Но молодость неугомонна, и одному из виновников торжества, Луи де Эрио, пришло в голову подшутить над нерешительным Александром Шенье. Он, даже не удосужившись обойти стол, поднялся, и придерживаясь за спинку стула, чтобы не упасть, крикнул:
   - Александр, говорят, у тебя неприятности в доме баронессы Дюамель?
   Александр смутился и чтобы прогнать смущение выпил добрые полкружки вина. Раньше ему почти не приходилось пить, и хмель тут же ударил ему в голову.
   Луи смотрел вызывающе и довольно нагло.
   - А твоя Колетта хороша собой! Александру не хотелось, чтобы за столом, среди пьяных, упоминалось имя его возлюбленной.
   - Мне не хотелось бы обсуждать это.
   - Значит, она не красива, - сделал вывод Луи и тут же обвел взглядом погребок.
   В углу, у камина, скучали две девицы, по поводу занятий которых трудно было бы иметь какие-либо сомнения.
   - Но она хоть красивее вон той, что поближе к огню? - поинтересовался Луи, указывая рукой на пышногрудую девушку.
   - Я женюсь на ней! - неожиданно для себя вдруг выкрикнул Александр.
   Лицо Луи тут же сделалось серьезным.
   - А ты не промах.
   - Мы уже обо всем договорились.
   - Может, тебе нужно помочь, Александр? Ведь мать не отдаст ее за тебя, придется похитить.
   Компания тут же возбужденно загудела, каждый предлагал свои услуги Александру. Но Луи тут же усомнился.
   - По-моему, женившись, ты поступаешь не правильно.
   - Я уже сделал ей предложение, и она согласилась.
   - Настоящий мужчина не должен рано жениться, - пустился в рассуждения Луи, - он должен сначала испытать себя, оценить женщину, а уж потом сделать выбор. А ты, по-моему, еще никогда не спал с женщиной.
   Александр вспыхнул, его щеки залил румянец. Луи попал в точку. Ему до этого даже не приходилось видеть обнаженное женское тело, и Луи чувствовал себя перед ним чрезвычайно искушенным в любовных делах. И чтобы доказать свое превосходство, он направился к девушкам. Правда, пройти по прямой ему не удалось, несколько раз молодого человека заносило, но он удержался на ногах и
   Облокотившись о край каминной полки, принялся рассматривать лицо пышногрудой красавицы. Та нимало не смущаясь смотрела ему прямо в глаза.
   - Ты пойдешь со мной? - не скрывая своих намерений, осведомился Луи.
   - Но учти, красавчик, я ничего не делаю даром.
   - Я заплачу тебе за троих.
   Разговор девушки и Луи не слышал никто, кроме ее подружки, будущие гвардейцы в это время начинали новый бочонок вина.
   Расплатившись заранее, Луи обнял девушку и та повела его в маленькую комнатушку, отгороженную от общего зала всего лишь сколоченной из тонких досок дверью.
   Здесь не было ничего лишнего: узкая кровать, застланная несвежими простынями, небольшой столик и одинокая свеча, воткнутая прямо в горлышко бутылки.
   Развлечение Луи продлилось не слишком долго, вскоре он появился пред своими товарищами с гордостью. Луи подошел к своему приятелю, которого тоже зачислили в гвардейцы в полк Эмиля де Мориво и зашептал ему на ухо. У того тут же на губах расползлась улыбка, и он тоже отправился к сколоченной из досок двери.
   Но на этот раз всем стало ясно, куда и зачем ходят молодые люди. Теперь уже Луи донимали расспросами. Тот, не жалея красок, расписывал прелести продажной девицы, с которой ему удалось развлечься.
   Александр Шенье слушал это неприкрытое бахвальство презрительно скривив губы. Ему было противно то, как Луи описывает свои ощущения, нимало не стесняясь товарищей.
