Страница:
Но ведь катерам предстояло атаковать противника в ночное время. В этих условиях оба радиста, осуществлявших дистанционное управление, еще могли следить за самими целями, вернее за их расплывчатыми очертаниями, но как различать в темноте миниатюрный взрывающийся катер, да еще мчащийся с огромной скоростью? Достигалось это следующим образом. Непосредственно перед прыжком в воду водители взрывающихся катеров включали вместе с приборами дистанционного управления также и сигнальную аппаратуру, а именно: одну зеленую лампу на носу катера и одну красную на корме, несколько ниже первой по уровню. Обе лампы можно было видеть лишь со стороны кормы взрывающегося катера. Именно по этим световым точкам и ориентировались радисты. Если красная точка под зеленой и на одной с нею вертикали и если цель в створе с обеими точками, то, значит, курc верен. Если же красная точка оказывалась, например, правее зеленой, значит «Линзе» отклонился от курса влево и с помощью ультракоротковолнового передатчика. нужно повернуть руль с таким расчетом, чтобы катер пошел правее, пока обе световые точки вновь не окажутся на одной вертикальной линии. В этом и состояло все искусство – очень простое и понятное в теории.
На практике же дело выглядело куда сложнее: ведь противник тоже участвовал в игре. Поэтому в условиях боевой обстановки не все проходило столь же спокойно и гладко, как во время молодцеватых налетов на учебное судномишень в Балтийском море. У союзников силы охранения были весьма многочисленны. Они появлялись повсюду. Заметив противника или хотя бы предположив, что он находится поблизости, союзные суда своими прожекторами и осветительными ракетами превращали ночь в день и засыпали подозрительные участки снарядами и бомбами. При такой игре у моряков соединения «К» было лишь два козыря: скорость и подвижность их маленьких «Линзе» да искусство водителя, которому предстояло не только увести катер от преследования, но еще, и отыскать обоих спрыгнувших товарищей, плававших где-то посередине всего этого адского котла. А в это самое время двое радистов, несмотря ни на какие маневры и петли, должны были следить за световыми точками и управлять взрывающимися катерами, неуклонно добиваясь, чтобы они шли точно на цель.
Если взрывающийся катер попадал в корабль противника, то происходило следующее.
Укрепленная вдоль носовой части взрывающегося катера металлическая рама при столкновении с объектом атаки (то есть при динамическом ударе силой в 80 кг) сжимала удерживавшие ее на расстоянии 15 см от корпуса спиральные пружины, которые через контактный взрыватель вызывали детонацию толовой ленты, дважды опоясывавшей всю носовую часть катера. Этим взрывом дробился на куски нос катера, после чего более тяжелая кормовая часть с двигателем и 300-килограммовым зарядом взрывчатки сразу же шла ко дну. Затем срабатывал взрыватель замедленного действия, что происходило – в зависимости от установки взрывателя – через 2,5 или 7 секунд. Благодаря этому основной заряд действовал на определенной глубине, как тяжелая мина, разрываясь у подводной части корпуса или под ним.
Лишь после того, как цели поражены и два товарища подняты на борт, вся пятерка на оставшемся катере устремлялась прочь, выжимая из двигателя все, что возможно, и стремясь уйти от преследования торпедных катеров союзников. После удачного отхода оставалось еще привести катер до рассвета в порт и вытащить его на берег, чтобы истребители-бомбардировщики противника не могли внезапно атаковать его и уничтожить в открытом море.
Так действовали катера «Линзе». Противопоставить им эффективную оборону оказалось для противника гораздо труднее, чем неповоротливым «Негерам». Поэтому неслучайно жертвой тактики «Линзе», как мы еще увидим, пали многие союзные суда. Ибо неудача первой скороспелой операции, проведенной через три недели после начала вторжения, не сломила воли моряков соединения «К» к продолжению борьбы.
В конце июля они, несмотря ни на какие трудности, пробрались по развороченным бомбами дорогам к берегу бухты Сены. Новым командиром 211-й флотилии соединения «К» стал капитан-лейтенант Бастиан, бывший командир торпедного катера «Мене», действовавшего в адском котле бухты Сены. В распоряжении Бастиана находилось 48 катеров «Линзе», из них 32 взрывающихся и 16 дистанционного управления. Решено было найти подходящее место для запуска катеров возможно ближе к линии фронта. Выбор остановился на Ульгате – небольшом курорте по соседству с Виллер-сюр-мер (местом запуска «Негеров»). Поздним вечером 2 августа 1944 года «Линзе» пошли отсюда на свою первую боевую операцию против флота вторжения. В ночь с 7 на 8 августа нападение было повторено. В нем приняли участие остальные звенья флотилии вместе с катерами, которые после 2 августа удалось снова привести в боевую готовность.
«Когда наступили сумерки и угроза воздушного нападения противника уменьшилась, мы спустили катера на воду. В составе нашего звена был лишь один взрывающийся катер, так как второй получил какие-то повреждения еще во время транспортировки по суше. Мы шли на задание в таком составе: на взрывающемся катере – старший ефрейтор Горцавский; на катере управления: командир звена – старшина-радист Линднер; оператор дистанционного управления – старшина-радист Пройсс; водитель – я, главный ефрейтор Арбингер.
В 23 часа с минутами командир флотилии попрощался с нами, и мы получили разрешение на отплытие. Перед Ульгатом располагалось минное поле, в котором был проделан узкий проход. По обе стороны прохода для обозначения его границ сидели на надувных лодках наши товарищи со слабыми красными фонарями. Мы благополучно миновали минированное пространство и поплыли параллельно берегу. Погода благоприятствовала на сей раз гораздо больше, нежели во время первой вылазки в июне, когда нам пришлось все свои силы и внимание отдавать борьбе с волнами. Теперь море было спокойно. По небу плыли легкие облака, через которые время от времени проглядывала луна. Мы не теряли из виду берега и вскоре, пользуясь панорамным рисунком местности, установили, что находимся на уровне устья Орна, то есть уже против занятой противником части побережья.
