- О, Хью, мне было так страшно! - воскликнула Микаэла, обвивая руками шею мужа и горячо целуя его. - Я боялась, что ты женился на мне по расчету и отправил меня из города, потому что я уже надоела тебе. - Щеки ее чуть покраснели, в голосе послышалась обида. - Я думала, что ты вернулся к Алисе. Ведь ты даже не искал больше близости со мной. Мне было так мерзко, когда ты уехал. Maman может подтвердить, как я была несчастна. Мне так хотелось быть с тобой, и я боялась... - Микаэла всхлипнула. - Я боялась, что наскучила тебе и ты больше не хочешь спать со мной.
- Наскучила? - то ли усмехнулся, то ли простонал Хью. - Если бы ты только знала, сладкая моя, как я скучал по тебе в пустой постели, как ругал себя в Новом Орлеане за то, что оставил тебя здесь: Что касается Алисы... Забудь о ней! Все, что она тебе сказала, - сплошная ложь. К тому же я был слишком занят нашими отношениями, чтобы думать о какой-то другой женщине. Наш дом оказался таким пустым и неуютным без тебя. Я уже был согласен, чтобы ты просто жила рядом. Пусть бы мы спали порознь, но я хотя бы имел возможность разговаривать с тобой. Я готов сносить все твои обидные шутки и выходки, лишь бы ты была со мной. - Губы его дрогнули в горькой усмешке, голос сделался нежным и проникновенным. - Да, меньше всего на свете мне хотелось разлучаться с тобой. Но мне казалось, что другого выхода нет. Пока мы были рядом, мы раздражали друг друга, и я подумал, что пожить отдельно какое-то время, возможно, будет полезно...
- А я повела себя как глупая гусыня! - не выдержала Микаэла. - Я должна была верить тебе. А если что-то смущало, надо было откровенно сказать тебе об этом, не скрывать то, что было у меня на сердце.
Взгляд Хью стал необыкновенно теплым и нежным. Она еще сильнее прижалась к нему.
- И что же, моя любимая, маленькая моя, скрывается в твоем сердце? прошептал он, почти касаясь губами ее губ.
- О, только любовь! - чуть игриво воскликнула Микаэла и, видя, как вспыхнули при этом глаза мужа, ласково провела кончиками пальцев по его щеке. - Мое сердце целиком заполнено любовью к одному мужчине. Мужчина этот - мой упрямый, сердитый, самоуверенный, но при этом такой великолепный муж Хью Ланкастер.
Поцелуй его был горяч и осторожен одновременно, в нем чувствовалась неукротимая страсть и великая нежность. Они слились в объятиях, и Микаэла попыталась сделать невозможное - прижаться к нему еще сильнее. Ей хотелось раствориться в нем целиком навсегда. Это было великолепное, незабываемое ощущение. Сердца их бились в унисон, души ликовали. Он любит ее! Она любит его! Все остальное в этом мире не имеет особого значения.
Они что-то лепетали, беззвучно и бессвязно, но понимали друг друга. В полупризрачном свете свечей они застыли в старинном потертом кресле, боясь ослабить объятия. Их шепчущие что-то губы почти соприкасались. Слова, собственно, и не были нужны. Они разговаривали сейчас на том тайном языке чувств, который знали с самого сотворения мира все истинно любящие.
Это было новое и незнакомое для них обоих чувство, умиротворяющее и радостное, полное уверенности во взаимной любви. Всем существом они поняли, что отныне соединены чем-то более высоким, чем просто взаимная симпатия и влечение. Хью осторожно поднял жену на руки и медленно, будто во сне, понес ее к кровати. Его ласковые движения были плавными, поцелуи чистыми и нежными. Как-то само собой получилось, что к моменту, когда он опустил ее на белоснежную простыню, они были уже обнажены. Их тела рванулись друг другу навстречу, и все вокруг перестало существовать. Они погрузились в сладостный, принадлежащий только им мир. Мир, в котором все для них было ново и прекрасно. Ночь пронеслась как одно мгновение.
***
Получив приглашение, Ален Хассон не стал терять время. Около одиннадцати часов утра в воскресенье его запряженный парой великолепных серых лошадей элегантный фаэтон остановился у центрального входа "Уголка любви". Спрыгнув на землю, он похлопал рукой по небольшому дорожному чемодану, закрепленному позади экипажа, проверяя крепость ремней, и посмотрел на дверь, из которой уже выходил не слишком радостный Франсуа.
Глядя из окна на довольно прохладно приветствующих друг друга молодых людей, Хью улыбнулся. Подумать только, совсем недавно прибытие этого человека его пугало! Сейчас это кажется смешным. Как все меняется в мире, когда ты уверен, что жена любит тебя! Он неторопливо спустился на крыльцо. Гостя он приветствовал с искренностью радушного хозяина.
Впрочем, Ален если и заметил странное различие в отношении к его прибытию Хью и Франсуа, внешне ничем этого не выдал. На лице его светилась та самая очаровательная улыбка, о которой в Новом Орлеане ходили легенды. Причем она стала еще радостнее, когда ему предложили пройти в бельведер, где остальные члены собравшейся в "Уголке любви" компании наслаждались утренней свежестью.
После обычных при встрече приветствий и расспросов о здоровье и городских новостях, Ален, как и все остальные, удобно расположился на скамье из кедрового дерева. Ему подали кофе. Потягивая его, он получил возможность приступить к изучению обстановки. Обе женщины охотно отвечали на его вопросы, но держались с явной прохладцей. Одеты они были довольно просто. На Микаэле было бледно-розовое муслиновое платье без каких-либо украшений, на Лизетт примерно такое же, только зеленое. Кстати, зеленый цвет очень шел ей. Одежда мужчин тоже не отличалась особыми изысками. Обычные брюки и туфли. Хью и Франсуа, правда, встретили его в сюртуках. Но сейчас сняли их и остались в белоснежных рубашках. Все казались спокойными и довольными жизнью, разве что Франсуа был немного мрачен. Опытный глаз Алена не мог не отметить более теплые, чем это возможно между обычным гостем и хозяйкой, отношения между Джоном Ланкастером и Лизетт Дюпре. Они не скрывали своих симпатий друг к другу. Сидя рядышком, то и дело обменивались многозначительными взглядами и теплыми улыбками. Отметив это, Ален обратил внимание на отношение к атому остальных и вскоре убедился, что особого удивления никто из присутствующих не проявляет. Это уже настораживало.
Видимо, он чем-то проявил свое недоумение. Стоящий позади скамьи Хью, не снимая руку с плеча жены, весело подмигнул ему.
