А теперь кто-то должен был ждать моего визита в туристическое агентство "Нордри". Шансы на это были невелики, но исходя из моего прошлого опыта, казалось логичным предположить, что данное место тоже находится под наблюдением. Поэтому я проявлял более чем ординарный интерес к прохожим, прилежно заглядывающим в витрины магазинов, надеясь на то, что если Кенникен устроил на меня засаду, то я смогу опознать его людей. Он не имел возможности привезти с собой в Исландию целую армию, а я тем или иным путем уже успел познакомиться со многими его подчиненными.
   Несмотря на это, мне потребовалось целых полчаса, чтобы его заметить, что объяснялось необычным углом зрения, под которым я вел наблюдение – сверху. Весьма непросто забыть лицо, увиденное в первый раз через перекрестье оптического прицела, но все же только когда он поднял голову, я узнал в нем одного из моих преследователей, которые находились вместе с Кенникеном на другом берегу реки Тунгнаа.
   Он неспешно прогуливался по улице, разглядывая витрины магазинов, расположенных рядом с "Нордри", и выглядел примерным туристом с подобающими ему фотокамерой, городским путеводителем и пачкой почтовых открыток. Я подозвал официантку и оплатил свой счет, чтобы иметь возможность быстро сорваться с места, но оставил за собой столик, заказав еще одну чашечку кофе.
   Он не мог заниматься такой работой в одиночестве, и меня интересовали его взаимоотношения со случайными прохожими. По мере того как уходило время, он проявлял все большее беспокойство, непрерывно сверяясь со своими часами, а ровно в час дня перешел к конкретным действиям. Он поднял руку и кого-то подозвал, после чего в поле моего зрения появился другой человек, который пересек улицу и направился к нему.
   Я залпом допил свой кофе и, сбежав вниз по лестнице, притаился за прилавком с газетами, наблюдая за своими друзьями через стеклянную дверь книжного магазина. К ним присоединился еще один персонаж, которого я узнал немедленно – это был не кто иной, как мой старый знакомый Ильич, по неосторожности обеспечивший меня бутановой бомбой. Они некоторое время посовещались, после чего Ильич вытянул руку и постучал по своим часам, выразительно пожимая плечами. Они все дружно повернулись и зашагали по улице в направлении Постусстраети, а я последовал за ними.
   По тем отрывочным действиям, свидетелем которых я стал, складывалось впечатление, что им известно не только место, в котором у меня должно состояться рандеву, но и его время. Они покинули свой пост ровно в час дня, как конторские служащие, заканчивающие работу по звонку. Я не особенно бы удивился, если бы вдруг оказалось, что они знают и пароль.
   На углу Постусстреаети двое из них сели в припаркованную там машину и уехали, а Ильич, резко повернув направо, пересек улицу и быстрым шагом направился к отелю "Борг", в котором он скрылся, как кролик в норке. Я на мгновение задержался, а затем вошел в здание следом за ним.
   Он не снизил скорости возле стойки для того, чтобы взять ключ, а сразу же поднялся на второй этаж со мною на хвосте. Он прошел по коридору и постучал в дверь, а я в ту же секунду сделал резкий разворот и снова спустился вниз, где сел за столик в гостиной, откуда мне открывался хороший вид на фойе. Это означало очередную обязательную чашечку кофе, которым я и так уже был переполнен, но таковым является наказание для тех, кто занимается слежкой. Я развернул перед собой газету и стал ждать, когда Ильич появится снова.
   Тот отсутствовал недолго – не более двадцати минут, и когда он появился, я испытал чувство триумфа, поскольку теперь знал, что мои подозрения подтвердились и все действия, предпринятые мною в Исландии, полностью оправданы. Он спускался по лестнице, с кем-то разговаривая – и этот кто-то был Слейд!
