшихся.
– Я знаю его! —отчаянно завопил он. – Я знаю его!
Он снова побежал к двери, в последний момент отскочив. Страж бросился за ним, оставив дверь незащищенной. Жизнь слуги приучила Норриса к таким маневрам: он нырнул в дверь и устремился за своим мучителем.
– Шэдвелл!
Внутри пророк вздрогнул, услышав этот крик. Все члены Совета увидели на его безмятежном доселе лице минутную растерянность и злобу.
– Шэдвелл!
Он повернулся к двери. За его спиной члены Совета зашептались между собой. Дверь распахнулась, и на пороге возник Норрис, выкрикивающий его имя.
Увидев лицо пророка, бывшая лошадь остановилась в замешательстве. Его еще можно было попытаться обмануть, отвлечь.
– Шэдвелл? – с удивлением в голосе повторил пророк. – Я не знаю такого. Может, вы знаете? – он повернулся к Совету.
Они смотрели на него, не скрывая подозрения, особенно старик впереди, который с самого начала не сводил с него глаз.
– Пиджак... – промямлил Норрис.
– Кто этот человек? – воскликнул пророк. – Будьте так любезны вывести его. Похоже, он немного не в себе, – он пытался обратить все в шутку.
Никто не двинулся; никто, кроме Норриса. Тот бросился к пророку, крича:
– Я знаю этого негодяя! Не верьте ему! Я сейчас докажу, что это ты, Шэдвелл!
У дверей возникла свалка – двое людей Хобарта, отбросив охрану, спешили на помощь своему господину. Шэдвелл уже открыл рот, чтобы приказать им вести себя осторожней, но в этот момент Норрис с лицом, искаженным яростью, бросился на своего врага.
У Ближних были четкие инструкции на такой случай. Никто не смел дотрагиваться до их обожаемого вождя. Без колебаний они выхватили пистолеты и в упор расстреляли Норриса.
Он рухнул у ног Шэдвелла, заливая кровью пол.
– О, черт, – прошипел пророк сквозь зубы.
Эхо выстрелов пережило Норриса, как будто стены не верили своим ушам и повторяли звуки снова и снова. Толпа снаружи замолчала; молчал и ряд членов Совета, стоящий перед ним. Он чувствовал на себе их обвиняющие взгляды.
– Идиоты, – пробормотал он убийцам. Потом, подняв руки, обратился к Совету:
– Извиняюсь за этот прискорбный...
– Ты принес смерть в Дом Капры, – сказал один из советников.
– Это недоразумение.
– Нет.
– Я требую,чтобы вы меня выслушали.
– Нет.
Шэдвелл слегка усмехнулся.
– Поверьте мне и послушайте, что я вам скажу. Я здесь не один. Со мной тысячи людей – ваших людей. Они любят меня, потому что я хочу видеть Фугу процветающей. А сейчас я хочу, чтобы вы разделили мои усилия и будущую победу. Но знайте, что я спасу Фугу с вами или без вас. Вы понимаете меня?
– Убирайся, – сказал старик.
– Осторожнее, Мессимерис, – прошептал один из его коллег.
– Ты не Чародей. Ты – Кукушонок.
– Ну и что?
– Ты обманул этих людей. Ты не слышал голоса Капры.
– О, я слышал много голосов. Слышал их ясно. Они говорили мне, что Фуга беззащитна. Что ее вожди слабы и запуганы, что они предпочитают прятаться, а не смело встречать опасности.
Он оглядел лица стоящих перед ним, но на них не было того, о чем он говорил – слабости и страха: только стоицизм и углубляющееся недоверие к нему. Он оглянулся на убийцу Норриса.
– Я вижу, у нас нет выбора, – сказал он. Ближние поняли его и скрылись в дверях. Он снова повернулся к Совету.
– Мы хотим, чтобы ты ушел, – сказал Мессимерис.
– Это ваше последнее слово?
– Да.
Шэдвелл кивнул. Шли томительные секунды. Никто не шевелился. Потом в здание ворвались убийцы и четверо? их товарищей – стрелковое звено из шести человек.
– В последний раз обращаюсь к вам, – сказал Шэдвелл, пока стрелки занимали места, – не противьтесь мне.
На лицах советников читалось недоверие. Они прожили жизнь в мире чудес, но здесь происходило нечто, превосходящее даже их понимание. Только Мессимерис спросил:
– Кто такой Шэдвелл?
– Один торговец. Его уже давно нет.
– Нет, – объявил старил. – Ты Шэдвелл.
