Страница:
Это несправедливо не только по отношению к русским или к американцам, но и по отношению к остальному миру. Такой подход намеренно исключает русский народ из числа потенциальных союзников демократии в ее борьбе против тоталитарной советской империи. Как человек, родившийся в России, я тяжело переживаю эту несправедливость. Как новый американец, преданный интересам свободы, я потрясен политической глупостью, в результате которой мы отталкиваем от себя 200 миллионов человек, которые являются не виновниками, а жертвами преступлений Кремля.
Русские всегда были храбрыми, щедрыми, гостеприимными и искренними. Они полностью лишены расовых предрассудков и доверяют иностранцам, особенно американцам, которых они во многом напоминают и к которым они всегда относились с симпатией. Но десятилетия сталинской пропаганды и террора сделали их подозрительными и черствыми. Когда мы оцениваем поведение конкретного русского человека, мы всегда должны помнить, что над ним нависает тень советской тайной полиции.
Одним из самых трагических моментов является то, что большевистский режим поставил себе в заслугу то, что было достигнуто во время войны самопожертвованием и героизмом русских людей, а теперь на русский народ незаслуженно возлагается вина за жестокости коммунистического режима после войны.
Читая в американских газетах и слушая по радио материалы о России и сопоставляя это с тем, что говорилось и писалось во время войны, можно прийти к ошибочному выводу, что природа сталинского режима изменилась. Но правда заключается в том, что изменился только подход к освещению советской темы. Просто отпала необходимость в целях умиротворения диктатора замалчивать страшные факты.
Сталинская система управления с помощью террора нисколько не изменилась, она осталась такой, какой была во время войны. Нам достаточно вспомнить расстрел тайной полицией Сталина во время войны двух еврейских профсоюзных лидеров из Польши – Эрлиха и Альтера; или массовый расстрел 10 000 польских офицеров в Катыни – преступление, которое они пытаются переложить на нацистов; или жестокую эксплуатацию миллионов политических заключенных.
Нашим действительным союзником во время войны был не Кремль, а масса простых русских людей. Это они принесли в жертву 10 миллионов своих сыновей для того, чтобы защитить свое Отечество. Сегодня они такие же, как были тогда, когда американцы приветствовали их массовый героизм. Они не только не отвечают за политику своих абсолютных властителей, но они даже лишены возможности высказать свое мнение. Любое проявление несогласия наказывается пытками и смертью. Они находятся в рабстве вместе с украинцами, грузинами, армянами, узбеками и представителями еще 150 народностей Советского Союза; русские испытывают такой же гнет, как поляки, болгары, югославы и венгры за пределами России.
Помогая Китаю и Греции, Соединенные Штаты добиваются гарантий свобод этих народов. Но когда Америка помогала советскому режиму в самый критический момент его существования, мы никогда не поднимали вопрос о свободе для русского народа, об освобождении миллионов заключенных из ада концентрационных лагерей. Вместо этого мы способствовали укреплению режима угнетателей и отдавали им в руки сотни тысяч беженцев. И вот теперь, когда Сталин и его сообщники с таким презрением отзываются об американской терпимости, мы не придумали ничего лучшего, как оскорблять многострадальный русский народ.
Прежде чем вы захотите выплеснуть свое раздражение на «неблагодарных русских», подумайте минуту и задайте себе несколько простых вопросов. Если бы русские не выступали против диктатуры, разве понадобилось бы Сталину держать в концлагерях 10 миллионов людей? Разве ему нужно было бы содержать двухмиллионную и вооруженную до зубов армию полицейских с правом казнить и миловать по своему усмотрению любого гражданина? Разве нужно было ему закрывать наглухо свои границы и объявлять всякий контакт с иностранцем контрреволюцией? Почему так много советских граждан, которые оказываются за границей, отказываются возвращаться домой?
Некоторые недальновидные американцы воспринимают молчание русского народа как одобрение советского режима. Они высокомерно заявляют, что русские всегда жили в условиях тирании и это им нравится. У них, мол, никогда не было демократии и они не стремятся к свободе. Это жестокая клевета на народ, который претерпел столько мучений в своем стремлении к свободе.
В XVIII веке страну сотрясали крестьянские восстания, которые едва не лишили трона Екатерину Великую. Люди не виноваты в том, что их героический порыв к свободе не увенчался успехом. Восстания были жестоко подавлены. Но в следующем веке революционное движение продолжало нарастать. Революция 1905 года была не случайностью, а кульминацией нараставшего на протяжении столетия революционного движения. Она заставила монархию провозгласить конституцию, обещать политические свободы и создать парламент. На первых же свободных выборах в Думу русский народ избрал в подавляющем большинстве депутатов демократической и антимонархистской направленности.
Революция 1917 года свергла царский режим и дала русскому народу короткий период демократии. Демократия была сокрушена в ноябре того же года, но не русским народом, а кучкой большевистских заговорщиков. И каков же был ответ русского народа? Он избрал Учредительное собрание, в котором большинство принадлежало демократическим партиям. Именно поэтому большевики разогнали это собрание грубой силой. В момент большевистского переворота сторонники Ленина насчитывали не больше 250 тысяч человек. В последующие тридцать лет численность большевистской партии никогда не превышала трех процентов от населения России. История этих тридцати лет – это история непримиримой борьбы между группировкой у власти и русским народом. Сопротивление никогда не прекращалось, несмотря на репрессии, в которых гибли сотни тысяч человек, а миллионы оказывались за колючей проволокой. В этом мера стремления людей к свободе.
Будем справедливы к русским и вспомним, что в Италии и Германии была свобода и парламентарная система, прежде чем там установилась тоталитарная диктатура. Гитлеру и Муссолини не потребовалось столь больших усилий, как Сталину, чтобы держать свои народы в узде. Если бы Гитлер встретил столь же упорное сопротивление, какое оказывали Сталину русские, то ему пришлось бы отправить в лагеря 10% населения Германии, то есть около 8 миллионов немцев.
