— Увы, радость моя, — сказал он, — я должен идти играть в крокет, в то время как я предпочел бы более приятный и активный спорт. Эти губки кому-нибудь принадлежат?
Эти губки были хорошенькими и пухлыми. — Только мне, ваша светлость, и тому, кому я пожелаю подарить их.
— А… — Он через ткань платья погладил пальцами ее соски. — И ты желаешь подарить их мне?
— Не знаю, просто не знаю, ваша светлость. Вы такой красивый джентльмен.
Он не стал тратить время на разговоры и крепко поцеловал ее. И понял, что благодарен случаю, требовавшему его участия в игре в крокет. Что он собирался сделать? Он установил для себя правило никогда не оказывать внимания и не отвечать на явные предложения от служанок в частных домах, включая свой собственный. Если бы не крокет, он счел бы себя обязанным уложить горничную в свою постель и заниматься с ней спортом по меньшей мере минут десять.
Он подумал, что именно этим ему меньше всего хотелось заняться.
Что-то с ним случилось. Должно быть, он заболевает. Девушка была привлекательно женственной. И ей очень, очень хотелось.
— Ах, моя милая, — тихо сказал он, улыбаясь ей, — как мне оторваться от тебя? Может быть, как-нибудь в другое время.
Она надула губки, а он, отвернувшись, достал монету из своего кошелька.
— Беги вниз, пока тебя не хватились, — сказал он, опуская монету в карман ее передника.
— Я совсем не хотела оскорбить вашу милость. — Она снова широко раскрыла глаза.
Он взял ее под локоть и подвел к двери своей спальни. Открыл ее и с улыбкой взял девушку за подбородок.
— Напротив, — сказал он. — Мне было приятно, моя милая. — Он наклонился и еще раз поцеловал ее.
Именно этот момент выбрала миссис Диана Ингрэм для того, чтобы пройти мимо его комнаты, выпрямив спину и решительно вздернув подбородок. Она направлялась играть в крокет.
Проклятие!
Диане удавалось избегать маркиза Кенвуда весь этот день, как и следующий. Это оказалось совсем не трудно. Можно было подумать, он тоже был доволен, что они держатся вдалеке друг от друга. У Дианы даже появилась надежда, что он решил отказаться от насмешек над ней и попыток соблазнить ее. юс Однако, когда она, войдя в столовую под руку с мистером Пибоди, намеренно нарушила установившийся порядок и выбрала другое место, она оказалась сидящей напротив маркиза. И в таком положении было еще труднее избегать его взгляда. Когда ей это удавалось, она слушала уже начавшийся разговор на какую-то скучную или глупую тему. А его ярко-синие глаза насмешливо поблескивали перед ней.
Казалось, мистер Пибоди всегда с большой охотой сопровождал ее, куда бы она ни направлялась. А когда его не было рядом с ней, на его месте суетился Эрнест, очень серьезно воспринимавший роль ее рыцаря-защитника. И только в его присутствии она могла расслабиться.
На следующий день Эрнест пригласил ее в музыкальную комнату, заходить в которую после вчерашнего кошмара она старательно избегала, чтобы не разучивать свой дуэт с лордом Кенвудом, хотя им явно требовалось попрактиковаться. Предполагалось, что Эрнест будет играть на скрипке, а Анджела Уикенхэм танцевать.
Диана стояла у окна, часть ее внимания была обращена на траву, цветы и голубое небо за окном, а часть — на происходившее внутри. Бедный Эрнест, думала она. Не следовало заставлять его играть на публике. Он не был скрипачом, хотя и утверждал, что игра на скрипке без труда стала его важнейшим достижением.
— Но у вас хорошее чувство ритма, милорд, — подбадривала его Анджела. — Это все, что мне нужно для танца. Знаете, я очень часто танцую совсем без аккомпанемента, он звучит у меня в голове. Поэтому скрипка для меня просто праздник. — Она наморщила носик и улыбнулась лорду Кренсфорду.
Доброе сердечко, подумала Диана и с большим интересом посмотрела на девушку. Она перевела взгляд с ее оживленного личика на нахмуренное лицо Эрнеста и про себя улыбнулась. Господи, благослови эту девочку. Так много людей, казалось, не замечали в нем ничего, кроме не отличавшегося красотой лица и неуклюжих манер. Но Тедди научил ее видеть любящее и честное сердце за неброской внешностью. А Анджела разглядела это сама.
Конечно, она очень молода. Эрнест на десять лет старше ее. Несомненно, в ее взгляде, брошенном на него, когда он, нахмурившись, разбирался в нотах, было обожание своего героя.
— Не хотите ли сыграть еще раз? — спросила Анджела. — А я буду танцевать. — Она закрыла глаза и подняла руки в ожидании первых аккордов.
Диана смотрела на нее, и лорд Кренсфорд, умудряясь при этом играть, с изумлением уже несколько минут не отрываясь смотрел, как она движется под звуки музыки. Нет, подумала Диана с благоговением, она не танцует под музыку; она сама становится музыкой. Казались почти неслышными визгливые звуки скрипки, вместо них звучали и были видимы лишь скользящие движения танцовщицы, едва касавшейся пола, ее гибкая, изящная грация, пируэты. Все движения ее тела выражали страстную музыку, звучавшую в этом теле.
— Вот это да, — сказал лорд Кренсфорд, когда танец закончился.
— О, Анджела, — восхитилась Диана, — как вы талантливы. Это было прекрасно.
— Видите? — с сияющей улыбкой обратилась Анджела к лорду Кренсфорду. — Вы играли очень хорошо на этот раз, милорд, потому что вы обращали внимание не только на себя. Так выберем это к завтрашнему концерту?
— Где вы научились так танцевать? — хмуро спросил лорд Кренсфорд.
Она пожала плечами:
— Я не училась. Я обычно танцевала, когда должна была разучивать гаммы или музыкальные пьески или заниматься чем-то в этом роде. Боюсь, я не умею воспроизводить музыку пальцами или голосом. Только лишь всем моим существом.
Лорд Кренсфорд прокашлялся.
— Не знаю, что подумают другие. Диана с удивлением посмотрела на него.
— Они будут очарованы, — сказала она.
— Это как-то нехорошо, — объяснил он. — Лестер, и Майкл, и Рассел будут зрителями и все такое. И Джек.
Диана и Анджела непонимающе смотрели на него, а он почесал голову и опять кашлянул.
— Так попробуем еще раз?
Диана наблюдала некоторое время за ними, затем ее взгляд остановился на окне. Ее мучило чувство вины. Она думала, не извиниться ли ей перед лордом Кенвудом. В конце концов, она сама напросилась на этот поцелуй. Хотя, надо признать, что он нарочно почти обхватил ее руками, пока они разучивали дуэт.
