— Что вы пьете? — полюбопытствовал он, морщась. — Это помогает от головной боли?
   — Мне да. Хотите попробовать?
   — Если можно. Не слишком приятный процесс эта ваша гипномагия.
   — Это точно, — я отлил из своей кружки в его стакан. — Только оно горькое. Все лекарства моей матери жутко горькие.
   — Ваша мать занимается медициной? — удивился Вилен.
   — Она готовит лучшие снадобья в обители.
   Он осторожно попробовал темно-золотистый отвар, скривился, но выпил. Через пару минут морщины на его лбу разгладились.
   — Удивительно, как быстро помогло. Вы не знаете случайно состав?
   — Знаю, но у вас эти травы не растут. Они и в Бинаине встречаются только в предгорьях.
   — Если здесь объявится Игниферос, я попрошу его об одолжении.
   Я пожал плечами, а потом заговорил на языке Вилена. Он вытаращил глаза.
   — Когда вы хотите получить свои инструменты? — спросил я.
   — Неплохо у вас получается, — заметил он. — Инструменты необходимо изготовить новые или вы улучшите старые?
   Я на миг задумался.
   — Можно и старые — никакой разницы.
   — Мне понадобиться время, чтобы собрать их со всех больниц, если вы не против.
   — Как желаете, — я подернул плечами.
   Весь следующий день Вилен пропадал в больнице. А я дочитал книгу по гипномагии. Последняя глава потрясла меня, и книга, выскользнув из рук, упала на пол. Я некоторое время смотрел бездумно в окно. Потом все же поднял книгу и уже не прерываясь прочел последние страницы.
   — Тэрсел? — вернул меня к действительности оклик Вилена. — С вами все в порядке?
   — Что? — голос мой прозвучал глухо, я понял, что в горле пересохло и мне жутко хочется пить.
   — Вы выглядите… неважно. Я несколько раз звал, но вы словно не слышали.
   — Я задумался, извини, — я захлопнул книгу и положил рядом с собой на диван.
   — Ужин уже, наверное, давно остыл, — заметил Вилен.
   — Спасибо, я не хочу есть.
   Вилен немного помялся.
   — Я собрал инструмент, — наконец решился он. — Вы можете заняться этим завтра?
   Я кивнул. Вилен ушел, унеся пустую миску — Шэд, в отличие от меня, от ужина не отказался и теперь дремал на приглянувшемся ему ковре.
   — Ретч, — позвал я.
   Он дремал в той комнате, которая располагалась под моей в юго-западной башне Темной обители.
   — Тэрсел? — он удивленный встрепенулся и посмотрел на меня через раскрытый портал.
   — Ты все еще живешь здесь? — поинтересовался я.
   — Да, ты же помнишь — мне тоже по душе здешний вид из окна, — он улыбнулся. — Судя по тому, что ты задаешь подобные вопросы, у тебя все в порядке.
   — Пока да, — согласился я.
   — Пока? — Ретч чуть нахмурился. — Кстати, любимый мой племянник, ты не попрощался ни со мной, ни с матерью, ни с Бэйзелом. Если в этом виноват твой приятель — огненный маг, с которым вы ранним утором исчезли отсюда, ему придется плохо…
   — Гаст тут ни при чем. А длительные прощания ни к чему.
   — Ты так считаешь? — на лице его отразилось неудовольствие. — А мы думаем по-другому.
   Я опустил взгляд.
   — Понимаю, тебе это опять причинило бы боль, — тихо продолжил Ретч. — Но мне казалось, что все же мы смогли поддержать тебя. Ты сильный, я знаю, но все же…
   — Ты прав, я не уверен до конца в своей правоте, — отозвался я. — И мне…
   У меня не хватило духу закончить. Ретч поднялся, добавил магии в портал, расширив его, и шагнул ко мне. Потом, ничего не говоря, притянул к себе, прижав.