- Вы приехали как раз вовремя, чтобы разделить нашу радость, Ален, сказал он небрежно. - Не далее как вчера моя горячо любимая теща согласилась стать еще и моей мачехой. - Он с улыбкой поклонился в сторону Лизетт и Джона. - Так что скоро мы будем гулять на их свадьбе. Все мы очень обрадовались, когда узнали об этом.
Услышанное никак не входило в планы Алена. Он почувствовал, как внутри его закипает раздражение. Но единственное, что он позволил себе, это метнуть взгляд на Франсуа. Как, интересно, этот молокосос относится к столь обескураживающему повороту событий? Но Франсуа, похоже, совершенно не был огорчен тем, что его мать выходит за янки, да еще не просто за америкашку, а за Джона Ланкастера! Неужели не только женщины, но и мужчины потеряли голову от этих вторгшихся на их родину вандалов? Mon Dieu! Что скажет теперь Франсуа в свое оправдание?
Как бы там ни было, а держать себя в руках Ален Хассон умел. Вежливая улыбка мгновенно скрыла его истинные чувства. Заподозрить, что услышанное ему неприятно, не успел никто.
- О, поздравляю вас обоих! - произнес он своим мягким, мелодичным голосом. Даже глаза его радостно блеснули. - Рад, что оказался в числе первых, узнавших эту приятную новость.
Разговор мгновенно перешел на то, как лучше организовать свадебную церемонию и где будет жить новая семья. Ясность в последний вопрос внес Джон.
- Я не сомневаюсь, что моя невеста готова уехать со мной в Натчез, решительно заявил он, бросив нежный взгляд на Лизетт. - Но, подумав как следует, я решил, что она, а значит, и я, будет чувствовать себя более счастливо рядом с детьми. Посему я прямо завтра напишу своему агенту письмо с распоряжением продать все мое имущество в Натчезе и начну поиски подходящего для нас жилища в Новом Орлеане. - Джон галантно поцеловал руку Лизетт. - Если не удастся купить дом, который ей понравится, мы построим новый. Он должен быть именно такой, какой захочет моя жена!
- О, отличное решение, - немного фальшиво произнес Ален. - Мне уже не терпится взглянуть на ваше новое жилище.
- Это все так мило и необычно, не правда ли? - радостно воскликнула Микаэла. - Моя мамочка и отчим Хью скоро станут мужем и женой! Мы все еще находимся под впечатлением этой новости. - Она посмотрела на мужа, и на лице ее заиграла счастливая улыбка. - Так что у нас есть сегодня что отметить, добавила она чуть тише.
Теплые, любящие взгляды, которыми обменялись Хью и Микаэла, и нежные интимные нотки, звучавшие в ее голосе, не оставляли сомнений в том, что отношения этой семейной пары изменились к лучшему. Это был еще один удар для Алена. А тут еще Хью ласково погладил жену по щеке, и та, повернувшись, поцеловала его руку. Пальцы Алена непроизвольно сжали чашку с такой силой, что тонкий фарфор треснул. Вскрикнув от неожиданности, он вскочил на ноги, бормоча какие-то извинения. К счастью, кофе в чашке уже не было, поэтому костюм его не пострадал. Тем не менее он решил воспользоваться этим инцидентом, чтобы покинуть счастливую компанию.
- Кажется, ранний подъем и дорога несколько утомили меня. Не возражаете, если я немного отдохну?
Собравшиеся дружно согласились. Ален многозначительно посмотрел на Франсуа. Тот без особого энтузиазма поднялся, и они вдвоем направились к дому. В бельведере на некоторое время воцарилось молчание.
- Скажите, это плод моего воображения, - нарушил его Жан, - или вы тоже заметили, что Франсуа не слишком рад своему другу?
- Честно говоря, я подумал о том же самом, - кивнул Джон. - Франсуа встретил Алена без особого восторга.
- Вот и хорошо. Лично я буду только рада, если мой сын наконец поймет, что молодой Хассон не тот человек, которому следует подражать! - откровенно призналась Лизетт. - Ален очень эгоистичен. По-моему, он слишком избалован матерью и сестрами.
- А Франсуа нет? - спросила Микаэла, блеснув глазами и чуть заметно улыбнувшись.
Щеки Лизетт покрылись румянцем, но она быстро взяла себя в руки.
- Ну, видимо, будет справедливо сказать, что я , э...
- Тоже немного балуешь его? - игриво уточнил Джон.
- О да, это так. Должна покаяться. Мне трудно ему в чем-то отказать. Но он хороший мальчик.
- Он уже не мальчик, - произнес Хью, смягчая жесткость слов приятной улыбкой. - Он - взрослый мужчина. И возможно, понял наконец, что даже лучший друг не всегда оказывается настоящим другом.
Франсуа, услышь он сейчас это замечание, согласился бы с ним безо всяких оговорок. Сколько он помнил себя, он обожал своего друга и подражал ему во всем, даже в образе жизни, строя из себя беспечного и богатого повесу. Ален казался ему образцом креольской жизненной силы и мужественности. Однако в последние дни эта слепая вера значительно пошатнулась. Наблюдая за Хью, он подсознательно сравнивал его с Аленом, и сравнение было отнюдь не в пользу последнего. Франсуа начал испытывать стыд, причем не только за то, что он принял участие в махинациях, но и за то, что он говорил об американцах, особенно о Хью. Он вдруг понял, что вся эта бравада была совсем не признаком самостоятельности и смелости. Как раз наоборот, он как обезьяна копировал своего старшего друга. Нет, Франсуа не оправдывал себя, но со всей очевидностью осознал, что из-за юношеского увлечения Хассоном и стремления слепо подражать ему наделал множество страшных ошибок. Сейчас, провожая Алена в предназначенные тому комнаты, он понял и другое: в этом человеке на самом деле нет ничего, что заслуживает уважения и любви. По сути дела, его респектабельный и богатый друг мало чем отличается от тех подонков и головорезов, которые помогают ему обделывать разные темные делишки. Да, Ален страшно горд, обладает железной волей и привык повелевать. Но при этом он прячется за других и совершает мерзости чужими руками. Более того, он не задумываясь пошел на убийство человека, которого знал чуть ли не с рождения, и не испытывает в связи с этим ни малейших угрызений совести. На душе Франсуа стало совсем горько. "И я хотел стать таким же? Боже, каким же безумцем я был!"
Войдя в комнату, Ален, прищурившись, оглядел старую мебель, блеклые занавески на окнах, огромную кровать и саркастически хмыкнул.
- Вот тебе и хваленое американское богатство! Боюсь, что твоя сестричка совершила не очень удачную сделку.
Еще неделю назад Франсуа либо с горячностью бросился бы на защиту сестры, либо стал еще более зло поносить американцев. Но за неделю изменилось очень многое.
