Страница:
Король дал Барни свой знаменитый перстень в качестве охранной грамоты от всех возможных неприятностей и из опасения, что кто-нибудь из персонала санатория узнает это кольцо и выдаст Питеру местопребывание короля. Как и король, Барни носил перстень камнем внутрь на среднем пальце левой руки. Теперь же он незаметно снял его с пальца и сунул в карман бриджей, чтобы Бутцов, увидев его, не решил, что перед ним настоящий король.
— Не важно, кто вы такой, — с жаром произнес Бутцов, рассчитывая развеять озабоченность короля. — Вы выглядите в точности как Леопольд, будто вы близнецы. Значит, вы и должны спасти Луту от Питера Бленца.
Выражение лица Барни ясно показало, как он поражен этими словами офицера.
— Вы удивлены, что мои убеждения изменились? — спросил Бутцов.
— А вы бы не удивились?
— Не могу вас винить. Но думаю, что когда вы узнаете всю правду, то поймете — я делал лишь то, что, по моему мнению, должен делать офицер-патриот и настоящий джентльмен.
Они подъехали к остальным всадникам, и кавалькада двинулась вперед, к Луштадту. Бутцов приказал одному из солдат поменяться лошадьми с Барни и медленно отвести заезженную кобылу в город. Теперь под седлом американца была свежая, быстроногая лошадка, которая скорым шагом помчала его к месту назначения. Барни воспрял духом, когда они галопом вылетели на главную дорогу. По пути лейтенант Бутцов подробно изложил свою историю.
Оказалось, что его не было в Луте несколько лет — он служил военным атташе за границей и ничего не знал об истинном положении дел в своей стране до возвращения, когда впервые увидел, что негодяи Коблич, Менк и Штайн в большом фаворе у принца-регента. Он уже некоторое время сомневался в патриотизме Питера Бленца, пока не узнал из неосторожных слов Шонау, что слухи о заговоре регента с целью убийства короля имеют вполне реальную основу. Его подозрения превратились в уверенность, и он поклялся служить в первую очередь королю, будь тот слабоумным или нормальным. И от этого принципа никогда не отступит.
— А что вы намерены делать сейчас? — спросил Барни.
— Я намерен восстановить вас на престоле ваших предков, сир, — ответил Бутцов. — Питер Бленц может лишь вызвать гнев народа, если попытается помешать этому. Когда он увидит, что Леопольд Лутский въезжает в свою столицу во главе пусть небольшого, но все-таки войска, он поймет, что настал конец его власти. Не такой он идиот, чтобы не знать, что он самый ненавидимый человек во всей Луте и ему могут служить лишь те люди, которые рассчитывают при нем на личную выгоду или опасаются его гнева.
— А если Питер будет коронован сегодня, помешает ли это Леопольду вернуть трон? — уточнил Барни.
— Трудно сказать, но думаю, что он потеряет трон навсегда, — ответил Бутцов. — Получить его назад можно будет лишь путем кровавой гражданской войны, ибо после коронации на стороне Питера будет закон, то есть и армия, и бюджет Луты. А сам он ни за что не отдаст скипетр добровольно, без борьбы. Сомневаюсь, что вы когда-либо получите престол, сир, если не получите его в ближайший час.
Несколько минут Барни ехал молча. Он осознавал, что ему удастся спасти настоящего короля только путем ловкой и неожиданной выходки. Но стоила ли игра свеч? Тот человек был счастлив и без короны. Барни уже пришел к заключению, что ни один человек, провозглашенный королем, не может быть счастливым. Но затем перед его мысленным взором предстало тонкое аристократическое лицо Эммы.
Сдержит ли Питер Бленц свое обещание остаться в мирных отношениях с домом фон дер Танн? Барни сильно сомневался в этом. По вине Питера Бленца на девушку, чьи поцелуи он до сих пор ощущал на своих губах, могли обрушиться многочисленные страдания. Потом Барни вспомнил маленькое поникшее тело Рудольфа, чьей верностью королю он был потрясен. Да и жалкая фигура затравленного человека, лежащего на больничной койке в Тафельберге, взывала о мщении.
Но ведь именно с этим человеком помолвлена женщина, которую он любит! Он понимал, что, возможно, никогда не женится на принцессе Эмме. Даже если бы ее рука не была обещана другому, железные оковы вековых традиций и условностей навсегда разлучат ее с американцем, не имеющим титула. Но пусть он не мог быть вместе с нею — он мог служить ей!
— Ради нее самой! — проговорил Барни вполголоса.
— Что вы сказали? — переспросил Бутцов.
— Я сказал, лейтенант, что надо поспешить, ибо если сегодня нам предстоит короноваться, то времени терять нельзя.
Бутцов облегченно улыбнулся: похоже, к королю наконец-то вернулся здравый смысл!
В древнем кафедральном соборе собралась огромная толпа придворных в роскошных нарядах — вся знать Луты с женами, детьми и вассалами. Помимо высокомерных представителей старой аристократии, предводителем которых был принц Людвиг фон дер Танн, здесь были и «новые господа» с равнинных земель, которые разбогатели только при правлении Питера. Барни заметил, что, несмотря на перемирие между Людвигом и Питером, бывший канцлер королевства не стоит рядом с другими придворными у алтаря.
Некоторые из приглашенных, которым предлагалось почетное место на церемонии, ответили, что отказываются принимать активное участие в коронации человека, в жилах которого не течет благородная кровь лутских королей. Вассалы старого принца стояли отдельными группами, поэтому не бросалось в глаза, как их много, однако от внимательного взгляда не укрылось бы, что они плотно кутаются в плащи и выделяются мрачным и серьезным видом из окружающей толпы, сверкающей золотом и драгоценностями. Поэтому Питер Бленц опасливо поежился, заметив среди собравшихся этих деловитых и насупленных людей. Если бы он осмелился, то выразил бы негодование по поводу столь явно оскорбительного поведения, но пока на его голове не было короны, а в руке скипетра, он не хотел рисковать властью, к которой стремился последние десять лет, и не принимал никаких мер, способных вызвать недовольство.
