Во время второй доставки я произвел предварительно сближение с почтальоном. Как выяснилось, Макинтош был прав – когда тот подходил к двери "Бетси-Лу", в его руке была пачка писем, и коробка для кодаковских слайдов была бы хорошо заметна. Надо надеяться, что Макинтош прав и относительно брильянтов, – было бы дьявольски глупо завершить всю операцию приобретением фотографий Бетси-Лу на пикнике в Брайтоне.
Перед уходом я позвонил Макинтошу. Он сам взял трубку.
– Я полностью готов, – доложил я.
– Прекрасно. – Он помолчал. – Больше мы с вами не увидимся, – если не считать встречи для передачи товара. Ради Бога, будьте поаккуратнее.
– А что такое? Что-нибудь идет не так?
Вместо ответа он сказал:
– Когда вернетесь в отель, вас будет ждать подарок. Обращайтесь с ним с осторожностью. – Опять помолчал. – Счастливо.
– Передайте мой теплый привет миссис Смит, – сказал я.
Он кашлянул.
– Какой смысл?
– Может, и никакого. Но мне так хочется.
– Предположим. Но она завтра уже будет в Швейцарии. Когда следующий раз увижу ее, передам. – Он повесил трубку.
Я отправился в отель и нашел там на столе небольшую коробку. В ней уютно лежала короткая резиновая дубинка – свинчатка с трубчатой ручкой и аккуратной петелькой для кисти. Рядом находилась полоска бумаги, на которой были отпечатаны слова: "Достаточно сильно, но не слишком".
Я рано лег спать в этот вечер. Завтра предстояло много работы.
4
Глава вторая
1
Перед уходом я позвонил Макинтошу. Он сам взял трубку.
– Я полностью готов, – доложил я.
– Прекрасно. – Он помолчал. – Больше мы с вами не увидимся, – если не считать встречи для передачи товара. Ради Бога, будьте поаккуратнее.
– А что такое? Что-нибудь идет не так?
Вместо ответа он сказал:
– Когда вернетесь в отель, вас будет ждать подарок. Обращайтесь с ним с осторожностью. – Опять помолчал. – Счастливо.
– Передайте мой теплый привет миссис Смит, – сказал я.
Он кашлянул.
– Какой смысл?
– Может, и никакого. Но мне так хочется.
– Предположим. Но она завтра уже будет в Швейцарии. Когда следующий раз увижу ее, передам. – Он повесил трубку.
Я отправился в отель и нашел там на столе небольшую коробку. В ней уютно лежала короткая резиновая дубинка – свинчатка с трубчатой ручкой и аккуратной петелькой для кисти. Рядом находилась полоска бумаги, на которой были отпечатаны слова: "Достаточно сильно, но не слишком".
Я рано лег спать в этот вечер. Завтра предстояло много работы.
4
На следующий день я отправился в Сити, совсем как обычный деловой джентльмен. Впрочем, без котелка и зонтика. Я вышел рано, до начала работы большинства контор, так как первая доставка почты была ранней. Прибыл в Киддьякар-Тойз с запасом в полчаса и сразу же поставил кофейник на плитку. Затем выглянул в окно. Уличные торговцы по Лезер-лейн уже начали копошиться, готовясь к своей ежедневной работе. Макинтоша видно не было. Но я не беспокоился, – он должен находиться где-то поблизости, наблюдать за почтальоном.
Только я выпил чашечку кофе, раздался звонок. Макинтош проговорил: "Он идет" и тут же повесил трубку.
Чтобы не утруждать ноги, почтальон разработал свою схему обхода здания. Сначала он поднимался лифтом на верхний этаж, а затем по лестнице спускался вниз, разнося почту по адресатам. Я надел плащ, картуз и, чуть-чуть приоткрыв дверь, стал прислушиваться к звуку лифта. Лифт двинулся вверх только минут через десять. Тогда я вышел в коридор и притворил дверь, не запирая ее.
В здании в это время суток было тихо, и я хорошо слышал шаги почтальона. Вот он стал спускаться с четвертого этажа на третий, а я спустился на один марш ко второму. Он дошел до площадки третьего этажа и пошел по коридору. Затем я услышал, как он возвращается, и, быстро поднявшись по лестнице, пошел по направлению к своему офису. Я столкнулся с ним лицом к лицу недалеко от моей двери. Желтой коробки у него не было.
– Доброе утро, – сказал он. – Какая погода сегодня, а?
Он промчался мимо меня по лестнице, а я, подойдя к двери, притворился, будто открываю ее ключом. Когда я оказался в офисе, то почувствовал, что слегка вспотел. Немного, но все же это был знак моего внутреннего напряжения. Смешно, – ведь мне нужно только забрать небольшую коробку у ничего не подозревающего человека – и все! Это было простейшим делом, и причин для волнения я не видел.
Меня взволновало содержимое коробки. Сто двадцать тысяч фунтов – чертовская сумма. Я почувствовал себя человеком, который спокойно шел по бровке тротуара и вдруг обнаружил под собой пропасть – тут невольно покроешься холодным потом.
Я подошел к окну и приоткрыл створку – не для того, чтобы проветрить комнату, а чтобы дать знак Макинтошу о том, что первая доставка была пустой. Посмотрев вниз на Лезер-лейн, я увидел его на условленном месте. Он стоял перед тележкой с овощами и фруктами и нервно тыкал пальцем помидоры. Бросив короткий взгляд вверх, он повернулся и ушел.
Я закурил сигарету и сел за стол с утренней газетой в руках. До второй доставки оставалось порядочно времени.
Спустя два часа телефон зазвонил снова.
– Надеюсь, на этот раз будет удачнее, – сказал Макинтош и повесил трубку.
Я начал все сначала. Стоя на площадке ниже третьего этажа, я внимательно вслушивался в то, что происходило в коридоре. Теперь это было более трудно – здание уже заполнилось служащими, и многое зависело от того, удастся ли мне встретиться с почтальоном наедине. В этом случае дело не представляло большого труда. Если же в коридоре окажутся люди, мне придется хватать коробку и удирать.
Послышались мерные шаги – почтальон шел к лестнице. Я поднялся по ступенькам и быстро огляделся, как человек, собирающийся переходить улицу. В коридоре, кроме меня и почтальона никого не было. Я посмотрел на его руки. Он нес пачку писем и прямо поверх нее располагалась маленькая желтая коробка.
Мы встретились рядом с дверью моего офиса.
– У вас есть что-нибудь для меня? Вот моя комната, – сказал я и показал на дверь за его спиной.