– Говорите, что хотите. Только склоните передо мной головы, и я помилую вас.
Никто по-прежнему не двигался. Шэдвелл взял пистолет у ближайшего стрелка и подошел к Мессимерису. Их разделяло не более четырех ярдов: на таком расстоянии не промахнулся бы и слепой.
– Я повторяю: склоните головы.
Некоторые члены Совета, наконец, поняли серьезность ситуации и нерешительно подчинились требованию. Однако большинство осталось стоять.
Шэдвелл понимал, что на карту поставлено все. Или он нажмет курок и завоюет себе мир, или останется жалким торговцем. Он вспомнил, как стоял на холме и глядел на раскинувшуюся под ним Фугу. Это воспоминание придало ему силы. Он нажал на курок.
Пуля вошла в грудь Мессимериса, но он не упал. Шэдвелл выстрелил второй раз, потом третий. Все пули попали в цель, но старик продолжал стоять.
Шэдвелл спиной ощутил прошедшую по его людям волну паники. Почему он не умирает?
Он выстрелил еще раз. Жертва сделала шаг вперед и подняла руку, словно пытаясь выбить оружие из рук убийцы.
Это движение окончательно вывело одного из шестерки из себя. С пронзительным криком он открыл огонь по толпе. За ним и остальные начали стрелять, чтобы любой ценой избавиться от устремленных на них обвиняющих взглядов. Зал моментально затянуло дымом.
Шэдвелл смотрел на того, в кого он стрелял. Мессимерис постоял еще секунду, потом рухнул вперед. Это не отрезвило убийц: они продолжали стрелять. Несколько советников пали на колени, склонив голову перед Шэдвеллом, другие попытались спрятаться по углам, но большинство полегло на месте, даже не пробуя спастись.
Все кончилось так же внезапно, как и началось.
Шэдвелл отбросил оружие и посмотрел на то, что было перед ним. Он никогда не питал пристрастия к скотобойням, но Бог должен быть выше брезгливости. Это человеческое качество ему тоже предстояло подавить в себе.
И это ему удавалось. Груда лежавших перед ним тел впечатляла его не больше, чем куча мешков с мукой. Только повернувшись, он почувствовал дрожь. Он вспомнил последнее движение Мессимериса, его поднятую руку. Старик требовал платы.
Он, вечный продавец, стал, наконец, покупателем, и жест умирающего Мессимериса напомнил ему об этом.
Пора начинать кампанию. Подавить сопротивление, пробиться к Круговерти, раздвинуть облачный покров. И стать Богом. Боги не боятся кредиторов, живых или мертвых.
Пророк согласился подождать, пока они все обсудят (как посланец Капры он должен уважать серьезность момента), и остался сидеть за темными стеклами своей машины, пока Совет обсуждал события.
Вокруг собрались толпы приверженцев пророка и просто любопытных. Царило радостное оживление, между Домом и конвоем сновали посланцы, пока не было объявлено, что пророк может войти в Дом Капры, но один и босиком. Он принял предложение – через несколько минут закутанная в желтое фигура вышла из машины и направилась к выходу. В толпе началась давка; все стремились получше разглядеть Спасителя, сулящего им освобождение.
Норрису, затертому в толпе, было достаточно одного взгляда на пророка. Он не видел его лица, но разглядел под плащом пиджак, которым торговец одурачил его. Это пиджак Шэдвелла, значит, его обладатель – не кто иной, как Шэдвелл.
Он сразу вспомнил все унижения, которым подвергался в руках этого человека, и в нем взбурлила ярость. Рванувшись из рук своего спутника, он устремился к двери Дома Капры.
Пока он пробирался через скопище людей, фигура в желтом скрылась внутри. Норрис попытался пройти следом, но страж у входа отшвырнул его назад под смех и аплодисменты собравшихся.
– Я знаю его! —отчаянно завопил он. – Я знаю его!
Он снова побежал к двери, в последний момент отскочив. Страж бросился за ним, оставив дверь незащищенной. Жизнь слуги приучила Норриса к таким маневрам: он нырнул в дверь и устремился за своим мучителем.
– Шэдвелл!
Внутри пророк вздрогнул, услышав этот крик. Все члены Совета увидели на его безмятежном доселе лице минутную растерянность и злобу.
– Шэдвелл!
Он повернулся к двери. За его спиной члены Совета зашептались между собой. Дверь распахнулась, и на пороге возник Норрис, выкрикивающий его имя.
Увидев лицо пророка, бывшая лошадь остановилась в замешательстве. Его еще можно было попытаться обмануть, отвлечь.
