Страница:
– Да ничего, – сказал отец Харитон, не оборачиваясь. – Всю жизнь свою убивал и грабил. А знаешь, почему он это делал? Потому что ему это нравилось! И сейчас, может, все еще нравится… Да только он к церкви обратился и в церкви понял, что не всё, что нравится, надо делать… – Отец Харитон повернулся и сел за стол. – Даже таким людям, как Коля, это становится понятно… – он сделал паузу. – Но, только не политикам! Поэтому политики легче всех находят язык с сектантами. А они, сектанты, тоже знают, как с политиками себя вести – сначала про свободу совести и вероисповедания поговорят… Придумали же такую абсурдную формулировку – свобода вероисповедания! – Отец Харитон поднял руку к потолку. – Вера, Леонид, это не свобода, а дисциплина души!.. Потом денег им пообещают! А политики до денег падкие! Деньги у них решают все проблемы. Вот они и напустили в Россию разных… Это потом уже становится известно, что тех, кого здесь с распростертыми объятиями встретили, за границей судят как воров и убийц, что они уже себя разоблачили массовыми убийствами в метро!.. А у нас они короли! Им у нас зеленый свет, телевидение, радио и стадионы! А когда выясняется, кто они такие, люди-то у политиков спрашивают: Кого ж вы, господа демократы, к нам напустили? А те им: Сво-бо-да-сло-ва-и-ве-ро-ис-по-ве-да-ни-я! Сами выбирали!.. Мы воров и убийц не выбирали!.. А ни у кого на лбу не написано, что он вор и убийца!.. – Отец Харитон облокотился на стол и подался вперед. А потом отвел одну руку с широким рукавом к окну: – Сходи посмотри на Колю! Скажешь по его виду, что он вор и убийца?! Никогда не скажешь! Скажешь, что он старец из Оп-тиной Пустыни, который прожил праведную жизнь!.. А теперь сектанты эти укрепились здесь основательно, и прогнать их, ох как тяжело! Но знают они, что не навсегда у нас обосновались! Чувствуют, что время их здесь скоро закончится, и поэтому стараются они нахапать побольше и разрушить посильнее! И на церковь православную наезжают со всех сторон! А церкви-то православной защиты у кого искать? Политики куплены, милиция тоже! И выходит, что надо своими силами с антихристом бороться! Силами своих прихожан! – Отец Харитон снова вылез из-за стола и походил по комнате, перебирая в руке четки. – Нужно всем миром православным навалиться на антихриста, и тогда мы его победим! – Он взял со стола сушку, повертел в руке и зажал между двух пальцев. – Вот, если захочешь так сломать эту сушку – у тебя едва ли чего-то получится. А вот если в кулаке ее сожмешь, – отец Харитон сжал сушку, и она хрустнула, – вот! И всё! – Он положил кусок сушки в рот и разжевал. – Есть такая секта сатанинская, называется «Черные Слуги». Секта эта американская, и возглавляет ее американец один, негр. А у нас они филиал открыли. Самое печальное, что действуют они вполне официально. Зарегистрировали их, и начали они сразу пакостить. Потом-то спохватились и запретили. Но они уже к тому времени корни глубоко пустили и действуют, как мафия – все знают, что они есть, и даже знают, кто всем заправляет, а сделать ничего не могут… или не хотят, потому что они всех купили, а кого не купили, того запугали… А я недавно выступил открыто против них… и теперь они готовят на меня покушение, а храм наш хотят показательно разрушить, чтобы другие против них выступать уже не осмеливались. – У Лени внутри всё закипело. – И вот, Леонид, я к тебе обращаюсь, потому что больше мне обратиться не к кому. Я точно знаю, не спрашивай откуда, что сегодня ночью они нападут на храм, чтобы меня убить, а церковь осквернить…
– Я всё понял, батюшка, – сказал Леня. – Я на пару часов отъеду, а потом вернусь. Мне надо собрать человек десять православных воинов.
Отец Харитон положил на стол четки, поднял руку и перекрестил его:
– Благословляю тебя, Леонид, на святое дело…
– Приехали, – Леня повернул голову. – Ваня, ты пока оставайся, погляди снаружи. Если что, на мобилу мне звони. А мы пойдем в церковь.
С Ваней Ботясовым Леонид познакомился в тюрьме. Они подружились. Не раз попадали в такие истории, что приходилось тяжело. Не раз могли погибнуть на заточке. Только крепкая мужская дружба помогла выжить там. И на воле они друг друга не потеряли. Общались не часто, но каждый знал – если что, всегда можно рассчитывать на друга.
Остальные были не такими давними друзьями, но тоже проверенными людьми. Вадик, Валера Лысый и башкир Мустафа. Все звали его, как в песне, Мустафа-Ибрагим. Он не обижался.
Ваня остался в машине. Мустафа открыл багажник, вытащил из него тяжелую сумку, закинул на плечо.
– Ваня, – Мустафа нагнулся к окошку, – у тебя, брат, ствол бар?
Ваня кивнул.
– Всё якши, – он вытащил из-под мышки Макарова. Мустафа похлопал рукой по крыше автомобиля.
– Тюбетейку сними, – сказал Леня Мустафе и перекрестился.
Вошли в церковь.
Леня вытащил лопатник и кинул в ящик «НА РЕМОНТ ХРАМА» несколько баксов. Остальные тоже бросили в ящик деньги.
Навстречу вышел отец Харитон.
– Вот, – Леня кивнул, – мои друзья… надежные люди… не подведут.
Отец Харитон посмотрел на двухметрового стриженого Вадика с бычьей шеей, на Валеру Лысого, бывшего чемпиона Европы по вольной борьбе, и немного задержался на Мустафе с тюбетейкой в руках.
– Он не христианин, – пояснил Леня, – но… за русских…
Отец Харитон кивнул.
– Славно, – он улыбнулся. – Вот, братья, какая у нас ситуация…
Отец Харитон хотел рассказать, что произошло, но Валера Лысый перебил:
– Нам Леня объяснил. Нормально всё. На то мы и русские люди, чтобы русскую церковь защищать.
– Ну! – Вадик кивнул. – Это… я… в общем, мы же не баптисты какие-то… Я… – он постучал себя кулаками в грудь, – типа… говорить не очень… но… вообще нормально… Всё будет… тыры-пыры… как надо… Сделаем, короче, их… Мы это… справки уже навели… Там говно у них крыша… Извините… – Вадик покраснел, – говорить не люблю я…
– Он, – сказал отцу Харитону Леня, – говорит не очень, но парень что надо, не подведет.
