Страница:
– Ну, ладно, черт с ним, с законом... – тяжело вздохнув, дал задний ход Николай. – Но эти загадочные Шурины задумки – это точно гремеж под фанфары. Зачем вам все это? Жить что ли надоело?
– А ты его слушал? – спокойно спросила Ольга. – К такому богатому Буратино надо держаться поближе... Он всегда пригодится – больших денег надолго не хватает... Ты сам, Коля, через годик-другой к нему прибежишь, а он тебе фигу с маслом из пальчиков свернет. Скажет, ехидно улыбаясь: "А помнишь, Коленька, ты не уважил меня тогда? Не захотел своим умом поделиться?" Так что, давай, сначала послушаем его, на яхте покатаемся, а потом решим, что делать... И вообще...
В это время дверь открылась и в ее приеме мы увидели Шуру.
– Обсуждаете что-то? – спросил он ласково.
– Да... Вон, Николай Сергеевич боится доллары твои брать... – усмехнулась Ольга.
– Ну и пусть не берет, – спокойно ответил фальшивый миллиардер. – Разделите их между собой.
– Ладно, ладно, проехали! – окрысился Николай. – Где там твой вертолет?
И, неожиданно рассмеявшись, пропел:
– Прилетит вдруг Валера в голубом вертолете и бесплатно покажет кино...
– Через десять – пятнадцать минут будет, – ответил Шура, явно обрадованный благополучным завершением нашей дискуссии. – Валерка мне только что по сотовому звонил... Не беспокойтесь ни о чем – и вертолет будет и бесплатное кино...
Но банкет поначалу не удавался – мы чувствовали себя уставшими, да и новые для нас интерьеры и, особенно, смокинги, в которые мы по требованию Ольги нарядились в супермаркете, заметно сковывали нас.
– Совки, ох совки! – с нескрываемым презрением покачала головой девушка, заметив с каким смущением мы разглядываем друг друга и разложенные на столе бесчисленные вилки и вилочки, ложки и ложечки, ножи и ножечки. – Вас надо было в милицейском общежитии селить... Там вы были бы в самый раз. Ладно, идите переодевайтесь. Я как чувствовала – купила вам шмоток попроще...
И вручила нам с Борисом и Колей по сумке, набитой фирменными джинсами, рубашками и мягкой кожаной обувью.
Переодевали нас шоколадки. Я, всегда проповедовавший верность любимой женщине, вырвался в кают-компанию первым. Ольга, внимательно посмотрев на бугор, образовавшийся у меня на брюках после переодевания, неодобрительно покачала головой и поманила меня пальчиком. Я сел рядом с ней и она, положив руку на то самое место, впилась мне в губы.
– Ты верный, да? – игриво спросила она, когда в кают-компанию, наконец, вошли похохатывающие Коля и Борисом.
– Просто я привыкаю к женщинам, мое солнышко... – начал я, чувствуя, что пятый фужер шампанского начал принимать активное участие в управлении моим языком. – Очень, конечно, хотелось бы освежить биографию посредством сиюминутной сексуальной связи с прелестной, юной, аппетитной полинезийкой, но... но я не хочу, чтобы моя с тобой связь превращалась в чисто половую...
– А я хочу, – сказала девушка, пристально взглянув мне в глаза. – Я не желаю, чтобы ты страдал, когда мы расстанемся... Не хочу видеть и представлять себе твою кислую физиономию, поникшие плечи, походку в который раз брошенного мужчины. А ты, судя по твоему поведению, потихоньку в такового превращаешься. И только ради твоей акклиматизации к обстановке "без меня" я настояла на нашем переезде сюда, на эту яхту...
– Вот так ты любишь, да? – сказал я, вмиг погрустнев. Но, своевременно уловив боковым зрением возникшую в дверях точеную фигурку только что покинутой мною служанки, вернул свое настроение в более веселое русло.
– Да, вот так. И по-другому не могу. И поэтому ты сейчас пойдешь в нашу каюту и сделаешь с этой девочкой то, что сделали со своими твои друзья. Иди, милый... Я люблю тебя... И всегда буду любить...
– Ты с Валерой трахалась? He fucks you?
– Valery? Certainly... He hires with this condition only... But[16]... – ответила она мягко глядя мне в глаза, и помолчав, продолжила по-русски:
– Ну, короче, трахалась, мистер Чернов! Из всех троих он меня одну предпочитает. Вы теперь братья, можно сказать, по моему влагалищу, с чем и поздравляю...
Чертыхаясь, я вернулся в кают-компанию и по ехидным глазам озиравшегося на меня Валеры понял, что сукин сын знает, зачем и к кому я уходил. Он улыбался, обнажая свои длинные желтые зубы, и что-то говорил сидящей рядом Ирине Ивановне.
– Да не расстраивайся ты! – шепнула Ольга мне в ухо. – Это в тебе провинциализм скучает. Или просто в детстве Майн Рида с его фифочками в белом начитался... Привыкай к бездумной светской жизни и не брезгуй презервативами.
– Да ну тебя! Ты такая же, как и они... И с Валеркой, если потребуется, ляжешь...
– А ты не такой и потому страдаешь... Спать надо с женщинами, которых пруд пруди, а не с королевами, которых в принципе нет. Выпей лучше.
И я следовал ее совету, пока бокал держался у меня в руках. Когда я очнулся в четыре утра, рядом со мной лежала розовенькая после ванной Ольга и смотрела на меня счастливыми домашними глазами. И мне стало понятно, что сейчас случится, произойдет, воцарится нечто такое, чего я никогда в жизни не испытывал... И не ошибся...
На следующий день, после позднего завтрака мы все вместе расселись на палубе в удобных шезлонгах под полупрозрачным тентом.
– Ну и какие у тебя задумки насчет употребления шилинских долларов? – закуривая гигантскую гаванскую сигару, спросил я самого богатого сумасшедшего в мире.
– Сначала я думал Америку на бок свалить... – смущенно улыбаясь, начал Шура.
– Неплохая идея! – одобрительно покачал я головой. – А главное – она хорошо кончается...
– Как кончается? – удивленно вскинул глаза Шура.