Торжественная церемония еще не закончилась. Епископ Луштадтский принял в руки большую золотую корону на алой бархатной подушечке. Ее несли во главе процессии, сопровождавшей Питера, который в этот момент поднимался по центральному нефу собора. Вот епископ уже поднял корону над головой принца-регента и начал произносить торжественные слова, по традиции предваряющие возложение ее на голову коронуемого. Еще мгновение — и Питер Бленц будет провозглашен королем Лута…
Эмма фон дер Танн стояла рядом с отцом. На благородном, полном достоинства лице не читалось ни малейших эмоций, бушевавших в ее прекрасной груди. В том акте, свидетелем которого она сейчас являлась, ей виделось лишь крушение дома ее отца. Она ни в коем случае не верила, что Питер будет долго сохранять условия перемирия; он найдет малейший повод, чтобы разорить и унизить своего давнего врага, а не найдет — так изобретет.
Но не только это печалило принцессу. Самую острую боль вызывала у нее смерть короля Леопольда. Печаль по поводу утраты законного самодержца усиливалась горем любящей женщины, лишившейся возлюбленного. Она хранила в сердце теплую память о коротких часах, проведенных рядом с этим мужчиной, которого с раннего детства считала своим будущим мужем. Прошли уже три долгие недели со дня, когда он прижал ее к груди и покрыл ее лицо поцелуями — а потом пожертвовал жизнью, чтобы спасти ее от участи, худшей, чем сама смерть.
Перед ней стоял воплощенный рок ее мертвого короля. Последний акт ужасного преступления против человека, которого она любила, близился к концу. В тот миг, когда корона, занесенная над головой Питера Бленца, стала медленно опускаться, девушка почувствовала, что уже не может сдерживать крик необоримого протеста против бесчеловечной коронации убийцы короля, любимого всей страной.
Эмму отрезвил взгляд на отца, стоявшего рядом. На лице Людвига застыло строгое, властное выражение, полное высокомерного достоинства. Лишь едва уловимое движение крепко сжатых челюстей говорило о том, как напряженно сдерживает чувства старый мужественный воин. Он встречал разочарование и поражение так, как следовало аристократу из рода фон дер Таннов: сохраняя достоинство до самого конца.
Корона едва коснулась головы Питера Бленца, когда неожиданная суматоха в задних рядах собора заставила епископа бросить раздраженный взгляд — и застыть с короной в поднятых руках при виде открывшейся картины.
Огромная толпа, как один человек, повернулась в сторону двери в конце длинного центрального нефа. Там люди увидели всадников, которые силой пробивались внутрь собора. Их огромные лошади отшвырнули в сторону солдат-пехотинцев, пытавшихся преградить путь всадникам, и двадцать солдат королевской гвардии с грохотом прорвались к самим ступеням алтаря.
Во главе их скакали лейтенант Бутцов и высокий молодой человек в испачканном костюме цвета хаки. Его серые глаза и густая каштановая борода вызвали изумление у капитана Менка, начальника охраны Бленца.
— Mein Gott, король! — воскликнул он, и Питер при этих словах побледнел как полотно.
Все присутствующие замерли с открытыми ртами, увидев конных гвардейцев и услышав возглас Бутцова:
— Король! Король! Дорогу Леопольду, королю Луты!
Одна маленькая девочка увидела короля, и сердце ее затрепетало от радости. Схватив отца за рукав, она закричала:
— Папа, смотри, это король! Настоящий король!
Старый фон дер Танн с горящим взором новой надежды сбросил плащ и бросился к ступеням алтаря, к лейтенанту Бутцову. Другие последовали его примеру. Сотни плащей слетели с плеч, и под ними оказались не вышитые шелка и бархат, а грубая военная форма, патронташи, полные боеприпасов, и револьверы, заправленные под пояса.
Когда Бутцов и Барни ступили к алтарю, Питер Бленц рванулся навстречу им.
— Что за безумное предательство? — визгливо крикнул он.
— Дни предательства ушли в прошлое, принц, — ответил Бутцов многозначительно. — Это не предательство — это Леопольд Лутский пришел, чтобы занять трон, который унаследовал от своего отца!
— Нет, это предательство — возводить на престол самозванца! — еще громче заорал Питер. — Это не король!
На мгновение воцарилась тишина. Люди пребывали в растерянности, не принимая ни ту, ни другую сторону. Они ждали того, кто их возглавит.
Старый фон дер Танн внимательно оглядел Барни.
— Откуда нам знать, что вы Леопольд? — спросил он. — Мы целых десять лет не видели нашего короля.
— Комендант Бленца узнал его! — воскликнул Бутцов. — Менк первым провозгласил его королем.
— Да здравствует Леопольд, король Луты! — крикнул в этот момент кто-то возле алтаря, и все остальные немедленно подхватили приветственный возглас:
— Да здравствует король!
— Стража! — заорал Питер Бленц, повернувшись к Менку. — Арестуйте этих предателей и восстановите порядок в соборе! Продолжайте церемонию коронации!
Менк шагнул к Барни и Бутцову, но тут решительно вмешался старый принц фон дер Танн.
— Стоять! — негромко, но грозно приказал он, и трусливый Менк замер. Люди Танна сомкнули ряды и выхватили шпаги. Плотный полукруг вооруженных людей закрыл своего предводителя. С разных концов собора раздались крики:
— Короновать Леопольда, нашего настоящего короля! Долой Питера! Долой убийцу!
— Все, хватит! — завизжал Питер. — Очистить собор!
Он обнажил шпагу и с полусотней своих сторонников за спиной прижался к проходу у алтаря. Произошла короткая схватка, во время которой Барни оказался отрезанным от старого принца и боевого офицера Бутцова. Он сделал один выпад в сторону Менка и был удовлетворен, увидев кровь, брызнувшую из щеки противника.
— Это тебе за принцессу Эмму! — крикнул он коменданту Бленца, но тут множество людей окружило его и оттеснило от капитана.
Когда Питеру стало ясно, что больше половины придворной гвардии приветствует Леопольда и дерется на стороне людей Танна, он осознал, что в данный момент продолжать вооруженное сопротивление не имеет смысла. Он медленно отступил. Сражение наконец закончилось, и в кафедральном соборе восстановился хоть какой-то порядок.
Епископ трусливо высунулся из укрытия, где прятался во время схватки. Мантия его была расстегнута, митра сидела набекрень. Бутцов довольно непочтительно ухватил его и подтянул к Барни. Корона королевства Лута ходуном ходила в дрожащих пальцах священника.
— Короновать истинного короля! — воскликнул лейтенант. — Короновать Леопольда, короля Луты!
Громкий крик тысяч людей, заполнивших собор, одобрил требование. Но затем, после минуты затишья, кто-то потребовал от молодого человека, одетого едва ли не в лохмотья, доказать, что он действительно король.