Он повернулся, чтобы посмотреть на табличку, и тут я нанес ему дар свинчаткой по голове, моля Бога о том, чтобы у него не оказался слишком тонкий череп. Он застонал, ноги у него подкосились. Я подхватил его прежде, чем он упал, и толкнул на дверь своего офиса. Та отворилась, и тело его растянулось на пороге. Письма рассыпались веером, и среди них с легким стуком кувыркнулась маленькая коробочка.
Я наклонился над ним, втянул его внутрь и ногой захлопнул дверь. Затем, схватив желтую коробочку, я сунул ее в другую коричневую, неприметного вида, которую Макинтош специально приготовил для этого и которую я должен был незаметно передать ему на улице.
Не прошло и минуты с тех пор, как я встретился с почтальоном в коридоре, а я уже вышел из комнаты и запер дверь на ключ. Как раз в этот момент кто-то прошел мимо меня и скрылся в офисе Бетси-Лу. Я дошел до лестницы и стал спускаться – быстро, но без спешки: почтальон должен был прийти в себя не раньше, чем через три минуты. К тому же ему еще надо было выбраться из комнаты.
Очутившись на улице, я увидел Макинтоша, смотревшего в мою сторону. Он тотчас же отвел глаза и слегка отвернулся. Перейдя на другую сторону, я без труда столкнулся с ним в круговерти толпы.
– Извиняюсь, – промычал я, незаметно передавая ему коробку, и продолжал свой путь в направлении Холборна.
Не успел я отойти достаточно далеко, как раздался звон разбитого стекла и чей-то взволнованный крик. Почтальон оказался умницей. Он не стал терять времени на то, чтобы выйти через запертую дверь, а сразу же, чтобы привлечь к себе внимание, вышиб окно. Видимо, удар оказался не таким уж сильным. Я рассчитывал, что он пробудет без сознания дольше.
Тем не менее опасность миновала. Видеть меня он не мог, и с каждой секундой я уходил все дальше и дальше. На выяснение происшествия понадобится минут пять, а к тому времени я рассчитывал быть вне пределов досягаемости. Как и Макинтош тоже. Собственно, именно ему теперь никак нельзя было засветиться, – брильянты ведь были у него.
Я нырнул в одну из дверей "Гамеджа" и двинулся по магазину, как человек, знающий, что ему нужно. Дойдя до уборной, вошел в нее и заперся в кабине. Сняв плащ, вывернул его наизнанку – я тщательно выбирал такой, чтобы подкладка контрастировала с внешней стороной. Затем вынул из кармана картуз с козырьком, а шляпу с некоторым сожалением превратил в бесформенный комок и сунул его в карман. Ничего не поделаешь, – оставлять ее там было неразумно.
Одежда сильно меняет человека, и из туалета вышел совершенно другой мужчина. Я еще послонялся у прилавков и купил себе новый галстук, хотя эта предосторожность возможно была излишней. Выйдя из главного входа, я двинулся по Холборну, держа путь на запад. О такси не могло быть и речи, – шоферов, естественно, будут спрашивать о пассажирах, взятых в районе происшествия.
Полчаса спустя я был в пабе недалеко от Оксфорд-стрит и Мраморной арки и с наслаждением поглощал полпинты пива. Операция прошла гладко и чисто, но еще не кончена. Я не был вполне уверен в том, что вторую половину дела Макинтошу удастся провести благополучно.
Этим же вечером, когда я собирался выйти из своего номера в город, раздался решительный стук в дверь. Я открыл ее, и передо мной предстали двое крупных мужчин, одетых старомодно и с хорошим вкусом. Один из них спросил:
– Вы Джозеф Алойзиус Риарден?
Мне не пришлось ломать голову, чтобы сообразить, что эти двое были полицейские. Я криво усмехнулся.
– Можно без Алойзиуса.
– Мы из полиции. – Он небрежно махнул перед моим носом раскрытым бумажником. – Надеюсь, вы поможете нам в нашем расследовании.
– О! – воскликнул я. – Это что, удостоверение? Никогда в жизни не видел.
Неохотно он опять открыл бумажник и дал мне прочесть свою карточку. Это был следователь, инспектор Джон М. Бранскилл. Я решил поболтать немного.
– Такие вещи можно увидеть в биоскопе. Никогда не думал, что это произойдет со мной.
– Биоскоп? – переспросил он удивленно.
– Ну да, – это кино. Мы кино называем биоскопом в Южной Африке. Я ж оттуда. Не знаю, чем смогу вам помочь, инспектор. В Лондоне я приезжий, да и вообще в Англии впервые. Я здесь меньше недели.
– Это мы все знаем, мистер Риарден, – мягко сказал Бранскилл.
Значит, они уже навели обо мне справки. Здорово работают ребята. Британская полиция вообще замечательная.
– Разрешите войти, мистер Риарден? Я надеюсь, что вы все-таки сможете нам помочь.
Я посторонился и пропустил их в комнату.
– Входите, садитесь. Здесь только один стул, кто-нибудь садитесь на кровать. Снимите ваши пальто.
– В этом нет необходимости, – заметил Бранскилл. – Мы ненадолго. Это следователь, сержант Джервис.
Джервис выглядел более крепким орешком, чем Бранскилл. Этот был уже пообтесан, обходителен, что приходит с возрастом. А тот еще состоял из углов, молодой и твердый, как кремень, полицейский.
– Чем могу быть полезен? – спросил я.
– Мы ведем расследование по делу о краже бандероли у почтальона на Лезер-лейн. Сегодня утром, – сказал Бранскилл. – Что вы можете нам сказать об этом, мистер Риарден?
– Где это – Лезер-лейн? Я в Лондоне не ориентируюсь.
Бранскилл посмотрел на Джервиса, тот на Бранскилла, потом оба посмотрели на меня.
– Ну, мистер Риарден, постарайтесь что-либо вспомнить.
– У вас есть судимость, – неожиданно выпалил Джервис.
Это был выстрел "в молоко". Я произнес с горечью:
– Я вижу, ребята, вы не даете мне об этом забыть. Да, у меня есть судимость. Я провел восемнадцать месяцев в центральной тюрьме Претории – восемнадцать месяцев в холодном каменном мешке. Но это было давным-давно. С тех пор я завязал.
– До сегодняшнего утра, возможно, – предположил Бранскилл.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
– Не пытайтесь продать мне старое барахло. Вы мне прямо скажите, что я по-вашему сделал, и я вам прямо отвечу – сделал я это или нет.
– Какой молодец, – пробормотал Бранскилл. – Правда, сержант?