Но она хотела этого поцелуя. И отвечала на него с совершенно безудержной страстью. Она хотела его. Нет, правильнее сказать, она хочет его. Ее лицо горело от стыда, но это было правдой. Ей хочется снова пережить то, что произошло в той гостинице. Но без опия. Или это было так хорошо, очень хорошо только в ее воображении?
И ей хотелось узнать, что произошло бы дальше. Было бы это так, как происходило по крайней мере раз в неделю с Тедди в течение четырех лет их брака? Или было бы по-другому? И как это может быть по-другому?
Она хотела узнать. Она умирала от желания узнать.
И совершенно искренне презирала себя за это.
Он развратник. Это все, что ему от нее нужно. И если Он не мог получить этого от нее, то получит от любой доступной женщины. Как эта горничная! Он был с ней, когда прошло не более часа с тех пор, как она оставила его в музыкальной комнате. И как он мог так бесстыдно выставлять напоказ свою развращенность, целуя эту девицу и говоря ей те слова при открытой двери, где их мог увидеть любой? Где она увидела их.
После этого весь оставшийся день ее просто тошнило.
О, ей не в чем перед ним извиняться.
И она была совершенно права. Она должна помнить свои слова и не сомневаться в том, что сказала правду. Ему нечего предложить ей, кроме сердечной боли и пустоты. Даже теперь ей доставляло боль воспоминание о его ласках, и она не могла ни о чем думать, кроме как о нем. Но ведь не она виновата в том, что было между ними. И она полагала, что ее добродетель не пострадала.
А как бы она чувствовала себя, если бы сознательно упала в его объятия и позволила ему все те интимные вещи, которые в течение четырех лет происходили с ней в супружеской постели? Что бы она почувствовала после его ухода? Когда увидела бы его на пороге спальни с другой женщиной? Как бы она справилась с душевным смятением, которое вызвало бы ее поведение, так не соответствующее ее воспитанию и жизненному опыту? Как она могла бы относиться к себе самой?
Кроме того, разве у нее не было сомнений? Не могла же она всерьез думать о том, не уступить ли маркизу Кенвуду в его усилиях соблазнить ее. Только не ему. Какой номер получила бы она в списке его побед? Очень большой номер, без сомнения. Но совсем небольшой по сравнению с женщиной, которая попадет в список в следующем году или еще через год.
Она не будет номером ни в чьем списке.
— Что выдумаете, милорд? — запыхавшись, спросила Анджела.
— Ну, — неуверенно ответил лорд Кренсфорд, опуская скрипку, — полагаю, это годится.
Спустя несколько минут Диана вместе с Анджелой поднимались по лестнице.
— Что бы я ни сделала, его светлость всегда недоволен, — пожаловалась Анджела. Она, казалось, совсем упала духом.
— Эрнест? — удивилась Диана.
— Он все время хмурится или открыто ругает меня, — сказала девушка. — Я думаю, он так и не понял, что мне уже не четырнадцать лет.
Диана сжала ее руку.
— Не знаю, как он мог не заметить этого.
— Я знаю, что тогда я раздражала его. Он уже был блестящим джентльменом, а я надоедливой девчонкой, которую ему предлагали развлекать. Я надеялась, что теперь, может быть, все изменится. Но я думаю, он обожает вас Как бы я хотела быть такой же красивой, как вы. И иметь ваши манеры.
Она бросилась бегом вверх по лестнице и скрылась за дверью прежде, чем Диана нашлась что ответить.
ГЛАВА 10
Эти губки были хорошенькими и пухлыми. — Только мне, ваша светлость, и тому, кому я пожелаю подарить их.
— А… — Он через ткань платья погладил пальцами ее соски. — И ты желаешь подарить их мне?
— Не знаю, просто не знаю, ваша светлость. Вы такой красивый джентльмен.
Он не стал тратить время на разговоры и крепко поцеловал ее. И понял, что благодарен случаю, требовавшему его участия в игре в крокет. Что он собирался сделать? Он установил для себя правило никогда не оказывать внимания и не отвечать на явные предложения от служанок в частных домах, включая свой собственный. Если бы не крокет, он счел бы себя обязанным уложить горничную в свою постель и заниматься с ней спортом по меньшей мере минут десять.
Он подумал, что именно этим ему меньше всего хотелось заняться.
Что-то с ним случилось. Должно быть, он заболевает. Девушка была привлекательно женственной. И ей очень, очень хотелось.
— Ах, моя милая, — тихо сказал он, улыбаясь ей, — как мне оторваться от тебя? Может быть, как-нибудь в другое время.
Она надула губки, а он, отвернувшись, достал монету из своего кошелька.
— Беги вниз, пока тебя не хватились, — сказал он, опуская монету в карман ее передника.
— Я совсем не хотела оскорбить вашу милость. — Она снова широко раскрыла глаза.
Он взял ее под локоть и подвел к двери своей спальни. Открыл ее и с улыбкой взял девушку за подбородок.
— Напротив, — сказал он. — Мне было приятно, моя милая. — Он наклонился и еще раз поцеловал ее.
Именно этот момент выбрала миссис Диана Ингрэм для того, чтобы пройти мимо его комнаты, выпрямив спину и решительно вздернув подбородок. Она направлялась играть в крокет.
Проклятие!
Диане удавалось избегать маркиза Кенвуда весь этот день, как и следующий. Это оказалось совсем не трудно. Можно было подумать, он тоже был доволен, что они держатся вдалеке друг от друга. У Дианы даже появилась надежда, что он решил отказаться от насмешек над ней и попыток соблазнить ее. юс Однако, когда она, войдя в столовую под руку с мистером Пибоди, намеренно нарушила установившийся порядок и выбрала другое место, она оказалась сидящей напротив маркиза. И в таком положении было еще труднее избегать его взгляда. Когда ей это удавалось, она слушала уже начавшийся разговор на какую-то скучную или глупую тему. А его ярко-синие глаза насмешливо поблескивали перед ней.
Казалось, мистер Пибоди всегда с большой охотой сопровождал ее, куда бы она ни направлялась. А когда его не было рядом с ней, на его месте суетился Эрнест, очень серьезно воспринимавший роль ее рыцаря-защитника. И только в его присутствии она могла расслабиться.
На следующий день Эрнест пригласил ее в музыкальную комнату, заходить в которую после вчерашнего кошмара она старательно избегала, чтобы не разучивать свой дуэт с лордом Кенвудом, хотя им явно требовалось попрактиковаться. Предполагалось, что Эрнест будет играть на скрипке, а Анджела Уикенхэм танцевать.
