— Мона Джульетта? Это вы? — в полумраке на нее щурился Аристо.
   — Si, — смиренно ответила девушка.
   Планы были расстроены.
   — Что вы здесь делаете, madonna?
   — О, я искала тебя, maestro, — бойко солгала девушка.
   Обсидиановые[16] глаза карлика сузились.
   — Меня? В часовне?
   Все знали, что Аристо не религиозен. Духовен, как сказал однажды ее отец, но не религиозен. Он слишком пострадал от рук покойного епископа Флоренции, которого, в конце концов, убил почти двадцать лет назад. И с тех пор больше не входил в часовню. Не замечая глубокого смысла его простых слов, Джульетта добавила:
   — Я шла к тебе, потому что поранила ногу. И мне… показалось, что я услышала запах роз.
   — Понятно, — карлик кивнул, будто причина была убедительной, как, впрочем, и оказалось бы в обычных обстоятельствах.
   — Вы можете ступать на нее?
   — Я вполне могу идти. Но я порезала ногу о камень, и она так болит, что не могу уснуть, — ей удалось выжать слезу.
   Так Джульетта и стояла, опустив ресницы, слезинка повисла на них и упала, как капля дождя.
   Аристо, она это хорошо знала, не выносил слез, особенно ее и Карессы.
   Карлик посмотрел на ее босые ноги, поднял глаза и вздохнул.
   — Хорошо, идемте. Я посмотрю. А вы расскажете мне, как вы тут проказничали, пока не было Его Превосходительства.
   Аристо взял ее руку и положил, на свой согнутый локоть. И хотя она верила в эффективность своих слез, Джульетте показалось, что пружины хитрой ловушки захлопнулись.
   — Идемте, — повторил карлик и повел ее по коридору к своей комнате.

Глава 4

   — Глазам не верю, — с мрачной иронией произнес Данте. — Блудный сын вернулся. Хотя время выбрал сам.
   Но в душе принц был рад молодому человеку. Утро обещало чудесный день, и не только в отношении погоды. Какая бы ни была на то причина, но Родриго, как оказалось, решил явиться к нему сам, не дожидаясь, пока его найдет Аристо, И было видно, что сын Джулиано де Медичи рад возвращению, несмотря на годы разлуки и недовольство, подталкивавшее не прислушиваться к приказам Данте вернуться на родину.
   — Трудно поверить, что вы считаете меня своим сыном, разве что в переносном смысле, Ваше Превосходительство, — в словах Родриго угадывалась горечь.
   Ну вот, подумал Данте, вот корень проблемы, о существовании которой он подозревал с тех пор, как Родриго не послушался его и не вернулся в Тосканию.
   — Ты всегда будешь для меня сыном, независимо от того, кем себя считаешь… или от степени твоего гнева. Сам прекрасно знаешь — мне пришлось сделать это ради твоей безопасности.
   — А если бы я был Алессандро?
   — Независимо от моих чувств к тебе, в глазах всех — особенно Корсини — ты был Zingaro. И кинжалы убийц нашли бы тебя через несколько дней после того случая, — принц прищурился и внимательно посмотрел на Родриго. — С другой стороны, все могло обернуться вендеттой против семьи Алессандро, и ты сам знаешь, через что мне пришлось когда-то пройти, чтобы положить конец вражде между семьями Алессандро и Корсини.
   Родриго кивнул:
   — Я никогда не хотел стать причиной вражды. Если какие-нибудь обвинения еще существуют, то пусть Корсини имеют дело с Валенти-мужчиной, а не подростком.
   Данте очень хотелось обнять его. Радушно принять, несмотря на годы непонимания. Но принц не был уверен, что Родриго правильно воспримет любое физическое проявление чувств, и не хотел, чтобы этот молодой человек, которого он любит наравне с Никко-ло, чувствовал себя обязанным отвечать взаимностью только из уважения к титулу и положению Данте.
   Приходится скрывать радость и хранить спокойствие, достойное принца.