– Говорит плохо, – пошутил Мустафа, – зато пишет хорошо. Я один раз видел, как он писал… – он кивнул. – Написал «СПАРТАК-ЧЕМПИОН».
– А что… это, – Вадик вроде обиделся, – ты чего, против? – Я не против…
– Мустафа, – сказал Леня, – ну-ка дай мне, что там у тебя. Мустафа вытащил из сумки пистолет и протянул Лене. Леня передал пистолет отцу Харитону.
– Вот, возьмите, на всякий пожарный случай.
– Нет, – отец Харитон покачал головой. – Мне оружия касаться нельзя. Вот мое оружие, – он потрогал крест на груди.
На небе появились первые звезды. Небо весной какое-то особенное, не как осенью или летом. Леня любил весну больше других времен года, даже больше лета. Лето, конечно, это здорово, но ждешь его, ждешь, а оно – р-раз – и прошло уже, будто и не бывало, как пела София Ротару… Леня поежился и похлопал себя по плечам. На ребра нажал пистолет под мышкой… Непонятная певица эта Ротару. Всегда для Лени была непонятная. Вроде поет плохо, голос отвратительный, песни паршивые, а столько уже времени держится на эстраде, и ее слушают… Эдита Пьеха и то лучше… Хотя тоже, конечно… Этих певиц Скрепкин считал звездами не его космоса, но мнение имел. Да и как его не иметь, когда хочешь не хочешь, а отовсюду их слышишь… Что касается женского вокала, Леня предпочитал из наших – Жанну Агузарову, Наташку Ветлицкую и Раду (и «Терновник»). Особенно ему нравилось, как Рада картавит. Это как-то свежо у нее выходило. До Рады никто не додумался картавить в серьезных песнях. У Лени было несколько друзей, которые любили по обкурке слушать Раду. А из иностранных певиц Леня уважал Донну Саммер, Аманду Лир, «Шокинг Блю», Сюзи Кватро и Кейт Буш. Особенно сильной певицей всех времен и народов он считал Кейт Буш. В офисе у Лени Кейт Буш висела на стенке. И на мониторе компьютера тоже была волпейпер с Кейт Буш на капоте «кадиллака». У Лени был старинный приятель, еще по школе, с которым они обменивались по электронной почте ссылками и картинками Кейт Буш. Кейт Буш нашел и раскрутил знаменитый гитарист из «Пинк Флойд» Дэвид Гилмор. «Пинк Флойд» Лене очень нравился. Начиная с ранних альбомов «Атоме Хер Мазер» и «Умагума». Многие меломаны не понимали этих пластинок, считали их слишком уж заумными. А Леня терпеливо давал им послушать отдельные куски. Особенно кусок с «Умагумы», где жужжат мухи. Какие там были стереоэффекты! Теперь, правда, этим никого не удивишь, и поэтому никто теперь, к сожалению, не может понять, чего такого зашибастого в этом было. Сейчас каждый дебил может купить себе аппаратуру, качественно записать муху, наложить на нее синтезатор и обработать…
Леня подошел к окну с витой решеткой и заглянул в него, проверить, как там отец Харитон. Батюшка сидел в кресле и смотрел телевизор. На экране телевизора что-то рассказывал телеведущий Сергей Доренко. Его лицо было строгим и выражало сдержанный гнев. Леня новостей старался не смотреть, серьезные новости узнаешь и без телевизора, а в телевизоре – одни подставы. Но передачи Доренко и выступления Жириновского он иногда смотрел. Он считал их лучшими телевизионными артистами. Он не относился серьезно к тому, что они говорят, но их шоу ему нравилось.
На экране телевизора появился мэр Лужков в строительной каске. Он что-то показывал рукой, стучал по каске кулаком. Доренко Лужкова не любил и наверняка говорил сейчас какие-нибудь гадости…
– Стоять-молчать! – услышал Леня хриплый голос. – Ноги расставил, руки за голову. Не дергайся.
Скрепкин медленно положил руки на затылок. Эх ты, черт! Прозевал! Говорил себе сколько раз, не надо смотреть телевизор!..
У него из-под мышки вытащили пистолет.
– Зря вы, ребята, так, – сказал Леня, чтобы завязать разговор и понять, с кем имеет дело.
– Это ты зря тут с пушкой тусуешься… Ты мент?
– Сам ты мент!
– Ты поговори, мудило! – Леню сильно ударили в бок. – Язык-то тебе быстро подрежем! – Что-то знакомое уловил Леня в голосе и в интонации говорившего.
Боль в боку ускорила работу центра памяти.
– Дука, ты?
Крепкая рука схватила Леню за плечо и резко развернула.
– Скрепка! – перед ним стоял с пистолетом в руке его старый лагерный корешок Гена Дукин.
Они обнялись.
– Ты чего тут, Скрепка? Ты ж не мент!
– А ты чего?! Ты, что ль, мент?! Они засмеялись.
– Сколько лет! – Дука сунул пистолет в карман и обнял Скрепкина.
– Да-а-а, – Леня хлопнул по плечу Дукина. – Ты что, в Москву перебрался? – Дукин был из Нижнего Тагила. Сел за хулиганку. Он работал на металлургическом комбинате. Как-то после зарплаты выпил с друзьями и на междугородном узле связи поотрывал все трубки. Его брат, радиоэлектронщик, мастерил из частей телефонных трубок наушники и звукосниматели для электрогитар. В то время с наушниками и звукоснимателями было туго, взять их было негде, кроме как у спекулянтов или у мастеров-самоучек. А тем, в свою очередь, негде было брать детали, кроме как из телефонных трубок. Отсутствие в магазинах музыкальных товаров отзывалось отсутствием трубок у телефонов-автоматов. Забирали Дуку из мастерской брата. Будучи натурой артистической, Дука разыграл целый спектакль с фейерверком. Он сунул участковому в лоб самодельный электрошок, разбил лампочку и хотел в темноте сбежать, но милиционеры на выходе поймали его за ногу. На суде Дука произнес речь в свою защиту, он сказал, что в Советской стране меломаны подвергаются преследованиям, и он теперь во весь Голос Америки хотел бы заявить, что он никакой не вор, а человек, который любит музыку больше, чем жизнь. Музыка для него типа наркотика, и если общество считает, что он сделал что-то не то, то его нужно не в тюрьму сажать, а лечить и помогать, протягивать руку помощи. Речь произвела впечатление, Дуку с братом не стали сажать в тюрьму, а законопатили в психушку за Голос Америки и всё такое. В психушке было настолько хреново, что Дука понял, что перестарался и ему надо бы в тюрьму. А парень он был интересный. Ему удалось соблазнить психиаторшу, которая помогла Дуке пройти очередное обследование с тем, чтобы его признали нормальным и отправили в тюрьму. В тюрьме Дуку в основном уважали за веселость, но иногда били за длинный язык. Дука не всегда мог вовремя остановиться, ради острого словца, как говорится, не жалел и яйца… Скрепкин подружился с Дукиным и с Ваней Ботясовым. Держались они вместе, и на них особенно никто не прыгал.
