Страница:
Чтобы произвести набег на мост и разрушить очень важную для противника железную дорогу, я вынужден был произвести перегруппировку и высвободить для намеченной операции часть сил. В дальнейшем мы рассчитывали соединиться с кавалеристами полковника Соколова, который находился севернее Издешкова, и тем самым выполнить приказ об организации взаимодействия с 11-м кавалерийским корпусом для совместного наступления на Вязьму с запада. Все это делалось согласно указаниям штаба фронта. А 5 марта я получил от командующего фронтом радиограмму, в которой он обвинял меня в самоуправстве:
Еще 11 февраля я получил разрешение использовать две - три дивизии для наступления на Вязьму с запада совместно с корпусом Соколова. 12 февраля я донес, что намерен силою трех дивизий наступать на Лезыкино и Чепчугово, чтобы отрезать Вязьму с запада. Еще через пять дней командующий фронтом потребовал от меня и от Соколова «прочно перехватить железную дорогу Вязьма - Смоленск, не допуская движения железнодорожных эшелонов противника». Таким образом, наш набег на мост никак не нарушал приказа командования.
В ответ я писал генералу Жукову:
В дни, когда наша группа пыталась отрезать Вязьму с запада, стало известно, что партизаны освободили районный центр Смоленской области старинный русский город Дорогобуж. Произошло это 15-16 февраля. Позже мы узнали подробности этой операции.
По предложению секретаря Дорогобужского райкома партии товарища Булейко партизанский отряд «Ураган» под командованием А. Т. Калугина, отряд «Дедушка», возглавляемый В. И. Воронченко, и еще несколько отрядов объединили свои силы для захвата города. Вначале они заняли деревни вокруг Дорогобужа, на всех идущих из него дорогах устроили завалы и около них укрыли засады. Вражеский гарнизон, состоявший из запасного пехотного полка, двух рот белофиннов, карательного отряда СД, подразделений заградительного полка СС и роты полиции, был блокирован.
Противник располагал значительными силами. Чтобы легче справиться с ним, партизаны пошли на хитрость. В город проникла группа подрывников из отряда «Дедушка». В условленное время она взорвала вражеский склад, в котором хранилось около пятидесяти вагонов снарядов и других боеприпасов.
Как и следовало ожидать, фашисты бросились в окружающие деревни, чтобы расправиться с партизанами. Гитлеровцы везли с собой десятки заранее приготовленных виселиц. Тут и сыграли свою роль засады у завалов. На всех дорогах каратели попадали под убийственный огонь замаскировавшихся партизан.
В ночь на 15 февраля большая группа партизан пробралась по замерзшему Днепру, забросала гранатами караульное помещение гитлеровцев и завязала бой внутри города. Немцы оставили Дорогобуж и устремились через Днепр на север, к городу Сафонове, чтобы соединиться со своими более крупными силами.
Этого как раз и ожидали партизаны. На дорогах, по которым немцы начали отступать, были выставлены самые сильные засады. Они встретили гитлеровцев огнем из винтовок и пулеметов. К утру значительная часть Дорогобужского гарнизона была уничтожена. Среди убитых фашистов оказался и командир карательного отряда. Партизаны захватили в городе много трофеев: склад оружия и боеприпасов, склад с продовольствием, тридцать автомашин, около пяти тысяч немецких винтовок. Вместе с партизанами действовала группа десантников, по ошибке сброшенная вместо Озеречни в этом районе. Она насчитывала более шестидесяти человек.
Возглавлявший операцию А. Т. Калугин получил в бою за город тяжелое ранение и был впоследствии эвакуирован на «Большую землю». - На территории Дорогобужского района была восстановлена Советская власть. Мы направили туда кавалерийский полк, а в конце февраля - 1-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию генерал-майора Баранова, которому подчинили все местные партизанские формирования. На Баранова возлагалась ответственность за удержание и расширение освобожденной территории, за развитие партизанского движения в Дорогобужском, Ярцевском и Глинковском районах. Кроме того, 1-я гвардейская кавалерийская дивизия имела задачу пополниться там людьми, а по возможности, и конским составом.
Чтобы спасти от гибели 329-ю стрелковую дивизию и 250-й воздушнодесантный полк, попавшие в окружение, нам пришлось отказаться от наступления на Вязьму с запада и перебросить главные силы группы на правый фланг. Три наши кавалерийские дивизии и 8-я воздушнодесантная бригада совершили форсированный марш в район Дебрево, Княжное, Хватов Завод. 7 марта мы начали с этого рубежа наступление на противника, чтобы разорвать кольцо окружения. В условиях большого превосходства гитлеровцев в артиллерии, минометах и авиации наши части продвигались вперед очень медленно.
К сожалению, нам не удалось наладить взаимодействие с 329-й стрелковой дивизией и координировать с ней удары по врагу. После того как она оказалась отрезанной от главных сил 33-й армии, ее подчинили мне.
Однако командование дивизии считало такое подчинение временным и по-прежнему тяготело к той армии, в которой она числилась раньше. В дивизии имелась исправная радиостанция. Но когда положение осложнилось, штаб дивизии прекратил радиосвязь с нами и поддерживал ее только со штабом Западного фронта и с генералом Ефремовым. Командование дивизии надеялось, что Ефремов поможет разорвать кольцо и дивизия снова соединится со своей армией. К сожалению, ударная группа 33-й армии в то время не только не могла помочь окруженным, но и сама нуждалась в поддержке. Если раньше наши с Ефремовым попытки сомкнуть фланги и создать единый фронт встречали резкую критику свыше, то теперь главком Западного направления требовал от меня: «Не бросайте Ефремова, иначе он погибнет».