Джервис как-то странно крякнул и сказал:
– Не возражаете, если мы обыщем вашу комнату, Риарден?
– Для сержантов – мистер Риарден, – сказал я. – У вашего начальника манеры лучше, чем у вас. И я решительно возражаю против обыска, пока у вас нет ордера.
– О, он у нас есть, – спокойно возразил Бранскилл. – Начинайте, сержант. – Он вынул из кармана бумагу и передал ее мне.
– Надеюсь, это вас удовлетворит, мистер Риарден.
Я даже не потрудился взглянуть на бумажку, а просто бросил ее на тумбочку и стал смотреть, как умело действует Джервис. Он, естественно, ничего не нашел, – да и не мог найти. Вскоре он прекратил это занятие, посмотрел на Бранскилла и покачал головой.
Бранскилл повернулся ко мне.
– Я должен попросить вас пройти с нами в полицейский участок.
Я подчеркнуто долго молчал, потом сказал: – Что ж, давайте, попросите.
– А мы, оказывается, имеем дело с шутником, – сказал Джервис, глядя на меня с неприязнью.
– Если вы попросите, я не пойду, – сказал я. – Вам придется меня арестовать.
Бранскилл вздохнул.
– Очень хорошо, мистер Риарден. Я арестовываю вас по подозрению в соучастии в нападении на почтальона в здании на Лезер-лейн сегодня в девять тридцать утра. Это вас удовлетворяет?
– Ладно, для начала подойдет, – сказал я. – Пошли.
– Да, почти забыл, – сказал он. – Все, что вы говорите, будет зафиксировано и может быть использовано в качестве показаний.
– Знаю, – сказал я. – Слишком хорошо знаю.
– Не сомневаюсь, – сказал он нежно.
Прошло часа полтора прежде, чем они решили, наконец, подступиться ко мне, и первым начал атаку крепкий парень Джервис. Он вошел в комнату, сделал жест полицейскому, и когда тот удалился, сел на стул и, опершись на столик, молча уставился на меня. Он сидел так довольно долго, а я не обращал на него никакого внимания и даже не смотрел в его сторону. Он не выдержал первым.
– Вы здесь бывали раньше, Риарден, не так ли?
– Никогда.
– Вы знаете, что я имею в виду. Вы уже сиживали за столом напротив полицейского много-много раз. Процедура вам хорошо известна, – вы ведь профессионал. С другими я бы крутил вокруг да около, прибегал бы к помощи психологии и тому подобное. С вами это ни к чему. Поэтому не будет ни такта, ни психологии. Я просто расколю вас, как орех, Риарден.
– Помните "Правила о судьях".
Он рассмеялся.
– Ну вот видите! Честный человек не знает "Правила о судьях" из "Закона Паркинсона". А вы знаете. Значит, что-то в вас не так, вы не прямой человек.
– Когда закончите свои оскорбления, тогда скажу я.
– Вы будете говорить, когда я вам позволю.
Я улыбнулся ему.
– Вы лучше проконсультируйтесь с Бранскиллом, сынок.
– Где брильянты?
– Какие брильянты?
– Этот почтальон в плохом состоянии. Вы ударили его слишком сильно, Риарден. Вполне возможно, что он откинет копыта. Подумайте, что тогда с вами будет.
Надо отдать ему должное, он очень старался, но лжец из него выходил плохой. Умирающий почтальон не мог бы выбить окно в офисе. Я продолжал смотреть Джервису прямо в глаза и ничего не говорил.
– Если брильянты не найдутся, вам придется туго, – продолжал Джервис. – А если они объявятся, судья, может будет настроен помягче.
– Какие брильянты? – опять спросил я.
Так продолжалось довольно долго, и он, наконец, утомился и ушел. Полицейский вернулся в комнату и встал на свое место у двери. Я обратился к нему:
– Ноги себе еще не намозолил от такой работы?
Он посмотрел на меня тупыми невыразительными глазами и не сказал ничего.
Вскоре появилось орудие более крупного калибра. Вошел Бранскилл с толстой папкой. Положив ее на стол, он сказал:
– Сожалею, что заставил вас ждать, мистер Риарден.
– Не уверен, – вздохнул я.
Он улыбнулся мне сочувственной улыбкой.
– У каждого своя работа. У одного хуже, у другого лучше. Так что не взыщите. – Он открыл папку. – Это ваше досье, мистер Риарден. У Интерпола накопилось порядочно информации о вашей деятельности.
– Меня судили только раз. Все остальное не имеет официальной силы, и вам это не удастся использовать. Мало ли что обо мне говорили! Это ни черта не доказывает! – Я ухмыльнулся и ткнул пальцем в папку. – То, что утверждает полиция, доказательством служить не может.
– Разумеется, – сказал Бранскилл. – Но все равно это интересно. – Он стал задумчиво перелистывать бумаги и вдруг неожиданно, не поднимая головы, спросил:
– Зачем вы должны были лететь в Швейцарию?
– Я – турист, – ответил я. – Никогда там не бывал.
– Вы в первый раз в Англии, не так ли?
– Вы же сами знаете. Послушайте, я хочу, чтобы сюда пригласили юриста.
Он посмотрел на меня.
– Вам нужен адвокат? Ваши предложения?
Я достал из бумажника клочок бумажки с телефонным номером, который мне дал Макинтош на этот случай.
– Позвоните по этому телефону.
Брови Бранскилла полезли на лоб.
– Я очень хорошо знаю этот номер, – сказал он. – Этот человек подходит для вашего дела. Для новичка, впервые оказавшегося в Англии, вы неплохо ориентируетесь в обстановке. – Он положил бумажку на стол. – Ладно, я сообщу ему, что вы здесь.
От постоянного курения у меня пересохло горло.
– Вот еще что. Неплохо бы сейчас выпить чаю.
– Боюсь, что чаем мы вас не обеспечим, – с сожалением сказал Бранскилл. – Как насчет воды?
– Хорошо.
Он подошел к двери, отдал распоряжение и вернулся назад.
– Вы, кажется, все думаете, что мы, полицейские, только и делаем, что пьем чай и содержим кафетерии для таких пташек, как вы. Это вы, наверное, телевизионных передач насмотрелись.
– Это ко мне не относится.
– В самом деле! – сказал Бранскилл. – Как любопытно. Теперь, что касается этих брильянтов. Я думаю, что...
– Каких брильянтов? – перебил я его.
Так оно и шло. Он тряс меня крепче, чем Джервис, так как был более опытен и искусен. Он не лгал, был последователен и настойчив, как надоедливая пчела. Принесли воду – графин и стакан. Я наполнил стакан и жадно выпил. Затем налил еще.