   Данте подошел к висевшему на стене портрету своего отца, покойного Родриго де Алессандро, и задумчиво посмотрел на него.
   — Я когда-нибудь говорил тебе, что моего отца тоже звали Родриго?
   — Нет.
   — Достойное имя, — Данте повернулся к молодому человеку. — Тебе, как мужчине, оно подходит.
   Родриго молчал.
   — А что касается Корсини, то отец умер, большинство членов семьи погибло во время чумы несколько лет назад. Мать Марио, Габриэла, вернулась к своей семье в Рим, когда потеряла детей, — принц покачал головой, помрачнев. — Печальный конец, но я иногда думаю, а смог бы ты вернуться, если бы ближайшие родственники остались в живых?
   — У меня есть свидетели, principe, в том числе и вы. Я не виновен в убийстве.
   Данте кивнул.
   — Так оно и есть. Мы это знаем. Но некоторые люди теряют рассудок, когда погибает их сын, каким бы ни был ребенок. Сказать по правде, через год после подписания брачного контракта мне пришлось не раз задуматься, ведь Сальваторе ди Корсини был деспотом… а кроме того, половина ублюдков в Тоскании — его. Каресса с самого начала относилась к этому союзу настороженно, и была права.
   — Как она? — спросил Родриго. — И Никколо, и Джульетта?
   — Хорошо. Все здоровы, хотя моя Джетта и недовольна, что я не выдал ее замуж.
   Родриго перевел глаза на пейзаж за окном, не выдержав взгляда Данте.
   — Просто удивительно, что такая девушка не замужем.
   Данте, явно озадаченный, слегка нахмурился.
   — Я хорошо помню ее ребенком. Если ваша дочь сейчас хотя бы наполовину так же красива, за такой приз стоит побороться, даже будь она бедной крестьянской девушкой.
   Данте не спускал с него глаз, его крайне интересовало, как молодой человек отреагирует на упоминание о Джульетте. Наконец, овладев собой, Родриго взглянул на Данте.
   Принц что-то пробормотал в ответ. Задумчивое выражение не покидало его лица. Он сменил тему:
   — Несмотря ни на что, Риго, ты представить не можешь, как я счастлив снова видеть тебя, целого и невредимого, взрослого мужчину.
   — Grazi. Я тоже.
   «Что он чувствует на самом деле?» — подумал Данте, но решил не торопить события — время хорошо лечит.
   — Хорошо, а что Леру и Фоше? Они обучали тебя всему, что умеют сами? И ты сможешь теперь превзойти меня, figlio mio[17]? — принц не сдержал улыбки.
   Впервые за все это время и Родриго позволил себе улыбнуться. Губы слегка изогнулись, и Данте показалось, что он снова видит Джулиано де Медичи, только серьезного и более красивого.
   — Посмотрим, а?
   — Пошли, выпьешь со мной стаканчик требьянского? — Данте хлопнул в ладоши, и в двери появился слуга. — Приятно снова попробовать тосканского вина, хотя французы тоже делают отличное вино, — принц громко и с удовольствием рассмеялся. — Потом воспользуемся погодой и поедем по Монтеверди. Нам надо о многом поговорить, si? И, конечно, ты пообедаешь с нами сегодня вечером… нужно отпраздновать твое возвращение!
* * *
   Где Аристо? Джульетта была готова впасть в панику.
   Ее мать только что вышла вместе с Лизой, чтобы распорядиться насчет завтрака Джульетты. Несомненно, она останется проследить, чтобы дочь поела.
   Сможет ли она долго оставаться в постели в такой чудесный день, размышляла Джульетта, с тоской глядя в окно. Сколько еще можно притворяться настолько нездоровой, чтобы не вставать… ведь это совершенно не в ее характере.
   Благодаря Аристо боль утихла, и ей удалось поспать. Но нога так распухла, что утром, когда девушка проснулась, ей не удалось надеть даже самые свободные туфли. Отец все замечает, да еще этот любопытный Никко! Конечно, они обратят внимание на ее хромоту, не говоря уже о Карессе, всегда обеспокоенной малейшими недомоганиями детей.