Мы получили достоверные сведения, что 329-я стрелковая дивизия намерена пробиваться на восток, к 33-й армии. Такое решение не имело шансов на успех и привело бы к большим неоправданным потерям. Я послал в штаб окруженной дивизии пешую разведывательную партию во главе с лейтенантом Бабичевым. Разведчики скрытно пробрались через боевые порядки противника и доставили в 329-ю стрелковую дивизию мой приказ, согласно которому окруженные должны были наступать на юг, то есть навстречу нам. Однако к этому времени командование дивизии полностью выпустило управление из своих рук, предоставив право подчиненным самим выбирать способы и направления выхода из кольца.
Первыми пробились к нам командиры штаба 329-й дивизии лейтенант Волков и политрук Канев. От них мы узнали, что штаб дивизии, выполняя мой приказ, движется на соединение с нами.
Чтобы облегчить окруженным выход из кольца, мы продолжали вести наступление, сковывая противника. В ночь на 10 марта в расположение наших войск пробился командир 250-го воздушнодесантного полка майор Солдатов. Он привел с собой семьдесят пять лыжников. Вслед за ними вышел из окружения командир 1112-го стрелкового полка Астанин без людей. Прибыл также командир саперного батальона. Но никто из них не знал, где находятся части дивизии и в каком они состоянии.
14 марта из окружения вышло командование дивизии, а также около двухсот пятидесяти бойцов и командиров. Впоследствии мы узнали, что более четырехсот человек просочились через боевые порядки противника и присоединились к 33-й армии.
Командира и комиссара 329-й стрелковой дивизии судил военный трибунал. Они были понижены в звании и в должности и отправлены в другие части. Командиром дивизии назначили майора Н. Л. Солдатова, а комиссаром стал бывший начальник политотдела 75-й кавалерийской дивизии А. И. Юхов.
Во вражеском тылу
«...Почему вы, вопреки приказу Ставки и Военного совета фронта, ушли из-под Вязьмы? Кто вам дал право выбирать себе задачу? Задача определена моим приказом. Вы, кажется, забыли, что бывает за невыполнение приказа, хотя сами арестовываете и предаете суду виновных...» [11]Я вовсе не забывал, что приказ начальника - закон для подчиненных, и от своих подчиненных требовал точного и быстрого выполнения приказаний и распоряжений. Но я считал и считаю, что, получив оперативную задачу, командир соединения или объединения вправе самостоятельно выбирать наиболее целесообразные в конкретных условиях тактические приемы и действия.
Еще 11 февраля я получил разрешение использовать две - три дивизии для наступления на Вязьму с запада совместно с корпусом Соколова. 12 февраля я донес, что намерен силою трех дивизий наступать на Лезыкино и Чепчугово, чтобы отрезать Вязьму с запада. Еще через пять дней командующий фронтом потребовал от меня и от Соколова «прочно перехватить железную дорогу Вязьма - Смоленск, не допуская движения железнодорожных эшелонов противника». Таким образом, наш набег на мост никак не нарушал приказа командования.
В ответ я писал генералу Жукову:
«Подробное донесение отправлено вам самолетом (летчиком Ефремовым). По существу докладываю: оперативно главные силы корпуса оставались на подступах Вязьмы, но тактически я менял направление удара, обходя узлы сопротивления противника и стремясь выполнить вашу оперативную задачу. Формально на тактический маневр мне давали право №№ 1921, 1690, 1774, 86/оп.» [12].По получении моего подробного донесения командующий новой радиограммой разрешил мне маневрировать войсками. Это развязало нам руки, давало возможность действовать по своему усмотрению, что особенно важно в тылу врага, где обстановка меняется часто и быстро.
В дни, когда наша группа пыталась отрезать Вязьму с запада, стало известно, что партизаны освободили районный центр Смоленской области старинный русский город Дорогобуж. Произошло это 15-16 февраля. Позже мы узнали подробности этой операции.
По предложению секретаря Дорогобужского райкома партии товарища Булейко партизанский отряд «Ураган» под командованием А. Т. Калугина, отряд «Дедушка», возглавляемый В. И. Воронченко, и еще несколько отрядов объединили свои силы для захвата города. Вначале они заняли деревни вокруг Дорогобужа, на всех идущих из него дорогах устроили завалы и около них укрыли засады. Вражеский гарнизон, состоявший из запасного пехотного полка, двух рот белофиннов, карательного отряда СД, подразделений заградительного полка СС и роты полиции, был блокирован.
Противник располагал значительными силами. Чтобы легче справиться с ним, партизаны пошли на хитрость. В город проникла группа подрывников из отряда «Дедушка». В условленное время она взорвала вражеский склад, в котором хранилось около пятидесяти вагонов снарядов и других боеприпасов.
Как и следовало ожидать, фашисты бросились в окружающие деревни, чтобы расправиться с партизанами. Гитлеровцы везли с собой десятки заранее приготовленных виселиц. Тут и сыграли свою роль засады у завалов. На всех дорогах каратели попадали под убийственный огонь замаскировавшихся партизан.
В ночь на 15 февраля большая группа партизан пробралась по замерзшему Днепру, забросала гранатами караульное помещение гитлеровцев и завязала бой внутри города. Немцы оставили Дорогобуж и устремились через Днепр на север, к городу Сафонове, чтобы соединиться со своими более крупными силами.
Этого как раз и ожидали партизаны. На дорогах, по которым немцы начали отступать, были выставлены самые сильные засады. Они встретили гитлеровцев огнем из винтовок и пулеметов. К утру значительная часть Дорогобужского гарнизона была уничтожена. Среди убитых фашистов оказался и командир карательного отряда. Партизаны захватили в городе много трофеев: склад оружия и боеприпасов, склад с продовольствием, тридцать автомашин, около пяти тысяч немецких винтовок. Вместе с партизанами действовала группа десантников, по ошибке сброшенная вместо Озеречни в этом районе. Она насчитывала более шестидесяти человек.
