Дождавшись, когда Сергей тоже сядет, Александр Петрович передал ему тетрадь.
   – Пожалуйста. Это ваша. Я просмотрел, - сказал он таким тоном, будто предмет сей не имел к делу ни малейшего отношения.
   Сергей молча взял свою тетрадь и терпеливо продолжал смотреть на Александра Петровича. Он еще перед встречей решил ни о чем его не спрашивать и ждать, что он скажет сам.
   – Я просмотрел работу, - повторил Александр Петрович. - Она любопытна. Но у нас сейчас нет ни времени, ни средств для ее реализации. Вы сами понимаете: проект, утверждение его, опытный образец - на все надо не меньше года. А мы обязаны представить "Фотон" комиссии через месяц, самое позднее, через два. Одним словом, увы! Но я хочу поговорить с вами о другом. Помню, как-то весной у меня состоялся о вас разговор с Владимиром Георгиевичем. Он выразил тогда озабоченность тем, что вы до сих пор не имеете ученой степени. Я думаю, он совершенно прав. Работаете вы хорошо, человек вы, бесспорно, способный. Так почему же вам не защититься? Это и в ваших интересах и в интересах КБ. Короче говоря, я смотрел сейчас ваше личное дело.
   Кандидатский минимум у вас сдан. Это очень кстати, ибо я решил направить вас на учебу в адъюнктуру. И уже переговорил о вас с начальником академии и договорился. Поскольку вступительные экзамены вам сдавать не надо, вас зачислят даже с некоторым опозданием. Посему отправляйтесь сейчас в отпуск. Указания отделу кадров я дал. Идите туда, получайте отпускной билет, деньги и поезжайте отдыхать. А когда отгуляете, получите предписание и приступите к занятиям. Рекомендую вам, кстати, взять темой для защиты вашу новую разработку, которую вы мне показывали. Думаю, что она вполне перспективна.
   Александр Петрович снял с пепельницы недокуренную сигару, щелкнул зажигалкой и прикурил. Дым от сигары сизым облаком поплыл по кабинету. Сергей взглянул сквозь дым на Александра Петровича. Александр Петрович отодвинулся вдруг куда-то далеко, в самый уголок кабинета, и виделся там маленьким, сгорбленным и в то же время всесильным гномом. Взгляд у гнома был строгим, неприступным. Губы плотно сжаты, словно высеченные из камня.
   Сергей не верил своим ушам. Ведь то, что говорил Александр Петрович, означало ни много ни мало поворот в его жизни даже не на сто восемьдесят, а на все двести семьдесят градусов. Только что налаженная жизнь давала лихой скачек. Ее надо было - в который раз! - начинать на новом месте. И при сем не на кого, да и не на что, было обижаться: его выдвигали, заботились о его росте. Так ловко и красиво выглядело все со стороны! Как же права оказалась Юля, когда говорила ему, что он совершенно ошибочно истолковал вчера молчание Кулешова.
   – Вот так, - спокойно проговорил гном и снова стал Александром Петровичем. - Надеюсь, вам все ясно.
   – Да, - совершенно машинально согласился Сергей. - Только как же это получается?
   – Что именно? - невозмутимо спросил Александр Петрович.
   – Я, автор проекта, не буду участвовать при приеме его комиссией? Разве так может быть?
   – А почему бы и нет? Это же чистая формальность, - почти дружелюбно проговорил Александр Петрович. - Ваше авторство никто не оспаривает и не собирается этого делать. Оно везде заявлено и зафиксировано. Так что все ваше остается с вами. А вот время, целый год, вы неминуемо потеряете, поэтому не раздумывайте и поезжайте. Желаю вам хорошенько отдохнуть.
   Александр Петрович встал и протянул Сергею руку. Сергею ничего не оставалось делать, как пожать ее. Но прежде чем уйти, он все же задал Александру Петровичу еще один вопрос:
   – А как, простите, с рапортами летчиков?
   – Это пусть вас не беспокоит, - ответил Александр Петрович. - В данный момент удовлетворить их просьбу я не смогу. Они закончат намеченную серию испытаний до конца.
