С наступлением темноты многие уже валялись без чувств в палатках и просто на земле, а в полночь все уже спали мертвым сном, даже часовые. Ганнибал, не хотевший никого лишать удовольствий, велел сменить часовых еще перед обедом.
   В палатке Карталона, как и во всех других, пахло вином. Карталон пригласил в гости погонщиков Арбы и Тембо. Меня он тоже все время уговаривал пить:
   — Пей, теперь ты мужчина! Пей, гроза римлян! Тебя носит на спине Сур, слон Ганнибала!
   И я пил, пока уже не видел вокруг ничего, кроме розового тумана. Я даже не заметил, как ушли гости.

12

   Кто-то тряс меня за плечо. В руке у человека был фонарь. Я разглядел его лицо и наконец понял, что это Иттибал, погонщик слонихи Арбы, с которой Сура связывала трогательная дружба. Иттибал пробовал также разбудить и Карталона, но безрезультатно — Карталон выпил гораздо больше меня.
   — Разве уже пора? — спросил я Иттибала. — Ведь еще совсем темно.
   Иттибал был вне себя, он нес какую-то чепуху. Наконец я понял: исчезла слониха Арба. Я вскочил, принес кувшин воды и вылил воду Карталону в лицо.
   Карталон встал, ругаясь. Прошло какое-то время, пока он понял мои слова.
   — Исчезла Арба? — Он смотрел на Иттибала, как на привидение.
   Иттибал вытолкал его из палатки. Снаружи было еще темно.
   Несмотря на фонарь, который нес Иттибал, мы то и дело натыкались на сонных воинов.
   — Как только Арба смогла уйти мимо всех этих спящих? — плакался Иттибал.
   — Это слоны! — загрохотал Карталон; его возглас прозвучал как упрек Иттибалу: для слонов, мол, нет ничего невозможного!
   Наконец мы пришли на место. Когда Карталон стоял перед колом, от которого отвязалась Арба, он не знал, что и сказать. То и дело изучал он оставшиеся на колу звенья цепи. Арба разорвала совсем новую цепь.
   — Слониху к этому что-то вынудило, — сказал он наконец.
   Он посветил в лицо Иттибалу и отчетливо произнес:
   — Не заметил ли ты, что слониха за последний год здорово пополнела?
   — У нее хороший аппетит, — сказал Иттибал. — Она ест за двоих.
   — Будем догонять ее на Суре, — мрачно сказал Карталон. — Уж если ехать на поиски, то только на нем!
   Карталон потребовал, чтобы Иттибал немедленно заявил о случившемся.
   — Ганнибал сожрет меня, — запричитал Иттибал. — Через несколько часов выступать, а слонихи нет!
   — Он сожрет тебя, если ты не заявишь, — убеждал его Карталон. — Ты знаешь, как важен для него каждый слон.
   Я заметил, что Иттибал дрожит. Тогда я вызвался пойти к Ганнибалу. Иттибал дал мне свой фонарь, и я пошел.
   Палатка Ганнибала тоже не охранялась. Полог был приоткрыт, я вошел и увидел троих спящих: Ганнибала, Магарбала и Мономаха. Ганнибал сразу проснулся и стал расспрашивать меня о случившемся. Проснулись Магарбал и Мономах. Ганнибал был совершенно трезв — я это заметил сразу.
   — Далеко слон уйти не мог, — сказал он, выслушав меня.
   — Пропал слон? — повернулся ко мне Мономах. — Ну, погонщик у меня попляшет! Что нам — отложить из-за него завоевание Рима, что ли? — разбушевался он. Магарбал сказал, что надо разбудить всадников.
   — С двумя сотнями всадников мы его сразу найдем! Но Ганнибал решил иначе:
   — Пусть погонщики этим сами займутся. Лучше всего, если вы возьмете Сура.
   — Карталон того же мнения, — сказал я.
   — Он в слонах понимает, — одобрительно отозвался Ганнибал.
   — А когда мы выступаем? — снова вмешался Мономах.
   — Как только найдем Арбу, — успокоил его Ганнибал. — Я не могу пренебречь ни одним слоном.
   Я побежал назад к Карталону и Иттибалу, и мы втроем поехали на Суре. Стало светать. След от волочившейся по земле цепи вывел нас из лагеря через одну из брешей, пробитой пьяными наемниками, в чистое поле.
   — Наверное, Арба решила выкупаться, — предположил Иттибал, когда мы увидели, что след ведет к слоновьему броду.
