– Без Кольцова группе трудно. Первое время жили, если так можно выразиться, его заготовками. А сейчас многое не получается, - откровенно признался Бочкарев. - Я объяснялся по этому поводу с Александром Петровичем дважды.
   – Кулешова понять тоже можно, - принял вдруг сторону Главного конструктора Ачкасов. - Хотя в чем-то, допускаю, он и не прав.
   – Отставания больше не будет. И в график мы войдем, - заверил Ачкасова Руденко.
   – Не сомневаюсь, - согласился Ачкасов и, пожелав всем успехов, уехал.
   В Москве на следующий день он вызвал к себе Кулешова, и, когда тот зашел в кабинет и уселся за стол напротив хозяина, положил перед ним представление. Александр Петрович невозмутимо посмотрел на дело рук своих, а потом вопросительно, почти так же как накануне Ачкасов смотрел на офицера отдела кадров, взглянул на Ачкасова.
   – Я не буду визировать этот документ, - коротко объявил в ответ Ачкасов.
   – Почему, если не секрет? - весьма смиренным тоном спросил Кулешов.
   – А почему ты, прежде чем писать его, не посоветовался со мной? Не позвонил? - справедливо заподозрив в этом смирении очередной тактический ход Кулешова и решив обезоружить его, сразу же перешел на "ты" Ачкасов.
   – Да потому, что я советуюсь только тогда, когда мне что-нибудь неясно. А в данном случае мне ясно все.
   – Многое, так будет точнее, - поправил Ачкасов.
   – Пусть многое. Так чем же вас не устраивает кандидатура Руденко?
   – Назначать его сейчас нецелесообразно, - после некоторого раздумья ответил Ачкасов.
   – Кого же тогда назначать? Подскажите, Владимир Георгиевич!
   – Никого. Там старшим Бочкарев, пусть он и остается. Я с ним вчера беседовал.
   – Знаю о вашей беседе. Он вчера звонил мне. И вы должны знать, что в августе он из КБ уйдет. Я обещал его отпустить.
   – Ну и напрасно.
   – Не считаю. Он проработал в КБ больше двадцати лет. Он столько для КБ сделал, что отказать ему я просто не могу. Я права на это, как руководитель, не имею. Мне совесть не позволяет ему отказать! В конце концов, ему кафедры тоже не каждый день предлагают! Это тоже надо учитывать!
   Кулешов говорил горячо, искренне. По-человечески Ачкасов его понимал. Но интересы дела требовали другого подхода к решению проблемы в целом, и Ачкасов остался глух и к просьбе Бочкарева, и к голосу Кулешова, и к зову собственного сердца.
   – Не пойму я что-то тебя, Александр Петрович. Вольского ты жалел. А Бочкарева сам, выходит, отдаешь. А разве он менее ценный работник? - в раздумье спросил он.
   – Не менее, а более ценный! И если бы вы у меня его, как Вольского, брали, поверьте моему генеральскому слову, через вашу голову министру бы жалобу написал. В ЦК бы пошел. А тут он сам попросился. И если он в августе уйдет, на очень ответственном участке в Есино у меня вообще никакого руководителя не останется. Вот о чем я думал, когда писал представление на Руденко.
   – И все же сделать надо не так, Александр Петрович, - давая понять, что разговор на этом заканчивается, сказал Ачкасов. - Юрия Михайловича, пока "Фотон" не будет сдан, никуда не отпустим и подменять никем не будем. Нельзя не учитывать тот исключительно благоприятный для работы микроклимат, который он создал в группе и который, бесспорно, изменится к худшему, если вместо него группу возглавит кто-то другой. Поэтому с назначением Руденко подождем. Это во-первых. Во-вторых, я настоятельно рекомендую вам вернуть Кольцова в Есино, как только все сделанные им поправки будут утверждены. И в-третьих, мы совсем ослабили внимание к подготовке ученых кадров. Или я ошибаюсь?