- Хью и Микаэла не ожидали гостей, - сказал он спокойно. - Дом будет переоборудован. На то, чтобы привезти новую мебель и сделать ремонт, естественно, нужно время. - Он холодно взглянул на спутника. - Кстати, ты здесь только потому, что сам на этом настаивал. Если не нравится, можешь уехать.
Ален резко повернулся. В сузившихся черных глазах сверкнула угроза.
- О, какие мы смелые! - почти ласково прошептал он. - Ты не забыл, часом, что мы с тобой действовали заодно?
- Нет, не забыл. Но ты заблуждаешься, если полагаешь, что я соглашусь стать твоим сообщником в убийстве, - угрюмо сказал Франсуа.
- Не собираешься ли ты опять рассказывать мне об угрызениях совести? хмыкнул Ален. - Не хочешь ли ты броситься на шею своему шурину и вымаливать его прощение? Наверное, думаешь, что он будет снисходителен к тебе как к брату своей жены?
- Так я не думал, - ответил помрачневший и будто сразу состарившийся Франсуа. - Но, клянусь, что бы ни случилось, я не стану стоять в стороне, наблюдая за тем, как ты совершишь здесь убийство.
- Ты надеешься остановить меня? - прошипел Ален, сжимая кулаки. - И ты посмеешь пойти против друга? Франсуа спокойно кивнул, не отводя взгляда. Искаженное злобой лицо Алена неожиданно разгладилось, и он улыбнулся своей знаменитой очаровательной улыбкой.
- Послушай, mon ami, - воскликнул он, обнимая молодого человека за плечи, - чего ты так испугался? Американец должен умереть. Ты же понимаешь, что это необходимо. Иначе я не смогу жениться на твоей сестре. Неужели ты забыл, что я всегда хотел стать ее мужем?
Франсуа, поморщившись, высвободился из объятий.
- А она не хотела стать твоей женой никогда! Ты забыл об этом? Я был совершенно не прав, пытаясь устроить ловушку, из которой у нее не было бы выхода, - произнес он, и в голосе его чувствовалось искреннее раскаяние. Очень хорошо, что наши планы привели к такому неожиданному результату. В том, что в конце концов она вышла за Хью Ланкастера, есть что-то романтическое. Многие могут увидеть в этом перст судьбы. А потом, - Франсуа печально посмотрел на собеседника, - почему ты так уверен, что я и сейчас желаю видеть мужем Микаэлы тебя? Это совсем не так.
- Возможно. Но тогда ты, наверное, уже распорядился о перечислении той суммы, что задолжал мне, на мой банковский счет? - выпалил Ален.
- Нет, - гордо ответил Франсуа, поклонившись с изысканной вежливостью. Но можете не беспокоиться о своих деньгах. Я собираюсь в самое ближайшее время обсудить этот вопрос с дядей. Дюпре всегда расплачивались по своим долгам, но не человеческой кровью. Вы получите свои деньги. А Хью, пожалуйста, оставьте в покое.
- А если не оставлю? - Красивое лицо Алена вновь исказил гнев. - Ты всерьез полагаешь, что сможешь остановить меня?
Франсуа задумался. А как действительно он сможет помешать своему бывшему другу? Пойти и рассказать обо всем Хью? Нет, сделать это он не сможет. Попытаться переубедить Хассона? В конце концов, поссорившись с ним, он ничего не добьется, лишь еще больше разозлит этого опасного человека.
- Ну неужели так необходимо убивать Хью? - более спокойно спросил он. Деньги я тебе отдам. Даю слово. То, что Микаэла, став вдовой, согласится выйти за тебя замуж, вовсе не обязательно. Продолжать наши махинации в компании стало слишком опасно. Ты уже достаточно богат и в средствах не нуждаешься. Зачем идти на такое ужасное преступление? Ты что, просто не можешь остановиться? Тебе доставляет удовольствие причинять боль другим?
Несколько секунд Ален, сжав губы, молча смотрел ему в глаза, затем, взяв себя в руки, уселся на стоящий у стены обитый черной кожей стул.
- Может, ты и нрав, - произнес он как ни в чем не бывало. - Возможно, я так долго разрабатывал план убийства Хью, что уже сжился с ним и не вижу другого выхода.
- Ты найдешь его, - живо откликнулся молодой человек, веря и не веря, что ему удалось поколебать такого непреклонного и самоуверенного человека, как Ален.
- Я подумаю об этом, - лениво произнес тот, прикрывая глаза, чтобы не выдать бушующей внутри злости. Замерев в таком положении на несколько секунд, он незаметно наблюдал за озарившимся надеждой лицом Франсуа, затем улыбнулся и заговорил вновь:
- Что бы там ни было, а друга мне терять не хочется, тем более такого, который может стать еще и моим шурином. Да и то, что ты сказал, заслуживает внимания. Ведь ты мой самый близкий друг. Еще не хватало нам враждовать. - Он встал со стула и дружески похлопал молодого человека по спине. - Не надо тревожиться, mon ami. Смотри" веселее! Ты выиграл. Я изменяю свои планы: Хью Ланкастер не погибнет от моей руки. Даю слово!
Франсуа с готовностью кивнул. Очень хотелось верить в то, что ему действительно удалось убедить Хассона отказаться от страшных планов. Услышав его ответ, он немного успокоился и даже сумел улыбнуться. Но сомнения остались. Этот человек, как показывает гибель Этьена, жесток и коварен. И все-таки юноша выходил из комнаты в более приподнятом настроении, чем входил туда. Как бы там ни было, а он заставил Алена задуматься. Самое главное - тот обещал не убивать Хью. Франсуа мрачно усмехнулся. Получается, он сделал все, что мог. Но необходимо поговорить с Жаном и Хью и признаться в том, в чем виноват он сам.
***
Тяжелый груз секретов лежал на душе не только у Франсуа. Лизетт не давал покоя разговор-с Жаном прошлым вечером. Целый день она много раз давала себе слово, что вот прямо сейчас расскажет обо всем Джону, однако в последний момент что-то мешало. Набравшись храбрости, она поднимала глаза на жениха, но тут же представляла, с какой болью и гневом он посмотрит на нее, и решимость мгновенно испарялась. Все эти годы их разделяла ложь. Наконец они сумели преодолеть это. Неужели только затем, чтобы теперь вновь потерять друг друга уже из-за ее обмана?