Чтобы миновать начинавшиеся здесь минные поля, мы изменили курс и пошли мористее. Как только мы повернулись кормой к берегу, оттуда выпустили в нашем направлении осветительный снаряд. Я немедленно выключил мотор, потому что заметить нас на месте было труднее, чем в движении. Горцавский на своем катере реагировал точно так же. Некоторое время было тихо, и мы пошли дальше. Тотчас же снова взлетел еще один осветительный снаряд, и мы опять замерли. Все это повторялось несколько раз. Как только на воде слышался рокочущий шум моторов, с берега стреляли, но исключительно осветительными снарядами. А когда мы выключали моторы, противник также умолкал. Наконец мы решили плыть дальше, не обращая внимания на выстрелы, чтобы выйти из зоны огня береговых батарей.
Вскоре Горцавcкий заметил в свете луны судно, шедшее мористее нас. Мы взяли курс на него, но скоро поняли, что заблуждались. То, что показалось нам судном, идущим на значительном расстоянии, оказалось в действительности соседним звеном катеров «Линзе», которое шло неподалеку от нас.
Берег скрылся из виду. Мы плыли на северо-запад, по направлению к портам, занятым войсками вторжения. Начиная с 0 час. 40 мин. с нерегулярными промежутками стали взлетать осветительные снаряды. Кораблей, с которых, несомненно, выпускались эти снаряды, мы еще не видели, но вспышки выстрелов послужили нам дополнительными ориентирами».
За все время движения в направлении ближайшего порта, занятого войсками союзников на плацдарме вторжения (этот порт находился в районе Курселя), с экипажами катеров «никаких происшествий не случилось». До выхода на задание они думали, что по Морю, словно привидения, бродят целые сонмы вражеских кораблей охранения, однако в действительности еще не встретили ни одного из них. Лишь однажды на значительном расстоянии появились в поле зрения три или четыре силуэта, показавшиеся экипажам катеров сторожевыми кораблями. Но эта группа шла на большой скорости и вскоре скрылась из виду. Катера «Линзе» сохраняли прежний курс и ход, поскольку противник на их присутствие не реагировал и даже, по всей видимости, не замечал их. Все это действовало очень успокаивающе. Ведь экипажи катеров ожидали, что противник их обнаружит, начнет преследовать и вести по ним огонь, прежде чем вообще удастся найти какую-нибудь значительную цель. Уверенность экипажей в том, что их катера прорвутся через плотное кольцо обороны противника, опиралась на скорость и подвижность «Линзе», а также – и это главное – на то, что катера представляют собой ничтожную цель, поразить которую чрезвычайно трудно. Отсюда ясно, как сильно катера «Линзе» отличались от «Негеров», действовавших в том же самом ограниченном морском районе. Водители «Негеров» не имели никакого другого оборонительного средства, кроме того, что были на 90 процентов невидимы. Если уж их обнаруживали, то они оказывались беспомощными, и противник мог по своему усмотрению «казнить их или миловать». Экипажи катеров «Линзе», напротив, заранее исходили из возможности обнаружения их противником, однако в последующей игре не на жизнь, а на смерть в их руках были определенные козыри, дававшие им шансы на спасение. Впрочем, в действительности за обе ночи, в течение которых катера 211-й флотилии соединения «К» атаковали флот вторжения союзников, военно-морскими силами последних не было уничтожено ни одного катера «Линзе», хотя почти все они были обнаружены и подвергались преследованию. Если флотилия и понесла небольшие потери, то, как мы увидим ниже, они были вызваны другими причинами.
На этом этапе впервые и пока еще не вполне отчетливо стало вырисовываться истинное назначение соединения «К»: ошеломлять и беспокоить врага большим количеством штурмовых средств, всегда требующих одинаково смелых действий, но значительно отличающихся друг от друга тактикой нападения на противника. Правда, «Негеры» и «Линзе» никогда не действовали в бухте Сены одновременно, однако по крайней мере ложная демонстрация такого совместного использования имела место неоднократно.
«Около часа ночи, – сообщает далее Арбингер, – мы по ряду признаков заметили, что приближаемся к порту, занятому войсками вторжения. У нас на борту были специально захваченные с собой куполы «Негеров», и мы начали выбрасывать их в море по одному через каждые пять минут».
Это были плавучие полусферы из плексигласа с нарисованными на них человеческими головами. Увидев такой купол, качающийся на поверхности воды, противник должен был предположить, что имеет дело с одноместной человекоуправляемой торпедой. Вражеские суда охранения стали бы гоняться за этими ложными целями, что отвлекло бы их внимание от взрывающихся катеров, действительно совершавших в эту ночь нападение на флот союзников.
Арбингер продолжает:
«Активность противника, проявлявшаяся в усиленном освещении моря ракетами, насторожила нас. Мы внимательно всматривались в темноту. С берега легкие зенитные батареи вели неприцельный беспокоящий огонь по морю, однако снаряды до нас не долетали. По отдельным разрывам глубинных бомб мы могли судить о наличии поблизости катеров охранения, однако в поле зрения они не появлялись. Луна лишь изредка выглядывала из-за слоистых облаков, так что на море царила темная ночь, и это было нам только на руку.
Около 1 часа 30 мин. луна на короткое время показалась из-за туч, и мы заметили впереди слева три корабля. Насколько мы могли судить, они не двигались. Это давало основание надеяться, что корабли стоят на якоре. Горцавский также заметил их и подошел вплотную к нам. Выключив моторы, мы стояли борт к борту и совещались: было неясно, имеем ли мы дело с крупными кораблями, находящимися на значительном удалении, или с малыми, стоящими вблизи от нас. Случай с соседним звеном катеров «Линзе», которое мы тоже сначала приняли за корабль, уже научил нас осторожности в выводах. Было Решено идти на сближение средним ходом. Сначала мы потеряли цель из виду, так как луна снова скрылась за облаками, но тем не менее продолжали двигаться прежним курсом около 15 минут. Вдруг в воздух взмыли осветительные ракеты, и мы отчетливо различили очертания крупных судов. Как нам показалось, расстояние до них составляло все еще около двух миль.