   И он стал думать о возвышенном, вспоминая Колетту. Какой недоступной и прекрасной казалась она ему сейчас! Насколько выше своих товарищей был он сам. Ведь его любили, любил и он - и не было ничего позорного и предосудительного в этой любви. Он беден, ну и что? Зато благородство у него в крови. Он никогда не позволит себе обращаться с женщиной неподобающим образом. Он хранит верность своей возлюбленной и не променяет ее ни на кого, что бы ему ни обещали.
   "Колетта, конечно, наивна, - думал Александр Шенье, - но это милая наивность, которая только придает ей прелесть. А как она чудесно играет на арфе! Какой у нее голос! Нет ей равных среди девушек".
   И Александр представлял себя мужем Колетты. Он видел себя и ее на залитой солнечными лучами террасе перед белым столом, уставленным фруктами и печеньем. Что это за дом, Александр не мог бы сказать, но дворец был прекрасен. В конце аллеи парка поблескивал серебром пруд, по нему плавали лебеди. А он сжимал в своих пальцах руку Колетты и называл ее любимой. Девушка смеялась, он наклонялся и целовал ее в губы...
   Размечтавшись, Александр Шенье прикрыл глаза и вторя своим мыслям, принялся языком облизывать губы, и делал это с большим чувством. И это, конечно не, не укрылось от цепкого взгляда Луи.
   - Эй, Александр, - закричал он, - тебе, наверное, давно не приходилось целовать женщин?
   Александр Шенье очнулся и открыл глаза. Не было ни дворца, ни Колетты, ни отливавшего серебром пруда с благородными птицами, был унылый грязный погребок, недопитое вино в кружке, чадящие свечи и товарищи по учебе, которых он никогда не любил.
   - Говорю, ты, наверное, давно не целовал женщин, - прокричал Луи, поняв, что с первого раза Александр его не расслышал.
   - У меня есть невеста, - холодно сообщил Александр Шенье, правда, не добавив при этом, что ему еще не удалось поцеловаться с Колеттой, а этот час, который даровала им Констанция Аламбер, они провели за игрой на арфе, хоть их ждала мягкая необъятная постель.
   - Да ты, наверное, Александр, вообще не знаешь, что такое женщина.
   Разговор принимал неприятный оборот. Все смотрели на Александра, ожидая, что же он ответит. А тот, боясь показаться неопытным в глазах товарищей, небрежно заметил:
   - У меня уже было две любовницы, - чем вызвал хохот.
   - Две любовницы! Надо же! Ты что, впервые встречался с женщиной, когда тебе было десять лет? Да ты обманываешь, такого быть не может!
   Александр Шенье повторил:
   - Да, две любовницы и обе были без ума от меня. Он и сам не мог понять, почему врет. Он же не считал любовные похождения признаком мужественности и благородства, наоборот, ему хотелось всю свою жизнь до конца любить Колетту Дюамель и быть ей верным. Но слова уже были произнесены, смех прозвучал, нужно
   Было как-то оправдываться.
   К несчастью, Луи нашелся раньше, чем Александр.
   - Это нетрудно проверить. Сейчас освободится вон та комнатка, - и он подмигнул своим товарищам, которые уже с интересом поглядывали на спорящих, - и ты, Александр, если мужчина, отправишься туда. А потом мы расспросим девушку? И
   Пусть она расскажет, каков ты в постели.
   Конечно же, Александру следовало бы отказаться от этого безобразного предложения, но одно дело - отвечать самому себе, а другое дело - предстать перед приятелями эдаким нерешительным мальчишкой.
   - Она будет довольна, - небрежно бросил Александр, - и некоторые из сидевших с ним за столом посмотрели на него с уважением.
   Теперь он не мог позволить себе обмануть их ожиданий. Дверь комнатенки со скрипом отворилась, и на пороге появился уставший, с раскрасневшимся лицом и слипшимися от пота волосами друг Луи.
   - Ну что ж, Александр, иди.
   Двенадцать пар глаз уставились на шевалье, и он сразу же почувствовал, какими непослушными стали ноги. Он медленно поднялся и двинулся к полуоткрытой двери. Хмель улетучился, словно он и не пил.