   – У меня не НИИ, Владимир Георгиевич. Я не успеваю выполнять заказы, - почему-то сразу помрачнел Кулешов.
   – Стыдись об этом говорить, Александр Петрович. Ты - бывший преподаватель, профессор, вырастил столько замечательных специалистов - и вдруг совсем отмежевался от этого дела. Слушать не хочу. Иссушаешь колодцы, из которых пьешь. Рубишь сук, на котором сидишь!
   – Хорошо. Я подумаю, - буркнул Кулешов и встал. - Мне ясно все.
   – Ну и великолепно, - пожал ему руку Ачкасов.

Глава 7

   В середине июня Кулешов вызвал Сергея в Москву. Зачем, с какой целью -Сергей, естественно, не знал. Но быстро собрался, прихватил на всякий случай некоторые документы, связанные с поправками к проекту, и отбыл из Речинска. Поезд в столицу приходил рано утром, и Сергей с вокзала направился домой. Он не выспался. В вагоне было жарко и душно. У него болела голова. Поэтому дома он первым делом напустил полную ванну воды и лег в нее, наслаждаясь прохладой. Вывел его неожиданно из этого блаженного состояния телефонный звонок. Вытираясь на ходу, Сергей выбежал из ванной и снял трубку. Звонил Владимир.
   – Приехал? - обрадовался он.
   – Только что. А ты откуда узнал?
   – Ирина просигналила.
   – Понятно. А ты я вижу, тут у меня потрудился! - похвалил брата Сергей.
   – Это мы с Ириной.
   – Заставил ее работать?
   – Никого не заставлял. Привлек на абсолютно добровольных началах исключительно для оперативности. К тебе же мать в гости собирается. Как только узнала, что у тебя квартира, тут же собралась. Насилу отговорил, чтобы повременила до тебя. А теперь, значит, приготовься.
   – Так они, наверно, с отцом на пару?
   – У бати сейчас подготовка к уборке, ему не до тебя. А мать жди:
   – Все равно, не вовремя сейчас все это. Может, завтра- послезавтра я опять уеду.
   – Без тебя посмотрит, как устроился. Она тебе какие-то полотенца вышила. Говорит, обязательно привезу.
   – Какие еще полотенца?
   – А я почем знаю?
   – Ладно. Разберемся. Сам когда появишься?
   – Позвоню. Сейчас работы много. И вся, как правило, по ночам. А днем ты будешь занят. Созвонимся.
   – Давай...
   В трубке запищало. Сергей досуха вытер голову, взял массажную щетку и начал расчесывать волосы. На кухне вскипел чайник, он шумно фыркнул, а потом звонко задребезжала его крышка. Сергей выключил газ и принялся заваривать чай. Голода он не чувствовал, хотелось лишь пить. И еще больше хотелось позвонить Юле. Но она сейчас была где-то в пути на работу, и звонить ей было некуда. Сергей посмотрел на часы и подумал о том, что, в общем-то, ему все время приходится ее ждать. И так началось с того самого дня, когда его бывший командир полка подполковник Фомин объявил ему, что инженер Руденко вновь приезжает в полк, и приказал встретить Юлю на станции. Именно в тот день ощутил Сергей впервые столь для него тогда непривычное, а теперь уже ставшее постоянным чувство ожидания. С той поры он ждал ее все время. Ждал возможности случайно увидеть Юлю, поговорить с ней, остаться с ней наедине, куда-нибудь вместе с ней поехать, пообедать, выпить чашку кофе, в конце концов, покурить... Иногда это ожидание казалось ему пыткой, а сам себе он казался размазней, тряпкой, ничтожеством. Казался - и тем не менее ждал. Ждал по утрам в раздевалке, чтобы вместе потом подняться по лестнице в комнату, на остановке троллейбуса вечером, когда она приезжала на работу без машины, дабы проводить до дома или хотя бы до ближайшей станции метро. Знала ли она об этом? Знала. И наверно, меньше бы удивилась исчезновению однажды в солнечный день собственной тени, нежели его отсутствия рядом с собой. Спасала его от этого постоянного ожидания только работа. В работу он, как и прежде, уходил с головой, и уж если что-нибудь делал или тем более обдумывал, то забывал не только о Юле, но и о самом себе. Там, в Речинске, таких моментов, когда он подолгу оставался один на один только с ватманом и деталями монтажа, было достаточно много, чтобы отвыкнуть от постоянной мысли о Юле. Но стоило ему лишь вернуться в Москву, как ее высокая, красиво сложенная, спортивная фигура снова встала у него перед глазами, и он снова готов был ждать Юлю сколько угодно и где угодно.
