Бенцони Жюльетта. Констанция (Книга 3)

   - Ты весь продрог, скорее высушись, - она принялась расстегивать бархатную куртку виконта.
   А когда он, не выпуская женщину из своих объятий, снял насквозь промокшую бархатную куртку, Мадлен, не глядя, бросила ее на пол перед камином.
   - Она еще успеет высохнуть. Ведь ты не уедешь сейчас?
   - Нет, Мадлен, я приехал к тебе.
   - Обними меня, обними покрепче.
   - Ты даже не знаешь, дома ли твой муж.
   - Ты здесь, и мне больше ничего не нужно. Анри удивился такой беспечности. "Да, она сильно любит меня и как жаль будет ее бросать", подумал он.
   - Твоего мужа не будет несколько дней, я заезжал в суд и все узнал.
   - Как ты оказался здесь, ведь я уехала ночью?
   - Я верхом скакал весь день и видишь, успел раньше тебя.
   - Как я была глупа, как обманывала себя, уверяя, что не люблю тебя, причитала Мадлен, целуя Анри в лоб, в щеки, в глаза.
   - Я думаю, Мадлен, тебе нужно отправить слуг, иначе они узнают о моем приезде и потом расскажут твоему мужу.
   - Я не хочу думать об этом.
   - Мадлен, я тебя прошу.
   - И не говори, я сейчас яижу только тебя одного и никого больше не существует в мире.
   Анри схватил Мадлен за плечи и легонько встряхнул.
   Думай, что говоришь, ты должна отправить слуг и только тогда мы останемся с тобой вдвоем.
   Хорошо, если ты просишь об этом... Мадлен, глядя перед собой почти безумными влюбленными глазами, двинулась к лестнице. Она позвала служанку и, ничего не объясняя, сказала:
   - Ты свободна на два дня. Передай остальным слугам, что они тоже могут быть свободны.
   - Но, мадам... сейчас идет дождь и, может быть, стоит распаковать ваши вещи?
   - Я хочу побыть одна, - глядя поверх головы горничной, сказала Мадлен, - оставьте меня.
   Ничего не понимающая горничная спустилась в кухню.
   - Как жаль, - обратилась она к Жаку, - моя госпожа отправляет всех слуг домой. И взбрело же ей в голову остаться одной!
   Жак изобразил на своем лице полное недоумение.
   - Жаль, красотка, что придется уходить.
   - Но мы можем пойти ко мне, - предложила девушка, - я снимаю комнату в подвале. Господин прокурор мне неплохо платит, и я могу себе это позволить.
   Жак с досадой заскрежетал зубами. Он с удовольствием бы отправился вместе с молоденькой девушкой, но его присутствие требовалось здесь. Должен же кто-то присматривать за лошадьми, должен же кто-то носить дрова, должен же кто-то, в конце концов, присматривать за хозяином и следить за улицей. Неровен час,
   Вернется муж, и тогда придется убегать. В этом смысле Жак был сама осторожность. Еще ни разу виконту не довелось лицом к лицу встретиться с мужем какой-нибудь из своих любовниц. Жак всегда заблаговременно предупреждал его, и у виконта оставалось немного времени, чтобы одеться и спуститься через окно на улицу.
   Горничная никак не могла понять, почему это Жак вдруг охладел к ней.
   Вскоре они уже оказались на улице перед воротами дома окружного прокурора.
   Вы даже не проводите меня до дома? - спросила девушка.
   Нет, я должен спешить.
   Но мне показалось, вы никуда не спешили и хотели лишь обогреться, переждать дождь?
   Жак с тоской посмотрел на двух лошадей - свою я его хозяина - мокнущих у коновязи на противоположной стороне улицы.
   - Я обещаю, - поклялся Жак, - как только у меня появится время, мы обязательно встретимся.
   Девушка презрительно фыркнула и даже не попрощавшись, пошла по мокрой мостовой, демонстративно не прикрываясь от дождя.
   Жак дождался, когда дом покинут и остальные слуги, потом отвязал лошадей и завел их в конюшню. Лошади жадно рванулись к еде и, утолив первый голод, принялись жевать овес. Таким спокойствием веяло от уставших животных, что Жак даже расчувствовался.