   Теперь решено было абсолютно все. Сергей вышел в приемную. К нему сразу же подступила Ирина.
   – Что с вами? У вас такой растерянный вид, - участливо спросила она.
   – Ничего, Ирочка, - успокоил ее Сергей.
   – Вас уже разыскивает Боровиков. Вы уезжаете в отпуск?
   – Я, кажется, вообще уезжаю.
   – Куда? - не поняла Ирина.
   – Сначала, вы правы, в отпуск. А потом в адъюнктуру. Во всяком случае, в КБ я больше не работаю.
   – Не может быть, - не поверила Ирина.
   – Правда, Ирочка.
   – Вы сами так захотели?
   – Нет, Ирочка. Мне такая мысль в голову не приходила.
   – Значит, это они? - указала она пальцем на дверь кабинета.
   – Именно "они".
   – Я имею ввиду - вместе с Руденко, - пояснила Ирина. - Теперь он главный советник по всем вопросам.
   – Он, надо полагать, был им всегда.
   – В таком случае я тоже здесь не останусь ни на один день, - сказала Ирина.
   – Ну зачем же так, Ирочка? - поразился ее решительности Сеогей. -Это будет неправильно. К вам все относятся чудесно.
   – А что с вашей работой, которую вы привозили? - неожиданно спросила Ирина.
   – А вы откуда о ней знаете? - удивился Сергей.
   – Рассказывали ваши коллеги. И очень смеялись.
   – Над чем?
   – Представляли, как вытянется физиономия у шефа, когда вы будете докладывать ему о ней.
   – Она вытянулась у меня! - усмехнулся Сергей и добавил: - Работа пока отклонена. Но только пока.
   – Сегодня же подам заявление! - упрямо повторила Ирина.
   – Не делайте этого, Ирочка, - попросил Сергей. - Не делайте во всяком случае до тех пор, пока не подберете себе другую работу.
   – Где вы будете сегодня? Дома? В Есино?
   – Еще не знаю.
   – Я хочу к вам приехать.
   – Наверное, все-таки махну в Есино, - решил Сергей. - Надо кое- что передать ребятам. А пока пойду к Боровикову.
   – Позвоните мне, Сережа, когда вернетесь из Есино, - попросила Ирина.
   – Хорошо, - пообещал Сергей.
   – Я буду очень ждать.
   Сергей понимающе кивнул.
   – Обязательно позвоню. Только не делайте никаких глупостей, - сказал он и вышел из приемной.
   "Милое, трогательное существо", - невольно подумал он об Ирине. - И преданное, как, пожалуй, никто. Единственная, кто встретил меня здесь с улыбкой и с таким решительным протестом провожает". Сергей шел по коридору и вдруг остановился. Ему не захотелось проходить через общий зал, не захотелось отвечать на вопросы. Не захотелось даже встречаться с Юлей, хотя он и не был уверен, что она там, у кульмана, на своем рабочем месте. Он свернул на боковую лестницу и задержался. Закурил. "Ловко все получилось, -снова подумал он. - А может, и к лучшему? Три года учебы. Кандидатская степень. А что будет потом - это уже другой разговор. Хорошо сказал как-то Леша Чекан: "Жизнь, командир, как та барабулька. Пока ее тянешь, она сто раз перевернется". Только почему же над новым объективом надо работать год? Выдумал, старый черт, тот срок, который ему выгоде, и ляпнул!"
   Боровиков встретил Сергея, как и следовало ожидать, предельно официально.
   – Где будете отдыхать? - спросил он, не поднимая на Сергея глаз.
   – Пиши: Сухуми, - указал Сергей.
   Боровиков на мгновение задумался.
   – Надеетесь достать путевку?
   – Надеюсь вдоволь накупаться в море, - ответил Сергей.
   Больше вопросов Боровиков не задавал, заполнил отпускной билет и выдал его Сергею. Сергей сунул билет в карман. Решил, не заходя домой, ехать в Есино. В вестибюле минуту задержался и по внутреннему телефону позвонил Юле. Трубки никто не снял. "Позвоню завтра", - подумал Сергей. Вышел на улицу, остановил проходившее мимо такси и поехал на вокзал.