   - А идет он браво! - заметил Луи. - Посмотрим какой он в деле.
   Дороги назад не было. Вернуться сюда Александру представлялось возможным только из маленькой комнатки, побыв в ней вместе с продажной девушкой.
   - Колетта, прости меня, - прошептал Александр, закрывая за собой дверь.
   Он остановился и не решался поднять глаз на лежавшую на кровати девушку. Он слышал ее тяжелое дыхание, слышал, как потрескивает свеча, вдыхал запах чужого пота.
   - Подойти, - словно бы издалека донесся до него довольно приятный женский голос.
   Он посмотрел на постель. Среди смятых простыней сияло белизной пышное девичье тело. Оно словно ослепило Александра. Он часто заморгал и понял, что не сможет сделать и шага. Девушка негромко засмеялась и подвинулась ближе к стене,
   Освобождая место рядом с собой.
   - Присядь.
   Александр послушно присел, не зная, куда деть свой взгляд. Он не мог заставить себя смотреть на тяжелую грудь, на плавный изгиб бедер. Куда спокойнее было созерцать потолок.
   - Да не бойся же ты, - девушка завладела его рукой и приложила ее к своей груди.
   Александр затаил дыхание. Его пальцы касались теплой и мягкой груди, и он ощутил под своей ладонью отвердевший, немного шероховатый сосок.
   - Ты что, первый раз с женщиной? - изумилась девушка.
   - Нет, у меня было две любовницы, - сказал Александр и тут же смолк.
   - Ну, две так две, - пожала плечами девушка, явно разочаровавшись в Александре.
   - Не было у меня никого, - прошептал Александр Шенье, - я первый раз вижу обнаженную женщину.
   Девушка приподнялась на локте, погладила его по щеке.
   - Ты нежный, как женщина. Александр отпрянул, но тут же встретился взглядом с уставшими глазами девушки.
   - Как тебя зовут? - спросила она.
   - Александр. А тебя?
   - Алиса. Хочешь, ложись со мной рядом.
   - Я хочу поцеловать тебя.
   - Тогда нагнись.
   И Александр, повинуясь горячей ладони на своем затылке, нагнулся и встретился губами с приоткрытым ртом Алисы.
   - Вот так. А теперь задержи дыхание. И он почувствовал, как его губы увлажняет немного прохладный язык девушки.
   - В этом нет ничего страшного, - сказала Алиса, садясь на кровать и прикрываясь простынью.
   - Почему ты закрылась? - спросил Александр.
   - Ты боишься моего тела.
   - Ты, наверное, устала? - спросил шевалье, глядя на смятую простынь. Ты мне нравишься, но ты устала. Давай просто отдохнем.
   - Давай, - удивлению девушки не было предела. - Ты благородный человек и счастлива будет женщина, полюбившая тебя.
   - Меня уже любит девушка, и мы решили пожениться.
   Александр и сам не знал, зачем все это рассказывает потаскушке Алисе.
   Девушка отвела свой взгляд в сторону.
   - Я слышала, что говорил твой друг.
   - Ты скажешь ему правду? - спросил Александр.
   - Я хотела бы сказать правду, ведь среди этих мерзавцев, думающих только о том, как удовлетворить свою похоть, не нашлось ни единого, кто бы спросил, устала я или нет, хочется ли мне быть с ними или мне хочется плакать. Ты первый спросил меня об этом.
   - Я пойду, - Александр попытался встать.
   Нет, сиди. Неужели тебе хочется туда, к столу, где вновь будут смеяться над любовью, над верностью?
   Александр тяжело вздохнул.
   - Если ты хочешь, я посижу.
   - Вот видишь, ты говоришь "если ты хочешь", ты считаешься со мной, значит, ты будешь считаться и со своей возлюбленной. Может это глупо звучит, но я тоже мечтаю о любви и по-моему, даже знаю, что это такое.
   - Ты милая, - сказал Александр, легонько сжимая пальцы девушки в своей руке.
   - Я скажу им, - зашептала Алиса, - что ты великолепный любовник и лучшего мужчины мне не приходилось никогда встречать.