   Они прошли через гостиную, направляясь к залу ресторана, и Слейд миновал мой столик не далее чем в шести футах. Следовало предположить, что Слейд ждал в своем номере отчета, позитивного или негативного, а теперь решил немного подкрепиться. Я переместился в своем кресле, следя за тем, куда они сядут, и во время шумной церемонии рассаживания по местам я быстро встал и, пройдя в фойе, скрылся там из виду.
   Двумя минутами позже я был на втором этаже и стучался в ту же дверь, в которую стучал Ильич, надеясь, что мне никто не ответит. Так и произошло, поэтому, достав из своего бумажника пластиковую карточку, я при помощи нехитрого трюка вошел внутрь. Этому фокусу я научился в школе – Департамент тренировал меня хорошо.
   Я был не настолько глуп, чтобы обыскивать багаж Слейда. Если он так сообразителен, как мне казалось, то ему ничего не стоило, бросив беглый взгляд на свой чемодан, понять, что его открывали. Это стандартная оперативная процедура в нашей работе, а Слейд имел здесь двойное преимущество – его тренировали обе стороны. Но я внимательно осмотрел двери гардероба, дабы убедиться в том, что на них нет тонких волосков, приклеенных к створкам капелькой слюны, чтобы они отскочили, если гардероб откроют. Все было чисто, поэтому я открыл двери, зашел внутрь и приготовился ждать в темноте.
   Мне пришлось провести в ожидании долгое время, но я был к этому готов, так как знал, что Слейд большой гурман, и все же у меня вызывало интерес то, как он справится с блюдами исландской кухни, которая, мягко говоря, являлась весьма своеобразной. Нужно быть настоящим исландцем, чтобы по достоинству оценить хакарл – сырое акулье мясо, выдержанное в песке в течение нескольких месяцев, или соленую китовую ворвань.
   Было уже без четверти три, когда Слейд вернулся назад, и к этому времени мой собственный желудок начал жаловаться на недостаток внимания; он получил большое количество кофе, но очень мало твердой пищи. Ильич вошел вместе с ним, и поначалу меня удивило, что Слейд говорит по-русски, как коренной носитель языка, но затем я понял, в чем здесь дело. Он ведь и на самом деле был русский, как и Гордон Лонсдейл, еще один представитель его профессии.
   Ильич спросил:
   – Так, значит, все откладывается до завтра?
   – До тех пор, пока не станет ясно, чего добился Вацлав, – ответил Слейд.
   – Я думаю, это ошибка, – сказал Ильич. – Я уверен, что Стюартсен не подойдет к туристическому агентству. Кстати, вы уверены в достоверности информации?
   – Уверены, – ответил Слейд коротко. – И он появится там в течение ближайших четырех дней. Мы все недооценивали Стюарта.
   Я улыбнулся в темноте. Было приятно услышать такое добровольное признание. Я пропустил то, что он сказал дальше, но Ильич ответил:
   – Разумеется, мы не станем ничего делать с тем свертком, который он с собой принесет. Мы позволим ему избавиться от него в агентстве, а затем будем следовать за ним, пока он не окажется в одиночестве.
   – А потом?
   – Мы убьем его, – произнес Ильич бесстрастно.
   – Да, – сказал Слейд. – Но тело не должно быть найдено. Мы и так уже создали слишком громкое паблисити; Кенникен просто сошел с ума, когда оставил тело Кейза в фольксвагене. – Последовала короткая пауза, после чего он произнес задумчиво: – Интересно, что Стюарт сделал с Филипсом?
   На этот риторический вопрос Ильич не смог найти ответа, и Слейд подытожил:
   – Хорошо, ты вместе с остальными займешь свой пост у агентства "Нордри" завтра в одиннадцать. Я хочу, чтобы вы позвонили мне сразу же, как только заметите Стюарта. Это понятно?
   – Вас поставят в известность, – сказал Ильич. Я услышал, как дверь открылась. – Где Кенникен? – спросил он.
   – То, что делает Кенникен, тебя не касается, – ответил Слейд резко. – Ты можешь идти.