Была вторая половина дня. Печальная Лизетт шла по дорожке сада. Занятая своими невеселыми мыслями, она не замечала ни приятной прохлады, ни красоты многочисленных цветов. Страшно даже представить, что будет с Джоном, когда он узнает обо всем. Но и жить с ним, храня тайну рождения Микаэлы, невозможно. Не отвернется ли он от женщины, которая за все это время так и не сказала, что у него есть ребенок? Не станет ли он презирать ту, которая лишила его радости общения с дочерью? Здраво рассуждая, Джон не должен винить ее за то, что она хранила эту тайну. То, что она считала его виновным во всем, исключало признание. Но вчера утром, когда обман, жертвой которого они стали, был разоблачен, она должна была сказать правду и о Микаэле. Теперь с каждым часом, даже с каждой минутой сделать это будет все труднее.
Лизетт остановилась неподалеку от бельведера, под большой, бурно цветущей магнолией и посмотрела на почти неподвижную гладь пруда. Поглощенная своими мыслями, она не заметила, как подошел Джон, и вздрогнула, когда он осторожно прикоснулся к ее руке.
- Прошу прощения, дорогая Не хотел пугать тебя, - произнес он виноватым тоном и тут же заговорщически улыбнулся. - У тебя был такой отрешенный вид. Тот, кто не знает тебя, как я, мог бы подумать, что либо ты замышляешь страшное преступление, либо тебя мучает какая-то ужасная тайна.
Она подняла глаза, посмотрев в знакомое лицо дорогого ей человека. Неужели она вновь потеряет его? Последние его слова - прекрасный повод для столь необходимого и трудного разговора. Неужели у нее опять не хватит мужества начать его? Лизетт украдкой огляделась по сторонам. Судя по всему, они были одни. Она вздохнула и, не давая себе времени передумать, произнесла:
- У меня и в самом деле есть тайна. Когда мы расстались, я была беременна, хотя и не знала об этом. Только когда я поняла, что жду ребенка, я и согласилась выйти за Рено. - Она пристально посмотрела в глаза Джона. Микаэла - не его ребенок. Она твоя.., наша дочь.
Глава 21
Несколько секунд Джон смотрел на нее молча. В глазах отразилась целая гамма вызванных неожиданным признанием разнообразных чувств: удивление, благоговейный страх, недоумение, любовь.
- Микаэла - моя дочь? - спросил он наконец. Не найдя сил ответить что-либо, Лизетт просто кивнула. Да и что она могла сказать сейчас? Все ее будущее, ее счастье или несчастье до конца дней зависели от стоящего перед ней мужчины. Она готова была к любому ответу. Тело ее напряглось, будто в ожидании удара, сердце бешено колотилось. О, как она любит его! Как ужасно вновь потерять его! Потерять уже навсегда! Похоже, он не сердится. Но это еще ничего не значит. Не возненавидит ли он ее, когда спокойно подумает об услышанном? Джон имеет основания осуждать ее. Он может даже подумать, что она специально приберегла этот секрет, чтобы заполучить его деньги.
- Мой ребенок... - словно во сне произнес Джон. - У меня есть дочь! - Он говорил это так, будто пытался привыкнуть к этим словам, понять до конца их смысл. - Микаэла - наша дочка.
Для Лизетт время тянулось бесконечно долго. Ей уже начало казаться, что еще секунда-другая, и она просто умрет от неопределенности. И вдруг Джон широко и весело улыбнулся, а затем и вовсе радостно и искренне рассмеялся. Руки его обвились вокруг талии Лизетт и приподняли ее над землей. Он раскачивал ее и кружил, как маленькую девочку.
- Мы с вами, дорогая невеста, еще и счастливые родители! - приговаривал он при этом, озорно подмигивая. - Еще никогда я не чувствовал себя таким счастливым! - Джон постепенно замедлил свой дикий танец, заглянул в черные глаза Лизетт, осторожно поставил ее на ноги и трепетно, будто опасаясь, что она исчезнет, поцеловал. - Нет, все-таки я не совсем прав. Самым счастливым я был, когда ты сказала, что любишь меня и готова выйти за меня замуж, пусть и через двадцать лет после того, как это должно было случиться.
Губы его чуть касались ее рта, не столько целуя, сколько лаская. Но в прикосновениях этих чувствовалась такая нежность и страсть, что кружилась голова, а сердце ликующе трепетало. С каждым новым коротким поцелуем на душе Лизетт становилось спокойнее. Страх потерять любимого исчез, уступив место радостной уверенности. Он любит ее! Любит, даже несмотря на то что она не сообщила ему о его ребенке. Глаза заполнили счастливые благодарные слезы.
- О, Джон, - прерывисто прошептала она, прижимаясь к его груди. - Я так боялась, что ты возненавидишь меня, когда узнаешь правду о Микаэле.
Он осторожно слизнул соленые слезинки, чувствуя, что и к его горлу подступает теплый комок.
- Возненавижу, любовь моя? Разве я способен на это? Я любил тебя всю свою жизнь. А сегодня ты преподнесла мне такой подарок! Я узнал, что у нас есть чудесная дочь! - Брови его сошлись, придав лицу решительное выражение. - А потом, после того как я обрел тебя вновь через столько лет, нас уже ничто не разлучит.
Он нежно обнял Лизетт за талию и повел к той самой скамье, на которой они сидели сегодня утром.
- Ну а теперь, - попросил Джон, когда они уселись рядышком, тесно прижавшись друг к другу, - расскажи мне обо всем подробнее. Я хочу знать все о своей дочке: какой она была, когда научилась ходить, когда произнесла первое слово...
Их голоса то громче, то тише еще долго звучали в бельведере. Уже закат окрасил небо пурпурно-розовыми красками, а они все говорили и не могли наговориться, не замечая ни времени, ни надоедливых москитов. Джон хотел знать о своей дочери все: как она росла, какой была в детстве, во что играла. Лизетт с готовностью отвечала, рассказывая о разных забавных проделках маленькой Микаэлы, и они, смеясь, обсуждали подробности. И только когда у собеседницы иссяк запас этих милых историй, Джон откинулся па спинку скамьи и, счастливо улыбнувшись, вздохнул.
Некоторое время они сидели молча, наслаждаясь миром и спокойствием, которые наконец воцарились в их душах. Оставалась, правда, еще одна проблема предстояло сообщить Микаэле, кто ее настоящий отец. Но немедленно делать это вовсе не обязательно. Конечно, они скажут правду и ей, и Хью. Но чуть позже. Они решили, чтобы избежать скандальных толков, не разглашать тайну рождения дочери. Правду узнают только те, кому необходимо ее знать. Даже Франсуа не обязательно посвящать. Собственно, обстоятельства, связанные с рождением Микаэлы, касаются только ее и ее мужа. Им о них расскажут. Скоро. Но не сейчас.
- Хотелось бы посмотреть на нее маленькую, - печально, но без тени осуждения произнес Джон. - Жаль, что я даже не знал о ее существовании.
Сердце Лизетт сжалось от любви и жалости.