— Пусть скажет принц Людвиг! — раздались крики.
— Да, слово принцу Людвигу! Слово принцу Людвигу! — требовала толпа.
Принц Людвиг фон дер Танн повернулся к бородатому молодому человеку. В соборе наступила полная тишина. Питер Бленц стоял, молча ожидая исхода. Он был готов потребовать корону при первом же сомнении в человеке, который, как он точно знал, не был Леопольдом.
— Откуда нам знать, что вы действительно Леопольд? — снова спросил Людвиг у Барни.
Тот поднял левую руку — и на ее среднем пальце сверкнул крупный рубин, эмблема лутских королей. Даже Питер Бленц удивленно отшатнулся, когда увидел этот перстень.
Откуда же появился этот человек?
Принц фон дер Танн опустился на одно колено перед мистером Бернардом Кастером из города Беатрис, штат Небраска, США, и поднес его руку к губам. Когда граждане Луты увидели это, поднялся невообразимый радостный шум.
Принц Людвиг медленно поднялся и обратился к епископу:
— Леопольд, законный наследник престола Луты, перед вами. Продолжим же церемонию коронации.
Тишина, какая бывает только в склепе, воцарилась в соборе, когда святой отец поднял корону над головой короля. Барни боковым зрением увидел бескрайнее море лиц — все смотрели на него одного. На суровом лице старого принца светились облегчение и счастье.
Барни было мучительно больно лишить всех этих людей вновь обретенной радости, объявив им, что он не король. Он не мог так поступить, ибо в тот момент, когда он произнесет это, Питер шагнет вперед и потребует продолжения его коронации. Так как же ему сохранить престол для Леопольда?
В море лиц он неожиданно заметил прекрасную девушку, глаза которой были полны слезами великого счастья и великой любви. Она глядела на Барни. Признаться, кто он такой на самом деле, означало бы потерять любовь этой девушки навсегда. Никто, кроме Питера, не знал, что он не король. Все, кроме Питера, горячо приветствовали бы его как Леопольда Лутского. Насколько легко он мог бы получить сейчас и королевский трон, и любовь этой женщины!
Да, искушение было очень велико. Но тут он опять вспомнил Рудольфа, отдавшего свою жизнь за короля и теперь лежавшего мертвым где-то в горах; он вспомнил отчаянный затравленный взгляд в глазах печального человека в санатории Тафельберга и огромное доверие в сердце девушки, которая доказала, что любит его.
Барни Кастер медленно поднял руку в направлении епископа, останавливая церемонию.
— Среди присутствующих есть люди, которые сомневаются в том, что я король, — отчетливо произнес он. — При таких обстоятельствах не следует проводить коронацию, пока все сомнения не будут устранены и пока все до единого не перестанут задаваться вопросом о праве Леопольда вступить на престол своего отца. Пусть коронация будет отложена еще на один день, и тогда все будет сделано правильно.
— Коронация обязана состояться до полудня пятого ноября или же в следующем году, — объявил принц Людвиг. — Тем временем принц-регент обязан продолжать править страной. Ради государства Луты коронация должна иметь место сегодня, Ваше Величество.
— Какой сегодня день? — спросил Барни.
— Третье, сир.
— Так отложим коронацию до пятого.
— Но, Ваше Величество, за два дня все может быть потеряно, — возразил фон дер Танн.
— Это приказ короля, — спокойно сказал Барни.
— Но тогда Питер Бленц будет править еще два дня. За это время он соберет армию под свое командование, и мы не можем предсказать, что тогда произойдет, — настаивал старый принц.
— Питер Бленц не будет править страной ни два дня, ни две минуты, — спокойно ответил Барни. — Править будем мы. Лейтенант Бутцов, арестуйте принца Питера, министра Коблича, Менка и Штайна. Мы обвиняем их в заговоре против короля и в попытке убить полноправного монарха.
Бутцов улыбнулся, повернувшись к своим солдатам, готовым выполнить самый благоприятный приказ, — но тут же снова подбежал к Барни.
— Они успели скрыться, Ваше Величество, — доложил он. — Должен ли я скакать в Бленц в погоню за ними?
— Нет, пусть бегут, — рассеянно ответил Барни.
Затем новый король Луты вместе со свитой прошел по широкому нефу кафедрального собора Луштадта и двинулся в королевский дворец между двумя рядами салютовавших ему солдат, которых поддерживали радостными криками огромные толпы народу.
9
— Не важно, кто вы такой, — с жаром произнес Бутцов, рассчитывая развеять озабоченность короля. — Вы выглядите в точности как Леопольд, будто вы близнецы. Значит, вы и должны спасти Луту от Питера Бленца.
Выражение лица Барни ясно показало, как он поражен этими словами офицера.
— Вы удивлены, что мои убеждения изменились? — спросил Бутцов.
— А вы бы не удивились?
— Не могу вас винить. Но думаю, что когда вы узнаете всю правду, то поймете — я делал лишь то, что, по моему мнению, должен делать офицер-патриот и настоящий джентльмен.
Они подъехали к остальным всадникам, и кавалькада двинулась вперед, к Луштадту. Бутцов приказал одному из солдат поменяться лошадьми с Барни и медленно отвести заезженную кобылу в город. Теперь под седлом американца была свежая, быстроногая лошадка, которая скорым шагом помчала его к месту назначения. Барни воспрял духом, когда они галопом вылетели на главную дорогу. По пути лейтенант Бутцов подробно изложил свою историю.
Оказалось, что его не было в Луте несколько лет — он служил военным атташе за границей и ничего не знал об истинном положении дел в своей стране до возвращения, когда впервые увидел, что негодяи Коблич, Менк и Штайн в большом фаворе у принца-регента. Он уже некоторое время сомневался в патриотизме Питера Бленца, пока не узнал из неосторожных слов Шонау, что слухи о заговоре регента с целью убийства короля имеют вполне реальную основу. Его подозрения превратились в уверенность, и он поклялся служить в первую очередь королю, будь тот слабоумным или нормальным. И от этого принципа никогда не отступит.
— А что вы намерены делать сейчас? — спросил Барни.