Диана стояла у окна, часть ее внимания была обращена на траву, цветы и голубое небо за окном, а часть — на происходившее внутри. Бедный Эрнест, думала она. Не следовало заставлять его играть на публике. Он не был скрипачом, хотя и утверждал, что игра на скрипке без труда стала его важнейшим достижением.
— Но у вас хорошее чувство ритма, милорд, — подбадривала его Анджела. — Это все, что мне нужно для танца. Знаете, я очень часто танцую совсем без аккомпанемента, он звучит у меня в голове. Поэтому скрипка для меня просто праздник. — Она наморщила носик и улыбнулась лорду Кренсфорду.
Доброе сердечко, подумала Диана и с большим интересом посмотрела на девушку. Она перевела взгляд с ее оживленного личика на нахмуренное лицо Эрнеста и про себя улыбнулась. Господи, благослови эту девочку. Так много людей, казалось, не замечали в нем ничего, кроме не отличавшегося красотой лица и неуклюжих манер. Но Тедди научил ее видеть любящее и честное сердце за неброской внешностью. А Анджела разглядела это сама.
Конечно, она очень молода. Эрнест на десять лет старше ее. Несомненно, в ее взгляде, брошенном на него, когда он, нахмурившись, разбирался в нотах, было обожание своего героя.
— Не хотите ли сыграть еще раз? — спросила Анджела. — А я буду танцевать. — Она закрыла глаза и подняла руки в ожидании первых аккордов.
Диана смотрела на нее, и лорд Кренсфорд, умудряясь при этом играть, с изумлением уже несколько минут не отрываясь смотрел, как она движется под звуки музыки. Нет, подумала Диана с благоговением, она не танцует под музыку; она сама становится музыкой. Казались почти неслышными визгливые звуки скрипки, вместо них звучали и были видимы лишь скользящие движения танцовщицы, едва касавшейся пола, ее гибкая, изящная грация, пируэты. Все движения ее тела выражали страстную музыку, звучавшую в этом теле.
— Вот это да, — сказал лорд Кренсфорд, когда танец закончился.
— О, Анджела, — восхитилась Диана, — как вы талантливы. Это было прекрасно.
— Видите? — с сияющей улыбкой обратилась Анджела к лорду Кренсфорду. — Вы играли очень хорошо на этот раз, милорд, потому что вы обращали внимание не только на себя. Так выберем это к завтрашнему концерту?
— Где вы научились так танцевать? — хмуро спросил лорд Кренсфорд.
Она пожала плечами:
— Я не училась. Я обычно танцевала, когда должна была разучивать гаммы или музыкальные пьески или заниматься чем-то в этом роде. Боюсь, я не умею воспроизводить музыку пальцами или голосом. Только лишь всем моим существом.
Лорд Кренсфорд прокашлялся.
— Не знаю, что подумают другие. Диана с удивлением посмотрела на него.
— Они будут очарованы, — сказала она.
— Это как-то нехорошо, — объяснил он. — Лестер, и Майкл, и Рассел будут зрителями и все такое. И Джек.
Диана и Анджела непонимающе смотрели на него, а он почесал голову и опять кашлянул.
— Так попробуем еще раз?
Диана наблюдала некоторое время за ними, затем ее взгляд остановился на окне. Ее мучило чувство вины. Она думала, не извиниться ли ей перед лордом Кенвудом. В конце концов, она сама напросилась на этот поцелуй. Хотя, надо признать, что он нарочно почти обхватил ее руками, пока они разучивали дуэт.
Но она хотела этого поцелуя. И отвечала на него с совершенно безудержной страстью. Она хотела его. Нет, правильнее сказать, она хочет его. Ее лицо горело от стыда, но это было правдой. Ей хочется снова пережить то, что произошло в той гостинице. Но без опия. Или это было так хорошо, очень хорошо только в ее воображении?
И ей хотелось узнать, что произошло бы дальше. Было бы это так, как происходило по крайней мере раз в неделю с Тедди в течение четырех лет их брака? Или было бы по-другому? И как это может быть по-другому?
Она хотела узнать. Она умирала от желания узнать.
И совершенно искренне презирала себя за это.
Он развратник. Это все, что ему от нее нужно. И если Он не мог получить этого от нее, то получит от любой доступной женщины. Как эта горничная! Он был с ней, когда прошло не более часа с тех пор, как она оставила его в музыкальной комнате. И как он мог так бесстыдно выставлять напоказ свою развращенность, целуя эту девицу и говоря ей те слова при открытой двери, где их мог увидеть любой? Где она увидела их.
После этого весь оставшийся день ее просто тошнило.
О, ей не в чем перед ним извиняться.
И она была совершенно права. Она должна помнить свои слова и не сомневаться в том, что сказала правду. Ему нечего предложить ей, кроме сердечной боли и пустоты. Даже теперь ей доставляло боль воспоминание о его ласках, и она не могла ни о чем думать, кроме как о нем. Но ведь не она виновата в том, что было между ними. И она полагала, что ее добродетель не пострадала.
А как бы она чувствовала себя, если бы сознательно упала в его объятия и позволила ему все те интимные вещи, которые в течение четырех лет происходили с ней в супружеской постели? Что бы она почувствовала после его ухода? Когда увидела бы его на пороге спальни с другой женщиной? Как бы она справилась с душевным смятением, которое вызвало бы ее поведение, так не соответствующее ее воспитанию и жизненному опыту? Как она могла бы относиться к себе самой?
Кроме того, разве у нее не было сомнений? Не могла же она всерьез думать о том, не уступить ли маркизу Кенвуду в его усилиях соблазнить ее. Только не ему. Какой номер получила бы она в списке его побед? Очень большой номер, без сомнения. Но совсем небольшой по сравнению с женщиной, которая попадет в список в следующем году или еще через год.
Она не будет номером ни в чьем списке.
— Что выдумаете, милорд? — запыхавшись, спросила Анджела.
— Ну, — неуверенно ответил лорд Кренсфорд, опуская скрипку, — полагаю, это годится.
Спустя несколько минут Диана вместе с Анджелой поднимались по лестнице.
— Что бы я ни сделала, его светлость всегда недоволен, — пожаловалась Анджела. Она, казалось, совсем упала духом.
— Эрнест? — удивилась Диана.
— Он все время хмурится или открыто ругает меня, — сказала девушка. — Я думаю, он так и не понял, что мне уже не четырнадцать лет.
Диана сжала ее руку.
— Не знаю, как он мог не заметить этого.
— Я знаю, что тогда я раздражала его. Он уже был блестящим джентльменом, а я надоедливой девчонкой, которую ему предлагали развлекать. Я надеялась, что теперь, может быть, все изменится. Но я думаю, он обожает вас Как бы я хотела быть такой же красивой, как вы. И иметь ваши манеры.
