Она обернулась и с опаской посмотрела на Атиса, залегшего на заднем сиденье в обнимку с котом. Сама Касси облюбовала место впереди, откуда был хороший обзор. Хотя, конечно, смотреть на небо после настоящих полетов было больно, но что искушать судьбу? Повезло, спаслись. Грех жаловаться.
   Она тоже спала практически все прошедшие дни. Холод ли, тепло - было уже безразлично. Главное - долгожданный покой. В первый же день Касси съела едва ли не половину всех запасов, бывших в их распоряжении; Атис почему-то есть не хотел. Съела - и заснула. Толком пришла в себя Касси только сейчас, и вспомнила, что до сих пор и не узнала главное.
   - Как вы умудрились из под домашнего ареста смыться? - спросила она. - Вас же вроде в подвале держали взаперти. Мы ведь летели в Пески, потому что думали вас вытаскивать, а то бы сразу двинули в Тобольск.
   - Ом-мани, - дернула плечом травница. - Они, оказывается, не только машины умеют левитировать. - Наш побег - это целиком его рук дело. Представляю, как взбесился Чудов. Он и до этого зверел от малейшего пустяка, мы его чудо-юдо прозвали. Старый ведь, а всё туда же, зверюга.
   - Ну ладно, сбежали, и хорошо. Пусть бесится, а теперь ему нас не достать. Ом-мани! - позвала Касси. - Ты не знаешь, как там Рибху? Он сказал, что закончил служение, и с тех пор мы его не видели.
   - Вы всё узнаете, когда мы будем на месте, - отозвался лама. Трактор слегка качнуло. - Не отвлекайте меня, пожалуйста.
* * *
   Деревянные низкие дома, столь непохожие на пряничные домики корпорации, Ом-мани и Касси увидели издалека. Ни Сима, ни Атис видеть ничего не могли - оба спали на сиденье для сменяемых водителей. Хорошо еще, что трактор был рассчитан на бригадную распашку земель, в нем с трудом, но можно было разместиться, и даже прикорнуть.
   В свободную зону они влетели еще прошлой ночью, лама торопился, как мог, чтобы успеть до снежной бури, и они успели - над горизонтом только-только начали сгущаться тяжелые снеговые тучи. Барометром работал Абсорбент. Бури он предсказывал точнее любых прогнозов. Атис первым заметил, что если кот беспокойно мечется по кабине, принюхивается, значит, жди снега. За восемь дней пути кот выручал их несколько раз, и Сима поклялась, что если они доберутся - то награда Абсорбента ждет сказочная.
   …Лама вдруг остановил трактор, и мягко посадил его на снег. Касси недоуменно посмотрела на него.
   - В чем дело? - спросила она. - Вон же город, видишь? Полетели скорее!
   - Вижу, - ответил Ом-мани. - Именно поэтому мы остановились. Нам пора прощаться. Топлива, которое осталось, вам с лихвой хватит, чтобы доехать.
   - Как так? А ты?
   - А мне пора, - с грустью сказал Ом-мани. - Уж извини, но задерживаться тут я больше не могу.
   - Как так? - не поняла Касси. - А куда же ты?
   - К себе, - улыбнулся Ом-мани. - Мне пора возвращаться.
   В лице его что-то неуловимо изменилось, и Касси с ужасом поняла, что лицо Ом-мани перестает быть человеческим.
   - Кто ты? - прозревая, спросила она.
   - Название не играет никакой роли, Касси. Иногда нас называют Ведущими, иногда - Эрсай, иногда третьей силой… Знаешь, я дам тебе на будущее один совет - если на твоем жизненном пути встретится человек, чья душа будет заключена в мешочек, отпусти ее сразу же, при первой возможности. И побеседуй на эту тему с Рибху, он тебе многое расскажет.
   Касси молчала, качая головой.
   - Что же ты… как же! Всю жизнь… - она запнулась. - Ты тоже из этих. Как те двое, да? А я тебя гоняла… вот идиотка, - она коротко и нервно засмеялась. - Ну ладно, ты простишь, наверное…
   - Не совсем из этих, - улыбнулся Ом-мани. - Но тех двоих я знаю. Всего тебе хорошего, Кассандра. Счастливо оставаться.
   И исчез, как будто и не было.
   А на сиденье остался лежать пакет с семенами, о которых никто из них за восемь дней бегства даже не вспомнил.
   С минуту Касси неподвижно смотрела невидящим взглядом куда-то в пространство перед собой, потом села на водительское место. Взревел мотор, и трактор, неуклюжая гусеничная "Беларусь", двинулся, набирая скорость, в сторону города Тобольска.

Эпилог

   - Вот так всё и закончилось, - без тени всегдашней своей улыбки сказал Лин. Пятый кивнул, словно соглашаясь.