   Джульетта откинулась на взбитые подушки. Dio! У нее даже нет температуры для оправдания, вот как хорошо он промыл рану в реке!
   По голубому клочку неба, доступному ее взгляду, плыли круглые облака. Мысли Джульетты снова вернулись к незнакомцу. Кто он? — наверное, в сотый раз подумала она. Утро уступило место дню, и ее негодование росло. Как он посмел! Ушла тьма, ушло очарование луны, ушли звуки леса, так волшебно, почти мистически звучавшие в спокойствии ночи.
   Ушло и то чувственное желание, которое привело бы ее в восточную башню, не появись Аристо.
   В ярком свете дня Джульетта испытала угрызения совести: она знала, что упустила свой лучший шанс найти приют в Санта-Лючии. И все ради краткого удовольствия лежать в объятиях мужчины и делать то, что вправе делать лишь муж и жена.
   И ощутила, как горит лицо, как память о нем пробуждает трепет желания.
   Вожделения! — сердито поправила она себя. Этот незнакомец мог оказаться вором — или еще хуже — убийцей. А оказался, мрачно подумала девушка, соблазнителем ничего не подозревающих женщин.
   А чего ты ожидала от Zingaro? Несомненно, он такой же, как и тот бродяга, Родриго да Валенти, убивший твоего жениха и преспокойно исчезнувший.
   Ее мысли были недобры и несправедливы, и Джульетта знала это. Но сейчас она хваталась за все, чтобы снять с себя вину не только за собственное поведение прошлой ночью, но и за незавидное положение незамужней женщины. И действительно, будь сейчас жив Марио ди Корсини, была бы она сейчас замужем, имела бы детей, как ее кузина Лючия, сестра Бернардо, и считалась бы самой обычной женщиной ее возраста и положения.
   Так думала Джульетта, направляя свою вину, гнев и разочарование на цыганского мальчика Родриго. И на этого музыканта, так нагло игравшего ее добродетелью.
   Возвратилась Каресса, за ней с подносом, уставленным соблазнительными лакомствами, шла Лиза. Служанка поставила поднос на колени Джульетте и отошла. Каресса присела на край большой кровати под балдахином.
   Опасаясь встречаться с обеспокоенным взглядом матери, Джульетта решила проявить интерес к еде, но вспомнила, что обычно у больных не бывает аппетита.
   Каресса положила ладонь на лоб дочери. Джульетта удивленно посмотрела на мать.
   — У тебя нет температуры, nina, однако щеки горят.
   Приглушенный кашель Лизы, перебиравшей в шкафу платья Джульетты, на миг отвлек их.
   Надеясь, что в присутствии Карессы Лиза не будет доставать ее испачканную одежду, спрятанную ночью, Джульетта быстро пробормотала:
   — Я сегодня почему-то очень хочу сладкого, мама, — и потянулась за небольшой чашей с засахаренным миндалем.
   Каресса улыбнулась, ясные серые глаза заблестели.
   — В этом нет ничего необычного, Джетта, ты всегда любила сладости. Необычно скорее то, что у больного, не встающего с постели, вообще есть аппетит.
   Джульетта сунула в рот орешек миндаля, потом запоздало предложила угощение матери. Каресса отказалась:
   — У меня есть новости, которые, возможно, ободрят тебя.
   Джульетта вся превратилась в слух.
   — Отец близок к решению относительно твоего замужества.
   Рука Джульетты с миндалем застыла в воздухе. На память пришли слова Аристо: «Его Превосходительство сегодня вечером нанес визит Антонио Сарцано…» Однако, она не осмелилась спросить мать об этом, опасаясь выдать то, что узнала у Аристо. И потом, зачем бы это ей разговаривать с Аристо так поздно, когда все уже спят?
