Откуда у него мой паспорт?.. Он же находится в США, в секретном отделе ЦРУ!.. Неужели русские проникли и туда?! Тогда мне конец!.. Наверное, меня будут пытать!.. Наверное, меня будут пытать сумасшедшие русские ученые! – она вгляделась в доктора и увидела перед собой садиста и убийцу.
   Доктор усмехнулся.
   – Ваша карта бита, мисс Америка! Да-да… вы совершенно правы! Вы попали в умелые руки, – он покрутил пухлыми белыми ручками. – И эти руки, эти умелые руки вытащат из вас всё!.. – Доктор достал из кармана зажим и пощелкал им в воздухе.
   – Я вас не понимаю, – не сдавалась Ирина. – Меня зовут Ирина Пирогова. Я работаю в Тамбове на автобазе. Никакую Батлер, или как там ее, вы говорите, я знать не знаю и впервые про нее слышу. Где я нахожусь и кто вы такой, я тоже не понимаю. Вы меня с кем-то путаете.
   Доктор чему-то обрадовался и захлопал в ладоши.
   – Нет, не путаю! Я знаю о вас всё и ничего путать не могу. Я даже знаю, что у вас на левом плече родинка в форме Южной Америки, а в США у вас был бультерьер по кличке Франкенштейн. Эхе-хе! Неплохое имечко для собаки-убийцы. Мне лично нравится. Кстати, вот его ухо, – он вытащил из другого кармана баночку с заспиртованным собачьим ухом.
   У Ирины помутилось в голове.
   – Уберите! Меня сейчас вырвет! Я первый раз вижу это ухо!
   – А вот это вы тоже видите в первый раз?! – он вытащил из-за спины Иринин рюкзак, который она оставила в Красном Бубне. – Вот этот мешочек, набитый шпионской техникой, мы обнаружили неподалеку отсюда. Вы случайно не знаете, чей это мешочек?
   – В первый раз вижу, – повторила Ирина.
   – Эхе-хе, – усмехнулся доктор. – Однако на самом мешочке и на всех вещичках в нем множество отпечаточков ваших прелестных американских пальчиков!.. Вы, конечно, можете попытаться в бессильной злобе отгрызть себе ваши пальчики и заявить, что отпечаточки не ваши!.. У вас, как и у всех граждан вашей страны, есть такая свобода выбора!..
   Ирина молчала. Этот негодяй каким-то образом влез в ее мысли. Она действительно подумала только что покусать себе пальцы. Наверное, у них имеется новейшее психотропное оружие, способное считывать мысли. Нужно попытаться не думать лишнего.
   Но положение было все равно катастрофическое. На крайний случай, в ее зубе мудрости была вставлена ампула с быстродействующим ядом. Стоило посильнее надавить языком на стенку зуба – и ампула попадала в рот. Ее оставалось только раскусить.
   – Вы не это ищете у себя во рту? – доктор протянул вперед руку, и Ирина увидела на его ладони свой собственный зуб мудрости с ядом! – Вы думаете – мы дураки? – он захихикал.
   Ирина пощупала во рту языком. Там, где раньше был зуб, теперь зуба не было.
   – Удивительно, что в ЦРУ пользуются такими устаревшими приемами. Яд в зубе – вчерашний день. Современно держать ампулу с ядом в прямой кишке. Хе-хе! Резкое движение ягодицами, – доктор подскочил, – и всё! Очень рекомендую в следующий раз! Хе-хе! Да… Именно в следующий раз… Хотя, – он развел руками, – его может и не быть… Но может и быть…
   Они хотят предложить мне сделку! – пронеслось в голове у Ирины. – Ну уж нет! Никогда! Хотя… Я могу потянуть время… Стоп! Что ты думаешь, дура! Он же читает мысли!.. Ля-ля-ля!.. Ж-ж-ж!.. – она запустила помехи.
   Доктор как будто ничего не заметил.
   – Мы хотим предложить вам сделку… Вы достанете одну нужную нам штучку и спокойно уедете в свою Америку… А иначе… мы жестоко загубим вас в наших застенках…




ЧАСТЬ ПЯТАЯ




   Будут плакать матери


   Ночи напролет,


   У деревни Крюково


   Погибает взвод…

Из песни «У деревни Крюково»





   Когда умолкнут все песни,


   Которых я не знаю…

Бутусов





   Kill them all…

Дискография «Металлики», 1983 год





Глава первая


ПАРТИЗАНЫ ВОЙСКА ХРИСТОВА




   Подотрись, дед, литературой антихриста.