Еще раз накоротке посовещавшись с Горцавским, мы пришли к заключению, что цель заслуживает внимания. Было Решено атаковать тот корабль, который покажется нам самым крупным по длине и высоте. Пожелав друг другу ни пуха ни пера, мы включили моторы. Теперь взрывающийся катер пошел впереди, а я повел наш катер управления вплотную за ним в кильватер.
Уже через несколько минут Горцавский несколько раз мигнул красным и зеленым огнями, сигнализируя, что готов к атаке. Старшина Пройсс пробормотал: «Надеюсь, что он не забудет переключить на дистанционное управление». Сам он уже заранее включил и настроил свой «Голиаф» и держал на коленях ящик наготове. Вдруг передний катер как бы приподнялся на волнах и резко рванулся вперед, оставляя за кормой водяные вихри. Я тоже прибавил ход, продолжая идти за ним на дистанции 20 м, чтобы брызги не мешали наблюдать. За курсом я следить не успевал и не знаю, действительно ли мы шли на корабль противника, а если нет, то насколько отклонились. Все мое внимание было занято наблюдением за действиями Горцавского. Ни в коем случае нельзя было упустить момент, когда он спрыгнет. В мои задачи входило заметить это место, чтобы в случае изменения курса вновь подойти туда и втащить Горцавского в наш катер.
Горцавский привстал на своем катере и махнул нам рукой. Он собирался прыгать. Красная и зеленая точки горели, уже не мигая. Вот он еще раз нагнулся, чтобы проделать последние операции в катере. Затем его фигура вдруг выросла перед нашими глазами во весь рост, он выбрался на узкую палубу и прыгнул через борт в воду. Несколькими секундами позже мы пронеслись мимо него. Старшина Пройсс сказал, что все в порядке, телеуправление передним катером осуществляется нормально. Я сбавил ход, и взрывающийся катер стал быстро удаляться. В какой-то момент я и сам увидел перед собой силуэт вражеского корабля, его корпус и палубные надстройки. Мне показалось, что все это – огромных размеров и очень близко. Покинутый водителем взрывающийся катер несся на корабль. Товарищи сказали, что пора ложиться на обратный курс, так как красная и зеленая точки видны отчетливо. Я еще сбавил ход, положил руль на левый борт и описал полукруг, чтобы затем лечь точно на обратный курс.
В этот момент раздался взрыв. Я спросил, попали ли мы в цель, но затем сообразил, что ведь наш «Линзе» просто еще не мог дойти до нее. Да и взрыв раздался где-то слишком далеко. Видимо, еще один «Линзе» в другом месте поразил какую-то цель. Для нас это было очень некстати, так как взрыв мог вспугнуть противника. Но ведь наш взрывающийся катер уже приближался к цели и должен был поразить ее в течение ближайшей минуты. Атакованный нами корабль стоял на якоре и не мог уклониться от катера. Мы должны были поразить цель! Линднер и Пройсс напряженно следили за тем, что происходит у нас за кормой, наблюдая за светящимися точками. Я же смотрел вперед, отыскивая глазами Горцавского. Мы не могли уйти от него более чем на несколько сот метров.
Теперь вокруг нас все вдруг пришло в движение. Поднялось сразу несколько осветительных ракет. За кормой послышался лающий звук выстрелов зенитного орудия. Я спросил, не нас ли обстреливают. Нет, снаряды разрывались в районе атакованного нами корабля. Вероятно, противник уже обнаружил наш взрывающийся катер. Но теперь, чтобы попасть в него до момента удара в цель, нужно было проявить чудеса меткости. За какие-то доли секунды стало светло как днем. На северо-западе, казалось, пылало небо. Линднер заметил, что там, очевидно, подожгли танкер. Я не поворачивался, напряженно ища глазами нашего четвертого товарища. На мгновенье мелькнула мысль, что пора бы уже нашему «Линзе» взорваться. На часы я не смотрел. Казалось, что с тех пор, как Горцавский спрыгнул со своего катера, прошло уже три или четыре минуты.
Вдруг я увидел его сбоку, почти по траверзу. Мы едва не проскочили мимо. Он изо всех сил стремился привлечь наше внимание, так как уже давно заметил наше приближение. В этот момент Линднер и Пройсс одновременно вскрикнули. Над атакованным нами кораблем взметнулась молния. Даже я ее увидел, хотя и не смотрел в ту сторону. В эту же секунду красная и зеленая точки исчезли: наш «Линзе» попал в цель и разлетелся на куски от взрыва дополнительного заряда. Через несколько секунд раздался второй взрыв, гораздо более сильный, чем первый. Это подорвался основной заряд нашего «Линзе»!
Я уже не выпускал Горцавского из виду и, описав еще одну дугу, подошел к нему вплотную. Мы все уцепились за товарища и втащили его в катер. При незначительном волнении моря это не составило никакого труда. Промокший до нитки, он тем не менее сиял. Первые его слова были, что сработали мы отлично. Мы с ним согласились. Радость была велика, но настоящий спектакль только еще начинался.
Мы все, наверное, с полминуты наблюдали за «нашим» кораблем. Его силуэт изменился. Вероятно, корабль дал крен. Огонь артиллерии усилился, но основная масса снарядов рвалась далеко от нас, там, где горел танкер. По всему небу полыхало кроваво-красное зарево, временами можно было различать языки пламени. Стреляли и поблизости от нас. Только теперь мы увидели сторожевые суда, спешившие, вероятно, к тонущему кораблю. Снова послышались разрывы глубинных бомб; то в одном, то в другом месте к воде тянулись нити трассирующих пуль и снарядов. Создавалось впечатление, что стреляют вслепую, не зная, откуда и кем совершено нападение. И все же наступило время уходить из зоны непосредственной опасности.