– Да я тут недавно, – ответил Дукин. – На работу устроили ребята. А то у нас там, в Тагиле, кисло…
– Ну?! Значит, нормально всё?
– Да, нормально, – Дука махнул рукой. – А ты чего тут?..
– Я-то?.. А ты чего? – Леня нахмурился.
– Да вот, – Дукин всё еще улыбался, – это… сказали, тут живет какой-то вредный поп, который бизнесу мешает… Надо его отвезти куда следует…
– Понятно… Ты что, Дука, сектант?..
– Да ты чё?! На хрен мне нужно?! Просто дело делаем. Наняли нас, вот и делаем. Работа такая! Бизнес!
– Понятно… Ну тогда давай, убивай меня!
– Ты чё, Скрепка?!
– Давай убивай! У тебя сейчас такой бизнес, что ты должен меня убить!
– Ты-то тут при чем? – опешил Дукин. – Ты, что ли, поп?.. Да нет, ты не поп. Я попа фотокарточку видел… нам показывали… Ты кто? Ты ж не поп?
– Я не поп, – Леня помотал головой. – Но я у тебя на пути! И это, как я понимаю, Божья воля, что именно я у тебя на пути встал! Потому что, если бы не я у тебя на пути стоял, то твоими бы руками, Дука, враги России вырвали бы у России сердце! А сердце у России вырывать, это не трубки у автоматов вырывать! – Леня схватил Гену за грудки и встряхнул. – Ты понимаешь это, Дука?!. Я здесь, и Ваня Ботяс здесь, чтобы сердце России защитить! А ты здесь, чтобы нас убить и сердце вырвать!
– И Ванька здесь?! – вскрикнул Дукин. – Ну… Тогда всё! Ты меня, Леня, знаешь! Для меня, Леня, дружба круче, чем бизнес! Тем более, ты говоришь, тут где-то сердце России! Для меня это последнее время не пустые слова! Я… хрен знает… но раз ты говоришь… я тебе верю! Где Россия, там бизнес сосет! Держи ствол, – Дукин протянул Лене его пистолет. – Сейчас я отбой дам, – он вытащил из кармана рацию. – Всем отбой пока! Все к подъезду! Пушки убрать!
– Я в тебе не сомневался, – сказал Скрепкин. – Не зря мы с тобой столько лет вместе… Пусть те, кто думает, что за бабки можно всё, пусть они говном умоются! Я Ваню позову, – Леня вытащил мобильный.
Подошли дукинские братки. Дукин объяснил им что к чему. Пока он объяснял, подошли скрепкинцы. Дукин с Ваней обнялись. Леня стоял и улыбался, он был счастлив, что всё так обернулось. Он был счастлив, что отвел от отца Харитона опасность, что встретил старого дружка, который не продал дружбу за деньги и не предал русской веры. Леня был счастлив, он еще раз убедился, что русские – лучшие люди на Земле, которые не продаются и не покупаются. Откуда-то появилась бутылка. Они пустили ее по кругу. За дружбу русского народа пили прямо из горлышка. Стало хорошо и радостно.
– Понаехали гады в наш город, – рассказывал Дукин. – Нам самим в Нижнем Тагиле живется хреново! А тут еще приезжают разные за наш счет жировать! Народ бедствует! И так все нищие! А у них еще больше забирают! А потом накупят себе акций, посадят американского директора, он все бабки будет в Нью-Йорк отправлять, металл в Японию, а работяг на хрен уволит и поставит на их место киберробота-автомата на микросхемах! И всё! А потом еще все русские будут платить за использование их роботом! Во, блин! Понял?! Наеба населения! Чубайс-аусвайс!.. А мы гостиницу, где они засели, блокируем со всех сторон и наступаем! Психическая атака, как белые в «Чапаеве». Они, гады, отступают с первого этажа на второй. Мы за ними. Они на третий. Мы за ними. Они на четвертый. Мы за ними. Они на чердак. И мы на чердак. Они на крышу. И мы!.. Говорим им: бабки нам – вниз спускаетесь по лестнице. А если не нам – прыжок в бездну…
Леня почувствовал, что у него закружилась голова. Затошнило. Перед глазами запрыгали разноцветные зайчики. Неужели он отравился водкой? И выпил-то всего ничего. Лоб покрылся испариной. Ноги ослабли. Может, у него инфаркт? Он увидел, как Дука схватился за горло и стал красным, как томат. Ваня Ботясов широко раскрыл глаза и ловил ртом воздух. Лысый зашатался, взмахнул руками и повалился на спину. Его ноги било судорогой.
Леня понял, что это за хари в кустах. Он закрыл нос рукавом пиджака, выхватил пистолет, бросился к кустам, стреляя наугад.
Кто-то в кустах упал. Кто-то побежал сквозь кусты, треща ветками. Леня стрелял на звуки.
В кустах лежал человек в черной кожаной куртке и противогазе, рядом валялся баллон, из которого струился голубоватый дымок.
Леня сорвал с головы трупа противогаз, натянул себе на голову. Он перестал сдерживать дыхание и закашлялся. Кашель раздирал легкие, в которые успело попасть достаточно яда. Живот крутило от боли. Леня побежал назад. Нужно было спасать отца Харитона и остальных.
Но пробегая мимо остальных, Леня понял, что спасать их уже, кажется, поздно. Его друзья и друзья Дуки лежали на земле в неестественных позах и не шевелились, на их губах застыла кровавая пена.
Леня побежал быстрее. Он увидел в окне, что отец Харитон всё еще сидит в кресле и смотрит телевизор. По телевизору показывали рекламу про майонез.
Леня вбежал на крыльцо, распахнул дверь, влетел внутрь и захлопнул дверь за собой.
– Отец Харитон! – закричал он и услышал свой искаженный противогазом голос.
Батюшка вздрогнул и повернулся. Его брови удивленно поползли вверх – он видел Леню в противогазе. Леня сорвал с головы резиновую маску.
– Отец Харитон! Газовая атака!