   - Но ведь у нас же ничего не было, - прошептал Александр.
   - Я не покривлю душой, ты в самом деле, лучший мужчина.
   - Ты так считаешь?
   - Да, я уверена.
   - И тебе, Алиса, ни с кем не было лучше, чем со мной.
   - Ни с кем.
   - И тебе не нужно ничего этого, тебе достаточно, что я сижу рядом?
   - Нет, - улыбнулась девушка, - этого больше чем достаточно. Посиди со мной немного, посмотри на меня, - она отбросила простыню, и Александр Шенье теперь уже без особого смущения стал разглядывать ее пышное тело.
   А девушка вслед за его взглядом, словно повторяя его траекторию, водила ладонью по своим плечам, по груди, по животу, скользила по ногам.
   Александр чувствовал, как дрожь проходит по его телу, как то вспыхивает, то гаснет свет в его глазах. Он видел, как изгибается Алиса, как все сильнее и сильнее сжимает его руку.
   Наконец, вздох облегчения вырвался из ее горла, и она до боли сжала кисть молодого человека.
   ГЛАВА 4
   Графиня Лабрюйер сидела за столом на террасе и как всегда дремала. Слуги сервировали стол к завтраку, раннее утро наполняло воздух щебетом птиц и свежестью. В ворота с грохотом въехала карета.
   Проснувшись от этого звука, графиня еще долго не могла сообразить, что же происходит. Она опомнилась, лишь когда перед ней предстали баронесса Дюамель и граф де Бодуэн. Но сообразительности старой графини хватило ровно настолько, чтобы посчитать, что она заснула за игрой в карты и ее компаньоны ушли играть в другое место.
   - А где же все? - спросила графиня.
   - Вы помните меня? - баронесса Дюамель встала так, чтобы графиня Лабрюйер могла ее лучше рассмотреть.
   - Ну как же, я помню вас, - без тени смущения сообщила графиня, - вы приехали из Парижа.
   - Да-да, я баронесса Дюамель, а со мною граф де Бодуэн, - представила баронесса своего спутника.
   - Ах, да, вы тоже приехали из Парижа, - улыбнулась старая женщина графу де Бодуэну. - Я хорошо помню вас.
   Граф не стал разубеждать ее, наверняка зная, что та видит его впервые.
   - Как вы добрались, баронесса?
   - Спасибо, отлично.
   - У вас ко мне какое-нибудь дело?
   - Я приехала, чтобы забрать свою дочь Колетту.
   - Ах, да, Колетту...
   - Она гостит у вас, - на всякий случай напомнила баронесса.
   - Чудесная девушка, такая красивая, такая молодая и такая смышленая.
   Последнее замечание привело баронессу в трепет, ведь именно смышленость и не давала ей покоя все последние дни.
   На террасе стоял дворецкий с каменным выражением лица. Он мог бы рассказать матери много интересного о ее дочери. Но в обязанности дворецкого входит встречать и провожать гостей, а не рассказывать об их ночной жизни.
   - Она такая прелестная, - не переставала восхищаться Колеттой графиня, смутно припоминая лицо девушки, - вы должны гордиться ею, мадам. Воспитать такую дочь...
   Но тут же взгляд графини остановился на Армане. Тот не спешил объяснять причину своего появления, а допытываться самой графине не было большой нужды. Она вполне была согласна в душе с тем, что Арман может быть любовником баронессы Дюамель. И это удержало ее от лишних расспросов.
   - Где моя дочь? - как можно более ласково поинтересовалась баронесса, но все равно ее голос прозвучал резко, с какими-то металлическими нотками.
   - У себя, наверное, еще спит, - графиня повернулась к дому и попыталась взглядом отыскать окна спальни Колетты.
   - А где ее комната?
   - Дворецкий проводит мадам.
   Дворецкий, не меняя выражения лица, а только сдобрив его улыбкой, повел баронессу в дом. Он остановился у самой двери спальни Колетты и несколько раз стукнул. Оттуда не раздалось ни звука.