   — Я и не думала, что он действительно ищет жениха, — с сарказмом ответила девушка. И тут же пожалела о сказанном, она знала, что мать — ее самый преданный союзник во всем.
   — Perdonami[18], — вздохнула Джульетта и опустила ресницы. Выражение лица не изменилось, но мозг лихорадочно работал. Леон Сарцано был единственным неженатым сыном Сарцано. Светловолосый, высокий и красивый, как Марио ди Корсини, как ее отец, которого она обожала (в ее глазах ни один мужчина не мог сравниться с отцом). Семья Сарцано была богата, и Джульетта часто удивлялась, почему Данте не устроит ее брак с Леоном.
   Леон Сарцано был первенцем в семье и вот уже более года вдовцом. Первая жена умерла при родах и оставила ему сына. Леону было всего двадцать семь лет — достаточно молодой, чтобы привлекать женщин. Хотя, как гласили слухи, он все еще оплакивает свою жену, которую очень любил… в наше время такое чувство в браке считается немодным.
   — Джетта? Ты слушаешь?
   Джульетта отвлеклась от мыслей о Леоне Сарцано и повернулась к матери, надеясь, что Каресса сочтет ее рассеянность следствием болезни и не догадается, что дочь уже строит всевозможные планы в отношении будущего мужа.
   — Si, mamina, кто же он? — ее глаза заблестели.
   Каресса слегка нахмурила лоб.
   — Не мору тебе сказать, пока все не обговорено окончательно, nina.
   Джульетта огорченно поджала губы, но опять вспомнила о своей болезни. Да и кто это может быть, подумала она, кроме Леона Сарцано?
   — Ты довольна, Джетта?
   Джульетта посмотрела на мать и пожала плечами.
   — А как же? Мое нынешнее положение унизительно.
   Каресса положила руку на плечо дочери.
   — Дорогая, отец так любит тебя. Он не хочет расстаться с тобой, отправив в монастырь, не хочет просто отдать тебя за кого-нибудь, даже если это политически выгодно. Ты, конечно, ценишь такое отношение? — ее темные брови изогнулись. — Ты в постели, потому что злишься на Данте?
   Чувство вины охватило Джульетту, краска стыда залила лицо. Девушка молчала, как бы признавая свою вину.
   Каресса вздохнула и посмотрела в окно, в которое недавно глядела Джульетта, потом опустила взгляд на обручальное кольцо на левой руке, которое Данте надел ей двадцать лет назад.
   — Я вышла замуж за Сильвио Роджерио, когда была еще старше, чем ты.
   Девушка тут же пожалела о своих словах, такая боль прозвучала в голосе матери.
   Как ни любила Каресса Данте, старая рана тупой болью все еще напоминала об убитом муже и потерянном ребенке.
   — Прости, мама, я такая невнимательная, — с искренним раскаянием сказала Джульетта и мягко пожала руку матери. — Просто у меня другое положение, верно? Я дочь принца Монтеверди. Мне непристойно так долго быть незамужней.
   Их глаза встретились.
   — Так оно, наверное, и есть, по крайней мере, так тебе кажется, ведь ты горда, как львица, моя Джульетта. Как твой отец. Но ты должна научиться смирению, по крайней мере, внешнему, как пришлось сделать Данте.
   — Но у него была веская причина! Он играл роль, и это помогло ему защитить интересы княжества, — дочь непокорно покачала головой, сама не замечая этого жеста. — Я не играю никакой роли, у меня нет такой далекой цели.
   Каресса улыбнулась, увидев, как мило Джульетта надула губки.
   — Верно, но твой отец позаботится о тебе, не сомневайся. В течение этого года ты станешь замужней женщиной, nina, и, даст Бог, найдешь удовлетворение, которое ищешь, — она отпустила руку дочери и поднялась.
   — Это все, что я пока могу тебе сказать.
   Надежда окрылила Джульетту. Глаза ее загорелись, на мгновение девушка позабыла, что ей нездоровится.