Сейчас уже почти забыли, что в начале войны Сталин должен был вести войну с собственным народом. Именно поэтому немцам в первые месяцы войны удалось захватить такую огромную территорию. Более того, в первые месяцы войны 4,5 миллиона солдат, включая целые армии, сдались в плен немцам. Украинские и кавказские крестьяне встречали немецкие войска с цветами и плясками. Даже в 1944 году, когда немцы уже проигрывали войну и начали свое последнее отступление, украинцы, калмыки и другие жители России бежали с немцами, надеясь избежать нового советского рабства.
После изгнания немцев из юго-восточных районов России Сталин отправил в сибирскую ссылку население пяти республик. Миллионы лишились крова и были обречены на гибель. Сами республики были распущены, и их территории заселены принудительными переселенцами из других районов России.
Герой битвы за Москву, генерал Власов, наивно рассчитывал использовать нацистов в качестве инструмента для освобождения своей страны. Ему удалось сформировать антисоветскую армию из восемнадцати дивизий, численностью более 200 тысяч человек. Он сумел бы достичь своей цели – довести эту армию до 1 миллиона, если бы Гитлер не испугался, что эта армия помешает ему достичь своей цели – расчленения России.
К концу войны, в апреле 1945 года, в Европе было около 5 миллионов русских военнопленных и около 8 миллионов перемещенных лиц. Кроме того, в ходе гигантского русского наступления в совершенно незнакомой им Европе оказалось еще от 6 до 7 миллионов русских военнослужащих.
Мало кто из американцев понимал, что в этот период сталинская диктатура переживала один из самых критических моментов со времени битвы за Москву и Сталинград. До войны Сталину удавалось держать русский народ в повиновении, убеждая его в том, что жизнь в условиях капитализма была еще хуже, чем в Советском Союзе. Теперь эти люди увидели, что сталинская пропаганда была колоссальным обманом. Это была самая серьезная угроза, с которой встретился Сталин. Массовый отказ бывших советских граждан от возвращения домой мог приобрести лавинообразный характер и вызвать коллапс Советского Союза. Именно поэтому на встрече в Ялте Сталин потребовал гарантий того, что каждый советский гражданин, который выехал из Советского Союза после 1927 года, будет возвращен. Черчилль и Рузвельт согласились с этим требованием.
Это было вопиющим нарушением священного принципа политического убежища. Оставляя в стороне моральные соображения, мы не можем не признать, что этим западные демократии спасли советский режим. Выполняя это соглашение, демократические лидеры оказали поддержку тоталитаризму и создали угрозу свободному миру.
В этой статье просто не хватит места для описания всех тех постыдных действий, которые были предприняты западными лидерами для того, чтобы снова загнать беженцев в рабство. Сотни людей под угрозой возвращения совершали самоубийство. Имели место случаи, когда американские солдаты, потрясенные массовыми самоубийствами, отказывались загонять штыками этих несчастных в вагоны для отправки в Россию. Дезертирство из рядов Красной Армии приняло массовый характер. Разум отказывается понять, почему американское правительство не сделало эту информацию достоянием гласности. Летом 1945 года каждую неделю сотни солдат и десятки офицеров Красной Армии переходили к американцам, но американские власти, строго выполняя союзнические обязательства, возвращали их советским властям на верную смерть.
Один капитан Красной Армии, который в 1947 году перешел в американскую зону, пишет, что каждый перебежчик, выданный американцами советским властям, приговаривался к смертной казни, а его семья отправлялась в концлагерь. Каждый день в советских воинских частях, расквартированных в Германии, зачитывались приказы о расстрелах дезертиров. Важно подчеркнуть, что эта кампания террора в отношении дезертиров и перемещенных лиц не носила характера мести, она имела своей целью устрашение тех, у кого могла возникнуть мысль о переходе на сторону союзников. До них четко доводилась простая мысль – союзники неотвратимо выдают этих перебежчиков и беженцев советским властям – отсюда любой побег обречен на провал.
Эта политика союзников оказала Сталину огромную помощь в сохранении системы рабства. С помощью таких мер мы лишь убеждали русский народ в том, что американцы являются не их союзниками в борьбе с тиранией, а, наоборот, пособниками Сталина в закабалении русских людей. Мы помогали Кремлю убеждать русских в том, что у них нет никакой надежды на свободу.
За три года, истекшие после окончания войны, несмотря на территориальные приобретения в Восточной Европе, в Советском Союзе не произошло ни укрепления режима, ни восстановления разрушенной войной экономики. Продолжаются массовые аресты и депортации. Крестьянское восстание на Украине продолжается уже четвертый год. В сентябре 1947 года четыре антисоветских украинских полка пытались прорваться в Словакию. Они были окружены четырьмя дивизиями войск советской тайной полиции, направленными из Польши и Чехословакии. Некоторым подразделениям украинских повстанцев удалось прорваться из окружения в Австрию и Баварию, где они были интернированы американскими оккупационными войсками.
Москва стремится использовать каждый выпад Вашингтона против «русских» и неспособность многих американцев провести грань между правителями России и ее народом для того, чтобы показать, что американские «империалисты» хотят уничтожить русский народ и русскую нацию, как это хотели сделать до них нацисты. Этот тезис составляет основу советской пропаганды.
Сегодня Америка стоит во главе борьбы свободных народов мира с силами тоталитарной тирании. Нашей самой большой ошибкой было бы преувеличение советской мощи. Кремлевский режим – это колосс на глиняных ногах. Его истерическая пропаганда является результатом страха. Причем этот режим боится не только западных демократий, но и своего собственного народа, измученного, угнетенного, придавленного террором, но терпеливо ждущего своего следующего шанса.
