Басов Николай Владленович. Экспансия (Мир вечного полдня - 7)

   Рост посмотрел на Зули, та снова откинула капюшон, что с ее стороны было знаком вежливости, и хотя лицо ее почти не изменилось, но в том-то и дело, что почти. Она смеялась глазами, да и мечами, которые незаметно выхватила из-под нузы, когда они бежали к палатке, - делала ими какие-то слишком уж легкомысленные движения.
   Ростик прошествовал к своему табурету, сел, ссутулившись. Посмотрел на Ладу, на Василису.
   - Мы тут веревку протянули и набросили на нее брезент, так что теперь у тебя будет отдельная комнатка, - сказала пурпурная габата, его первая за много месяцев любовница, нимало не смущаясь, скорее даже в некотором запале, почти с восторгом, которого Ростик бы никогда не понял, проживи он хоть тысячу лет. - А если и этого недостаточно, могу на сегодня уйти в какую-нибудь из повозок, вот только... - Она снова окунула руки в парящую воду, обмывая мыло. - Ты же по утрам в снегу купаешься, так что все равно чистый. А я... Господин, - это она так по-своему подлизывалась, хотя для Ростика это звучало неприятно, - можно я тоже искупаюсь в этой воде, такую горячую и мыльную жаль просто так выливать?
   Лада подмигнула Зули, поднялась, постояла в рост. Рост понял, что она не просто красива, от нее глаз невозможно было отвести. И как это удается самым обычным девицам, даже тем, которых, казалось бы, знаешь и с которыми вместе столько всего пройдено под серым полдневным небом?
   Василиса решительно набросила на Ладу какую-то толстую простыню, придерживая нижний край, чтобы не намочить. Лада, как принцесса, стала еще красивее. Рост только нос потер.
   Босиком, по ходу обтираясь, Ладка, вредная девчонка, прошлепала к его лежанке, полузадернула полог, который они тут вдвоем соорудили, весело отозвалась из-за него:
   - Лежанку придется пошире сделать, ничего, я завтра Мазанова попрошу, он топором, как поэт, работает.
   Василиса быстренько раздевалась, хотя и повернулась к Ростику спиной, нырнула в лохань, подняв целый шлейф пенных брызг. Зули отозвалась неожиданно:
   - Не волнуйся, я отведу ее к палаткам пурпурных. А тут Бастен на страже останется.
   - Бастен? - Рост повернулся к ней всем телом, никак не мог прийти в себя.
   Аглор на миг блеснул в воздухе ладонью, как-то выдернув ее из плаща, показывая, что он тоже тут находится.
   - И этот был тут все время? - Лада высунула взъерошенную после купания голову из-за брезентовой занавески. Нахмурилась, потом смирилась. Даже попробовала улыбнуться, нашла взглядом Ростика и тогда улыбнулась по-настоящему. - Представляешь, словно королева, которая не может даже ванну принять, чтобы придворные вокруг не толпились... Нужно будет купальник себе сделать, что ли?
   Зули вышла, полог палатки оставался открытым чуть дольше, чем ей было нужно, вероятно, с ней ушел и Бастен. Василиса проговорила на своей жутковатой смеси русского и единого:
   - А может, я голову подушкой накрою, чтобы ничего не слышать, все равно ведь уже теперь?
   - Я... - Ростик действительно не знал, что сказать. Как-то они эту партию слишком здорово разыграли. Если бы он стал ругаться и что-то выяснять, то определенно еще раньше, чем девчонки, почувствовал бы себя дураком. - Нет уж, лучше все-таки отправляйся сегодня к своим.
   - Они меня плохо принимают, считают, что я слишком удобно у тебя устроилась, - делано-равнодушно отозвалась Василиса. - Так что они теперь не вполне мои, они меня вашей считают. - Блеснула белоснежными зубками в улыбке. - Вернее, конечно, твоей.