   В половину десятого он позвонил в КБ. Трубку взял Заруба. Сергей сразу же узнал его. Но разговаривать не стал. Ему хотелось поздороваться сначала с Юлей. Пришлось через некоторое время перезвонить. Теперь он услыхал ее голос.
   – Здравствуй, Юленька, дорогая, - сказал Сергей.
   – А!.. - обрадовалась она. - Наш ответственный исполнитель! Откуда ты говоришь?
   – На сей раз с Вернадского. Зачем меня вызвали?
   – Понятия не имею. Когда появишься?
   – Конечно сегодня. Надо все это выяснить. И потом, я столько не видел тебя, так соскучился, что теперь больше уже нет сил!
   – Это хорошо! - сразу решила Юля. - Но ведь сегодня пятница, стоит ли спешить? Тут ничего не горит.
   – У меня горит.
   – Подожди минуточку, - сказала она и ответила кому-то другому: - С Кольцовым: Он уже дома: Приглашай его сам. - И снова вернулась к прерванному разговору: - У Остапа сегодня день рождения, всех приглашает после работы в кафе.
   – А он разве здесь?
   – Ради такого события все приехали.
   – Ты пойдешь? - спросил Сергей и весь слился с телефонной трубкой.
   – Ненадолго можно, - подумав, согласилась Юля. - Передаю ему трубку.
   – Здорово! Здорово! Слушай, подгребай к концу дня. Сам понимаешь, Юля же все сказала, - забасил Заруба.
   – Спасибо, Остап. От души поздравляю, - поблагодарил Сергей. -Обязательно буду. Приведу себя малость в порядок и скоро приеду.
   – О, это разговор! - довольно ответил Заруба и повесил трубку.
   Сергею даже показалось, что у него перестала болеть голова. В том, что в кафе не будет Игоря, Сергей не сомневался ни на минуту. Руденко никогда не бывал в компаниях с людьми, по положению ниже его. И значит, вечер, или сколько там времени рассчитывала пробыть Юля, они проведут вместе. Теперь ему хотелось только одного - чтобы этот вечер наступил скорее.
   В КБ он приехал перед самым обедом. Новое здание поразило его своей чистотой, продуманностью планировки, обилием всяческих удобств. Друзья встретили его приветливо и даже радостно. Он и сам был доволен встречей с ними. Но, кажется, никого не успел хорошо из них разглядеть, кроме Юли. Он нашел, что выглядела она прекрасно. Ее очень шел загар, хотя при этом немного и огрублял. Но на его фоне еще отчетливее стали видны ее большие малахитовые глаза, и от этого в целом Юля только выигрывала. Она немного похудела, слегка выгорели ее волосы. Но та же была у нее на губах неяркая помада, и тот же нежный и чуть горьковатый запах миндаля с ландышем испускали духи, которыми она душилась.
   – Рад. Очень рад всех видеть, - оторвав наконец от Юли взгляд, сказал Сергей.
   – А ты почему такой синий? - спросил Окунев.
   – Сейчас порозовею. Поговорю с шефом, и гемоглобин появится сам собой, - пошутил Сергей.
   – Давай, давай. Он уже давно тебя ждет, - предупредил Окунев.