– На пустынном острове с потрясающей красавицей Зоей под боком. "Гиперболоид инженера Гарина" читал? – спросил я и, переведя глаза на томную Ольгу в четвертом за день потрясающем купальнике-бикини, картинно вздохнул:
– Я бы с удовольствием пошел на этот вариант... С Оленькой...
– Потом я думал президентом России стать... – продолжил Шура, с опаской посмотрев на девушку. Было ясно, что вариант с жизненным финишем на необитаемом острове с Ольгой под боком его явно его не устраивает.
– А на фиг тебе президентство? – воскликнул я под ржанье товарищей. – Твоих денег липовых еле-еле хватит с российскими государственными долгами расплатится... А больше напечатать не сможешь – в ранге всенародного президента ты вряд ли сможешь приезжать на Шилинку незамеченным... А поручишь своей администрации – разворуют все и продадут потом с потрохами какому-нибудь Березовскому.
– Ты зря этот вариант очерняешь... – усмехнулся Коля, вытирая слезы, выступившие от смеха. – В России Шура – в самый раз президент... Представляешь, как по Общероссийскому телевидению будут транслировать очередное перезомбирование Государственной Думы?
– А я уже передумал... – почему-то недовольно проговорил Шура и на глазах у всех нас начал превращаться в монстра.
Углядев происходящую метаморфозу, Ольга вздохнула, с недовольным видом поднялась с шезлонга, подошла к пляжной сумочке, лежавшей в плетеном кресле, и, вытащив пистолет, приблизилась к Шуре и уставилась ему в глаза. Когда они стали малиново-звериными, Ольга расчетливо ударила Шуру ручкой пистолета в сердце и тут же, не удостоив его и взглядом, проделала маршрут к шезлонгу в обратном порядке.
– Можно в следующий раз я его ударю? – улыбаясь одними глазами, спросил Борис Ольгу. – Мне тоже хочется попробовать – у тебя так эффектно получается...
– Бей, если меня рядом не будет... – не открывая глаз, ответила девушка с шезлонга. – Только не очень сильно, а то сердце остановится... И вообще, имейте в виду: эти приступы у нашего друга случаются после сильных стрессов. Так что понапрасну не злите, либо будьте начеку.
Следующие пятнадцать минут мы смаковали шампанское, принесенное нам негром Федей. Когда бокалы опустели во второй раз, Шура открыл глаза и разобижено уставился на меня.
– А что ты так насупился? – спросил Борис, не давая прийти ему в себя. – Мы же по дружбе твои варианты критикуем. Нам самим, может быть, хочется что-то эдакое сотворить... Ну что там еще у тебя? Эфиопов, наконец, досыта накормить? Или тоннель под Байкалом построить? Тоже было... У Владимира Маканина в "Утрате" один озабоченный жизненной бытовухой переход пешеходный под Уралом-рекой от тоски копал. Мечта у него была чисто российская – очень уж хотелось ему посуху на другой берег попасть...
– Выкопал?
– Выкопал... Бабу потерял, людей кучу, деньги все и имущество, но выкопал. Выбрался на другой берег, улегся в буйную траву и испытал, то, что называется оргазмом души...
– Жаль... – с легкой грустью на лице протянул Шура.
– Что жаль? – спросил Валера, ковыряясь в корявых ногтях алмазной пилочкой.
– Что это уже было... Что же мне делать, если все уже было? Очень уж хочется хоть как народу подсобить.
– А ты займись благотворительностью, – посоветовал я, попивая шампанское. – Все жулики, простите за откровенность, благотворительностью занимаются для очистки совести. Построй, например, мраморный сумасшедший дом в здешней Ливадии... С шелковыми смирительными рубашками и золотыми электрошоковыми аппаратами. На весь мир прославишься... Все президенты будут твои пороги обивать...
Шура задумался. По его озабоченному лицу было видно, что он обиделся на "жулика"[17]. Я назвал его так намеренно – на пятой минуте обсуждения мне стало ясно, что надо под любым предлогом смываться с яхты поскорее и подольше. Даже под угрозой потери дареных денег. К такому же мнению, наверняка, пришла и Ольга, скептически рассматривавшая блестящий медью судовой колокол. И я задел Шуру, чтобы хоть как-то подтолкнуть его к мысли, что мы ни в коей мере не его единомышленники и потому нас надо срочно отпускать на все четыре стороны.
– Знаете, что... – прочитав мои мысли, прервал всеобщее молчание Коля. – Давайте сейчас прервем нашу конференцию для глубоких размышлений по существу изложенных путей утилизации накопленных средств. В общих чертах нам уже понятна суть вопроса. А завтра поутру соберемся вновь с готовыми идеями и продолжим обсуждение.
– Давайте... – согласился Шура с готовностью и, встав с шезлонга, пошел к одиноко сидящему на корме Валере.
Минут десять они обменивались там короткими фразами, затем Шура вернулся и сказал, что Валера предлагает сниматься с якоря и идти во Владик. Там, в Шаморе у него есть небольшой особняк и он хотел бы перед нами похвастаться своим вкусом.
– Там у Валерия Никаноровича настоящая английская гостиная, – добавил он, ласково улыбаясь. – Очень в ней хорошо разговаривать по душам. А если ничего не придумаем, можете домой улетать, когда хотите, а можете и пожить там сколько пожелаете... Мы с Валерой будем только рады...
Захлопнув дверь перед симпатичными носиками девиц, мы расселись на тяжелых кожаных креслах вокруг десертного столика и, все, как один, задумчиво уставились в украшавшее его блюдо с крупнокалиберным виноградом, стыдливыми персиками и самодовольным ананасом.
– Пить будете? – наконец, спросила Ольга.
– Мне винца какого-нибудь сладенького... Малаги что ли? – откликнулся я.
– Мне виски без тоника, – ответил Борис на вопрошающий взгляд Ольги. – А Коле смешай швепса с безалкогольным пивом.
– В общем, так... – сказала Ольга, когда мы принялись сосредоточенно смаковать содержимое своих стаканов. – Я все обдумала и предлагаю вам завтра помочь Шуре сформулировать какую-нибудь цель и немедленно приступить к ее выполнению. When he will believe us, we shall be dissolved in surrounding air[18], как говорил Шекспир в «Братьях Карамазовых». Все понятно?