– 1 —
   Мишка Коновалов проснулся, что-то светило ему прямо в глаз. Он тряхнул головой, пытаясь отвернуться, и проснулся окончательно. Мишка открыл глаза. Луч солнца, пробившийся через высокое узкое окно, падал на воротник. В свете луча весело летали пылинки. Мишка сел, потянулся и почувствовал сильную малую нужду. Он огляделся по сторонам. Все спали. На всякий случай, Мишка подошел к Лене Скрепкину и посмотрел, сколько времени на его наручных часах.
   Ничего часики! – позавидовал Мишка.
   07:30.
   По всем понятиям, ночь закончилось, а с нею закончилось время сатаны и наступило время нормальных людей.
   Мишка торопливо скинул засов, выскочил на улицу и побежал к кусту, на ходу расстегивая ширинку.
   Постепенно, с уменьшением давления в мочевом пузыре, настроение Мишки улучшалось. Ужасы последних двух дней отступили назад и казались сейчас просто плохим сном. Мишка поднял голову и увидел, как высоко в небе летает ласточка. Ласточка описала круг над церковью и исчезла за куполом.
   Эти два дня сильно его изменили. Он стал другим человеком, каким-то не таким, как раньше, гораздо, кажется, лучше…
   – Вот ведь, – произнес Коновалов вслух. – Не думал я, что в таком солидном возрасте что-то может измениться. – Эта мысль ободрила его еще больше. – А я думал, что ничем меня не удивишь… Думал, что так ничего и не успею… Хрена!.. Успею еще!..
   Он встряхнул конец и положил на место.
   – Мишка! Ты куда ссышь, гиббона мать?! – услышал он сзади голос деда Семена. – Это же храм Божий, а не сортир!
   – Так я ж не в храме, – Коновалов повернулся к церкви.
   – Не в храме! – проворчал Абатуров. – А все равно подальше надо отходить. – Он отошел от крыльца к дороге, спустил штаны и присел. – Вот где надо! И не ближе!
   Мишка потянулся, разминая затекшие конечности.
   – Эй, Мишка! – позвал дед Семен. – Бумаги мне принеси! Бумагу забыл в церкви!
   – Тебе какую? – поинтересовался Коновалов. – С крестами?
   – Типун тебе!.. У тебя в кармане нет какой-нибудь? Мишка сунул руку в карман и вытащил помятый листок.
   Развернул его. На листке что-то было написано не по-русски и был нарисован какой-то человек в круге. У человека росли рога и хвост. Мишка наморщился и с трудом вспомнил, что этот листок он вырвал из книги, которую нашел в доме убитых евреев. Его тогда замутило от вида трупов, и он решил покурить для успокоения нервов. Он вырвал этот листок для самокрутки, выскочил на улицу, но покурить забыл, потому что сразу побежал за народом.
   – На! – Коновалов подошел к сидевшему орлом деду и протянул листок. – Подотрись, дед, литературой антихриста.
   – Чего это у тебя? – дед Семен взял листок и поднес к глазам. – Мать честная! – дед закачался и чуть не сел жопой на собственную кучу.
   Мишка испугался.
   – Ты чего, дед?! Тебе плохо?! – он удержал Абатурова за воротник.
   – Ты где это взял? – просипел Абатуров.
   – Дак это… У евреев в доме… Из книги вырвал…
   – Я эту книгу знаю! Я ее в замке у Троцкого видел! В Германии! Так вот откуда ноги у евреев растут!
   – А ты думал, – Мишка кивнул.
   – Нет, Мишка! Я таким говном жопу вытирать не стану! Неизвестно что у меня от этого с жопой случится! – он сорвал лист подорожника и подтерся им. – Вот черт! Маленький какой, зараза! – дед вытер испачканный палец о траву, поднялся и застегнул штаны.
   Из церкви выглянул Мешалкин:
   – Семен Абатурыч, – крикнул он, – тестя моего развязывать будем или как?..
   – " Надо бы развязать, – Абатуров почесал голову, – а то помереть может от занемения… Но… с испытательным сроком… Сначала ноги только развяжем, а если будет тихо себя вести, то попозже – и руки тоже…
   – А я бы ему и ноги не стал развязывать, – сказал Мешалкин. – Пусть попрыгает! Это будет ему уроком на всю жизнь! Я раньше добрым был и столько натерпелся от этой семейки! А теперь понял, что зря терпел! Надо было себя сразу поставить! Тогда бы он по-другому себя вел!
   – Ладно тебе, – дед Семен прошел мимо Юры. – Тут мы все должны быть заодно. Сатана только и ждет, чтобы мы все перессорились. – Он повернулся. – Мишка, на тебе листок этот, прибери его куда-нибудь, может пригодиться еще.