— Я намерен восстановить вас на престоле ваших предков, сир, — ответил Бутцов. — Питер Бленц может лишь вызвать гнев народа, если попытается помешать этому. Когда он увидит, что Леопольд Лутский въезжает в свою столицу во главе пусть небольшого, но все-таки войска, он поймет, что настал конец его власти. Не такой он идиот, чтобы не знать, что он самый ненавидимый человек во всей Луте и ему могут служить лишь те люди, которые рассчитывают при нем на личную выгоду или опасаются его гнева.
— А если Питер будет коронован сегодня, помешает ли это Леопольду вернуть трон? — уточнил Барни.
— Трудно сказать, но думаю, что он потеряет трон навсегда, — ответил Бутцов. — Получить его назад можно будет лишь путем кровавой гражданской войны, ибо после коронации на стороне Питера будет закон, то есть и армия, и бюджет Луты. А сам он ни за что не отдаст скипетр добровольно, без борьбы. Сомневаюсь, что вы когда-либо получите престол, сир, если не получите его в ближайший час.
Несколько минут Барни ехал молча. Он осознавал, что ему удастся спасти настоящего короля только путем ловкой и неожиданной выходки. Но стоила ли игра свеч? Тот человек был счастлив и без короны. Барни уже пришел к заключению, что ни один человек, провозглашенный королем, не может быть счастливым. Но затем перед его мысленным взором предстало тонкое аристократическое лицо Эммы.
Сдержит ли Питер Бленц свое обещание остаться в мирных отношениях с домом фон дер Танн? Барни сильно сомневался в этом. По вине Питера Бленца на девушку, чьи поцелуи он до сих пор ощущал на своих губах, могли обрушиться многочисленные страдания. Потом Барни вспомнил маленькое поникшее тело Рудольфа, чьей верностью королю он был потрясен. Да и жалкая фигура затравленного человека, лежащего на больничной койке в Тафельберге, взывала о мщении.
Но ведь именно с этим человеком помолвлена женщина, которую он любит! Он понимал, что, возможно, никогда не женится на принцессе Эмме. Даже если бы ее рука не была обещана другому, железные оковы вековых традиций и условностей навсегда разлучат ее с американцем, не имеющим титула. Но пусть он не мог быть вместе с нею — он мог служить ей!
— Ради нее самой! — проговорил Барни вполголоса.
— Что вы сказали? — переспросил Бутцов.
— Я сказал, лейтенант, что надо поспешить, ибо если сегодня нам предстоит короноваться, то времени терять нельзя.
Бутцов облегченно улыбнулся: похоже, к королю наконец-то вернулся здравый смысл!
В древнем кафедральном соборе собралась огромная толпа придворных в роскошных нарядах — вся знать Луты с женами, детьми и вассалами. Помимо высокомерных представителей старой аристократии, предводителем которых был принц Людвиг фон дер Танн, здесь были и «новые господа» с равнинных земель, которые разбогатели только при правлении Питера. Барни заметил, что, несмотря на перемирие между Людвигом и Питером, бывший канцлер королевства не стоит рядом с другими придворными у алтаря.
Некоторые из приглашенных, которым предлагалось почетное место на церемонии, ответили, что отказываются принимать активное участие в коронации человека, в жилах которого не течет благородная кровь лутских королей. Вассалы старого принца стояли отдельными группами, поэтому не бросалось в глаза, как их много, однако от внимательного взгляда не укрылось бы, что они плотно кутаются в плащи и выделяются мрачным и серьезным видом из окружающей толпы, сверкающей золотом и драгоценностями. Поэтому Питер Бленц опасливо поежился, заметив среди собравшихся этих деловитых и насупленных людей. Если бы он осмелился, то выразил бы негодование по поводу столь явно оскорбительного поведения, но пока на его голове не было короны, а в руке скипетра, он не хотел рисковать властью, к которой стремился последние десять лет, и не принимал никаких мер, способных вызвать недовольство.
Торжественная церемония еще не закончилась. Епископ Луштадтский принял в руки большую золотую корону на алой бархатной подушечке. Ее несли во главе процессии, сопровождавшей Питера, который в этот момент поднимался по центральному нефу собора. Вот епископ уже поднял корону над головой принца-регента и начал произносить торжественные слова, по традиции предваряющие возложение ее на голову коронуемого. Еще мгновение — и Питер Бленц будет провозглашен королем Лута…
Эмма фон дер Танн стояла рядом с отцом. На благородном, полном достоинства лице не читалось ни малейших эмоций, бушевавших в ее прекрасной груди. В том акте, свидетелем которого она сейчас являлась, ей виделось лишь крушение дома ее отца. Она ни в коем случае не верила, что Питер будет долго сохранять условия перемирия; он найдет малейший повод, чтобы разорить и унизить своего давнего врага, а не найдет — так изобретет.
Но не только это печалило принцессу. Самую острую боль вызывала у нее смерть короля Леопольда. Печаль по поводу утраты законного самодержца усиливалась горем любящей женщины, лишившейся возлюбленного. Она хранила в сердце теплую память о коротких часах, проведенных рядом с этим мужчиной, которого с раннего детства считала своим будущим мужем. Прошли уже три долгие недели со дня, когда он прижал ее к груди и покрыл ее лицо поцелуями — а потом пожертвовал жизнью, чтобы спасти ее от участи, худшей, чем сама смерть.
Перед ней стоял воплощенный рок ее мертвого короля. Последний акт ужасного преступления против человека, которого она любила, близился к концу. В тот миг, когда корона, занесенная над головой Питера Бленца, стала медленно опускаться, девушка почувствовала, что уже не может сдерживать крик необоримого протеста против бесчеловечной коронации убийцы короля, любимого всей страной.
Эмму отрезвил взгляд на отца, стоявшего рядом. На лице Людвига застыло строгое, властное выражение, полное высокомерного достоинства. Лишь едва уловимое движение крепко сжатых челюстей говорило о том, как напряженно сдерживает чувства старый мужественный воин. Он встречал разочарование и поражение так, как следовало аристократу из рода фон дер Таннов: сохраняя достоинство до самого конца.
Корона едва коснулась головы Питера Бленца, когда неожиданная суматоха в задних рядах собора заставила епископа бросить раздраженный взгляд — и застыть с короной в поднятых руках при виде открывшейся картины.
Огромная толпа, как один человек, повернулась в сторону двери в конце длинного центрального нефа. Там люди увидели всадников, которые силой пробивались внутрь собора. Их огромные лошади отшвырнули в сторону солдат-пехотинцев, пытавшихся преградить путь всадникам, и двадцать солдат королевской гвардии с грохотом прорвались к самим ступеням алтаря.