   - Интересно. - Ничего другого в голову Ростику просто не приходило. Вообще-то, Лада, я привык сам добиваться чего-то и не люблю, чтобы мной так... манипулировали.
   - Да знаю я, но ты же... лопух. Ничего в любви не понимаешь, только воевать умеешь.
   - Хватит. - Рост поднялся. И тогда Лада, сама искренность и честность, оповестила:
   - Нет, Ростик, уходить от тебя я не намерена.
   Василиса с упоением плескалась, как выдра, соскучившаяся по воде. Ростик обошел ее осторожненько и понял, что сам виноват, что впустил этих девиц в свое логово, в свое обиталище. Они всего лишь воспользовались ситуацией, понимая ее... специфически по-женски. И зачем эта бодяга, и почему люди так устроены, и так ли уж это им необходимо?.. Дальше причитать было бесполезно, Ростик прошел за занавеску. Лада раскинулась, как какая-нибудь испанская маха, едва прикрывшись, несмотря на холод, царивший в этом углу палатки из-за занавески, наверное, которая не пропускала токи разогретого воздуха. Поднялась, стала стягивать с Роста его куртку, которую он от волнения и расстегнуть забыл.
   Потом Ростик, немного стесняясь, присел на свою же кровать, на самый краешек. И вдруг Лада... Да, железная, прошедшая испытания, от которых и боевому офицеру могло стать не по себе, вот эта Лада... Расплакалась. Сквозь слезы она пояснила:
   - А я так боялась, что ты меня прогонишь...
   Глава 22
   Изыльметьев орудовал кувалдой, скинув свою куртку на снег. Ромка ему помогал, придерживал что-то, Израилев пытался совместить штангу дырками с проушиной крепления к корпусу антиграва. Ребята работали увлеченно. Даже Микрал что-то мычал одобрительное, у него опять усы обросли не слишком аппетитными сосульками.
   Рост стоял рядом, приглядывая, как работают ребята, Лада придавливала его своей спиной, то ли грелась, то ли не могла отойти ни на шаг. Она вообще, после того как Ростик взял ее в жены, потеряла всякий стыд, прилюдно демонстрировала, что между ними теперь все не так, как прежде, когда они оставались только сослуживцами.
   Ромка по этому поводу только хмурился, но ничего не высказывал. А Изыльметьев, видимо, догадавшись, что Лада обо всем про них рассказала Росту, усиленно изображал занятость, стоило к нему хоть немного приблизиться. Вот и сейчас именно он махал кувалдой, хотя обычно такими делами занимался бакумур-загребной.
   - Дело ведь как получилось, командир, - объяснял он, не поворачивая головы, избегая смотреть Росту в глаза, - на снег садиться очень трудно. Эти вот выносные "ноги" с блинами только против потоков вниз придуманы, если снег проваливается, если посадочные полозья не держат, то они выворачиваются, вот и погнули консоль... Ничего, прежде чем караван передохнет и тронется на второй дневной переход, мы уже будем тип-топ.
   Манауш, который тоже стоял невдалеке, разговаривая с пустотой, а может, и с кем-то из аглоров, умолк, прислушался, наверное, что-то понял по-русски и продолжил говорить, теперь посматривая на привал, где роились пурпурные, занятые приготовлением обедов и исполнением всех тех неизбежных дел, которые возникали после первого, как теперь было принято говорить, дневного перехода. То есть перехода от утра до привала.
   - Если не справитесь, - высказался Ростик, - сообщите, я с вами на всякий случай аглора оставлю. Ему наши нормы похода - плевое дело, запросто догонит.
   Он уже хотел идти к стоянке, чтобы выслушать те доклады, которые созревали у всех командиров компаний только во время стоянок, на ходу обычно Роста не дергали. Но тут...
   Где-то поднялся обычный вой, суета, даже пару раз кто-то выстрелил, на этот раз, как Ростик того и требовал, в воздух, лучи ушли над головами, хотя второй выстрел был слишком низкий, непонятно зачем и в кого сделанный. Может, от нервов, да, определенно из-за волнения.