Не успел я включить мотор, как луч одного из прожекторов повернул в нашу сторону. Сноп света сновал мимо нас, останавливался, уходил, возвращался и опять скользил назад. В горизонтальной плоскости он все время ощупывал небольшой сектор, не останавливаясь в нашем направлении. Видимо, мы были вне пределов того пространства, которое прожекторист мог контролировать оптическими средствами. Но теперь происходило в общем то же самое, что и в период подхода к цели: как только шум нашего мотора усиливался, противник замечал наше присутствие в море, по-видимому, с помощью звукоулавливателей. Но раз так, то уж можно было идти и самым полным ходом. В конце концов следовало отсюда уходить, а «ползком», на среднем ходу мы не успели бы вернуться на базу к рассвету. Теперь позади нас вела огонь артиллерия, но снаряды ложились далеко, и нас ни на минуту не покидало успокаивающее чувство, что противник нас не видит и не ведет по катеру прицельного огня.
Мы испытывали настоящую радость, сидя в нашем «Линзе», мчавшемся на полной скорости и вздымавшем за кормой мощные валы, расходившиеся вправо и влево. Чувствовали мы себя почти в такой же безопасности, как дома, тем более что линия разрывов вражеских снарядов оставалась все дальше позади и, насколько можно было видеть, никто нас не преследовал. Лишь через 15 или 20 минут Горцавский заметил позади сначала одну световую точку, а потом и еще одну. В первый момент мы не придали этому значения. Но чем дальше мы уходили, тем упорнее огни следовали за нами, и казалось, что они даже увеличивались. Вскоре мы пришли к убеждению, что нас преследуют катера или канонерские лодки. Мы знали, что по скорости они превосходят наш «Линзе» и поэтому рано или поздно должны нас догнать либо, используя радио, направить за нами других преследователей.
Допустить этого мы, конечно, не хотели. Я изменил курс на 90ш, так что мы шли теперь снова на север, в открытое море. Пройдя по новому курсу несколько минут самым полным ходом, мы затем прибегли к дымомаскировке, открыв один за другим два имевшихся на борту пятилитровых дымовых баллона. Затем я переключил двигатель на средний ход и снова изменил курс, после чего, скрытые дымовой завесой, мы бесшумно поползли дальше. Огни преследователей исчезли и больше не появлялись».
В 3 часа 30 мин. или несколькими минутами позже эти четверо участников диверсии, ведя свой катер курсом на юг, снова приблизились к берегу и шли вдоль него до тех пор, пока около 4 часов утра в предрассветной мгле не увидели белые дворцы гостиниц Довиля и Трувиля. Дворцы, будучи заметным ориентиром, сослужили экипажам «Линзе» хорошую службу, так как из этого района не составляло труда развернуться курсом на порт Трувиль. Через 10 минут Арбингер заметил сигнальный огонь у входа в порт, указывавший возвращающимся экипажам «Линзе» путь на базу. А еще через несколько минут катер вошел в порт и встал у причального мостика, О дальнейшем Арбингер сообщает следующее:
«Товарищи приветствовали нас громкими возгласами. Наш «Линзе» вернулся четвертым. Остальные, вероятно, тоже уже шли где-то вдоль берега. Счастливые, мы на четвереньках вылезли на берег. Выпрямляясь, я почувствовал слабость в коленях. Один из нашей четверки совсем не смог выйти из катера. Несколько человек из подразделения береговой службы подхватили его и вынесли. Наш оперативный инспектор капитан 1 ранга Бёме стоял на берегу с бутылкой водки и наливал каждому прибывшему по полному чайному стакану. Старшина Линднер доложил ему об успешном выполнении задания. Я закурил сигарету, руки мои дрожали. Все кругом смеялись, расспрашивали и рассказывали наперебой. Но нам уже стало немного не по себе. На море никто не замечал усталости, но операция и возвращение с нее потребовали от наших мускулов и нервов предельного напряжения. Теперь все было позади, напряжение в течение нескольких минут сменилось вялостью, мы просто обессилели. Оставалось лишь возбуждение, которое, несмотря на нашу смертельную усталость, мешало нам уснуть, и мы долго не могли с ним совладать…»
За обе ночи 16 звеньев «Линзе» (некоторые ходили на задание дважды) потопили 12 кораблей и судов союзников общим водоизмещением 43 тыс. т, в том числе эсминец «Куорн», траулер «Герсей», 1 судно типа «Либерти» и 1 крупный танкер. Командир флотилии капитан-лейтенант Бастиан отмечает:
«Экипажи «Линзе», разумеется, не могли сообщить более или менее точных данных о классах пораженных кораблей, так как за короткое время своей боевой подготовки они были не в состоянии получить сколько-нибудь удовлетворительные сведения по особенностям отдельных классов кораблей. Однако исчисленная нами приблизительная цифра тоннажа потопленных судов была подтверждена английскими данными, опубликованными после войны. Из тех же источников мы впервые узнали и названия обоих военных кораблей, потопленных нашими «Линзе».
Лейтенант Феттер, водитель «Линзе», вышедший из административных кадров ВМС, был награжден «Рыцарским железным крестом» как командир группы «Линзе», добившейся наибольшего успеха в первую ночь. Три унтер-офицера (Крэтц, Грюнхаген и Горгес) как командиры звеньев «Линзе», действовавших наиболее успешно, получили по «Немецкому золотому кресту».
После второй ночи боевых действий, во время которой потери были столь же невелики, как и в первую, флотилия израсходовала весь запас взрывчатки и вернулась в Германию за новой техникой. Капитан-лейтенант Бастиан пишет:
«Сплоченность и чувство товарищества в среде наших людей выражались и в том, что если по выполнении задания звено возвращалось в порт, то всегда в полном составе. В противном случае не возвращался ни один. Невозможно было даже представить себе, чтобы тот или иной катер дистанционного управления вернулся в порт и командир звена доложил, что водители взрывающихся катеров погибли или не найдены из-за темноты или огневого воздействия противника. Остававшихся на воде бессильных перед стихией товарищей искали до тех пор, пока не втаскивали на борт, даже если на это уходили целые часы, даже если противник оказывал сильнейшее давление. Именно поэтому возвращение звеньев иногда задерживалось, так что приходилось плыть уже в дневное время, когда легче всего стать жертвой вражеских истребителей-бомбардировщиков. Флотилия несла потери именно при возвращении катеров с задания, а не в адском ночном котле вражеской обороны, где «Линзе» действовали с большой смелостью и искусством».