Во главе их скакали лейтенант Бутцов и высокий молодой человек в испачканном костюме цвета хаки. Его серые глаза и густая каштановая борода вызвали изумление у капитана Менка, начальника охраны Бленца.
— Mein Gott, король! — воскликнул он, и Питер при этих словах побледнел как полотно.
Все присутствующие замерли с открытыми ртами, увидев конных гвардейцев и услышав возглас Бутцова:
— Король! Король! Дорогу Леопольду, королю Луты!
Одна маленькая девочка увидела короля, и сердце ее затрепетало от радости. Схватив отца за рукав, она закричала:
— Папа, смотри, это король! Настоящий король!
Старый фон дер Танн с горящим взором новой надежды сбросил плащ и бросился к ступеням алтаря, к лейтенанту Бутцову. Другие последовали его примеру. Сотни плащей слетели с плеч, и под ними оказались не вышитые шелка и бархат, а грубая военная форма, патронташи, полные боеприпасов, и револьверы, заправленные под пояса.
Когда Бутцов и Барни ступили к алтарю, Питер Бленц рванулся навстречу им.
— Что за безумное предательство? — визгливо крикнул он.
— Дни предательства ушли в прошлое, принц, — ответил Бутцов многозначительно. — Это не предательство — это Леопольд Лутский пришел, чтобы занять трон, который унаследовал от своего отца!
— Нет, это предательство — возводить на престол самозванца! — еще громче заорал Питер. — Это не король!
На мгновение воцарилась тишина. Люди пребывали в растерянности, не принимая ни ту, ни другую сторону. Они ждали того, кто их возглавит.
Старый фон дер Танн внимательно оглядел Барни.
— Откуда нам знать, что вы Леопольд? — спросил он. — Мы целых десять лет не видели нашего короля.
— Комендант Бленца узнал его! — воскликнул Бутцов. — Менк первым провозгласил его королем.
— Да здравствует Леопольд, король Луты! — крикнул в этот момент кто-то возле алтаря, и все остальные немедленно подхватили приветственный возглас:
— Да здравствует король!
— Стража! — заорал Питер Бленц, повернувшись к Менку. — Арестуйте этих предателей и восстановите порядок в соборе! Продолжайте церемонию коронации!
Менк шагнул к Барни и Бутцову, но тут решительно вмешался старый принц фон дер Танн.
— Стоять! — негромко, но грозно приказал он, и трусливый Менк замер. Люди Танна сомкнули ряды и выхватили шпаги. Плотный полукруг вооруженных людей закрыл своего предводителя. С разных концов собора раздались крики:
— Короновать Леопольда, нашего настоящего короля! Долой Питера! Долой убийцу!
— Все, хватит! — завизжал Питер. — Очистить собор!
Он обнажил шпагу и с полусотней своих сторонников за спиной прижался к проходу у алтаря. Произошла короткая схватка, во время которой Барни оказался отрезанным от старого принца и боевого офицера Бутцова. Он сделал один выпад в сторону Менка и был удовлетворен, увидев кровь, брызнувшую из щеки противника.
— Это тебе за принцессу Эмму! — крикнул он коменданту Бленца, но тут множество людей окружило его и оттеснило от капитана.
Когда Питеру стало ясно, что больше половины придворной гвардии приветствует Леопольда и дерется на стороне людей Танна, он осознал, что в данный момент продолжать вооруженное сопротивление не имеет смысла. Он медленно отступил. Сражение наконец закончилось, и в кафедральном соборе восстановился хоть какой-то порядок.
Епископ трусливо высунулся из укрытия, где прятался во время схватки. Мантия его была расстегнута, митра сидела набекрень. Бутцов довольно непочтительно ухватил его и подтянул к Барни. Корона королевства Лута ходуном ходила в дрожащих пальцах священника.
— Короновать истинного короля! — воскликнул лейтенант. — Короновать Леопольда, короля Луты!
Громкий крик тысяч людей, заполнивших собор, одобрил требование. Но затем, после минуты затишья, кто-то потребовал от молодого человека, одетого едва ли не в лохмотья, доказать, что он действительно король.
— Пусть скажет принц Людвиг! — раздались крики.
— Да, слово принцу Людвигу! Слово принцу Людвигу! — требовала толпа.
Принц Людвиг фон дер Танн повернулся к бородатому молодому человеку. В соборе наступила полная тишина. Питер Бленц стоял, молча ожидая исхода. Он был готов потребовать корону при первом же сомнении в человеке, который, как он точно знал, не был Леопольдом.
— Откуда нам знать, что вы действительно Леопольд? — снова спросил Людвиг у Барни.
Тот поднял левую руку — и на ее среднем пальце сверкнул крупный рубин, эмблема лутских королей. Даже Питер Бленц удивленно отшатнулся, когда увидел этот перстень.
Откуда же появился этот человек?
Принц фон дер Танн опустился на одно колено перед мистером Бернардом Кастером из города Беатрис, штат Небраска, США, и поднес его руку к губам. Когда граждане Луты увидели это, поднялся невообразимый радостный шум.
Принц Людвиг медленно поднялся и обратился к епископу:
— Леопольд, законный наследник престола Луты, перед вами. Продолжим же церемонию коронации.
Тишина, какая бывает только в склепе, воцарилась в соборе, когда святой отец поднял корону над головой короля. Барни боковым зрением увидел бескрайнее море лиц — все смотрели на него одного. На суровом лице старого принца светились облегчение и счастье.
Барни было мучительно больно лишить всех этих людей вновь обретенной радости, объявив им, что он не король. Он не мог так поступить, ибо в тот момент, когда он произнесет это, Питер шагнет вперед и потребует продолжения его коронации. Так как же ему сохранить престол для Леопольда?
В море лиц он неожиданно заметил прекрасную девушку, глаза которой были полны слезами великого счастья и великой любви. Она глядела на Барни. Признаться, кто он такой на самом деле, означало бы потерять любовь этой девушки навсегда. Никто, кроме Питера, не знал, что он не король. Все, кроме Питера, горячо приветствовали бы его как Леопольда Лутского. Насколько легко он мог бы получить сейчас и королевский трон, и любовь этой женщины!
Да, искушение было очень велико. Но тут он опять вспомнил Рудольфа, отдавшего свою жизнь за короля и теперь лежавшего мертвым где-то в горах; он вспомнил отчаянный затравленный взгляд в глазах печального человека в санатории Тафельберга и огромное доверие в сердце девушки, которая доказала, что любит его.