   И словно в подтверждение этих слов, в дверях появилась Ирина.
   – Наконец-то вы уже прибыли! Быстренько, быстренько к Александру Петровичу. Я уже дважды за вами приходила.
   – Во-первых, здравствуйте, Ирочка, - поздоровался Сергей.
   – Здравствуйте, Сережа, - взяла его под руку Ирина и повела за собой. - А я была в вашей новой квартире. И вообще я очень рада, что вы вернулись.
   – Я тоже, Ирочка. И уже знаю о вашем визите и очень благодарен. Это, конечно, охламон Володька оторвал вас от ваших дел. Но все равно в долгу перед вами я. Требуйте что хотите.
   – Пригласите на новоселье.
   – Считайте, что вы будете первой дамой. А как ваш диплом?
   – Уже в кармане. И уже обмыт.
   – Я вас поздравляю. Такой хомут сняли! Помните, вы собирались учить моих детей?
   – Я и сейчас не отказываюсь. А они у вас появились?
   – Как сказал один молодой актер, когда у него попросили автограф: "Вот уж чего нет, того нет". Ну а курсы свои вы тоже прикончили?
   – Через две недели. Я бы ноги протянула, если бы мне сразу пришлось сдавать и тут и там.
   Они зашли в приемную.
   – А вы знаете, Ирочка, теперь шеф и вовсе вас от себя не отпустит. Секретарь с тремя языками, с дипломом и справкой - такого, я вам скажу, наверняка даже у Ачкасова нет.
   – Почему с тремя? - не поняла Ирина.
   – По-русски-то вы тоже неплохо говорите...
   – Нет уж! Дудки! Пусть на семьдесят пять рэ платит больше, тогда - пожалуйста.
   – Почему на семьдесят пять?
   – У нас в отделе информации есть должность как раз на мой оклад плюс надбавочка, в том числе и за знание второго языка. Сколько получилось?
   – Выйду от шефа - подсчитаю, - открывая верь кабинета Кулешова, пообещал Сергей.
   Александр Петрович был один. Он жевал сигару и посмотрел на Сергея, как ему показалось, не очень приветливым взглядом. А когда Сергей доложил о прибытии, пожал ему руку, жестом указал на стул и коротко сказал, словно подвел итог:
   – Ну что ж, вы там потрудились неплохо. Я вами доволен.
   – Но я не закончил работу, - сразу же заметил Сергей.
   – К сожалению, да. Закончит кто-то другой. А вы с понедельника снова включайтесь в группу в Есино. Бросаю я вас с места на место, да что поделаешь. Расчеты с собой привезли?
   – Привез.
   – Давайте посмотрим.
   Они углубились в чертежи и проработали не менее часа. Кулешов внимательно слушал объяснения Сергея, и голос его и взгляд постепенно теплели.
   – Владимиру Георгиевичу это тоже понравилось? - спросил он в конце беседы.
   – он не все видел. Но то, что видел, одобрил, - доложил Сергей.
   – Еще бы месяц - и работа была бы закончена - сказал Кулешов, обращаясь не к Сергею, а как будто к кому-то другому, и снова посмотрел на Сергея: - А о диссертации он с вами говорил?
   – Говорил, - ответил Сергей и почему-то почувствовал, как по щекам у него разлился румянец. Кулешов заметил это и перевел взгляд на записи Сергея.
   – Я поддерживаю мнение Владимира Георгиевича, защититься вам надо. И подумаю, как лучше решить вопрос с подготовкой, - закончил он разговор.
   Сергей вышел из кабинета. "Спутал Ачкасов и ему и мне все карты, -подумал он. - Вот уж верно: мягко стелет, да жестко спать..."
   К нему неожиданно подошел Окунев.
   – Ну что, обратно или к нам? - спросил он.
   – К себе, - коротко ответил Сергей.
   – Тоже неплохо.
   – С чем вы там сейчас возитесь? - спросил Сергей.