   Дверь захлопнулась.
   Немного погодя до меня донесся шорох бумаги и скрип, сопровождаемый металлическим щелчком. Я слегка приоткрыл дверь гардероба и одним глазом заглянул в комнату. Слейд сидел в кресле с газетой на коленях и подносил огонь зажигалки к толстой сигаре. Прикурив, он обвел взглядом комнату в поисках пепельницы. Она стояла на ночном столике, поэтому ему пришлось привстать и передвинуть свое кресло так, чтобы пепельница оказалась под рукой.
   Это оказалось на руку и мне, потому что, передвинув кресло, он повернулся ко мне спиной. Я достал из кармана авторучку и очень медленно открыл дверь гардероба. Комната была маленькой, и поэтому мне понадобилось сделать только два шага, чтобы приблизиться к нему. Я не произвел ни единого звука, но, возможно, это частичное изменение в освещенности комнаты заставило его начать поворачивать голову. Я прижал кончик ручки к складке жира у него на затылке и произнес:
   – Оставайся на месте или лишишься головы.
   Слейд застыл, и, нагнувшись, я сунул другую руку за лацкан его пиджака, где обнаружил пистолет в наплечной кобуре. Похоже, что теперь все носили с собой пистолеты, и я быстро становился экспертом по части разоружения людей.
   – Я не хочу, чтобы ты двигался, – сказал я и отступил назад. Передернув затвор пистолета, я убедился, что он заряжен, и передвинул в боевое положение предохранитель.
   – Вставай.
   Он послушно поднялся на ноги, все еще сжимая в руках газету. Я сказал:
   – Подойди к стене, что прямо перед тобой и обопрись об нее, широко раздвинув руки.
   Отступив еще немного назад, я критически наблюдал за тем, как он выполняет мои указания. Он знал, что я собираюсь делать, это самый безопасный способ обыскать человека. Будучи Слейдом, он попытается извлечь для себя выгоду из этой процедуры, поэтому я сказал:
   – Отодвинь свои ноги от стены и обопрись о нее посильнее.
   Находясь в таком положении, он сразу же потеряет равновесие, если попытается что-нибудь предпринять, – это позволит мне опередить его на решающую долю секунды.
   Он, шаркнув подошвами, отодвинул ноги назад, и я увидел, как задрожали его запястья, когда приняли на себя вес тела. Затем я быстро обшарил его карманы и бросил их содержимое на кровать. У него не имелось с собой другого оружия, если только не считать оружием шприц для подкожных инъекций, а я решил его расценивать именно так, после того как, раскрыв бумажник, увидел ампулы, которые к нему прилагались. Зеленая слева для того, чтобы вызвать у человека глубокий шестичасовой нокаут; красная справа гарантирует смерть через тридцать секунд.
   – Теперь подогни колени и очень медленно опускайся на пол по стене.
   Его колени ослабли, и я привел его в ту позицию, которую когда-то заставил принять Флита – лежа лицом вниз с руками, широко раскинутыми в стороны. Требовался человек в лучшей физической форме, чем Слейд, чтобы наброситься на меня из такого положения; Флит мог сделать это, если бы я не упер ему в позвоночник дуло его винтовки, а Слейд был не так молод и успел отрастить себе солидное брюшко.
   Он лежал, повернув голову набок, его правая щека прижалась к ковру, а левый глаз смотрел на меня, сверкая злобой. Он заговорил в первый раз.
   – Ты уверен, что сегодня днем ко мне никто не должен прийти?
   – У тебя есть все основания побеспокоиться об этом, – сказал я. – Если кто-нибудь откроет дверь в номер, ты покойник. – Я улыбнулся. – Мне будет очень жаль, если это окажется всего лишь горничная, тогда ты погибнешь совершенно зазря.
   Он произнес с возмущением:
   – Какого черта ты делаешь, Стюарт? Ты что, сошел с ума? Я уверен, что так и есть – я рассказал об этом Таггарту, и он со мной согласился. Теперь убери пистолет и позволь мне подняться на ноги.