   Надо сказать, что дорога несколько успокоила его. Народу в вагоне было немного. Ему никто не мешал. Он мог обдумать все не торопясь. И он обдумал. В конце концов, разве не того же добивался от него Верховский? И при каждой встрече напоминал, что ему совершенно необходимо расти как ученому, что на одной практике он далеко не уедет. Разве не это же предложил, хотя и в приказном порядке, сейчас ему Кулешов?
   Друзья встретили его упреком.
   – Ты бы хоть предупредил, что в отпуск собираешься, - пожимая ему руку, сказал Заруба.
   – А вам откуда об этом известно? - удивился Сергей.
   – Боровиков звонил. Нигде не может тебя найти. Просил передать, что шеф приказал достать для тебя путевку. Так вот, в следующий вторник можешь ехать.
   – И даже сказал куда?
   – Ты же сам вроде Сухуми выбрал:
   – Удивительно трогательная забота о бывшем подчиненном! - усмехнулся Сергей.
   – О бывшем? - переспросил Окунев.
   К ним подошел Владимир. Оказывается, он тоже уже знал, что Кулешов не пустил его в отпуск. Сообщил все тот же старательный Боровиков.
   – Как же ты там все перепутал? Доверяй серьезные дела вашему брату! -полушутя, полусерьезно проговорил он.
   Сергей впервые вдруг за все это время почувствовал обиду. Друзья смотрели на него с укором. От него чего-то ждали, на него надеялись, а он уже ни для кого ничего не мог сделать. Его уже оторвали от них. Оторвали, и даже не посоветовались с ним. И вот за эту бесцеремонность по отношению к себе было обидно. Сергей рассказал друзьям, чем закончилась для него встреча с Кулешовым. Его не перебивали, хотя слушали, почти не веря. Но потом поняли, что он не шутит. И тогда Окунев вдруг выругался зло и хлестко.
   – Никогда не думал, что шеф такой старый дурень. Отпустить тебя мог только полный осел, - откровенно сказал Заруба.
   – Он не отпустил, он выгнал, - поправил Окунев.
   – То-то и оно, - согласился Остап.
   – Ну и черт с ним! Защищайся и не возвращайся к нему! - сказал Владимир. - Разве тебя в другое КБ не возьмут?
   – Защищусь и останусь на преподавательской работе, - вслух подумал Сергей.
   – Получу звание и тоже уйду в адъюнктуру. Не запретит. Я давно уже тут ишачу, - сказал Окунев.
   – Ладно. В отпуск так в отпуск, - сказал Сергей. - Я, знаете, пока в электричке ехал, даже помечтал малость. Хоть раз в бархатный сезон покупаюсь:
   – Хочешь сразу на юг? - спросил Владимир.
   – Почему сразу? Приехал к тебе договариваться. Махну на неделю к старикам. Подваливай в пятницу. Пару дней вместе постреляем.
   – Буду как пить дать! - пообещал Владимир. - А оттуда, захочешь, и тебя прихвачу.
   – Дети вы. Малые и неразумные хлопчики, - вздохнул вдруг Заруба. -Такой поворот в жизни, а они думают о какой-то дурацкой стрельбе.
   – А что теперь, удавиться? - усмехнулся Сергей.
   – Да нет, тебе не надо. Пусть давится кто из ума выживает, - рассудил Заруба. - Только я смотрю, как у вас все легко. Легко вы живете. Наверно, так и надо.