   Потом, почти сразу же... Тоже суета, в другом конце стоянки, у самой слабой колонны, где было много джумров, соплеменников Василисы. Лада оторвалась от Ростика, всмотрелась, толкнула его плечом. Потом перевела взгляд на него, глаза у нее стали какими-то необычными - слишком пристально она его разглядывала. А Рост, хотя сознанием еще и оставался тут, с этими ребятами, уже был не вполне тут.
   Он знал, что-то произошло, причем настолько худое, что они, пожалуй, и не готовы к этому. Но он приходился командиром всему отряду и обязан был что-то придумать... Оказывается, он и не заметил, как произнес:
   - Сейчас что-то случится.
   Лада подняла руку и, не коснувшись его, опустила. Потому что сразу в двух, нет, в трех местах снова - нападение. Изыльметьев все-таки повернул голову, рассеянно уронил:
   - Что-то они сегодня чересчур...
   Дальше он не успел. Рост смотрел на все происходящее, словно был отделен от этого мира, от всего, что существовало вокруг него, толстенным, непробиваемым и очень прозрачным стеклом. Плохое сравнение, подумал он мельком, особенно после того, как появились медузы...
   Став на миг видимым из-за поднятой в воздух снежной крупы, по белой скатерти равнины уже несся к стоянке кто-то из аглоров, оставляя за собой следы, тот, с кем разговаривал Манауш. Сам г'мет тоже семенил в не очень удобной, мешковатой одежде следом, все больше отставая от аглора.
   - Продолжай, - сказал Ромка Изыльметьеву, не поднимаясь с колен, - там хватит народу, чтобы справиться...
   Дальше все произошло мгновенно. Откуда-то сверху и чуть сбоку, пожалуй, даже со стороны, где стоял Ростик с Ладой, возникло что-то серовато-мутное, едва видимое даже в этом странном зимнем свете через холодные облака, которые действовали как гигантский световой люк, остужающий землю, поднявшее тем не менее слабые снежные вихри. Вот если бы не эти вихри, возможно, Ростик и не успел бы... А так он даже не понял, почему в его руке появился палаш, который он уже заносил чуть вбок и вниз, придерживая его клинком к себе.
   Холодное марево накрыло Изыльметьева, сразу от ног до головы, отделив его от всего мира, как Росту казалось мгновение назад, что отделен он сам.
   Рубашка на Изыльметьеве, чуть влажная от пота и растаявшего снега, облепила тело, сделав его каким-то хрупким и тающим, а потом... Да, он стал пропадать, растворяться в воздухе, словно привидение... В этом было что-то запредельное, невиданное, почти мистическое.
   А Рост уже прыгнул вперед и, хотя опоры под ногами не было, уже ударил, что было, кстати сказать, непросто, потому что, изогнувшись всем телом от боли, Изыльметьев стал выпрямляться, но... Не мог этого сделать, потому и корчился, наверное, или дергался от невыносимой боли, захлебываясь сумасшедшим, нечеловеческим, звериным криком.
   От дергающегося Изыльметьева мутная пелена, покрывшая его, стала видна всего на один краткий миг, не дольше удара сердца, но Игорек Израилев уже стоял рядом и ножом, как мешок, снизу вверх, пытался этот полупрозрачный полог нащупать и вскрыть.
   Палаш Роста просвистел в воздухе, определенно встретив какое-то препятствие, хотя ничего по-прежнему видно не было. Он перехватил палаш двумя руками и взмахнул еще раз, на этот раз стараясь срезать с тела Сереги рубашку, которая еще немного была видна на фоне снега, хотя должна была вот-вот истаять, как и все остальное, бывшее некогда лучшим пилотом отряда. Снова клинок врезался во что-то прямо в воздухе, чего быть тут не могло. Рост развернул клинок и рванул его вниз, туда, где должны были находиться ноги человека, попавшего под атаку медузы...