   Но там мы никого не нашли. Карталон заметил, что след уходит вдоль берега реки. Далее наш путь лежал по целине; волочившаяся здесь цепь пообрывала верхушки низких кустиков. Сур быстро шел по следу.
   Мы повернули вдоль изгиба реки. Вдруг Карталон шепотом приказал Суру остановиться, но слон не послушался. Карталон указал вперед, и мы с удивлением переглянулись: Арба была не одна — рядом с ней стоял маленький слоненок. Ветер дул нам навстречу, и слониха нас не замечала, хотя мы были от нее шагах в пятидесяти. Арба выбрала место, где берег полого спускался к неглубокому месту реки. Слониха как раз приготовилась покормить детеныша. Она встала над камнем, и слоненок забрался на него передними ногами, чтобы достать до вымени. Арба стояла к нам задом. Ее вид заставил меня расхохотаться. Тут Арба обернулась. Она захлопала ушами и несколько раз ударила хоботом по земле. Слоненок испуганно соскользнул с камня. Растерявшись, Арба подхватила хоботом слоненка и понесла его в реку. Она зашла так глубоко, что вода доставала слоненку до живота. Сур озабоченно затрубил. Тогда Арба повернула обратно. Выйдя на берег, она остановилась и опустила слоненка на землю. Видно было, что она успокоилась. Сур направился к ним, словно был в этой семье третьим. Слониха опять побежала. Едва она удалилась на несколько шагов, слоненок так отчаянно затрубил, что вздрогнул даже Сур. Арба вернулась к слоненку. Теперь она вела себя так, словно рядом не было ни Сура, ни нас троих — только она и ее детеныш. Он был голоден, и этот голод был сильнее, чем страх перед теми, кто к ним приближался. Слоненок снова попытался достать вымя, которое находится у слоних между передними ногами. Но он был еще слишком мал. Тогда мать опустилась на колени. Таким образом малыш наконец добрался до вымени. Когда Арба поднялась с колен, слоненку это не понравилось, и он снова затрубил. Арба хотела отойти, но он загородил ей путь. Арба попробовала его отпихнуть. Маленький плакса, покрытый бело-желтой шерстью, с копной волос на голове, не отступал от матери. Он продолжал скулить, пока слониха снова не опустилась на колени, чтобы накормить его досыта. Теперь рассмеялся Иттибал. Слоненок не обращал на нас никакого внимания.
   — Здорово она меня обхитрила! — зло произнес Иттибал.
   — Она всех обхитрила, — сказал Карталон. — Но так нам и надо: мы за ней плохо следили. Хотя подобные случаи у боевых слонов и не предусмотрены.
   — Что теперь делать? — Иттибал беспомощно взглянул на Карталона.
   — Возвращаться в лагерь, — сказал Карталон. — Пусть все это видят. Это надо видеть!
   Он разрешил Суру подойти к слонихе. Слоненок с любопытством смотрел на Сура. Он стал обнюхивать ноги Сура, ища вымя, но разочарованно отвернулся. Сур притронулся своим хоботом к хоботу Арбы. Они покачивали головами, словно совещались друг с другом. Потом Сур повернулся и пошел назад в лагерь. Арба двинулась за ним, а слоненок засеменил под животом матери, между мощных колонн, несших над землей Арбу. Но большую часть пути Арба несла слоненка впереди себя, обняв его хоботом. Он ни разу не затрубил, пока не увидел лагерь.
   Все наемники и погонщики были уже на ногах. Время подвигалось к обеду. Маленьким хоботом втягивал слоненок незнакомые запахи. Услышав непривычный лагерный шум, он опять затрубил и остановился. Он не хотел больше делать ни шагу.
   Из лагеря вышли люди, но Карталон никого к ним не подпускал. Только когда появился Ганнибал, сопровождаемый Магарбалом, Мономахом и Силеном, Карталон вздохнул свободно.
   — Никто так не понимает слонов, как он, — сказал Карталон.
   — Он сожрет меня, — опять запричитал Иттибал.
   — Не бойся! — успокоил его Карталон. — Ганнибал не захочет, чтобы у него испортился желудок.
   — Вот так сюрприз! — крикнул издалека Мономах. Ганнибал спокойно подошел к Арбе и протянул ей соль. Арба взяла соль, засунула ее в рот и замахала хоботом. Ганнибал протянул слоненку пустую ладонь. Слоненок осторожно притронулся к руке Ганнибала. Запах руки ему, видно, понравился, и он ухватил ее своим маленьким ртом. Ганнибал поманил за собой слоненка, отступив от него на несколько шагов. Глаза малыша еще не полностью открылись, он почти ничего не видел. Спотыкаясь, наскочил он на Ганнибала, и тот упал на песок. Мы громко рассмеялись. Испугавшись, слоненок опять залез под живот матери.