Возглавлявший операцию А. Т. Калугин получил в бою за город тяжелое ранение и был впоследствии эвакуирован на «Большую землю». - На территории Дорогобужского района была восстановлена Советская власть. Мы направили туда кавалерийский полк, а в конце февраля - 1-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию генерал-майора Баранова, которому подчинили все местные партизанские формирования. На Баранова возлагалась ответственность за удержание и расширение освобожденной территории, за развитие партизанского движения в Дорогобужском, Ярцевском и Глинковском районах. Кроме того, 1-я гвардейская кавалерийская дивизия имела задачу пополниться там людьми, а по возможности, и конским составом.
Чтобы спасти от гибели 329-ю стрелковую дивизию и 250-й воздушнодесантный полк, попавшие в окружение, нам пришлось отказаться от наступления на Вязьму с запада и перебросить главные силы группы на правый фланг. Три наши кавалерийские дивизии и 8-я воздушнодесантная бригада совершили форсированный марш в район Дебрево, Княжное, Хватов Завод. 7 марта мы начали с этого рубежа наступление на противника, чтобы разорвать кольцо окружения. В условиях большого превосходства гитлеровцев в артиллерии, минометах и авиации наши части продвигались вперед очень медленно.
К сожалению, нам не удалось наладить взаимодействие с 329-й стрелковой дивизией и координировать с ней удары по врагу. После того как она оказалась отрезанной от главных сил 33-й армии, ее подчинили мне.
Однако командование дивизии считало такое подчинение временным и по-прежнему тяготело к той армии, в которой она числилась раньше. В дивизии имелась исправная радиостанция. Но когда положение осложнилось, штаб дивизии прекратил радиосвязь с нами и поддерживал ее только со штабом Западного фронта и с генералом Ефремовым. Командование дивизии надеялось, что Ефремов поможет разорвать кольцо и дивизия снова соединится со своей армией. К сожалению, ударная группа 33-й армии в то время не только не могла помочь окруженным, но и сама нуждалась в поддержке. Если раньше наши с Ефремовым попытки сомкнуть фланги и создать единый фронт встречали резкую критику свыше, то теперь главком Западного направления требовал от меня: «Не бросайте Ефремова, иначе он погибнет».
Мы получили достоверные сведения, что 329-я стрелковая дивизия намерена пробиваться на восток, к 33-й армии. Такое решение не имело шансов на успех и привело бы к большим неоправданным потерям. Я послал в штаб окруженной дивизии пешую разведывательную партию во главе с лейтенантом Бабичевым. Разведчики скрытно пробрались через боевые порядки противника и доставили в 329-ю стрелковую дивизию мой приказ, согласно которому окруженные должны были наступать на юг, то есть навстречу нам. Однако к этому времени командование дивизии полностью выпустило управление из своих рук, предоставив право подчиненным самим выбирать способы и направления выхода из кольца.
Первыми пробились к нам командиры штаба 329-й дивизии лейтенант Волков и политрук Канев. От них мы узнали, что штаб дивизии, выполняя мой приказ, движется на соединение с нами.
Чтобы облегчить окруженным выход из кольца, мы продолжали вести наступление, сковывая противника. В ночь на 10 марта в расположение наших войск пробился командир 250-го воздушнодесантного полка майор Солдатов. Он привел с собой семьдесят пять лыжников. Вслед за ними вышел из окружения командир 1112-го стрелкового полка Астанин без людей. Прибыл также командир саперного батальона. Но никто из них не знал, где находятся части дивизии и в каком они состоянии.
14 марта из окружения вышло командование дивизии, а также около двухсот пятидесяти бойцов и командиров. Впоследствии мы узнали, что более четырехсот человек просочились через боевые порядки противника и присоединились к 33-й армии.
Командира и комиссара 329-й стрелковой дивизии судил военный трибунал. Они были понижены в звании и в должности и отправлены в другие части. Командиром дивизии назначили майора Н. Л. Солдатова, а комиссаром стал бывший начальник политотдела 75-й кавалерийской дивизии А. И. Юхов.
Во вражеском тылу
Прошло больше месяца с тех пор, как наша группа пересекла Варшавское шоссе и оказалась в тылу противника. За это время войска 50-й и некоторых других армий предприняли несколько попыток прорвать оборону гитлеровцев и соединиться с нами. Однако все попытки закончились неудачно. Мы продолжали действовать изолированно от главных сил фронта.
Изнурительные бои, бесконечные марши по бездорожью, плохое питание - все это до крайности утомило людей. Бойцы были так измотаны, что на привалах падали в снег и мгновенно засыпали. Части понесли большие потери. 15 февраля командир 75-й легкой кавалерийской дивизии доложил мне, что в дивизии после спешивания ведут бой всего 59 человек.
В марте выдалось наконец несколько относительно спокойных дней. Мы использовали их для того, чтобы дать отдых бойцам и командирам, провести некоторую реорганизацию.
В районах Вязьмы, Ельни и Дорогобужа, то есть в тех местах, где мы теперь действовали, осенью 1941 года немцам удалось окружить крупные силы советских войск. Окруженные рассеялись по деревням. Некоторые из них скрывались среди местных жителей. Другие, наиболее смелые, вступали в партизанские отряды и продолжали борьбу с фашистами. В лесных деревнях скрывалось также много бойцов и командиров, бежавших из немецкого плена.
Я послал в штаб фронта радиограмму с просьбой разрешить на месте доукомплектовать части группы.
12 февраля получил ответ: мне разрешалось пополнить войска за счет военнослужащих, которые организованно укрывались в тылу противника, и за счет местного населения в возрасте до 49 лет.
Работа по призыву и приему пополнения была возложена на политические органы группы. В каждой дивизии была создана специальная призывная комиссия из штабных командиров и представителей местных партийных комитетов во главе с начальником политотдела. Кроме того, было создано несколько временных военных комиссариатов, через которые производился призыв местных жителей.