Разбилось окно, на пол упал кирпич. Леня увидел в окне, что дом окружен людьми в черных куртках и противогазах.
Лене стало бесконечно горько оттого, что их обвели вокруг пальца, как пацанов. Пока русские братались друг с другом, эмиссары американской секты отравили их газом, как фашисты из Бухенвальда! До чего же это говенное поведение – вот так – не сражаться по-человечески в честном бою, а отравлять людей газом из-под кустов!..
Еще один кирпич пробил второе окно и упал на ногу отца Харитона. Отец Харитон запрыгал, подобрав рясу.
– Свят-свят! – он перекрестился. А потом схватился за горло и закашлял.
– Не дышите, отец! – крикнул Леня и натянул отцу Хари-тону на голову противогаз. Длинная борода священника мешала надеть противогаз как следует. Скрепкин еле стоял на ногах. Он сдерживал дыхание, но смертоносный яд проникал к нему внутрь и делал там свою грязную работу. Организм Скрепкина приходил в негодность. Леня одной рукой закрывал рот и нос, а другой ему, наконец, удалось надеть на отца Харитона противогаз. Борода под противогазом задралась кверху и закрыла святому отцу левый глаз.
– Леня! – услышал Скрепкин приглушенный резиной голос отца Харитона. – Бежим в подпол!
Третий кирпич влетел через окно в телевизор, который показывал концерт.
Леня распахнул подпол, пропустил отца Харитона, буквально свалился за ним и захлопнул крышку. Дышать стало легче. А вот видно ничего не стало.
– Тут подземный ход в церковь, – сказал батюшка. Леня вытащил ZIPPO. Вспыхнуло пламя.
– Тут лампа у меня керосиновая, – отец Харитон взял с полки лампу, снял колпак, и Леня поджег фитиль.
В полутьме подземелья, в рясе, с противогазом на голове и лампой в руке, отец Харитон выглядел не как святой отец, а как рейвер на кислотном рейвпати, или как инопланетянин в канализации.
Они побежали вперед по узкому и низкому проходу. Приходилось сильно нагибаться, чтобы не удариться головой о балки перекрытий.
Лампа отца Харитона высветила лесенку. Он подобрал рясу и полез.
Позади хлопнул люк, послышался топот приближающихся ног – сектанты преследовали их.
Леня достал пистолет и выстрелил несколько раз в темноту.
– А-а-а-а! – услышал он крики и стоны.
– Леня, быстрее! – крикнул с лесенки отец Харитон. Скрепкин выстрелил еще пару раз и полез за святым отцом. Они вылезли в церкви под винтовой лестницей, ведущей на колокольню. Леня схватил попавшийся ему под руку ломик и просунул его в петли люка, забаррикадировав выход.
Отец Харитон уже поднимался на колокольню. Леня побежал за ним.
Снизу раздался звон бьющихся окон – сектанты выбивали стекла и лезли в церковь.
Леня выстрелил. Сектант повис на окне руками вниз.
Леня побежал вверх.
Они выскочили на колокольню и захлопнули за собой люк. Дул холодный ветер. У Лени с головы сорвало кепку, и она полетела вниз. Отец Харитон поставил лампу на пол, снял противогаз и кинул его вслед за кепкой.
– Звоните, отец! – крикнул Леня и потряс в воздухе пистолетом. – Пусть народ услышит набат! Пусть народ знает, что его церковь в опасности!
Отец Харитон кивнул, засучил длинные рукава рясы, поплевал на ладони и взялся за толстый канат большого колокола.
– И-эх! И-эх! И-эх! – Тяжелый язык колокола медленно раскачивался из стороны в сторону. – И-эх!
– Бумммм!.. Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
Леня услышал хлопок и почувствовал боль в плече. Он увидел, как в люк вползает человек в черной шапке с вырезанными глазами и ртом. Засмотревшись на колокол, Леня прозевал его. Леня вскинул пистолет и нажал на курок. Щелк! Щелк! Щелк! – Патроны кончились. Леня швырнул пистолет в голову сектанта, но тот увернулся, и пистолет пролетел мимо.
Сектант поднялся на ноги и навел пистолет на отца Харитона, чтобы заставить колокол веры замолчать. Ударом ноги Леня вышиб пистолет из руки сектанта, а здоровой рукой двинул ему по голове. Сектант отлетел назад и стукнулся спиной об перила. Но тут же вскочил, выхватил из-за спины японский меч и бросился на Леню.
– – Бумммм!.. Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
Леня успел упасть на бок и откатиться. Меч сектанта разрубил доску пола и застрял в ней. Леня ударил сектанта ногой по почкам. Тот отлетел, а меч так и остался торчать в полу, раскачиваясь из стороны в сторону. Леня прыгнул на сектанта сверху, здоровой рукой зажал ему голову под мышкой. Он хотел сломать сектанту шею, но тот стукнул его по раненному плечу. В глазах у Лени потемнело от боли, он ослабил хватку, сектант вырвался.
– Бумммм!.. Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
Сектант вытащил из-за пояса нунчаки и, крутя их перед собой восьмеркой, двинулся на отца Харитона.
Леня прыгнул на сектанта сбоку, но получил нунчаками по лбу и отлетел.
– Ах ты! – он стер кровь с рассеченного лба, прыгнул и вцепился сектанту в ноги.
Сектант, уже замахнувшийся, чтобы стукнуть отца Харитона по затылку, рухнул вперед, и отец Харитон случайно наступил ему на руку с нунчаками. Хрустнули раздавленные пальцы.
– Ай! – завыл бандит. – Руку сломал!
Лене показалось, что он где-то слышал этот голос. Этот скрипучий голос он определенно где-то слышал. С ним у Лени было связано что-то важное и ужасное, что-то, что преследовало его всю жизнь. Как будто голос из повторяющегося ночного кошмара.
Леня подтащил сектанта за ноги, врезал ему кулаком по позвоночнику, перевернул на спину, сорвал с лица маску и застыл… Перед ним на полу колокольни лежал его бывший учитель, человек, который сломал ему всю жизнь, человек, которому он страстно хотел отомстить! Перед ним на полу лежал Бронислав Иванович Магалаев!..
– Бумммм!.. Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
Леня врезал ему кулаком по носу и сразу сломал его.
– Аааа! – заорал Магалаев.
Леня врезал ему по зубам и вышиб несколько передних.
– Оаоаоа! – у Магалаева по подбородку потекла струйка крови. – Ты фука, я тебя фечас!..
Леня ударил в глаз. Глаз учителя закрылся и опух.