   – Я должен признать, что ты совершил неплохую попытку, – произнес я с восхищением. – Тем не менее если ты напряжешь хотя бы один мускул для того, чтобы встать, я пристрелю тебя на месте.
   Его ответной реакцией было быстрое подергивание века на том единственном глазу, который я мог видеть. Через некоторое время он сказал:
   – Тебя повесят за это, Стюарт. Измена по-прежнему считается самым тяжким преступлением.
   – Очень жаль, – заметил я. – Во всяком случае тебя не повесят, поскольку то, что ты совершил, не является изменой – это простой шпионаж. Насколько я знаю, шпионов не вешают – по крайней мере, в мирное время. Тебя бы сочли изменником, если бы ты был англичанин, но тебе не грозит печальная участь предателя родины, ведь ты русский.
   – Ты, точно, сошел с ума, – произнес он с отвращением.
   – Я русский!
   – Ты такой же англичанин, как Гордон Лонсдейл канадец.
   – Ох, подожди пока Таггард до тебя доберется, – оказал Слейд. – Он пропустит тебя через мясорубку.
   Я поинтересовался:
   – О чем ты здесь совещался с представителем оппозиции, Слейд?
   Ему удалось собрать достаточно искусственного негодования для того, чтобы выплюнуть с яростью:
   – Черт возьми! Эта моя работа! Ты делал то же самое; когда-то ты был правой рукой Кенникена. Я просто выполняю приказы – в отличие от тебя.
   – Это интересно, – заметил я. – Твое задание весьма любопытно. Расскажи мне о нем побольше.
   – Я не собираюсь ничего рассказывать предателю, – ловко увернулся он.
   Должен признаться, что в тот момент я в первый раз по-настоящему оценил Слейда. Лежа на полу в унизительной позе под дулом пистолета, направленного ему в затылок, он не отступал ни на дюйм и приготовился вести борьбу до конца. Я сам был в его положении, когда работал рядом с Кенникеном в Швеции, и знал, как сильно портит нервы такая жизнь – никогда не знаешь, в какой из дней твое прикрытие рухнет. И вот он по-прежнему пытается убедить меня в том, что он чист, как патентованное моющее средство, и стоило мне поддаться ему хотя бы на долю секунды и позволить взять над собой верх, как в то же мгновение я был бы покойником.
   Я сказал:
   – Заканчивай, Слейд. Я слышал, как ты приказал Ильичу убить меня. Только не говори мне, что этот приказ ты тоже получил от Таггарта.
   – Да, – произнес он, не моргнув глазом. – Он думает, что ты переметнулся на другую сторону. Хотя, принимая во внимание твое поведение, я не могу винить его за это.
   Я чуть не рассмеялся от такой наглости.
   – Черт возьми, ну ты хорош! – воскликнул я. – Ты лежишь здесь, уткнувшись лицом в ковер, и рассказываешь мне такие вещи. Полагаю, Таггарт также приказал тебе попросить русских сделать для него эту работу.
   Слейд оттянул назад щеку, приоткрыв рот в искаженной полуулыбке.
   – Такое случалось и раньше, – сказал он. – Ты ведь убил Джимми Биркби.
   Мой палец невольно сжался на курке, и мне пришлось сделать глубокий вдох для того, чтобы расслабиться. Стараясь, чтобы мой голос звучал ровно, я произнес:
   – Ты никогда не находился ближе к смерти, чем сейчас, Слейд. Тебе не следует упоминать Биркби – это для меня больное место. Давай не будем больше ломать комедию. С тобой все кончено, и я знаю это совершенно определенно. Ты должен пролить свет на многие вещи, которые меня интересуют, и ты должен говорить быстро, поэтому начинай.
   – Убирайся к дьяволу, – сказал он угрюмо.