– Предельно, мисс Юдолина, – протянул я, поняв, что Ольга боится, что в каюте, как и в кавалеровском ресторане, установлены "жучки". – But I hopes that you and I will be dissolved in one volume[19]...
Мы рассмеялись и пошли купаться.
Весь вечер вплоть до глубокой ночи прошел просто замечательно. Перед выходом в море Валера привез на борт дюжину невыносимо красивых девочек и три ящика какого-то заморского вина двадцатилетней выдержки. Вся яхта напоминала буйно веселящийся цветник, в котором не было ни одного одинакового цветка. Мы пили, обнимались, целовались на брудершафт, танцевали медленные и быстрые танцы. Шура опять ходил между нами повторяя: "Я вас обожаю, я вас обожаю... Валера на инвалидном кресле ездил за ним и на лице у него сияло довольство жизнью...
Перед тем как увести меня в каюту, Ольга подвела ко мне двух очаровательных девушек (стройную жгучую брюнетку с алыми губками и кожей кровь с молоком и полненькую платиновую блондинку, вылитую Мадонну). Я восхитился сходством наших с Ольгой вкусов – этих девушек я приметил с самого начала вечера. Они вели себя наиболее пристойно, хотя по сексапильности равных им не было.
– Это для тебя! – сказала Ольга, растаяв под моим благодарным взглядом.
– Для акклиматизации "без тебя"?
– Ага...
– Мне никто, кроме тебя не нужен... – сказал я, чувствуя, что вру самому себе. – Особенно после сегодняшней ночи...
– Ну, ну, не будь таким лицемером. Тебе не кажется, что они украсят нашу с тобой постель... и любовь?
– Украсят-то украсят... – вздохнул я, рассматривая маняще-обольстительные бедра девушек. – А завтра ты в постель ко мне гомика волосатого приведешь...
– Нет, мужика мне достаточно одного... Вставай, пошли, нам не терпится тебя раздеть и растерзать на всю оставшуюся жизнь...
3. Зомберкоманда на марше. – Розовый особняк, желтые китайцы и белый бультерьер. – Чтобы с боем взять Приморье... – Двойной поворот на сто двадцать градусов по часовой стрелке.
– А ты его слушал? – спокойно спросила Ольга. – К такому богатому Буратино надо держаться поближе... Он всегда пригодится – больших денег надолго не хватает... Ты сам, Коля, через годик-другой к нему прибежишь, а он тебе фигу с маслом из пальчиков свернет. Скажет, ехидно улыбаясь: "А помнишь, Коленька, ты не уважил меня тогда? Не захотел своим умом поделиться?" Так что, давай, сначала послушаем его, на яхте покатаемся, а потом решим, что делать... И вообще...
В это время дверь открылась и в ее приеме мы увидели Шуру.
– Обсуждаете что-то? – спросил он ласково.
– Да... Вон, Николай Сергеевич боится доллары твои брать... – усмехнулась Ольга.
– Ну и пусть не берет, – спокойно ответил фальшивый миллиардер. – Разделите их между собой.
– Ладно, ладно, проехали! – окрысился Николай. – Где там твой вертолет?
И, неожиданно рассмеявшись, пропел:
– Прилетит вдруг Валера в голубом вертолете и бесплатно покажет кино...
– Через десять – пятнадцать минут будет, – ответил Шура, явно обрадованный благополучным завершением нашей дискуссии. – Валерка мне только что по сотовому звонил... Не беспокойтесь ни о чем – и вертолет будет и бесплатное кино...
* * *
Через час мы были в Находке, а еще через два часа, которые ушли на сауну и последующее переодевание в лучшем супермаркете города, мы вступили на борт белоснежной красавицы-яхты. У трапа нас встретил чернокожий стюард с подносом, уставленным искрящимися бокалами шампанского и три не менее шоколадные очаровательные служанки в вздымающей брови миниюбочной униформе. Они развели нас по каютам, блестевшим позолотой и предупредили, что банкет по поводу нашего прибытия на борт яхты назначен на 23-00 (еще в магазине мы с Шурой решили потратить этот вечер на акклиматизацию в новой обстановке, а обсуждение планов использования двухсот десяти миллиардов отложить на середину следующего дня).Но банкет поначалу не удавался – мы чувствовали себя уставшими, да и новые для нас интерьеры и, особенно, смокинги, в которые мы по требованию Ольги нарядились в супермаркете, заметно сковывали нас.
– Совки, ох совки! – с нескрываемым презрением покачала головой девушка, заметив с каким смущением мы разглядываем друг друга и разложенные на столе бесчисленные вилки и вилочки, ложки и ложечки, ножи и ножечки. – Вас надо было в милицейском общежитии селить... Там вы были бы в самый раз. Ладно, идите переодевайтесь. Я как чувствовала – купила вам шмоток попроще...
И вручила нам с Борисом и Колей по сумке, набитой фирменными джинсами, рубашками и мягкой кожаной обувью.
Переодевали нас шоколадки. Я, всегда проповедовавший верность любимой женщине, вырвался в кают-компанию первым. Ольга, внимательно посмотрев на бугор, образовавшийся у меня на брюках после переодевания, неодобрительно покачала головой и поманила меня пальчиком. Я сел рядом с ней и она, положив руку на то самое место, впилась мне в губы.
– Ты верный, да? – игриво спросила она, когда в кают-компанию, наконец, вошли похохатывающие Коля и Борисом.
– Просто я привыкаю к женщинам, мое солнышко... – начал я, чувствуя, что пятый фужер шампанского начал принимать активное участие в управлении моим языком. – Очень, конечно, хотелось бы освежить биографию посредством сиюминутной сексуальной связи с прелестной, юной, аппетитной полинезийкой, но... но я не хочу, чтобы моя с тобой связь превращалась в чисто половую...
– А я хочу, – сказала девушка, пристально взглянув мне в глаза. – Я не желаю, чтобы ты страдал, когда мы расстанемся... Не хочу видеть и представлять себе твою кислую физиономию, поникшие плечи, походку в который раз брошенного мужчины. А ты, судя по твоему поведению, потихоньку в такового превращаешься. И только ради твоей акклиматизации к обстановке "без меня" я настояла на нашем переезде сюда, на эту яхту...