   Он подошел к лошади Анри и потрепал ее по гриве.
   - Ой, хитер наш хозяин, хитер! - сказал он, заглядывая в глаза лошади. - Всегда говорит: "Жак, сделай то, Жак, сделай другое", но никогда не спросит: "А ел ли ты, Жак? А выспался ли ты?" Ой, хитрый наш хозяин, хитрый.
   Лошадь, словно понимая Жака, кивала головой и жевала овес. А слуга прислонился щекой к горячей шее лошади своего хозяина и запустил пальцы в ее жесткую гриву.
   - Тебе хорошо, о тебе позаботятся, а обо мне некому вспомнить. Нет у меня друзей, нет родителей, только я один на всем свете, расчувствовавшийся Жак чуть было не заплакал.
   Но вскоре он снова стал прежним, ведь в кармане звенели монеты, данные виконтом, можно было запастись выпивкой. Жак, удостоверившись, что корма лошадям достаточно, задрал на голову ливрею и побежал к дому. Возле распахнутой двери гостиной он остановился и негромко кашлянул.
   Мадлен попыталась высвободиться из объятий Анри но тот ее не отпустил.
   - Чего тебе, Жак?
   - Что прикажете, хозяин?
   - Исчезни и не показывайся до завтрашнего утра. Если что-нибудь произойдет, предупредишь, а так, чтобы в доме я тебя больше не видел.
   Жак поклонился и с видом, полным достоинства спустился по лестнице на кухню. Догорали уголья, неприготовленный обед остывал в кладовой. Жак устроился за столом и, вытащив из-за пояса свой нож, начал резать кусок копченого мяса. Затем отыскалось и вино, и Жак, устроившись за столом как хозяин, пил кружку за
   Кружкой. Время от времени он отставлял бутылку в сторону и прислушивался: что же там делается наверху. Но до его слуха доносились лишь неясные шорохи, тихие голоса.
   "Ну и проходимец же мой хозяин! - думал Жак. - И что только находят в нем женщины? Был бы он богат - понятно, а так, только сам вводит их в траты. А врочем, какое мне до этого дело? Разве есть разница, пью я вино, купленное за деньги хозяина или угощаюсь взятым взаймы в чужом доме?" - и Жак вновь наполнил кружку.
   Его нимало не интересовало то, как будет объяснять своему хозяину прислуга, куда подевалась бутылка вина. Ведь Жак пил не какую-то дешевку, а завладел самой лучшей бутылкой, явно предназначенной для хозяина.
   За окном не переставая лил дождь, капли чертили зигзаги на стекле, размывая погружавшийся в темноту городской пейзаж. В окнах домов зажглись огни, и даже ненастье не могло помешать жителям столицы веселиться. Откуда-то из соседнего дома доносился громкий женский смех и кто-то пытался уговорить даму вести себя поосмотрительнее. Но вскоре женский смех уже смешивался с мужским - и от этого Жаку становилось еще тоскливее.
   Его уже не радовали ни хорошее вино, ни вкусная еда ему хотелось чего-то большего. А чего, Жак и сам точностью не мог бы сказать. Он был из породы людей, никогда не удовлетворенных настоящим. Если у него в кармане было две монеты, он грустил, почему не три. Если же отыскивалось три, тут же Жаку хотелось получить и четвертую. Они были чем-то похожи - Жак и его хозяин. И тот и другой никогда не довольствовались достигнутым. Но если Анри делал все, чтобы продвинуться вперед и завладеть сердцем следующей женщины, то Жак отдавался в руки судьбы безропотно, ничего от нее не требуя. Даст сама - значит хорошо, а не даст - значит так и нужно.
   В кухне становилось все прохладнее, и Жак, недовольный тем, что ему приходится трудиться, принялся подбрасывать дрова в печь. Вскоре там разгорелся такой огонь, какой бывает только на пожаре. Зато Жак чувствовал себя хорошо как никогда. Вино согрело душу, а огонь тело. Он уже утешал себя мыслью, что в подвальной комнате, куда звала его горничная, скорее всего сыро и неуютно, а вино, припасенное для гостей, дешевое и мало чем отличается от уксуса.