Русским недоступны все прелести свободной жизни в Соединенных Штатах. Но в мире вряд ли найдется другой народ, который так ненавидит тиранию. Привести их в отчаяние может только сознание того, что свободный мир их покинул. Когда американцы подвергают русский народ оскорблениям, больше всего радуется Сталин. Это как раз то, что ему нужно для того, чтобы убедить русских в том, что им самой судьбой предназначено жить при деспотизме.
Вот почему нагнетание антирусской кампании в США, в отличие от антисоветизма, представляет такую опасность. Эта ошибка может привести к ненужной войне, которой можно избежать. До тех пор пока американская политика не научится проводить это тонкое различие, она будет идти в ложном направлении. Если эта антирусская политика будет продолжаться, то Сталину легко будет убедить свое население в том, что война с Америкой будет оборонительной. И в этой войне они снова могут проявить себя как отчаянные, готовые к самопожертвованию бойцы. Выиграть такую войну нам будет очень нелегко. Наша пропаганда и общественное мнение должны видеть в русских людях своих союзников. Если начнется война за спасение свободного мира, то она может быть выиграна только как война за освобождение всех угнетенных, в первую очередь за освобождение русских от коммунистической тирании. Только глупцы могут надеяться на то, что, тратя миллиарды долларов на атомные бомбы и сверхзвуковые самолеты, мы сумеем покорить два огромных континента с сотнями миллионов жителей путем угрозы их уничтожения.
Бывший госсекретарь США Джеймс Бирнс в своей книге «Откровенный разговор – высокая цена, которую Америка заплатила за свою неопытность и наивность» пишет:
Будучи политиком крупного масштаба, г-н Бирнс пришел к правильному выводу. Но я рискну поспорить с его тезисом о том, что при оценке нынешней политики России мы не должны принимать в расчет русский народ. Наоборот, при выработке нашей политики мы должны принимать во внимание все факты, о которых я говорил в этой статье. Мы всегда должны помнить о русском народе, знать, о чем он думает и к чему стремится.
За железным занавесом в условиях тоталитарного общества живет несколько сотен миллионов людей. Это наши союзники, если мы сами не отнимем у них надежду на освобождение. С помощью умной пропаганды мы должны убедить их в том, что мы не испытываем к ним ненависти и не виним их в преступлениях, совершенных их правителями; мы не стремимся их уничтожить, но мы хотим, чтобы они боролись вместе с нами против тоталитарной угрозы. В этом случае коммунистическая тирания рассыплется как карточный домик еще до того, как начнут падать атомные и бактериологические бомбы.
Мы должны бить в самое слабое место красных, вместо того чтобы доводить до банкротства нашу демократию путем подготовки к большой войне. Мы можем добраться до этого уязвимого места с помощью контрпропаганды, путем поощрения угнетенных народов к подтачиванию основ ненавистных им режимов. Только такой может быть программа освобождения человечества, в том числе и русского народа.
СУДЬБА «НОМЕНКЛАТУРНОГО НЕВОЗВРАЩЕНЦА»
Русские всегда были храбрыми, щедрыми, гостеприимными и искренними. Они полностью лишены расовых предрассудков и доверяют иностранцам, особенно американцам, которых они во многом напоминают и к которым они всегда относились с симпатией. Но десятилетия сталинской пропаганды и террора сделали их подозрительными и черствыми. Когда мы оцениваем поведение конкретного русского человека, мы всегда должны помнить, что над ним нависает тень советской тайной полиции.
Одним из самых трагических моментов является то, что большевистский режим поставил себе в заслугу то, что было достигнуто во время войны самопожертвованием и героизмом русских людей, а теперь на русский народ незаслуженно возлагается вина за жестокости коммунистического режима после войны.
Читая в американских газетах и слушая по радио материалы о России и сопоставляя это с тем, что говорилось и писалось во время войны, можно прийти к ошибочному выводу, что природа сталинского режима изменилась. Но правда заключается в том, что изменился только подход к освещению советской темы. Просто отпала необходимость в целях умиротворения диктатора замалчивать страшные факты.
Сталинская система управления с помощью террора нисколько не изменилась, она осталась такой, какой была во время войны. Нам достаточно вспомнить расстрел тайной полицией Сталина во время войны двух еврейских профсоюзных лидеров из Польши – Эрлиха и Альтера; или массовый расстрел 10 000 польских офицеров в Катыни – преступление, которое они пытаются переложить на нацистов; или жестокую эксплуатацию миллионов политических заключенных.
Нашим действительным союзником во время войны был не Кремль, а масса простых русских людей. Это они принесли в жертву 10 миллионов своих сыновей для того, чтобы защитить свое Отечество. Сегодня они такие же, как были тогда, когда американцы приветствовали их массовый героизм. Они не только не отвечают за политику своих абсолютных властителей, но они даже лишены возможности высказать свое мнение. Любое проявление несогласия наказывается пытками и смертью. Они находятся в рабстве вместе с украинцами, грузинами, армянами, узбеками и представителями еще 150 народностей Советского Союза; русские испытывают такой же гнет, как поляки, болгары, югославы и венгры за пределами России.
Помогая Китаю и Греции, Соединенные Штаты добиваются гарантий свобод этих народов. Но когда Америка помогала советскому режиму в самый критический момент его существования, мы никогда не поднимали вопрос о свободе для русского народа, об освобождении миллионов заключенных из ада концентрационных лагерей. Вместо этого мы способствовали укреплению режима угнетателей и отдавали им в руки сотни тысяч беженцев. И вот теперь, когда Сталин и его сообщники с таким презрением отзываются об американской терпимости, мы не придумали ничего лучшего, как оскорблять многострадальный русский народ.