   — Ты все-таки расклеился, мой повелитель, — ласково произнес он.
   — Ретч! — упрекнул я.
   — Даже если Бэйзел вернулся, истинным повелителем темной обители я считаю тебя. И Нордек, кстати, тоже.
   — И вы оба знаете, почему это невозможно. Да я и сам этого не хочу. И…
   — И?
   — Не хочу, чтобы это знал кто-то еще — я побеседовал с Игниферосом.
   — Когда и где? — удивился Ретч.
   — В библиотеке Ментепера. Я искал в его доме все, что связано с гипномагией. Игниферос, наверное, тоже проявлял любопытство к определенным книгам своего брата. Он нашел записи, из которых было ясно, что Ментепер собирался восстановить первую обитель и переселить туда темных колдунов.
   — Как-то с трудом верится, — заметил Ретч.
   — Мне тоже. Но как бы там ни было, я просмотрел эти записи. И знаешь, Игниферосу эта идея показалась не такой уж недостижимой. Только он собирается переселять туда всех.
   — Всех? То есть?! — Ретч смотрел на меня с непониманием.
   — Он хочет, чтобы мы вновь стали единым народом.
   — Это невозможно!
   — Это возможно, — ответил я. — Кроме того, его шею сейчас украшает обе половинки дерева власти.
   — Что?! Как он посмел?! — Ретч неожиданно рассердился. — Серебряная часть дерева по праву принадлежит тебе!
   Увидев выражение моего лица, он опомнился.
   — Прости, я не хотел…
   — Так будет лучше для всех нас, — тихо произнес я. — А многовековая война, наконец, закончится.
   — Закончится, если только все будут согласны, — возразил Ретч. — Сомневаюсь, что не найдется тех, кто будет против. Тот же Нордек, например, или Балахир и его свора. Да и сам Бэйзел.
   — Он согласится. Если нет, ты передашь ему этот наш разговор. Только ему, Ретч, и никому больше.
   — Конечно. Но откуда у Игнифероса серебренное дерево? Оно было на Ментепере, когда его погребли… Знаешь, я так боялся, что все повториться, что даже посмел проверить гробницу через несколько недель. Не смотри на меня так!
   Я лишь слабо улыбнулся.
   — Шэд — не морок, его зубы — тоже. Игниферос мог точно так же вскрыть гробницу, как и ты, или попросить Бэйзела.
   — Ты думаешь, Бэйзел отдал бы ему? — Ретч нахмурился.
   Я пожал плечами.
   — Так ты действительно согласен, чтобы Игниферос правил нами? — продолжил спрашивать Ретч. — Но почему?
   — Есть другая перспектива. Темные колдуны остаются в Бинаине, а светлые переселяются в первую обитель. Что, по-твоему, лучше?
   — Даже не знаю, — признался он. — Мы тогда не успели разглядеть тот мир, да и потом как-то было не до этого. Это сложный вопрос и еще более сложное решение — перебираться туда.
   — Я заглядывал туда еще раз. Он того стоит.
   Ретч бросил на меня чуть удивленный взгляд.
   — Почему?
   — Ну хотя бы потому, что он последний в цепи миров.
   — Как?! — опешил Ретч.
   — Из него есть только один путь.
   — Я даже не подозревал, что такое возможно, — Ретч подошел к окну, глянул наружу и присвистнул. — Куда это тебя занесло, Тэрсел?
   — Мир, где все это время находился Игниферос. Любопытствую у местных врачевателей, как они вернули его к жизни. Вдруг когда-нибудь пригодится.
   Ретч рассмеялся.
   — Они раскрыли свои секреты?
   — А что им еще оставалось делать, — я улыбнулся.
   — Ты еще долго здесь пробудешь?
   — Нет, завтра двинусь дальше. Мне тут совсем не нравиться.
   — Надеюсь, ты еще будешь связываться со мной? — в голосе Ретча послышалась тревога.
   Я покачал головой.