   За окном уже совсем стемнело, и город напоминал о себе лишь точками фонарей и прямоугольниками окон, словно бы висевшими в пространстве без всякой опоры. Молнии больше не сверкали, лишь где-то вдалеке изредка раздавались приглушенные раскаты грома.
   Жак растянулся на широкой скамейке, положив под голову свою уже высохшую до хруста ливрею.
   "Ну вот и славно, теперь я смогу выспаться как следует и никто не потревожит меня до самого утра. Надеюсь, прокурору не придет в голову возвращаться домой ночью".
   Жака мало беспокоило, что муж Мадлен может застать здесь в доме его хозяина. Больше всего слуге не хотелось покидать теплую, уже обжитую им кухню.
   "Хороший дом, - думал Жак, наслаждаясь теплом и уютом, - здесь все есть - и вино, и еда, и овес в конюшне в достатке, хорошие слуги и хозяин, наверное, не очень-то интересуется, что из кладовки попало на его стол, а что съели и выпили тайком от него. Жаль, что не удастся задержаться здесь подольше".
   Жак хорошо знал привычки своего хозяина. Он никогда не задерживался у своих любовниц больше чем на одну ночь. А затем вновь шли поиски, упорные и всегда успешные. Жак уже сбился со счета, в каких только домах ему не пришлось побывать, каких только женщин под покровом темноты он ни приводил в дом своего
   Хозяина. Сперва слуга вел им счет так, словно бы считал свои собственные победы. Но постепенно такой образ жизни стал привычным и уже не вызывал сомнений в душе Жака. Ему казалось, только так и может существовать знатный дворянин, только так и могут себя вести светские дамы.
   Самое странное - усталость сегодняшнего дня не располагала ко сну. Лишь только Жак устроился поудобнее, как вновь ощутил голод. Благо, кладовка располагалась недалеко, а нож всегда был остро отточен.
   И вскоре на большом блюде красовались толсто порезанное холодное мясо и остатки хозяйского хлеба. Жак с аппетитом поужинал во второй раз, а поев, расчувствовался и вспомнил о лошадях. Правда, дальше сочувствия Жак не пошел. Ему не хотелось выходить на холод под дождь, тащиться в темноте в конюшню. Зато приятно было представлять себя эдаким благодетелем, не забывавшим в моменты благополучия и о судьбах других.
   То, что не ели ни Анри, ни Мадлен, Жака не занимало. Хозяева могли позаботиться о себе и сами, к тому же, им сейчас было доступно то, от чего был отлучен Жак, находясь в одиночестве. Он еще подбросил дров в очаг и подвинул скамейку поближе к плите, словно собирался изжариться. (?н лежал на боку, подложив под свою пухлую щеку кулак.
   "Это надо же, - изумлялся Жак, - полено такое крепкое, не уковыряешь, а смотри, не прошло и четверти часа, как оно уже разваливается на куски. А потом от него ничего не остается, кроме пепла".
   Жак тяжело вздохнул так, словно речь шла не о полене, а о нем самом.
   "Вот умру, и никто не вспомнит обо мне, что жил на свете такой Жак, славный парень, верный слуга. И никто обо мне не заплачет, никто не придет на мою могилу".
   Он еще раз вздохнул, потянулся пару раз, зевнул и уснул сладким сном человека, выпившего три кружки крепкого вина.
   Виконт Лабрюйер подхватил Мадлен Ламартин на руки и закружил по комнате. Сумочка на длинной серебряной цепочке выпала из ее руки, и Анри ногой отбросил ее под столик.
   - Боже, что ты делаешь, Анри! - восхищению Мадлен не было предела, она словно выплескивала из своей души все накопившееся там за последние дни.
   - Я так люблю тебя, ты пришел ко мне, ты понял, я тебя обманывала...
   - Молчи, молчи, Мадлен... И губы их вновь встречались в поцелуе. Мадам Ламартин указала рукой на дверь, ведущую из гостиной.
   - Там...
   - Я все знаю, я уже успел осмотреться в твоем доме, - Анри
   Плечом отворил дверь и понес Мадлен по гулкому коридору.
   Дверь спальни была приоткрыта и в темноте тускло мерцала
   Золоченая спинка большой кровати.