Прежде чем вы захотите выплеснуть свое раздражение на «неблагодарных русских», подумайте минуту и задайте себе несколько простых вопросов. Если бы русские не выступали против диктатуры, разве понадобилось бы Сталину держать в концлагерях 10 миллионов людей? Разве ему нужно было бы содержать двухмиллионную и вооруженную до зубов армию полицейских с правом казнить и миловать по своему усмотрению любого гражданина? Разве нужно было ему закрывать наглухо свои границы и объявлять всякий контакт с иностранцем контрреволюцией? Почему так много советских граждан, которые оказываются за границей, отказываются возвращаться домой?
Некоторые недальновидные американцы воспринимают молчание русского народа как одобрение советского режима. Они высокомерно заявляют, что русские всегда жили в условиях тирании и это им нравится. У них, мол, никогда не было демократии и они не стремятся к свободе. Это жестокая клевета на народ, который претерпел столько мучений в своем стремлении к свободе.
В XVIII веке страну сотрясали крестьянские восстания, которые едва не лишили трона Екатерину Великую. Люди не виноваты в том, что их героический порыв к свободе не увенчался успехом. Восстания были жестоко подавлены. Но в следующем веке революционное движение продолжало нарастать. Революция 1905 года была не случайностью, а кульминацией нараставшего на протяжении столетия революционного движения. Она заставила монархию провозгласить конституцию, обещать политические свободы и создать парламент. На первых же свободных выборах в Думу русский народ избрал в подавляющем большинстве депутатов демократической и антимонархистской направленности.
Революция 1917 года свергла царский режим и дала русскому народу короткий период демократии. Демократия была сокрушена в ноябре того же года, но не русским народом, а кучкой большевистских заговорщиков. И каков же был ответ русского народа? Он избрал Учредительное собрание, в котором большинство принадлежало демократическим партиям. Именно поэтому большевики разогнали это собрание грубой силой. В момент большевистского переворота сторонники Ленина насчитывали не больше 250 тысяч человек. В последующие тридцать лет численность большевистской партии никогда не превышала трех процентов от населения России. История этих тридцати лет – это история непримиримой борьбы между группировкой у власти и русским народом. Сопротивление никогда не прекращалось, несмотря на репрессии, в которых гибли сотни тысяч человек, а миллионы оказывались за колючей проволокой. В этом мера стремления людей к свободе.
Будем справедливы к русским и вспомним, что в Италии и Германии была свобода и парламентарная система, прежде чем там установилась тоталитарная диктатура. Гитлеру и Муссолини не потребовалось столь больших усилий, как Сталину, чтобы держать свои народы в узде. Если бы Гитлер встретил столь же упорное сопротивление, какое оказывали Сталину русские, то ему пришлось бы отправить в лагеря 10% населения Германии, то есть около 8 миллионов немцев.
Сейчас уже почти забыли, что в начале войны Сталин должен был вести войну с собственным народом. Именно поэтому немцам в первые месяцы войны удалось захватить такую огромную территорию. Более того, в первые месяцы войны 4,5 миллиона солдат, включая целые армии, сдались в плен немцам. Украинские и кавказские крестьяне встречали немецкие войска с цветами и плясками. Даже в 1944 году, когда немцы уже проигрывали войну и начали свое последнее отступление, украинцы, калмыки и другие жители России бежали с немцами, надеясь избежать нового советского рабства.
После изгнания немцев из юго-восточных районов России Сталин отправил в сибирскую ссылку население пяти республик. Миллионы лишились крова и были обречены на гибель. Сами республики были распущены, и их территории заселены принудительными переселенцами из других районов России.
Герой битвы за Москву, генерал Власов, наивно рассчитывал использовать нацистов в качестве инструмента для освобождения своей страны. Ему удалось сформировать антисоветскую армию из восемнадцати дивизий, численностью более 200 тысяч человек. Он сумел бы достичь своей цели – довести эту армию до 1 миллиона, если бы Гитлер не испугался, что эта армия помешает ему достичь своей цели – расчленения России.
К концу войны, в апреле 1945 года, в Европе было около 5 миллионов русских военнопленных и около 8 миллионов перемещенных лиц. Кроме того, в ходе гигантского русского наступления в совершенно незнакомой им Европе оказалось еще от 6 до 7 миллионов русских военнослужащих.
Мало кто из американцев понимал, что в этот период сталинская диктатура переживала один из самых критических моментов со времени битвы за Москву и Сталинград. До войны Сталину удавалось держать русский народ в повиновении, убеждая его в том, что жизнь в условиях капитализма была еще хуже, чем в Советском Союзе. Теперь эти люди увидели, что сталинская пропаганда была колоссальным обманом. Это была самая серьезная угроза, с которой встретился Сталин. Массовый отказ бывших советских граждан от возвращения домой мог приобрести лавинообразный характер и вызвать коллапс Советского Союза. Именно поэтому на встрече в Ялте Сталин потребовал гарантий того, что каждый советский гражданин, который выехал из Советского Союза после 1927 года, будет возвращен. Черчилль и Рузвельт согласились с этим требованием.
Это было вопиющим нарушением священного принципа политического убежища. Оставляя в стороне моральные соображения, мы не можем не признать, что этим западные демократии спасли советский режим. Выполняя это соглашение, демократические лидеры оказали поддержку тоталитаризму и создали угрозу свободному миру.
В этой статье просто не хватит места для описания всех тех постыдных действий, которые были предприняты западными лидерами для того, чтобы снова загнать беженцев в рабство. Сотни людей под угрозой возвращения совершали самоубийство. Имели место случаи, когда американские солдаты, потрясенные массовыми самоубийствами, отказывались загонять штыками этих несчастных в вагоны для отправки в Россию. Дезертирство из рядов Красной Армии приняло массовый характер. Разум отказывается понять, почему американское правительство не сделало эту информацию достоянием гласности. Летом 1945 года каждую неделю сотни солдат и десятки офицеров Красной Армии переходили к американцам, но американские власти, строго выполняя союзнические обязательства, возвращали их советским властям на верную смерть.