- Прости меня, - тихо прошептала она. - Я так ругаю себя за то, что лишила тебя радости общения с дочерью. Джон ласково посмотрел ей в глаза и покачал головой.
- Тебе не за что ругать себя. Виноваты Рено и твой отец. - Голос его сделался твердым. - Их счастье, что они мертвы, иначе я бы задушил их собственными руками.
- Наскучила? - то ли усмехнулся, то ли простонал Хью. - Если бы ты только знала, сладкая моя, как я скучал по тебе в пустой постели, как ругал себя в Новом Орлеане за то, что оставил тебя здесь: Что касается Алисы... Забудь о ней! Все, что она тебе сказала, - сплошная ложь. К тому же я был слишком занят нашими отношениями, чтобы думать о какой-то другой женщине. Наш дом оказался таким пустым и неуютным без тебя. Я уже был согласен, чтобы ты просто жила рядом. Пусть бы мы спали порознь, но я хотя бы имел возможность разговаривать с тобой. Я готов сносить все твои обидные шутки и выходки, лишь бы ты была со мной. - Губы его дрогнули в горькой усмешке, голос сделался нежным и проникновенным. - Да, меньше всего на свете мне хотелось разлучаться с тобой. Но мне казалось, что другого выхода нет. Пока мы были рядом, мы раздражали друг друга, и я подумал, что пожить отдельно какое-то время, возможно, будет полезно...
- А я повела себя как глупая гусыня! - не выдержала Микаэла. - Я должна была верить тебе. А если что-то смущало, надо было откровенно сказать тебе об этом, не скрывать то, что было у меня на сердце.
Взгляд Хью стал необыкновенно теплым и нежным. Она еще сильнее прижалась к нему.
- И что же, моя любимая, маленькая моя, скрывается в твоем сердце? прошептал он, почти касаясь губами ее губ.
- О, только любовь! - чуть игриво воскликнула Микаэла и, видя, как вспыхнули при этом глаза мужа, ласково провела кончиками пальцев по его щеке. - Мое сердце целиком заполнено любовью к одному мужчине. Мужчина этот - мой упрямый, сердитый, самоуверенный, но при этом такой великолепный муж Хью Ланкастер.
Поцелуй его был горяч и осторожен одновременно, в нем чувствовалась неукротимая страсть и великая нежность. Они слились в объятиях, и Микаэла попыталась сделать невозможное - прижаться к нему еще сильнее. Ей хотелось раствориться в нем целиком навсегда. Это было великолепное, незабываемое ощущение. Сердца их бились в унисон, души ликовали. Он любит ее! Она любит его! Все остальное в этом мире не имеет особого значения.
Они что-то лепетали, беззвучно и бессвязно, но понимали друг друга. В полупризрачном свете свечей они застыли в старинном потертом кресле, боясь ослабить объятия. Их шепчущие что-то губы почти соприкасались. Слова, собственно, и не были нужны. Они разговаривали сейчас на том тайном языке чувств, который знали с самого сотворения мира все истинно любящие.
Это было новое и незнакомое для них обоих чувство, умиротворяющее и радостное, полное уверенности во взаимной любви. Всем существом они поняли, что отныне соединены чем-то более высоким, чем просто взаимная симпатия и влечение. Хью осторожно поднял жену на руки и медленно, будто во сне, понес ее к кровати. Его ласковые движения были плавными, поцелуи чистыми и нежными. Как-то само собой получилось, что к моменту, когда он опустил ее на белоснежную простыню, они были уже обнажены. Их тела рванулись друг другу навстречу, и все вокруг перестало существовать. Они погрузились в сладостный, принадлежащий только им мир. Мир, в котором все для них было ново и прекрасно. Ночь пронеслась как одно мгновение.
***
Получив приглашение, Ален Хассон не стал терять время. Около одиннадцати часов утра в воскресенье его запряженный парой великолепных серых лошадей элегантный фаэтон остановился у центрального входа "Уголка любви". Спрыгнув на землю, он похлопал рукой по небольшому дорожному чемодану, закрепленному позади экипажа, проверяя крепость ремней, и посмотрел на дверь, из которой уже выходил не слишком радостный Франсуа.
Глядя из окна на довольно прохладно приветствующих друг друга молодых людей, Хью улыбнулся. Подумать только, совсем недавно прибытие этого человека его пугало! Сейчас это кажется смешным. Как все меняется в мире, когда ты уверен, что жена любит тебя! Он неторопливо спустился на крыльцо. Гостя он приветствовал с искренностью радушного хозяина.
Впрочем, Ален если и заметил странное различие в отношении к его прибытию Хью и Франсуа, внешне ничем этого не выдал. На лице его светилась та самая очаровательная улыбка, о которой в Новом Орлеане ходили легенды. Причем она стала еще радостнее, когда ему предложили пройти в бельведер, где остальные члены собравшейся в "Уголке любви" компании наслаждались утренней свежестью.
После обычных при встрече приветствий и расспросов о здоровье и городских новостях, Ален, как и все остальные, удобно расположился на скамье из кедрового дерева. Ему подали кофе. Потягивая его, он получил возможность приступить к изучению обстановки. Обе женщины охотно отвечали на его вопросы, но держались с явной прохладцей. Одеты они были довольно просто. На Микаэле было бледно-розовое муслиновое платье без каких-либо украшений, на Лизетт примерно такое же, только зеленое. Кстати, зеленый цвет очень шел ей. Одежда мужчин тоже не отличалась особыми изысками. Обычные брюки и туфли. Хью и Франсуа, правда, встретили его в сюртуках. Но сейчас сняли их и остались в белоснежных рубашках. Все казались спокойными и довольными жизнью, разве что Франсуа был немного мрачен. Опытный глаз Алена не мог не отметить более теплые, чем это возможно между обычным гостем и хозяйкой, отношения между Джоном Ланкастером и Лизетт Дюпре. Они не скрывали своих симпатий друг к другу. Сидя рядышком, то и дело обменивались многозначительными взглядами и теплыми улыбками. Отметив это, Ален обратил внимание на отношение к атому остальных и вскоре убедился, что особого удивления никто из присутствующих не проявляет. Это уже настораживало.
Видимо, он чем-то проявил свое недоумение. Стоящий позади скамьи Хью, не снимая руку с плеча жены, весело подмигнул ему.
- Вы приехали как раз вовремя, чтобы разделить нашу радость, Ален, сказал он небрежно. - Не далее как вчера моя горячо любимая теща согласилась стать еще и моей мачехой. - Он с улыбкой поклонился в сторону Лизетт и Джона. - Так что скоро мы будем гулять на их свадьбе. Все мы очень обрадовались, когда узнали об этом.