Призывная комиссия 1-й гвардейской кавалерийской дивизии сначала вела призыв только в Дорогобужском районе. Но уже к началу марта людские резервы здесь были исчерпаны. Поэтому председатель комиссии полковой комиссар Марченко направил своих представителей в соседние Глинковский и Ярцевский районы. Созданный в Глинковском районе военный комиссариат провел мобилизацию не только на территории своего района, но и в Кардымовском районе. Была также установлена связь с партизанами, действовавшими южнее Ельни, в частности с партизанским полком имени Лазо. По нашему поручению этот полк провел на занятой им территории мобилизацию и направил к нам большую группу мобилизованных.
Деятельность призывных комиссий не только давала возможность укомплектовывать части регулярных войск, но и помогала быстрому росту партизанских отрядов. В Глинковском районе, например, местный партизанский отряд за две первые недели марта вырос с тысячи до полутора тысяч человек. Комиссия послала командира и комиссара в Ярцевский район для формирования партизанского батальона. Сначала там объединились три отряда, насчитывавшие в общей сложности восемьдесят человек. За какие-нибудь три дня к ним прибавилось еще сто человек. Некоторые являлись с оружием.
С начала своей работы до 12 марта комиссия, возглавляемая полковым комиссаром Марченко, направила в части 1-й гвардейской кавалерийской дивизии две тысячи четыреста тридцать семь человек, в том числе четыреста одиннадцать человек из Семлевского района, центр которого все еще находился в руках немцев. За счет пополнения в полках 1-й гвардейской кавдивизии были восстановлены все сабельные, пулеметные эскадроны и полковые батареи, доукомплектованы саперные полуэскадроны и полуэскадроны связи. Много людей призывная комиссия направила и для пополнения 2-й гвардейской кавалерийской дивизии.
Больше половины бойцов, прибывших в сабельные эскадроны, не имели оружия. Политработники нашего корпуса совместно с местными партийными органами провели разъяснительную работу среди жителей Дорогобужского, Ярцевского, Глинковского и Ельнинского районов, подняли все население на сбор винтовок, пулеметов, боеприпасов. Женщины, дети и старики искали оружие на полях и в лесах, где минувшей осенью шли бои. Но, несмотря на их старания, оружия нам все-таки не хватало.
С бойцами, поступавшими на пополнение минометных, артиллерийских и пулеметных подразделений, были организованы занятия. Новички изучали материальную часть, овладевали необходимыми навыками, сживались с коллективом.
«Окруженцы», особенно кадровые красноармейцы, с радостью возвращались в регулярные войска. Они своими глазами видели, что значит «новый порядок», установленный немцами на оккупированной территории. Им надоело скитаться по лесам и глухим деревням. Они безропотно переносили голод и холод, добросовестно выполняли боевые задания, показывая отвагу и мужество, гордились, что им доверено воевать в гвардейских частях.
Бойцы из поступившего пополнения почти полгода пробыли на занятой врагом территории, ничего не зная о событиях на фронте и в стране, или получая сведения, извращенные немцами. Политотделы наших дивизий и политработники полков уделили пополнению особое внимание. С людьми проводили политзанятия, им рассказывали о разгроме немцев под Москвой, под Ростовом и Тихвином. Важную роль сыграли и наши агитаторы, ветераны корпуса. В дружеских беседах с новичками они вспоминали о славных делах конногвардейцев, о том, как били мы фашистов на Украине, под Каширой, под Тулой. Ветераны знакомили новичков с историей и с традициями наших частей, личным примером показывали, как должен вести себя гвардеец в бою.
В подавляющем большинстве люди, прибывшие с пополнением, стали хорошими солдатами. Многие из них прошли потом долгий путь по дорогам войны, стали командирами.
С помощью призывных комиссий мы пополнили гвардейские дивизии. 329-я стрелковая дивизия пополнилась за счет партизанского отряда «Северный медведь» и нескольких других отрядов. Но возместить все потери не было возможности. Особенно ослаблены были легкие кавалерийские дивизии, превратившиеся, по существу, в усиленные эскадроны.
Мы со Щелаковским послали в Военный совет Западного фронта радиограмму, прося разрешить нам расформировать 41, 57 и 75-ю легкие кавалерийские дивизии, а их личный состав использовать для доукомплектования двух гвардейских. Такое разрешение было дано, и реорганизация произведена.
В конце февраля, в разгар напряженных боев, мы получили директиву: нашим полкам присваивались новые номера. 11, 96, 131 и 160-й кавалерийские полки 1-й гвардейской кавалерийской дивизии стали теперь 1, 3, 5 и 6-м гвардейскими кавалерийскими полками. 136, 108, 5 и 72-й кавалерийские полки 2-й гвардейской кавалерийской дивизии были переименованы во 2, 4, 7 и 8-й гвардейские кавалерийские полки. Новые названия прижились не сразу. Некоторое время мы по привычке продолжали в разговорах называть полки их старыми номерами.
8-ю воздушнодесантную бригаду мы передали в 4-й воздушнодесантный корпус, куда она входила и раньше.
После реорганизации в группе остались 1-я и 2-я гвардейские кавалерийские дивизии, 329-я стрелковая дивизия и два партизанских соединения - «Дедушка» и «Особая группа партизанских отрядов». Силы наши значительно возросли. Когда начинался рейд, через Варшавское шоссе прорвалось около семи тысяч бойцов и командиров. А в конце марта в группе насчитывалось уже до семнадцати тысяч человек.
Основная масса личного состава группы мужественно переносила все трудности и невзгоды. Но не все выдерживали напряжение. Иные теряли способность трезво оценивать обстановку, поддавались панике.