 
– 3 —
   Выехали на БМВ Скрепкина. Впереди сидели Скрепкин за рулем и Коновалов, сзади – Мешалкин, Хомяков и Углов с дедом Семеном на коленках.
   – Больно у тебя, дед, жопа костлявая, – шутил Петька. – Как у гомосека!
   Вместо ответа Абатуров дернул затылком и разбил Петьке нос.
   – Ты чё делаешь?! Я тебя сейчас в окошко выброшу!
   – Я тебя втрое старше, а ты мне, щенок, такое говоришь! Такие, ёксель-моксель, слова пакостные!
   Завтракали в доме Мешалкина. Своей картошкой, малосольными огурцами, помидорами и баночной тушенкой. Вампиров в доме не оказалось, хотя Юра ожидал и боялся встретить здесь свою бывшую жену с детьми. Он не представлял, как он сможет проколоть супругу и детей заточенным колом.
   Хомякову под честное слово развязали руки. Он сидел, тихий, в углу и механически тыкал вилкой в яичницу с луком.
   Мешалкин посмотрел на тестя и вздохнул. Ему показалось, что тесть от горя и побоев помутился рассудком. И хотя Мешалкин не любил его всю жизнь и терпел только из-за жены, сейчас ему стало жаль этого старого глупого человека. Но в то же время, вид тестя заставлял Юру быть бодрым. Если бы тесть был в работоспособном состоянии, можно было бы переложить на него часть горя и забот. Но тесть был никакой, и Юра чувствовал на себе двойную ответственность.
   – Дед Семен, – обратился он к Абатурову. – Ты среди нас самый мудрый и старый человек. К тому же ты один разговариваешь с Богом и у тебя есть понимание сути вещей.
   Дед Семен оторвался от яичницы, положил гнутую вилку на стол и утер рот. На его рукаве остался след от желтка, который он счистил ногтем.
   – Ну?
   – Подскажи мне такую вещь… Я уже почти смирился с мыслью, что потерял жену и детей… Но… чувствую, что еще не выполнил свой долг перед ними… – Юра скосил глаза на стоявшие в углу колья. – Но как я могу его выполнить, когда я даже не знаю, где они теперь находятся… Я чувствую, что я обязательно должен их похоронить… А как же я могу их похоронить, когда я даже не знаю, где их тела…
   – Ты, – Абатуров положил локти на стол, – из-за слабости человеческой не договариваешь… Ты, Юрка, думаешь теперь про то, как ты сможешь свою жену и детей проткнуть заточенным колышком! Вот чего ты думаешь! А не то, как ты их потом закопаешь! – Юру передернуло. Дед Семен кивнул головой. – Не волнуйся. Если чего, мы вон с Мишкой сами их проткнем, чтобы тебя избавить от страсти Господней… На себя возьмем с Мишкой… А тебе только закопать останется.
   – Пузырь будешь должен, – сказал Коновалов.
   Дед Семен повернулся и жесткой стариковской рукой дал Коновалову подзатыльник.
   – Чего несешь, дурень?!
   – А чего я? – Мишка покраснел. – Так говорят…
   – Умные говорят к месту, а дураки, вроде тебя… Ну ладно… Доедаем яичницу – и за дело… Время идет, а мы лясы точим! – он вздохнул. Абатуров был уже старый, и ему было нелегко выступать в роли главнокомандующего этим партизанским отрядом. Ему страшно хотелось переложить ответственность на кого-нибудь еще, а самому залезть на печку и пить там самогон, ни о чем не думая. Но Абатуров понимал, что это дьявол его искушает. И он, Абатуров, мысленно плюнул дьяволу на хвост. А все-таки хорошо бы сейчас хотя бы посоветоваться с кем-то, кто мог дать дельный совет – как победить дьявола с наименьшими потерями. – Эх… Старый я уже, – он опустил голову и посмотрел на свои залатанные выцветшие штаны. – Хоть бы советом кто помог… Жалко, что нет с нами настоящего батюшки. Он бы подсказал нам, как действовать…
   Скрепкин встрепенулся.
   – А чего же я сижу-то! – воскликнул он и вытащил из кармана сотовый телефон. – Вот! Сейчас позвоню своему духовнику, отцу Харитону, и мы с ним посоветуемся. – Леня уже нажал одну кнопку, но тут подумал, что может еще рановато, и отец Харитон спит. Но следующей была мысль, что не спит. Во-первых, служители культа встают рано для молитвы, а во-вторых, отец Харитон лежит в больнице и, скорее всего, выспался.