– Шэдвелл? – с удивлением в голосе повторил пророк. – Я не знаю такого. Может, вы знаете? – он повернулся к Совету.
Они смотрели на него, не скрывая подозрения, особенно старик впереди, который с самого начала не сводил с него глаз.
– Пиджак... – промямлил Норрис.
– Кто этот человек? – воскликнул пророк. – Будьте так любезны вывести его. Похоже, он немного не в себе, – он пытался обратить все в шутку.
Никто не двинулся; никто, кроме Норриса. Тот бросился к пророку, крича:
– Я знаю этого негодяя! Не верьте ему! Я сейчас докажу, что это ты, Шэдвелл!
У дверей возникла свалка – двое людей Хобарта, отбросив охрану, спешили на помощь своему господину. Шэдвелл уже открыл рот, чтобы приказать им вести себя осторожней, но в этот момент Норрис с лицом, искаженным яростью, бросился на своего врага.
У Ближних были четкие инструкции на такой случай. Никто не смел дотрагиваться до их обожаемого вождя. Без колебаний они выхватили пистолеты и в упор расстреляли Норриса.
Он рухнул у ног Шэдвелла, заливая кровью пол.
– О, черт, – прошипел пророк сквозь зубы.
Эхо выстрелов пережило Норриса, как будто стены не верили своим ушам и повторяли звуки снова и снова. Толпа снаружи замолчала; молчал и ряд членов Совета, стоящий перед ним. Он чувствовал на себе их обвиняющие взгляды.
– Идиоты, – пробормотал он убийцам. Потом, подняв руки, обратился к Совету:
– Извиняюсь за этот прискорбный...
– Ты принес смерть в Дом Капры, – сказал один из советников.
– Это недоразумение.
– Нет.
– Я требую,чтобы вы меня выслушали.
– Нет.
Шэдвелл слегка усмехнулся.
– Поверьте мне и послушайте, что я вам скажу. Я здесь не один. Со мной тысячи людей – ваших людей. Они любят меня, потому что я хочу видеть Фугу процветающей. А сейчас я хочу, чтобы вы разделили мои усилия и будущую победу. Но знайте, что я спасу Фугу с вами или без вас. Вы понимаете меня?
– Убирайся, – сказал старик.
– Осторожнее, Мессимерис, – прошептал один из его коллег.
– Ты не Чародей. Ты – Кукушонок.
– Ну и что?
– Ты обманул этих людей. Ты не слышал голоса Капры.
– О, я слышал много голосов. Слышал их ясно. Они говорили мне, что Фуга беззащитна. Что ее вожди слабы и запуганы, что они предпочитают прятаться, а не смело встречать опасности.
Он оглядел лица стоящих перед ним, но на них не было того, о чем он говорил – слабости и страха: только стоицизм и углубляющееся недоверие к нему. Он оглянулся на убийцу Норриса.
– Я вижу, у нас нет выбора, – сказал он. Ближние поняли его и скрылись в дверях. Он снова повернулся к Совету.
– Мы хотим, чтобы ты ушел, – сказал Мессимерис.
– Это ваше последнее слово?
– Да.
Шэдвелл кивнул. Шли томительные секунды. Никто не шевелился. Потом в здание ворвались убийцы и четверо? их товарищей – стрелковое звено из шести человек.
– В последний раз обращаюсь к вам, – сказал Шэдвелл, пока стрелки занимали места, – не противьтесь мне.
На лицах советников читалось недоверие. Они прожили жизнь в мире чудес, но здесь происходило нечто, превосходящее даже их понимание. Только Мессимерис спросил:
– Кто такой Шэдвелл?
– Один торговец. Его уже давно нет.
– Нет, – объявил старил. – Ты Шэдвелл.
– Говорите, что хотите. Только склоните передо мной головы, и я помилую вас.
Никто по-прежнему не двигался. Шэдвелл взял пистолет у ближайшего стрелка и подошел к Мессимерису. Их разделяло не более четырех ярдов: на таком расстоянии не промахнулся бы и слепой.
– Я повторяю: склоните головы.
Некоторые члены Совета, наконец, поняли серьезность ситуации и нерешительно подчинились требованию. Однако большинство осталось стоять.
Шэдвелл понимал, что на карту поставлено все. Или он нажмет курок и завоюет себе мир, или останется жалким торговцем. Он вспомнил, как стоял на холме и глядел на раскинувшуюся под ним Фугу. Это воспоминание придало ему силы. Он нажал на курок.