Барни Кастер медленно поднял руку в направлении епископа, останавливая церемонию.
— Среди присутствующих есть люди, которые сомневаются в том, что я король, — отчетливо произнес он. — При таких обстоятельствах не следует проводить коронацию, пока все сомнения не будут устранены и пока все до единого не перестанут задаваться вопросом о праве Леопольда вступить на престол своего отца. Пусть коронация будет отложена еще на один день, и тогда все будет сделано правильно.
— Коронация обязана состояться до полудня пятого ноября или же в следующем году, — объявил принц Людвиг. — Тем временем принц-регент обязан продолжать править страной. Ради государства Луты коронация должна иметь место сегодня, Ваше Величество.
— Какой сегодня день? — спросил Барни.
— Третье, сир.
— Так отложим коронацию до пятого.
— Но, Ваше Величество, за два дня все может быть потеряно, — возразил фон дер Танн.
— Это приказ короля, — спокойно сказал Барни.
— Но тогда Питер Бленц будет править еще два дня. За это время он соберет армию под свое командование, и мы не можем предсказать, что тогда произойдет, — настаивал старый принц.
— Питер Бленц не будет править страной ни два дня, ни две минуты, — спокойно ответил Барни. — Править будем мы. Лейтенант Бутцов, арестуйте принца Питера, министра Коблича, Менка и Штайна. Мы обвиняем их в заговоре против короля и в попытке убить полноправного монарха.
Бутцов улыбнулся, повернувшись к своим солдатам, готовым выполнить самый благоприятный приказ, — но тут же снова подбежал к Барни.
— Они успели скрыться, Ваше Величество, — доложил он. — Должен ли я скакать в Бленц в погоню за ними?
— Нет, пусть бегут, — рассеянно ответил Барни.
Затем новый король Луты вместе со свитой прошел по широкому нефу кафедрального собора Луштадта и двинулся в королевский дворец между двумя рядами салютовавших ему солдат, которых поддерживали радостными криками огромные толпы народу.
9
ГОСТИ КОРОЛЯ
Явившись во дворец, Барни уединился в маленькой комнате в стороне от приемных залов и вызвал туда Бутцова.
— Слушайте, лейтенант, — сказал он. — Ради женщины, погибшего ребенка и несчастного короля я стал диктатором Луты на сорок восемь часов. Но к полудню пятого числа этот фарс прекратится. К этому времени мы должны возвести на трон настоящего Леопольда, в противном случае мое место займет новый диктатор. Я многократно, но тщетно пытался убедить вас, что я не король. Сегодня в соборе у меня был соблазн воспользоваться цепочкой странных обстоятельств и получить корону, но я не поддался искушению. И дело не в золотом обруче с камешками, Бутцов, нет, но в бесконечно более святой власти монарха, которая принадлежит ему по праву наследования и праву рождения. Я не прошу вас понять — в этом нет необходимости, но вы должны это знать и верить в следующее: я — не Леопольд, настоящий же Леопольд лежит, точнее, прячется в санатории в Тафельберге, и мы, то есть вы и я, должны доставить его в Луштадт до полудня пятого ноября.
— Но, сир… — начал было лейтенант.
Барни прервал его, подняв руку.
— Хватит, Бутцов! — воскликнул он раздраженно. — Меня тошнит от этих ваших «сир» и «Величество». Меня зовут Кастер, и называйте меня этим именем в отсутствие окружающих. Думайте, что хотите, но отвезите меня в Тафельберг сегодня ночью, и мы вместе тайно привезем Леопольда Лутского, а затем посвятим принца Людвига в наши дела. Никто не должен знать о подмене. Я сомневаюсь, чтобы многие смогли достаточно хорошо рассмотреть меня и догадаться о трюке, который я провернул. Если же они заметят различия, то решат, что дело в одежде. Мы нарядим короля в подобающую королевскую мантию, прежде чем представить его подданным, я же так и останусь в хаки, тем более что военный костюм идет мне куда больше, чем любой горностай.
Бутцов покачал головой.
— Король или диктатор — для меня это одно и то же, и я должен подчиняться любой команде, исходящей от вас, — проговорил он. — Поэтому я поскачу в Тафельберг сегодня ночью, хотя и не могу представить себе, что там найду, если только не существует двух Леопольдов Лутских. А вдруг мы обнаружим еще один королевский перстень на пальце того, второго короля?
Барни улыбнулся:
— Бутцов, вы типичный твердолобый голландец.
— Я не голландец, Ваше Величество, — высокомерно вскинул голову лейтенант. — Я лутанец.
— Кто бы вы ни были, Бутцов, но вы молодец, — засмеялся Барни и положил руку ему на плечо.
— Если судить по вашей речи и по употреблению американизмов, — сказал Бутцов, пристально глядя на Барни, — я поверил бы, что вы не король — если бы не перстень.
— Я выполняю поручение короля, — ответил Барни. — Леопольд надел это кольцо на мой палец как бы в знак того, что я действую от его имени. Сегодня ночью мы с вами должны быть в Тафельберге. Приготовьте трех хороших лошадей. Третья — для короля.
Бутцов отдал честь и вышел из помещения. Час или два Барии занимался с портными, которых приказал прислать во дворец, чтобы снять мерки для многочисленных предметов королевского гардероба, ибо он знал, что их с Леопольдом размеры практически совпадают. Все это было частью затеи произвести подмену в день коронации.
Надо было также принять высоких иностранных гостей и многочисленные местные представительства. Старый фон дер Танн стоял рядом с Барни и подсказывал ему порядок королевских церемоний, которые нежданно-негаданно свалились ему на плечи. Впрочем, никто не считал странным, что молодой король не знает этих обычаев, ибо всем было известно, что Леопольд с детства был заключен в темницу замка Бленц и не участвовал ни в каких дворцовых ритуалах. Откуда же ему знать все это?
После окончания урока Барни заметил удовлетворенную улыбку на строгом лице принца Людвига.
— Никто из видевших ваше поведение при первом появлении на публике, сир, ни на минуту не усомнился в вашей родословной, — одобрительно сказал Людвиг. — Если человек рожден, чтобы быть королем, Ваше Величество, то это вы!