Один капитан Красной Армии, который в 1947 году перешел в американскую зону, пишет, что каждый перебежчик, выданный американцами советским властям, приговаривался к смертной казни, а его семья отправлялась в концлагерь. Каждый день в советских воинских частях, расквартированных в Германии, зачитывались приказы о расстрелах дезертиров. Важно подчеркнуть, что эта кампания террора в отношении дезертиров и перемещенных лиц не носила характера мести, она имела своей целью устрашение тех, у кого могла возникнуть мысль о переходе на сторону союзников. До них четко доводилась простая мысль – союзники неотвратимо выдают этих перебежчиков и беженцев советским властям – отсюда любой побег обречен на провал.
Эта политика союзников оказала Сталину огромную помощь в сохранении системы рабства. С помощью таких мер мы лишь убеждали русский народ в том, что американцы являются не их союзниками в борьбе с тиранией, а, наоборот, пособниками Сталина в закабалении русских людей. Мы помогали Кремлю убеждать русских в том, что у них нет никакой надежды на свободу.
За три года, истекшие после окончания войны, несмотря на территориальные приобретения в Восточной Европе, в Советском Союзе не произошло ни укрепления режима, ни восстановления разрушенной войной экономики. Продолжаются массовые аресты и депортации. Крестьянское восстание на Украине продолжается уже четвертый год. В сентябре 1947 года четыре антисоветских украинских полка пытались прорваться в Словакию. Они были окружены четырьмя дивизиями войск советской тайной полиции, направленными из Польши и Чехословакии. Некоторым подразделениям украинских повстанцев удалось прорваться из окружения в Австрию и Баварию, где они были интернированы американскими оккупационными войсками.
Москва стремится использовать каждый выпад Вашингтона против «русских» и неспособность многих американцев провести грань между правителями России и ее народом для того, чтобы показать, что американские «империалисты» хотят уничтожить русский народ и русскую нацию, как это хотели сделать до них нацисты. Этот тезис составляет основу советской пропаганды.
Сегодня Америка стоит во главе борьбы свободных народов мира с силами тоталитарной тирании. Нашей самой большой ошибкой было бы преувеличение советской мощи. Кремлевский режим – это колосс на глиняных ногах. Его истерическая пропаганда является результатом страха. Причем этот режим боится не только западных демократий, но и своего собственного народа, измученного, угнетенного, придавленного террором, но терпеливо ждущего своего следующего шанса.
Русским недоступны все прелести свободной жизни в Соединенных Штатах. Но в мире вряд ли найдется другой народ, который так ненавидит тиранию. Привести их в отчаяние может только сознание того, что свободный мир их покинул. Когда американцы подвергают русский народ оскорблениям, больше всего радуется Сталин. Это как раз то, что ему нужно для того, чтобы убедить русских в том, что им самой судьбой предназначено жить при деспотизме.
Вот почему нагнетание антирусской кампании в США, в отличие от антисоветизма, представляет такую опасность. Эта ошибка может привести к ненужной войне, которой можно избежать. До тех пор пока американская политика не научится проводить это тонкое различие, она будет идти в ложном направлении. Если эта антирусская политика будет продолжаться, то Сталину легко будет убедить свое население в том, что война с Америкой будет оборонительной. И в этой войне они снова могут проявить себя как отчаянные, готовые к самопожертвованию бойцы. Выиграть такую войну нам будет очень нелегко. Наша пропаганда и общественное мнение должны видеть в русских людях своих союзников. Если начнется война за спасение свободного мира, то она может быть выиграна только как война за освобождение всех угнетенных, в первую очередь за освобождение русских от коммунистической тирании. Только глупцы могут надеяться на то, что, тратя миллиарды долларов на атомные бомбы и сверхзвуковые самолеты, мы сумеем покорить два огромных континента с сотнями миллионов жителей путем угрозы их уничтожения.
Бывший госсекретарь США Джеймс Бирнс в своей книге «Откровенный разговор – высокая цена, которую Америка заплатила за свою неопытность и наивность» пишет:
«Оценивая нынешнюю советскую политику, мы можем пренебречь массой русских. Сейчас их влияние на формирование внешней политики не больше, чем оно было в царское время. Однако при оценке политических перспектив мы должны помнить о них – они наша надежда».
Будучи политиком крупного масштаба, г-н Бирнс пришел к правильному выводу. Но я рискну поспорить с его тезисом о том, что при оценке нынешней политики России мы не должны принимать в расчет русский народ. Наоборот, при выработке нашей политики мы должны принимать во внимание все факты, о которых я говорил в этой статье. Мы всегда должны помнить о русском народе, знать, о чем он думает и к чему стремится.
За железным занавесом в условиях тоталитарного общества живет несколько сотен миллионов людей. Это наши союзники, если мы сами не отнимем у них надежду на освобождение. С помощью умной пропаганды мы должны убедить их в том, что мы не испытываем к ним ненависти и не виним их в преступлениях, совершенных их правителями; мы не стремимся их уничтожить, но мы хотим, чтобы они боролись вместе с нами против тоталитарной угрозы. В этом случае коммунистическая тирания рассыплется как карточный домик еще до того, как начнут падать атомные и бактериологические бомбы.
Мы должны бить в самое слабое место красных, вместо того чтобы доводить до банкротства нашу демократию путем подготовки к большой войне. Мы можем добраться до этого уязвимого места с помощью контрпропаганды, путем поощрения угнетенных народов к подтачиванию основ ненавистных им режимов. Только такой может быть программа освобождения человечества, в том числе и русского народа.