   — А теперь, — Каресса наклонилась и коснулась губами лба девушки, — у меня много дел. Сегодня вечером у нас будут гости, и я надеюсь, что ты будешь чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы быть с нами.
   Мать вопросительно подняла брови, как бы намекая, что у нее есть серьезные сомнения относительно нездоровья Джульетты.
   — Съешь сколько сможешь, — добавила она, уходя. — И вздремни. Может быть, ты проснешься достаточно здоровой и придешь позже? — Каресса направилась к двери, бросив любопытный взгляд на Лизу, которая все еще рылась в шкафу.
   Когда дверь за ней закрылась, Джульетта прошипела:
   — Лиза! Что ты делаешь?!
   Девушка вынырнула из шкафа. Она раскраснелась, темные волосы выбились из узла на затылке.
   — Я собиралась почистить платье, которое вы надевали прошлым вечером, но вспомнила, что это секрет. Ваша мать была здесь, и я не могла…
   — Ладно, — прервала ее Джульетта.
   Лиза была не самой сообразительной девушкой в Монтеверди, но ее мать, тоже служанка, очень преданна семье. Лиза, родившаяся вне брака, служила так же добросовестно. Она привязалась к Джульетте, и Каресса даже не думала перевести ее на черную работу. Лиза триумфально подняла скомканное платье.
   — А туфли в нижнем ящике я прибрала, Мона Джульетта, — объявила служанка таким тоном, будто выполнила труднейшее поручение.
   Джульетта увидела сырой подол и грязные пятна на лифе.
   — Можно с ним что-нибудь сделать? — с сомнением поинтересовалась она, пока Лиза поворачивала платье другой стороной.
   — Думаю, да. Постараюсь.
   — Хорошо, попробуй, но никому не говори… и займись им здесь, а не в прачечной. Принеси горячей воды и посмотрим, но сначала поищи Аристо.
   — Нога?
   — Да, но никому не говори, слышишь?
   Лиза энергично закивала головой, отложила платье и вышла из комнаты. Оставшись одна, Джульетта набросилась на еду.
   Интересно, подумала девушка, где карлик, и кто будет вечером на обеде?
   К тому времени, когда Аристо вернулся в Кастелло Монтеверди, Джульетта вся извелась.
   Вечер приближался, нога по-прежнему болела, где Аристо — неизвестно. Девушка кипела от возмущения. Спросить у матери она никак не могла, Каресса захочет знать, зачем ей нужен Аристо. Джульетте было очень трудно лгать матери. Отцу тоже, но матери — еще труднее. И так уже солгала Карессе один раз.
   Наконец, когда стало темнеть, девушка допрыгала до шкафа и уставилась на свои платья, нахмурившись так, что брови цвета мускатного ореха почти сошлись на переносице. Даже если придется прыгать по коридорам до столовой на одной ноге, она наденет лучшее платье и появится за обедом. Или Аристо мог бы отнести ее, мрачно подумала Джульетта, раз уж он не пришел помочь.
   Леон Сарцано считался красивым мужчиной, хотя и немного грустным после смерти жены. Вероятно, это ее лучший — и может быть последний — шанс покончить с ненавистным и унизительным положением незамужней женщины. Да ведь покойная жена Сарцано, когда родила, даже не была старше Джульетты!
   — Как ваша нога? — спросила Лиза, входя в комнату.
   Джульетта покачала головой и высунула распухшую ногу из-под платья.
   — Аристо так стремится позаботиться обо мне, что я умру от раны! — мрачно ответила она. — Больно не только ступать, я даже не могу надеть туфлю! Что толку от такого выбора платьев, если я не могу как следует одеться и пойти в зал?
   — Мадонна Джульетта? — в дверях возник Аристо, напугав обеих девушек.
   — Где ты был? — воскликнула Джульетта низким от отчаяния голосом. — Посмотри на мою ногу! И Леон Сарцано придет на обед… Думаю, папа собирается договариваться о помолвке, а я в таком ужасном положении!