На практике же дело выглядело куда сложнее: ведь противник тоже участвовал в игре. Поэтому в условиях боевой обстановки не все проходило столь же спокойно и гладко, как во время молодцеватых налетов на учебное судномишень в Балтийском море. У союзников силы охранения были весьма многочисленны. Они появлялись повсюду. Заметив противника или хотя бы предположив, что он находится поблизости, союзные суда своими прожекторами и осветительными ракетами превращали ночь в день и засыпали подозрительные участки снарядами и бомбами. При такой игре у моряков соединения «К» было лишь два козыря: скорость и подвижность их маленьких «Линзе» да искусство водителя, которому предстояло не только увести катер от преследования, но еще, и отыскать обоих спрыгнувших товарищей, плававших где-то посередине всего этого адского котла. А в это самое время двое радистов, несмотря ни на какие маневры и петли, должны были следить за световыми точками и управлять взрывающимися катерами, неуклонно добиваясь, чтобы они шли точно на цель.
Если взрывающийся катер попадал в корабль противника, то происходило следующее.
Укрепленная вдоль носовой части взрывающегося катера металлическая рама при столкновении с объектом атаки (то есть при динамическом ударе силой в 80 кг) сжимала удерживавшие ее на расстоянии 15 см от корпуса спиральные пружины, которые через контактный взрыватель вызывали детонацию толовой ленты, дважды опоясывавшей всю носовую часть катера. Этим взрывом дробился на куски нос катера, после чего более тяжелая кормовая часть с двигателем и 300-килограммовым зарядом взрывчатки сразу же шла ко дну. Затем срабатывал взрыватель замедленного действия, что происходило – в зависимости от установки взрывателя – через 2,5 или 7 секунд. Благодаря этому основной заряд действовал на определенной глубине, как тяжелая мина, разрываясь у подводной части корпуса или под ним.
Лишь после того, как цели поражены и два товарища подняты на борт, вся пятерка на оставшемся катере устремлялась прочь, выжимая из двигателя все, что возможно, и стремясь уйти от преследования торпедных катеров союзников. После удачного отхода оставалось еще привести катер до рассвета в порт и вытащить его на берег, чтобы истребители-бомбардировщики противника не могли внезапно атаковать его и уничтожить в открытом море.
Так действовали катера «Линзе». Противопоставить им эффективную оборону оказалось для противника гораздо труднее, чем неповоротливым «Негерам». Поэтому неслучайно жертвой тактики «Линзе», как мы еще увидим, пали многие союзные суда. Ибо неудача первой скороспелой операции, проведенной через три недели после начала вторжения, не сломила воли моряков соединения «К» к продолжению борьбы.
В конце июля они, несмотря ни на какие трудности, пробрались по развороченным бомбами дорогам к берегу бухты Сены. Новым командиром 211-й флотилии соединения «К» стал капитан-лейтенант Бастиан, бывший командир торпедного катера «Мене», действовавшего в адском котле бухты Сены. В распоряжении Бастиана находилось 48 катеров «Линзе», из них 32 взрывающихся и 16 дистанционного управления. Решено было найти подходящее место для запуска катеров возможно ближе к линии фронта. Выбор остановился на Ульгате – небольшом курорте по соседству с Виллер-сюр-мер (местом запуска «Негеров»). Поздним вечером 2 августа 1944 года «Линзе» пошли отсюда на свою первую боевую операцию против флота вторжения. В ночь с 7 на 8 августа нападение было повторено. В нем приняли участие остальные звенья флотилии вместе с катерами, которые после 2 августа удалось снова привести в боевую готовность.
* * *
Главный ефрейтор Леопольд Арбингер, водитель одного из катеров дистанционного управления, рассказывает:«Когда наступили сумерки и угроза воздушного нападения противника уменьшилась, мы спустили катера на воду. В составе нашего звена был лишь один взрывающийся катер, так как второй получил какие-то повреждения еще во время транспортировки по суше. Мы шли на задание в таком составе: на взрывающемся катере – старший ефрейтор Горцавский; на катере управления: командир звена – старшина-радист Линднер; оператор дистанционного управления – старшина-радист Пройсс; водитель – я, главный ефрейтор Арбингер.
В 23 часа с минутами командир флотилии попрощался с нами, и мы получили разрешение на отплытие. Перед Ульгатом располагалось минное поле, в котором был проделан узкий проход. По обе стороны прохода для обозначения его границ сидели на надувных лодках наши товарищи со слабыми красными фонарями. Мы благополучно миновали минированное пространство и поплыли параллельно берегу. Погода благоприятствовала на сей раз гораздо больше, нежели во время первой вылазки в июне, когда нам пришлось все свои силы и внимание отдавать борьбе с волнами. Теперь море было спокойно. По небу плыли легкие облака, через которые время от времени проглядывала луна. Мы не теряли из виду берега и вскоре, пользуясь панорамным рисунком местности, установили, что находимся на уровне устья Орна, то есть уже против занятой противником части побережья.
Чтобы миновать начинавшиеся здесь минные поля, мы изменили курс и пошли мористее. Как только мы повернулись кормой к берегу, оттуда выпустили в нашем направлении осветительный снаряд. Я немедленно выключил мотор, потому что заметить нас на месте было труднее, чем в движении. Горцавский на своем катере реагировал точно так же. Некоторое время было тихо, и мы пошли дальше. Тотчас же снова взлетел еще один осветительный снаряд, и мы опять замерли. Все это повторялось несколько раз. Как только на воде слышался рокочущий шум моторов, с берега стреляли, но исключительно осветительными снарядами. А когда мы выключали моторы, противник также умолкал. Наконец мы решили плыть дальше, не обращая внимания на выстрелы, чтобы выйти из зоны огня береговых батарей.