– Не узнал меня?! – Он врезал по челюсти и свернул ее. Здоровый глаз Магалаева широко раскрылся и наполнился ужасом. Кажется, до него наконец-то дошло, что его убивают.
– Я фебя не фнаю! Пуфти!
– Знаешь! – Леня схватил Магалаева за уши, приподнял и стукнул затылком об пол. – Знаешь, гад! Я тебя всю жизнь искал!
– Бумммм!.. Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
– Пу-фти! Пу-фти!
– На! – Леня еще раз ударил Магалаева затылком об пол.
– На! – Потом приподнялся и резко сел учителю на грудь.
– На! – Хрустнули ребра.
У Магалаева из глаза потекли слезы. Лене вдруг стало жаль этого старого глупого дурака, он подумал, что не станет убивать его, пусть его судят, а на зоне этого козла один фиг поставят на место, подходящее место таким находят быстро.
Леня отпустил морщинистые уши и встал.
– Ладно… Живи, гнида! – Леня повернулся, чтобы посмотреть, что делается внизу. Он увидел, как во всех окрестных домах зажигается свет и по улице к храму бегут люди. Леня улыбнулся, он понял, что сердца русских людей отзываются на звук церковного колокола. Леня понял, что они выиграли битву Добра и Зла. Зло проиграло! И это закономерно. Зло всегда проигрывало Добру, потому что за Злом стоят политика и грязные деньги, а за Добром – истинная вера и человеческая душа, изобретенная Богом.
– Я всё понял, батюшка, – сказал Леня. – Я на пару часов отъеду, а потом вернусь. Мне надо собрать человек десять православных воинов.
Отец Харитон положил на стол четки, поднял руку и перекрестил его:
– Благословляю тебя, Леонид, на святое дело…
– 4 —
Через два с небольшим часа Леня остановил БМВ за церковью, так, чтобы машина не бросалась в глаза. С ним приехали четверо. Остальные должны были подъехать позже.– Приехали, – Леня повернул голову. – Ваня, ты пока оставайся, погляди снаружи. Если что, на мобилу мне звони. А мы пойдем в церковь.
С Ваней Ботясовым Леонид познакомился в тюрьме. Они подружились. Не раз попадали в такие истории, что приходилось тяжело. Не раз могли погибнуть на заточке. Только крепкая мужская дружба помогла выжить там. И на воле они друг друга не потеряли. Общались не часто, но каждый знал – если что, всегда можно рассчитывать на друга.
Остальные были не такими давними друзьями, но тоже проверенными людьми. Вадик, Валера Лысый и башкир Мустафа. Все звали его, как в песне, Мустафа-Ибрагим. Он не обижался.
Ваня остался в машине. Мустафа открыл багажник, вытащил из него тяжелую сумку, закинул на плечо.
– Ваня, – Мустафа нагнулся к окошку, – у тебя, брат, ствол бар?
Ваня кивнул.
– Всё якши, – он вытащил из-под мышки Макарова. Мустафа похлопал рукой по крыше автомобиля.
– Тюбетейку сними, – сказал Леня Мустафе и перекрестился.
Вошли в церковь.
Леня вытащил лопатник и кинул в ящик «НА РЕМОНТ ХРАМА» несколько баксов. Остальные тоже бросили в ящик деньги.
Навстречу вышел отец Харитон.
– Вот, – Леня кивнул, – мои друзья… надежные люди… не подведут.
Отец Харитон посмотрел на двухметрового стриженого Вадика с бычьей шеей, на Валеру Лысого, бывшего чемпиона Европы по вольной борьбе, и немного задержался на Мустафе с тюбетейкой в руках.
– Он не христианин, – пояснил Леня, – но… за русских…
Отец Харитон кивнул.
– Славно, – он улыбнулся. – Вот, братья, какая у нас ситуация…
Отец Харитон хотел рассказать, что произошло, но Валера Лысый перебил:
– Нам Леня объяснил. Нормально всё. На то мы и русские люди, чтобы русскую церковь защищать.
– Ну! – Вадик кивнул. – Это… я… в общем, мы же не баптисты какие-то… Я… – он постучал себя кулаками в грудь, – типа… говорить не очень… но… вообще нормально… Всё будет… тыры-пыры… как надо… Сделаем, короче, их… Мы это… справки уже навели… Там говно у них крыша… Извините… – Вадик покраснел, – говорить не люблю я…
– Он, – сказал отцу Харитону Леня, – говорит не очень, но парень что надо, не подведет.
– Говорит плохо, – пошутил Мустафа, – зато пишет хорошо. Я один раз видел, как он писал… – он кивнул. – Написал «СПАРТАК-ЧЕМПИОН».
– А что… это, – Вадик вроде обиделся, – ты чего, против? – Я не против…
– Мустафа, – сказал Леня, – ну-ка дай мне, что там у тебя. Мустафа вытащил из сумки пистолет и протянул Лене. Леня передал пистолет отцу Харитону.
– Вот, возьмите, на всякий пожарный случай.
– Нет, – отец Харитон покачал головой. – Мне оружия касаться нельзя. Вот мое оружие, – он потрогал крест на груди.