Бранскилл наблюла за мной.
– Может, хватит? – спросил он.
Я кивнул. Он аккуратно взял стакан двумя пальцами и вынес его из комнаты. Вернувшись, он с сожалением посмотрел на меня.
Я не думал, что вы так легко попадетесь. Вы должны знать, что мы не можем снять с вас отпечатки пальцев, пока не предъявлено формальное обвинение. Почему вы позволили это сделать?
– Я устал...
– Это плохо, – произнес он с сочувствием. – Ладно, вернемся к нашим брильянтам...
Через некоторое время в комнату вошел Джервис и кивком головы подозвал Бранскилла. Они стояли у двери и вполголоса о чем-то говорили. Потом Бранскилл повернулся ко мне и сказал:
– Послушайте, Риарден. Мы вас заарканили. У нас достаточно улик, чтобы засадить вас лет на десять. Но если вы поможете найти брильянты, это облегчит вашу участь.
– Какие брильянты? – в который раз спросил я усталым голосом.
Он сжал губы.
– Ладно. Пошли со мной.
Я двинулся из комнаты, как начинка в бутерброде, между ним и Джервисом. Они препроводили меня в большое помещение, где находилось около десятка человек, стоявших у стены. Джервис сказал:
– Нет нужды объяснять вам, в чем дело, Риарден. Но таков закон. Это – опознание. Три свидетеля должны вас увидеть. Становитесь в этот ряд, куда хотите, и можете поменять место в промежутке между свидетелями. Понятно?
Я кивнул и, подойдя к стене, стал третьим среди стоявших там людей. После некоторой паузы в комнату вошла маленькая пожилая женщина, вероятно, чья-то любимая мама. Она прошлась вдоль ряда, затем подошла и ткнула мне рукой в грудь.
– Вот этот.
Я ее видел впервые.
Она вышла. Я оставался на том же месте – менять его смысла не было. Я уже понял, что, как выразился Бранскилл, меня заарканили.
Следующий – молодой человек лет восемнадцати, – сразу же подошел ко мне и сказал:
– Это он. Он это сделал.
У третьего свидетеля тоже сомнений не было. Не успел он войти, как уже завопил:
– Вот, вот этот негодяй! Ну, приятель, надеюсь, ты здесь теперь по гроб жизни! – Уходя, он время от времени прикладывал руку к затылку. Это был почтальон – далеко не на волоске от смерти, как уверял Джервис.
Опознание закончилось. Меня отвели обратно. По дороге я сказал Джервису:
– Вы просто чудодей. Как это вам удалось так быстро вернуть к жизни почтальона?
Он остро взглянул на меня, и улыбка расплылась на его лице.
– А откуда вы знаете, что это почтальон?
Я пожал плечами. Моя песенка все равно была спета, как ни крути. Я спросил Бранскилла:
– Какой же подлец заложил меня?
Его лицо приняло невозмутимое выражение.
– Будем говорить так: – мы получили информацию, и все. Завтра вам предъявят обвинение, Риарден, и скоро вы окажетесь перед судом. О вашем адвокате я позабочусь.
– Благодарю, – сказал я. – Как его зовут?
– Господи, ну и хладнокровие у вас. Ваш адвокат – мистер Маскелл.
– Еще раз благодарю.
Бранскилл свистнул сержанта, который препроводил меня в камеру. Там мне дали еды, после чего я растянулся на койке и тут же заснул.
День был тяжелым.
Только я выпил чашечку кофе, раздался звонок. Макинтош проговорил: "Он идет" и тут же повесил трубку.
Чтобы не утруждать ноги, почтальон разработал свою схему обхода здания. Сначала он поднимался лифтом на верхний этаж, а затем по лестнице спускался вниз, разнося почту по адресатам. Я надел плащ, картуз и, чуть-чуть приоткрыв дверь, стал прислушиваться к звуку лифта. Лифт двинулся вверх только минут через десять. Тогда я вышел в коридор и притворил дверь, не запирая ее.
В здании в это время суток было тихо, и я хорошо слышал шаги почтальона. Вот он стал спускаться с четвертого этажа на третий, а я спустился на один марш ко второму. Он дошел до площадки третьего этажа и пошел по коридору. Затем я услышал, как он возвращается, и, быстро поднявшись по лестнице, пошел по направлению к своему офису. Я столкнулся с ним лицом к лицу недалеко от моей двери. Желтой коробки у него не было.
– Доброе утро, – сказал он. – Какая погода сегодня, а?
Он промчался мимо меня по лестнице, а я, подойдя к двери, притворился, будто открываю ее ключом. Когда я оказался в офисе, то почувствовал, что слегка вспотел. Немного, но все же это был знак моего внутреннего напряжения. Смешно, – ведь мне нужно только забрать небольшую коробку у ничего не подозревающего человека – и все! Это было простейшим делом, и причин для волнения я не видел.
Меня взволновало содержимое коробки. Сто двадцать тысяч фунтов – чертовская сумма. Я почувствовал себя человеком, который спокойно шел по бровке тротуара и вдруг обнаружил под собой пропасть – тут невольно покроешься холодным потом.
Я подошел к окну и приоткрыл створку – не для того, чтобы проветрить комнату, а чтобы дать знак Макинтошу о том, что первая доставка была пустой. Посмотрев вниз на Лезер-лейн, я увидел его на условленном месте. Он стоял перед тележкой с овощами и фруктами и нервно тыкал пальцем помидоры. Бросив короткий взгляд вверх, он повернулся и ушел.
Я закурил сигарету и сел за стол с утренней газетой в руках. До второй доставки оставалось порядочно времени.
Спустя два часа телефон зазвонил снова.
– Надеюсь, на этот раз будет удачнее, – сказал Макинтош и повесил трубку.
Я начал все сначала. Стоя на площадке ниже третьего этажа, я внимательно вслушивался в то, что происходило в коридоре. Теперь это было более трудно – здание уже заполнилось служащими, и многое зависело от того, удастся ли мне встретиться с почтальоном наедине. В этом случае дело не представляло большого труда. Если же в коридоре окажутся люди, мне придется хватать коробку и удирать.
Послышались мерные шаги – почтальон шел к лестнице. Я поднялся по ступенькам и быстро огляделся, как человек, собирающийся переходить улицу. В коридоре, кроме меня и почтальона никого не было. Я посмотрел на его руки. Он нес пачку писем и прямо поверх нее располагалась маленькая желтая коробка.
Мы встретились рядом с дверью моего офиса.