– Вот так ты любишь, да? – сказал я, вмиг погрустнев. Но, своевременно уловив боковым зрением возникшую в дверях точеную фигурку только что покинутой мною служанки, вернул свое настроение в более веселое русло.
– Да, вот так. И по-другому не могу. И поэтому ты сейчас пойдешь в нашу каюту и сделаешь с этой девочкой то, что сделали со своими твои друзья. Иди, милый... Я люблю тебя... И всегда буду любить...
* * *
И я ушел с обольстительной, льнущей полинезийкой в нашу с Ольгой каюту и через полчаса вышел оттуда в прекрасном, если не восторженном настроении... На пиршественном столе уже царил хаос, но, как только я сел на свое место, Ольга подала знак стюарду и стол был мгновенно накрыт заново. Выпив бокал красного вина, я начал есть. Когда во второй раз потянулся за бутылкой, глаза мои встретились с изучающими глазами сидящего напротив Валеры и в голову мне пришла отвратительная мысль. Поперхнувшись, я встал из-за стола, нашел в одной из кают свою обольстительную полинезийку и, взяв ее за подбородок, спросил:– Ты с Валерой трахалась? He fucks you?
– Valery? Certainly... He hires with this condition only... But[16]... – ответила она мягко глядя мне в глаза, и помолчав, продолжила по-русски:
– Ну, короче, трахалась, мистер Чернов! Из всех троих он меня одну предпочитает. Вы теперь братья, можно сказать, по моему влагалищу, с чем и поздравляю...
Чертыхаясь, я вернулся в кают-компанию и по ехидным глазам озиравшегося на меня Валеры понял, что сукин сын знает, зачем и к кому я уходил. Он улыбался, обнажая свои длинные желтые зубы, и что-то говорил сидящей рядом Ирине Ивановне.
– Да не расстраивайся ты! – шепнула Ольга мне в ухо. – Это в тебе провинциализм скучает. Или просто в детстве Майн Рида с его фифочками в белом начитался... Привыкай к бездумной светской жизни и не брезгуй презервативами.
– Да ну тебя! Ты такая же, как и они... И с Валеркой, если потребуется, ляжешь...
– А ты не такой и потому страдаешь... Спать надо с женщинами, которых пруд пруди, а не с королевами, которых в принципе нет. Выпей лучше.
И я следовал ее совету, пока бокал держался у меня в руках. Когда я очнулся в четыре утра, рядом со мной лежала розовенькая после ванной Ольга и смотрела на меня счастливыми домашними глазами. И мне стало понятно, что сейчас случится, произойдет, воцарится нечто такое, чего я никогда в жизни не испытывал... И не ошибся...
На следующий день, после позднего завтрака мы все вместе расселись на палубе в удобных шезлонгах под полупрозрачным тентом.
– Ну и какие у тебя задумки насчет употребления шилинских долларов? – закуривая гигантскую гаванскую сигару, спросил я самого богатого сумасшедшего в мире.
– Сначала я думал Америку на бок свалить... – смущенно улыбаясь, начал Шура.
– Неплохая идея! – одобрительно покачал я головой. – А главное – она хорошо кончается...
– Как кончается? – удивленно вскинул глаза Шура.
– На пустынном острове с потрясающей красавицей Зоей под боком. "Гиперболоид инженера Гарина" читал? – спросил я и, переведя глаза на томную Ольгу в четвертом за день потрясающем купальнике-бикини, картинно вздохнул:
– Я бы с удовольствием пошел на этот вариант... С Оленькой...
– Потом я думал президентом России стать... – продолжил Шура, с опаской посмотрев на девушку. Было ясно, что вариант с жизненным финишем на необитаемом острове с Ольгой под боком его явно его не устраивает.
– А на фиг тебе президентство? – воскликнул я под ржанье товарищей. – Твоих денег липовых еле-еле хватит с российскими государственными долгами расплатится... А больше напечатать не сможешь – в ранге всенародного президента ты вряд ли сможешь приезжать на Шилинку незамеченным... А поручишь своей администрации – разворуют все и продадут потом с потрохами какому-нибудь Березовскому.
– Ты зря этот вариант очерняешь... – усмехнулся Коля, вытирая слезы, выступившие от смеха. – В России Шура – в самый раз президент... Представляешь, как по Общероссийскому телевидению будут транслировать очередное перезомбирование Государственной Думы?
– А я уже передумал... – почему-то недовольно проговорил Шура и на глазах у всех нас начал превращаться в монстра.
Углядев происходящую метаморфозу, Ольга вздохнула, с недовольным видом поднялась с шезлонга, подошла к пляжной сумочке, лежавшей в плетеном кресле, и, вытащив пистолет, приблизилась к Шуре и уставилась ему в глаза. Когда они стали малиново-звериными, Ольга расчетливо ударила Шуру ручкой пистолета в сердце и тут же, не удостоив его и взглядом, проделала маршрут к шезлонгу в обратном порядке.
– Можно в следующий раз я его ударю? – улыбаясь одними глазами, спросил Борис Ольгу. – Мне тоже хочется попробовать – у тебя так эффектно получается...
– Бей, если меня рядом не будет... – не открывая глаз, ответила девушка с шезлонга. – Только не очень сильно, а то сердце остановится... И вообще, имейте в виду: эти приступы у нашего друга случаются после сильных стрессов. Так что понапрасну не злите, либо будьте начеку.
Следующие пятнадцать минут мы смаковали шампанское, принесенное нам негром Федей. Когда бокалы опустели во второй раз, Шура открыл глаза и разобижено уставился на меня.
– А что ты так насупился? – спросил Борис, не давая прийти ему в себя. – Мы же по дружбе твои варианты критикуем. Нам самим, может быть, хочется что-то эдакое сотворить... Ну что там еще у тебя? Эфиопов, наконец, досыта накормить? Или тоннель под Байкалом построить? Тоже было... У Владимира Маканина в "Утрате" один озабоченный жизненной бытовухой переход пешеходный под Уралом-рекой от тоски копал. Мечта у него была чисто российская – очень уж хотелось ему посуху на другой берег попасть...
– Выкопал?