Барни улыбнулся, но несколько печально, ибо представил себе, что скоро гордый старый принц фон дер Танн узнает правду о том, как самозванец разыграл его. Молодой человек предвидел, что ему придется пережить весьма неприятные полчаса.
Неподалеку от них Барни увидел Эмму фон дер Танн. Ее окружала группа придворных и дворцовых офицеров. С момента приезда в Луштадт Барни не имел возможности перекинуться с ней ни словечком. Поэтому теперь он шагнул к Эмме, удивленный тем, что толпа расступилась перед ним, образовав проход, мужчины отдали честь, а женщины присели в глубоком реверансе. Барни взял руки девушки в свои и, воспользовавшись королевским преимуществом, повел ее в сторону, подальше от придворных.
— Я уже думал, что никогда не закончу с этими утомительными государственными хлопотами, которые обвалом рушатся на плечи королей, — сказал он со смехом. — Мне все время приходится напрягать свой интеллект, решая государственные вопросы, вот я и подумал: как же королю удается найти возможность, чтобы просто, без слежки придворных ищеек, увидеться с любимой женщиной?
— Похоже, вы нашли такую возможность, Леопольд, — прошептала она, прижав к себе его руку. — Обычно короли находят шанс.
— Эмма, я нашел возможность не потому, что я король, — ответил он, — а потому, что я американец.
Во взгляде принцессы мелькнуло просительное выражение.
— Почему вы настаиваете на этом? — воскликнула она. — Вы у себя дома, и больше нет необходимости опасаться Питера или кого-то еще. Уж во всяком случае, не меня. Как странно, что вы по-прежнему продолжаете отрицать свое происхождение!
— Интересно знать, выдержит ли ваша любовь знание, что я не король? — спросил Барни.
— Я люблю не короля, а мужчину, Леопольд, — отозвалась девушка.
— Вы думаете так сейчас. Но подождите часа испытания, а когда он настанет, вспомните, что я делал все возможное, дабы разубедить вас. Я знаю, что вы не для таких, как я, моя принцесса, и когда я верну вам вашего истинного короля, то хотел бы лишь одного — чтобы вы были счастливы с ним.
— Я всегда буду счастлива с моим королем, — прошептала она и посмотрела на Барни Кастера так, что он проклял судьбу, не сделавшую его королем по рождению.
Час спустя, когда ночная тьма опустилась на город Луштадт, из дальних ворот в конце дворца выехали два всадника, проехали по плохо замощенной улице и повернули к северу. С боку у одного из всадников была привязана свободная лошадь.
Когда они миновали свет дуговой лампы у входа в кафе на большой площади, один из посетителей обратил внимание на высокого всадника с густой бородой, ехавшего чуть впереди своего спутника. Посетитель вскочил на ноги и помахал салфеткой над головой.
— Да здравствует король! — выкрикнул он. — Боже, спаси и сохрани Леопольда Лутского!
Далее последовало всеобщее ликование присутствующих, и сопровождаемые шумом толпы, Барни Кастер из Беатрис и лейтенант Бутцов из конной королевской гвардии проследовали дальше по ночной дороге в городок Тафельберг.
Удрав из собора, Питер Бленц собрал дюжину своих сторонников и поспешил из Луштадта к Бленцской крепости. На полпути он встретил запыленного и усталого всадника, следовавшего в столицу, которую только что покинули Питер и его военачальники. При виде принца-регента всадник натянул поводья и, остановившись, отдал честь.
— Могу ли я наедине перемолвиться парой слов с Вашим Высочеством? — спросил он. — У меня есть весьма важные новости, предназначенные только для вас.
Питер приблизился к всаднику.
— Ну, — спросил он, — что вы хотите сказать Питеру Бленцу?
Человек наклонился к уху Питера:
— Ваше Высочество, король в Тафельберге.
— Король мертв, — резко оборвал его Питер. — В Луштадте сидит самозванец. Настоящий же Леопольд Лутский был зарезан бандой Желтого Франца несколько недель назад.
— Я сам слышал, как некий человек в Тафельберге говорил другому, что он — король, — настаивал незнакомец. — Через замочную скважину я увидел на его пальце большой перстень с огромным рубином в оправе из крыльев — и он, король, отдал его другому. Оба они бородатые и с серыми глазами — любой из них мог бы сойти за короля согласно описанию на ваших объявлениях. Сначала он отрицал, кто он такой, но когда тот, второй, убедил его, то в конце концов признался, что он и есть Леопольд.
— Слушайте, лейтенант, — сказал он. — Ради женщины, погибшего ребенка и несчастного короля я стал диктатором Луты на сорок восемь часов. Но к полудню пятого числа этот фарс прекратится. К этому времени мы должны возвести на трон настоящего Леопольда, в противном случае мое место займет новый диктатор. Я многократно, но тщетно пытался убедить вас, что я не король. Сегодня в соборе у меня был соблазн воспользоваться цепочкой странных обстоятельств и получить корону, но я не поддался искушению. И дело не в золотом обруче с камешками, Бутцов, нет, но в бесконечно более святой власти монарха, которая принадлежит ему по праву наследования и праву рождения. Я не прошу вас понять — в этом нет необходимости, но вы должны это знать и верить в следующее: я — не Леопольд, настоящий же Леопольд лежит, точнее, прячется в санатории в Тафельберге, и мы, то есть вы и я, должны доставить его в Луштадт до полудня пятого ноября.
— Но, сир… — начал было лейтенант.
Барни прервал его, подняв руку.
— Хватит, Бутцов! — воскликнул он раздраженно. — Меня тошнит от этих ваших «сир» и «Величество». Меня зовут Кастер, и называйте меня этим именем в отсутствие окружающих. Думайте, что хотите, но отвезите меня в Тафельберг сегодня ночью, и мы вместе тайно привезем Леопольда Лутского, а затем посвятим принца Людвига в наши дела. Никто не должен знать о подмене. Я сомневаюсь, чтобы многие смогли достаточно хорошо рассмотреть меня и догадаться о трюке, который я провернул. Если же они заметят различия, то решат, что дело в одежде. Мы нарядим короля в подобающую королевскую мантию, прежде чем представить его подданным, я же так и останусь в хаки, тем более что военный костюм идет мне куда больше, чем любой горностай.
Бутцов покачал головой.
— Король или диктатор — для меня это одно и то же, и я должен подчиняться любой команде, исходящей от вас, — проговорил он. — Поэтому я поскачу в Тафельберг сегодня ночью, хотя и не могу представить себе, что там найду, если только не существует двух Леопольдов Лутских. А вдруг мы обнаружим еще один королевский перстень на пальце того, второго короля?