– У вас есть что-нибудь для меня? Вот моя комната, – сказал я и показал на дверь за его спиной.
Он повернулся, чтобы посмотреть на табличку, и тут я нанес ему дар свинчаткой по голове, моля Бога о том, чтобы у него не оказался слишком тонкий череп. Он застонал, ноги у него подкосились. Я подхватил его прежде, чем он упал, и толкнул на дверь своего офиса. Та отворилась, и тело его растянулось на пороге. Письма рассыпались веером, и среди них с легким стуком кувыркнулась маленькая коробочка.
Я наклонился над ним, втянул его внутрь и ногой захлопнул дверь. Затем, схватив желтую коробочку, я сунул ее в другую коричневую, неприметного вида, которую Макинтош специально приготовил для этого и которую я должен был незаметно передать ему на улице.
Не прошло и минуты с тех пор, как я встретился с почтальоном в коридоре, а я уже вышел из комнаты и запер дверь на ключ. Как раз в этот момент кто-то прошел мимо меня и скрылся в офисе Бетси-Лу. Я дошел до лестницы и стал спускаться – быстро, но без спешки: почтальон должен был прийти в себя не раньше, чем через три минуты. К тому же ему еще надо было выбраться из комнаты.
Очутившись на улице, я увидел Макинтоша, смотревшего в мою сторону. Он тотчас же отвел глаза и слегка отвернулся. Перейдя на другую сторону, я без труда столкнулся с ним в круговерти толпы.
– Извиняюсь, – промычал я, незаметно передавая ему коробку, и продолжал свой путь в направлении Холборна.
Не успел я отойти достаточно далеко, как раздался звон разбитого стекла и чей-то взволнованный крик. Почтальон оказался умницей. Он не стал терять времени на то, чтобы выйти через запертую дверь, а сразу же, чтобы привлечь к себе внимание, вышиб окно. Видимо, удар оказался не таким уж сильным. Я рассчитывал, что он пробудет без сознания дольше.
Тем не менее опасность миновала. Видеть меня он не мог, и с каждой секундой я уходил все дальше и дальше. На выяснение происшествия понадобится минут пять, а к тому времени я рассчитывал быть вне пределов досягаемости. Как и Макинтош тоже. Собственно, именно ему теперь никак нельзя было засветиться, – брильянты ведь были у него.
Я нырнул в одну из дверей "Гамеджа" и двинулся по магазину, как человек, знающий, что ему нужно. Дойдя до уборной, вошел в нее и заперся в кабине. Сняв плащ, вывернул его наизнанку – я тщательно выбирал такой, чтобы подкладка контрастировала с внешней стороной. Затем вынул из кармана картуз с козырьком, а шляпу с некоторым сожалением превратил в бесформенный комок и сунул его в карман. Ничего не поделаешь, – оставлять ее там было неразумно.
Одежда сильно меняет человека, и из туалета вышел совершенно другой мужчина. Я еще послонялся у прилавков и купил себе новый галстук, хотя эта предосторожность возможно была излишней. Выйдя из главного входа, я двинулся по Холборну, держа путь на запад. О такси не могло быть и речи, – шоферов, естественно, будут спрашивать о пассажирах, взятых в районе происшествия.
Полчаса спустя я был в пабе недалеко от Оксфорд-стрит и Мраморной арки и с наслаждением поглощал полпинты пива. Операция прошла гладко и чисто, но еще не кончена. Я не был вполне уверен в том, что вторую половину дела Макинтошу удастся провести благополучно.
Этим же вечером, когда я собирался выйти из своего номера в город, раздался решительный стук в дверь. Я открыл ее, и передо мной предстали двое крупных мужчин, одетых старомодно и с хорошим вкусом. Один из них спросил:
– Вы Джозеф Алойзиус Риарден?
Мне не пришлось ломать голову, чтобы сообразить, что эти двое были полицейские. Я криво усмехнулся.
– Можно без Алойзиуса.
– Мы из полиции. – Он небрежно махнул перед моим носом раскрытым бумажником. – Надеюсь, вы поможете нам в нашем расследовании.
– О! – воскликнул я. – Это что, удостоверение? Никогда в жизни не видел.
Неохотно он опять открыл бумажник и дал мне прочесть свою карточку. Это был следователь, инспектор Джон М. Бранскилл. Я решил поболтать немного.
– Такие вещи можно увидеть в биоскопе. Никогда не думал, что это произойдет со мной.
– Биоскоп? – переспросил он удивленно.
– Ну да, – это кино. Мы кино называем биоскопом в Южной Африке. Я ж оттуда. Не знаю, чем смогу вам помочь, инспектор. В Лондоне я приезжий, да и вообще в Англии впервые. Я здесь меньше недели.
– Это мы все знаем, мистер Риарден, – мягко сказал Бранскилл.
Значит, они уже навели обо мне справки. Здорово работают ребята. Британская полиция вообще замечательная.
– Разрешите войти, мистер Риарден? Я надеюсь, что вы все-таки сможете нам помочь.
Я посторонился и пропустил их в комнату.
– Входите, садитесь. Здесь только один стул, кто-нибудь садитесь на кровать. Снимите ваши пальто.
– В этом нет необходимости, – заметил Бранскилл. – Мы ненадолго. Это следователь, сержант Джервис.
Джервис выглядел более крепким орешком, чем Бранскилл. Этот был уже пообтесан, обходителен, что приходит с возрастом. А тот еще состоял из углов, молодой и твердый, как кремень, полицейский.
– Чем могу быть полезен? – спросил я.
– Мы ведем расследование по делу о краже бандероли у почтальона на Лезер-лейн. Сегодня утром, – сказал Бранскилл. – Что вы можете нам сказать об этом, мистер Риарден?
– Где это – Лезер-лейн? Я в Лондоне не ориентируюсь.
Бранскилл посмотрел на Джервиса, тот на Бранскилла, потом оба посмотрели на меня.
– Ну, мистер Риарден, постарайтесь что-либо вспомнить.
– У вас есть судимость, – неожиданно выпалил Джервис.
Это был выстрел "в молоко". Я произнес с горечью:
– Я вижу, ребята, вы не даете мне об этом забыть. Да, у меня есть судимость. Я провел восемнадцать месяцев в центральной тюрьме Претории – восемнадцать месяцев в холодном каменном мешке. Но это было давным-давно. С тех пор я завязал.
– До сегодняшнего утра, возможно, – предположил Бранскилл.
Я посмотрел ему прямо в глаза.
– Не пытайтесь продать мне старое барахло. Вы мне прямо скажите, что я по-вашему сделал, и я вам прямо отвечу – сделал я это или нет.