– 5 —
К ночи прибыло еще пять человек. Леня расставил их по местам. Отец Харитон оставался в своих покоях. Леня попросил его никуда не выходить. Сам же он занял место на улице, рядом с дверью.На небе появились первые звезды. Небо весной какое-то особенное, не как осенью или летом. Леня любил весну больше других времен года, даже больше лета. Лето, конечно, это здорово, но ждешь его, ждешь, а оно – р-раз – и прошло уже, будто и не бывало, как пела София Ротару… Леня поежился и похлопал себя по плечам. На ребра нажал пистолет под мышкой… Непонятная певица эта Ротару. Всегда для Лени была непонятная. Вроде поет плохо, голос отвратительный, песни паршивые, а столько уже времени держится на эстраде, и ее слушают… Эдита Пьеха и то лучше… Хотя тоже, конечно… Этих певиц Скрепкин считал звездами не его космоса, но мнение имел. Да и как его не иметь, когда хочешь не хочешь, а отовсюду их слышишь… Что касается женского вокала, Леня предпочитал из наших – Жанну Агузарову, Наташку Ветлицкую и Раду (и «Терновник»). Особенно ему нравилось, как Рада картавит. Это как-то свежо у нее выходило. До Рады никто не додумался картавить в серьезных песнях. У Лени было несколько друзей, которые любили по обкурке слушать Раду. А из иностранных певиц Леня уважал Донну Саммер, Аманду Лир, «Шокинг Блю», Сюзи Кватро и Кейт Буш. Особенно сильной певицей всех времен и народов он считал Кейт Буш. В офисе у Лени Кейт Буш висела на стенке. И на мониторе компьютера тоже была волпейпер с Кейт Буш на капоте «кадиллака». У Лени был старинный приятель, еще по школе, с которым они обменивались по электронной почте ссылками и картинками Кейт Буш. Кейт Буш нашел и раскрутил знаменитый гитарист из «Пинк Флойд» Дэвид Гилмор. «Пинк Флойд» Лене очень нравился. Начиная с ранних альбомов «Атоме Хер Мазер» и «Умагума». Многие меломаны не понимали этих пластинок, считали их слишком уж заумными. А Леня терпеливо давал им послушать отдельные куски. Особенно кусок с «Умагумы», где жужжат мухи. Какие там были стереоэффекты! Теперь, правда, этим никого не удивишь, и поэтому никто теперь, к сожалению, не может понять, чего такого зашибастого в этом было. Сейчас каждый дебил может купить себе аппаратуру, качественно записать муху, наложить на нее синтезатор и обработать…
Леня подошел к окну с витой решеткой и заглянул в него, проверить, как там отец Харитон. Батюшка сидел в кресле и смотрел телевизор. На экране телевизора что-то рассказывал телеведущий Сергей Доренко. Его лицо было строгим и выражало сдержанный гнев. Леня новостей старался не смотреть, серьезные новости узнаешь и без телевизора, а в телевизоре – одни подставы. Но передачи Доренко и выступления Жириновского он иногда смотрел. Он считал их лучшими телевизионными артистами. Он не относился серьезно к тому, что они говорят, но их шоу ему нравилось.
На экране телевизора появился мэр Лужков в строительной каске. Он что-то показывал рукой, стучал по каске кулаком. Доренко Лужкова не любил и наверняка говорил сейчас какие-нибудь гадости…
– 6 —
В затылок уткнулось что-то твердое.– Стоять-молчать! – услышал Леня хриплый голос. – Ноги расставил, руки за голову. Не дергайся.
Скрепкин медленно положил руки на затылок. Эх ты, черт! Прозевал! Говорил себе сколько раз, не надо смотреть телевизор!..
У него из-под мышки вытащили пистолет.
– Зря вы, ребята, так, – сказал Леня, чтобы завязать разговор и понять, с кем имеет дело.
– Это ты зря тут с пушкой тусуешься… Ты мент?
– Сам ты мент!
– Ты поговори, мудило! – Леню сильно ударили в бок. – Язык-то тебе быстро подрежем! – Что-то знакомое уловил Леня в голосе и в интонации говорившего.
Боль в боку ускорила работу центра памяти.
– Дука, ты?
Крепкая рука схватила Леню за плечо и резко развернула.
– Скрепка! – перед ним стоял с пистолетом в руке его старый лагерный корешок Гена Дукин.
Они обнялись.
– Ты чего тут, Скрепка? Ты ж не мент!
– А ты чего?! Ты, что ль, мент?! Они засмеялись.
– Сколько лет! – Дука сунул пистолет в карман и обнял Скрепкина.
– Да-а-а, – Леня хлопнул по плечу Дукина. – Ты что, в Москву перебрался? – Дукин был из Нижнего Тагила. Сел за хулиганку. Он работал на металлургическом комбинате. Как-то после зарплаты выпил с друзьями и на междугородном узле связи поотрывал все трубки. Его брат, радиоэлектронщик, мастерил из частей телефонных трубок наушники и звукосниматели для электрогитар. В то время с наушниками и звукоснимателями было туго, взять их было негде, кроме как у спекулянтов или у мастеров-самоучек. А тем, в свою очередь, негде было брать детали, кроме как из телефонных трубок. Отсутствие в магазинах музыкальных товаров отзывалось отсутствием трубок у телефонов-автоматов. Забирали Дуку из мастерской брата. Будучи натурой артистической, Дука разыграл целый спектакль с фейерверком. Он сунул участковому в лоб самодельный электрошок, разбил лампочку и хотел в темноте сбежать, но милиционеры на выходе поймали его за ногу. На суде Дука произнес речь в свою защиту, он сказал, что в Советской стране меломаны подвергаются преследованиям, и он теперь во весь Голос Америки хотел бы заявить, что он никакой не вор, а человек, который любит музыку больше, чем жизнь. Музыка для него типа наркотика, и если общество считает, что он сделал что-то не то, то его нужно не в тюрьму сажать, а лечить и помогать, протягивать руку помощи. Речь произвела впечатление, Дуку с братом не стали сажать в тюрьму, а законопатили в психушку за Голос Америки и всё такое. В психушке было настолько хреново, что Дука понял, что перестарался и ему надо бы в тюрьму. А парень он был интересный. Ему удалось соблазнить психиаторшу, которая помогла Дуке пройти очередное обследование с тем, чтобы его признали нормальным и отправили в тюрьму. В тюрьме Дуку в основном уважали за веселость, но иногда били за длинный язык. Дука не всегда мог вовремя остановиться, ради острого словца, как говорится, не жалел и яйца… Скрепкин подружился с Дукиным и с Ваней Ботясовым. Держались они вместе, и на них особенно никто не прыгал.
– Да я тут недавно, – ответил Дукин. – На работу устроили ребята. А то у нас там, в Тагиле, кисло…
– Ну?! Значит, нормально всё?
– Да, нормально, – Дука махнул рукой. – А ты чего тут?..
– Я-то?.. А ты чего? – Леня нахмурился.
– Да вот, – Дукин всё еще улыбался, – это… сказали, тут живет какой-то вредный поп, который бизнесу мешает… Надо его отвезти куда следует…
– Понятно… Ты что, Дука, сектант?..
– Да ты чё?! На хрен мне нужно?! Просто дело делаем. Наняли нас, вот и делаем. Работа такая! Бизнес!
– Понятно… Ну тогда давай, убивай меня!
– Ты чё, Скрепка?!
– Давай убивай! У тебя сейчас такой бизнес, что ты должен меня убить!
– Ты-то тут при чем? – опешил Дукин. – Ты, что ли, поп?.. Да нет, ты не поп. Я попа фотокарточку видел… нам показывали… Ты кто? Ты ж не поп?
– Я не поп, – Леня помотал головой. – Но я у тебя на пути! И это, как я понимаю, Божья воля, что именно я у тебя на пути встал! Потому что, если бы не я у тебя на пути стоял, то твоими бы руками, Дука, враги России вырвали бы у России сердце! А сердце у России вырывать, это не трубки у автоматов вырывать! – Леня схватил Гену за грудки и встряхнул. – Ты понимаешь это, Дука?!. Я здесь, и Ваня Ботяс здесь, чтобы сердце России защитить! А ты здесь, чтобы нас убить и сердце вырвать!