   Карлик вошел в комнату, и Джульетта заметила в его волосах и одежде застрявшие обрывки листьев и еще какой-то сор.
   Казалось, он еще больше сгорбился, когда протянул ей маленький сверток.
   — Простите, Мона Джульетта. Мне пришлось искать нужную траву по всему лесу, а потом еще готовить порошок.
   — Все это время ты провел в лесу? — не поверила девушка.
   — Да, — спокойно ответил Аристо. — Дошел до самого цыганского табора.
   Цыганский табор?
   Вихрь чувств закружил ее при мысли о ночном незнакомце и о том, чем они занимались. Какое-то томящее тепло охватило живот, покраснели щеки. Вспомнит ли она о нем, когда будет замужем? Не пожалеет ли, что не этот мужчина — ее муж?
   Ты наверняка больше никогда его не увидишь, резко возразил ей голос рассудка.
   — Мона Лиза, вы не принесете теплой воды? — и как всегда, когда Аристо обращался к ней так вежливо и формально, Лиза покраснела, смутилась и поспешила выполнить поручение.
   Когда служанка ушла, карлик повернулся к Джульетте.
   — Извините, мадонна, я не могу двигаться быстро, а поиски травы на четвереньках — дело нелегкое. Просить помощи я не осмелился, пришлось бы солгать.
   Джульетта мгновенно простила его.
   — Спасибо, Аристо. Жаль, что тебе больно, — и прикусила губу, сама в этом виновата. Сейчас он напоминал огромного паука, свернувшегося, готового защищаться.
   — Смогу я присутствовать на обеде сегодня вечером? — это волновало ее прежде всего.
   Аристо кивнул, положил сверток и наклонился осмотреть ногу.
   — Порошок снимет опухоль и приглушит боль. Он сильнее того, что я применил вчера.
   — После твоего лечения я спала как ребенок, — заверила Джульетта, — Но к утру нога опять распухла. Как я надену туфлю, Аристо? — огорчение было подлинным, ей не нужно было притворяться, как накануне с Паоло.
   — Мы всегда сможем разрезать обувь, — карлик повернулся, чтобы принять от Лизы чашу с водой. — Она ведь будет скрыта платьем?
   Девушка просияла, в глазах мелькнула надежда.
   — Да! Ты такой умный! Я об этом даже не подумала. Ну вот, сегодняшний обед становится реальностью. Интересно, когда состоится церемония помолвки?
* * *
   — Данте, ты полагаешь, что поступил мудро, пригласив Родриго вместе с Леоном Сарцано?
   Охваченная беспокойством, Каресса не была уверена, что ее муж — обычно очень рассудительный — сейчас поступает правильно.
   Данте подмигнул ей и привлек к себе. Он еще не оделся — на нем были только короткие штаны.
   — Позволь мне стереть этот хмурый взгляд, dolсе[19], — он наклонился и поцеловал жену.
   И, как всегда, когда муж целовал ее, Каресса позабыла обо всем. До сих пор… через двадцать лет после свадьбы. Он отпустил ее и заглянул в глаза.
   — Доверься мне, cara. Ты всегда мне доверяла. Зачем же сомневаться теперь?
   Каресса смотрела, как Данте надевает шелковую рубашку под цвет глаз, с шелестом скользящую по его телу.
   — Но ведь здесь замешана твоя дочь, твое сокровище. А решение, принятое в спешке, не всегда лучшее.
   — Верно, — согласился Данте. — Однако я увижу ее реакцию на обоих.
   — Но почему, Данте? — на лицо Карессы будто набежала тучка. — Ведь ты уже решил… или передумал?
   — Сандро тоже будет здесь. И Витторио, и Джанна. Типичное семейное собрание с немногими приглашенными друзьями. Я представлю это именно так.
   Каресса прищурилась.
   — А я — папа Римский!
   Данте громко рассмеялся.
   — Не представляешь, как я рад, что ты не он. Его Святейшество ни в чем с тобой не сравнится.