   — Я могу открывать не больше полусотни дверей, так что если я забреду дальше…
   — Может быть, тебе не стоит так далеко забираться? — Ретч нахмурился. — Где мне придется искать тебя потом, если вдруг в скором времени Игниферос заявит о своем решении, а в нашей обители все поднимутся на дыбы?
   — На этот и прочие случаи я сделал такую вот вещицу… — я протянул ему книгу.
   Это была небольшая книга в коричневом кожаном переплете, с ремешком, не позволяющим книге раскрываться. Ретч взял ее, раскрыл и с удивлением уставился на чистые листы. Я показал ему еще одну такую же.
   — У меня есть еще одна, которая останется у меня. Если я сделаю запись в своей книге, запись появится в твоей, и наоборот.
   — А когда страницы кончатся? — чуть едко поинтересовался Ретч.
   — Я не собираюсь писать тебе многостраничные послания, — заметил я. — Ты, надеюсь, тоже. А уж если вдруг такое случиться, старые записи можно стереть заклинанием. Сгодятся любые чернила.
   — Хм, неплохая идея, — Ретч все же с сомнением глядел на книжку. — И думаешь, что эта штука будет действовать там, откуда ты не сможешь до нас дотянуться? В чем разница?
   — В магии.
   — Вот как? — Ретч хмыкнул. — И что же это за магия? Мне в голову ничего не приходит кроме магии связующей, но…
   Он уставился на меня.
   — Не может быть! — выдохнул он.
   — Как ни прискорбно, но только недавно я понял, что виной всех моих неприятностей была не гипномагия, а связующая магия, — заметил я.
   — Как такое возможно, ведь… Это была гипномагия без сомнения!
   Я воззрился на Ретча.
   — Что такое связующая магия, Ретч?
   — Одновременное использование нескольких видов магии или их соединение.
   — Это была гипномагия, магия ветра, визуальная, материализации, перемещения и даже… — я издал истерический смешок. — То-то бы все удивились — огненная магия! И все это превращалось в смертельную смесь в моих снах.
   — Огненная?!
   — Помнишь того мага, которого ударила молния?
   — Она вполне могла быть настоящей, — заметил Ретч. — Ты что же пробовал заниматься огненной магией?
   — Я всегда мог зажечь свечку, но… маг ветра может легко устроить грозу.
   — Да неужели?! — Ретч скрестил руки на груди. — И как же?
   — Да вот так, — я махнул в сторону окна.
   Из туч вырвалась молния и, с треском пронесшись всего футах в трех от окна, с грохотом ударила в землю. Ретч испуганно отшатнулся. А Шэд, проснувшись, недовольно заворчал, подошел к Ретчу, принюхиваясь.
   — Направляешь ветром два грозовых фронта друг на друга, всего-то.
   — У тебя просто отлично развито воображение, — заметил Ретч, криво усмехнувшись и нервно потерев запястье правой руки, которой коснулся носом Шэд. — Как себя ведет твой оборотень?
   — По-прежнему ест овес.
   — Даже когда он в таком виде?
   — Как ни странно. Да, и пахнет от него по-прежнему конем.
   — Это, пожалуй, к лучшему… Так Бэйзел знает об этой твоей способности?
   — Нет.
   — А кто-нибудь еще?
   — Только Гаст, но он не осознает, что такое связующая магия.
   — Я сверну ему шею! — не сдержался Ретч. — А скажи-ка мне — как давно ты знал, что он бастард Лайтфела? Тогда на арене, когда он был у нас в руках — ты знал?
   — Ретч, — в голосе моем послышалась жесткость, и Ретч весь поник. — Пару минут назад мы говорили об объединении обители.
   — Я просто хочу знать.
   — Да я знал, точнее это были последние слова Визониана перед смертью, — я глянул на Ретча. — Я хочу, чтобы ты запомнил — Гаст мой друг. И я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось.
   — Да, милорд.