   Он снова ощутил слабое сопротивление мечу, и еще... Да, определенно это была какая-то жидкость, брызнувшая ему на рукав бушлата. Почему-то, вместо того чтобы драться, освобождать Изыльметьева, Ростик очень хорошо увидел эти самые капельки мутноватой жидкости, поверхность ткани под ними мгновенно размягчилась, превращаясь в неправильные, остро пахнувшие в морозном воздухе дыры.
   Рядом с Израилевым уже стояла Лада, деловито орудуя ножом, ей было проще, потому что теперь тварь, напавшая на человека, была немного заметнее. Лохмы ее прозрачного тела раскрылись и потеряли свою абсолютную невидимость.
   Ромка каким-то образом, соединив усилия с Микралом, выдернули Изыльметьева, вернее, то, что должно было им оказаться, наружу из распоротого мешка... Рост еще раз двадцать ударил в то место, где на снегу шевелилось нечто, похожее одновременно на кучу легкого тряпья и на тающую медузу. Теперь-то он отчетливо понимал, почему боноков так называли.
   - Быстро мы с ним расправились, - сказал Израилев. - Любо-дорого... Его зубы еще были ощерены, как у зверя. Он боялся, но не хотел этого показать.
   Сбоку, всего в шаге, Лада склонилась над Изыльметьевым. Что-то она делала, хотя было непонятно, что именно, потому что над ними, изогнувшись, словно арка, нависал Микрал, он даже свою лапу положил девушке на плечо, чтобы быть к ней ближе.
   Ромка поднял голову, вытирая руки снегом, который черпал почти до локтей.
   - Пап, ты посмотри...
   Ростик посмотрел, ничего не увидел.
   - Ты же ему, считай, полголовы снес, наверное, первым же ударом... Потому и быстро. - Ромка повернулся к Израилеву, который дышал, как конь, выбрасывая фонтаны пара в морозный воздух. Потом он еще раз зачерпнул снег, оценил, как Рост чистит свой палаш о сугроб, и посоветовал: - Пап, сними полушубок и как следует промой, этот их желудочный секрет - страшная штука, считай, всю органику проедает, как кислота. Дойдет до руки, плохо придется.
   - Откуда ты все знаешь? - уже с усмешкой, слегка покровительственно спросил Израилев.
   - Он же биологом был, - пояснил Ростик, тоже отходя от запала борьбы. Хотя и недоучился.
   Сзади в лагере уже творилось что-то невообразимое, как во время первых, еще не очень сильных нападений боноков, когда они не умели быстро справляться с паникой... Хотя нет, что-то более скверное, общее, словно стоянку атаковали сразу со всех сторон, даже волы ревели, как сирены, а пурпурные, которые предпочитали не смешиваться, на этот раз сбивались в кучу, одну общую толпу, не различая ни каст, ни прочих различий.
   - У него все лицо обожжено, - подняла голову Лада. - Глаза бы спасти... На щеках и на лбу шрамы, кажется, останутся. - Она вздохнула и поднялась на ноги, вот только Микрал все равно ее от себя не отпускал. - Я такое уже видела... Правда, у пурпурных.
   - Это, считай, первое нападение на людей, да? - спросил Израилев, хотя сам отлично знал ответ.
   - Вот что, пока бросаем ремонт и несем Серого на госпитальную повозку, - решил Рост. - Только держаться надо рядом, как можно плотнее.
   - Это понятно, - буркнул Израилев, ловко расстилая куртку Изыльметьева и укладывая с помощью Лады его на эти носилки.
   Они подхватили, понесли, хотя Рост думал, что лучше бы его нес один бакумур, уж очень незащищенными выглядели спины ребят, когда они топали такой вот растопыренной толпой, чтобы каждому достался уголок, за который можно было бы нести Изыльметьева.
   Теперь Микрал определенно нависал над Ростом, но тому это было почти незаметно. Он пытался определить, почему Серый не приходит в себя. То, что обожжен, как Ромка сказал, желудочным секретом медузы, это понятно. Но почему всего за несколько мгновений, пока они его вырубали из тела прозрачного прыгуна, он так основательно отключился?