   – Установили рабочий макет на двадцать первом. На той неделе начнем испытания. Работать будем с Владимиром. И уже работаем.
   – С монтажом как, справились?
   – Справились. Из графика, правда, вылетели. Но справились.
   – А почему вылетели?
   – Не получалось. Да что об этом говорить, в понедельник приедешь, сам все увидишь. Остапу досталось на монтаже, аж похудел бедный.
   – Ладно, увижу, - согласился Сергей. - Кстати, что вы ему решили подарить?
   – Транзистор.
   – Возьмите меня в пай.
   – Давай десятку.
   Сергей тотчас же отдал деньги и снова попытался найти Юлю. Она оказалась на месте. Увидела Сергея и сразу направилась к нему. Вполголоса спросила:
   – Куда же ты пропал? Не так уж, видно, соскучился, как говоришь.
   – Я же был у шефа.
   – Так долго? Зачем тебя вызвали?
   – Поеду в Есино.
   – Очень хорошо! - обрадовалась Юля.
   – У тебя есть сегодня время?
   – Я же сказала, я буду у Остапа.
   – А потом зайдем ко мне:
   Юля задумалась.
   – Сегодня нет.
   – Но мне очень надо с тобой поговорить. Нужен твой совет. Деловой совет. А где поговорить, если не дома?
   – Не могу, Сергей. Это было бы слишком заметно, - призналась Юля. -Да и ты только приехал: Наверняка устал.
   – Я устал тебя ждать.
   – О, это приятное ожидание, - усмехнулась Юля.
   – Но сколько можно?
   – Всю жизнь, - не то в шутку, не то серьезно сказала Юля и ушла на свое рабочее место.
   "Всю жизнь. Только почему же именно так? Разве она у меня должна быть короче, чем у тебя, или длиннее, чем у других? - проводив ее взглядом, подумал Сергей. - И почему я должен ждать, а другие берут сразу и все?" Нет, он не сетовал на судьбу. И по-своему был даже счастлив. Но легкость, с которой Юля обрекала его каждый раз на это постоянное ожидание, невольно оставила у него на сердце заметно ощутимый холодок. И еще было обидно: не должна была она, не имела права так спокойно устраняться от его дел. Он считал ее самым близким человеком. И естественно, все самые сложные вопросы в первую очередь стремился решать, обговорив их предварительно с Юлей. В ней он видел разумного советчика, коллегу, отлично знающего и понимающего то, что делалось у них в КБ. И сейчас ее совет был ему нужен, как никогда. А она так бесцеремонно отказала ему:
   За этими, не очень веселыми, раздумьями и застал его конец рабочего дня. В помещении сразу стало шумно и людно. К Сергею подошел Остап.
   – Ну что, голуба?
   – Я готов.
   – Будем двигать. Тут ходу минут десять. Нашел точку будь здоров: чисто, быстро обслуживают и кормят вполне прилично. Чего еще?
   – Вполне всего достаточно.
   – Там у меня уже жена хозяйничает. Для скорости. Ну и опять же мы с ней друг без друга никуда. Я думаю, что это правильно.
   – Очень, - согласился Сергей и неожиданно, даже для самого себя, спросил: - Слушай, Остап, а ты долго за своей женой ухаживал? Я имею в виду, когда вы только познакомились.
   – Не: Можно сказать, совсем даже не ухаживал.
   – А как же?
   – Да так. В кино с ней сходил. Еще в академии учился. Решили с дружком посмотреть в "России" "Анну Каренину". Билеты у меня были. Я пришел на место, стою жду, время истекает, а того - ни слуху ни духу. Вдруг подходит такая симпатичная: "Простите, у вас нет лишнего билетика?" Я не растерялся - и оба ей: "Пожалуйста. Какой на вас больше смотрит? Выбирайте любой". Так вот: и все.
   – И все?
   – Конечно. Дальше-то уже не до ухаживания было. Там всякие хозяйственные заботы начались: коляски, игрушки:
   Сергей рассмеялся.