   — Из него выйдет толк, — предсказал Ганнибал, вставая. — Еще и дня не исполнилось, а уже сшиб Ганнибала!
   Любуясь слоненком, Ганнибал совсем забыл, что теперь ему придется принять важное решение. Мономах напомнил ему об этом.
   — Нам никогда не переправить его через горы, — сказал он.
   — О чем говорить! — сказал Ганнибал. — В горах он замерзнет.
   — Одного его оставлять тоже нельзя, — неуверенно сказал Иттибал.
   Он смотрел в лицо Ганнибалу, словно ожидая приговора.
   Ганнибал внимательно осматривал Арбу. Она была самой сильной его слонихой.
   — Тебя нам будет не хватать, — пробормотал он под конец.
   Но Мономах упрямо проговорил:
   — Нам нельзя из-за этой игрушки терять обученного слона! Мы слишком многим рискуем.
   — Ты прав, — сказал Ганнибал. — Мы рискуем слоном — таким же сильным, как Арба! Ты же только что видел, каков этот слоненок.
   — Ну и что? — не уступал Мономах. — Сейчас дело не в нем, а в Арбе!
   Ганнибал испытующе взглянул на него:
   — А ну-ка попробуй их разлучить…
   Он отступил назад, оставив Мономаха перед слонихой и слоненком. Арба словно поняла слова Ганнибала: она оттопырила уши и, как только Мономах шагнул к слоненку, грозно рыкнула. Тогда к слонихе подошел Ганнибал, и она сразу же успокоилась.
   — Но ты же считал, что у тебя будет их сорок, — примирительно сказал Мономах.
   — Значит, завоюем Рим с тридцатью девятью слонами, — улыбнулся Ганнибал.
   Он снова протянул руку слоненку. Но тот не захотел больше играть. Тогда Ганнибал повернулся к лагерю и отдал приказ выступать.

13

   Все погонщики одобрили решение Ганнибала оставить Арбу со слоненком в лагере, хотя понимали незаменимость в походе каждого слона.
   — Он всегда поступает как надо, — сказал Карталон, выразив этими словами всеобщее мнение.
   Никого не обеспокоило, что для защиты Нового Карфагена здесь остается тридцать тысяч человек, главным образом лигурийцев, балеар и нумидийцев[31] под командованием брата Ганнибала — Гасдрубала, и что такая же армия, преимущественно иберийцы, посылается в Африку. В успехе похода никто не сомневался. Наемники верили своему двадцатишестилетнему полководцу и без колебаний отправились в путь по его приказу.
   Только слоны перед самым походом вдруг заволновались. Как всегда в предчувствии какой-нибудь перемены, они тесно сдвинулись головами и начали глухо ворчать. Эту особенность слонов, в которой было что-то торжественное, погонщики хорошо знали и боялись им помешать.
   — Это их старая привычка, оставшаяся у них еще с тех пор, когда они были свободными, — объяснил мне Кар-талон. — Пусть себе совещаются! В конце концов они сделают все, чего мы от них ожидаем. Они уже давно заодно с нами. Но совсем перестать думать они не могут.
   За один день армия продвинулась вперед на расстояние, легко преодолимое за четыре-пять часов. Ганнибал берег силы людей и животных. Мимо города Онусса[32] он вышел к реке Ибер. Чаще всего он ехал на одной из своих лошадей, все они были вороной масти, горячие. Было очень красиво, когда над их крупом развевался красный плащ. Иногда он ехал на Суре, и тогда Карталон сажал меня на место погонщика, говоря: «Я знаю, что ты ему нравишься».
   С Ганнибалом было хорошо, я не чувствовал никакого стеснения. Он любил шутки, и когда говорил о Карфагене, который он покинул девятилетним мальчиком и никогда больше не видел, — он говорил не о клятве перед алтарем Молоха, а о разных проделках и шутках над рабами своего отца.
   — Я часто убегал в порт, и там они искали меня на кораблях.
   — И я любил бывать в порту и на кораблях…
   — А сейчас?
   — Сейчас я люблю слонов.
   — Я тоже, — сказал он.