Вскоре Горцавcкий заметил в свете луны судно, шедшее мористее нас. Мы взяли курс на него, но скоро поняли, что заблуждались. То, что показалось нам судном, идущим на значительном расстоянии, оказалось в действительности соседним звеном катеров «Линзе», которое шло неподалеку от нас.
Берег скрылся из виду. Мы плыли на северо-запад, по направлению к портам, занятым войсками вторжения. Начиная с 0 час. 40 мин. с нерегулярными промежутками стали взлетать осветительные снаряды. Кораблей, с которых, несомненно, выпускались эти снаряды, мы еще не видели, но вспышки выстрелов послужили нам дополнительными ориентирами».
За все время движения в направлении ближайшего порта, занятого войсками союзников на плацдарме вторжения (этот порт находился в районе Курселя), с экипажами катеров «никаких происшествий не случилось». До выхода на задание они думали, что по Морю, словно привидения, бродят целые сонмы вражеских кораблей охранения, однако в действительности еще не встретили ни одного из них. Лишь однажды на значительном расстоянии появились в поле зрения три или четыре силуэта, показавшиеся экипажам катеров сторожевыми кораблями. Но эта группа шла на большой скорости и вскоре скрылась из виду. Катера «Линзе» сохраняли прежний курс и ход, поскольку противник на их присутствие не реагировал и даже, по всей видимости, не замечал их. Все это действовало очень успокаивающе. Ведь экипажи катеров ожидали, что противник их обнаружит, начнет преследовать и вести по ним огонь, прежде чем вообще удастся найти какую-нибудь значительную цель. Уверенность экипажей в том, что их катера прорвутся через плотное кольцо обороны противника, опиралась на скорость и подвижность «Линзе», а также – и это главное – на то, что катера представляют собой ничтожную цель, поразить которую чрезвычайно трудно. Отсюда ясно, как сильно катера «Линзе» отличались от «Негеров», действовавших в том же самом ограниченном морском районе. Водители «Негеров» не имели никакого другого оборонительного средства, кроме того, что были на 90 процентов невидимы. Если уж их обнаруживали, то они оказывались беспомощными, и противник мог по своему усмотрению «казнить их или миловать». Экипажи катеров «Линзе», напротив, заранее исходили из возможности обнаружения их противником, однако в последующей игре не на жизнь, а на смерть в их руках были определенные козыри, дававшие им шансы на спасение. Впрочем, в действительности за обе ночи, в течение которых катера 211-й флотилии соединения «К» атаковали флот вторжения союзников, военно-морскими силами последних не было уничтожено ни одного катера «Линзе», хотя почти все они были обнаружены и подвергались преследованию. Если флотилия и понесла небольшие потери, то, как мы увидим ниже, они были вызваны другими причинами.
На этом этапе впервые и пока еще не вполне отчетливо стало вырисовываться истинное назначение соединения «К»: ошеломлять и беспокоить врага большим количеством штурмовых средств, всегда требующих одинаково смелых действий, но значительно отличающихся друг от друга тактикой нападения на противника. Правда, «Негеры» и «Линзе» никогда не действовали в бухте Сены одновременно, однако по крайней мере ложная демонстрация такого совместного использования имела место неоднократно.
«Около часа ночи, – сообщает далее Арбингер, – мы по ряду признаков заметили, что приближаемся к порту, занятому войсками вторжения. У нас на борту были специально захваченные с собой куполы «Негеров», и мы начали выбрасывать их в море по одному через каждые пять минут».
Это были плавучие полусферы из плексигласа с нарисованными на них человеческими головами. Увидев такой купол, качающийся на поверхности воды, противник должен был предположить, что имеет дело с одноместной человекоуправляемой торпедой. Вражеские суда охранения стали бы гоняться за этими ложными целями, что отвлекло бы их внимание от взрывающихся катеров, действительно совершавших в эту ночь нападение на флот союзников.
Арбингер продолжает:
«Активность противника, проявлявшаяся в усиленном освещении моря ракетами, насторожила нас. Мы внимательно всматривались в темноту. С берега легкие зенитные батареи вели неприцельный беспокоящий огонь по морю, однако снаряды до нас не долетали. По отдельным разрывам глубинных бомб мы могли судить о наличии поблизости катеров охранения, однако в поле зрения они не появлялись. Луна лишь изредка выглядывала из-за слоистых облаков, так что на море царила темная ночь, и это было нам только на руку.
Около 1 часа 30 мин. луна на короткое время показалась из-за туч, и мы заметили впереди слева три корабля. Насколько мы могли судить, они не двигались. Это давало основание надеяться, что корабли стоят на якоре. Горцавский также заметил их и подошел вплотную к нам. Выключив моторы, мы стояли борт к борту и совещались: было неясно, имеем ли мы дело с крупными кораблями, находящимися на значительном удалении, или с малыми, стоящими вблизи от нас. Случай с соседним звеном катеров «Линзе», которое мы тоже сначала приняли за корабль, уже научил нас осторожности в выводах. Было Решено идти на сближение средним ходом. Сначала мы потеряли цель из виду, так как луна снова скрылась за облаками, но тем не менее продолжали двигаться прежним курсом около 15 минут. Вдруг в воздух взмыли осветительные ракеты, и мы отчетливо различили очертания крупных судов. Как нам показалось, расстояние до них составляло все еще около двух миль.
Еще раз накоротке посовещавшись с Горцавским, мы пришли к заключению, что цель заслуживает внимания. Было Решено атаковать тот корабль, который покажется нам самым крупным по длине и высоте. Пожелав друг другу ни пуха ни пера, мы включили моторы. Теперь взрывающийся катер пошел впереди, а я повел наш катер управления вплотную за ним в кильватер.