Услышанное никак не входило в планы Алена. Он почувствовал, как внутри его закипает раздражение. Но единственное, что он позволил себе, это метнуть взгляд на Франсуа. Как, интересно, этот молокосос относится к столь обескураживающему повороту событий? Но Франсуа, похоже, совершенно не был огорчен тем, что его мать выходит за янки, да еще не просто за америкашку, а за Джона Ланкастера! Неужели не только женщины, но и мужчины потеряли голову от этих вторгшихся на их родину вандалов? Mon Dieu! Что скажет теперь Франсуа в свое оправдание?
Как бы там ни было, а держать себя в руках Ален Хассон умел. Вежливая улыбка мгновенно скрыла его истинные чувства. Заподозрить, что услышанное ему неприятно, не успел никто.
- О, поздравляю вас обоих! - произнес он своим мягким, мелодичным голосом. Даже глаза его радостно блеснули. - Рад, что оказался в числе первых, узнавших эту приятную новость.
Разговор мгновенно перешел на то, как лучше организовать свадебную церемонию и где будет жить новая семья. Ясность в последний вопрос внес Джон.
- Я не сомневаюсь, что моя невеста готова уехать со мной в Натчез, решительно заявил он, бросив нежный взгляд на Лизетт. - Но, подумав как следует, я решил, что она, а значит, и я, будет чувствовать себя более счастливо рядом с детьми. Посему я прямо завтра напишу своему агенту письмо с распоряжением продать все мое имущество в Натчезе и начну поиски подходящего для нас жилища в Новом Орлеане. - Джон галантно поцеловал руку Лизетт. - Если не удастся купить дом, который ей понравится, мы построим новый. Он должен быть именно такой, какой захочет моя жена!
- О, отличное решение, - немного фальшиво произнес Ален. - Мне уже не терпится взглянуть на ваше новое жилище.
- Это все так мило и необычно, не правда ли? - радостно воскликнула Микаэла. - Моя мамочка и отчим Хью скоро станут мужем и женой! Мы все еще находимся под впечатлением этой новости. - Она посмотрела на мужа, и на лице ее заиграла счастливая улыбка. - Так что у нас есть сегодня что отметить, добавила она чуть тише.
Теплые, любящие взгляды, которыми обменялись Хью и Микаэла, и нежные интимные нотки, звучавшие в ее голосе, не оставляли сомнений в том, что отношения этой семейной пары изменились к лучшему. Это был еще один удар для Алена. А тут еще Хью ласково погладил жену по щеке, и та, повернувшись, поцеловала его руку. Пальцы Алена непроизвольно сжали чашку с такой силой, что тонкий фарфор треснул. Вскрикнув от неожиданности, он вскочил на ноги, бормоча какие-то извинения. К счастью, кофе в чашке уже не было, поэтому костюм его не пострадал. Тем не менее он решил воспользоваться этим инцидентом, чтобы покинуть счастливую компанию.
- Кажется, ранний подъем и дорога несколько утомили меня. Не возражаете, если я немного отдохну?
Собравшиеся дружно согласились. Ален многозначительно посмотрел на Франсуа. Тот без особого энтузиазма поднялся, и они вдвоем направились к дому. В бельведере на некоторое время воцарилось молчание.
- Скажите, это плод моего воображения, - нарушил его Жан, - или вы тоже заметили, что Франсуа не слишком рад своему другу?
- Честно говоря, я подумал о том же самом, - кивнул Джон. - Франсуа встретил Алена без особого восторга.
- Вот и хорошо. Лично я буду только рада, если мой сын наконец поймет, что молодой Хассон не тот человек, которому следует подражать! - откровенно призналась Лизетт. - Ален очень эгоистичен. По-моему, он слишком избалован матерью и сестрами.
- А Франсуа нет? - спросила Микаэла, блеснув глазами и чуть заметно улыбнувшись.
Щеки Лизетт покрылись румянцем, но она быстро взяла себя в руки.
- Ну, видимо, будет справедливо сказать, что я , э...
- Тоже немного балуешь его? - игриво уточнил Джон.
- О да, это так. Должна покаяться. Мне трудно ему в чем-то отказать. Но он хороший мальчик.
- Он уже не мальчик, - произнес Хью, смягчая жесткость слов приятной улыбкой. - Он - взрослый мужчина. И возможно, понял наконец, что даже лучший друг не всегда оказывается настоящим другом.
Франсуа, услышь он сейчас это замечание, согласился бы с ним безо всяких оговорок. Сколько он помнил себя, он обожал своего друга и подражал ему во всем, даже в образе жизни, строя из себя беспечного и богатого повесу. Ален казался ему образцом креольской жизненной силы и мужественности. Однако в последние дни эта слепая вера значительно пошатнулась. Наблюдая за Хью, он подсознательно сравнивал его с Аленом, и сравнение было отнюдь не в пользу последнего. Франсуа начал испытывать стыд, причем не только за то, что он принял участие в махинациях, но и за то, что он говорил об американцах, особенно о Хью. Он вдруг понял, что вся эта бравада была совсем не признаком самостоятельности и смелости. Как раз наоборот, он как обезьяна копировал своего старшего друга. Нет, Франсуа не оправдывал себя, но со всей очевидностью осознал, что из-за юношеского увлечения Хассоном и стремления слепо подражать ему наделал множество страшных ошибок. Сейчас, провожая Алена в предназначенные тому комнаты, он понял и другое: в этом человеке на самом деле нет ничего, что заслуживает уважения и любви. По сути дела, его респектабельный и богатый друг мало чем отличается от тех подонков и головорезов, которые помогают ему обделывать разные темные делишки. Да, Ален страшно горд, обладает железной волей и привык повелевать. Но при этом он прячется за других и совершает мерзости чужими руками. Более того, он не задумываясь пошел на убийство человека, которого знал чуть ли не с рождения, и не испытывает в связи с этим ни малейших угрызений совести. На душе Франсуа стало совсем горько. "И я хотел стать таким же? Боже, каким же безумцем я был!"
Войдя в комнату, Ален, прищурившись, оглядел старую мебель, блеклые занавески на окнах, огромную кровать и саркастически хмыкнул.
- Вот тебе и хваленое американское богатство! Боюсь, что твоя сестричка совершила не очень удачную сделку.
Еще неделю назад Франсуа либо с горячностью бросился бы на защиту сестры, либо стал еще более зло поносить американцев. Но за неделю изменилось очень многое.
- Хью и Микаэла не ожидали гостей, - сказал он спокойно. - Дом будет переоборудован. На то, чтобы привезти новую мебель и сделать ремонт, естественно, нужно время. - Он холодно взглянул на спутника. - Кстати, ты здесь только потому, что сам на этом настаивал. Если не нравится, можешь уехать.