   – Выдумал, наверно?
   – Да ты у нее спроси. Охота было.
   Выдумывать Заруба не любил. Был прям и незатейлив. Это Сергей знал и потому поверил. Теперь ему почему-то больше всего хотелось увидеть жену Зарубы. Он живо представил себе сцену у входа в кинотеатр, попытался представить и симпатичную девушку, выбирающую из рук Остапа билет. Но с ней дело получилось почему-то хуже. Перед глазами, как в тумане, то выплывало, то снова тонуло нечто громоздкое, неказистое, с волосами неопределенного цвета. Зато голос ее Сергей услышал совершенно четко - он был, как и у Зарубы, низкий и мягкий. Это было смешно. И Сергей снова улыбнулся своим мыслям.
   Кафе оказалось в самом деле уютным. Оно размещалось на втором этаже большого многоэтажного дома. В зале его мягко лили свет, словно из переполненных камер, вмонтированные в стену светильники. Времени было еще не много, рабочий день только что закончился. Но столики почти все уже были заняты. Люди, очевидно, заходили сюда прямо с работы. Ужинали и уже отсюда шли по домам - к телевизорам, книгам, газетам. Это выглядело необычно и в то же время вполне органично для новых, не похожих на старые, с их давно уже сложившимися укладами жизни, районов Москвы. Сергею это понравилось. В новое время, в новых кварталах рождались новые приметы.
   – Туда, дальше, - показывая в глубь зала, приглашал Заруба.
   Гости последовали за ним. А он зашел куда-то за угол и пропал. Потом оказалось, что там, за углом, была небольшая, похожая на нишу комната с окном. В ней стоял сервированный на полтора десятка человек стол, за которым сидела маленькая, изящная, с несколько детским выражением очень приятного лица женщина. Это и была жена Зарубы. Увидев мужа и гостей, она поспешно встала и, зажав в одной ладони кисть руки другой, нетерпеливо проговорила:
   – Вот наконец-то, я просто заждалась:
   – Да мы нигде вроде на задерживались, - забасил в ответ Заруба. - И есть все хотят. Принимай, мать, пожалуйста.
   Сергей смотрел на жену Остапа, не скрывая своего удивления. Никак не верилось, что это хрупкое существо было матерью трех рослых, прямым наследием в отца, девочек, фотография которых никогда не убиралась со стола Остапа. Но еще удивительнее казалось то, что первый шаг, сделанный этими совершенно не похожими друг на друга людей по направлению к входу в кинотеатр, стал их первым шагом в большую совместную жизнь. Сергею несвойственна была зависть, он не умел завидовать. Но сейчас, видя, как заботливо суетятся вокруг гостей супруги, в нем шевельнулось что-то вроде зависти и ущемленного самолюбия.
   Сергей сел за угол стола возле окна. Юля пришла вместе с Бочкаревым чуть позднее. Они сели в другом конце - напротив него. Обе женщины оказались почти что рядом. Сергей невольно сравнил их. Они наверняка были ровесницами. Но Юля почему-то выглядела старше жены Остапа. Во всяком случае, держалась с большим достоинством. И уж, конечно, казалась ему несравненно красивее.
   Вечер проходил весело. Много было сказано всего смешного. Однако часам к девяти кое-кто из гостей уже распрощался с хозяевами. За столом стало свободнее. Ушел Бочкарев. Юля пересела к Сергею.
   – О чем ты хотел поговорить? - спросила она.
   – Я уже объяснял, совет мне твой нужен. О своих делах хотел поговорить. Да и не только о делах, - ответил Сергей.
   – Я слушаю.
   – Не место здесь...
   – Хорошо, расскажешь по дороге, - решила Юля.
   – Тоже не очень удобно...
   – Ничего. Я пойму. Надеюсь, ты меня проводишь?
   – Конечно.
   – Вот и хорошо. И пойдем танцевать.