   — Более того, — продолжил я. — Если вдруг скоро начнется объединение, я хочу, чтобы ты приглядел за ним.
   Ретч фыркнул.
   — Он, уверен, сам за себя постоять сможет.
   — И еще, я хочу, чтобы ты приглядел за Эрслайтом. А поскольку Гаст неожиданно пришелся ему близким родственником…
   Ретч засмеялся.
   — Понимаю, что тебя беспокоит. А ты не забываешь, что я тоже в последнее время занимаюсь огненной магией? — он подмигнул мне.
   — Ретч, пожалуйста!
   — Это будет трудно, — заметил он посерьезнев. — Ты сам отдал малыша в светлую обитель. Но я постараюсь.
   — Спасибо.
   — Так когда ты понял, что владеешь связующей магией? — спросил он.
   — Давно.
   Ретч посмотрел на меня с недоумением.
   — Насколько давно?
   — С тех пор как «оживил» свои рисунки. Бэйзел всегда считал, что это визуальная магия.
   — То есть, ты в основном применял ее в рисовании?
   — Да.
   — И ты молчал об этом?
   — Это было еще хуже, чем владеть гипномагией.
   — Может и так, — Ретч повертел в руках книжку. — Как проверим, действует ли твоя связующая магия?
   — Ты вернешься к себе и сделаешь маленькую запись. Я тебе отвечу.
   — Что ж, давай попробуем.
   Он раскрыл портал и обернулся ко мне.
   — И все-таки не забредай слишком далеко в мирах, — произнес он. — И если понадобиться помощь — позови меня!
   — Ты говоришь, совсем как моя мать.
   — Она любит тебя, как и я, — Ретч улыбнулся. — Надеюсь, ты в этом никогда не сомневался?
   — Один раз. Нет, два раза, — поправился я.
   Ретч нахмурился.
   — Когда это? Ну допустим в библиотеке я вел себя не совсем разумно… А еще, должно быть, когда Бэйзела посчитали погибшим — но тогда все не знали что думать, и кому верить…
   Я улыбнулся.
   — Вот видишь, ты об этом сам знаешь.
   — Но я больше никогда…
   — Не зарекайся, Ретч. Я и сам себе иногда не верю.
   — Ну, тогда хоть я тебе буду верить, — он обнял меня на прощанье. — Не пропадай. Мы все ждем твоего возращения.
   Ретч шагнул в портал. Я раскрыл книгу. Через несколько мгновений в ней появилась запись, сделанная рукой Ретча.
   «Не забредай далеко, мой повелитель. И если по пути тебе попадется что-нибудь необычное — надеюсь, ты сообщишь об этом?»
   «Что ты считаешь необычным, Ретч?» — в ответ написал я.
   «Это тебе лучше знать. По мирам ты побродил побольше моего. Как бы там ни было — возвращайся скорее».
   На следующий день я направился с Виленом в его больницу. В кабинете, куда он привет меня, несколько столов оказались завалены горами инструментов. Я открыл рот от изумления.
   — Так много?
   — Вы, наверное, даже не подозреваете, сколько людей живет в нашем мире и сколько нуждается в помощи, — заметил Вилен.
   — Послушайте, — произнес я. — Давайте я сделаю сейчас всего несколько. А вы опробуете его в деле. Вдруг моя магия только испортит инструмент?
   — Хорошо. Мы проверим.
   Он отобрал несколько хирургических ножей. Я на миг задумался и немного изменил заклятие на них.
   — Я не стал делать их всережущими, — пояснил я. — Только для человеческой плоти. Вам же не надо, чтобы ваши ножи прорезали стены? Точить их не понадобиться.
   Вилен кивнул, осторожно взял инструмент и куда-то унес. Я остался в кабинете, ожидать результатов. Еще через два часа Вилен вернулся весьма довольный.
   — Все прошло успешно.