   Иногда Ганнибал погружался в молчание, которому не мешал шум движущейся рядом армии. В такие минуты к нему не приближались ни Мономах, ни Магарбал, ни его брат Магон, который был всего на несколько лет старше меня и считался правой рукой Магарбала. Даже Силен в такие минуты его не беспокоил. Я тоже боялся нарушить молчание. Был тих и Сур, он делал все, чтобы избежать окрика. Карталон ехал на Тембо, который еще больше привязался к Суру с тех пор, как с нами не стало Арбы.
   Один раз Ганнибал очень удивил меня. Он неожиданно начал говорить. Сперва я подумал, что он рассказывает мне какую-то старинную сказку, но вскоре я поиял, что он признается мне в одном сне, который его преследует.
   — Один очень похожий на меня человек, — начал он, — дал мне знак безбоязненно следовать за ним. Позади меня не было ни одного наемника — я был одинок, и вместе с тем я чувствовал позади нечто такое, что во много раз сильнее всей моей армии. Я боялся оглянуться, мне было Страшно…
   — Я этому не верю, — вырвалось у меня; я взглянул ему в лицо.
   — Слушай дальше, — улыбнулся он. — Я долго не решался оглянуться. Но вдруг мне показалось, что сзади приближается гроза, которая вот-вот ударит меня в затылок, и тогда я заставил себя оглянуться и увидел над собой черную тучу, занявшую половину неба. Как только я на нее взглянул, она разверзлась и выбросила из себя дракона, который полетел на землю, раскачивая горы и вырывая с корнем кусты и деревья…
   Внимая словам Ганнибала, я мысленно видел перед собой лесок, вытоптанный Суром и другими слонами, и так как я не знал, как выглядит дракон, то представил его себе черной тучей берсеркеров[33] с рогами и хищным оскалом.
   — Это было как обвал огромной скалы, хоронившей, в своем падении все вокруг, — продолжал Ганнибал, — и чем дальше я следовал за своим странным проводником, тем более я привыкал к мысли о том, что позади меня все погребено; разрушения были такими страшными, что никто не осмеливался встать мне поперек дороги.
   — Это армия бешеных германцев, — невольно вырвалось у меня, хотя я вообще-то не хотел говорить. — Это бесноватые.
   Я думал, что Ганнибал рассердится, но он только сказал:
   — Никому об этом не рассказывай. Пусть это останется между нами.
   С того раза я никогда не забывал об этом сне. Я был горд, что, кроме нас двоих, никто о нем не знает.
   Во время марша лагерь разбивали редко. Встречавшиеся племена почти не оказывали нам сопротивления. Мы легко преодолевали ущелья и реки. Серьезным препятствием для слонов была только река Ибер. Зато они использовали ее для того, чтобы хорошенько выкупаться. Сур, Тембо и Рокко — три самых больших слона — без колебаний приблизились к обрывистому берегу и так полого стоптали его край, что остальные слоны легко соскользнули в воду. Высоко задирая хоботы, перешли они реку. Только Карлику пришлось плыть.
   Некоторые наемники боялись бурной реки больше, чем схватки с врагом. Чтобы помочь им добраться до противоположного берега, Ганнибал дважды сам переплывал реку. Но над водобоязнью солдат он смеяться не позволял.
   — Вода — особое дело. Страшнее, если кто-нибудь боится крови, — говорил он.
   Видно было, как ценен для него каждый воин.
   Но один раз он отослал назад три тысячи человек. Когда мы шли через области, населенные илергетами, карпетанами и баргузиннами, многие еще соглашались идти и дальше — на Рим. Но у подножия Пиренеев пятьсот пехотинцев-карпетан тайком покинули лагерь. Дорога на Рим показалась им вдруг слишком долгой. О бегстве пятисот человек доложили Ганнибалу. Все думали, что остальных карпетан — их еще оставалось две с половиной тысячи — он повелит охранять, выставив часовых. Но он, наоборот, отослал их домой, и по всей армии было объявлено, что Ганнибал избавился от карпетан потому, что ценит их недостаточно высоко. Тем самым все остальные еще более уверились в своей ценности.
   Неподалеку от взморья мы начали переходить Пиренеи. Слонам было легче преодолевать ущелья и горные хребты, чем пехоте и всадникам, и Ганнибал посылал слонов прокладывать дорогу на крутых склонах. Во главе слонов шел Сур, и Ганнибал так уверенно сидел на нем, как будто ехал по знакомой дороге, а не по местам, которых карфагеняне еще никогда в жизни не видели.