   Вечером Сергей вернулся в Москву. Весь день он был на людях. Теперь никого рядом с ним не было. И он сразу почувствовал себя в этом огромном многомиллионном городе одиноким. Очень одиноким. За эти годы он немного нажил друзей. Но все они были в КБ. А КБ вдруг стало для него чужим. Был, конечно, брат, Владимир. Но он был в Есино. А Сергею нужен был кто-то здесь, рядом, с кем бы он мог сейчас перекинуться живым словом. Был самый дорогой для него на свете человек - Юля. Но она тоже была не с ним. А где? Сергей мог только догадываться: либо дома, либо у матери, либо на даче. Ни по первому, ни по второму, ни по третьему адресу он даже не мог ей позвонить. Но почему до сих пор не позвонила она сама? Неужели она еще ничего не знала? Был умный, добрый Бочкарев. Ему Сергей позвонить бы мог, несмотря на поздний час. Но Бочкареву звонить не хотелось. Помешало ущемленное самолюбие. Слишком это было бы похоже на разговор отверженных. Незаметно для себя самого он снова вернулся к мыслям о Юле. Решил сам ей на сей раз не звонить. Пусть все узнает не от него. И не только узнает. Пусть как-нибудь проявит себя на этом крутом повороте в его жизни. Раздумья его прервал телефонный звонок. Сергей быстро снял трубку.
   – Вы уже дома? - услышал он голос Ирины и обрадовался ему, хотя сам за все это время не вспомнил о ней ни разу. А Ирина, не дождавшись ответа, продолжала: - Я вам звонила уже дважды.
   – Я только вкатился. Знаете, пока все там передал, тары да бары. Потом шастал по магазинам.
   – Когда вы уезжаете?
   – Завтра утром.
   – Я хотела помочь вам собраться.
   – Спасибо, Ирочка. И обязательно поможете, - поблагодарил Сергей. -Только не сейчас. Поеду на юг - тогда.
   – Путевка будет завтра, - сообщила Ирина.
   – А Боровиков сказал: во вторник, - вспомнил Сергей.
   – Он бы и к концу месяца не достал, - засмеялась Ирина. - Я соединила с кем надо шефа, и вы знаете, он сам все пробил. Шеф, когда захочет, он как паровоз: Вы очень расстроены, Сереженька?
   – В общем-то, да, - не стал скрывать Сергей, почувствовав в ее голосе искреннее участие.
   – Я тоже, - сказала она. - А потом подумала: а чего, собственно, вам переживать? Вам везде открыта дорога. Вы будете кандидатом, доктором, член-корром. Не верите мне? Спросите у вашего Верховского. Он-то точно обрадуется, когда узнает, что вы ушли из КБ.
   – Что меня отсюда вытурили, - поправил Сергей.
   – Для него это не имеет ни малейшего значения. Он будет лишь рад, если вы вернетесь в науку.
   Она говорила очень убежденно. Она встряхнула его. С него свалилась какая-то тяжесть.
   – Вы верите, я буду член-корром? - оживился он.
   – Вы на уровне мировых стандартов. Я же читаю. Я знаю, - горячо заговорила Ирина. - А вы не верите?
   – Вы прелесть, Ирочка. Если бы вы были рядом, я расцеловал бы вас! -засмеялся Сергей. - А в КБ обо всей этой истории уже знают?
   – Только о ней и говорят.
   – Что именно?
   – Одни вас хвалят. Говорят, вы и тут оказались умнее всех: надо и о себе подумать. Другие недоумевают, почему шеф вас отпустил.
   – И никому не приходит в голову, что меня просто выставили за дверь?
   – Пришло.
   – Кому?
   – Юле.
   – Она сама сказала вам?
   – Сама.
   "Странно, почему же она до сих пор мне не позвонила?" - чуть не вырвалось у него. Но он не стал задавать такого вопроса Ирине. Он лишь поблагодарил ее:
   – Спасибо, Ирочка, за заботу. Вы самый теплый человек на свете.
   – Не надо меня благодарить, - вдруг сухо сказала она.
   Сергей сразу почувствовал смену ее настроения. Понял, что обидел ее. Но он не хотел этого и смутился.
   – Я не шпион в лагере ваших соперников. Я люблю вас и поэтому так откровенна с вами, - продолжала она. - Если бы вы позвали меня с собой, я поехала бы с вами к вашим старикам. Потом на юг. Потом на Камчатку. Потом на Чукотку. Потом совсем к чертям на кулички. Но не ради вашей благодарности. Отдыхайте, Сережа.