Барни улыбнулся:
— Бутцов, вы типичный твердолобый голландец.
— Я не голландец, Ваше Величество, — высокомерно вскинул голову лейтенант. — Я лутанец.
— Кто бы вы ни были, Бутцов, но вы молодец, — засмеялся Барни и положил руку ему на плечо.
— Если судить по вашей речи и по употреблению американизмов, — сказал Бутцов, пристально глядя на Барни, — я поверил бы, что вы не король — если бы не перстень.
— Я выполняю поручение короля, — ответил Барни. — Леопольд надел это кольцо на мой палец как бы в знак того, что я действую от его имени. Сегодня ночью мы с вами должны быть в Тафельберге. Приготовьте трех хороших лошадей. Третья — для короля.
Бутцов отдал честь и вышел из помещения. Час или два Барии занимался с портными, которых приказал прислать во дворец, чтобы снять мерки для многочисленных предметов королевского гардероба, ибо он знал, что их с Леопольдом размеры практически совпадают. Все это было частью затеи произвести подмену в день коронации.
Надо было также принять высоких иностранных гостей и многочисленные местные представительства. Старый фон дер Танн стоял рядом с Барни и подсказывал ему порядок королевских церемоний, которые нежданно-негаданно свалились ему на плечи. Впрочем, никто не считал странным, что молодой король не знает этих обычаев, ибо всем было известно, что Леопольд с детства был заключен в темницу замка Бленц и не участвовал ни в каких дворцовых ритуалах. Откуда же ему знать все это?
После окончания урока Барни заметил удовлетворенную улыбку на строгом лице принца Людвига.
— Никто из видевших ваше поведение при первом появлении на публике, сир, ни на минуту не усомнился в вашей родословной, — одобрительно сказал Людвиг. — Если человек рожден, чтобы быть королем, Ваше Величество, то это вы!
Барни улыбнулся, но несколько печально, ибо представил себе, что скоро гордый старый принц фон дер Танн узнает правду о том, как самозванец разыграл его. Молодой человек предвидел, что ему придется пережить весьма неприятные полчаса.
Неподалеку от них Барни увидел Эмму фон дер Танн. Ее окружала группа придворных и дворцовых офицеров. С момента приезда в Луштадт Барни не имел возможности перекинуться с ней ни словечком. Поэтому теперь он шагнул к Эмме, удивленный тем, что толпа расступилась перед ним, образовав проход, мужчины отдали честь, а женщины присели в глубоком реверансе. Барни взял руки девушки в свои и, воспользовавшись королевским преимуществом, повел ее в сторону, подальше от придворных.
— Я уже думал, что никогда не закончу с этими утомительными государственными хлопотами, которые обвалом рушатся на плечи королей, — сказал он со смехом. — Мне все время приходится напрягать свой интеллект, решая государственные вопросы, вот я и подумал: как же королю удается найти возможность, чтобы просто, без слежки придворных ищеек, увидеться с любимой женщиной?
— Похоже, вы нашли такую возможность, Леопольд, — прошептала она, прижав к себе его руку. — Обычно короли находят шанс.
— Эмма, я нашел возможность не потому, что я король, — ответил он, — а потому, что я американец.
Во взгляде принцессы мелькнуло просительное выражение.
— Почему вы настаиваете на этом? — воскликнула она. — Вы у себя дома, и больше нет необходимости опасаться Питера или кого-то еще. Уж во всяком случае, не меня. Как странно, что вы по-прежнему продолжаете отрицать свое происхождение!
— Интересно знать, выдержит ли ваша любовь знание, что я не король? — спросил Барни.
— Я люблю не короля, а мужчину, Леопольд, — отозвалась девушка.
— Вы думаете так сейчас. Но подождите часа испытания, а когда он настанет, вспомните, что я делал все возможное, дабы разубедить вас. Я знаю, что вы не для таких, как я, моя принцесса, и когда я верну вам вашего истинного короля, то хотел бы лишь одного — чтобы вы были счастливы с ним.
— Я всегда буду счастлива с моим королем, — прошептала она и посмотрела на Барни Кастера так, что он проклял судьбу, не сделавшую его королем по рождению.
Час спустя, когда ночная тьма опустилась на город Луштадт, из дальних ворот в конце дворца выехали два всадника, проехали по плохо замощенной улице и повернули к северу. С боку у одного из всадников была привязана свободная лошадь.
Когда они миновали свет дуговой лампы у входа в кафе на большой площади, один из посетителей обратил внимание на высокого всадника с густой бородой, ехавшего чуть впереди своего спутника. Посетитель вскочил на ноги и помахал салфеткой над головой.
— Да здравствует король! — выкрикнул он. — Боже, спаси и сохрани Леопольда Лутского!
Далее последовало всеобщее ликование присутствующих, и сопровождаемые шумом толпы, Барни Кастер из Беатрис и лейтенант Бутцов из конной королевской гвардии проследовали дальше по ночной дороге в городок Тафельберг.
Удрав из собора, Питер Бленц собрал дюжину своих сторонников и поспешил из Луштадта к Бленцской крепости. На полпути он встретил запыленного и усталого всадника, следовавшего в столицу, которую только что покинули Питер и его военачальники. При виде принца-регента всадник натянул поводья и, остановившись, отдал честь.
— Могу ли я наедине перемолвиться парой слов с Вашим Высочеством? — спросил он. — У меня есть весьма важные новости, предназначенные только для вас.
Питер приблизился к всаднику.
— Ну, — спросил он, — что вы хотите сказать Питеру Бленцу?
Человек наклонился к уху Питера:
— Ваше Высочество, король в Тафельберге.
— Король мертв, — резко оборвал его Питер. — В Луштадте сидит самозванец. Настоящий же Леопольд Лутский был зарезан бандой Желтого Франца несколько недель назад.
— Я сам слышал, как некий человек в Тафельберге говорил другому, что он — король, — настаивал незнакомец. — Через замочную скважину я увидел на его пальце большой перстень с огромным рубином в оправе из крыльев — и он, король, отдал его другому. Оба они бородатые и с серыми глазами — любой из них мог бы сойти за короля согласно описанию на ваших объявлениях. Сначала он отрицал, кто он такой, но когда тот, второй, убедил его, то в конце концов признался, что он и есть Леопольд.