   – В данный момент ты находишься к нему гораздо ближе меня, – заметил я. – Позволь, я изложу все следующим образом. Лично меня абсолютно не волнует, англичанин ты или русский. Меня также не беспокоит и патриотизм, я уже прошел через это. Моя неприязнь к тебе чисто персональная, основанная на межчеловеческих отношениях, если хочешь. Она лее является мотивом для большинства убийств. Элин чуть не застрелили в Асбьюрги по твоей инструкции, и я только что слышал, как ты приказал своему человеку убить меня. Если я убью тебя сейчас, то это будет просто самозащита.
   Слейд слегка приподнял свою голову и повернул ее так, чтобы иметь возможность смотреть на меня прямо.
   – Но ты не сделаешь этого, – сказал он.
   – Да?
   – Да, – произнес он уверенно. – Я говорил тебе и раньше – у тебя слишком мягкая сердцевина. Ты мог бы убить меня при других обстоятельствах; если бы я, например, побежал, или мы стреляли бы друг в друга. Но ты не убьешь меня, пока я лежу на полу. Ты английский джентльмен.
   Последние слова он произнес как ругательство.
   – Я не стал бы полагаться на это, – сказал я. – Может быть, шотландцы чем-то отличаются.
   – Не настолько, чтобы разница могла иметь значение, – произнес он спокойно.
   Он без дрожи смотрел в дуло направленного на него пистолета, и я был вынужден с ним согласиться. Слейд знал людей и прекрасно себе представлял, как я отношусь к убийству. Он также знал, что если попытается наброситься на меня, то я пристрелю его без всяких колебаний. Он находился в полной безопасности, пока лежал на полу в беззащитной позе, но перейти к действиям означало в корне изменить ситуацию.
   Он улыбнулся.
   – Ты уже доказал это. Ты выстрелил Юрию в ногу – а почему не в сердце? По словам Кенникена, ты стрелял через ту реку с такой точностью, что мог спокойно побрить любого из его людей, избавив тем самым от необходимости обращаться к цирюльнику. Ты должен был убить Юрия, но ты этого не сделал!
   – Может быть, в то время у меня не было подходящего настроения. Я убил Григория.
   – В пылу борьбы. Когда решалось, ты или он. Любой человек способен принять решение в такой ситуации.
   У меня появилось тревожное ощущение, что инициатива уходит из моих рук, и я должен был завладеть ей снова. Я сказал:
   – Ты не сможешь говорить, если умрешь, а тебе многое нужно рассказать. Давай начнем нашу беседу с электронного устройства – что это такое?
   Он посмотрел на меня с ненавистью и упрямо поджал губы.
   Я взглянул на пистолет, который держал в руке. Бог знает почему Слейд носил с собой этот пугач тридцать второго калибра – пистолет почти такой же тяжелый, как и современный тридцать восьмой, но лишенный его убойной силы. Но возможно, он был великолепный стрелок, способный поразить мишень в любую точку, и это не имело для него большого значения. При стрельбе в оживленном месте более важно свести к минимуму выброс пламени из дула и производимый шум. Из подобного пистолета вполне можно выстрелить на многолюдной улице так, чтобы никто не обратил на это особого внимания.
   Я посмотрел ему в глаза, а затем послал пулю в тыльную сторону его правой ладони. Его рука конвульсивно дернулась, и с губ сорвался сдавленный стон, когда дуло пистолета снова оказалось направленным ему в голову. От выстрела даже не задрожали оконные стекла.
   Я сказал:
   – Может быть, я и не убью тебя, но зато разрежу на части, кусочек за кусочком, если ты не начнешь вести себя как следует. Я слышал от Кенникена, что у меня легкая рука в хирургических операциях. Существуют и худшие вещи, чем просто дать себя застрелить. Спроси об этом Кенникена при случае.
   Кровь сочилась из его простреленной ладони и пачкала ковер, но он лежал неподвижно, не сводя пристального взгляда с пистолета в моей руке. Из его рта высунулся язык и облизал пересохшие губы.