   Баронесса, подозревая недоброе, в нетерпении распахнула дверь и чуть не вскрикнула: измятая простынь,брошенное в ноги одеяло, а главное, и без объяснений было ясно, Колетта сегодня тут и не ночевала. Самые страшные подозрения закрались в душу матери. Она подбежала к кровати и прикоснулась к
   Постели рукой. Та была холодна.
   Не спрашивая ни о чем дворецкого, баронесса выбежала в коридор и вновь замерла в нерешительности.
   - Если вы, мадам, хотите отыскать мадемуазель Аламбер, то ее спальня вот здесь, - и дворецкий указал на золоченую дверь.
   Уже не считаясь с приличиями, не тратя времени на условности, баронесса толкнула дверь и ворвалась в спальню Констанции. Она готова была метать громы и молнии, допытываясь, куда та подевала дочь.
   Но тут баронессу Дюамель ждал сюрприз: рядом со спящей Констанцией она увидела кого-то, кто прятался под одеялом, выставив из-под него лишь макушку и согнутую в локте руку.
   То, что это мужчина, Франсуаза уже не сомневалась.
   "Так вот как она воспитывает мою дочь!" - подумала Франсуаза, готовясь высказать Констанции все, что она о ней думает.
   Но та вдруг проснулась и уставилась на баронессу. Откуда она взялась в ее спальне, Констанция никак не могла взять в толк. Тут же сердце мадемуазель Аламбер забилось чаще. Ей предстояло по виду баронессы определить, знает та о ночных приключениях своей дочери или же нет.
   Баронесса Дюамель только успела открыть рот, как Констанция тут же взяла инициативу в свои руки. Она отбросила одеяло с Колетт и воскликнула:
   - Колетта, просыпайся, твоя мать приехала! Это было большой неожиданностью для баронессы и на время у нее отнялся дар речи.
   Перепуганная Колетта широко открытыми глазами смотрела на мать.
   - Ну что же ты, Колетта, поздоровайся с ней. Девушка опасливо выскользнула из-под одеяла и побежала навстречу матери.
   Инстинктивно она чувствовала, самое верное сейчас - броситься на шею матери.
   Если та что-нибудь знает, слезы помогут, а если ничего - то пусть это будут слезы радости.
   Так Колетта и поступила. Франсуаза стояла у открытой двери, обнимая свою дочь, и тоже плакала.
   - Мама, я так скучала по тебе, я так хотела приехать!
   Констанция Аламбер слушала этот бред и готовилась объяснить Франсуазе, почему это вдруг Колетта оказалась у нее в постели.
   А баронесса Дюамель гладила дочь по волосам и приговаривала:
   - Ты у меня еще такая глупая...
   - Представь, Франсуаза, сегодня ночью она испугалась спать одна и прибежала ко мне.
   Констанция запрокинула голову, ее волосы рассыпались по плечам. Весь вид мадемуазель Аламбер говорил о том, что она только и занималась в последние дни тем, что не спускала глаз с Колетты.
   - Ты еще очень глупая... - приговаривала Франсуаза, а Колетта вздрагивала всем телом, боясь, что сейчас настроение матери изменится, и Франсуаза строгим тоном спросит ее, что она выделывала с виконтом Лабрюйером. Но страшного вопроса так и не последовало.
   Франсуаза, наконец-то, отстранила от себя дочь и взяв ее за плечи, пристально посмотрела ей в глаза.
   Вид Колетты был, конечно, жалок. Она втянула голову в плечи и виновато посмотрела на свою мать.
   - Пойдем, пойдем, Колетта, мне кажется, я не видела тебя целую вечность, - баронесса Дюамель и ее дочь покинули спальню Констанции и та смогла облегченно вздохнуть.
   "Ну, кажется теперь все. Франсуаза ни о чем не догадывается, а я больше ничего и не стану предпринимать".
   Констанция Аламбер ликовала:
   "Наконец Эмиль де Мориво наказан и вновь можно зажить спокойно".