Не выдержали нервы у прокурора корпуса Мусабаева. 13 марта он отправил прокурору фронта Румянцеву большую радиограмму, в которой подробно освещал состояние группы. Сообщал он о том, что корпус действует без отдыха с первого дня войны, что личный состав утомлен непрерывными боями и бессонными ночами, что за время рейда выбыло из строя восемьдесят процентов командного состава, приводил много других фактов. Все эти факты соответствовали действительности. Если судить только по ним, то положение корпуса было безнадежно. Но Мусабаев упускал самое главное - какой вред противнику мы нанесли, воюя в фашистском тылу. Командование Западного направления не отказывалось от мысли окружить и уничтожить главные силы гитлеровской группы армий «Центр». Поэтому большое значение придавалось плацдарму, который мы удерживали на занятой врагом территории. Наши действия в тылу противника были очень важны для успеха намеченной операции. Мусабаев так и не понял этого.
Свое донесение прокурор заканчивал словами: «В целях сохранения оставшегося боеспособного кадра прошу вас возбудить ходатайство перед Военным советом о выводе корпуса из рейда и дать ему возможность полного укомплектования».
Ни я, ни комиссар ничего не знали о посланном донесении. Мы не считали положение корпуса безнадежным, наоборот, были уверены, что сможем успешно выполнять задачи, которые будут поставлены перед нами.
На другой день после того как прокурор отправил свое паническое послание, мы получили радиограмму Военного совета Западного фронта, требовавшую вести решительную борьбу с упадочническими настроениями, подобными тем, какие были у Мусабаева.
Мусабаев не долго пробыл после этого в нашей группе. Прокурор Западного фронта удовлетворил его просьбу о переводе в другое соединение. Мусабаева отправили самолетом на «Большую землю».
Весной 1942 года на всем советско-германском фронте наступило относительное затишье. Линия фронта стабилизировалась. Обе стороны пополняли войска, сильно поредевшие за истекшие месяцы, создавали резервы, готовясь к летним боям.
Немцы могли теперь выделить больше сил и средств для борьбы с советскими соединениями, которые прорвались в их тыл в районе Вязьмы. Противник решил уничтожить нас по частям. Первый удар он нанес по группировке 33-й армии генерала Ефремова, в состав которой входили три очень слабые стрелковые дивизии. Окружив эту группировку во много раз превосходящими силами, фашисты начали постепенно сжимать кольцо.
Мы с Ефремовым были знакомы еще с 1925 года. Он в то время командовал 19-й территориальной стрелковой дивизией в Воронеже, а я - кавалерийской бригадой в Острогожске. Ефремов отличался мужеством и решительностью. В первый, наиболее трудный, период войны он зарекомендовал себя умелым полководцем. Он принадлежал к числу тех людей, которые предпочитают самостоятельно преодолевать трудности, не обращаясь за помощью. И когда теперь, под Вязьмой, мы получили приказ штаба Западного фронта помочь остаткам ударной группировки 33-й армии прорваться к нам, мне стало ясно, что положение у Ефремова действительно очень тяжелое.
Задача была поставлена нам 24 марта. В это время войска моей группы были связаны боями за удержание той большой территории, которую мы контролировали в тылу противника. Значительная часть наших сил вела наступление на станцию Угра и прилегающие к ней деревни Русаново, Денисково, Вознесенье и Сенютино. В этом районе мы окружили вражеский гарнизон численностью более семисот человек и намеревались уничтожить его. Он угрожал нашему тылу, а также флангу нашего соседа, 4-го воздушнодесантного корпуса. Бои за станцию Угра приняли затяжной характер. Вражеский гарнизон получал помощь по воздуху транспортными самолетами.
Для помощи Ефремову мы сформировали сводный отряд. В него вошел 2-й гвардейский кавалерийский полк майора Г. И. Малинова, насчитывавший триста сорок шесть человек, с двумя полевыми орудиями, двумя противотанковыми пушками и несколькими минометами. К полку присоединился партизанский батальон численностью в двести сорок шесть человек при двух орудиях и трех минометах. Командование сводным отрядом принял бывший командир расформированной 57-й кавалерийской дивизии полковник М. Н. Завадовский.
Я связался по радио с генерал-лейтенантом Ефремовым, сообщил, что сводный отряд выступил на помощь его окруженным войскам. Мы уточнили, в каком месте нанесет удар Завадовский. Генерал Ефремов должен был в свою очередь сделать попытку пробиться навстречу этому отряду.
27 марта отряд перешел в наступление из района Знаменки на Свищево. Противник оказывал сильное, все возраставшее сопротивление. Бой продолжался почти без перерыва несколько суток. Гвардейцы и партизаны предпринимали атаку за атакой, но каждый раз попадали под огонь многочисленных пулеметов и минометов и вынуждены были отходить на прежние рубежи.
Полковник Завадовский неоднократно менял участки прорыва, но и это не помогало. Гитлеровцы, окружавшие группировку Ефремова, имели превосходство в силах и средствах. Им удалось отразить все наши попытки разорвать кольцо. Впоследствии мы узнали, что фашисты имели в штабе Ефремова агентов, которые сообщали немцам о месте и времени наших ударов. Двух таких агентов поймали в мае наши парашютисты.
Отряд Завадовского понес большие потери, и его пришлось расформировать. 14 апреля уцелевшие бойцы и командиры были возвращены в свои части. Полковник Завадовский был отозван в штаб Западного фронта и назначен командиром 18-й гвардейской стрелковой дивизии.
Оказать действенную помощь Ефремову мы не смогли: выделенный для этого отряд был слишком слаб, а увеличить его мы не имели никакой возможности. Дело в том, что в последних числах марта, когда наши подразделения вели упорные бои, пробиваясь к группировке Ефремова, резко ухудшилось положение нашего соседа - 4-го воздушнодесантного корпуса, которому мы тоже должны были оказать немедленную помощь.