   Скрепкин набрал номер. Послышались длинные гудки. После четвертого Скрепкин хотел уже отключиться, когда в трубке щелкнуло, и он услышал:
   – Абонент недоступен. Перезвоните, пожалуйста, позже. Леня выключил телефон и посмотрел на него с сожалением.
   – Не отвечает, – сказал он. – Отключил батюшка… Дед Семен вздохнул:
   – Кому бы позвонить тогда?..
   – Давайте в милицию позвоним! – предложил молчавший до сих пор Петька Углов. – А то что – мы рыжие, что ли?! Пусть менты приезжают вампиров протыкать!
   Коновалов захохотал. За ним засмеялись и все остальные, кроме Хомякова. Всем стало вдруг смешно от такой картины: Битва ментов с вампирами.
   – Нам никто не поверит, – сказал дед. – Какие ж менты поедут хрен знает откуда из Моршанска, чтобы посмотреть, есть ли здесь вампиры!
   Все опять захохотали.
   – А мы их обдурим, – Петька щелкнул пальцем. – Мы скажем, что Пачкин убил свою маму! Или скажем, что самолет гвозданулся! Вот они и приедут!
   – Кстати сказать, – произнес Юра. – Странно как-то… Самолет упал уже сутки назад, а никто не чухнулся. Как будто ничего и не падало.
   – Это я знаю почему, – Абатуров поднял палец. – Это дьявол окутал деревню непроницаемым облаком, через которое никто ничего не видит и не слышит!
   Все переглянулись.
   – А вот давайте это сейчас и проверим, – предложил Углов. – Звони, Леня, в ментуру!
   Скрепкин набрал 02.
   – Алё! Милиция? С вами говорят из деревни Красный Бубен. У нас тут ЧП… А вы разве не в курсе?.. Хмы… Самолет тут упал… не знаю какой!.. Да точно… Откуда я знаю почему?!. Сами вы шутите!.. Приезжайте и разбирайтесь!.. Тьфу!
   – он оторвал ухо от трубки. – Трубку повесили, сволочи!.. Сказали, что если и упал, то это не их дело…
   – А чье же дело? – спросил Мишка.
   – Того ведомства, чей самолет…
   – Откуда же мы можем знать, какого ведомства?!
   – Надо пойти черный ящик поискать, – предложил Углов.
   – Раскурочить его на хер – может быть, там какая-то документация осталась.
   – Хе-хе!
   – Хе-хе-хе!
   – Ха-ха-ха!
   Только Хомяков не смеялся. Он так и сидел, опустив глаза в тарелку, и ничего не ел.
   Мешалкин нагнулся вперед и подтолкнул тестя за локоть.
   – Игорь Степаныч, поешь! Тебе надо покушать для восстановления функции.
   Хомяков медленно поднял глаза, медленно поворочал головой, взял в руку вилку, наколол яичницу и снова замер.
   Мешалкин аккуратно подхватил тестя под локоть и поднес руку с вилкой к его рту.
   – туи!
   Хомяков открыл рот, щелкнул зубами и начал жевать.
   – Вот, молодец, – Юра опустил руку тестя обратно в тарелку и помог ему наколоть еще кусок пищи. – Игорь Степаныч, грех говорить, но я первое время даже почувствовал облегчение какое-то, когда понял, что нас с вами ничего больше не связывает. Но я был не прав. Нас связывает общее горе. Мы должны быть вместе, чтобы… нам нужно их похоронить, чтобы выполнить долг до конца!
   Хомяков, казалось, не слушал. Но в этом месте он дернулся, и из его глаз покатились слезы. Щеки Хомякова задрожали, и несколько капель упало в тарелку с яичницей.
   – Горе-то какое, – простонал он. – Что же я теперь жене расскажу?! Как я ей скажу, почему я один вернулся?! И где наша дочь и внуки?!
   Мешалкин схватился за лоб и тоже заплакал.
   – Ничего, Игорь Степаныч, как-нибудь… это… всё проходит… да… – говорил он сквозь слезы.
   – Пусть поплачут, – тихо сказал дед Семен, – это им на пользу. Поплачут – и полегче им будет… Мишка, обеспечь колы Хомякову, Петьке и Леониду.
   Коновалов пошел за кольями.
   Выплакавшись, Хомякову и правда стало лучше, как и предполагал дед Семен.
   Прибежал Коновалов с кольями.
   – Дождь собирается, – сообщил он.