   - Я сейчас... - Анри бережно уложил Мадлен на простыни и
   Склонился перед камином.
   Ровно сложенные дрова и щепки под ними только и ждали огня.
   Анри выбежал и вернулся с зажженой свечой. Слегка потянуло дымом, а затем ровные языки пламени побежали по сухому дереву. И в дымоходе загудел ветер. Безжизненная до этого спальня наполнялась светом и теплом. Мадлен лежала, прикрыв глаза, с чувствительно приоткрытыми губами. Она так и ждала, чтобы Анри склонился над ней и поцеловал ее.
   - Ты ждешь меня? - спросил виконт.
   - Я не могу дождаться... И вновь их губы соприкоснулись.
   Анри не был настойчив и нетерпелив. Он словно дразнил Мадлен. Лишь только коснувшись губами ее рта, он тут же отстранился и провел тыльной стороной ладони по ее еще немного влажным волосам.
   Женщина вздрогнула и напряглась. А рука Анри уже скользила по ее шее, нащупывая застежку ворота платья. Мадлен села и, придержав свои длинные волосы одной рукой, второй принялась расстегивать непослушный крючок.
   - У тебя такие холодные руки, - сказал Анри, прикасаясь губами к ее пальцам, - ты вся замерзла.
   - Сейчас, сейчас, - шептала женщина, освобождаясь от платья.Затем она принялась развязывать тесемки, стягивающие ворот рубахи Анри. Они медленно раздевали друг друга, словно оттягивая момент близости.
   Анри не отрываясь смотрел на Мадлен, а та не сводила взгляда от
   Его отливавшего в блеске огня камина тела. Рука виконта медленно двигалась по плечу женщины, скользя к груди.
   Он несильно сжал свои пальцы на белоснежном холмике, увенчанном темно-коричневым соском. Мадлен запрокинула голову, ее волосы рассыпались и коснулись подушки.
   - Что ты делаешь, Анри? - прошептала она. Виконт, нагнувшись, поцеловал ее в ложбинку на груди, поймав губами изящный золотой крестик. Он потерся о ее шею шеей и легонько подул на самую мочку уха. Мадлен обхватила его голову руками и взъерошила мокрые волосы.
   - Виконт, я так люблю тебя, дорогой! Я не знаю, что бы делала, если бы ты не приехал.
   - Я не мог оставить тебя одну.
   - И я не могла остаться с тобой. Мы могли встретиться только здесь, у меня.
   - Но ты же не хотела этого. Мадлен горько улыбнулась.
   - Я не могла себе этого позволить, пойми.
   - Почему?
   Я связана обещанием.
   Но ведь ты была одна.
   Я не знаю, мне было тяжело переступить через себя.
   Но теперь-то, Мадлен, все хорошо.
   Сейчас так прекрасно, как никогда еще не было. Прижми меня покрепче, проведи своими холодными пуками по моим плечам, я вся горю.
   Женщина понемногу забывала о стыде, об осторожности. Она
   Громко стонала, смеялась, вскрикивала, а Анри ласкал ее и теперь
   Уже казалось, не Мадлен удерживает его, а Анри не дает спешить.
   - Ну погоди, погоди, - шептал он, - дай мне насладиться твоим
   Телом, дай вдохнуть твой запах.
   - О боже, что ты делаешь, Анри? - Мадлен ловила его руку и
   Сжимала в своей ладони, но мужчина упрямо высвобождал пальцы и
   Уже вел ими, повторяя плавные изгибы бедра.
   - Сильнее! Сильней прижми меня, - повторяла Мадлен.
   Но Анри словно дразнил ее, то припадая к ней, то отстраняясь. И
   Женщина, словно ее влекло к мужчине какой-то невидимой силой, приподнималась на локтях, чтобы только оказаться поближе к своему любовнику. Ее колени дрожали, пальцы не слушались. Она путала слова и тут же смеялась.
   - Ну назови меня, назови меня, Мадлен, - говорил Анри, запуская руку в ее шелковистые густые волосы.
   - Ты дразнишь меня!
   Мадлен высвободилась от него, и повалив на кровать, склонилась над ним. Ее волосы упали, словно две занавески, загородив от Анри весь мир. Лишь только лицо мадам Ламартин сияло над ним счастьем.