Ален резко повернулся. В сузившихся черных глазах сверкнула угроза.
- О, какие мы смелые! - почти ласково прошептал он. - Ты не забыл, часом, что мы с тобой действовали заодно?
- Нет, не забыл. Но ты заблуждаешься, если полагаешь, что я соглашусь стать твоим сообщником в убийстве, - угрюмо сказал Франсуа.
- Не собираешься ли ты опять рассказывать мне об угрызениях совести? хмыкнул Ален. - Не хочешь ли ты броситься на шею своему шурину и вымаливать его прощение? Наверное, думаешь, что он будет снисходителен к тебе как к брату своей жены?
- Так я не думал, - ответил помрачневший и будто сразу состарившийся Франсуа. - Но, клянусь, что бы ни случилось, я не стану стоять в стороне, наблюдая за тем, как ты совершишь здесь убийство.
- Ты надеешься остановить меня? - прошипел Ален, сжимая кулаки. - И ты посмеешь пойти против друга? Франсуа спокойно кивнул, не отводя взгляда. Искаженное злобой лицо Алена неожиданно разгладилось, и он улыбнулся своей знаменитой очаровательной улыбкой.
- Послушай, mon ami, - воскликнул он, обнимая молодого человека за плечи, - чего ты так испугался? Американец должен умереть. Ты же понимаешь, что это необходимо. Иначе я не смогу жениться на твоей сестре. Неужели ты забыл, что я всегда хотел стать ее мужем?
Франсуа, поморщившись, высвободился из объятий.
- А она не хотела стать твоей женой никогда! Ты забыл об этом? Я был совершенно не прав, пытаясь устроить ловушку, из которой у нее не было бы выхода, - произнес он, и в голосе его чувствовалось искреннее раскаяние. Очень хорошо, что наши планы привели к такому неожиданному результату. В том, что в конце концов она вышла за Хью Ланкастера, есть что-то романтическое. Многие могут увидеть в этом перст судьбы. А потом, - Франсуа печально посмотрел на собеседника, - почему ты так уверен, что я и сейчас желаю видеть мужем Микаэлы тебя? Это совсем не так.
- Возможно. Но тогда ты, наверное, уже распорядился о перечислении той суммы, что задолжал мне, на мой банковский счет? - выпалил Ален.
- Нет, - гордо ответил Франсуа, поклонившись с изысканной вежливостью. Но можете не беспокоиться о своих деньгах. Я собираюсь в самое ближайшее время обсудить этот вопрос с дядей. Дюпре всегда расплачивались по своим долгам, но не человеческой кровью. Вы получите свои деньги. А Хью, пожалуйста, оставьте в покое.
- А если не оставлю? - Красивое лицо Алена вновь исказил гнев. - Ты всерьез полагаешь, что сможешь остановить меня?
Франсуа задумался. А как действительно он сможет помешать своему бывшему другу? Пойти и рассказать обо всем Хью? Нет, сделать это он не сможет. Попытаться переубедить Хассона? В конце концов, поссорившись с ним, он ничего не добьется, лишь еще больше разозлит этого опасного человека.
- Ну неужели так необходимо убивать Хью? - более спокойно спросил он. Деньги я тебе отдам. Даю слово. То, что Микаэла, став вдовой, согласится выйти за тебя замуж, вовсе не обязательно. Продолжать наши махинации в компании стало слишком опасно. Ты уже достаточно богат и в средствах не нуждаешься. Зачем идти на такое ужасное преступление? Ты что, просто не можешь остановиться? Тебе доставляет удовольствие причинять боль другим?
Несколько секунд Ален, сжав губы, молча смотрел ему в глаза, затем, взяв себя в руки, уселся на стоящий у стены обитый черной кожей стул.
- Может, ты и нрав, - произнес он как ни в чем не бывало. - Возможно, я так долго разрабатывал план убийства Хью, что уже сжился с ним и не вижу другого выхода.
- Ты найдешь его, - живо откликнулся молодой человек, веря и не веря, что ему удалось поколебать такого непреклонного и самоуверенного человека, как Ален.
- Я подумаю об этом, - лениво произнес тот, прикрывая глаза, чтобы не выдать бушующей внутри злости. Замерев в таком положении на несколько секунд, он незаметно наблюдал за озарившимся надеждой лицом Франсуа, затем улыбнулся и заговорил вновь:
- Что бы там ни было, а друга мне терять не хочется, тем более такого, который может стать еще и моим шурином. Да и то, что ты сказал, заслуживает внимания. Ведь ты мой самый близкий друг. Еще не хватало нам враждовать. - Он встал со стула и дружески похлопал молодого человека по спине. - Не надо тревожиться, mon ami. Смотри" веселее! Ты выиграл. Я изменяю свои планы: Хью Ланкастер не погибнет от моей руки. Даю слово!
Франсуа с готовностью кивнул. Очень хотелось верить в то, что ему действительно удалось убедить Хассона отказаться от страшных планов. Услышав его ответ, он немного успокоился и даже сумел улыбнуться. Но сомнения остались. Этот человек, как показывает гибель Этьена, жесток и коварен. И все-таки юноша выходил из комнаты в более приподнятом настроении, чем входил туда. Как бы там ни было, а он заставил Алена задуматься. Самое главное - тот обещал не убивать Хью. Франсуа мрачно усмехнулся. Получается, он сделал все, что мог. Но необходимо поговорить с Жаном и Хью и признаться в том, в чем виноват он сам.
***
Тяжелый груз секретов лежал на душе не только у Франсуа. Лизетт не давал покоя разговор-с Жаном прошлым вечером. Целый день она много раз давала себе слово, что вот прямо сейчас расскажет обо всем Джону, однако в последний момент что-то мешало. Набравшись храбрости, она поднимала глаза на жениха, но тут же представляла, с какой болью и гневом он посмотрит на нее, и решимость мгновенно испарялась. Все эти годы их разделяла ложь. Наконец они сумели преодолеть это. Неужели только затем, чтобы теперь вновь потерять друг друга уже из-за ее обмана?
Была вторая половина дня. Печальная Лизетт шла по дорожке сада. Занятая своими невеселыми мыслями, она не замечала ни приятной прохлады, ни красоты многочисленных цветов. Страшно даже представить, что будет с Джоном, когда он узнает обо всем. Но и жить с ним, храня тайну рождения Микаэлы, невозможно. Не отвернется ли он от женщины, которая за все это время так и не сказала, что у него есть ребенок? Не станет ли он презирать ту, которая лишила его радости общения с дочерью? Здраво рассуждая, Джон не должен винить ее за то, что она хранила эту тайну. То, что она считала его виновным во всем, исключало признание. Но вчера утром, когда обман, жертвой которого они стали, был разоблачен, она должна была сказать правду и о Микаэле. Теперь с каждым часом, даже с каждой минутой сделать это будет все труднее.