Пуля вошла в грудь Мессимериса, но он не упал. Шэдвелл выстрелил второй раз, потом третий. Все пули попали в цель, но старик продолжал стоять.
Шэдвелл спиной ощутил прошедшую по его людям волну паники. Почему он не умирает?
Он выстрелил еще раз. Жертва сделала шаг вперед и подняла руку, словно пытаясь выбить оружие из рук убийцы.
Это движение окончательно вывело одного из шестерки из себя. С пронзительным криком он открыл огонь по толпе. За ним и остальные начали стрелять, чтобы любой ценой избавиться от устремленных на них обвиняющих взглядов. Зал моментально затянуло дымом.
Шэдвелл смотрел на того, в кого он стрелял. Мессимерис постоял еще секунду, потом рухнул вперед. Это не отрезвило убийц: они продолжали стрелять. Несколько советников пали на колени, склонив голову перед Шэдвеллом, другие попытались спрятаться по углам, но большинство полегло на месте, даже не пробуя спастись.
Все кончилось так же внезапно, как и началось.
Шэдвелл отбросил оружие и посмотрел на то, что было перед ним. Он никогда не питал пристрастия к скотобойням, но Бог должен быть выше брезгливости. Это человеческое качество ему тоже предстояло подавить в себе.
И это ему удавалось. Груда лежавших перед ним тел впечатляла его не больше, чем куча мешков с мукой. Только повернувшись, он почувствовал дрожь. Он вспомнил последнее движение Мессимериса, его поднятую руку. Старик требовал платы.
Он, вечный продавец, стал, наконец, покупателем, и жест умирающего Мессимериса напомнил ему об этом.
Пора начинать кампанию. Подавить сопротивление, пробиться к Круговерти, раздвинуть облачный покров. И стать Богом. Боги не боятся кредиторов, живых или мертвых.
IV
Канатоходцы
1
Кэл и Сюзанна шли настолько быстро, насколько им позволяло любопытство. Слишком многое замедляло их путь. Зрелища, появляющиеся перед ними, были настолько ярки и необычны, что они просто застывали на месте и смотрели. Все животные и растения здесь имели родичей в Кукушкином королевстве, но среди них не было ни одного, не преображенного в той или иной степени магией.
Существа, пересекавшие им дорогу, отдаленно напоминали лис и зайцев, ежей и змей, но только отдаленно. И одним из самых разительных изменений в них была полная потеря страха. Никто из них не бежал перед пришельцами, все с любопытством смотрели на них, а потом возвращались к своим делам.
Это могло показаться раем, если бы идиллию внезапно не нарушили звуки радио – музыка, обрывки голосов, свист, – донесшиеся из рощицы серебристых берез. Скоро, однако, радио заглушили вопли и угрозы, заставившие Кэла с Сюзанной поспешить в направлении шума.
На другой стороне рощи они увидели поле, заросшее высокой травой, и в нем – троих подростков. Один балансировал на канате, натянутом между двумя столбиками, пока двое других увлеченно дрались. Причина их ссоры была очевидна: радио. Один из них, более высокий и увесистый, вырвал приемник у своего белобрысого товарища и швырнул его в поле. Приемник ударился о какую-то древнюю статую, скрытую травой, и песня, звучавшая из него, умолкла. Владелец радио бросился на вандала с криками:
– Ублюдок! Ты его сломал! Совсем сломал!
– Это же дерьмо Кукушат, де Боно, – возразил другой, уворачиваясь от ударов. – Незачем тебе с ним возиться. Разве не слышал, что говорила мама?
– Он мой! – завопил де Боно, не оставляя безуспешных попыток разбить своему противнику нос.
– Не хочу, чтобы ты хватал его своими грязными лапами!
– Господи, как торжественно!
– Заткнись, скотина! – Теперь де Боно пытался отыскать приемник в высокой траве.
– Галин прав, – вмешался канатоходец.
Де Боно выудил из кармана рубашки очки в проволочной оправе и продолжил поиски.
– Это недостойно, – сказал канатоходец, прыгая на веревке. – Старбрук тебе ноги выдернет, если узнает.
– Старбрук не узнает, – пропыхтел де Боно.
– Еще как узнает, – пообещал Галин. – Мы ему скажем, правда, Толлер?
– Может быть, – последовал ответ с каната.
Де Боно наконец нашел радио, поднял его и потряс. Оно молчало.
– Ублюдок, – он повернулся к Галину. – Смотри, что ты наделал.
Это продолжалось бы еще долго, если бы Толлер не обратил внимание на зрителей.