   Прозвучал гонг, извещавший, что завтрак накрыт. И только тут Констанция вспомнила, о чем просила ее мадам Ламартин. Поэтому она поспешила первой прийти к столу.
   Старая графиня Лабрюйер уже сидела на террасе и как всегда клевала носом.
   Констанция тронула ее за плечо.
   - Мадам!
   Графиня вздрогнула, но так и не проснулась.
   - Мадам! - уже почти закричала ей в самое ухо Констанция.
   Дворецкий неодобрительно смотрел на то, как будят его госпожу.
   - А, это вы... - рассеянно проговорила графиня Лабрюйер, поправляя шляпку, - завтрак уже кончился?
   - Нет, мадам, меня просили передать вам.
   - Что-нибудь случилось?
   - Можно считать, что нет. Ваш дом покинула мадам Ламартин.
   - Но ведь я с самого утра здесь, на террасе. Неужели же я не видела отъезжающего экипажа?
   - Нет, мадам, она уехала ночью.
   - Я ее чем-нибудь обидела?
   Что вы, мадам, она просила передать тысячу извинений, но ее ждут неотложные дела в Париже
   Что ж, - вздохнула графиня Лабрюйер, - надеюсь, она осталась довольна пребыванием в моем доме, ведь ее муж, месье Ламартин, так беспокоился, оставляя ее одну.
   В двери, ведущей на террасу, показались Колетта и ее мать Франсуаза.
   - Не беспокойтесь, мадемуазель Аламбер, я понимаю истинную причину ее отъезда и благодарна вам за то, что вы так тщательно ее от меня скрываете, улыбнулась графиня и отдала Констанции розу на длинном стебле, которую до этого сжимала в руке.
   Констанция села по правую сторону от графини Лабрюйер и с невозмутимым видом принялась вертеть цветок в руках. Она то подносила его к лицу, вдыхая его аромат, то обмахивалась им как веером.
   - Доброе утро, графиня, - Колетта сделала реверанс и села в торце стола.
   Франсуаза устроилась слева от графини Лабрюйер.
   - А что же граф де Бодуэн? - поинтересовалась хозяйка дома. - Он не желает завтракать?
   - Он поехал по делам и скоро вернется, - сказала баронесса.
   - Граф де Бодуэн? - воскликнула Констанция. - Он здесь?
   - А что это вас так удивляет? - спросила баронесса. - Я даже не знала, что вы знакомы.
   - Нет, мы виделись всего один раз, поэтому я и спросила.
   Любопытство баронессы распалилось. Теперь-то она понимала, граф де Бодуэн напросился в спутники неспроста, скорее всего, у него были какие-то дела к Констанции. Ведь испуг на лице мадемуазель Аламбер выдал ее с головой.
   Но развить эту тему баронессе не дало появление виконта Лабрюйера. Он выбежал на террасу, по-шутовски поклонился всем и пожелал всем дамам доброго утра.
   Баронесса Дюамель посмотрела на него с нескрываемым отвращением, она столько слышала о похождениях Анри, что если бы не шляпка, ее волосы встали бы дыбом.
   - Какая честь, мадам!
   Баронесса подала руку для поцелуя, и Анри бережно принял ее.
   - Доброе утро, бабушка, - Анри наклонился и поцеловал старую графиню в щеку. Та успела шепнуть ему на ухо:
   - Мадлен уехала сегодня ночью.
   - Черт! - пробормотал виконт, но на его лице все равно продолжала сиять лучезарная улыбка.
   Затем уверенной походкой Анри направился к не помнившей себя от ужаса Колетте. Она смотрела на него округлившимися глазами, ей казалось, одно движение - и они выдадут себя пред всеми гостями.
   Девушка помнила эти руки, сжимавшие этой ночью ее тело, эти губы,целовавшие ее - и тут же с ужасом отметила, что ее губы опухли.
   Вся зардевшись, она протянула виконту свою дрожащую руку для поцелуя.
   - Нет-нет, - улыбнулся Анри, - дайте мне обе руки.