Уже через несколько минут Горцавский несколько раз мигнул красным и зеленым огнями, сигнализируя, что готов к атаке. Старшина Пройсс пробормотал: «Надеюсь, что он не забудет переключить на дистанционное управление». Сам он уже заранее включил и настроил свой «Голиаф» и держал на коленях ящик наготове. Вдруг передний катер как бы приподнялся на волнах и резко рванулся вперед, оставляя за кормой водяные вихри. Я тоже прибавил ход, продолжая идти за ним на дистанции 20 м, чтобы брызги не мешали наблюдать. За курсом я следить не успевал и не знаю, действительно ли мы шли на корабль противника, а если нет, то насколько отклонились. Все мое внимание было занято наблюдением за действиями Горцавского. Ни в коем случае нельзя было упустить момент, когда он спрыгнет. В мои задачи входило заметить это место, чтобы в случае изменения курса вновь подойти туда и втащить Горцавского в наш катер.
Горцавский привстал на своем катере и махнул нам рукой. Он собирался прыгать. Красная и зеленая точки горели, уже не мигая. Вот он еще раз нагнулся, чтобы проделать последние операции в катере. Затем его фигура вдруг выросла перед нашими глазами во весь рост, он выбрался на узкую палубу и прыгнул через борт в воду. Несколькими секундами позже мы пронеслись мимо него. Старшина Пройсс сказал, что все в порядке, телеуправление передним катером осуществляется нормально. Я сбавил ход, и взрывающийся катер стал быстро удаляться. В какой-то момент я и сам увидел перед собой силуэт вражеского корабля, его корпус и палубные надстройки. Мне показалось, что все это – огромных размеров и очень близко. Покинутый водителем взрывающийся катер несся на корабль. Товарищи сказали, что пора ложиться на обратный курс, так как красная и зеленая точки видны отчетливо. Я еще сбавил ход, положил руль на левый борт и описал полукруг, чтобы затем лечь точно на обратный курс.
В этот момент раздался взрыв. Я спросил, попали ли мы в цель, но затем сообразил, что ведь наш «Линзе» просто еще не мог дойти до нее. Да и взрыв раздался где-то слишком далеко. Видимо, еще один «Линзе» в другом месте поразил какую-то цель. Для нас это было очень некстати, так как взрыв мог вспугнуть противника. Но ведь наш взрывающийся катер уже приближался к цели и должен был поразить ее в течение ближайшей минуты. Атакованный нами корабль стоял на якоре и не мог уклониться от катера. Мы должны были поразить цель! Линднер и Пройсс напряженно следили за тем, что происходит у нас за кормой, наблюдая за светящимися точками. Я же смотрел вперед, отыскивая глазами Горцавского. Мы не могли уйти от него более чем на несколько сот метров.
Теперь вокруг нас все вдруг пришло в движение. Поднялось сразу несколько осветительных ракет. За кормой послышался лающий звук выстрелов зенитного орудия. Я спросил, не нас ли обстреливают. Нет, снаряды разрывались в районе атакованного нами корабля. Вероятно, противник уже обнаружил наш взрывающийся катер. Но теперь, чтобы попасть в него до момента удара в цель, нужно было проявить чудеса меткости. За какие-то доли секунды стало светло как днем. На северо-западе, казалось, пылало небо. Линднер заметил, что там, очевидно, подожгли танкер. Я не поворачивался, напряженно ища глазами нашего четвертого товарища. На мгновенье мелькнула мысль, что пора бы уже нашему «Линзе» взорваться. На часы я не смотрел. Казалось, что с тех пор, как Горцавский спрыгнул со своего катера, прошло уже три или четыре минуты.
Вдруг я увидел его сбоку, почти по траверзу. Мы едва не проскочили мимо. Он изо всех сил стремился привлечь наше внимание, так как уже давно заметил наше приближение. В этот момент Линднер и Пройсс одновременно вскрикнули. Над атакованным нами кораблем взметнулась молния. Даже я ее увидел, хотя и не смотрел в ту сторону. В эту же секунду красная и зеленая точки исчезли: наш «Линзе» попал в цель и разлетелся на куски от взрыва дополнительного заряда. Через несколько секунд раздался второй взрыв, гораздо более сильный, чем первый. Это подорвался основной заряд нашего «Линзе»!
Я уже не выпускал Горцавского из виду и, описав еще одну дугу, подошел к нему вплотную. Мы все уцепились за товарища и втащили его в катер. При незначительном волнении моря это не составило никакого труда. Промокший до нитки, он тем не менее сиял. Первые его слова были, что сработали мы отлично. Мы с ним согласились. Радость была велика, но настоящий спектакль только еще начинался.
Мы все, наверное, с полминуты наблюдали за «нашим» кораблем. Его силуэт изменился. Вероятно, корабль дал крен. Огонь артиллерии усилился, но основная масса снарядов рвалась далеко от нас, там, где горел танкер. По всему небу полыхало кроваво-красное зарево, временами можно было различать языки пламени. Стреляли и поблизости от нас. Только теперь мы увидели сторожевые суда, спешившие, вероятно, к тонущему кораблю. Снова послышались разрывы глубинных бомб; то в одном, то в другом месте к воде тянулись нити трассирующих пуль и снарядов. Создавалось впечатление, что стреляют вслепую, не зная, откуда и кем совершено нападение. И все же наступило время уходить из зоны непосредственной опасности.
Не успел я включить мотор, как луч одного из прожекторов повернул в нашу сторону. Сноп света сновал мимо нас, останавливался, уходил, возвращался и опять скользил назад. В горизонтальной плоскости он все время ощупывал небольшой сектор, не останавливаясь в нашем направлении. Видимо, мы были вне пределов того пространства, которое прожекторист мог контролировать оптическими средствами. Но теперь происходило в общем то же самое, что и в период подхода к цели: как только шум нашего мотора усиливался, противник замечал наше присутствие в море, по-видимому, с помощью звукоулавливателей. Но раз так, то уж можно было идти и самым полным ходом. В конце концов следовало отсюда уходить, а «ползком», на среднем ходу мы не успели бы вернуться на базу к рассвету. Теперь позади нас вела огонь артиллерия, но снаряды ложились далеко, и нас ни на минуту не покидало успокаивающее чувство, что противник нас не видит и не ведет по катеру прицельного огня.