– И Ванька здесь?! – вскрикнул Дукин. – Ну… Тогда всё! Ты меня, Леня, знаешь! Для меня, Леня, дружба круче, чем бизнес! Тем более, ты говоришь, тут где-то сердце России! Для меня это последнее время не пустые слова! Я… хрен знает… но раз ты говоришь… я тебе верю! Где Россия, там бизнес сосет! Держи ствол, – Дукин протянул Лене его пистолет. – Сейчас я отбой дам, – он вытащил из кармана рацию. – Всем отбой пока! Все к подъезду! Пушки убрать!
– Я в тебе не сомневался, – сказал Скрепкин. – Не зря мы с тобой столько лет вместе… Пусть те, кто думает, что за бабки можно всё, пусть они говном умоются! Я Ваню позову, – Леня вытащил мобильный.
Подошли дукинские братки. Дукин объяснил им что к чему. Пока он объяснял, подошли скрепкинцы. Дукин с Ваней обнялись. Леня стоял и улыбался, он был счастлив, что всё так обернулось. Он был счастлив, что отвел от отца Харитона опасность, что встретил старого дружка, который не продал дружбу за деньги и не предал русской веры. Леня был счастлив, он еще раз убедился, что русские – лучшие люди на Земле, которые не продаются и не покупаются. Откуда-то появилась бутылка. Они пустили ее по кругу. За дружбу русского народа пили прямо из горлышка. Стало хорошо и радостно.
– 7 —
И тут Лене показалось, что что-то мелькнуло в кустах. Или только показалось? Уже почти стемнело – видно было плохо. Периферийным зрением Леня уловил в кустах движение каких-то морд с круглыми блестящими глазами и носами-консервными банками. Откуда таким инопланетным харям взяться посреди Москвы? Бред! Леня переключился на разговор и стал слушать Дуку, который рассказывал, как он в Нижнем Тагиле щемил скупщиков акций.– Понаехали гады в наш город, – рассказывал Дукин. – Нам самим в Нижнем Тагиле живется хреново! А тут еще приезжают разные за наш счет жировать! Народ бедствует! И так все нищие! А у них еще больше забирают! А потом накупят себе акций, посадят американского директора, он все бабки будет в Нью-Йорк отправлять, металл в Японию, а работяг на хрен уволит и поставит на их место киберробота-автомата на микросхемах! И всё! А потом еще все русские будут платить за использование их роботом! Во, блин! Понял?! Наеба населения! Чубайс-аусвайс!.. А мы гостиницу, где они засели, блокируем со всех сторон и наступаем! Психическая атака, как белые в «Чапаеве». Они, гады, отступают с первого этажа на второй. Мы за ними. Они на третий. Мы за ними. Они на четвертый. Мы за ними. Они на чердак. И мы на чердак. Они на крышу. И мы!.. Говорим им: бабки нам – вниз спускаетесь по лестнице. А если не нам – прыжок в бездну…
Леня почувствовал, что у него закружилась голова. Затошнило. Перед глазами запрыгали разноцветные зайчики. Неужели он отравился водкой? И выпил-то всего ничего. Лоб покрылся испариной. Ноги ослабли. Может, у него инфаркт? Он увидел, как Дука схватился за горло и стал красным, как томат. Ваня Ботясов широко раскрыл глаза и ловил ртом воздух. Лысый зашатался, взмахнул руками и повалился на спину. Его ноги било судорогой.
Леня понял, что это за хари в кустах. Он закрыл нос рукавом пиджака, выхватил пистолет, бросился к кустам, стреляя наугад.
Кто-то в кустах упал. Кто-то побежал сквозь кусты, треща ветками. Леня стрелял на звуки.
В кустах лежал человек в черной кожаной куртке и противогазе, рядом валялся баллон, из которого струился голубоватый дымок.
Леня сорвал с головы трупа противогаз, натянул себе на голову. Он перестал сдерживать дыхание и закашлялся. Кашель раздирал легкие, в которые успело попасть достаточно яда. Живот крутило от боли. Леня побежал назад. Нужно было спасать отца Харитона и остальных.
Но пробегая мимо остальных, Леня понял, что спасать их уже, кажется, поздно. Его друзья и друзья Дуки лежали на земле в неестественных позах и не шевелились, на их губах застыла кровавая пена.
Леня побежал быстрее. Он увидел в окне, что отец Харитон всё еще сидит в кресле и смотрит телевизор. По телевизору показывали рекламу про майонез.
Леня вбежал на крыльцо, распахнул дверь, влетел внутрь и захлопнул дверь за собой.
– Отец Харитон! – закричал он и услышал свой искаженный противогазом голос.
Батюшка вздрогнул и повернулся. Его брови удивленно поползли вверх – он видел Леню в противогазе. Леня сорвал с головы резиновую маску.
– Отец Харитон! Газовая атака!
Разбилось окно, на пол упал кирпич. Леня увидел в окне, что дом окружен людьми в черных куртках и противогазах.
Лене стало бесконечно горько оттого, что их обвели вокруг пальца, как пацанов. Пока русские братались друг с другом, эмиссары американской секты отравили их газом, как фашисты из Бухенвальда! До чего же это говенное поведение – вот так – не сражаться по-человечески в честном бою, а отравлять людей газом из-под кустов!..
Еще один кирпич пробил второе окно и упал на ногу отца Харитона. Отец Харитон запрыгал, подобрав рясу.
– Свят-свят! – он перекрестился. А потом схватился за горло и закашлял.
– Не дышите, отец! – крикнул Леня и натянул отцу Хари-тону на голову противогаз. Длинная борода священника мешала надеть противогаз как следует. Скрепкин еле стоял на ногах. Он сдерживал дыхание, но смертоносный яд проникал к нему внутрь и делал там свою грязную работу. Организм Скрепкина приходил в негодность. Леня одной рукой закрывал рот и нос, а другой ему, наконец, удалось надеть на отца Харитона противогаз. Борода под противогазом задралась кверху и закрыла святому отцу левый глаз.
– Леня! – услышал Скрепкин приглушенный резиной голос отца Харитона. – Бежим в подпол!
Третий кирпич влетел через окно в телевизор, который показывал концерт.
Леня распахнул подпол, пропустил отца Харитона, буквально свалился за ним и захлопнул крышку. Дышать стало легче. А вот видно ничего не стало.