СУДЬБА «НОМЕНКЛАТУРНОГО НЕВОЗВРАЩЕНЦА»
Книга Александра Григорьевича Бармина стоит в одном ряду с другими подобными изданиями – воспоминаниями Кривицкого, Беседовского, Агабекова, выпущенными издательством «Современник» в серии «Жестокий век». Однако, в отличие от книг перечисленных авторов, она никогда не переводилась на русский язык, хотя бы частично. И поэтому если биографии и основные темы воспоминаний Беседовского, Агабекова и Кривицкого были введены в научный оборот и стали предметом обсуждения еще на заре пресловутой перестройки, их обильно цитировали и частично публиковали, то Бармин и его книга – вследствие слабого знакомства «интеллектуальной элиты нации» с иностранными языками – оставались практически не известными никому, кроме узкого круга специалистов. Между тем это произведение (так же как и судьба самого Бармина) заслуживает, безусловно, самого пристального внимания, так как освещает многие малоизвестные факты внешней и внутренней политики СССР 20 -30-х годов. Кроме того, нельзя не заметить, что из всех «номенклатурных невозвращенцев» того периода (Раскольников, Крюков-Ангарский, Гельфанд, Беседовский и прочие) Бармин стал единственным, кто сумел сделать карьеру на Западе.
Читая предлагаемую книгу, следует постоянно помнить, что большую часть своей жизни Бармин был связан с различными спецслужбами, сначала с советской военной разведкой – ГРУ, а после бегства на Запад – с американской разведкой. Но об этой части своей деятельности автор предпочитает не распространяться.
Кроме, того, надо заметить, что данная книга не является мемуарами в строгом смысле слова. Автор написал ее в середине своего жизненного пути, находясь в расцвете сил и в начале своей новой карьеры. Ему еще предстояло стать одной из ключевых фигур развернувшейся «холодной войны», возглавить русское отделение «Голоса Америки».
Занимаясь биографиями других «невозвращенцев», я имел возможность неоднократно убедиться в том, что они зачастую приукрашивали свои биографии, привирали, передергивали факты в свою пользу. К чести Бармина надо заметить, что он этим почти не грешит. Поэтому ниже я только уточню основные этапы его советской биографии на основе данных партийного дела, хранящегося в бывшем партийном архиве, а также вкратце расскажу о его западной карьере после написания книги. С сожалением должен констатировать, что до сих пор остается недоступным для исследователей другое личное дело Бармина, освещающее его работу в советской разведке.
Александр Григорьевич Графф, вошедший в историю под фамилией Бармин, родился 16(28) августа 1899 года в деревне Валяве Городищенской волости Черкасского уезда Киевской губернии. Его отец – учитель-немец из мещан, довольно состоятельный человек, мать – украинка, местная крестьянка. Рос и воспитывался Александр Бармин до девяти лет в деревне, где жил с матерью – Татьяной Зиновьевной и дедом, так как родители разошлись. Затем жил в Киеве, учился в 4-й Киевской гимназии. Мать работала на поденной работе в Управлении железных дорог, затем санитаркой. Жили бедно. В начале первой мировой войны отец совсем прекратил помогать сыну и вскоре умер.
После того как мать Александра вторично вышла замуж, в возрасте 15 лет он был выгнан отчимом из дома и стал жить самостоятельно. Следует сказать, что от второго брака его мать, родившая его в возрасте 20 лет, имела еще трех детей – Владимира (1915 года рождения), Тамару (1916) и Георгия (1917).
Средств на учебу в гимназии не было. Бармин стал подрабатывать. Зарабатывал чем попало: давал уроки, колол дрова, брал сдельную переписку из управы, летом разгружал баржи на Днепре, работал лодочником, в артели лесорубов в притоках Днепра и т. д. Несколько раз бросал учебу, но все-таки проучился до 1918 года.
До февраля 1917 года, учась в гимназии и работая, в революционной деятельности не участвовал, да и вообще с революционерами не соприкасался. Однако после Февральской революции, будучи учеником последнего класса гимназии, вступил в кружок гимназистов. В кружке изучали социалистическую литературу. Бармин активно работал в Союзе учащихся, чем вызвал неприязнь к себе со стороны своих соучеников – выходцев из богатых семей, в большинстве своем настроенных черносотенно. В конце апреля 1918 года, когда немцы проводили массовые аресты «неблагонадежных» киевлян при «вступлении на престол» гетмана Скоропадского, по доносу сверстников был арестован весь гимназический кружок, в который входил Бармин. Арестованы гимназисты были как большевики, хотя среди членов кружка был только один большевик – Левин.
При аресте Бармин был сильно избит. Арестованных поместили в казарму, где они находились под охраной немецких солдат. Вскоре Бармин бежал из-под ареста и перебрался с товарным поездом на родину, в деревню. Впрочем, всех остальных арестованных вскоре выпустили как задержанных по недоразумению.
В деревне Бармин поселился у дяди, рассказывая окружающим, что прибыл на каникулы, и пробыл там до сбора урожая. К этому времени стали учащаться насилия и грабежи со стороны немцев и гетманских жандармов, расположившихся на всех станциях и в имениях, над крестьянами. Немцы и жандармы при своих наездах в деревню начисто обирали крестьян, арестовывали враждебно настроенную молодежь. Поздней осенью Бармин вновь был избит жандармами, пришедшими со станции, во время попытки заступиться за крестьянку. Оставаться в деревне, где он к тому же считался чужаком-интеллигентом, прибывшим из города, ему становилось опасно. К тому же в связи с расстрелом нескольких односельчан вся деревенская молодежь ушла в лес. К ним присоединился и Бармин.