   Ганнибал отрядил разведчиков по другую сторону гор. Когда мы разбили лагерь возле города Илиберра[34], разведчики сообщили, что среди кельтов прошел слух, будто Ганнибал хочет покорить Галлию, и они собрались у города Рускинона[35], чтобы преградить нам путь.
   Мономах был за то, чтобы смести их в море.
   — На этом мы потеряем два дня, не больше, — сказал он.
   — И еще несколько тысяч воинов, — холодно дополнил его Ганнибал. — А их нам будет не хватать перед Римом.
   Магон предложил растоптать кельтов слонами.
   — Мне их жаль, — возразил Ганнибал, не пояснив, кого он имеет в виду — слонов или кельтов. Он отправил в Рускинон послов, говоривших на галльском языке, и велел передать воинственным вождям, что пришел не как враг галлов, а как друг. Это значит, что он готов явиться к ним в лагерь для переговоров безоружным, в крайнем случае, в сопровождении переводчика. Он рад будет также принять их у себя и не будет против, если они придут вооруженными и со свитой.
   Вожди пришли. Ганнибал угостил их самыми лучшими блюдами, которые только смогли приготовить его повара. Он не жалел ни вина, ни слов — то и другое ударило гостям в голову. Каждый из них получил в подарок коня и оружие, украшенное драгоценными камнями. Дело зашло так далеко, что один из вождей перешел в армию Ганнибала, а все другие поставили карфагенянам наемников. Дорога на Родан[36] была открыта. Ганнибал беспрепятственно подошел к стране, которую занимало галльское племя волков, селившееся по обеим берегам Родана.
   В последующие дни Ганнибал так отдалился от военных дел, что стал посвящать по нескольку часов в день беседам на греческом языке с Силеном. При этом он восседал на Суре, а Силен ехал рядом верхом на лошади. Иногда Ганнибал диктовал ему по-гречески, и Силен записывал. Позже я узнал от Силена, что Ганнибал диктует ему историю своей жизни.
   — Но почему он пишет ее на греческом, а не на своем родном языке? — удивился я.
   — Потому что он хочет, чтобы его книгу прочли во всем мире, — объяснил Силен. — Финикийский язык мало кто знает.
   Как-то Ганнибалу пришла в голову мысль, чтобы Силен научил греческому и меня. При этом присутствовал и Карталон, он сразу помрачнел, казалось, что он хочет возразить. Но он отступил; если уж Ганнибал решил, значит, так надо. Впрочем, его недоверие к Силену, столь сильное в лагере, на марше постепенно исчезло. В один прекрасный день он поразил меня своими словами о том, что особенно ценит греков. Конечно, он имел в виду спартанцев, служивших в карфагенской армии, которых Ганнибал всегда держал в авангарде. Карталон считал теперь Силена «одним из наших».
   Впрочем, Силен решил, что мне лучше изучать латинский язык, нежели греческий. Он еще в лагере научил меня некоторым латинским словам и сейчас делал вид, будто я уже хорошо говорю по-латински, что я просто кое-что позабыл, о чем он вынужден мне напомнить. Скоро я мог беседовать с ним о простых вещах и даже пробовал объясняться на латинском с Суром — и слон меня понимал.

14

   Лето было в разгаре, когда наша армия подошла к реке Родан. Волкам Ганнибал заранее сообщил о своем прибытии и передал их вождям подарки. Но когда мы подошли к большой реке, все волки, способные носить оружие, уже переправились на левый берег[37], даже многие женщины и дети. Они перенесли туда и часть своего имущества. Собравшиеся здесь волки решили, что Родан достаточно широк, чтобы преградить Ганнибалу путь. Они соорудили по ту сторону реки укрепления и готовы были встретить с оружием в руках каждого, кто переправится к ним на берег.
   На реке были не только волки. Родан был оживленной торговой дорогой, на маленьких кораблях, на плетенных из тростника и сколоченных из дерева лодках доставлялись по нему в глубь страны товары из большого порта. Некоторые слуги торговцев навсегда осели на этих берегах и вели здесь торговлю на свой страх и риск. Ганнибалу это было на руку. Смущенные лица его воинов, смотревших на широкую реку, оживились, когда люди увидели на берегу сотни лодок. Наемники боялись реки больше, нежели воинственно настроенных волков. Только Ганнибал видел в них серьезных противников. Он стремился за волками на тот берег не ради того, чтобы доказать, что чувствует себя сильнее их. Для него важнее было преодолеть Альпы, он вовсе не намерен был терять время на борьбу с народностями, которые, как он считал, после победы над Римом все равно перейдут на его сторону. Но так как здесь не миновать было битвы, то он хотел выиграть ее с наименьшими потерями.