Она бросилась бегом вверх по лестнице и скрылась за дверью прежде, чем Диана нашлась что ответить.
ГЛАВА 10
— Так, — сказал лорд Кенвуд утром следующего дня, оглядывая музыкальную комнату и направляясь к фортепьяно, — кажется, этот час отвели нам. Насколько я понимаю, графиня позаботилась, чтобы у всех были какие-то занятия в течение этих шестидесяти минут.
— Да, видимо, так, — согласилась Диана.
— А что она сотворила с Эрни, хотел бы я знать. — Маркиз перебирал кипу нот в поисках их дуэта. — Должно быть, потребовалось немало изобретательности, чтобы убедить его оставить вас у меня в лапах на такое долгое время.
— Анджела захотела еще раз осмотреть замок, — слабо улыбнулась Диана. — И думаю, графиня убедила ее, что сегодняшнее утро — самое подходящее для этого время. Эрнест должен сопровождать ее, чтобы она не покалечилась среди руин. Рассел и Барбара тоже ушли.
— А, — сказал маркиз, с видимым интересом разглядывая ноты. — Удивляюсь, что Эрни сначала не запер вас в вашей комнате и не положил ключ в карман.
— Я заверила его, что буду в полной безопасности. Лорд Кенвуд положил ноты и, подняв одну бровь, посмотрел на нее, его глаза смеялись.
— В самом деле? — спросил он. — Может быть, желаете, пока это возможно, подойти к камину, Диана, и взять кочергу? Это причинит некоторое неудобство тому, кто будет сидеть за фортепьяно, но вам она может пригодиться, если мне опять захочется поухаживать за вами.
Она покраснела, но не опустила голову, а смотрела ему прямо в глаза.
— Я хотела бы кое-что сказать. Его глаза смеялись.
— Говорите, моя дорогая .У нас впереди еще час, до того как наступит очередь виконтессы разучивать свои гаммы.
— Я прошу прощения, — сказала она, — за то, что я сказала два дня назад. Я по крайней мере так же виновата в том… объятии, как и вы, и было лицемерием обвинять вас в безнравственности, как я потом сделала. Это было несправедливо.
Его глаза неторопливо оглядели ее тонкую фигурку, муслиновое с узором платье, плохо скрывавшее ее женственные формы, так хорошо знакомые ему.
— О нет, это было справедливо. Знаете ли, Диана, вы были совершенно правы. Я намеренно сделал так, что вы оказались в моих объятиях, и я действительно имел намерение поцеловать вас, если появится такая возможность. У меня было сильное желание позволить себе и другие вольности, если я получу шанс. К сожалению, я его не получил.
— Хорошо, — после неловкой паузы сказала она, — хорошо. Может быть, оставим этот разговор?..
Его глаза снова весело заблестели.
— И может быть, в будущем будет неразумно с вашей стороны позволять Эрни спускать вас с поводка. Я хочу вас, Диана Ингрэм. И если Эрни предупреждал вас, что я опасный человек, то вам следовало прислушаться к нему. Ибо Эрни кое-что знает о том, что случается в жизни.
— Но у вас есть одна слабость. — Она подошла к фортепьяно и села на табурет. — Я уже не раз замечала это.
Приподняв бровь, он насмешливо смотрел на нее.
— Вы не можете обнимать свою жертву, когда знаете, что она этого не хочет. — Она протянула руку, чтобы взять у него ноты. — Все же в вас есть что-то от джентльмена. Я верю, что мне ничто не угрожает.
Он улыбнулся ей и отдал ноты.
— С моей стороны — возможно, моя дорогая. Но от вас самой, Диана? Понимаете, я тоже рассчитываю на вашу слабость. Под вашим строгим, подобающим настоящей леди поведением скрывается совсем не подобающая леди жажда жизни и страсти. Я видел это, и не один раз. Разве я не прав? Однако каким бы интересным ни становился наш разговор, я думаю, нам пора заняться музыкой. В прошлый раз, когда мы пробовали петь, и вы, и я, и фортепьяно звучали вразнобой, и, поскольку концерт сегодня, я полагаю, оставшееся время нам следует потратить на музыку. Диана поджала губы.
— Играть будете вы? — спросила она. — Мне кажется, у вас это получается лучше, чем у меня.
— Ах, но это не соответствует моей репутации праздного и… э… распутного человека — играть на фортепьяно и при этом петь, — сказал он. — Что-то одно я еще могу допустить. Но и то и другое — никогда. Играть будете вы, Диана. Начинайте, пожалуйста. И обратите внимание, что я стою на приличном расстоянии, ни на шаг не приближаясь к вам.
— Я заметила, пусть так будет и дальше. — Она начала играть аккомпанемент.
— По-моему, получилось, — спустя почти час заявил маркиз. — Вот уже третий раз подряд мы все заканчивали вместе. И мы оба помнили, что не надо кричать, как в прошлый раз, будто это не песенка, а боевой клич. Мое сердце разрывается от жалости к несчастной Кейт.
— Несчастной Кейт? — Диана решительно встала и закрыла ноты. — Она поступила очень разумно, отвергнув этого человека. Вы же видите, она смеется вместо того, чтобы плакать, что, без сомнения, она бы делала, если бы позволила ему остаться.
Однако «хе-хе-хе» мне не кажется похожим на искренний смех, — заметил он. — В самом деле, Диана, я чувствую, что выгляжу ужасно глупо, когда пою эти слова. А вы разве нет? Это фальшивый смех, если я хотя бы немного в этом разбираюсь. Она хочет, чтобы он остался. Она хочет, чтобы ее уговорили.
— Она избавилась от бесконечных страданий, — возразила Диана.
Маркиз, опиравшийся локтем о фортепьяно, выпрямился и направился к двери. Проходя мимо Дианы, он коснулся пальцем ее подбородка.
— У нее, вероятно, была холодная и одинокая старость, и она жалела, что не имела в жизни даже маленького удовольствия, о котором было бы приятно вспоминать, — сказал он. — Неприступная добродетель не согреет холодную постель, Диана. Полагаю, вы не желаете прогуляться со мной?
— Я обещала свекрови помочь подготовиться к вечеру.
— Я так и думал, что не пойдете. — Он открыл дверь и с поклоном пропустил ее вперед.
День выдался таким же солнечным и теплым, как и накануне. И графиня Ротерхэм была очень довольна этим обстоятельством. Потому что, несмотря на то что греческий павильон у реки содержался в полном порядке и был хорошо обставлен, в случае дождя двадцати гостям в нем было бы довольно тесно.