Группой, в которую входил Бармин, было сожжено имение местной графини Браницкой вместе с находившимися там немцами, после чего начались новые жестокие репрессии. В связи с опасностью поимки было решено уйти к большевикам, как поступали аналогичные группы в других уездах. Поздней осенью Бармин с товарищами кружным путем тайком через леса по Киевской и Черниговской губерниям направились на восток. В декабре миновали Чернигов. В тридцати верстах за городом гайдамаков уже не было, последний их отряд стоял в городе. За рекой они наткнулись на партизанский отряд большевиков.
В Киев Бармин вернулся в феврале 1919 года вместе с Красной Армией. Сначала думал продолжать учебу, поступил в университет, но в марте 1919 года решил круто изменить свою жизнь. В это время советский Киев переживал тяжелые дни. Вокруг города разбойничали многочисленные банды, поляки подошли к Коростеню. Несмотря на такую обстановку, в это время по рекомендации своего гимназического товарища Левина Бармин вступает в киевскую организацию Коммунистической партии большевиков Украины (КП(б)У). Как он сам отмечал позднее в своей автобиографии, «в партию вступил потому, что, впервые в то время ознакомившись с партийной программой, прессой, нашел в ней и в той борьбе, которую партия вела, полное и правильное выражение своих взглядов, убеждений и стремлений, как они сформировались в условиях всей моей предыдущей жизни, и не считал себя возможным оставаться в стороне от всей этой борьбы».
Получив 17 марта партийный билет, на следующий же день Бармин записывается в Красную Армию, становится красноармейцем Первого Киевского полка Первой сводной группы Яковлева. Полк с марта по июль 1919 года дрался с наиболее опасными и крупными бандами Струка, Тютюника, Зеленого. После ликвидации банды Зеленого и занятия Триполья Бармина назначают комиссаром батальона, в котором он служил, а затем – председателем районного ревтрибунала и районным военкомом. Вскоре полк перебросили на петлюровский фронт к Казатину, где он вошел в состав Правобережной группы, отступая с которой 30 августа 1919 года, после сдачи Киева, попал на деникинский фронт.
В ноябре 1919 года Бармин был назначен комиссаром полка и пробыл в этой должности до переброски полка в тыл ввиду больших потерь. В связи с тем, что полк переформировывался, он отпросился у начальства на командные курсы, так как на собственном опыте почувствовал необходимость для армии красных командиров, кампания за создание которых тогда активно проводилась Троцким и его сподвижниками. В начале декабря он был зачислен курсантом в Минские пехотные советские командные курсы, находившиеся в Гомеле. За время пребывания на учебе он три раза выезжал со своими товарищами на фронты – деникинский и польский, принимал активное участие в партийной, советской и общественной работе, был секретарем бюро ячейки Российской коммунистической партии (большевиков) (РКП(б)) курсов, председателем культпросветкомиссии, вел партийную работу по заданию комитета партии, инструктировал ячейки, выступал с докладами на заводах, в воинских частях, на собраниях, вел оргработу, принимал участие в различных кампаниях, председательствовал на партсобраниях, был делегатом губернских партийных съездов, партийных и профсоюзных конференций. Был избран от курсов в Гомельский Совет рабочих и крестьянских депутатов и членом Мандатной комиссии Совета от фракции коммунистов, делегатом губернского съезда Советов.
В мае 1920 года состоялся выпуск и Бармин был произведен в красные командиры, после чего был откомандирован в распоряжение штаба 16-й армии, где служит сначала командиром взвода, а затем – командиром роты, при этом продолжает вести активную партийную работу, являясь членом бюро ячейки 1-го запасного стрелкового полка на польском фронте, председателем культпросветкомиссии, читает лекции в полковой партшколе.
Читая предлагаемую книгу, следует постоянно помнить, что большую часть своей жизни Бармин был связан с различными спецслужбами, сначала с советской военной разведкой – ГРУ, а после бегства на Запад – с американской разведкой. Но об этой части своей деятельности автор предпочитает не распространяться.
Кроме, того, надо заметить, что данная книга не является мемуарами в строгом смысле слова. Автор написал ее в середине своего жизненного пути, находясь в расцвете сил и в начале своей новой карьеры. Ему еще предстояло стать одной из ключевых фигур развернувшейся «холодной войны», возглавить русское отделение «Голоса Америки».
Занимаясь биографиями других «невозвращенцев», я имел возможность неоднократно убедиться в том, что они зачастую приукрашивали свои биографии, привирали, передергивали факты в свою пользу. К чести Бармина надо заметить, что он этим почти не грешит. Поэтому ниже я только уточню основные этапы его советской биографии на основе данных партийного дела, хранящегося в бывшем партийном архиве, а также вкратце расскажу о его западной карьере после написания книги. С сожалением должен констатировать, что до сих пор остается недоступным для исследователей другое личное дело Бармина, освещающее его работу в советской разведке.
Александр Григорьевич Графф, вошедший в историю под фамилией Бармин, родился 16(28) августа 1899 года в деревне Валяве Городищенской волости Черкасского уезда Киевской губернии. Его отец – учитель-немец из мещан, довольно состоятельный человек, мать – украинка, местная крестьянка. Рос и воспитывался Александр Бармин до девяти лет в деревне, где жил с матерью – Татьяной Зиновьевной и дедом, так как родители разошлись. Затем жил в Киеве, учился в 4-й Киевской гимназии. Мать работала на поденной работе в Управлении железных дорог, затем санитаркой. Жили бедно. В начале первой мировой войны отец совсем прекратил помогать сыну и вскоре умер.
После того как мать Александра вторично вышла замуж, в возрасте 15 лет он был выгнан отчимом из дома и стал жить самостоятельно. Следует сказать, что от второго брака его мать, родившая его в возрасте 20 лет, имела еще трех детей – Владимира (1915 года рождения), Тамару (1916) и Георгия (1917).