   — Леон Сарцано — вовсе не друг семьи. А Родриго да Валенти еще никогда не оказывал нам честь присутствовать в Кастелло Монтеверди. Вечер может оказаться трудным, — Каресса вздохнула и уселась в кресло. Ее служанка Марина должна была причесать блестящие черные волосы хозяйки.
   — С самого начала я была против этого.
   Данте стоял рядом. Он уже надел короткий желтый камзол с завязками на рукавах, короткие разноцветные штаны — одна нога желтая, другая — синяя. Золотистые волосы аккуратно причесаны.
   Карессу всегда изумляло, как супруг носит любую модную одежду, какой бы абсурдной она ни была на других. Иногда, думала Каресса, он делает это просто ради удовольствия посмотреть на реакцию окружающих.
   Данте взглянул на нее, его глаза сияли любовью и восхищением, которые так ценила жена. Но сегодня они сияли и от предвкушения спектакля.
   — Я пригласил Сарцано, не зная, что Родриго вернулся. Отказать ему было бы грубостью. А что касается Родриго… что ж, чем скорее семья познакомится с ним, тем лучше. Он больше не мальчик Zingaro, Каресса! Подожди, и увидишь сама! — Данте усмехнулся и потер руки. — Ей-Богу, отец мог бы им гордиться! Честолюбив, умен и более зрел, чем Джулиано в его возрасте, — улыбка поблекла при воспоминании о смерти друга в возрасте двадцати пяти лет.
   Марина отступила на шаг и бросила оценивающий взгляд на прическу хозяйки, показывая тем самым, что ее работа окончена. Она подала Карессе маленький флакон любимых духов с запахом жасмина и, не говоря ни слова, ушла.
   Каресса надушилась, закрыла флакон, поставила на столик, где находились ее пудра, щетка и расческа, и взяла мужа под руку. Мягкий светло-розовый шелк ее платья шелестел при каждом движении.
   — Я никогда не сомневалась в твоем решении относительно мужа для Джульетты. Просто… меня тревожит состав гостей. Появление Родриго через столько лет так неожиданно… это будет потрясением.
   Перед дверью они остановились, и Данте снова улыбнулся жене.
   — Верь мне, amore mio[20]. Ты никогда не уклонялась от вызова… и я тоже. Мы будем решать проблемы, когда они возникнут.

Глава 5

   — Персиковое, — предложила Лиза. — Оно так идет к вашим глазам.
   Служанка вздохнула с облегчением, когда Джульетта согласно кивнула.
   — Как сейчас ваша нога?
   Присев на край кровати, Джульетта с грустью взглянула на больную ногу и позволила Лизе осмотреть ее более тщательно.
   — Опухоль спала, — обрадовалась Джульетта, — только чуть покалывает, когда на нее ступаешь. Ну, с этим-то я справлюсь, — она бросила на Лизу заговорщический взгляд. — Если будет нужно, немного разрежем туфельку, как посоветовал Аристо, но, наверное, это не потребуется.
   Лиза кивнула, помогая Джульетте надеть атласное нижнее платье, потом достала из шкафа верхнее платье без рукавов.
   Оно было из шелка абрикосового цвета, с изящной шнуровкой по бокам и глубоким вырезом на груди. Оба платья сужались к талии, а чуть ниже расширялись, намекая на совершенство скрытых под ними форм. Верхнее имело еще одну шнуровку на спине, ослабляя или затягивая ее, можно было скрыть любые недостатки фигуры.
   — Туфли оставим напоследок, — сказала Джульетта, когда Лиза начала расчесывать ей волосы. И добавила, изучая свое отражение в полированном металлическом зеркале. — Причеши вниз, а сзади заколи жемчужными гребнями, si?
   Она слегка заискивала перед Лизой, потому что очень немногие отваживались на такую прическу. Но Джульетта по праву гордилась своими золотистыми, слегка вьющимися волосами и хотела показать их Леону Сарцано во всей красе. Восхищаясь прической, он, возможно, и не заметит, что она прихрамывает.