   – Проклятый ублюдок! – прошептал он.
   Зазвонил телефон.
   Пока мы смотрели друг на друга, он успел издать четыре звонка. Я обогнул Слейда, держась подальше от его ног, и взял в руки весь телефонный аппарат. Опустив телефон на пол рядом с ним, я сказал:
   – Ты ответишь на звонок и помни при этом две вещи – то, что я хочу слышать обе части разговора, и то, что у твоего толстого тела много других частей, над которыми я могу поработать. – Я повел дулом пистолета. – Возьми трубку.
   Он неуклюже снял трубку левой рукой.
   – Да?
   Я снова повел пистолетом, и он повернул трубку так, что я смог услышать скрипучий голос:
   – Это Кенникен.
   – Будь естественен, – прошептал я.
   Слейд облизал губы.
   – Что такое? – спросил он хрипло.
   – Что произошло с твоим голосом? – поинтересовался Кенникен.
   Слейд хмыкнул, не сводя глаз с пистолета в моей руке.
   – Я немного простудился. Что тебе нужно?
   – Я схватил девушку.
   Наступила тишина, и я почувствовал, как сердце гулко бьется в моей груди. Слейд побледнел, когда увидел, как мой палец согнулся вокруг курка и медленно увеличил давление. Я выдохнул:
   – Где?
   Слейд нервно кашлянул.
   – Где вы ее нашли?
   – В Кьеблавикском аэропорту – она скрывалась в офисе Айслендэир. Мы знали, что ее брат пилот, и мне пришла в голову идея поискать девушку там. Мы забрали ее без всяких проблем.
   Мне стало ясно, что это правда.
   – Где она теперь? – прошептал я на ухо Слейду, приставив пистолет к его затылку.
   Он задал вопрос, и Кенникен ответил:
   – В обычном месте. Когда мне тебя ждать?
   – Ты будешь очень скоро. Я плотнее прижал дуло к его жирному загривку и почувствовал, как он вздрогнул.
   – Я выезжаю прямо сейчас, – сказал Слейд, и я быстро оборвал связь, нажав на рычаг телефона.
   Я отскочил назад на тот случай, если он попытается предпринять что-нибудь, но он просто лежал, не сводя глаз с телефонного аппарата. Мне хотелось кричать, но сейчас не было времени на то, чтобы выражать свои эмоции. Я сказал:
   – Слейд, ты ошибался – я способен тебя убить. Теперь ты знаешь это, не так ли?
   В первый раз я обнаружил в нем признаки страха. Его второй подбородок и нижняя губа дрожали так, что он стал походить на толстого мальчика, готового расплакаться. Я спросил:
   – Где находится обычное место?
   Он посмотрел на меня с ненавистью и ничего не ответил. Я был в затруднительном положении; если я его убью, то ничего от него не узнаю, и в то же время я не мог нанести ему слишком сильные повреждения, поскольку хотел, чтобы он был в состоянии совершить небольшую прогулку по улицам Рейкьявика, не привлекая к себе ненужного внимания. Все же он не знал о моей проблеме, поэтому я сказал:
   – Ты все еще будешь жив, когда я закончу над тобой работать, но тебя это вряд ли обрадует.
   Я послал пулю в пол рядом с его левым ухом, и он вздрогнул всем телом. Звук выстрела снова оказался на редкость тихим, и я подумал, что, должно быть, он раскрутил патроны и отсыпал немного пороха, чтобы уменьшить шум. Этот старый трюк обычно применяют, когда необходимо вести огонь, не привлекая к себе внимания, и если все сделать правильно, пистолет будет стрелять на несколько меньшее расстояние, но пуля по-прежнему сохранит свою убойную силу. Такой метод гораздо лучше, чем использовать глушитель, эффективность которого сильно переоценивают. Глушитель хорош для одного бесшумного выстрела – после этого стальная вата внутри него уплотняется и обратное давление возрастает настолько сильно, что стрелок рискует остаться без руки.