– Выкопал... Бабу потерял, людей кучу, деньги все и имущество, но выкопал. Выбрался на другой берег, улегся в буйную траву и испытал, то, что называется оргазмом души...
– Жаль... – с легкой грустью на лице протянул Шура.
– Что жаль? – спросил Валера, ковыряясь в корявых ногтях алмазной пилочкой.
– Что это уже было... Что же мне делать, если все уже было? Очень уж хочется хоть как народу подсобить.
– А ты займись благотворительностью, – посоветовал я, попивая шампанское. – Все жулики, простите за откровенность, благотворительностью занимаются для очистки совести. Построй, например, мраморный сумасшедший дом в здешней Ливадии... С шелковыми смирительными рубашками и золотыми электрошоковыми аппаратами. На весь мир прославишься... Все президенты будут твои пороги обивать...
Шура задумался. По его озабоченному лицу было видно, что он обиделся на "жулика"[17]. Я назвал его так намеренно – на пятой минуте обсуждения мне стало ясно, что надо под любым предлогом смываться с яхты поскорее и подольше. Даже под угрозой потери дареных денег. К такому же мнению, наверняка, пришла и Ольга, скептически рассматривавшая блестящий медью судовой колокол. И я задел Шуру, чтобы хоть как-то подтолкнуть его к мысли, что мы ни в коей мере не его единомышленники и потому нас надо срочно отпускать на все четыре стороны.
– Знаете, что... – прочитав мои мысли, прервал всеобщее молчание Коля. – Давайте сейчас прервем нашу конференцию для глубоких размышлений по существу изложенных путей утилизации накопленных средств. В общих чертах нам уже понятна суть вопроса. А завтра поутру соберемся вновь с готовыми идеями и продолжим обсуждение.
– Давайте... – согласился Шура с готовностью и, встав с шезлонга, пошел к одиноко сидящему на корме Валере.
Минут десять они обменивались там короткими фразами, затем Шура вернулся и сказал, что Валера предлагает сниматься с якоря и идти во Владик. Там, в Шаморе у него есть небольшой особняк и он хотел бы перед нами похвастаться своим вкусом.
– Там у Валерия Никаноровича настоящая английская гостиная, – добавил он, ласково улыбаясь. – Очень в ней хорошо разговаривать по душам. А если ничего не придумаем, можете домой улетать, когда хотите, а можете и пожить там сколько пожелаете... Мы с Валерой будем только рады...
* * *
Договорившись собраться в девять вечера в кают-компании, мы разошлись по своим каютам, но через полчаса к нам с Ольгой постучал Николай. Ему пришлось подождать минут двадцать. Когда я открыл дверь, с ним рядом, сально улыбаясь, стоял Борис в обнимку с двумя хихикающими длинноногими пышногрудыми девочками в умопомрачительных миниюбках (этих девочек, китаянку и японку, Борис зацепил у подъезда супермаркете и с тех пор держал взаперти в своей каюте).Захлопнув дверь перед симпатичными носиками девиц, мы расселись на тяжелых кожаных креслах вокруг десертного столика и, все, как один, задумчиво уставились в украшавшее его блюдо с крупнокалиберным виноградом, стыдливыми персиками и самодовольным ананасом.
– Пить будете? – наконец, спросила Ольга.
– Мне винца какого-нибудь сладенького... Малаги что ли? – откликнулся я.
– Мне виски без тоника, – ответил Борис на вопрошающий взгляд Ольги. – А Коле смешай швепса с безалкогольным пивом.
– В общем, так... – сказала Ольга, когда мы принялись сосредоточенно смаковать содержимое своих стаканов. – Я все обдумала и предлагаю вам завтра помочь Шуре сформулировать какую-нибудь цель и немедленно приступить к ее выполнению. When he will believe us, we shall be dissolved in surrounding air[18], как говорил Шекспир в «Братьях Карамазовых». Все понятно?
– Предельно, мисс Юдолина, – протянул я, поняв, что Ольга боится, что в каюте, как и в кавалеровском ресторане, установлены "жучки". – But I hopes that you and I will be dissolved in one volume[19]...
Мы рассмеялись и пошли купаться.
Весь вечер вплоть до глубокой ночи прошел просто замечательно. Перед выходом в море Валера привез на борт дюжину невыносимо красивых девочек и три ящика какого-то заморского вина двадцатилетней выдержки. Вся яхта напоминала буйно веселящийся цветник, в котором не было ни одного одинакового цветка. Мы пили, обнимались, целовались на брудершафт, танцевали медленные и быстрые танцы. Шура опять ходил между нами повторяя: "Я вас обожаю, я вас обожаю... Валера на инвалидном кресле ездил за ним и на лице у него сияло довольство жизнью...
Перед тем как увести меня в каюту, Ольга подвела ко мне двух очаровательных девушек (стройную жгучую брюнетку с алыми губками и кожей кровь с молоком и полненькую платиновую блондинку, вылитую Мадонну). Я восхитился сходством наших с Ольгой вкусов – этих девушек я приметил с самого начала вечера. Они вели себя наиболее пристойно, хотя по сексапильности равных им не было.
– Это для тебя! – сказала Ольга, растаяв под моим благодарным взглядом.
– Для акклиматизации "без тебя"?
– Ага...
– Мне никто, кроме тебя не нужен... – сказал я, чувствуя, что вру самому себе. – Особенно после сегодняшней ночи...
– Ну, ну, не будь таким лицемером. Тебе не кажется, что они украсят нашу с тобой постель... и любовь?
– Украсят-то украсят... – вздохнул я, рассматривая маняще-обольстительные бедра девушек. – А завтра ты в постель ко мне гомика волосатого приведешь...
– Нет, мужика мне достаточно одного... Вставай, пошли, нам не терпится тебя раздеть и растерзать на всю оставшуюся жизнь...
3. Зомберкоманда на марше. – Розовый особняк, желтые китайцы и белый бультерьер. – Чтобы с боем взять Приморье... – Двойной поворот на сто двадцать градусов по часовой стрелке.
Проснулся Черный от скрипа пружин в большой каюте для судового персонала. На соседней кровати Баламут трахал Ольгу.
– Вот, суки, покемарить не дали, – недовольно пробурчал Черный и отвернулся к стене.