   Они не пропустили ни одного танца. Но хорошее настроение так к Сергею и не вернулось. Юля скоро заметила это.
   – Ты как вареный, - сказала она.
   Сергей молча кивнул.
   – Тогда пойдем. Нам не обязательно быть тут до конца.
   – Я давно намекал тебе на это.
   – Но и я тебе говорила, уйти раньше всех я тоже не могла.
   Они от души поблагодарили хозяев за хороший прием и вышли из кафе на улицу. Уже стемнело, и повсюду зажглись огни. Ночь принесла прохладу. Сергей сразу же почувствовал облегчение, словно освободился от чего-то непосильного, тяжело давившего на плечи, мешавшего спокойно дышать. И даже удивился этому, так как усталости физической до этого не замечал. Но потом понял, что облегчение наступило душевное, хотя и это тоже казалось странным, ибо утром он даже обрадовался, получив на званый семейный ужин к Зарубе приглашение. Что же, в таком случае, произошло? Ведь весь день он провел исключительно в кругу друзей и своих коллег. За столом тоже было весело. А он с трудом дотянул до той минуты, когда в конце концов распрощался с гостеприимными супругами...
   Они шагали с Юлей совсем близко друг от друга. Он держал ее за руку чуть выше локтя, жадно впитывая исходящее от нее тепло и думал о том, что как это ни странно, но именно друзья, эти очень славные и милые люди, тяготили его все это время. Он слушал их, говорил с ними, смотрел на них, а хотел и ждал только одного - остаться скорее наедине с Юлей. И когда остался, всякое оцепенение сразу прошло. Но не прошла обида, десять, двадцать, сто постепенно накопившихся за эти годы цепких и колючих, как усы овсюка, маленьких обид за постоянные отказы на все или почти на все его предложения и просьбы. И хотя ему было очень приятно вот так неторопливо идти сейчас вместе с Юлей по освещенному ночному проспекту, говорить с ней о своих делах ему вдруг в первый раз решительно расхотелось.
   Юля со свойственной ей проникновенностью, очевидно, тоже почувствовала это, потому что, так же как и он, шла молча, ни о чем больше его не расспрашивала, ничего ему не говорила, но, поравнявшись с небольшим, заросшим кустами сирени сквериком, все же не выдержала и сказала:
   – И все же ты обиделся...
   Сергей неопределенно пожал плечами.
   – Тогда чем же ты недоволен? - продолжала допытываться Юля.
   – Собой, - ответил Сергей первое, что пришло на ум.
   – Собой? Что же у нас не так?
   – А что так?
   – Ну, хотя бы у нас прекрасный характер. Мы многое умеем, - начала перечислять Юля.
   – Например? - прервал ее Сергей.
   – Умеем добиваться своего.
   – Чего же, в таком случае, я добился?
   – Ты?
   – Да, я. Майор Кольцов Сергей Дмитриевич. Тридцати трех лет от роду. Холостой. Ни офицер, ни ученый. Ни теоретик, ни практик. Ни богу свечка ни черту кочерга, - словно прорвало Сергея.
   Юля снисходительно улыбнулась, словно разговаривала с ребенком.
   – Спроси лучше, чего ты не добился. И то пока:
   – Этого мне спрашивать не надо. Это я знаю лучше всех сам. Я начинал сто дел и ни одного не закончил так, как хотел. Ни одного! А Ландау, кстати сказать, в мои годы уже разработал теорию сверхтекучести гелия. А Резерфорд создал целую отрасль науки о радиоактивном распаде. А Ферми! Да он свою количественную теорию бета-распада обосновал уже в тридцать два года. А Бутлеров! А Жолио Кюри! А Юрий Овчинников, нынешний вице-президент Академии наук! Ведь мы занимались в университете в одно время. Правда, я начинал, а он уже заканчивал химфак. Но в свои тридцать-то три года он уже имел такие научные открытия, которые мне и не снились.