   Я кивнул и приступил к накладываю заклинаний на остальные инструменты. На это у меня ушло часа четыре. Вечером на радостях Вилен приготовил отличный ужин и достал бутылку вина.
   — Почему вы живете один? — спросил я. — Где ваша семья?
   — Вы видели фотографию в гостиной, да? — Вилен погрустнел. — Жена ушла от меня лет восемь назад, забрав обоих детей.
   — Почему?
   — Из-за моей работы. Я почти не бываю дома. Но… если я не смог сделать счастливой ее, то подарил счастье многим другим, вернув им здоровье.
   Я опустил глаза.
   — Завтра я уеду, — произнес я.
   — Куда?
   — Не знаю. Дальше. Я нашел один конец миров. Может быть, где-то существует другой.

Глава 2. Правило огня

   Итак, я покинул мир Вилена. Я решил делать небольшие записи и зарисовки всех миров, в которых побываю. Делал я их в своих альбомах для рисования. Ни один мир, кроме Бинаина, не имел имени, поэтому мне пришлось просто нумеровать их. Отсчет я вел от мира первой обители. Бинаин выходил шестнадцатым, а мир Вилена соответственно, сорок шестым. Все двадцать восемь миров, лежащие между ними немного походили на Бинаин, но были более пустынны и малозаселены, а в некоторых людей и не было вовсе. Мир Вилена неожиданно выделялся среди них. И я подумывал, что возможно дальше меня ожидает нечто подобное. Однако я ошибся. Вновь потянулись однообразные мирки с мелкими городками, а в основном это были безлюдные степные земли. В некоторых их них даже не было ни морей, ни океанов, а все вокруг было поглощено песком пустынь. Впрочем попадались и заросшие невероятно дремучими лесами миры. В эти дебри мне лезть тоже не хотелось.
   В каждом из миров я раскрывал портал и осматривал мир с высоты птичьего полета и рисовал небольшую карту, если вдруг что-то заинтересовывало меня. Так я минул около пятнадцати миров, безлюдных, с нетронутой природой. Мой альбом в итоге украсили несколько рисунков. Я нарисовал величественный водопад, тонкой струей разбившегося и сверкающего под солнцем хрусталя падающий с невероятной высоты в бирюзовую чашу озера. Нарисовал желтые скалы, пронзенные золотыми лучами рассвета, слегка тонувшие в утреннем тумане и похожие из-за многовекового сурового ветра на дырявый окаменевший сыр. Нарисовал странную хищную птицу — огромную, с кроваво-красным оперением, ухватившую в бледно-изумрудной чаще мощным клювом крупную змею, такую же зеленую, что ее чешуя казалась плотно вросшими в ее гибкое тело мелкими листочками.
   Потом я пропустил несколько миров представлявших собой сплошные болота. В одном из них увидел как водоплавающую птицу атаковала целая армия мелких червей, вынырнувших из склизкого топкого берега. От бедной пташки даже перышка не осталось. Я только присвистнул и, перелистнув портал, как великую книгу бытия, раскрыл следующий. Увиденное на болоте невольно вызвало воспоминания нашего знакомства с Гастом. Когда он узнал, что я умею отворять порталы он удивился и спросил, неужели мне не хотелось побывать там. Тогда я ему ответил, что во многих мирах достаточно опасно. Даже слишком опасно. Я знал, о чем говорил. И болотные черви, способные сожрать любого за несколько мгновений — это не самое худшее, что могло произойти с невнимательным путником. Впрочем, таких опасных миров было не так много. По крайней мере, судя по тем древним книгам, которые я просматривал и в темной обители, и в библиотеке Игнифероса в мире Вилена. Путешественники, кто бы они ни были, рассказывали не меньше чем о сотне миров. И я постепенно приближался к этой границе. Что лежало дальше, мне предстояло выяснять уже на свой страх и риск.