Этот корпус, состоявший из 9-й и 214-й воздушнодесантных бригад, начал высаживаться еще 19 февраля в районе села Великополье. И снова штурманы транспортной авиации допустили ряд ошибок, в результате чего часть десантников выбросилась далеко от указанного им места. До восьмидесяти парашютистов приземлились возле деревни Коптево (в четырнадцати километрах южнее Семлева). Большая группа была сброшена неподалеку от Изборова за передним краем обороны противника, и гитлеровцы без труда уничтожили ее. Боеприпасы, оружие, продовольствие и лыжи парашютистов тоже были разбросаны на большом пространстве, и разыскать их удавалось далеко не всегда.
Командовал корпусом генерал-майор А. Ф. Левашов. Но его самолет, направлявшийся в район десантирования, попал под обстрел, и Левашов погиб. Командование принял начальник штаба корпуса А. Ф. Казанкин.
Сбор высадившихся парашютистов закончился 23 февраля. Всего в двух бригадах насчитывалось семь тысяч пятнадцать человек.
Воздушнодесантный корпус должен был наступать навстречу 50-й армии генерала Болдина и помочь ей прорвать оборону гитлеровцев. Перед 50-й армией стояла прежняя задача: продвинуться вперед и захватить Вязьму.
Начав наступление 25 февраля, десантники добились заметных успехов. За трое суток они с боями овладели населенными пунктами Ключи, Дерговочная, Татьяниха и Жердовка. Через некоторое время нескольким разведгруппам 9-й воздушнодесантной бригады удалось даже пробраться через Варшавское шоссе и установить связь с частями 50-й армии. Таким образом, парашютисты почти выполнили то, что от них требовалось. Но 50-я армия не смогла прорвать фронт и соединиться с десантниками.
Изнурительные бои, бесконечные марши по бездорожью, плохое питание - все это до крайности утомило людей. Бойцы были так измотаны, что на привалах падали в снег и мгновенно засыпали. Части понесли большие потери. 15 февраля командир 75-й легкой кавалерийской дивизии доложил мне, что в дивизии после спешивания ведут бой всего 59 человек.
В марте выдалось наконец несколько относительно спокойных дней. Мы использовали их для того, чтобы дать отдых бойцам и командирам, провести некоторую реорганизацию.
В районах Вязьмы, Ельни и Дорогобужа, то есть в тех местах, где мы теперь действовали, осенью 1941 года немцам удалось окружить крупные силы советских войск. Окруженные рассеялись по деревням. Некоторые из них скрывались среди местных жителей. Другие, наиболее смелые, вступали в партизанские отряды и продолжали борьбу с фашистами. В лесных деревнях скрывалось также много бойцов и командиров, бежавших из немецкого плена.
Я послал в штаб фронта радиограмму с просьбой разрешить на месте доукомплектовать части группы.
12 февраля получил ответ: мне разрешалось пополнить войска за счет военнослужащих, которые организованно укрывались в тылу противника, и за счет местного населения в возрасте до 49 лет.
Работа по призыву и приему пополнения была возложена на политические органы группы. В каждой дивизии была создана специальная призывная комиссия из штабных командиров и представителей местных партийных комитетов во главе с начальником политотдела. Кроме того, было создано несколько временных военных комиссариатов, через которые производился призыв местных жителей.
Призывная комиссия 1-й гвардейской кавалерийской дивизии сначала вела призыв только в Дорогобужском районе. Но уже к началу марта людские резервы здесь были исчерпаны. Поэтому председатель комиссии полковой комиссар Марченко направил своих представителей в соседние Глинковский и Ярцевский районы. Созданный в Глинковском районе военный комиссариат провел мобилизацию не только на территории своего района, но и в Кардымовском районе. Была также установлена связь с партизанами, действовавшими южнее Ельни, в частности с партизанским полком имени Лазо. По нашему поручению этот полк провел на занятой им территории мобилизацию и направил к нам большую группу мобилизованных.
Деятельность призывных комиссий не только давала возможность укомплектовывать части регулярных войск, но и помогала быстрому росту партизанских отрядов. В Глинковском районе, например, местный партизанский отряд за две первые недели марта вырос с тысячи до полутора тысяч человек. Комиссия послала командира и комиссара в Ярцевский район для формирования партизанского батальона. Сначала там объединились три отряда, насчитывавшие в общей сложности восемьдесят человек. За какие-нибудь три дня к ним прибавилось еще сто человек. Некоторые являлись с оружием.
С начала своей работы до 12 марта комиссия, возглавляемая полковым комиссаром Марченко, направила в части 1-й гвардейской кавалерийской дивизии две тысячи четыреста тридцать семь человек, в том числе четыреста одиннадцать человек из Семлевского района, центр которого все еще находился в руках немцев. За счет пополнения в полках 1-й гвардейской кавдивизии были восстановлены все сабельные, пулеметные эскадроны и полковые батареи, доукомплектованы саперные полуэскадроны и полуэскадроны связи. Много людей призывная комиссия направила и для пополнения 2-й гвардейской кавалерийской дивизии.
Больше половины бойцов, прибывших в сабельные эскадроны, не имели оружия. Политработники нашего корпуса совместно с местными партийными органами провели разъяснительную работу среди жителей Дорогобужского, Ярцевского, Глинковского и Ельнинского районов, подняли все население на сбор винтовок, пулеметов, боеприпасов. Женщины, дети и старики искали оружие на полях и в лесах, где минувшей осенью шли бои. Но, несмотря на их старания, оружия нам все-таки не хватало.
С бойцами, поступавшими на пополнение минометных, артиллерийских и пулеметных подразделений, были организованы занятия. Новички изучали материальную часть, овладевали необходимыми навыками, сживались с коллективом.
«Окруженцы», особенно кадровые красноармейцы, с радостью возвращались в регулярные войска. Они своими глазами видели, что значит «новый порядок», установленный немцами на оккупированной территории. Им надоело скитаться по лесам и глухим деревням. Они безропотно переносили голод и холод, добросовестно выполняли боевые задания, показывая отвагу и мужество, гордились, что им доверено воевать в гвардейских частях.