– Какой молодец, – пробормотал Бранскилл. – Правда, сержант?
Джервис как-то странно крякнул и сказал:
– Не возражаете, если мы обыщем вашу комнату, Риарден?
– Для сержантов – мистер Риарден, – сказал я. – У вашего начальника манеры лучше, чем у вас. И я решительно возражаю против обыска, пока у вас нет ордера.
– О, он у нас есть, – спокойно возразил Бранскилл. – Начинайте, сержант. – Он вынул из кармана бумагу и передал ее мне.
– Надеюсь, это вас удовлетворит, мистер Риарден.
Я даже не потрудился взглянуть на бумажку, а просто бросил ее на тумбочку и стал смотреть, как умело действует Джервис. Он, естественно, ничего не нашел, – да и не мог найти. Вскоре он прекратил это занятие, посмотрел на Бранскилла и покачал головой.
Бранскилл повернулся ко мне.
– Я должен попросить вас пройти с нами в полицейский участок.
Я подчеркнуто долго молчал, потом сказал: – Что ж, давайте, попросите.
– А мы, оказывается, имеем дело с шутником, – сказал Джервис, глядя на меня с неприязнью.
– Если вы попросите, я не пойду, – сказал я. – Вам придется меня арестовать.
Бранскилл вздохнул.
– Очень хорошо, мистер Риарден. Я арестовываю вас по подозрению в соучастии в нападении на почтальона в здании на Лезер-лейн сегодня в девять тридцать утра. Это вас удовлетворяет?
– Ладно, для начала подойдет, – сказал я. – Пошли.
– Да, почти забыл, – сказал он. – Все, что вы говорите, будет зафиксировано и может быть использовано в качестве показаний.
– Знаю, – сказал я. – Слишком хорошо знаю.
– Не сомневаюсь, – сказал он нежно.
* * *
Я думал, что они отвезут меня в Скотленд-Ярд, но мы оказались в каком-то совсем маленьком полицейском участке, на незнакомой улице – я действительно не так хорошо знаю Лондон. Меня поместили в комнатушку, вся обстановка которой состояла из небольшого деревянного столика и двух стульев. Атмосфера была как во всех полицейских участках мира. Я сел на стул и стал курить одну сигарету за другой, а спиной к двери стоял полицейский без шлема, что придавало ему необычный вид, и наблюдал за мной.Прошло часа полтора прежде, чем они решили, наконец, подступиться ко мне, и первым начал атаку крепкий парень Джервис. Он вошел в комнату, сделал жест полицейскому, и когда тот удалился, сел на стул и, опершись на столик, молча уставился на меня. Он сидел так довольно долго, а я не обращал на него никакого внимания и даже не смотрел в его сторону. Он не выдержал первым.
– Вы здесь бывали раньше, Риарден, не так ли?
– Никогда.
– Вы знаете, что я имею в виду. Вы уже сиживали за столом напротив полицейского много-много раз. Процедура вам хорошо известна, – вы ведь профессионал. С другими я бы крутил вокруг да около, прибегал бы к помощи психологии и тому подобное. С вами это ни к чему. Поэтому не будет ни такта, ни психологии. Я просто расколю вас, как орех, Риарден.
– Помните "Правила о судьях".
Он рассмеялся.
– Ну вот видите! Честный человек не знает "Правила о судьях" из "Закона Паркинсона". А вы знаете. Значит, что-то в вас не так, вы не прямой человек.
– Когда закончите свои оскорбления, тогда скажу я.
– Вы будете говорить, когда я вам позволю.
Я улыбнулся ему.
– Вы лучше проконсультируйтесь с Бранскиллом, сынок.
– Где брильянты?
– Какие брильянты?
– Этот почтальон в плохом состоянии. Вы ударили его слишком сильно, Риарден. Вполне возможно, что он откинет копыта. Подумайте, что тогда с вами будет.
Надо отдать ему должное, он очень старался, но лжец из него выходил плохой. Умирающий почтальон не мог бы выбить окно в офисе. Я продолжал смотреть Джервису прямо в глаза и ничего не говорил.
– Если брильянты не найдутся, вам придется туго, – продолжал Джервис. – А если они объявятся, судья, может будет настроен помягче.
– Какие брильянты? – опять спросил я.
Так продолжалось довольно долго, и он, наконец, утомился и ушел. Полицейский вернулся в комнату и встал на свое место у двери. Я обратился к нему:
– Ноги себе еще не намозолил от такой работы?
Он посмотрел на меня тупыми невыразительными глазами и не сказал ничего.
Вскоре появилось орудие более крупного калибра. Вошел Бранскилл с толстой папкой. Положив ее на стол, он сказал:
– Сожалею, что заставил вас ждать, мистер Риарден.
– Не уверен, – вздохнул я.
Он улыбнулся мне сочувственной улыбкой.
– У каждого своя работа. У одного хуже, у другого лучше. Так что не взыщите. – Он открыл папку. – Это ваше досье, мистер Риарден. У Интерпола накопилось порядочно информации о вашей деятельности.
– Меня судили только раз. Все остальное не имеет официальной силы, и вам это не удастся использовать. Мало ли что обо мне говорили! Это ни черта не доказывает! – Я ухмыльнулся и ткнул пальцем в папку. – То, что утверждает полиция, доказательством служить не может.
– Разумеется, – сказал Бранскилл. – Но все равно это интересно. – Он стал задумчиво перелистывать бумаги и вдруг неожиданно, не поднимая головы, спросил:
– Зачем вы должны были лететь в Швейцарию?
– Я – турист, – ответил я. – Никогда там не бывал.
– Вы в первый раз в Англии, не так ли?
– Вы же сами знаете. Послушайте, я хочу, чтобы сюда пригласили юриста.
Он посмотрел на меня.
– Вам нужен адвокат? Ваши предложения?
Я достал из бумажника клочок бумажки с телефонным номером, который мне дал Макинтош на этот случай.
– Позвоните по этому телефону.
Брови Бранскилла полезли на лоб.
– Я очень хорошо знаю этот номер, – сказал он. – Этот человек подходит для вашего дела. Для новичка, впервые оказавшегося в Англии, вы неплохо ориентируетесь в обстановке. – Он положил бумажку на стол. – Ладно, я сообщу ему, что вы здесь.
От постоянного курения у меня пересохло горло.
– Вот еще что. Неплохо бы сейчас выпить чаю.
– Боюсь, что чаем мы вас не обеспечим, – с сожалением сказал Бранскилл. – Как насчет воды?
– Хорошо.