   Она повесила трубку. Он услыхал прерывистые гудки и тоже сердито бросил трубку на рычаги. "И этой досадил. Надо же родиться такому уроду? - подумал он. - А впрочем, в чем я виноват? Мне-то ведь хотелось только одного -закончить свою работу!"

Глава 21

   Владимир не обманул. Как и обещал, в пятницу ночью он уже был в родном селе. Его и ждали и не ждали. Решили: не приедет вечером - приедет утром. Или даст телеграмму, как договорились с Сергеем. Но телеграммы не было. И мать, несмотря на поздний час, не спала. Владимир приехал. И Занда, загнав кошку на чердак, громким лаем разбудила весь дом. Но ее никто не ругал, потому что все были рады приезду Кольцова-младшего. Второй раз, уже всем семейством, поужинали, и братья стали собираться на зорьку. До рассвета оставалось часа полтора. Но они еще в Есино планировали засесть в шалаши по темноте и теперь спешили не опоздать. Шалаши Сергей построил на островках, посреди озера, метрах в трехстах один от другого.
   Ночь стояла тихая, безветренная. Но небо все же заволокло облаками. Звезд почти не было видно, и горизонт тоже начал отбеливать позднее обычного. До озера шли кустами, потом по лугу теми же стежками, по которым ходили еще в далеком детстве. Они не прошли и половину пути, а Занда уже побывала в воде и, мокрая, вернулась встретить их. Она же первой прыгнула в лодку. Сергей сел за весла. Владимир столкнул лодку с берега. Плыли без лишнего шума. Вода в озере была теплой, казалась в темноте густой и застывшей.
   Сергей высадил в шалаш Владимира и поплыл дальше.
   – Ни пуха ни пера! - напутствовал его Владимир.
   – Пошел к черту! - как требовала того примета, ответил Сергей и налег на весла. Минут через десять он, с ходу вогнав лодку в камыш, тоже был в укрытии. Однако высаживаться на островок, как Владимиру, ему и думать было нечего. Островок тонул, едва на него ступала нога: Так что ему предстояло стрелять прямо с лодки. Сергей зарядил ружье и затаился. Было еще темно и так тихо, что даже слабые, в отдалении родившиеся звуки слышались совершенно отчетливо. Гудели комары. Плескалась рыба, то играя, то спасаясь от хищника.
   Светать начало примерно через полчаса над противоположным берегом, в заозерной стороне. Сначала край неба там едва посинел. Потом синь будто бы размылась. Горизонт посветлел и чуть видимо зарумянился. Но облака висели плотно. И солнце так и не пробилось сквозь их махровую пелену. Немного погодя румяна пропали, а светлая размоина стала шире и вытянулась далеко за пределы озера. На ее светлом фоне сразу же обозначился округлыми шапками осин и острыми шпилями елей лес. И выплыли снова из былинного небытия шатры стогов, сметанных на заливном лугу, и покосившиеся, давно уже потерявшие всякий цвет купола церквушки в заозерном селе: Все это до самых мельчайших деталей было знакомо Сергею еще с детства. И десять, и пятнадцать, и, наверно, сто лет назад так же чернел над этим озером лес; так же косили земляки Сергея в низинах, за озером, траву и сметывали ее в стога; так же студено и прозрачно было озеро; таким % умиротворяще спокойным висело над ними небо, порой бездонно голубое, чаще затянутое хмурыми тучами, а еще чаще синее, с медленно, будто нехотя проплывающими над этим озером снежными облаками. Окружающий мир дышал покоем. Он не спал, не замер, этот мир. Он весь был полон жизни - шевелений, шорохов, всплесков, посвистывания, покрякивания. Но все эти звуки не только не нарушали всеобщего покоя, а, наоборот, лишь усиливали его ощущение. Он был властным, этот покой. Он заполнял душу, проникал в каждую нервную клетку, успокаивал и в то же время будил широкие и глубокие, под стать раскинувшейся вокруг озерной глади, мысли и чувства.