Но заснуть не смог – как только Баламут, воя во весь голос, кончил, его место на Ольге немедленно занял Бельмондо.
"Хрен с ними, днем докемарю", – подумал он, уставился в потолок и стал дожидаться своей очереди, представляя, как воткнет свой член во влагалище, полное склизкой спермы дружков. Но у Бельмондо что-то не заспорилось и Черный скоро заснул.
Во сне ему привиделось, что Ольга, наконец, пришла к нему и он вот-вот кончит. И он кончил бы, если бы она не сжала плотно пальцами основание его члена. Больно сжала, так больно, что Черный проснулся. Открыв глаза, он увидел, что нагая Ольга сидит у него в ногах и хищно смотрит в глаза. И растирает своей шелковой ладошкой его вздыбившийся пенис. Черный приподнялся, потянулся к ней задрожавшими от страсти руками, но в это время дверь каюты распахнулась и на пороге появился хмурый, невыспавшийся Шура.
– Вставай, зомберкоманда! – крикнул он. – Есть работа не пыльная, но денежная.
Обитатели каюты выполнили его приказ без разговоров. Одевшись – на это ушло неполных две минуты, они гуськом вышли из каюты. В столовой их ждал обильный завтрак и улыбающийся Валера с непроницаемой Ириной Ивановной.
– Пойдете сегодня в город, – сказала Ирина Ивановна, дождавшись конца трапезы. – Черный его хорошо знает. Ведите себя неприметно. Устроитесь в общежитии Приморгеологии. Завтра вечером к девяти поедете в Шамору. Машину найдете на стоянке рядом с общежитием. В Шаморе отыщете двухэтажный розовый особняк с высоким кирпичным забором (адрес дома, ключи от машины и оружие и маски я дам вам перед отъездом). В особняке живет один тип из краевой администрации. Охранников у него пятеро, если беды не чует, и вдвое больше, если почуял. Убьете всех, потом изуродуйте. Баб и детей не трогайте, наоборот, приласкайте. Перед уходом оброните где-нибудь в стороне вот эту бумажку – по ней можно понять, что наезжала братва одной из портовых группировок. Если кого-нибудь из вас шлепнут – обезобразьте и оставьте с остальными. Все понятно? Вопросы есть?
– На-д-д-о об-ш-ш-ма-нать т-т-ам все. О-от-х-ход, к-к-ак в д-д-ом по-по-пас-ть... – сказал Баламут с трудом ворочая языком.
– Уедете, как приехали. А в дом попадете через калитку садовника. Завтра в девять она будет открыта. На все про все вам тридцать минут. После особняка ровно к 21-30 едете к фуникулеру. Там, у касс вас будет ждать высокий китаец в синей спортивной куртке. Ольга подойдет к нему и спросит: "Не хотите ли пройтиться там, где мельница крутится?" Китаец на это должен лишь кивнуть и показать пальцами окей. Посадите его за баранку и он отвезет вас куда надо и расскажет, что делать. Предупреждаю, что это самое опасное задание. Сразу не лезьте, удивите чем-нибудь, хотя чем вы можете удивить? У китайцев заберете пистолеты с глушителями к полуночи поедете в санаторий "Лазурный", это рядом. Там вот этот тип (Ирина Ивановна бросила на стол фотографию) в коттедже "Люкс" устраивает банкет по поводу десятилетия своего любимого бультерьера. Приглашено человек пятьдесят. Один из последних тостов будет тост "За тех, кто на зоне". Мужик этот внимательно следит, чтобы пили все (наливают местную водку). Водка эта будет с... с микстуркой и через пятнадцать-двадцать минут после тоста они все очень крепко заснут. Вам надо будет пройтись по дому и вокруг него и произвести контрольные выстрелы в головы всех мужчин. После работы машину где-нибудь оставьте, без пальчиков, разумеется и по отдельности добирайтесь до общежития. Три для будете сидеть там. На улицу выходить по одному и ненадолго. Не пить, не скандалить, не убивать. Все. Садитесь в шлюпку и – с богом.
Когда Ольга вышла из подъезда к ней основательно пристал интеллигентного вида подвыпивший верзила. Увидев это, Баламут с Черным не спеша вышли из машины, не вынимая рук из карманов подошли к нему с обоих сторон и, схватив под руки, повели к гаражам, выстроившимся с правой стороны общежития. Мужчина попытался вырваться, но, увидев показанный Черным нож, моментально обмяк.
За гаражами Баламут с Черным бросили оцепеневшего верзилу на землю и, заткнув ему рот валявшейся рядом промасленной тряпицей, начали убивать ногами. Стоявший на стреме Бельмондо попытался было присоединится к ним, но места в простенке ему не хватило и он пошел искать заброшенный гараж. Найдя, открыл его валявшейся под ногами проволочкой и вместе с друзьями забросил уже образовавшийся труп в бокс и забросал его обычным для гаражей хламом.
Ровно в девять, невзирая на непредусмотренную задержку, они были в розовом особняке, а ровно в девять пятнадцать живых мужчин там уже не оставалось.
Приказ Ирины Ивановны быть с женщинами поласковее они тоже выполнили. Черный, как мог был ласков с хозяйкой дома: насилуя ее, он не повторял, как обычно "Д-авай, с-учка, д-авай", а говорил "Д-авай, м-илая, д-авай". А Ольга в это время сидела с обезумевшей от страха пятилетней девочкой на коленях над трупом ее отца, над трупом, лежащим в крови, и, гладя по русой головке, объясняла ей, какой нехороший, гадкий он был человек...
В китайской малине пострадали Черный с Баламутом. Когда они убивали в кабинете хозяина с ближайшими подчиненными, из комнаты для курения опиума выскочил совсем некрупный китаец и, не взирая на три влепленные в него пули, накрепко вырубил их обоих. Ольга, орудовавшая в дальних комнатах, пристрелила нескольких человек, но тоже (что поделаешь – плодовиты китайцы!) была изловлена, связана и положена в ряд с Черным и Баламутом. Но все это Бельмондо предусмотрел – когда оставшиеся в живых хозяева с прибывшими на подмогу людьми, успокоились и собрались в комнате, где лежали пленные, чтобы вытрясти из них имена заказчиков налета, он перестал изображать из себя намертво обкурившегося посетителя и с сигаретой в зубах с двух рук хладнокровно расстрелял всех китайцев.