   Каждый раз делая записи и зарисовки, я размышлял, как далеко простирается эта бесконечная цепь. Приведет ли меня путь когда-нибудь в тупик, как это произошло с Первой обителью? Окажется ли вселенная миров не такой уж бесконечной и найдутся ли у нее свои рамки?
   Спустя пару месяцев на привале после скромного ужина в связующей книге я нашел запись Ретча. «Игниферос, — сообщал он, — вновь созвал Большой совет, на котором объявил о своих намерениях насчет первой обители. Теперь в темной обители все весьма озадаченны таким поворотом событий. Однако для Бэйзела это, похоже, не явилось неожиданностью. Вероятно, Игниферос уже успел побеседовать с ним до совета. И видел бы ты Нордека — он был вне себя от ярости. Недовольных и кроме него хватает, но уверен, что Бэйзел не откажется от предложения Игнифероса. Наш совет состоится через неделю, а следом — еще один Большой, где темная обитель должна дать ответ.» Я прервал чтение, на миг задумавшись, и затем прочел последние строки. «Видел Гаста, спросил его как малыш. Твой приятель уверил, что с ним все в порядке и он приглядывает за ним. Кроме того позволил себе едкое замечание, что если меня так интересует малыш и я пожелаю его видеть мне придется проголосовать за воссоединение нашего народа. Еще он спрашивал, есть ли у меня связь с тобой, потому что его кровавый кулон пропал.»
   Я взял перо и написал короткий ответ «Жду подробностей о следующем Большом совете.» Я положил книгу и, улегшись на спину, заложил руки за голову. Вокруг лежала открытая степь. Прохладный ветерок стих перед закатом и последние лучи солнца показались необыкновенно теплыми. Я же смотрел в небо, на которое темно-синим пологом уже была наброшена ночь. Шэд бродил неподалеку, охотясь на светляков, которые улетали прямо у него из под носа в густые заросли низкорослых кустарничков, прятались среди узких, как у ивы, листьев, а потом снова зажигали свои огоньки, стоило Шэду отойти на пару шагов. Шэд недовольным фырканьем нарушал мирную вечернюю тишину, впрочем как и костер, потрескивающий догорающим сушняком. А темнеющее небо заполнялось звездами. Мелькнула она падающая звезда, другая, и я, изумленный, вскочил на ноги, когда на нас с Шэдом обрушился настоящий звездный дождь. Золотистые искры небесного огня, казалось, падали прямо на нас, оставляя за собой такой же золотистый быстро исчезающий след. Но все они сгорали высоко над нами, так и не долетев до земли. Дождь продолжался почти два часа. Солнце успело уже зайти, и золото теперь вспарывало черный бархат ночи. Я заворожено смотрел на звездопад, а Шэд, сидевший подле меня, все также настороженно потягивал носом и косил взглядом в сторону живых звездочек светляков, которые по-прежнему крутились в кустарничке, и, вероятно, подумывал, имеют ли они отношение к тем, что падали на нас сверху. Когда светопреставление кончилось, я поплотнее закутался в одеяло и, прижавшись в теплому боку Шэда, который теперь с подозрением поглядывал на вполне обычные звезды, висевшие высоко в небе, уснул.
   Я минул еще три мира, таких же степных и безлюдных, когда вновь получил послание от Ретча.
   "Решение об объединении принято, хотя Бэйзелу пришлось надавить и на Нордека, и на Балахира, да пожалуй, на большую часть темного совета. В обители царит смятение — Игниферос не стал долго ждать и потребовал признания его власти. Ему была принесена присяга верности. Бэйзел и Лайтфел с этого момента становятся его советниками. Совет теперь будет также объединен. И немного увеличен — по два десятка колдунов с каждой стороны. На новый совет Игниферос уже обрушил целый поток приказаний. В обителях должны быть собраны колдуны, которым предстоит заняться восстановлением первой обители. Сперва это будут жилые помещения. После этого все могут перебраться жить уже туда и только потом приступить в восстановлению всего остального, включая прилегающие земли. Основные хлопоты, похоже, выпадут на долю природных магов. А вот нам предстоит куда более сложная задача — составить новый свод законов. Игниферос, разумеется, настаивает, чтобы за основы были взяты законы светлой обители. Как ты вероятно понимаешь, для этого нашей части совета придется выучить светлую речь. Не удивлюсь, если старик обяжет обучиться ей всех темных колдунов, а темное наречие и вовсе запретит. По крайней мере ему точно не нравится, когда кто-нибудь из нас начинает переговариваться шепотком на темном наречии.