   Мыслей было много. Одни еще злей разжигали в нем обиду, другие -сегодня их почему-то было больше, и звучали они убедительнее - настойчиво успокаивали. Ведь если бы Александр Петрович не был так категоричен, он мог бы напомнить ему, что вообще-то попал в КБ и стал конструктором почти случайно, лишь в силу определенных обстоятельств. Что он, по всем своим данным, прирожденный исследователь, способный аналитик и его место, конечно, не столько за кульманом, сколько в лабораториях научно-исследовательских институтов. И стало быть, не было в том ничего плохого, если его в какой-то момент снова вернули к тому, с чего он начал свой путь. Ведь защититься ему все равно было надо! А сделанная им последняя работа разве не стала еще одним убедительным доказательством того, что он для этого давно уже созрел? Но беда, а вместе с ней и обида в том, наверное, и состояла, что Кулешов почему-то не посчитал нужным вдаваться во все эти рассуждения и подробности, а отбарабанил ему свое решение, как в былое время Семин давал приказ с вышки - коротко и ясно: выдвинуться на огневой рубеж и поразить цель. Были и другие мысли, которые в основном тоже успокаивали, но которые Сергей просто не успел переварить, так как Занда между тем делала свое дело и подняла уток. Они с шумом взлетели. Сергей услыхал их недовольные голоса, торопливое хлопанье крыльев и сразу забыл обо всем на свете. Он пригнулся к борту лодки, стараясь разглядеть птиц на фоне зари. И увидел их: трех кряковых и двух чирков. Стайка, описав в воздухе полукруг, полетела над озером. От Сергея они пролетели метрах в ста. Стрелять по ним было далеко. Но от Владимира они были совсем близко. Он выстрелил раз и почти сразу же второй и выбил этим дуплетом одну утку из стайки. Едва гул выстрелов раскатился за берега, утка тяжело ударилась о воду. И тотчас Владимир заторопил Занду: "Занда! Подай! Быстро подай!"
   Стало светло. Уже отчетливо виделись берега. Послышался перезвон колокольцев и мычание коров. К озеру, на заливные луга, из окрестных сел погнали стада.
   Пара чирков вывернулась из-за высокой колки камыша и взмыла вверх совершенно неожиданно. Но Сергей все-таки успел вскинуть ружье и выстрелить. Дробь не задела птиц, но, очевидно, напугала их, потому что один чирок после выстрела круто отвернул вправо, а другой полетел еще выше. Сергей тем не менее накрыл стволами именно его и выстрелил второй раз. Чирок сложил крылья и рухнул с высоты вниз.
   Следующие четыре выстрела он, однако, промазал. А Владимир стрелял три раза и сбил еще одну утку. Сергей не завидовал брату. Он знал, что Владимир стреляет лучше. У него и реакция была быстрей и глаз наметанней. И хотя было немного обидно палить, как говорят охотники, в вольный свет как в копеечку, Сергей тем не менее не расстраивался: во время охоты он обрел душевный покой. И то, что волновало его еще накануне, теперь казалось ему незначительным, ненужным, нестоящим даже малых переживаний. Все эти интриги, недооценки, недопонимания каких-то всем очевидных вещей выглядели просто ничтожными по сравнению с вечным покоем озера, с безмолвием манящих светлых далей, раскинувшихся до самого горизонта, с неторопливым и плавным движением облаков-пилигримов.
   Часам к девяти утка почти совсем перестала мотаться над озером. Лет практически прекратился. И наконец-то солнцу удалось пробиться сквозь облака. Его лучи, как гигантские световые столбы, уперлись в воду, и она, обрадованная им и обласканная ими, тотчас же засверкала и заискрилась мириадами бликов. Сергей вытолкнул лодку из укрытия, подобрал убитого им чирка и поплыл к брату. Владимир непротив был бы посидеть еще часок. Но Сергей справедливо урезонил его:
   – Куда нам больше? И так жареха получится царская. Давай лучше поплаваем.
   – Ну давай, - согласился Владимир.
   Они забрали вынесенную на маленький островок Зандой утку и поплыли к песчаному откосу. Там и берег и дно озера сплошь было устланы мелким песком, мягким и чистым, будто его специально вымачивали и простирывали в мыльной пене. Солнце еще не успело нагреть его, но он все равно не был холодным.