Мы испытывали настоящую радость, сидя в нашем «Линзе», мчавшемся на полной скорости и вздымавшем за кормой мощные валы, расходившиеся вправо и влево. Чувствовали мы себя почти в такой же безопасности, как дома, тем более что линия разрывов вражеских снарядов оставалась все дальше позади и, насколько можно было видеть, никто нас не преследовал. Лишь через 15 или 20 минут Горцавский заметил позади сначала одну световую точку, а потом и еще одну. В первый момент мы не придали этому значения. Но чем дальше мы уходили, тем упорнее огни следовали за нами, и казалось, что они даже увеличивались. Вскоре мы пришли к убеждению, что нас преследуют катера или канонерские лодки. Мы знали, что по скорости они превосходят наш «Линзе» и поэтому рано или поздно должны нас догнать либо, используя радио, направить за нами других преследователей.
Допустить этого мы, конечно, не хотели. Я изменил курс на 90ш, так что мы шли теперь снова на север, в открытое море. Пройдя по новому курсу несколько минут самым полным ходом, мы затем прибегли к дымомаскировке, открыв один за другим два имевшихся на борту пятилитровых дымовых баллона. Затем я переключил двигатель на средний ход и снова изменил курс, после чего, скрытые дымовой завесой, мы бесшумно поползли дальше. Огни преследователей исчезли и больше не появлялись».
В 3 часа 30 мин. или несколькими минутами позже эти четверо участников диверсии, ведя свой катер курсом на юг, снова приблизились к берегу и шли вдоль него до тех пор, пока около 4 часов утра в предрассветной мгле не увидели белые дворцы гостиниц Довиля и Трувиля. Дворцы, будучи заметным ориентиром, сослужили экипажам «Линзе» хорошую службу, так как из этого района не составляло труда развернуться курсом на порт Трувиль. Через 10 минут Арбингер заметил сигнальный огонь у входа в порт, указывавший возвращающимся экипажам «Линзе» путь на базу. А еще через несколько минут катер вошел в порт и встал у причального мостика, О дальнейшем Арбингер сообщает следующее:
«Товарищи приветствовали нас громкими возгласами. Наш «Линзе» вернулся четвертым. Остальные, вероятно, тоже уже шли где-то вдоль берега. Счастливые, мы на четвереньках вылезли на берег. Выпрямляясь, я почувствовал слабость в коленях. Один из нашей четверки совсем не смог выйти из катера. Несколько человек из подразделения береговой службы подхватили его и вынесли. Наш оперативный инспектор капитан 1 ранга Бёме стоял на берегу с бутылкой водки и наливал каждому прибывшему по полному чайному стакану. Старшина Линднер доложил ему об успешном выполнении задания. Я закурил сигарету, руки мои дрожали. Все кругом смеялись, расспрашивали и рассказывали наперебой. Но нам уже стало немного не по себе. На море никто не замечал усталости, но операция и возвращение с нее потребовали от наших мускулов и нервов предельного напряжения. Теперь все было позади, напряжение в течение нескольких минут сменилось вялостью, мы просто обессилели. Оставалось лишь возбуждение, которое, несмотря на нашу смертельную усталость, мешало нам уснуть, и мы долго не могли с ним совладать…»
* * *
В первую ночь боевых действий 211-я флотилия соединения «К» потеряла 1 офицера и 7 старшин и рядовых, то есть экипажи двух звеньев «Линзе». Оба экипажа, возвращаясь с задания на катерах дистанционного управления, запоздали настолько, что с наступлением дня были еще в открытом море. Вражеские истребители-бомбардировщики обнаружили их, атаковали и беспощадно расстреляли.За обе ночи 16 звеньев «Линзе» (некоторые ходили на задание дважды) потопили 12 кораблей и судов союзников общим водоизмещением 43 тыс. т, в том числе эсминец «Куорн», траулер «Герсей», 1 судно типа «Либерти» и 1 крупный танкер. Командир флотилии капитан-лейтенант Бастиан отмечает:
«Экипажи «Линзе», разумеется, не могли сообщить более или менее точных данных о классах пораженных кораблей, так как за короткое время своей боевой подготовки они были не в состоянии получить сколько-нибудь удовлетворительные сведения по особенностям отдельных классов кораблей. Однако исчисленная нами приблизительная цифра тоннажа потопленных судов была подтверждена английскими данными, опубликованными после войны. Из тех же источников мы впервые узнали и названия обоих военных кораблей, потопленных нашими «Линзе».
Лейтенант Феттер, водитель «Линзе», вышедший из административных кадров ВМС, был награжден «Рыцарским железным крестом» как командир группы «Линзе», добившейся наибольшего успеха в первую ночь. Три унтер-офицера (Крэтц, Грюнхаген и Горгес) как командиры звеньев «Линзе», действовавших наиболее успешно, получили по «Немецкому золотому кресту».
После второй ночи боевых действий, во время которой потери были столь же невелики, как и в первую, флотилия израсходовала весь запас взрывчатки и вернулась в Германию за новой техникой. Капитан-лейтенант Бастиан пишет:
«Сплоченность и чувство товарищества в среде наших людей выражались и в том, что если по выполнении задания звено возвращалось в порт, то всегда в полном составе. В противном случае не возвращался ни один. Невозможно было даже представить себе, чтобы тот или иной катер дистанционного управления вернулся в порт и командир звена доложил, что водители взрывающихся катеров погибли или не найдены из-за темноты или огневого воздействия противника. Остававшихся на воде бессильных перед стихией товарищей искали до тех пор, пока не втаскивали на борт, даже если на это уходили целые часы, даже если противник оказывал сильнейшее давление. Именно поэтому возвращение звеньев иногда задерживалось, так что приходилось плыть уже в дневное время, когда легче всего стать жертвой вражеских истребителей-бомбардировщиков. Флотилия несла потери именно при возвращении катеров с задания, а не в адском ночном котле вражеской обороны, где «Линзе» действовали с большой смелостью и искусством».