   Он велел скупить все имеющиеся лодки и сколотить из бревен плоты, чтобы сразу перевезти на другой берег такое количество войск, чтобы у волков пропала охота сражаться. Берег заполнился плотами, челноками и лодками. Волки на другой стороне реки неотрывно наблюдали за этими приготовлениями, ожидая с часу на час переправы.
   Ганнибал же тем временем изменил план штурма. Подкупленные подарками волки с правого берега перешли на его сторону; они провели карфагенских всадников вверх по реке, на один дневной переход — туда, где русло Родана разделяется на два рукава. Там они переправились на сколоченных за ночь плотах, заставив коней плыть рядом на поводу. Одежду и оружие запаковали в непромокаемые мешки из шкур. Некоторые из всадников сами переплыли реку, держась в воде за эти мешки или за круглые щиты, которые прыгали на волнах, как маленькие лодки. Так они почти без потерь переправились на другой берег.
   После короткого отдыха всадники двинулись в тыл врага и, когда увидели его, кострами дали знать Ганнибалу об этом. Тогда он отдал приказ к переправе своим солдатам. В первый раз слоны оказались позади. Большие и маленькие лодки двинулись через реку, перегородив течение, и под защитой этого заслона через нее поплыли плоты, которые теперь почти не сносило.
   Волки распевали боевые песни и, бряцая оружием, готовились кинуться навстречу атакующим. Тут на волков с тыла напали Ганнибаловы всадники, ряды волков смешались, многие были убиты на месте, другие бежали, побросав оружие. Ганнибал не велел их преследовать. Он даже запретил собирать с поля брошенное оружие. Тем самым он стремился показать побежденным, что не хочет их уничтожать, а желает привлечь на свою сторону. Осталось переправить на другой берег тридцать девять слонов, которые уже волновались от шума, доносившегося с другого-берега. Ганнибал не спешил.
   Некоторые погонщики хвастались, что могут сразу же переправить своих слонов на тот берег. Один погонщик, спеша опередить других, сел на слона и направил его в реку. Слон все глубже входил в воду, она уже доставала ему до спины. Погонщик не обращал на это внимания, он уже не раз переплывал на слоне реки. Но вдруг слон окунулся с головой, затем выдохнул воздух, подняв целый фонтан брызг, а потом исчез под водой. Погонщик в страхе заорал, он не умел плавать и спасся только благодаря тому, что успел ухватиться за всплывшего слона. Слон вылез обратно на берег, и погонщик больше не пытался переправить его через Родан. Еще один погонщик тоже захотел было отличиться. Он стал подманивать за собой слона, и, когда тот двинулся за ним, погонщик побежал в воду. Но слон повернул назад.
   После всего этого шума слоны уже больше не захотели плыть. Ганнибал стал совещаться с погонщиками. Под конец он предложил построить ниже по течению дорогу в реку, но не через всю — такого Родан не позволил бы, — а просто причаленный к берегу помост длиной в семьдесят и шириной в пятнадцать шагов, покрытый землей и дерном, чтобы слоны, вступив на него, думали, что все еще идут по берегу, хотя по обе стороны и будет вода. Плот, достаточно большой, чтобы удержать на себе восемь или десять слонов, должен стоять готовый к отплытию на конце помоста.
   Погонщики нашли этот план замечательным. На строительство помоста и плота ушел целый день. На следующее утро к замаскированному мостику повели первых восемь слонов. Ганнибал сидел на Суре, чтобы хорошо видеть все вокруг, но оставался в стороне, приказав вступить на помост сначала слонихам. Они были послушнее, и Ганнибал рассчитывал на самолюбие самцов, которые последуют вслед за ними.
   Слонихи одна за другой вступили на искусственную дорогу. Бревна были покрыты глиной, на глину положен дерн, по краям воткнуты кусты. Потом слонихи, а за ними и несколько слонов во главе с Суром перешли на плот, также выложенный дерном. Слоновий плот был таким вместительным, что на нем свободно поместились десять слонов. Тогда на плот пробрались гребцы, взяв спрятанные в кустах весла. Отвязали канаты, которыми плот был привязан к деревьям на берегу. Плот подхватило течением и понесло. Гребцы направили его к другому берегу.