   Сергей разделся и лег на разостланную штормовку. Владимир не поленился, принес из лодки сена, бросил охапку брату.
   – Положи под себя, - посоветовал он.
   – Сейчас жарко будет, - взглянув на небо, сказал Сергей.
   – Когда будет, тогда будет, а пока давай, - ответил Владимир и тоже начал раздеваться. А когда разделся, то не сел и не лег на песок, как старший брат, а бегом бросился в воду. Нырнул, вынырнул и поплыл от берега. Потом перевернулся на спину и, раскинув руки, лег на воде. К нему тотчас подплыла Занда и даже попыталась забраться на него. Но он, испугавшись ее когтей, снова ушел под воду. Занду это обескуражило, она заскулила и повернула к берегу. А скоро вылез на берег и Владимир. Теперь он сел рядом с братом и заговорил:
   – Ты уехал тогда, а ребята потом тебя ругали.
   – За что? - не понял Сергей.
   – Почему ты к Ачкасову не сходишь?! Рассказал бы ему обо всем.
   – Ачкасова нет в Москве. Он отдыхает, - объяснил Сергей. - Но дело даже не в этом. Он ведь не нянька. Спасибо ему, и так для меня сделал немало.
   – Нет, тогда другой разговор, - кивнул Владимир. - Что же ты сам решил?
   – Решил принять предложение Кулешова. Другого выхода у меня нет. Впрочем, оно даже, может, лучше будет.
   – Для кого?
   – Наверно, для всех. А для меня - уж это точно.
   – Вот ты как заговорил! - удивился Владимир.
   – Есть основания, братишка, - усмехнулся Сергей.
   – Когда же это они появились? Вроде когда прощались в Есино, их не было.
   – Были, наверно, уже и тогда. И раньше были. Не думал только о них, а вчера вот задумался:
   – Ты попроще можешь? - не вытерпел Владимир.
   – Могу, - согласно кивнул Сергей. - Все проще простого. Я сюда вчера приехал. Мать напоила чаем с медом, и я рванул на озеро. Шалаши ставить. Возился тут и все никак не мог понять своего состояния. До того чувствовал себя неожиданно легко и свободно, будто в страшную жару раздели меня донага, да еще свежей водой окатили.
   – Ничего удивительного: в отпуск ушел, - заметил Владимир.
   – Не в том дело. И в прошлом и в позапрошлом году в отпуске я бывал, а такого раскрепощения, другого определения и не подберешь, даю тебе слово, и не наступало. Я только сейчас понял, в каком напряжении прожил последние годы. Впрочем, пожалуй, даже не прожил, находился. Хочешь верь, хочешь нет: я раньше, когда, бывало, в Москву приезжал, за месяц больше успевал всего посмотреть и всюду побывать, чем за все это время, которое работаю в КБ. Ты вспомни, где меня по телефону находил: работа - дом, дом - работа. Суббота и воскресенье самые лучшие дни, чтобы творчески пошевелить мозгами. Ведь если бы не Юля, я наверняка и раза бы в театр не сходил. Разве так можно жить, брат? Читать некогда. Газеты и журналы получаю пачками, а читаю только иностранную хронику, ну и еще ерунду какую- нибудь из мелочи про слонов и бегемотов, для души, чтобы хоть перед сном отключиться от своих рабочих мыслей и уснуть. Мне во сне уже чертежи снятся. И все в них не так, все что-то хочется улучшить:
   – А об учебе разве не будешь думать?
   – Учеба - совсем другое.
   – Ерунда. От себя не уйдешь. Твоя голова всегда будет занята мыслями.
   – А я тебе говорю, такой потогонки, такого спринтерского бега с барьерами не будет! - твердо сказал Сергей. - Да и откуда им взяться? Тема мне ясна: теоретически обосную то, что уже создано в чертежах. Три года для этого куда как предостаточно.
   – Времени, Сережа, ни у кого нет. Жизнь такая сумасшедшая, -задумчиво проговорил Владимир. - Но поверь мне, я ведь тебя знаю как облупленного. Лежать на тахте и смотреть телевизор ты все равно не станешь.