   Мадлен слегка качнула головой и волосы, заскользив по лицу Анри, заставили его зажмуриться.
   - Ты ангел, - пробормотал он.
   - Но где же тогда мои крылья? - женщина острыми ногтями впилась в его плечи. - Я не могу больше терпеть, Анри, возьми меня, - и она уперлась в его плечи руками.
   Анри знал, ему предстоит еще несколько сладостных минут, а затем наступит безразличие ко всему - к себе, к Мадлен, и ему захочется покинуть этот дом. Поблекнут краски, и он станет противен самому себе. Но у Мадлен желание не
   Исчезнет, она будет его упрашивать, молить. Но если сейчас ее голос звенел для него серебряным колокольчиком, то потом он превратится в похоронный звон. Их любовь будет мертва.
   А Мадлен и не поймет этого, не захочет смириться и тогда ему придется как вору, прячась, покидать ее дом еще до того, как она проснется и не покинет мир своего счастливого неведения.
   "Но это будет потом, - подумал Анри, - а сейчас я люблю и хочу Мадлен, а она хочет принадлежать мне. Так почему я должен отказывать себе в этом миге короткого счастья, зная, чтс потом наступит отвращение? Ведь думая о смерти,
   Невозможно жить, мы счастливы, пока вместе, и пусть это счастье будет недолгим".
   Он обнял Мадлен за талию и осторожно уложил на кровать.
   - Смотри на меня, смотри, иначе мне будет казаться, что ты думаешь о ком-то другом.
   - Это все равно, - усмехнулась Мадлен, - закрыты у меня глаза или нет, я вижу перед собой тебя. И я знаю, твой образ никогда не исчезнет, будешь ты рядом или нет.
   - Я не хочу тебя обманывать, Мадлен. Ты любишь меня?
   - Да.
   - Тогда молчи. Не говори о расставании, когда мы вместе, ведь лучше всего умирать, когда ты счастлив - и пусть расставание наступит внезапно.
   Анри, стараясь не причинить Мадлен боли, нежно погладил ее.
   - Ты мой, - прошептала Мадлен.
   - И ты моя. А теперь не говори ничего, давай молчать. Ты права, Мадлен, что может быть прекраснее близости?
   Когда Мадлен, глубого вздохнув, замерла, Анри обессиленный лег рядом с ней.
   А теперь спи, - прошептал он своей любовнице, ни о чем не думай и спи. Я рядом с тобой, ничего не бойся.
   Теперь я ничего не боюсь, - Мадлен осторожно поцеловала его в плечо и взяла за руку.
   Анри, чувствуя, как восхищение женщиной, ее стройным телом, красотой ее лица безвозвратно исчезают, закрыл глаза и тут же провалился в черноту сна.
   Виконт проснулся, когда уже первые лучи солнца проникли в комнату. Еще не открывая глаз, он повел рукой и не нашел Мадлен. Он тут же открыл глаза я увидел, что женщина стоит на коленях возле кровати и сложив руки, словно молится, глядя на него с восхищением и нежностью.
   - Что ты, Мадлен?
   - Спи, спи.
   - Что ты делаешь?
   Женщина протянула руку и прикоснулась пальцами к векам Анри.
   - Спи, продолжай спать, дай мне полюбоваться тобой.
   - Что ты задумала, Мадлен?
   - Не мешай, молчи, я буду стоять на коленях и сторожить твой сон.
   Анри недовольно поморщился.
   "Только этого еще недоставало, чтобы она сошла с ума!"
   - Нет-нет, - улыбнулась Мадлен, - не беспокойся, со мной все в порядке. Я просто очень сильно люблю тебя и не могу позволить себе терять мгновения, когда мы рядом.
   Анри попробовал уснуть, но понял, что это ему не удастся. Он немного схитрил и приоткрыл веки, стал следить за Мадлен. Та смотрела на него, склонив голову, то и дело отбрасывая непослушные волосы со лба. Она счастливо улыбалась, и от этой улыбки виконту делалось не по себе. Он понимал, насколько сильны
   Чувства Мадлен и каким ударом для нее будет расставание.
   - Спи, дорогой, спи любимый. Вот так, ночь за ночью я буду стоять возле тебя на коленях и любоваться твоей красотой.