Он подошел к двери, отдал распоряжение и вернулся назад.
– Вы, кажется, все думаете, что мы, полицейские, только и делаем, что пьем чай и содержим кафетерии для таких пташек, как вы. Это вы, наверное, телевизионных передач насмотрелись.
– Это ко мне не относится.
– В самом деле! – сказал Бранскилл. – Как любопытно. Теперь, что касается этих брильянтов. Я думаю, что...
– Каких брильянтов? – перебил я его.
Так оно и шло. Он тряс меня крепче, чем Джервис, так как был более опытен и искусен. Он не лгал, был последователен и настойчив, как надоедливая пчела. Принесли воду – графин и стакан. Я наполнил стакан и жадно выпил. Затем налил еще.
Бранскилл наблюла за мной.
– Может, хватит? – спросил он.
Я кивнул. Он аккуратно взял стакан двумя пальцами и вынес его из комнаты. Вернувшись, он с сожалением посмотрел на меня.
Я не думал, что вы так легко попадетесь. Вы должны знать, что мы не можем снять с вас отпечатки пальцев, пока не предъявлено формальное обвинение. Почему вы позволили это сделать?
– Я устал...
– Это плохо, – произнес он с сочувствием. – Ладно, вернемся к нашим брильянтам...
Через некоторое время в комнату вошел Джервис и кивком головы подозвал Бранскилла. Они стояли у двери и вполголоса о чем-то говорили. Потом Бранскилл повернулся ко мне и сказал:
– Послушайте, Риарден. Мы вас заарканили. У нас достаточно улик, чтобы засадить вас лет на десять. Но если вы поможете найти брильянты, это облегчит вашу участь.
– Какие брильянты? – в который раз спросил я усталым голосом.
Он сжал губы.
– Ладно. Пошли со мной.
Я двинулся из комнаты, как начинка в бутерброде, между ним и Джервисом. Они препроводили меня в большое помещение, где находилось около десятка человек, стоявших у стены. Джервис сказал:
– Нет нужды объяснять вам, в чем дело, Риарден. Но таков закон. Это – опознание. Три свидетеля должны вас увидеть. Становитесь в этот ряд, куда хотите, и можете поменять место в промежутке между свидетелями. Понятно?
Я кивнул и, подойдя к стене, стал третьим среди стоявших там людей. После некоторой паузы в комнату вошла маленькая пожилая женщина, вероятно, чья-то любимая мама. Она прошлась вдоль ряда, затем подошла и ткнула мне рукой в грудь.
– Вот этот.
Я ее видел впервые.
Она вышла. Я оставался на том же месте – менять его смысла не было. Я уже понял, что, как выразился Бранскилл, меня заарканили.
Следующий – молодой человек лет восемнадцати, – сразу же подошел ко мне и сказал:
– Это он. Он это сделал.
У третьего свидетеля тоже сомнений не было. Не успел он войти, как уже завопил:
– Вот, вот этот негодяй! Ну, приятель, надеюсь, ты здесь теперь по гроб жизни! – Уходя, он время от времени прикладывал руку к затылку. Это был почтальон – далеко не на волоске от смерти, как уверял Джервис.
Опознание закончилось. Меня отвели обратно. По дороге я сказал Джервису:
– Вы просто чудодей. Как это вам удалось так быстро вернуть к жизни почтальона?
Он остро взглянул на меня, и улыбка расплылась на его лице.
– А откуда вы знаете, что это почтальон?
Я пожал плечами. Моя песенка все равно была спета, как ни крути. Я спросил Бранскилла:
– Какой же подлец заложил меня?
Его лицо приняло невозмутимое выражение.
– Будем говорить так: – мы получили информацию, и все. Завтра вам предъявят обвинение, Риарден, и скоро вы окажетесь перед судом. О вашем адвокате я позабочусь.
– Благодарю, – сказал я. – Как его зовут?
– Господи, ну и хладнокровие у вас. Ваш адвокат – мистер Маскелл.
– Еще раз благодарю.
Бранскилл свистнул сержанта, который препроводил меня в камеру. Там мне дали еды, после чего я растянулся на койке и тут же заснул.
День был тяжелым.
Глава вторая
1
Маскелл оказался невысоким полным человеком с умными карими глазами и очень гордым и независимым видом. Его представили мне незадолго до предъявления обвинения, и он нисколько не смутился тем обстоятельством, что ему придется работать с уголовником. Юриспруденция вообще странная профессия, обыденная мораль с трудом уживается с ней. Респектабельный и популярный адвокат как тигр борется за своего клиента – убийцу и насильника, и будет принимать искренние поздравления, если того оправдают. А потом, вернувшись домой, сядет сочинять письмо в редакцию газеты "Таймс" о росте преступности. Шизофреническая профессия.
Позже, познакомившись с Маскеллом поближе, я сказал ему об этом. Он мягко возразил:
– Мистер Риарден, виновны вы или нет решат двенадцать присяжных. Для меня вы ни то, ни другое. Моя задача – вы явить факты и представить их как аргументы дела. И, заметьте, мне платят за это деньги.
Мы уже находились в суде, и он, сделав широкий жест рукой, сказал не без доли цинизма:
– Кто сказал, что преступность невыгодна? Наоборот, вот здесь находятся человек пятьдесят, непосредственно вовлеченных в это дело, – начиная от делопроизводителей и кончая судьей, и все они с его помощью кормятся. А такие, как я и Его светлость судья, – значительно лучше, чем другие. Так что мы процветаем за счет таких людей, как вы, мистер Риарден.
Но это было позже. А в первый раз, когда меня представили Маскеллу, он торопливо сказал:
– О деталях поговорим, когда станет ясно, о чем идет речь в целом.
В целом же, когда мне предъявили обвинение, речь шла о грабеже с применением насилия – нападении на Джона Эдварда Харте, служащего Главного почтового ведомства, и краже брильянтов, собственности компании "Льюис и ван Всльденкамп, Лимитед", на сумму 173000 фунтов стерлингов.
Услышав это, я чуть не рассмеялся. Добыча оказалась намного крупнее, чем ожидал Макинтош, – если, конечно, господа Льюис и ван Вельденкамп не пытались объегорить страховую компанию. Но я сохранил унылое выражение лица, и когда прочитали обвинение, спросил Маскелла:
– Ну, что теперь?
– Я увижусь с вами через час в полицейском суде. Чисто формальное дело. – Он потер подбородок. – Тут такая сумма замешана... Нашли они брильянты?
– Спросите у них. Я о брильянтах ничего не знаю.