Раны они зализывали на берегу моря рядом с каким-то стадионом. Когда Черный и Баламут смогли встать на ноги, Ольга накормила мужчин прихваченными из общежития бутербродами. Пока они ели, она пристреливала трофейные пистолеты с глушителями. Потом они легли спать прямо на берегу моря. Поспав с полчаса, поехали в санаторий. Усталость давала о себе знать, и расстрел отравленных не принес им никакого удовлетворения. Разве только Черный получил некоторое удовольствие, когда он, посчитав бультерьера мужчиной, искалечил его двумя выстрелами в круп.
Через три дня они разъехались по разным гостиницам и собирались вместе лишь перед очередным заданием. Всего за две недели они убили сорок пять человек. И еще тринадцать – совместно с зомберами Худосокова. И готовы были убить еще тысячу, еще миллион. С каждым новым делом зомберкоманда все более превращалась в слаженный механизм, даже не механизм, а единый, телепатически соединенный организм. Они видели восемью глазами одновременно, четыре, а если было нужно, и все восемь указательных пальцев в единственно верный момент выжимали курки пистолетов, им не надо было кричать друг другу "Пригнись!" или "За спиной!", достаточно было это подумать. В сложных операциях (к примеру, захваты хорошо охраняемых зданий, складских помещений или подземелий) команду организмом брал на себя тот из них, который обладал наиболее полной и достоверной информацией.
Преступный и деловой Владивосток стал на уши: практически все бандформирования были обезглавлены или обескровлены, многие краевые учреждения, организации и фирмы остались без коррумпированных своих руководителей и их ближайших заместителей...
Но народ в общей своей массе если не ликовал, то испытывал чувство повсеместного удовлетворения. Все чаще в пивных и булочных, автобусах и троллейбусах, рынках и курилках слышалось имя Ирины Ивановны Большаковой – волевой, целеустремленной женщины, которая даст, наконец, решит все проблемы с углем, электричеством, теплом, работой, безопасностью, даст, наконец, простым людям вздохнуть полной грудью. Это имя чаще всего встречалось в разговоре двух человек, один из которых ругал преступность и администрации всех уровней, а другой, повздыхав, говорил: "Все они одинаковы, но, вот, говорят, есть одна женщина, которая..." Такие тайные агитаторские пары (которых было около пятидесяти), получали ежедневно от Валерия Никаноровича по сто долларов настоящими.
Помимо, как об Ирине Ивановне, люди еще говорили о каком-то крупном западном предпринимателе русского происхождения, который решил щедро финансировать все краевые сумасшедшие дома и психиатрические отделения клиник. И, в самом деле, в последние дни лета в Спасске-Дальнем, Арсеньеве, Кавалерове и Артеме были заложены суперсовременные больницы на триста мест каждая.
– Вот, суки, покемарить не дали, – недовольно пробурчал Черный и отвернулся к стене.
Но заснуть не смог – как только Баламут, воя во весь голос, кончил, его место на Ольге немедленно занял Бельмондо.
"Хрен с ними, днем докемарю", – подумал он, уставился в потолок и стал дожидаться своей очереди, представляя, как воткнет свой член во влагалище, полное склизкой спермы дружков. Но у Бельмондо что-то не заспорилось и Черный скоро заснул.
Во сне ему привиделось, что Ольга, наконец, пришла к нему и он вот-вот кончит. И он кончил бы, если бы она не сжала плотно пальцами основание его члена. Больно сжала, так больно, что Черный проснулся. Открыв глаза, он увидел, что нагая Ольга сидит у него в ногах и хищно смотрит в глаза. И растирает своей шелковой ладошкой его вздыбившийся пенис. Черный приподнялся, потянулся к ней задрожавшими от страсти руками, но в это время дверь каюты распахнулась и на пороге появился хмурый, невыспавшийся Шура.
– Вставай, зомберкоманда! – крикнул он. – Есть работа не пыльная, но денежная.
Обитатели каюты выполнили его приказ без разговоров. Одевшись – на это ушло неполных две минуты, они гуськом вышли из каюты. В столовой их ждал обильный завтрак и улыбающийся Валера с непроницаемой Ириной Ивановной.
– Пойдете сегодня в город, – сказала Ирина Ивановна, дождавшись конца трапезы. – Черный его хорошо знает. Ведите себя неприметно. Устроитесь в общежитии Приморгеологии. Завтра вечером к девяти поедете в Шамору. Машину найдете на стоянке рядом с общежитием. В Шаморе отыщете двухэтажный розовый особняк с высоким кирпичным забором (адрес дома, ключи от машины и оружие и маски я дам вам перед отъездом). В особняке живет один тип из краевой администрации. Охранников у него пятеро, если беды не чует, и вдвое больше, если почуял. Убьете всех, потом изуродуйте. Баб и детей не трогайте, наоборот, приласкайте. Перед уходом оброните где-нибудь в стороне вот эту бумажку – по ней можно понять, что наезжала братва одной из портовых группировок. Если кого-нибудь из вас шлепнут – обезобразьте и оставьте с остальными. Все понятно? Вопросы есть?
– На-д-д-о об-ш-ш-ма-нать т-т-ам все. О-от-х-ход, к-к-ак в д-д-ом по-по-пас-ть... – сказал Баламут с трудом ворочая языком.