Бойцы из поступившего пополнения почти полгода пробыли на занятой врагом территории, ничего не зная о событиях на фронте и в стране, или получая сведения, извращенные немцами. Политотделы наших дивизий и политработники полков уделили пополнению особое внимание. С людьми проводили политзанятия, им рассказывали о разгроме немцев под Москвой, под Ростовом и Тихвином. Важную роль сыграли и наши агитаторы, ветераны корпуса. В дружеских беседах с новичками они вспоминали о славных делах конногвардейцев, о том, как били мы фашистов на Украине, под Каширой, под Тулой. Ветераны знакомили новичков с историей и с традициями наших частей, личным примером показывали, как должен вести себя гвардеец в бою.
В подавляющем большинстве люди, прибывшие с пополнением, стали хорошими солдатами. Многие из них прошли потом долгий путь по дорогам войны, стали командирами.
С помощью призывных комиссий мы пополнили гвардейские дивизии. 329-я стрелковая дивизия пополнилась за счет партизанского отряда «Северный медведь» и нескольких других отрядов. Но возместить все потери не было возможности. Особенно ослаблены были легкие кавалерийские дивизии, превратившиеся, по существу, в усиленные эскадроны.
Мы со Щелаковским послали в Военный совет Западного фронта радиограмму, прося разрешить нам расформировать 41, 57 и 75-ю легкие кавалерийские дивизии, а их личный состав использовать для доукомплектования двух гвардейских. Такое разрешение было дано, и реорганизация произведена.
В конце февраля, в разгар напряженных боев, мы получили директиву: нашим полкам присваивались новые номера. 11, 96, 131 и 160-й кавалерийские полки 1-й гвардейской кавалерийской дивизии стали теперь 1, 3, 5 и 6-м гвардейскими кавалерийскими полками. 136, 108, 5 и 72-й кавалерийские полки 2-й гвардейской кавалерийской дивизии были переименованы во 2, 4, 7 и 8-й гвардейские кавалерийские полки. Новые названия прижились не сразу. Некоторое время мы по привычке продолжали в разговорах называть полки их старыми номерами.
8-ю воздушнодесантную бригаду мы передали в 4-й воздушнодесантный корпус, куда она входила и раньше.
После реорганизации в группе остались 1-я и 2-я гвардейские кавалерийские дивизии, 329-я стрелковая дивизия и два партизанских соединения - «Дедушка» и «Особая группа партизанских отрядов». Силы наши значительно возросли. Когда начинался рейд, через Варшавское шоссе прорвалось около семи тысяч бойцов и командиров. А в конце марта в группе насчитывалось уже до семнадцати тысяч человек.
Основная масса личного состава группы мужественно переносила все трудности и невзгоды. Но не все выдерживали напряжение. Иные теряли способность трезво оценивать обстановку, поддавались панике.
Не выдержали нервы у прокурора корпуса Мусабаева. 13 марта он отправил прокурору фронта Румянцеву большую радиограмму, в которой подробно освещал состояние группы. Сообщал он о том, что корпус действует без отдыха с первого дня войны, что личный состав утомлен непрерывными боями и бессонными ночами, что за время рейда выбыло из строя восемьдесят процентов командного состава, приводил много других фактов. Все эти факты соответствовали действительности. Если судить только по ним, то положение корпуса было безнадежно. Но Мусабаев упускал самое главное - какой вред противнику мы нанесли, воюя в фашистском тылу. Командование Западного направления не отказывалось от мысли окружить и уничтожить главные силы гитлеровской группы армий «Центр». Поэтому большое значение придавалось плацдарму, который мы удерживали на занятой врагом территории. Наши действия в тылу противника были очень важны для успеха намеченной операции. Мусабаев так и не понял этого.
Свое донесение прокурор заканчивал словами: «В целях сохранения оставшегося боеспособного кадра прошу вас возбудить ходатайство перед Военным советом о выводе корпуса из рейда и дать ему возможность полного укомплектования».
Ни я, ни комиссар ничего не знали о посланном донесении. Мы не считали положение корпуса безнадежным, наоборот, были уверены, что сможем успешно выполнять задачи, которые будут поставлены перед нами.
На другой день после того как прокурор отправил свое паническое послание, мы получили радиограмму Военного совета Западного фронта, требовавшую вести решительную борьбу с упадочническими настроениями, подобными тем, какие были у Мусабаева.
«Надлежит разъяснить, - говорилось в радиограмме, - что благодаря прорыву корпуса в тыл противнику в районах Вязьма, Дорогобуж, Ельня и других поднялось и расширяется партизанское движение; его воздействие на противника с каждым днем усиливается. Нахождение 1-го гвардейского кавалерийского корпуса на тылах противника заставляет его оттягивать с фронта части, расходовать резервы. Вывод корпуса из рейда обречет на разгром противником партизан и много ухудшит положение Соколова, Ефремова, Жабо и Казанкина. Корпусу быть готовым к дальнейшему пребыванию в тылу противника и всемерно усилить свою активность, лучше и энергичнее организовать и активизировать партизан. Верховным Главнокомандующим приказано всеми средствами удержать Дорогобуж в ваших руках» [13] .Через несколько дней мы получили еще одну радиограмму, оказавшую нам большую моральную поддержку. Прислал ее инспектор кавалерии герой гражданской войны генерал-полковник Ока Иванович Городовиков, Он писал, что гордится успехами нашего корпуса и желает нам новых побед над противником.
Мусабаев не долго пробыл после этого в нашей группе. Прокурор Западного фронта удовлетворил его просьбу о переводе в другое соединение. Мусабаева отправили самолетом на «Большую землю».