   Где ты сейчас, мой повелитель? Какие земли расстилаются вокруг тебя?"
   Я мягко улыбнулся последним словам Ретча. Я чувствовал, что он беспокоится обо мне и боится показать это, нарвавшись однажды на раздражение с моей стороны. Я взялся за перо и кратко описал, куда меня уже успел занести путь. А потом нарисовал недавний звездный ливень, добавив в рисунок немного визуальной магии, чтобы он ожил и завораживал своей, сияющей золотом чернотой бездонного небесного колодца, роняющего на землю звездные капли. Под рисунком я подписал, что это восьмидесятый мир по счету от первой обители.
   «Знаешь, Ретч, если увидишь малыша, приласкай его от меня». На это Ретч ответил очень скоро. «С этим не должно возникнуть проблем, связи с объединением. К тому же Мерлинда оказалась куда проворнее меня. Пожалуй, я бы сказал, что она уже успела расположить к себе Авориэн настолько, чтобы она доверяла ей малыша. Думаю, ты не против.»
   А через год он уж писал мне из первой обители.
   «Восстановление обители оказалось долгим делом, — сообщал Ретч. — Но теперь она словно только что отстроена. Купола вновь украшают стеклянные крыши, пропускающие свет в зал совета, внешние стены очищены и покрыты тонким слоем мраморной штукатурки, и теперь обитель похожа на серую жемчужину среди разбитых вокруг нее садов. Деревца еще молоды, и цветут пока пустоцветом. Но зато вся обитель пропитана их нежным ароматом. Это радует и успокаивает нас, поскольку мы все еще пытаемся прижиться друг с другом. Было много конфликтов, но они пока мирно разрешались, и их вроде бы становиться меньше. Всем нам пришлось учиться сдержанности. Я все время думаю о тебе и ломаю голову, как ты умудрился прожить со светлыми магами целых два года.» Тут я ощутил явную насмешку Ретча и невольно улыбнулся. «Пожалуй, потолкую насчет этого с Гастом. Все-таки он большой зануда, когда дело касается морали. Забавно слушать его, когда он начинает ставить в пример тебя. Когда, можно подумать, я не знаю своего родного племянника лучше его.» Здесь уж я не выдержал и рассмеялся, и мне так страстно захотелось увидеть ухмылку Ретча, которая без сомнения образовалась на его лице, когда он писал эти строки… увидеть Гаста и ощутить его крепкое рукопожатие… увидеть малыша, прижать его к себе и… Мой смех резко оборвался, и я стиснув зубы, упал на Шэда, зарывшись лицом в его густой гриве. Книжка выпала из рук, а разбуженный Шэд удивленно заворчал, умудрился вывернуть шею и добраться языком до моего лица. Я выпустил его и, дрожа, закричал в утренние бездушно-белые облака на бледном небе.
   — Ненавижу тебя! Ненавижу!
   Я опрокинулся навзничь на мокрую от росы траву, ощущая под ладонями ее острые жесткие края и холодную влагу. Я и сам не знал, кому предназначался мой крик, то ли Игниферосу, то ли его мертвому брату. То ли им обоим. Но ту боль, которую я испытывал, я никогда бы не забыл и никогда не простил бы… Шэд, испуганно приникнув к земле, прижимая уши подполз ко мне, осторожно прошелся языком по моей руке, а потом вновь добрался до щеки.