   Внезапно он все понял. Скомандовал:
   - Нет, ребята, несем его в мою палатку.
   - Зачем? - не понял Ромка.
   - Там рация.
   До командирской повозки они дотопали нормально. У нее с какими-то импровизированными протазанами, больше похожими на косы, стояли четыре бакумура. Они жались друг к другу, как испуганные псы, и никуда бежать, помогая отбивать нападение медуз, не собирались. Рост снова скомандовал:
   - Возьмите двоих из этих охранников, несите Изыльметьева дальше, пусть его там как следует обиходят, когда он сможет говорить, известите, я хотел бы его расспросить.
   - Он теперь не скоро сможет говорить, - подсказала Лада.
   - Лада, на всякий случай останься со мной, ты с рацией лучше всех работаешь, - приказал Рост. Чего греха таить, он и сам боялся теперь оставаться в одиночестве, даже удивительно было, как до сих пор разгуливал без опаски. - Только держись как можно ближе.
   Жестом приказав двоим бакумурским охранникам следовать за собой, они вошли в палатку. Тут все было, как обычно, даже Василиса возилась у огня над двумя котелками, словно ничего с Изыльметьевым и не произошло, словно ничего не происходило со всем караваном. Будто она оглохла. Лишь подойдя к ней, Рост заметил, что у нее дрожат губы, оказывается, она тоже боялась.
   Лада довольно быстро отыскала в углу, за мешками с топливом, армейскую рацию с динамо-машинкой, выставила все устройство на стол. Рост сел, Лада угнездилась почти ему на колени, рядом с обоими волосатиками с заметным облегчением устроилась и Василиса. Оба бакумура переглянулись, один остался у плеча пурпурной, а другой прислонился к Ростику, возвышаясь так, что едва не загородил весь свет. Теперь стал отчетливо ощущаться его запах от свалявшейся шерсти, ставшей за зиму длинной, как у таежного волка.
   Покрутив динамку, Лада поднесла наушник к виску и прижала ларинг к шее.
   - Все, кто слышит меня, прием.
   Треск, обычное шипение, обычный фон пустой, не наполненной человеческой речью аппаратуры. Ростик взял другой наушник.
   - Говорит караван Гринева, прошу отозваться, если в зоне слышимости, прием.
   И вдруг вполне отчетливо донеслось, хотя приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова:
   - Это Бабурин, слышу вас хорошо. Даже не надеялся, что тут такая связь. Прием.
   Лада тут же передала ларингофон Росту, тот поерзал им по шее, ощущая, как борода мешает точно определить место голосовых связок.
   - Костя, ты где? Что поделываешь? Прием.
   - Часа два, как отбомбились по твоему квадрату. Топлива очень мало, потому что несли полную нагрузку, поэтому заглянуть не могу, уж извини. Прием.
   - Это первая бомбежка, прием?
   - Нет, мы выпросили у начальства три грузовика. Один про запас... Так что сумели уложиться в одну ходку. Весь тобой отмеченный овал завалили, хотя я и не понимаю, зачем?
   - Кость, ты передай по начальству, что после твоей бомбежки у нас тут форменная война началась. Они атакуют массово, именно - всеми силами. Кажется, уже не для того, чтобы есть, а чтобы убивать. Пурпурных теряем десятками, среди наших тоже есть жертва - Изыльметьев. Он плох. Может, все-таки завернешь к нам, а топлива мы тебе подбросим?
   - Не заверну, Рост. У нас одна ампула раскололась, когда мы от китов над лесом уворачивались. Как могли, почистились снегом, но, сам понимаешь, стоит мне у вас приземлиться, и к прочим неприятностям мы свои принесем. Потравим твой народ к чертовой бабушке.
   - А если оставить Изыльметьева одного, сумеешь его...