А теперь они все смогли расположиться на одеялах и подушках на берегу реки, и в павильоне находилась только пара лакеев, которые разливали шампанское, предназначавшееся для празднования дня рождения Аллана, и приготовляли чай для пикника.
Графиня, как она и говорила графу накануне, была абсолютно удовлетворена. Никто, казалось, не изнывал от скуки. А отношения трех пар, которые она решила соединить брачными узами, развивались вполне удовлетворительно.
— Нет, конечно, Барбара и Рассел не моя заслуга, дорогой, — сказала она тогда. — Они с колыбели предназначены друг другу и уже два или больше года не сводят друг с друга глаз. Но приятно видеть, как любовь расцветает в нашем доме.
Анджела и Эрнест, естественно, пока не объявили о своей любви, но еще объявят. Эрнест, милый мальчик, соображает довольно медленно. В то утро в замке он не позволил Анджеле взбираться по лестницам, надо же! А как иначе он думает приблизиться к ней настолько, чтобы прижать к себе и поцеловать? Но это еще произойдет. Она продолжит заботиться об этом.
Джек и милая Диана, конечно, явно увлечены друг другом. Но в их случае потребуется время. Они ее не беспокоят. Они оба сильные натуры. Безусловно, Джеку нужно больше, чем поцелуи, а Диане меньше. Но они договорятся.
Только бы этот идиот Томас все не испортил. Бедняга в том возрасте, когда мужчины впадают в панику оттого, что уходит молодость, все мужчины проходят через это и отчаянно пытаются удержать ее. Но Диана слишком разумна, чтобы слушать его глупости.
— Дорогие мои, — графиня хлопнула в ладоши, чтобы привлечь всеобщее внимание. Все уже выпили шампанское за здоровье Аллана, но приступать к еде было еще рано. — Пора поразмяться. Мы с Ротерхэмом и Ханна с Джошуа пройдемся по берегу, как и приличествует нашему возрасту. Но вы, молодежь, захотите погулять подальше, в полях. Если перейдете мост, то можете зайти в лес. Деревья там растут редко. Заблудиться трудно. Граф усмехнулся.
— Если, конечно, вы этого сами не захотите, — добавил он.
Кое-кто рассмеялся.
— Но помните, — сказала графиня, — вы должны вернуться к чаю не позднее чем через час. Эрнест, дорогой, почему бы тебе не показать дорогу через мост? Возьми Анджелу под руку.
Неужели он, перейдя на другой берег, не догадается вовремя заблудиться вместе с ней, подумала графиня, ну да ладно. Завтра ей придется придумать другой способ свести их. И послезавтра.
Джек, как она видела, стоял, прислонившись к стволу дерева, сложив на груди руки, и весело болтал с Клодией и Ханной, сидевшими на одеяле перед ним. Все хорошо, но знает ли он и не беспокоит ли его то, что Томас увел с собой Диану? Графиня сердито покачала головой. Она должна немного подождать, а потом разобраться в возникшей ситуации. Конечно, если только у него самого не хватит ума что-то предпринять.
— Клодия, — сказала графиня, — вы с Кларенсом могли бы прогуляться с нами. И вы тоже, миссис Уикенхэм, если желаете. Возьмите меня под руку, я хотела бы узнать, что вы думаете о наших внуках. Джек, дорогой, вам неинтересно тащиться с нами, стариками. Почему бы вам не поспешить и не догнать молодежь? Маркиз улыбнулся.
— С каким бы огромным удовольствием я взял вас под руку с одной стороны и миссис Уикенхэм — с другой, — сказал он. — Но я уверен, что один из джентльменов вызвал бы меня на дуэль за мою жадность. Захватить сразу двух милых дам!
Леди Ноулз встала и, расправляя юбки, рассмеялась.
— Ни на одну женщину, Джек, не произвело бы впечатления ваше умение льстить, если бы не ваше плутоватое лицо. И такие порочные глаза, — добавила она, погрозив ему пальцем.
Он усмехнулся и не тронулся с места. Они ушли туда, думал он, повернув голову и глядя направо, на деревья. Они не перешли на другой берег. Он выпрямился, стряхнул с плеча лист и веточку с рукава. Пора последовать за ними. Вероятно, он застанет Пибоди опустившимся перед ней на одно колено и целующим ее руку.
Лорд Кренсфорд уже начал терять надежду когда-нибудь избавиться от Анджелы Уикенхэм. Он не сомневался, что его мать постарается, чтобы во все оставшиеся дни их пребывания в Ротерхэм-Холле он повсюду сопровождал Анджелу. Лондон и свобода казались недостижимо далекими и по расстоянию, и по времени. В нем росло мрачное и ужасное предчувствие, что они навсегда останутся для него недостижимыми.
Утро началось плохо. Мисс Уикенхэм высказала желание еще раз осмотреть замок, а что желала мисс Уикенхэм, она получала, так по крайней мере казалось. И не имело никакого значения то, что Рассел и Барбара тоже были склонны отправиться туда и что-не трудно было уговорить Майкла, или Лестера, или Аллана сопровождать мисс Уикенхэм. О нет, жертвой должен был стать он.
— Ты знаешь это место как свои пять пальцев, Эрнест, дорогой, — сказала графиня. — Ты просто должен пойти и показать его другим.
Доказывать, что в замке нет ничего, что нельзя было бы увидеть глазами, и все уже успели там побывать, было бесполезно. Как было бесполезно объяснять, что он собирался пригласить Диану посмотреть оранжереи. Ее утро тоже было расписано. Она должна репетировать перед вечерним концертом. С Джеком, конечно.
Когда он наедине с ней высказал свое беспокойство, она ответила, что все в порядке. Может быть, маркиз и такой, как его описал Эрнест, и может быть надоедливым, но он не опасен. Она прекрасно с ним справится. Если бы она знала! А она добавила, что сожалеет, что несколько дней назад она просила его оберегать ее. Он совсем не обязан это делать. Пусть лучше он приятно проводит время с теми, кого выберет сам.
И оставила его с Анджелой Уикенхэм.
Он взглянул на Анджелу, когда они впереди других четырех пар переходили мост. Она восторженно оглядывалась по сторонам и, встретив его взгляд, улыбнулась и наморщила нос.
Она выглядела прелестно, это он должен был признать. Намного, намного лучше, чем четыре года назад. Вид у нее был совершенно безвредный. Если не знать ее, даже и не подумаешь, что она может быть такой назойливой мухой.
В это утро она ничего не могла придумать, кроме лазанья по стенам. Барбару, как и любую здравомыслящую девушку, вполне удовлетворяла прогулка под руку с Расселом по двору и окрестностям замка, а мисс Уикенхэм носилась от одной башни к другой, и ему потребовалась вся его твердость, чтобы удержать ее и не позволить взбираться по винтовым лестницам. Они были слишком опасны для такой хрупкой молодой леди.