– Тут подземный ход в церковь, – сказал батюшка. Леня вытащил ZIPPO. Вспыхнуло пламя.
– Тут лампа у меня керосиновая, – отец Харитон взял с полки лампу, снял колпак, и Леня поджег фитиль.
В полутьме подземелья, в рясе, с противогазом на голове и лампой в руке, отец Харитон выглядел не как святой отец, а как рейвер на кислотном рейвпати, или как инопланетянин в канализации.
Они побежали вперед по узкому и низкому проходу. Приходилось сильно нагибаться, чтобы не удариться головой о балки перекрытий.
Лампа отца Харитона высветила лесенку. Он подобрал рясу и полез.
Позади хлопнул люк, послышался топот приближающихся ног – сектанты преследовали их.
Леня достал пистолет и выстрелил несколько раз в темноту.
– А-а-а-а! – услышал он крики и стоны.
– Леня, быстрее! – крикнул с лесенки отец Харитон. Скрепкин выстрелил еще пару раз и полез за святым отцом. Они вылезли в церкви под винтовой лестницей, ведущей на колокольню. Леня схватил попавшийся ему под руку ломик и просунул его в петли люка, забаррикадировав выход.
Отец Харитон уже поднимался на колокольню. Леня побежал за ним.
Снизу раздался звон бьющихся окон – сектанты выбивали стекла и лезли в церковь.
Леня выстрелил. Сектант повис на окне руками вниз.
Леня побежал вверх.
Они выскочили на колокольню и захлопнули за собой люк. Дул холодный ветер. У Лени с головы сорвало кепку, и она полетела вниз. Отец Харитон поставил лампу на пол, снял противогаз и кинул его вслед за кепкой.
– Звоните, отец! – крикнул Леня и потряс в воздухе пистолетом. – Пусть народ услышит набат! Пусть народ знает, что его церковь в опасности!
Отец Харитон кивнул, засучил длинные рукава рясы, поплевал на ладони и взялся за толстый канат большого колокола.
– И-эх! И-эх! И-эх! – Тяжелый язык колокола медленно раскачивался из стороны в сторону. – И-эх!
– Бумммм!.. Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
Леня услышал хлопок и почувствовал боль в плече. Он увидел, как в люк вползает человек в черной шапке с вырезанными глазами и ртом. Засмотревшись на колокол, Леня прозевал его. Леня вскинул пистолет и нажал на курок. Щелк! Щелк! Щелк! – Патроны кончились. Леня швырнул пистолет в голову сектанта, но тот увернулся, и пистолет пролетел мимо.
Сектант поднялся на ноги и навел пистолет на отца Харитона, чтобы заставить колокол веры замолчать. Ударом ноги Леня вышиб пистолет из руки сектанта, а здоровой рукой двинул ему по голове. Сектант отлетел назад и стукнулся спиной об перила. Но тут же вскочил, выхватил из-за спины японский меч и бросился на Леню.
– – Бумммм!.. Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
Леня успел упасть на бок и откатиться. Меч сектанта разрубил доску пола и застрял в ней. Леня ударил сектанта ногой по почкам. Тот отлетел, а меч так и остался торчать в полу, раскачиваясь из стороны в сторону. Леня прыгнул на сектанта сверху, здоровой рукой зажал ему голову под мышкой. Он хотел сломать сектанту шею, но тот стукнул его по раненному плечу. В глазах у Лени потемнело от боли, он ослабил хватку, сектант вырвался.
– Бумммм!.. Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
Сектант вытащил из-за пояса нунчаки и, крутя их перед собой восьмеркой, двинулся на отца Харитона.
Леня прыгнул на сектанта сбоку, но получил нунчаками по лбу и отлетел.
– Ах ты! – он стер кровь с рассеченного лба, прыгнул и вцепился сектанту в ноги.
Сектант, уже замахнувшийся, чтобы стукнуть отца Харитона по затылку, рухнул вперед, и отец Харитон случайно наступил ему на руку с нунчаками. Хрустнули раздавленные пальцы.
– Ай! – завыл бандит. – Руку сломал!
Лене показалось, что он где-то слышал этот голос. Этот скрипучий голос он определенно где-то слышал. С ним у Лени было связано что-то важное и ужасное, что-то, что преследовало его всю жизнь. Как будто голос из повторяющегося ночного кошмара.
Леня подтащил сектанта за ноги, врезал ему кулаком по позвоночнику, перевернул на спину, сорвал с лица маску и застыл… Перед ним на полу колокольни лежал его бывший учитель, человек, который сломал ему всю жизнь, человек, которому он страстно хотел отомстить! Перед ним на полу лежал Бронислав Иванович Магалаев!..
– Бумммм!.. Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
Леня врезал ему кулаком по носу и сразу сломал его.
– Аааа! – заорал Магалаев.
Леня врезал ему по зубам и вышиб несколько передних.
– Оаоаоа! – у Магалаева по подбородку потекла струйка крови. – Ты фука, я тебя фечас!..
Леня ударил в глаз. Глаз учителя закрылся и опух.
– Не узнал меня?! – Он врезал по челюсти и свернул ее. Здоровый глаз Магалаева широко раскрылся и наполнился ужасом. Кажется, до него наконец-то дошло, что его убивают.
– Я фебя не фнаю! Пуфти!
– Знаешь! – Леня схватил Магалаева за уши, приподнял и стукнул затылком об пол. – Знаешь, гад! Я тебя всю жизнь искал!
– Бумммм!.. Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
– И-эх!..
– Бумммм!..
– Пу-фти! Пу-фти!
– На! – Леня еще раз ударил Магалаева затылком об пол.
– На! – Потом приподнялся и резко сел учителю на грудь.
– На! – Хрустнули ребра.
У Магалаева из глаза потекли слезы. Лене вдруг стало жаль этого старого глупого дурака, он подумал, что не станет убивать его, пусть его судят, а на зоне этого козла один фиг поставят на место, подходящее место таким находят быстро.
Леня отпустил морщинистые уши и встал.
– Ладно… Живи, гнида! – Леня повернулся, чтобы посмотреть, что делается внизу. Он увидел, как во всех окрестных домах зажигается свет и по улице к храму бегут люди. Леня улыбнулся, он понял, что сердца русских людей отзываются на звук церковного колокола. Леня понял, что они выиграли битву Добра и Зла. Зло проиграло! И это закономерно. Зло всегда проигрывало Добру, потому что за Злом стоят политика и грязные деньги, а за Добром – истинная вера и человеческая душа, изобретенная Богом.