Средств на учебу в гимназии не было. Бармин стал подрабатывать. Зарабатывал чем попало: давал уроки, колол дрова, брал сдельную переписку из управы, летом разгружал баржи на Днепре, работал лодочником, в артели лесорубов в притоках Днепра и т. д. Несколько раз бросал учебу, но все-таки проучился до 1918 года.
До февраля 1917 года, учась в гимназии и работая, в революционной деятельности не участвовал, да и вообще с революционерами не соприкасался. Однако после Февральской революции, будучи учеником последнего класса гимназии, вступил в кружок гимназистов. В кружке изучали социалистическую литературу. Бармин активно работал в Союзе учащихся, чем вызвал неприязнь к себе со стороны своих соучеников – выходцев из богатых семей, в большинстве своем настроенных черносотенно. В конце апреля 1918 года, когда немцы проводили массовые аресты «неблагонадежных» киевлян при «вступлении на престол» гетмана Скоропадского, по доносу сверстников был арестован весь гимназический кружок, в который входил Бармин. Арестованы гимназисты были как большевики, хотя среди членов кружка был только один большевик – Левин.
При аресте Бармин был сильно избит. Арестованных поместили в казарму, где они находились под охраной немецких солдат. Вскоре Бармин бежал из-под ареста и перебрался с товарным поездом на родину, в деревню. Впрочем, всех остальных арестованных вскоре выпустили как задержанных по недоразумению.
В деревне Бармин поселился у дяди, рассказывая окружающим, что прибыл на каникулы, и пробыл там до сбора урожая. К этому времени стали учащаться насилия и грабежи со стороны немцев и гетманских жандармов, расположившихся на всех станциях и в имениях, над крестьянами. Немцы и жандармы при своих наездах в деревню начисто обирали крестьян, арестовывали враждебно настроенную молодежь. Поздней осенью Бармин вновь был избит жандармами, пришедшими со станции, во время попытки заступиться за крестьянку. Оставаться в деревне, где он к тому же считался чужаком-интеллигентом, прибывшим из города, ему становилось опасно. К тому же в связи с расстрелом нескольких односельчан вся деревенская молодежь ушла в лес. К ним присоединился и Бармин.
Группой, в которую входил Бармин, было сожжено имение местной графини Браницкой вместе с находившимися там немцами, после чего начались новые жестокие репрессии. В связи с опасностью поимки было решено уйти к большевикам, как поступали аналогичные группы в других уездах. Поздней осенью Бармин с товарищами кружным путем тайком через леса по Киевской и Черниговской губерниям направились на восток. В декабре миновали Чернигов. В тридцати верстах за городом гайдамаков уже не было, последний их отряд стоял в городе. За рекой они наткнулись на партизанский отряд большевиков.
В Киев Бармин вернулся в феврале 1919 года вместе с Красной Армией. Сначала думал продолжать учебу, поступил в университет, но в марте 1919 года решил круто изменить свою жизнь. В это время советский Киев переживал тяжелые дни. Вокруг города разбойничали многочисленные банды, поляки подошли к Коростеню. Несмотря на такую обстановку, в это время по рекомендации своего гимназического товарища Левина Бармин вступает в киевскую организацию Коммунистической партии большевиков Украины (КП(б)У). Как он сам отмечал позднее в своей автобиографии, «в партию вступил потому, что, впервые в то время ознакомившись с партийной программой, прессой, нашел в ней и в той борьбе, которую партия вела, полное и правильное выражение своих взглядов, убеждений и стремлений, как они сформировались в условиях всей моей предыдущей жизни, и не считал себя возможным оставаться в стороне от всей этой борьбы».
Получив 17 марта партийный билет, на следующий же день Бармин записывается в Красную Армию, становится красноармейцем Первого Киевского полка Первой сводной группы Яковлева. Полк с марта по июль 1919 года дрался с наиболее опасными и крупными бандами Струка, Тютюника, Зеленого. После ликвидации банды Зеленого и занятия Триполья Бармина назначают комиссаром батальона, в котором он служил, а затем – председателем районного ревтрибунала и районным военкомом. Вскоре полк перебросили на петлюровский фронт к Казатину, где он вошел в состав Правобережной группы, отступая с которой 30 августа 1919 года, после сдачи Киева, попал на деникинский фронт.
В ноябре 1919 года Бармин был назначен комиссаром полка и пробыл в этой должности до переброски полка в тыл ввиду больших потерь. В связи с тем, что полк переформировывался, он отпросился у начальства на командные курсы, так как на собственном опыте почувствовал необходимость для армии красных командиров, кампания за создание которых тогда активно проводилась Троцким и его сподвижниками. В начале декабря он был зачислен курсантом в Минские пехотные советские командные курсы, находившиеся в Гомеле. За время пребывания на учебе он три раза выезжал со своими товарищами на фронты – деникинский и польский, принимал активное участие в партийной, советской и общественной работе, был секретарем бюро ячейки Российской коммунистической партии (большевиков) (РКП(б)) курсов, председателем культпросветкомиссии, вел партийную работу по заданию комитета партии, инструктировал ячейки, выступал с докладами на заводах, в воинских частях, на собраниях, вел оргработу, принимал участие в различных кампаниях, председательствовал на партсобраниях, был делегатом губернских партийных съездов, партийных и профсоюзных конференций. Был избран от курсов в Гомельский Совет рабочих и крестьянских депутатов и членом Мандатной комиссии Совета от фракции коммунистов, делегатом губернского съезда Советов.
В мае 1920 года состоялся выпуск и Бармин был произведен в красные командиры, после чего был откомандирован в распоряжение штаба 16-й армии, где служит сначала командиром взвода, а затем – командиром роты, при этом продолжает вести активную партийную работу, являясь членом бюро ячейки 1-го запасного стрелкового полка на польском фронте, председателем культпросветкомиссии, читает лекции в полковой партшколе.