   Что-то в приемнике щелкнуло. Лада усиленно крутила рукоять, но связь не восстанавливалась. Ростик на всякий случай кивнул ей, чтобы она не останавливалась.
   - ...больше химкомплектов не захватили, так что завернуть его будет не во что. Кроме того, вы лучше всех эти раны, наверное, научились лечить...
   Они пробовали вызвать Бабурина еще с четверть часа, пока Лада не проговорила:
   - Наверное, все, больше связи не будет. И так, считай, повезло.
   - Повезло, - признал Ростик. - Это же на какое мы расстояние Бабурина выхватили? Километров на триста?
   - Нет, если он уже возвращался, считай, мог немногим менее двухсот мимо проходить, если через Водный мир вдоль хребта.
   - Определенно повезло, - признал окончательно Ростик.
   Клапан палатки распахнулся. Ввалился Ромка, очевидно, с аглором за спиной, потому что пропустил нечто неопределенное, прежде чем застегнуть "двери" на средний колышек.
   - Они напали даже на одного из аглоров, - доложил он. - Кроме того, валятся, как из прохудившегося мешка, иногда бросаются, распахнувшись как можно шире, на любую толпу, травят своим соком сразу трех, а то и пятерых пурпурных. - Он подсел к огню, не обращая внимания на Василису, которая чуть посторонилась, пуская его под защиту бакумура. Он погрел занемевшие, вероятно, еще от работы у антиграва, руки. Мальчишески шмыгнул носом, хотя по всему держался молодцом. - Никогда такого не было.
   - Что с аглором?
   - Бастен изнутри разорвал его в клочья, хотя сам, как признает, теперь должен будет подлечиться... - Ромка проводил неопределенным взглядом что-то, что мокрыми следами отправилось в угол платформы, поближе к котлу. Какими-то своими способами.
   Бастен скинул капюшон, не поворачиваясь доложил:
   - В целом я в порядке, но они задели своими испарениями легкие. Лучше я пару часов помедитирую и правильно подышу, это поможет.
   - Бастен, они сильные?
   - Если бы я не понимал, что должен это сделать, возможно, и не удалось бы. - Аглор уже возился, устраиваясь на какой-то подстилочке. - Человеку это не под силу, даже бакумур не сможет.
   Полог снова приоткрылся, хотя его никто и не расстегивал. В образовавшуюся щель просунулась головенка Самбы. Она окинула помещение прищуренным взглядом.
   - Ты что, сдурела, - тут же бросился к ней Ромка, чтобы впустить вторую переводчицу, - в одиночку расхаживать?
   Василиса, смешно наморщившись, изогнувшись, как змейка, посмотрела на Ростика. Да, видно, не у одного у меня проблемы с женщинами, признал он, хотя Ромке... рановато еще.
   Самба что-то залепетала, ее смесь единого с русским была еще более невразумительной, чем у Василисы. Но Ромка ее отлично понимал.
   - Входи же и садись вон там, поближе к аглору... Только не мешай ему, он лечится. - Потом поймал взгляд Ростика. - Пап, ты как, не против?
   - Я для тебя тут... все-таки командир, в крайнем случае капитан.
   - Да, извини, я от волнения... Командир, больше не повторится.
   Лада соскользнула с Роста, выпрямилась, посмотрела на Ромку так ласково, словно у нее и другого дела не было, кроме как любить все, что ее окружало.
   - Командир, - она чеканила каждый слог, - что делаем?
   - Как нам ни хреново, а двигать вперед нужно, - решил Рост и стряхнул с себя еще и бакумура. - Поэтому давайте-ка, братцы, уберем рацию, прихватим обоих бакумуров, хватит тут для защиты и одного Бастена, хотя он и в медитации, и отправимся искать наших. Чтобы антиграв доделать и передать приказ - выступаем через час. Не позднее.
   - А если?.. - начала было Лада, но Рост ее оборвал:
   - Никаких если, Ладушка. Останемся тут, вообще костей не соберем. Поэтому, повторяю, выступаем через час.