Весной 1942 года на всем советско-германском фронте наступило относительное затишье. Линия фронта стабилизировалась. Обе стороны пополняли войска, сильно поредевшие за истекшие месяцы, создавали резервы, готовясь к летним боям.
Немцы могли теперь выделить больше сил и средств для борьбы с советскими соединениями, которые прорвались в их тыл в районе Вязьмы. Противник решил уничтожить нас по частям. Первый удар он нанес по группировке 33-й армии генерала Ефремова, в состав которой входили три очень слабые стрелковые дивизии. Окружив эту группировку во много раз превосходящими силами, фашисты начали постепенно сжимать кольцо.
Мы с Ефремовым были знакомы еще с 1925 года. Он в то время командовал 19-й территориальной стрелковой дивизией в Воронеже, а я - кавалерийской бригадой в Острогожске. Ефремов отличался мужеством и решительностью. В первый, наиболее трудный, период войны он зарекомендовал себя умелым полководцем. Он принадлежал к числу тех людей, которые предпочитают самостоятельно преодолевать трудности, не обращаясь за помощью. И когда теперь, под Вязьмой, мы получили приказ штаба Западного фронта помочь остаткам ударной группировки 33-й армии прорваться к нам, мне стало ясно, что положение у Ефремова действительно очень тяжелое.
Задача была поставлена нам 24 марта. В это время войска моей группы были связаны боями за удержание той большой территории, которую мы контролировали в тылу противника. Значительная часть наших сил вела наступление на станцию Угра и прилегающие к ней деревни Русаново, Денисково, Вознесенье и Сенютино. В этом районе мы окружили вражеский гарнизон численностью более семисот человек и намеревались уничтожить его. Он угрожал нашему тылу, а также флангу нашего соседа, 4-го воздушнодесантного корпуса. Бои за станцию Угра приняли затяжной характер. Вражеский гарнизон получал помощь по воздуху транспортными самолетами.
Для помощи Ефремову мы сформировали сводный отряд. В него вошел 2-й гвардейский кавалерийский полк майора Г. И. Малинова, насчитывавший триста сорок шесть человек, с двумя полевыми орудиями, двумя противотанковыми пушками и несколькими минометами. К полку присоединился партизанский батальон численностью в двести сорок шесть человек при двух орудиях и трех минометах. Командование сводным отрядом принял бывший командир расформированной 57-й кавалерийской дивизии полковник М. Н. Завадовский.
Я связался по радио с генерал-лейтенантом Ефремовым, сообщил, что сводный отряд выступил на помощь его окруженным войскам. Мы уточнили, в каком месте нанесет удар Завадовский. Генерал Ефремов должен был в свою очередь сделать попытку пробиться навстречу этому отряду.
27 марта отряд перешел в наступление из района Знаменки на Свищево. Противник оказывал сильное, все возраставшее сопротивление. Бой продолжался почти без перерыва несколько суток. Гвардейцы и партизаны предпринимали атаку за атакой, но каждый раз попадали под огонь многочисленных пулеметов и минометов и вынуждены были отходить на прежние рубежи.
Полковник Завадовский неоднократно менял участки прорыва, но и это не помогало. Гитлеровцы, окружавшие группировку Ефремова, имели превосходство в силах и средствах. Им удалось отразить все наши попытки разорвать кольцо. Впоследствии мы узнали, что фашисты имели в штабе Ефремова агентов, которые сообщали немцам о месте и времени наших ударов. Двух таких агентов поймали в мае наши парашютисты.
Отряд Завадовского понес большие потери, и его пришлось расформировать. 14 апреля уцелевшие бойцы и командиры были возвращены в свои части. Полковник Завадовский был отозван в штаб Западного фронта и назначен командиром 18-й гвардейской стрелковой дивизии.
Оказать действенную помощь Ефремову мы не смогли: выделенный для этого отряд был слишком слаб, а увеличить его мы не имели никакой возможности. Дело в том, что в последних числах марта, когда наши подразделения вели упорные бои, пробиваясь к группировке Ефремова, резко ухудшилось положение нашего соседа - 4-го воздушнодесантного корпуса, которому мы тоже должны были оказать немедленную помощь.
Этот корпус, состоявший из 9-й и 214-й воздушнодесантных бригад, начал высаживаться еще 19 февраля в районе села Великополье. И снова штурманы транспортной авиации допустили ряд ошибок, в результате чего часть десантников выбросилась далеко от указанного им места. До восьмидесяти парашютистов приземлились возле деревни Коптево (в четырнадцати километрах южнее Семлева). Большая группа была сброшена неподалеку от Изборова за передним краем обороны противника, и гитлеровцы без труда уничтожили ее. Боеприпасы, оружие, продовольствие и лыжи парашютистов тоже были разбросаны на большом пространстве, и разыскать их удавалось далеко не всегда.
Командовал корпусом генерал-майор А. Ф. Левашов. Но его самолет, направлявшийся в район десантирования, попал под обстрел, и Левашов погиб. Командование принял начальник штаба корпуса А. Ф. Казанкин.
Сбор высадившихся парашютистов закончился 23 февраля. Всего в двух бригадах насчитывалось семь тысяч пятнадцать человек.
Воздушнодесантный корпус должен был наступать навстречу 50-й армии генерала Болдина и помочь ей прорвать оборону гитлеровцев. Перед 50-й армией стояла прежняя задача: продвинуться вперед и захватить Вязьму.
Начав наступление 25 февраля, десантники добились заметных успехов. За трое суток они с боями овладели населенными пунктами Ключи, Дерговочная, Татьяниха и Жердовка. Через некоторое время нескольким разведгруппам 9-й воздушнодесантной бригады удалось даже пробраться через Варшавское шоссе и установить связь с частями 50-й армии. Таким образом, парашютисты почти выполнили то, что от них требовалось. Но 50-я армия не смогла прорвать фронт и соединиться с десантниками.