 
– 4 —
   Через несколько минут по стеклам забарабанили первые капли дождя. А еще через минуту дождь лил вовсю. Выходить из дома совершенно не хотелось.
   – Ливень, – сказал Углов. – Скоро кончится.
   – Переждем, – кивнул Мишка.
   – А вдруг надолго? – засомневался Мешалкин. – Теряем светлое время.
   – Ненадолго, – Коновалов прильнул к стеклу. – Видишь, он косой. Косой долго не идет.
   – Ладно, погодим пока, – согласился Абатуров.
   Через пятнадцать минут дождь стал утихать и вскоре закончился.
   Все вышли на крыльцо. Вдалеке, над лесом, защебетали птицы. Радужная подкова пересекала посветлевшее небо, уходя одним концом за церковь.
   – Добрый знак, – сказал, глядя на радугу, Абатуров.
   – Рейнбоу райзинг, – Мешалкин вспомнил песни своей молодости. – Ричи Блэкмор и друзья.
   Скрепкин кивнул и улыбнулся. Они с Юрой были примерно одного возраста и слушали в юности одних исполнителей.
   – Дорогу развезло – абздац! – сказал Коновалов.
   – А мы не машины – мы по травке можем, – Углов усмехнулся.
   – Жаль, – сказал Скрепкин, – а могли бы на тачке. На тачке быстрее.
   – Ладно, – махнул Абатуров, – хрен с ней. Значит, так надо Богу, чтобы мы победили дьявола без помощи механизмов. Ручным способом.
   Они двинулись вперед. Грязь чавкала под ногами. Черноземные земли Тамбовщины превращались после каждого дождя в густой кисель. Такой кисель был очень хорош для растений, но не для пешеходов.
   Они подходили к дому пенсионера Зверюгина, когда Мешалкин вдруг остановился, прищурился и вскрикнул удивленно:
   – Смотрите! Идет кто-то! – он показал пальцем в сторону холма, по которому спускалась какая-то фигура.
   Дед Семен приложил ладонь ко лбу.
   Человек медленно спускался и поворачивал к церкви.
   – Эй! Эй! – закричал Коновалов и замахал руками. – Эй! Эй!
   Фигура остановилась, постояла и направилась к ним.
   – Эх! – выдохнул Юра. – Это же Ирина! Ирина вернулась!
   – Видно, совесть ее замучила, – сказал Абатуров.
   – Постойте! – Скрепкин прищурился. – Это же та самая девушка, которую я на дороге сбил! Вчера ночью!
   – Да? – Абатуров нахмурился.
   Ирина остановилась. Она растерянно улыбалась. Вся ее одежда вымокла до нитки.
   – Ирина! – Мешалкин хотел броситься к ней и обнять, но вовремя вспомнил про Хомякова, и не стал.
   – Привет, – сказала Ирина.
   Услышав приветствие, Коновалов почувствовал, что у него встает. Встает, как на немецкий акцент.
   – Мать честная! – он развел руки для объятия.
   – Погоди, – дед Семен удержал его и тихо прошептал Мишке почти в самое ухо: – Неизвестно еще, где она шаталась!