   Колетта беспомощно озирнулась, ища поддержки. Констанция только прикрыла веки, как бы давая ей знать: делай все, о чем просит виконт, он найдет способ успокоить твою мать, ведь баронесса Дюамель и в самом деле следила за каждым движением виконта, словно боялась, что тут же, не отходя от стола, он соблазнит ее дочь.
   - Обе руки, мадемуазель, обе, - тон виконта был строг.Колетта подала ему и вторую ладонь. Он внимательно осмотрел их и затем строго сказал:
   - По-моему, мадемуазель, вы не мыли руки перед завтраком.
   Колетта еще больше зарделась. Она и в самом деле забыла об этом.
   - Сейчас же ступайте прочь из-за стола, - виконт говорил так, словно был ее отцом, - и вымойте руки, тогда можете возвращаться.
   Констанция улыбалась.
   Виконт предусмотрел все. Теперь легко были объяснимы и румянец на щеках Колетты, и ее растерянность. Конечно, он выставлял себя в невыгодном для баронессы свете, но иметь о нем еще более худшее мнение, чем имелось, Франсуазе было невозможно.
   Придерживая подол платья, Колетта побрела в дом.
   А виконт уселся в ее кресло и развязно, закинув ногу за ногу, посмотрел на баронессу Дюамель.
   - Мадам, простите мне эту выходку, но ваша дочь вымыла руки не совсем чисто.
   - Она еще настоящий ребенок, и мы с Констанцией Аламбер опекаем ее здесь, - баронесса сверкнула глазами.
   - Да-да, - продолжал Анри, - вашу дочь нельзя не любить.
   Констанция, чтобы скрыть улыбку, приблизила огромную розу к своему лицу и сделала вид, что изучает хитросплетение лепестков.
   - Мадам Дюамель, вы должны гордиться своей Колеттой, она такая смышленная, такая красивая.
   - Я знаю об этом, - отрезала баронесса, ей явно был неприятен этот разговор, точнее то, что слова исходили от виконта Лабрюйера.
   Она бы могла сказать ему и что-нибудь порезче, но рядом была графиня Лабрюйер, а обижать ее баронессе не хотелось.
   - Да, вашей дочерью нельзя не гордиться, но она воспитана слишком романтично.
   - Что значит "слишком"? - холодно поинтересовалась баронесса.
   Виконт улыбнулся немного язвительно.
   - Она видит людей не такими, какие они есть, а такими, как ей хотелось бы, - и он выразительно посмотрел на Констанцию.
   Констанция поглаживала бархатную обивку подлокотника, это единственное, чем она выдала свое волнение.
   - Виконт, я прошу прощения, но мне кажется, ваши слова могли бы прозвучать искренне, будь вы братом Колетты, но из уст постороннего мужчины, согласитесь, они звучат несколько странно.
   - Да, мадам, ее невозможно не любить, это чудесный ребенок.
   Слово ребенок не могло обмануть баронессу. Она знала, виконт не может равнодушно пройти мимо хорошенькой девушки и не преминет соблазнить ее.
   Виконт, вы говорили о слишком романтичном воспитании. Поверьте, я лучше вас знаю, что нужно моей дочери, а что нет.
   Продолжая разговор в таком тоне, нетрудно было довести его и до ссоры. Графиня Лабрюйер хотела остановить своего внука, но тот, прежде чем старая женщина успела вставить хоть слово, предупредительно поднял руку.
   - Я вижу, меня здесь не совсем правильно понимают , я всего лишь высказал восхищение вашей дочерью и не имел в виду ничего плохого.
   Но тут в разговор вмешалась молчавшая до этого Констанция Аламбер.
   - Вы говорите, виконт, об этом как наставник, - при этих словах уголки губ виконта чуть-чуть дрогнула, потому что он и в самом деле был наставником Колетты, только в очень специфических науках. - Я должна вас предупредить, виконт, что Колетта выходит замуж.
   Анри склонил голову и улыбнулся.
   - Да, я знаю об этом.
   - И может быть, вы знаете за кого?