Лизетт остановилась неподалеку от бельведера, под большой, бурно цветущей магнолией и посмотрела на почти неподвижную гладь пруда. Поглощенная своими мыслями, она не заметила, как подошел Джон, и вздрогнула, когда он осторожно прикоснулся к ее руке.
- Прошу прощения, дорогая Не хотел пугать тебя, - произнес он виноватым тоном и тут же заговорщически улыбнулся. - У тебя был такой отрешенный вид. Тот, кто не знает тебя, как я, мог бы подумать, что либо ты замышляешь страшное преступление, либо тебя мучает какая-то ужасная тайна.
Она подняла глаза, посмотрев в знакомое лицо дорогого ей человека. Неужели она вновь потеряет его? Последние его слова - прекрасный повод для столь необходимого и трудного разговора. Неужели у нее опять не хватит мужества начать его? Лизетт украдкой огляделась по сторонам. Судя по всему, они были одни. Она вздохнула и, не давая себе времени передумать, произнесла:
- У меня и в самом деле есть тайна. Когда мы расстались, я была беременна, хотя и не знала об этом. Только когда я поняла, что жду ребенка, я и согласилась выйти за Рено. - Она пристально посмотрела в глаза Джона. Микаэла - не его ребенок. Она твоя.., наша дочь.
Глава 21
Несколько секунд Джон смотрел на нее молча. В глазах отразилась целая гамма вызванных неожиданным признанием разнообразных чувств: удивление, благоговейный страх, недоумение, любовь.
- Микаэла - моя дочь? - спросил он наконец. Не найдя сил ответить что-либо, Лизетт просто кивнула. Да и что она могла сказать сейчас? Все ее будущее, ее счастье или несчастье до конца дней зависели от стоящего перед ней мужчины. Она готова была к любому ответу. Тело ее напряглось, будто в ожидании удара, сердце бешено колотилось. О, как она любит его! Как ужасно вновь потерять его! Потерять уже навсегда! Похоже, он не сердится. Но это еще ничего не значит. Не возненавидит ли он ее, когда спокойно подумает об услышанном? Джон имеет основания осуждать ее. Он может даже подумать, что она специально приберегла этот секрет, чтобы заполучить его деньги.
- Мой ребенок... - словно во сне произнес Джон. - У меня есть дочь! - Он говорил это так, будто пытался привыкнуть к этим словам, понять до конца их смысл. - Микаэла - наша дочка.
Для Лизетт время тянулось бесконечно долго. Ей уже начало казаться, что еще секунда-другая, и она просто умрет от неопределенности. И вдруг Джон широко и весело улыбнулся, а затем и вовсе радостно и искренне рассмеялся. Руки его обвились вокруг талии Лизетт и приподняли ее над землей. Он раскачивал ее и кружил, как маленькую девочку.
- Мы с вами, дорогая невеста, еще и счастливые родители! - приговаривал он при этом, озорно подмигивая. - Еще никогда я не чувствовал себя таким счастливым! - Джон постепенно замедлил свой дикий танец, заглянул в черные глаза Лизетт, осторожно поставил ее на ноги и трепетно, будто опасаясь, что она исчезнет, поцеловал. - Нет, все-таки я не совсем прав. Самым счастливым я был, когда ты сказала, что любишь меня и готова выйти за меня замуж, пусть и через двадцать лет после того, как это должно было случиться.
Губы его чуть касались ее рта, не столько целуя, сколько лаская. Но в прикосновениях этих чувствовалась такая нежность и страсть, что кружилась голова, а сердце ликующе трепетало. С каждым новым коротким поцелуем на душе Лизетт становилось спокойнее. Страх потерять любимого исчез, уступив место радостной уверенности. Он любит ее! Любит, даже несмотря на то что она не сообщила ему о его ребенке. Глаза заполнили счастливые благодарные слезы.
- О, Джон, - прерывисто прошептала она, прижимаясь к его груди. - Я так боялась, что ты возненавидишь меня, когда узнаешь правду о Микаэле.
Он осторожно слизнул соленые слезинки, чувствуя, что и к его горлу подступает теплый комок.
- Возненавижу, любовь моя? Разве я способен на это? Я любил тебя всю свою жизнь. А сегодня ты преподнесла мне такой подарок! Я узнал, что у нас есть чудесная дочь! - Брови его сошлись, придав лицу решительное выражение. - А потом, после того как я обрел тебя вновь через столько лет, нас уже ничто не разлучит.
Он нежно обнял Лизетт за талию и повел к той самой скамье, на которой они сидели сегодня утром.
- Ну а теперь, - попросил Джон, когда они уселись рядышком, тесно прижавшись друг к другу, - расскажи мне обо всем подробнее. Я хочу знать все о своей дочке: какой она была, когда научилась ходить, когда произнесла первое слово...
Их голоса то громче, то тише еще долго звучали в бельведере. Уже закат окрасил небо пурпурно-розовыми красками, а они все говорили и не могли наговориться, не замечая ни времени, ни надоедливых москитов. Джон хотел знать о своей дочери все: как она росла, какой была в детстве, во что играла. Лизетт с готовностью отвечала, рассказывая о разных забавных проделках маленькой Микаэлы, и они, смеясь, обсуждали подробности. И только когда у собеседницы иссяк запас этих милых историй, Джон откинулся па спинку скамьи и, счастливо улыбнувшись, вздохнул.
Некоторое время они сидели молча, наслаждаясь миром и спокойствием, которые наконец воцарились в их душах. Оставалась, правда, еще одна проблема предстояло сообщить Микаэле, кто ее настоящий отец. Но немедленно делать это вовсе не обязательно. Конечно, они скажут правду и ей, и Хью. Но чуть позже. Они решили, чтобы избежать скандальных толков, не разглашать тайну рождения дочери. Правду узнают только те, кому необходимо ее знать. Даже Франсуа не обязательно посвящать. Собственно, обстоятельства, связанные с рождением Микаэлы, касаются только ее и ее мужа. Им о них расскажут. Скоро. Но не сейчас.
- Хотелось бы посмотреть на нее маленькую, - печально, но без тени осуждения произнес Джон. - Жаль, что я даже не знал о ее существовании.
Сердце Лизетт сжалось от любви и жалости.
- Прости меня, - тихо прошептала она. - Я так ругаю себя за то, что лишила тебя радости общения с дочерью. Джон ласково посмотрел ей в глаза и покачал головой.
- Тебе не за что ругать себя. Виноваты Рено и твой отец. - Голос его сделался твердым. - Их счастье, что они мертвы, иначе я бы задушил их собственными руками.