 
– 5 —
   Ирина рассказала близко к тексту, как она села в грузовик, как уснула и как он неожиданно привез ее назад, как ее потом сбила какая-то машина – и дальше она ничего не помнила. А очнулась вон на том холме, с которого спустилась.
   – Это Бог тебя вернул, – объявил Абатуров. – Теперь нас семь. Святое число, – он перекрестился. – И день сегодня святой – воскресенье. А значит, сегодня днем или ночью будет решающая битва!

 
– 6 —
   Юра предложил отправить Ирину пока что в церковь, потому что та была вся мокрая и могла простудиться.
   – Пусть отдохнет, обсохнет и придет в себя, – сказал он.
   – Так-то оно так, – Абатуров снял кепку и почесал за ухом, – но тогда нас не семь получается, а шесть. Шесть – дьявольское число. Нельзя, я считаю, Ирину в церковь отпускать. Пусть с нами ходит.
   – Если она с нами ходить будет, один фиг, мы ей, как мужчины, делать ничего не разрешим… Поэтому все равно считай, что нас шесть.
   – Возражаю, – Абатуров провел по воздуху ребром ладони. – Ирина будет с нами как число, и делать ей что-то – не обязательно.
   – Как число, – сказал Мешалкин, – она может и в церкви сидеть.
   Абатуров задумался.
   – Согласен, – наконец сказал он. – Это, как на войне получается. Америка, например, в войну еще не вступила, а уже считалась нашим союзником.
   – На войне как на войне! – Мишка потряс колом.

 
– 7 —
   Ирину отпустили в церковь. Шестеро дождались, пока ее фигура скроется за поворотом, и одновременно повернулись к дому Зверюгина. Ставни на окнах были плотно закрыты. Верный признак скрывающейся нечистой силы.
   Шестеро взяли колы наизготовку и двинулись к крыльцу.
   В сенях вампиров не было. Мешалкин ногой толкнул дверь в избу и замер на пороге, оглядываясь по сторонам.
   В помещении тоже никого не оказалось. Оставались чердак и подпол.
   Мешалкин прошел к окну, распахнул его и открыл ставни. Обстановка комнаты была, как и везде, скромная. Старый шкаф, крашеный стол с клеенкой, железная кровать. Внимание Юры привлекли картинки на стене. На одной был изображен солдат петровских времен, на другой – портрет Петра Первого, на третьей – какая-то старинная грамота в стеклянной рамке.
   Юра подошел и прочитал на пожелтевшем листке бумаги:
   Инвалиду Зверюгину за доблесть и честь жалую три лошади, отрез на платье и бочонок вина. Государь-Император Петр Алексеевич.
   Мешалкин удивился.
   – Старенький же у вас пенсионер!
   – Это предок его, – подошел дед Семен, – инвалид Зверюгин. Исторический герой. Охерительной храбрости был человек. Наш Зверюгин про него рассказывал, что он Измаил взял и в Полтавской битве прикрыл Петра собой… как Гиммлер Гитлера… Он и сам у нас человек героический. В войну партизанил. Пошел в деревню фашистский штаб взрывать, подложил взрывчатку, бикфордов шнур поджег и хотел бежать, но зацепился телогрейкой за колючую проволоку. Ему бы скинуть ее, да куда ж зимой без телогрейки. Зимы-то у нас о-го-го какие морозные! Начал Зверюгин дергаться и еще больше застрял. А тут к-а-ак жахнет! Его аж вон куды отбросило. С тех пор контуженный маленько. Когда трезвый-то – ничего, а как выпьет, так круглый идиот! Надевает на голову кастрюлю и вокруг дома марширует.
   – Во-ка, – поразился Мешалкин, – такой интересный человек, а закончил жизнь вампиром. Несправедливо.
   – Ничего, сейчас мы справедливость восстановим, – пообещал Мишка.
   – Кто пойдет? – спросил дед.
   – У нас, – сказал Мешалкин, – три новых члена бригады, которые еще не принимали участия в зачистках. Наши, так сказать, ученики. Мы сейчас у них на глазах проделаем всё что надо, а они пусть пока наблюдают, набираются опыта.
   – У них испытательный срок, – добавил Мишка. Новые не возражали.