— Вот эта кажется совсем неопасной, — сказала она, подходя к последней круглой башне и ставя ногу на более или менее сохранившуюся нижнюю ступеньку. — Давайте поднимемся, милорд. Если хотите, можете идти первым. И если желаете, я буду держаться за вашу руку. Пожалуйста!
— Повторяю последний раз, — теряя терпение, сказал он. — Я не хочу вернуть вас вашей маме со сломанной шеей. Отсюда и так все хорошо видно. А там наверху ничего нет.
— Но я хотела посмотреть, откуда упала та девушка. — Она смотрела на него большими темными глазами, которые могли бы произвести впечатление на других мужчин, но уж, конечно, не на него. — Мне хочется узнать, что она чувствовала, перед тем как броситься вниз.
— Это всего лишь легенда, в которую хочется верить моей маме. И вы не подниметесь туда. Я не могу допустить, чтобы вас постигла такая же судьба.
Она решительно отвернулась от него и все время, пока они находились во дворе, не смотрела на него. Конечно, надув губы. Как избалованный ребенок надеясь, что он уступит. Вероятно, Уикенхэм избаловал ее. Она была на несколько лет моложе Клодии. И он понимал, что трудно не избаловать такое маленькое, изящное и хорошенькое создание.
— Здесь такие красивые деревья, — наконец сказала она. — Они очень старые? — Она остановилась и потрогала кору старого дуба, ветви которого клонились к земле.
Лорд Кренсфорд из вежливости остановился рядом с ней и заложил за спину руки, в то время как другие пары направились дальше.
Анджела вздохнула.
— Я люблю деревья. Они намного ближе к небу, чем я.
Наконец она тронулась с места, но не для того, чтобы продолжить путь, как можно было бы ожидать от нормальной молодой леди. Она подоткнула юбку, так что хорошо были видны ее лодыжки, и начала взбираться на дерево. Отвратительная отчаянная девчонка!
— Эй! — крикнул ей лорд Кренсфорд. — Слезайте оттуда, пока не упали и не покалечились.
Она сверху нахально улыбнулась ему.
— Попробуйте заставить меня спуститься, — сказала она, продолжая карабкаться вверх.
Лорд Кренсфорд тихо произнес слово, которое никогда бы не употребил в присутствии дамы, и полез вслед за ней. Прошло, вероятно, лет пятнадцать с тех пор, когда он последний раз лазал на дерево. К тому же облегаюший фигуру сюртук от Вестона, узкие панталоны и высокие сапоги были совсем не той одеждой, которую он предпочел бы для такого случая, имей он возможность выбора.
Но как раз выбора-то у него и не было. Эта девчонка свалится и сломает ногу, а виноват будет он.
Когда он добрался до нее, она сидела на толстом суку, прислонясь спиной к стволу и обхватив руками колени. Казалось, она удобно устроилась и сидела как будто на диване в гостиной, откинув голову и закрыв глаза. У нее был вид человека, испытывающего истинное блаженство.
— А разве вы не любите лазать по деревьям? — спросила она.
— Это мое любимое занятие. Раза два в день я потихоньку ухожу из дома, чтобы взобраться на пару деревьев. Удивляюсь, как вы этого не заметили.
Она весело рассмеялась.
— Вы всегда такой сердитый. Забираясь на дерево, оставляешь позади весь мир и все беды. Как бы мне хотелось взбираться все выше и выше — до самого неба, до самых звезд. А вам?
— Да, видимо, так, — согласилась Диана.
— А что она сотворила с Эрни, хотел бы я знать. — Маркиз перебирал кипу нот в поисках их дуэта. — Должно быть, потребовалось немало изобретательности, чтобы убедить его оставить вас у меня в лапах на такое долгое время.
— Анджела захотела еще раз осмотреть замок, — слабо улыбнулась Диана. — И думаю, графиня убедила ее, что сегодняшнее утро — самое подходящее для этого время. Эрнест должен сопровождать ее, чтобы она не покалечилась среди руин. Рассел и Барбара тоже ушли.
— А, — сказал маркиз, с видимым интересом разглядывая ноты. — Удивляюсь, что Эрни сначала не запер вас в вашей комнате и не положил ключ в карман.
— Я заверила его, что буду в полной безопасности. Лорд Кенвуд положил ноты и, подняв одну бровь, посмотрел на нее, его глаза смеялись.
— В самом деле? — спросил он. — Может быть, желаете, пока это возможно, подойти к камину, Диана, и взять кочергу? Это причинит некоторое неудобство тому, кто будет сидеть за фортепьяно, но вам она может пригодиться, если мне опять захочется поухаживать за вами.
Она покраснела, но не опустила голову, а смотрела ему прямо в глаза.
— Я хотела бы кое-что сказать. Его глаза смеялись.
— Говорите, моя дорогая .У нас впереди еще час, до того как наступит очередь виконтессы разучивать свои гаммы.
— Я прошу прощения, — сказала она, — за то, что я сказала два дня назад. Я по крайней мере так же виновата в том… объятии, как и вы, и было лицемерием обвинять вас в безнравственности, как я потом сделала. Это было несправедливо.
Его глаза неторопливо оглядели ее тонкую фигурку, муслиновое с узором платье, плохо скрывавшее ее женственные формы, так хорошо знакомые ему.
— О нет, это было справедливо. Знаете ли, Диана, вы были совершенно правы. Я намеренно сделал так, что вы оказались в моих объятиях, и я действительно имел намерение поцеловать вас, если появится такая возможность. У меня было сильное желание позволить себе и другие вольности, если я получу шанс. К сожалению, я его не получил.
— Хорошо, — после неловкой паузы сказала она, — хорошо. Может быть, оставим этот разговор?..
Его глаза снова весело заблестели.
— И может быть, в будущем будет неразумно с вашей стороны позволять Эрни спускать вас с поводка. Я хочу вас, Диана Ингрэм. И если Эрни предупреждал вас, что я опасный человек, то вам следовало прислушаться к нему. Ибо Эрни кое-что знает о том, что случается в жизни.
— Но у вас есть одна слабость. — Она подошла к фортепьяно и села на табурет. — Я уже не раз замечала это.
Приподняв бровь, он насмешливо смотрел на нее.
— Вы не можете обнимать свою жертву, когда знаете, что она этого не хочет. — Она протянула руку, чтобы взять у него ноты. — Все же в вас есть что-то от джентльмена. Я верю, что мне ничто не угрожает.
Он улыбнулся ей и отдал ноты.