   Я сказал:
   – Хотя я и неплохой стрелок, но все же мои способности не беспредельны. К тому же только ты один знаешь точность этого пистолета. Мне кажется, что он немного забирает влево, поэтому если я попытаюсь прострелить твое правое ухо, есть все шансы на то, что пуля застрянет у тебя в черепе.
   Я немного переместил пистолет и прицелился. Он сломался – его нервы полностью сдали.
   – Ради Бога – прекрати! – Эта разновидность русской рулетки пришлась ему не по вкусу.
   Я прошептал ему на уход:
   – Где находится обычное место?
   Его лицо было покрыто испариной.
   – У Сингваллаватна.
   – Тот самый дом, в который меня привезли после Гейзера?
   – Верно.
   – Надеюсь, что ты не ошибся, – сказал я. – Поскольку я не собираюсь тратить время на бесплодные поиски по всей Южной Исландии. – Я опустил пистолет, и на лице Слейда появилось облегчение. – Рано радуешься, – заметил я. – Надеюсь, ты не рассчитываешь на то, что я оставлю тебя здесь.
   Я подошел к тумбочке у изножья кровати и открыл крышку его чемодана. Я достал оттуда чистую рубашку и бросил ее ему.
   – Разорви рубашку на полосы и перевяжи свою руку. Оставайся на полу и не поддавайся разным хитроумным идеям насчет того, как на меня наброситься.
   Пока он неуклюже рвал рубашку, я порылся в его чемодане и нашел там две обоймы с патронами 0.32 калибра. Прихватив их с собой, я подошел к гардеробу и достал из него плащ Слейда, карманы которого были мною уже обысканы.
   – Стань лицом к стене и надень вот это.
   Я внимательно наблюдал за ним, готовый к любым неожиданностям. Я знал, что если сделаю хотя бы один неверный шаг, он сумеет извлечь из этого все возможное преимущество. Человек, который оказался способен просочиться в самое сердце Британской разведки, не мог быть глупым. Ошибки, которые допустил Слейд, причиняли ему сильное беспокойство, и он изо всех сил пытался их исправить, избавившись от меня. Если я не буду соблюдать осторожность, он еще вполне сможет выбраться из трудного положения.
   Взяв с кровати паспорт и бумажник Слейда, я сунул их в свой карман, после чего швырнул ему через комнату шляпу, которая опустилась на пол у его ног.
   – Сейчас мы выйдем на улицу. Ты будешь держать перевязанную руку в кармане своего плаща и вести себя, как английский джентльмен, коим ты не являешься. Одно неверное движение, и я пристрелю тебя на месте, даже если это будет происходить посередине Хафнарстраети. Я надеюсь, ты понимаешь, что Кенникен совершил большую ошибку, схватив Элин.
   Он произнес, стоя лицом к стене:
   – Я предупреждал тебя об этом еще в Шотландии. Я просил тебя не вовлекать ее в операцию.
   – Весьма предусмотрительно с твоей стороны, – заметил я. – Но если с нею что-нибудь случится, ты покойник. Возможно, раньше ты и не ошибался, когда рассуждал о моей неспособности совершить убийство, но, надеюсь, теперь ты не станешь на это рассчитывать, поскольку один волос с головы Элин важнее для меня, чем все твое паршивое толстое тело. Тебе лучше поверить мне, Слейд. Я сдержу свое слово.
   Я увидел, как он вздрогнул.
   – Я верю тебе, – произнес он тихо.
   Я решил, что он и на самом деле мне поверил. Он знал, что теперь ему противостоит нечто более примитивное, чем патриотизм или преданность человека своей общественной группе. Это было более фундаментальное чувство, и хотя я, возможно, не убил бы его за то, что он шпион, я способен безжалостно застрелить всякого, кто встанет между мной и Элин.