   Некоторое время все молчали, слушая, как прибой накатывает на песок вдали, на пляже. Наконец, Клео нарушил молчание, становившееся уже невыносимым.
   - Не понимаю, как вам подобное могло придти в голову, - с упреком сказал он. - Люди ведь погибли в результате, та же Жанета.
   - Да не погиб никто, - отмахнулся Лин. - Простое нагнетание нездоровой атмосферы. Все живы и здоровы, ты не думай. Жанета была вовсе не дура, и смылась одной из первых, чуть не следом за Атисом. Понимаешь ли…
   - Нет, не понимаю, - упрямо сказал Клео, - и никогда не пойму, как можно вообще делать такие вещи.
   Пятый покачал головой, горестно вздохнул.
   - Я тоже не понимаю, - согласился он. - Хотя, впрочем, что-то в этом есть.
   - Все-таки жестоко получилось, - заговорил молчавший доселе Нарелин, - они только-только увидели небо, и тут же его лишились. Я понимаю, что вариантов не было, все равно приятного мало. Всю жизнь прожить на земле - представляю, что это такое для Летателей. А их дети? Они родятся с теми же способностями, но ведь летать на цветах они не будут! Поверят ли родителям, что это не просто сказка? Или скажут - мама-папа, да вы, наверное, свихнулись? Сотня лет - несколько поколений родится. Сколько еще проживут Касси и Атис? Им по тридцатнику, значит, еще лет пятьдесят протянут. Как они там сейчас, кстати? Вы их навещали?
   - Навещали, но себя не афишировали, конечно, - ответил Лин. - А дети… дети так не скажут. Детей у них сейчас трое, от окружающих прятаться смысла нет, поэтому перед домом Атиса и Касси растет целая колония летающих цветов. Правда, маленьких, но чашечки всё равно умеют летать. Весь околоток таскает железо на прокорм, все дети из этого околотка постоянно там торчат, цветы - хорошая игрушка. И проблем у детей быть не должно. Желающих породниться с Первым Родом, сам понимаешь…
   Пятый усмехнулся.
   - Там некого жалеть, Нарелин. И им не по тридцатнику, сейчас они уже старше. У них не самая плохая жизнь, которая бывает на этом свете.
   - Да никого я не жалею, - возразил Нарелин. - А вот полетать на цветке мы бы не отказались, правда, Клео?
   - Есть такое дело, - кивнул тот. - Но, боюсь, меня никакой цветок не выдержит.
   - На катере полетаете. Или закажите пару индивидуалок, что у вас, денег нет, что ли? - удивился Лин. - Это, знаете ли, в сказках всё красиво, а на самом деле такой полет не самое большое удовольствие, если честно. Для симбионтов и для Летателей - да. Для вас - вряд ли.
   - Дешевая романтика, - поморщился Пятый. - Красивости. Не люблю я этого всего.
   - А почему тогда согласился помогать? - спросил с любопытством Лин, поворачиваясь к нему.
   - Потому что если тебе что-то пришло в голову, отговаривать тебя бесполезно. Нет, конечно, легенда красивая, и мир тоже жалко, но…
   - Рыцарь издали, - засмеялся Лин. - Угу-угу. На расстоянии ста метров внушительное и достойное зрелище, только вот вблизи лучше не стоять - латы лязгают, вонь, как от бродяги, полгода не мывшегося, лошадь кусачая, да и под латами какой-то подлец чаще всего.
   - Это ты к чему? - спросил Пятый.
   - Это я так, - уклончиво ответил Лин. - К слову пришлось.
   Нарелин приподнял почти полную бутылку сладкой водки, присмотрелся к этикетке с изуродованным Кремлем, вздохнул и поставил бутылку обратно. Выпить это дикое пойло никто так и не сумел.
   - Да нет, Рыжий, все правильно, - сказал он. - Люди-то в этом мире, по сути дела, в ловушку попали, они же не виноваты, что их мир вляпался в такую беду. Так что, можно сказать, это было не вмешательство, а исправление ошибки. Искажения.
   - Именно люди, и именно виноваты, - возразил Пятый. - Не соверши в свое время люди ошибку, конклав бы туда не пришел. На самом деле тут еще обошлось, такой конклав далеко не самое страшное, что может произойти с миром, случается, что всё значительно хуже. Но у этих был шанс… скажем, Маджента-шанс. И они сумели им воспользоваться.
   - Мирок офигенный, особенно то, что из Москвы получилось, - Лин засмеялся. - Я эти подземелья до конца дней не забуду. А лялямбы… о, эти лялямбы…
   - Да уж, именно что лялямбы, - согласился Нарелин. - Жуть черная, не хотел бы я с такой повстречаться. А ты, Пятый, конечно, прав по большому счету, только вот на практике всегда получается, что виноваты одни, а несчастья огребают совсем другие люди. Которые ни в чем не виноваты, и никакого выбора не делали, просто родились в уже искаженном мире.