— С моей стороны — возможно, моя дорогая. Но от вас самой, Диана? Понимаете, я тоже рассчитываю на вашу слабость. Под вашим строгим, подобающим настоящей леди поведением скрывается совсем не подобающая леди жажда жизни и страсти. Я видел это, и не один раз. Разве я не прав? Однако каким бы интересным ни становился наш разговор, я думаю, нам пора заняться музыкой. В прошлый раз, когда мы пробовали петь, и вы, и я, и фортепьяно звучали вразнобой, и, поскольку концерт сегодня, я полагаю, оставшееся время нам следует потратить на музыку. Диана поджала губы.
— Играть будете вы? — спросила она. — Мне кажется, у вас это получается лучше, чем у меня.
— Ах, но это не соответствует моей репутации праздного и… э… распутного человека — играть на фортепьяно и при этом петь, — сказал он. — Что-то одно я еще могу допустить. Но и то и другое — никогда. Играть будете вы, Диана. Начинайте, пожалуйста. И обратите внимание, что я стою на приличном расстоянии, ни на шаг не приближаясь к вам.
— Я заметила, пусть так будет и дальше. — Она начала играть аккомпанемент.
— По-моему, получилось, — спустя почти час заявил маркиз. — Вот уже третий раз подряд мы все заканчивали вместе. И мы оба помнили, что не надо кричать, как в прошлый раз, будто это не песенка, а боевой клич. Мое сердце разрывается от жалости к несчастной Кейт.
— Несчастной Кейт? — Диана решительно встала и закрыла ноты. — Она поступила очень разумно, отвергнув этого человека. Вы же видите, она смеется вместо того, чтобы плакать, что, без сомнения, она бы делала, если бы позволила ему остаться.
Однако «хе-хе-хе» мне не кажется похожим на искренний смех, — заметил он. — В самом деле, Диана, я чувствую, что выгляжу ужасно глупо, когда пою эти слова. А вы разве нет? Это фальшивый смех, если я хотя бы немного в этом разбираюсь. Она хочет, чтобы он остался. Она хочет, чтобы ее уговорили.
— Она избавилась от бесконечных страданий, — возразила Диана.
Маркиз, опиравшийся локтем о фортепьяно, выпрямился и направился к двери. Проходя мимо Дианы, он коснулся пальцем ее подбородка.
— У нее, вероятно, была холодная и одинокая старость, и она жалела, что не имела в жизни даже маленького удовольствия, о котором было бы приятно вспоминать, — сказал он. — Неприступная добродетель не согреет холодную постель, Диана. Полагаю, вы не желаете прогуляться со мной?
— Я обещала свекрови помочь подготовиться к вечеру.
— Я так и думал, что не пойдете. — Он открыл дверь и с поклоном пропустил ее вперед.
День выдался таким же солнечным и теплым, как и накануне. И графиня Ротерхэм была очень довольна этим обстоятельством. Потому что, несмотря на то что греческий павильон у реки содержался в полном порядке и был хорошо обставлен, в случае дождя двадцати гостям в нем было бы довольно тесно.
А теперь они все смогли расположиться на одеялах и подушках на берегу реки, и в павильоне находилась только пара лакеев, которые разливали шампанское, предназначавшееся для празднования дня рождения Аллана, и приготовляли чай для пикника.
Графиня, как она и говорила графу накануне, была абсолютно удовлетворена. Никто, казалось, не изнывал от скуки. А отношения трех пар, которые она решила соединить брачными узами, развивались вполне удовлетворительно.
— Нет, конечно, Барбара и Рассел не моя заслуга, дорогой, — сказала она тогда. — Они с колыбели предназначены друг другу и уже два или больше года не сводят друг с друга глаз. Но приятно видеть, как любовь расцветает в нашем доме.
Анджела и Эрнест, естественно, пока не объявили о своей любви, но еще объявят. Эрнест, милый мальчик, соображает довольно медленно. В то утро в замке он не позволил Анджеле взбираться по лестницам, надо же! А как иначе он думает приблизиться к ней настолько, чтобы прижать к себе и поцеловать? Но это еще произойдет. Она продолжит заботиться об этом.
Джек и милая Диана, конечно, явно увлечены друг другом. Но в их случае потребуется время. Они ее не беспокоят. Они оба сильные натуры. Безусловно, Джеку нужно больше, чем поцелуи, а Диане меньше. Но они договорятся.
Только бы этот идиот Томас все не испортил. Бедняга в том возрасте, когда мужчины впадают в панику оттого, что уходит молодость, все мужчины проходят через это и отчаянно пытаются удержать ее. Но Диана слишком разумна, чтобы слушать его глупости.
— Дорогие мои, — графиня хлопнула в ладоши, чтобы привлечь всеобщее внимание. Все уже выпили шампанское за здоровье Аллана, но приступать к еде было еще рано. — Пора поразмяться. Мы с Ротерхэмом и Ханна с Джошуа пройдемся по берегу, как и приличествует нашему возрасту. Но вы, молодежь, захотите погулять подальше, в полях. Если перейдете мост, то можете зайти в лес. Деревья там растут редко. Заблудиться трудно. Граф усмехнулся.
— Если, конечно, вы этого сами не захотите, — добавил он.
Кое-кто рассмеялся.
— Но помните, — сказала графиня, — вы должны вернуться к чаю не позднее чем через час. Эрнест, дорогой, почему бы тебе не показать дорогу через мост? Возьми Анджелу под руку.
Неужели он, перейдя на другой берег, не догадается вовремя заблудиться вместе с ней, подумала графиня, ну да ладно. Завтра ей придется придумать другой способ свести их. И послезавтра.
Джек, как она видела, стоял, прислонившись к стволу дерева, сложив на груди руки, и весело болтал с Клодией и Ханной, сидевшими на одеяле перед ним. Все хорошо, но знает ли он и не беспокоит ли его то, что Томас увел с собой Диану? Графиня сердито покачала головой. Она должна немного подождать, а потом разобраться в возникшей ситуации. Конечно, если только у него самого не хватит ума что-то предпринять.
— Клодия, — сказала графиня, — вы с Кларенсом могли бы прогуляться с нами. И вы тоже, миссис Уикенхэм, если желаете. Возьмите меня под руку, я хотела бы узнать, что вы думаете о наших внуках. Джек, дорогой, вам неинтересно тащиться с нами, стариками. Почему бы вам не поспешить и не догнать молодежь? Маркиз улыбнулся.
— С каким бы огромным удовольствием я взял вас под руку с одной стороны и миссис Уикенхэм — с другой, — сказал он. — Но я уверен, что один из джентльменов вызвал бы меня на дуэль за мою жадность. Захватить сразу двух милых дам!