 
– 8 —
   С вампиром Зверюгиным разобрались быстро. Сказывался накопившийся опыт. Вампир сидел в маленьком погребе, где ему некуда было спрятаться от солнечного зайчика, пущенного Коноваловым. Зверюгин задымился и дико закричал, а Мешалкин сбегал тем временем за водой, и когда на дне погреба остались одни кости, он залил их из ведра, чтобы не было пожара.
   – Если не солнцем, – пояснил Абатуров новеньким, – то колом. Эффект самопроизвольного возгорания трупа.
   – А не проще из ружья? – поинтересовался Хомяков.
   – Нужны серебряные пули, а у нас их нет.
   Они пошли к следующему дому.

 
– 9 —
   Ирина закрыла за собой дверь и задвинула ее на засов. В церкви было сумеречно. Горели несколько свечек и одна лампада под иконой Ильи Пророка.
   Ты-то мне и нужен, – пронеслось в голове у шпионки.
   Она подошла к иконе, задула лампаду и отодвинула икону в сторону. За ней была металлическая дверца.
   Этот доктор, – думала Ирина, вынимая из кармана свой многофункциональный ножик, – никакой не доктор и никакая не ФСБ. Я не круглая дура, чтобы ловиться на эти дешевые спектакли. И все-таки, быть завербованной ФСБ лучше, чем быть завербованной самим сатаной. И поэтому… я эти мысли думать лучше вообще не буду. – На кончике носа выступили капельки холодного пота. – Я попалась в ловушку и мне надо из нее вырываться. И всё. Остальное меня не интересует!
   Она подергала дверцу. Та не поддалась. Ирина вытащила из ножа тонкую отвертку и медленно начала заводить ее в замочную скважину. В ЦРУ их учили и этому. Разведчик должен чувствовать себя свободно в любой ситуации и в любой шкуре.
   Открою, возьму, передам и забуду!.. Никто мне не напомнит!.. Сразу же уезжаю в Америку!..
   Она прощупывала отверткой каждый бугорок замка. Замок был простой, и возни с ним не много.
   Замок щелкнул и открылся.
   Ирина распахнула дверцу и пошарила рукой внутри.
   Вот она!
   Ирина вытащила руку. Шкатулка тускло поблескивала у нее на ладони в отражении света лампад.
   Ирина захлопнула дверцу, передвинула на место икону Ильи, сунула шкатулку в карман и быстро направилась к выходу. Отодвинула засов, распахнула дверь и замерла.
   К церкви бежал Юра Мешалкин.
   Ирина отступила назад, захлопнула дверь, быстро пересекла церковь, отодвинула икону, раскрыла дверцу, положила на место шкатулку, закрыла дверцу, задвинула иконой и села на пол.
   Дверь церкви распахнулась, вбежал запыхавшийся Юра.
   – Привет! – крикнул он с порога. – А я за колом! У меня кол сломался! Как вы себя чувствуете, Ирина? Не простудились?
   – Да нет вроде…
   – А мы колья в церковь перепрятали на всякий пожарный,
   – Мешалкин прошел мимо Ирины в дальний угол, где лежала куча кольев. – Дед Семен сначала сомневался, можно ли из церкви склад устраивать, но потом решил, что, всё правильно, по-божески. – Юра нагнулся и выбрал себе кол подлиннее, погладил его, потрогал, как он заточен, несколько раз взмахнул им.
   – Этот подойдет. – Он вытащил из кармана резец, чтобы отрезать пару лишних сучков, но в последний момент остановился. – Нет, в церкви нельзя. На улицу пойду строгать. Пойдемте, Ирина, со мной посидите. Заодно просохнете.