– Вы кто такие? – спросил он.
Все трое уставились на Кэла с Сюзанной.
– Это поле Старбрука, – угрожающим тоном произнес Галин. – Уходите. Он не пускает сюда женщин.
– Да потому, что он идиот, – де Боно пригладил волосы и ухмыльнулся, глядя на Сюзанну. – Можете и это ему сказать, ябеды.
– И скажем, – мрачно заявил Толлер.
– Кто этот Старбрук? – спросил Кэл.
– Кто? Да все знают... – тут Галин сообразил. – Вы что, Кукушата?
– Да.
– Кукушата? – Толлер едва не свалился с каната. – Здесь?
Улыбка де Боно стала просто лучезарной.
– Кукушата! Значит, вы можете починить эту штуку? – он протянул им радио.
– Попробую, – сказал Кэл.
– Ты не смеешь, —заявил Галин то ли Кэлу, то ли своему товарищу.
– Это же просто радио, – сказал Кэл.
– Это дерьмо Кукушат.
– Недостойно, – повторил Толлер.
– Где ты его взял? – поинтересовался Кэл.
Существа, пересекавшие им дорогу, отдаленно напоминали лис и зайцев, ежей и змей, но только отдаленно. И одним из самых разительных изменений в них была полная потеря страха. Никто из них не бежал перед пришельцами, все с любопытством смотрели на них, а потом возвращались к своим делам.
Это могло показаться раем, если бы идиллию внезапно не нарушили звуки радио – музыка, обрывки голосов, свист, – донесшиеся из рощицы серебристых берез. Скоро, однако, радио заглушили вопли и угрозы, заставившие Кэла с Сюзанной поспешить в направлении шума.
На другой стороне рощи они увидели поле, заросшее высокой травой, и в нем – троих подростков. Один балансировал на канате, натянутом между двумя столбиками, пока двое других увлеченно дрались. Причина их ссоры была очевидна: радио. Один из них, более высокий и увесистый, вырвал приемник у своего белобрысого товарища и швырнул его в поле. Приемник ударился о какую-то древнюю статую, скрытую травой, и песня, звучавшая из него, умолкла. Владелец радио бросился на вандала с криками:
– Ублюдок! Ты его сломал! Совсем сломал!
– Это же дерьмо Кукушат, де Боно, – возразил другой, уворачиваясь от ударов. – Незачем тебе с ним возиться. Разве не слышал, что говорила мама?
– Он мой! – завопил де Боно, не оставляя безуспешных попыток разбить своему противнику нос.
– Не хочу, чтобы ты хватал его своими грязными лапами!
– Господи, как торжественно!
– Заткнись, скотина! – Теперь де Боно пытался отыскать приемник в высокой траве.
– Галин прав, – вмешался канатоходец.
Де Боно выудил из кармана рубашки очки в проволочной оправе и продолжил поиски.
– Это недостойно, – сказал канатоходец, прыгая на веревке. – Старбрук тебе ноги выдернет, если узнает.
– Старбрук не узнает, – пропыхтел де Боно.
– Еще как узнает, – пообещал Галин. – Мы ему скажем, правда, Толлер?
– Может быть, – последовал ответ с каната.
Де Боно наконец нашел радио, поднял его и потряс. Оно молчало.
– Ублюдок, – он повернулся к Галину. – Смотри, что ты наделал.
Это продолжалось бы еще долго, если бы Толлер не обратил внимание на зрителей.
– Вы кто такие? – спросил он.
Все трое уставились на Кэла с Сюзанной.
– Это поле Старбрука, – угрожающим тоном произнес Галин. – Уходите. Он не пускает сюда женщин.
– Да потому, что он идиот, – де Боно пригладил волосы и ухмыльнулся, глядя на Сюзанну. – Можете и это ему сказать, ябеды.
– И скажем, – мрачно заявил Толлер.
– Кто этот Старбрук? – спросил Кэл.
– Кто? Да все знают... – тут Галин сообразил. – Вы что, Кукушата?
– Да.
– Кукушата? – Толлер едва не свалился с каната. – Здесь?
Улыбка де Боно стала просто лучезарной.
– Кукушата! Значит, вы можете починить эту штуку? – он протянул им радио.
– Попробую, – сказал Кэл.
– Ты не смеешь, —заявил Галин то ли Кэлу, то ли своему товарищу.
– Это же просто радио, – сказал Кэл.
– Это дерьмо Кукушат.
– Недостойно, – повторил Толлер.
– Где ты его взял? – поинтересовался Кэл.