– Уедете, как приехали. А в дом попадете через калитку садовника. Завтра в девять она будет открыта. На все про все вам тридцать минут. После особняка ровно к 21-30 едете к фуникулеру. Там, у касс вас будет ждать высокий китаец в синей спортивной куртке. Ольга подойдет к нему и спросит: "Не хотите ли пройтиться там, где мельница крутится?" Китаец на это должен лишь кивнуть и показать пальцами окей. Посадите его за баранку и он отвезет вас куда надо и расскажет, что делать. Предупреждаю, что это самое опасное задание. Сразу не лезьте, удивите чем-нибудь, хотя чем вы можете удивить? У китайцев заберете пистолеты с глушителями к полуночи поедете в санаторий "Лазурный", это рядом. Там вот этот тип (Ирина Ивановна бросила на стол фотографию) в коттедже "Люкс" устраивает банкет по поводу десятилетия своего любимого бультерьера. Приглашено человек пятьдесят. Один из последних тостов будет тост "За тех, кто на зоне". Мужик этот внимательно следит, чтобы пили все (наливают местную водку). Водка эта будет с... с микстуркой и через пятнадцать-двадцать минут после тоста они все очень крепко заснут. Вам надо будет пройтись по дому и вокруг него и произвести контрольные выстрелы в головы всех мужчин. После работы машину где-нибудь оставьте, без пальчиков, разумеется и по отдельности добирайтесь до общежития. Три для будете сидеть там. На улицу выходить по одному и ненадолго. Не пить, не скандалить, не убивать. Все. Садитесь в шлюпку и – с богом.
* * *
Первая часть задания Ирины Ивановны прошла без сучка и задоринки, если, конечно, не считать пустякового инцидента перед самым выездом на дело. Было уже темно, Баламут с Черным и Бельмондо сидели в машине и дожидались Ольгу, задержавшуюся в своей комнате.Когда Ольга вышла из подъезда к ней основательно пристал интеллигентного вида подвыпивший верзила. Увидев это, Баламут с Черным не спеша вышли из машины, не вынимая рук из карманов подошли к нему с обоих сторон и, схватив под руки, повели к гаражам, выстроившимся с правой стороны общежития. Мужчина попытался вырваться, но, увидев показанный Черным нож, моментально обмяк.
За гаражами Баламут с Черным бросили оцепеневшего верзилу на землю и, заткнув ему рот валявшейся рядом промасленной тряпицей, начали убивать ногами. Стоявший на стреме Бельмондо попытался было присоединится к ним, но места в простенке ему не хватило и он пошел искать заброшенный гараж. Найдя, открыл его валявшейся под ногами проволочкой и вместе с друзьями забросил уже образовавшийся труп в бокс и забросал его обычным для гаражей хламом.
Ровно в девять, невзирая на непредусмотренную задержку, они были в розовом особняке, а ровно в девять пятнадцать живых мужчин там уже не оставалось.
Приказ Ирины Ивановны быть с женщинами поласковее они тоже выполнили. Черный, как мог был ласков с хозяйкой дома: насилуя ее, он не повторял, как обычно "Д-авай, с-учка, д-авай", а говорил "Д-авай, м-илая, д-авай". А Ольга в это время сидела с обезумевшей от страха пятилетней девочкой на коленях над трупом ее отца, над трупом, лежащим в крови, и, гладя по русой головке, объясняла ей, какой нехороший, гадкий он был человек...
В китайской малине пострадали Черный с Баламутом. Когда они убивали в кабинете хозяина с ближайшими подчиненными, из комнаты для курения опиума выскочил совсем некрупный китаец и, не взирая на три влепленные в него пули, накрепко вырубил их обоих. Ольга, орудовавшая в дальних комнатах, пристрелила нескольких человек, но тоже (что поделаешь – плодовиты китайцы!) была изловлена, связана и положена в ряд с Черным и Баламутом. Но все это Бельмондо предусмотрел – когда оставшиеся в живых хозяева с прибывшими на подмогу людьми, успокоились и собрались в комнате, где лежали пленные, чтобы вытрясти из них имена заказчиков налета, он перестал изображать из себя намертво обкурившегося посетителя и с сигаретой в зубах с двух рук хладнокровно расстрелял всех китайцев.
Раны они зализывали на берегу моря рядом с каким-то стадионом. Когда Черный и Баламут смогли встать на ноги, Ольга накормила мужчин прихваченными из общежития бутербродами. Пока они ели, она пристреливала трофейные пистолеты с глушителями. Потом они легли спать прямо на берегу моря. Поспав с полчаса, поехали в санаторий. Усталость давала о себе знать, и расстрел отравленных не принес им никакого удовлетворения. Разве только Черный получил некоторое удовольствие, когда он, посчитав бультерьера мужчиной, искалечил его двумя выстрелами в круп.
Через три дня они разъехались по разным гостиницам и собирались вместе лишь перед очередным заданием. Всего за две недели они убили сорок пять человек. И еще тринадцать – совместно с зомберами Худосокова. И готовы были убить еще тысячу, еще миллион. С каждым новым делом зомберкоманда все более превращалась в слаженный механизм, даже не механизм, а единый, телепатически соединенный организм. Они видели восемью глазами одновременно, четыре, а если было нужно, и все восемь указательных пальцев в единственно верный момент выжимали курки пистолетов, им не надо было кричать друг другу "Пригнись!" или "За спиной!", достаточно было это подумать. В сложных операциях (к примеру, захваты хорошо охраняемых зданий, складских помещений или подземелий) команду организмом брал на себя тот из них, который обладал наиболее полной и достоверной информацией.
Преступный и деловой Владивосток стал на уши: практически все бандформирования были обезглавлены или обескровлены, многие краевые учреждения, организации и фирмы остались без коррумпированных своих руководителей и их ближайших заместителей...
Но народ в общей своей массе если не ликовал, то испытывал чувство повсеместного удовлетворения. Все чаще в пивных и булочных, автобусах и троллейбусах, рынках и курилках слышалось имя Ирины Ивановны Большаковой – волевой, целеустремленной женщины, которая даст, наконец, решит все проблемы с углем, электричеством, теплом, работой, безопасностью, даст, наконец, простым людям вздохнуть полной грудью. Это имя чаще всего встречалось в разговоре двух человек, один из которых ругал преступность и администрации всех уровней, а другой, повздыхав, говорил: "Все они одинаковы, но, вот, говорят, есть одна женщина, которая..." Такие тайные агитаторские пары (которых было около пятидесяти), получали ежедневно от Валерия Никаноровича по сто долларов настоящими.
Помимо, как об Ирине Ивановне, люди еще говорили о каком-то крупном западном предпринимателе русского происхождения, который решил щедро финансировать все краевые сумасшедшие дома и психиатрические отделения клиник. И, в самом деле, в последние дни лета в Спасске-Дальнем, Арсеньеве, Кавалерове и Артеме были заложены суперсовременные больницы на триста мест каждая.