Леди Ноулз встала и, расправляя юбки, рассмеялась.
— Ни на одну женщину, Джек, не произвело бы впечатления ваше умение льстить, если бы не ваше плутоватое лицо. И такие порочные глаза, — добавила она, погрозив ему пальцем.
Он усмехнулся и не тронулся с места. Они ушли туда, думал он, повернув голову и глядя направо, на деревья. Они не перешли на другой берег. Он выпрямился, стряхнул с плеча лист и веточку с рукава. Пора последовать за ними. Вероятно, он застанет Пибоди опустившимся перед ней на одно колено и целующим ее руку.
Лорд Кренсфорд уже начал терять надежду когда-нибудь избавиться от Анджелы Уикенхэм. Он не сомневался, что его мать постарается, чтобы во все оставшиеся дни их пребывания в Ротерхэм-Холле он повсюду сопровождал Анджелу. Лондон и свобода казались недостижимо далекими и по расстоянию, и по времени. В нем росло мрачное и ужасное предчувствие, что они навсегда останутся для него недостижимыми.
Утро началось плохо. Мисс Уикенхэм высказала желание еще раз осмотреть замок, а что желала мисс Уикенхэм, она получала, так по крайней мере казалось. И не имело никакого значения то, что Рассел и Барбара тоже были склонны отправиться туда и что-не трудно было уговорить Майкла, или Лестера, или Аллана сопровождать мисс Уикенхэм. О нет, жертвой должен был стать он.
— Ты знаешь это место как свои пять пальцев, Эрнест, дорогой, — сказала графиня. — Ты просто должен пойти и показать его другим.
Доказывать, что в замке нет ничего, что нельзя было бы увидеть глазами, и все уже успели там побывать, было бесполезно. Как было бесполезно объяснять, что он собирался пригласить Диану посмотреть оранжереи. Ее утро тоже было расписано. Она должна репетировать перед вечерним концертом. С Джеком, конечно.
Когда он наедине с ней высказал свое беспокойство, она ответила, что все в порядке. Может быть, маркиз и такой, как его описал Эрнест, и может быть надоедливым, но он не опасен. Она прекрасно с ним справится. Если бы она знала! А она добавила, что сожалеет, что несколько дней назад она просила его оберегать ее. Он совсем не обязан это делать. Пусть лучше он приятно проводит время с теми, кого выберет сам.
И оставила его с Анджелой Уикенхэм.
Он взглянул на Анджелу, когда они впереди других четырех пар переходили мост. Она восторженно оглядывалась по сторонам и, встретив его взгляд, улыбнулась и наморщила нос.
Она выглядела прелестно, это он должен был признать. Намного, намного лучше, чем четыре года назад. Вид у нее был совершенно безвредный. Если не знать ее, даже и не подумаешь, что она может быть такой назойливой мухой.
В это утро она ничего не могла придумать, кроме лазанья по стенам. Барбару, как и любую здравомыслящую девушку, вполне удовлетворяла прогулка под руку с Расселом по двору и окрестностям замка, а мисс Уикенхэм носилась от одной башни к другой, и ему потребовалась вся его твердость, чтобы удержать ее и не позволить взбираться по винтовым лестницам. Они были слишком опасны для такой хрупкой молодой леди.
— Вот эта кажется совсем неопасной, — сказала она, подходя к последней круглой башне и ставя ногу на более или менее сохранившуюся нижнюю ступеньку. — Давайте поднимемся, милорд. Если хотите, можете идти первым. И если желаете, я буду держаться за вашу руку. Пожалуйста!
— Повторяю последний раз, — теряя терпение, сказал он. — Я не хочу вернуть вас вашей маме со сломанной шеей. Отсюда и так все хорошо видно. А там наверху ничего нет.
— Но я хотела посмотреть, откуда упала та девушка. — Она смотрела на него большими темными глазами, которые могли бы произвести впечатление на других мужчин, но уж, конечно, не на него. — Мне хочется узнать, что она чувствовала, перед тем как броситься вниз.
— Это всего лишь легенда, в которую хочется верить моей маме. И вы не подниметесь туда. Я не могу допустить, чтобы вас постигла такая же судьба.
Она решительно отвернулась от него и все время, пока они находились во дворе, не смотрела на него. Конечно, надув губы. Как избалованный ребенок надеясь, что он уступит. Вероятно, Уикенхэм избаловал ее. Она была на несколько лет моложе Клодии. И он понимал, что трудно не избаловать такое маленькое, изящное и хорошенькое создание.
— Здесь такие красивые деревья, — наконец сказала она. — Они очень старые? — Она остановилась и потрогала кору старого дуба, ветви которого клонились к земле.
Лорд Кренсфорд из вежливости остановился рядом с ней и заложил за спину руки, в то время как другие пары направились дальше.
Анджела вздохнула.
— Я люблю деревья. Они намного ближе к небу, чем я.
Наконец она тронулась с места, но не для того, чтобы продолжить путь, как можно было бы ожидать от нормальной молодой леди. Она подоткнула юбку, так что хорошо были видны ее лодыжки, и начала взбираться на дерево. Отвратительная отчаянная девчонка!
— Эй! — крикнул ей лорд Кренсфорд. — Слезайте оттуда, пока не упали и не покалечились.
Она сверху нахально улыбнулась ему.
— Попробуйте заставить меня спуститься, — сказала она, продолжая карабкаться вверх.
Лорд Кренсфорд тихо произнес слово, которое никогда бы не употребил в присутствии дамы, и полез вслед за ней. Прошло, вероятно, лет пятнадцать с тех пор, когда он последний раз лазал на дерево. К тому же облегаюший фигуру сюртук от Вестона, узкие панталоны и высокие сапоги были совсем не той одеждой, которую он предпочел бы для такого случая, имей он возможность выбора.
Но как раз выбора-то у него и не было. Эта девчонка свалится и сломает ногу, а виноват будет он.
Когда он добрался до нее, она сидела на толстом суку, прислонясь спиной к стволу и обхватив руками колени. Казалось, она удобно устроилась и сидела как будто на диване в гостиной, откинув голову и закрыв глаза. У нее был вид человека, испытывающего истинное блаженство.
— А разве вы не любите лазать по деревьям? — спросила она.
— Это мое любимое занятие. Раза два в день я потихоньку ухожу из дома, чтобы взобраться на пару деревьев. Удивляюсь, как вы этого не заметили.
Она весело рассмеялась.
— Вы всегда такой сердитый. Забираясь на дерево, оставляешь позади весь мир и все беды. Как бы мне хотелось взбираться все выше и выше — до самого неба, до самых звезд. А вам?