   - Не говори такого, - прошептал Анри.
   - Почему? Я говорю то, что думаю, я говорю то, что будет.
   - Но ведь ты сама знаешь, это не так.
   - Дай мне помечтать, Анри. Да, ночь за ночью я буду проводить подле тебя, а ты даже во сне не сможешь избавиться от моей любви.
   Анри открыл глаза.
   - Ты обманщик. Говоришь, что спишь, а сам слушаешь, что я говорю сама себе.
   - Ты сошла с ума!
   - Ничуть. Ты говоришь, не может быть. Но ведь, Анри, могло не быть и этой ночи.
   - Ты понимаешь, Мадлен, что ты делаешь?
   - Я люблю тебя, - женщина провела ладонью по волосам Анри и склонившись, поцеловала его в щеку. - Я хочу, Анри, чтобы ты спал.
   - Мои глаза закрыты, - сказал Анри, в упор глядя на Мадлен.
   - Но ведь ты обманываешь меня.
   - Все на свете обман, и если ты хочешь, чтобы мои глаза были закрыты думай так.
   - Хорошо, ты спишь? Я стою подле тебя на коленях и молюсь за нашу любовь.
   "Нашу? - подумал Анри. - Моей любви уже нет, есть только злость на себя и досада. И сколько ты, милая, ни будешь повторять слово "любовь", она не воскреснет. Ей нужно поставить памятник и больше не вспоминать о ней. Как жаль, что ты проснулась раньше меня, и мне не удалось уйти незамеченным! Теперь вновь будут слезы, вновь мне придется утешать тебя, а самое главное мне придется обмануть тебя, Мадлен. Я скажу, что мы встретимся вновь, а потом ты получишь письмо, где я напомню, что никогда и ничего не обещал тебе вместо любви - ни верности, ни постоянства, лишь только одну любовь. А она уже мертва, ты получила ее".
   Виконт облизнул пересохшие губы.
   - Ты хочешь пить? - забеспокоилась Мадлен.
   - Нет.
   Но не нужно меня обманывать.
   Говорю тебе - нет, - уже немного раздраженно восликнул Анри.
   Нет, я не вижу, - женщина провела пальцами по пересохшим губам Анри. Я принесу тебе попить.
   - Не надо.
   Но женщина словно и не слышала его голоса.
   - Тебе принести вина или молока? Анри молчал.
   - Я принесу молока.
   Она не мигая, смотрела на виконта, и тому стало жаль Мадлен, ведь она словно не помнила, что им предстоит расстаться.
   - Так, я принесу молока? Ты согласен?
   - Да, неси что хочешь.
   - Я сейчас.
   И тут во дворе послышался какой-то неясный шум. Анри тут же приподнялся на локте и посмотрел в посветлевшее окно. Но лежа на кровати можно было видеть лишь крыши противоположных домов.
   - Что там? - спросил он.
   - Не беспокойся, - не оборачиваясь, произнесла Мадлен, - это, наверное, лошадь в конюшне.
   - Лошадь?
   - Да.
   - Даже утром ты красива, - не удержавшись, сказал комплимент Анри.
   - Я хочу, чтобы ты всегда был здесь и никуда не уходил. А я, возвращаясь, находила тебя тут.
   - Мадлен, а что ты будешь делать, когда вернется твой муж? Вдруг он уже подъезжает к воротам? - пытался образумить ее Анри.
   - Пусть это тебя не беспокоит, Анри. Все равно, что бы ни случилось, я буду здесь, с тобой.
   - Но ведь это твоя спальня, сюда к тебе приходит муж...
   - Ну и что, - улыбнулась Мадлен, - я теперь никогда не буду принадлежать ему.
   - Что ты надумала?
   - Нет, не бойся, я всего лишь на его месте буду представлять тебя. Я больше никогда не взгляну на него. В этой комнате мои глаза будут плотно закрыты, и я буду вспоминать эту ночь, когда ты был со мной.
   Такие рассуждения показались Анри более разумными, чем прыдыдущие. Теперь хоть что-то обрисовывалось, какая-то определенность. Мадлен явно не претендовала на то, чтобы стать его вечной любовницей, а тем более, женой. И долгая речь про
   Идеальную любовь, заготовленная Анри, осталась невостребованной.