– Вот как! Должен вам сказать, что если эти брильянты, скажем так, еще гуляют, то мне вряд ли удастся добиться, чтобы вас выпустили под залог. Но я попытаюсь.
Процедура в полицейском суде заняла всего минуты три. Она была бы еще короче, но Бранскилл сделал стойку и стал протестовать против залога.
– Брильянты еще не найдены, Ваша честь, и если арестованного выпустить под залог, их, смею вас уверить, никогда не найдут. К тому же учтите, что если бы мы не задержали его вчера, он сегодня утром был бы уже в Швейцарии.
– Вы полагаете, что он и сейчас может удрать? – спросил судья.
– Безусловно, – твердо сказал Бранскилл. – И есть еще одно обстоятельство. Арестованный обвиняется не только в грабеже, но и в насилии. Насилие фигурирует и в его полицейском досье. Я опасаюсь за свидетелей.
Тут он немного перестарался.
– Вы думаете, что он покинет страну и вместе с тем начнет мстить свидетелям? – спросил судья с вежливым недоумением. – Сомневаюсь, что это ему удастся. Однако, учитывая все обстоятельства и особенно то, что брильянты не найдены, я склонен согласиться с вами. В отпуске под залог отказано.
Бранскилл сел на стул, а Маскелл пожал плечами и положил какие-то бумага обратно в портфель. А я получил перспективу быть судимым в Главном уголовном суде. Значит, мне предстояло увидеть внутренность Олд-Бейли.
Прежде, чем меня увели, Маскелл сказал мне несколько слов.
– Теперь я попытаюсь выяснить, насколько обоснованны обвинения против вас. Я переговорю со следователями, а потом мы с вами вместе все обсудим. Если вы хотите о чем-то сказать мне заранее, говорите. Хотя завтра мы так или иначе увидимся.
Арестованный на предварительном следствии теоретически считается невиновным. Практически он, так сказать, нейтрален – ни виновен, ни невиновен. Пищу ему дают хорошую, кровать мягкая, в общем никаких ограничений. За исключением одного – он не может покидать тюрьму. Ну, все сразу иметь невозможно.
Маскелл пришел ко мне на следующий день. Мы расположились в одном из следственных кабинетов. Он задумчиво посмотрел на меня и сказал:
Обвинение против вас весьма серьезно, мистер Риарден. Весьма. Если вам не удастся убедительно доказать, что преступление совершено не вами, боюсь, вас осудят.
Позже, познакомившись с Маскеллом поближе, я сказал ему об этом. Он мягко возразил:
– Мистер Риарден, виновны вы или нет решат двенадцать присяжных. Для меня вы ни то, ни другое. Моя задача – вы явить факты и представить их как аргументы дела. И, заметьте, мне платят за это деньги.
Мы уже находились в суде, и он, сделав широкий жест рукой, сказал не без доли цинизма:
– Кто сказал, что преступность невыгодна? Наоборот, вот здесь находятся человек пятьдесят, непосредственно вовлеченных в это дело, – начиная от делопроизводителей и кончая судьей, и все они с его помощью кормятся. А такие, как я и Его светлость судья, – значительно лучше, чем другие. Так что мы процветаем за счет таких людей, как вы, мистер Риарден.
Но это было позже. А в первый раз, когда меня представили Маскеллу, он торопливо сказал:
– О деталях поговорим, когда станет ясно, о чем идет речь в целом.
В целом же, когда мне предъявили обвинение, речь шла о грабеже с применением насилия – нападении на Джона Эдварда Харте, служащего Главного почтового ведомства, и краже брильянтов, собственности компании "Льюис и ван Всльденкамп, Лимитед", на сумму 173000 фунтов стерлингов.
Услышав это, я чуть не рассмеялся. Добыча оказалась намного крупнее, чем ожидал Макинтош, – если, конечно, господа Льюис и ван Вельденкамп не пытались объегорить страховую компанию. Но я сохранил унылое выражение лица, и когда прочитали обвинение, спросил Маскелла:
– Ну, что теперь?
– Я увижусь с вами через час в полицейском суде. Чисто формальное дело. – Он потер подбородок. – Тут такая сумма замешана... Нашли они брильянты?
– Спросите у них. Я о брильянтах ничего не знаю.
– Вот как! Должен вам сказать, что если эти брильянты, скажем так, еще гуляют, то мне вряд ли удастся добиться, чтобы вас выпустили под залог. Но я попытаюсь.
Процедура в полицейском суде заняла всего минуты три. Она была бы еще короче, но Бранскилл сделал стойку и стал протестовать против залога.
– Брильянты еще не найдены, Ваша честь, и если арестованного выпустить под залог, их, смею вас уверить, никогда не найдут. К тому же учтите, что если бы мы не задержали его вчера, он сегодня утром был бы уже в Швейцарии.
– Вы полагаете, что он и сейчас может удрать? – спросил судья.
– Безусловно, – твердо сказал Бранскилл. – И есть еще одно обстоятельство. Арестованный обвиняется не только в грабеже, но и в насилии. Насилие фигурирует и в его полицейском досье. Я опасаюсь за свидетелей.
Тут он немного перестарался.
– Вы думаете, что он покинет страну и вместе с тем начнет мстить свидетелям? – спросил судья с вежливым недоумением. – Сомневаюсь, что это ему удастся. Однако, учитывая все обстоятельства и особенно то, что брильянты не найдены, я склонен согласиться с вами. В отпуске под залог отказано.
Бранскилл сел на стул, а Маскелл пожал плечами и положил какие-то бумага обратно в портфель. А я получил перспективу быть судимым в Главном уголовном суде. Значит, мне предстояло увидеть внутренность Олд-Бейли.
Прежде, чем меня увели, Маскелл сказал мне несколько слов.
– Теперь я попытаюсь выяснить, насколько обоснованны обвинения против вас. Я переговорю со следователями, а потом мы с вами вместе все обсудим. Если вы хотите о чем-то сказать мне заранее, говорите. Хотя завтра мы так или иначе увидимся.
Арестованный на предварительном следствии теоретически считается невиновным. Практически он, так сказать, нейтрален – ни виновен, ни невиновен. Пищу ему дают хорошую, кровать мягкая, в общем никаких ограничений. За исключением одного – он не может покидать тюрьму. Ну, все сразу иметь невозможно.
Маскелл пришел ко мне на следующий день. Мы расположились в одном из следственных кабинетов. Он задумчиво посмотрел на меня и сказал:
Обвинение против вас весьма серьезно, мистер Риарден. Весьма. Если вам не удастся убедительно доказать, что преступление совершено не вами, боюсь, вас осудят.