   - Ничего не происходит просто так, - возразил Пятый. - Ничего, Нарелин. Нельзя ничего "огрести", будучи ни в чем невиновным. Иногда, правда, мы сами не знаем, кому и за что посылается испытание или наказание, но не нам дано это знать. Увы.
   - Да ладно вам, - Лин пододвинул к себе коробку с марципанами, взял один, откусил. - Нечего делать трагедию из того, что трагедией не является. Всё кончилось нормально, настолько, насколько это возможно. Касси поет в местных клубах и воспитывает отпрысков, Атис работает начальником небольшого склада, принадлежащего Соулу, и выращивает цветы, и покуривает грибы, а…
   - Да, Соул и компания - это тема, - засмеялся Пятый. - Вам интересно, что сталось с Люсией?
   - Сбежала обратно к своим "небожителям"? - предположил Клео.
   - Дожидайся, как же. Люсия теперь вторая любимая жена Соула. Они же мусульмане, как выяснилось. Весь Второй Род - "священные воины". А Люсия… ну, в общем, она в Соула влюбилась с первого взгляда, они тут же сговорились, как вызволить Свери и малыша, и теперь живут отлично. Пожалуй, они самые счастливые из всех участников событий. Семеро детей, огромный домина в самом центре Тобольска, бизнес. Кстати, Серафима и Рибху тоже неплохо устроились, - Лин снова откусил от марципана. - Между прочим, вы зря ругали эти штуки. Вполне съедобная вещь.
   Нарелин только скривился, глядя, как Рыжий ест конфету. На эту приторную гадость даже смотреть было тошно.
   - Эти "счастливые" удачно накопили первоначальный капитал, - усмехнулся Клео. - Вот уж действительно уникальная компания. Но что ни говорите, а тюрьма по ним плачет.
   - Плачет, плачет, - покивал Пятый. - Еще как. Но с их точки зрения они не совершили ничего предосудительного, Клео. Они "убивали плохих". То есть, по мнению Соула, делали доброе дело. И переубедить их в этом невозможно.
   - Убивали бестолково, убивали всех, кто попадался под руку, убивали ради наживы… - нравоучительно начал Клео. Лин слушал его, подперев подбородок кулаком и понимающе кивая.
   Нарелин ткнул Пятого локтем, наклонился к нему и демонстративно прошептал:
   - Заметь, сам факт убийства у него возмущения не вызывает. Только то, что это делалось без реальной пользы для общества.
   - Конечно, - согласился Пятый. - Он ведь официал, сразу видно. Воплощенный рационализм. Сама доброта и толерантность, как же, как же.
   Клео смолк и с возмущением посмотрел на Нарелина и Пятого.
   - Бесстыжие вы, - подытожил Лин. - Хватит торчать тут, пошли на пляж, что ли. Холодно у них в этом Тобольске, тепла хочется. Пошли, пошли, а то уже вечер скоро. Заболтались мы что-то.
   Нарелин поднялся и потянулся всем телом, почти по-кошачьи. Сообщил:
   - По мне, так самая главная жуть того мира - вечный холод. Вот так посмотришь и начинаешь ценить свое счастье. Идемте!
* * *
   Солнце тонуло в мареве надвигающегося вечера, окрашивало песок в нежный персиковый цвет, ветер стих совершенно, и море превратилось в гладкое прозрачное стекло. Где-то у горизонта небо и вода сливались, и взгляд помимо воли стремился в эту даль, по уходящей в никуда закатной солнечной дорожке.
   Все расположились на песке, под легким тентом из материи. Чуть позже Лин встал, ходил в дом и вернулся с гитарой.
   Нарелин и Клео улеглись на песок.
   - А иногда он выходит на порог своего дома, по вечерам, и долго-долго сидит один, - тихо говорил Пятый. - И смотрит в небо, словно ждет чего-то. Но ничего, конечно, не происходит, потому что уже не имеет права произойти.
   Лин тихонько наигрывал что-то, видимо, ему было неважно, слышит его кто-нибудь или нет, поэтому пел он негромко, словно про себя. Спокойная, неторопливая мелодия плыла над застывшим в безветрии морем, и сейчас уже можно было различить слова:
 
Быколай Оптоед совсем не знал молодежь,
Быколай Оптоед был в бегах за грабеж.
Но он побил лицо лифтом, он вышел в январь,
Он сосал бирюзу и ел кусками янтарь,
Океан пел, как лошадь, глядящая в зубы коню.
Он сжег офис Лукойл вместе с бензоколонкой,
Без причин, просто так,
Из уваженья к огню… [2]