   - А если ты прав и это уже не кормежка, а война?.. - Лада не хотела угомониться.
   - Тем более если это война. - Рост поправил свою задубевшую после "стирки" в снегу куртку и хотел было уже идти к выходу из палатки.
   - Есть еще и третье дело. - Лада была как паровоз, резко тормозить не умела. - Вас, мальчики, без стальных нагрудников и касок я больше не отпущу. - Она поежилась и добавила: - Да и сама в них обряжусь.
   Глава 23
   Особенно скверно каравану пришлось на переправе через четвертую реку и сразу после. Кажется, за одну неделю, пока переправлялись, пока пытались убежать от этой, в общем-то, не самой широкой и бурной реки, потеряли почти тысячу человек. Одно только было хорошо, научились спасать детей. Как, каким образом - Ростик не слишком вникал. Почему-то всем караваном принялся, и не всегда наихудшим образом, командовать Смага, выбрав себе в помощники Катериничева. Они действительно сработались, причем Игорь даже не слишком при этом страдал. Вероятно, многие из идей, распоряжений и поступков Смаги не вызывали у него раздражения. Или сам он их придумывал и внушал своему командиру, такое тоже в армии бывает. Потому что для Смаги главным было, чтобы не Гринев это придумал, хотя для самого Роста было странно, почему у его зама возникала такая реакция.
   Ростик довольно долго приглядывался к этому удивительному тандему, но потом подумал, что это было наилучшим решением. Все-таки он подвизался только на этот поход, а следовало уже начинать думать дальше, что будет после него. И получалось, что Смага, со всей его командной манерой, с его очевидной механикой думать всего-то на шаг вперед и ни миллиметром дальше, с работой в целом справлялся. Даже пурпурные каким-то образом выделили ему еще одного переводчика, паренька всего-то с метр ростом, очень юного, но не по годам смышленого. Смага даже немного ворчал, потому что совершенно неожиданно для Роста воспылал любопытством, каково это - иметь пурпурную подругу. Но это уже были мелочи, в которых сам же Смага и должен был разобраться.
   Вот что немного показалось Ростику неприятным, так это тот простой факт, что Самба ушла в адъютантки к Катериничеву. Тот немного оторопел от такого оборота дела, Ростик даже застал их как-то за серьезным "выяснением" в палатке, которая служила общей казармой для летного состава, когда Игорек пытался то ли оправдываться, то ли что-то горячо объяснял. В общем, это тоже было неинтересно, потому что на Ромку это никакого впечатления не произвело. Он как был еще зеленым и слишком юным для этих перипетий, таким и остался.
   В день после переправы через четвертую речку боноками была предпринята еще одна атака на человека. На этот раз на обходящий ночные посты "выводок" Чепениной. Жертвой оказался Вася Табельков. То ли ребята были сонные, то ли шли неправильной, слишком раздробленной группой, но нападение оказалось успешным, Табельков исчез. И атакующая медуза даже не поплатилась за это. Как призналась во время разбирательства по этому случаю Марта, она, когда поняла, что теряет человека, даже выстрелила в то место, где бонок накрыл Васю. Выстрелила, хотя, по ее же словам, отлично помнила приказ огнестрельным оружием прозрачных прыгунов не останавливать.
   - И понимаешь, командир, его там уже не было... Не было! Вернее, обоих не было, и Васьки, и той твари, что его охватила, - объясняла она, растерянно поводя глазами с командира на потолок, как ученица на уроке, которого не понимает.
   Рост покивал, опечалился, но не слишком. Он плохо знал Табелькова, да и весь отряд Чепениной не слишком уважал. Хотя потерять человека все-таки было... неправильно.
   Странным образом эта гибель, в отличие, например, от первой атаки, на Изыльметьева, примирила пурпурных с людьми, может быть, вернее, чем все речи Роста перед ними, все его решения и даже медленное подтаивание языкового барьера.