   Шум во дворе повторился.
   Мадлен даже не дрогнула, зато Анри насторожился.
   - Что это?
   - Я же говорю тебе, лошадь в конюшне.
   - Нет, это слишком громкий звук, кто-то пришел.
   - Я ничего не боюсь.
   - Не боишься? - изумился Анри. - А вдруг это муж?
   - Ну хорошо, если ты так хочешь, я пойду посмотрю, - Мадлен поднялась и не поворачиваясь к Анри спиной двинулась к окну.
   - Я сейчас посмотрю, дорогой, только оставайся здесь, не вставай, я хочу любоваться тобой. Твоя красота божественна, тело совершенно.
   Мадлен бросила мимолетный взгляд в окно, и Анри показалось, что если бы она сейчас увидела пожар, то вряд ли это осознала бы.Она шумно вздохнула.
   - Я не могу смотреть на тебя без восхищения, Анри, - Мадлен вновь подбежала к кровати, упала на колени и обняла виконта.
   Тот прикрыл глаза и ощутил легкое прикосновение ее губ.
   - Я сейчас, дорогой, сейчас приду. Нам же нужно что-нибудь поесть.
   Мадлен в одной ночной рубашке, лишь прихватив с собой измятое платье, отошла к двери.
   - Я приду и увижу тебя вновь лежащим на моей кровати, в моей спальне. Мне кажется, Анри, ты всегда находился здесь, только я тебя не видела.
   - Мне так не кажется, - заметил виконт.
   Ну и что, ты сам не помнишь, что с тобой происходило. Признайся, ведь ты всегда лежал вот тут рядом и согревал меня, когда я мерзла, гладил во сне мои волосы, украдкой целовал. Признайся, Анри, так дно и было?
   Глаза Мадлен показались Анри безумными, и он ужаснулся. "Скорее бы все это кончилось, скорее бы она ушла!"
   - Я сейчас, только оставайся здесь, - Мадлен послала Анри воздушный поцелуй и исчезла.
   Дождавшись, пока хлопнет входная дверь, Анри поднялся, не спеша оделся, а затем, отыскав перо, чернила и бумагу, сел за столик в гостиной и начал писать послание Мадлен.
   Жак, что-то недовольно бурча, поднялся из кухни и осведомился, будет ли его хозяин завтракать.
   - Отстань, мы сейчас уходим. Вот только допишу письмо - и нас здесь не будет. Седлай лошадей.
   - Но хозяин, к чему так спешить?
   - Я тебе сказал, значит ты должен исполнить. Не хочешь же ты стать свидетелем безумного отчаяния брошенной любовницы?
   Жак покачал головой.
   - Ни в коем случае, хозяин.
   - Ну так ступай в конюшню.
   Письмо легло на подушку незастланной постели как раз там, где спала Мадлен, и виконт со своим слугой покинули дом мадам Ламартин.
   Приехав к себе, виконт Лабрюйер распорядился разостлать постель и прилег отдохнуть. Ночь измучила его, а отвращение к самому себе не давало покоя.
   А старавшаяся не думать ни о чем грустном Мадлен Ламартин с плетеной корзинкой в руках спешила на рынок. Редкие утренние прохожие оборачивались на богато одетую женщину, которая без служанки, сама, шла за покупками. Но Мадлен было абсолютно безразлично, что о ней думают, она была счастлива.
   Рынок встретил Мадлен оживленным гулом. Женщина почти не торговалась и сразу отдавала деньги за понравившиеся ей продукты. В корзинку ложились овощи, фрукты, несколько персиков и гроздь раннего винограда.
   С особым усердием мадам Ламартин выбирала вино. Сама она в
   Винах не очень-то разбиралась и ей казалось, самое дорогое не очень-то изысканно для Анри Лабрюйера. Она смотрела старые бутылки на свет, счищала ногтем воск с горлышек и, наконец, доверилась вкусу продавца, поклявшегося, что это самое лучшее вино на всем рынке. Она отыскала только что приехавшего на рынок торговца хлебом. Его буханки просто обжигали руки, и Мадлен, поднеся хлеб