Страница:
– Ну что же ты, милочка, – укоризненно пробасила Мария Семеновна, обращаясь к оплошавшей горничной, – так и потерять его было недолго! Весна ведь на дворе! Убежал бы в лес, и ищи потом!
– А тут кругом эти вербинцы со своими псами! – поддакнула было владелица одноуровневой квартиры, но ее никто не поддержал. Горничная хотела взять из рук Риты Платова, однако девушка мягко, но решительно возразила:
– Вы, наверное, устали... Думаю, будет лучше, если Платова пока подержу я.
– Поднесите моих мальчиков к Графу Орлову, – жалобно попросила Зинаида Степановна. – Пусть они посмотрят на него в последний раз!
К сожалению, вид мертвого собрата не вызывал у котов того грустного чувства, которое испытывали люди: Понятовский и Платов недоуменно фыркали и отворачивались, а Разумовский впал в настоящую панику и принялся истошно мяукать, очевидно испуганный запахом смерти.
– Надо бы поскорее закончить все это, – ни к кому не обращаясь, вполголоса пробасила Мария Семеновна. – У Зинаиды Степановны нервы не выдержат тяжелой сцены! Гриша, что ты стоишь! Закапывай быстрее!
Она отвернулась, и Рита увидела, как женщина, стараясь сделать это как можно незаметнее, смахивает слезу.
Коробку опустили в трогательно маленькую яму, и горничная, которая благодаря стараниям Риты освободилась от своей ноши, подвела к последнему приюту Орлова еле двигающуюся от горя и волнения Зинаиду Степановну.
– Подождите, постойте! Не сыпьте землю! – лепетала несчастная старушка. – Я хочу сказать несколько слов... Орлов, милый! Я уверена, ты слышишь меня! Господи, за что! Такая нелепая смерть!
– Что это тут происходит? – внезапно прозвучал резкий, недоуменный вопрос. Рита обернулась: на склон оврага поднялось несколько фигур, и девушка сощурилась, стараясь получше разглядеть незваных пришельцев, казавшихся на фоне закатного солнца черными силуэтами.
– А вам какое дело? – несколько заносчиво откликнулась Мария Семеновна.
– Нам большое дело, – ответил тот же, что и раньше, женский голос, резкий и, как теперь показалось Рите, неприятный. – Это же святой ключ! А вы роете здесь...
– Тетя Люба, да они прячут тут что-то! – раздался еще один голосок, судя по тембру, принадлежавший девочке-подростку.
– Безобразие! Нарыли тут ям... Мусор закапываете или что? – задребезжал, как догадалась Рита по голосу, старичок.
– Мы хороним здесь кота, – важно заговорила Мария Семеновна, однако тут же осеклась, осознав, видимо, как нелепо прозвучали ее слова для этих чужих Зинаиде Степановне и ее горю людей.
– Кота?! – Несколько мгновений неведомая Люба, очевидно, осмысливала услышанное, однако тут же снова собралась для отпора: – Хм, кота! Кота, конечно, жалко! Но неужели вы другое место найти не могли? Сюда люди со всего района приезжают, чтобы воды набрать! А вы кладбище устроить решили!
– Да что вы, в самом деле, – не выдержала Инна Аркадьевна. – Это же кот! Крохотный зверек! Какой вред вашему ручью от него будет?
– Нет, ну, знаете... Это прецедент! – снова вступил старичок. – Сначала один кота зароет, потом другой – пса... А третий что же? Лошадь?!
– Зачем вы передергиваете? – сдерживая ярость, выговорила Рита. – Посмотрите лучше на Зинаиду Степановну! Ей же сейчас будет плохо! Неужели ради ваших принципов вы готовы добить несчастную женщину?!
– Рита, а ну-ка помолчи, когда старшие разговаривают, – остановила девушку Мария Семеновна. – А вы имейте в виду, что у нас есть право пользоваться этим лесом!
– Бессовестные! – сделала вывод Люба. – Думаете, раз богатые, вам можно все?! Вон девчонок эксплуатируете, заставляете прислуживать вам и кошкам вашим! А ты, девочка, не больно-то ее слушай, – обратилась она к крайне удивленной таким поворотом дискуссии Рите. – Ты трудящийся человек! Ну и что, что ты прислуга, все равно сама зарабатываешь себе на хлеб и должна этим гордиться! И не позволяй этим расфуфыренным себе рот затыкать!
Вся грустная торжественность похорон была безнадежно испорчена; под сдержанное ворчание удалявшихся незнакомцев Гриша быстро закидал могилку землей, наспех оформил крохотную насыпь, и участники процессии, нарушив прежний порядок, направились обратно, торопясь вернуться домой, прежде чем миром окончательно завладеет стремительно сгущавшаяся темнота.
– Мария Семеновна, а как вы думаете, они не разорят могилу Орлова? – тихонько задала Рита мучивший ее вопрос.
– О, эти могут! – сердито откликнулась невидимая в сумерках женщина из одноуровневой квартиры.
– Не говорите глупостей, Инна Аркадьевна, – оборвала говорившую Блинова. – Конечно, по здравом рассуждении мы поступили необдуманно. Нехорошо устраивать захоронение там, где дождевые воды могут попасть в ручей! Но, думаю, ни у одного нормального человека не поднимется рука осквернить могилу! Даже если это могила кота, – словно размышляя вслух, прибавила женщина.
– То у нормального! А эти вербинцы... – не сдавалась Инна Аркадьевна.
– Такие же люди, как и мы с вами! – отчеканила Блинова. – Больше всего не терплю я этого снобизма! Люди делятся не на богатых и бедных, а на порядочных и не слишком! Все, я больше не желаю дискутировать на эту тему!
«Надо же, как отличаются суждения мамы Матвея от его собственных высказываний, – не могла не отметить Рита. – Или, может быть, он вовсе не так плох и лишь старается показаться циничным и черствым? Но зачем?»
...Как и обещала Мария Семеновна, вместо будничного ужина в квартире Блиновых на этот раз было устроено нечто вроде маленького приема. Супруги Блиновы, Рита, Зинаида Степановна и Инна Аркадьевна разместились вокруг огромного овального стола; Матвей по непонятной Рите причине отсутствовал. Андрей Николаевич, усевшись во главе стола, без малейшей иронии поднял фужер красного вина в память о печальном событии.
– За покойников не чокаются, – напомнила Инна Аркадьевна. Почему-то ее слова, в общем вполне уместные в данной ситуации, неприятно царапнули Риту. Может быть, причиной испытанного девушкой томительного чувства послужил вид Зинаиды Степановны, безуспешно старавшейся скрыть охватившее ее горе.
– Милая моя, не убивайтесь вы так, – собственноручно подкладывая старушке на тарелку салат, проговорила Мария Семеновна. Видимо, женщина тоже заметила состояние гостьи и сделала прислуживавшей за столом горничной многозначительный жест рукой, который можно было истолковать однозначно – Зинаида Степановна нуждалась в особой заботе хозяйки. – В конце концов, у вас же остались еще трое! Что поделаешь, надо взять себя в руки и продолжать жить дальше.
– Если оторвать один палец, руке будет все равно, ведь останутся другие, – дрожащим голосом пробормотала Зинаида Степановна; впрочем, старушка явно постаралась успокоиться и вскоре уже гораздо более бодрым тоном принялась описывать Андрею Николаевичу, в каком изумительном месте обрел свой последний приют Граф Орлов. – А все Риточка, – закончила Зинаида Степановна. – Именно она показала нам, где находится этот прелестный уголок!
Взгляды всех присутствующих обратились на Риту, и девушка, не в силах справиться со смущением, опустила глаза в тарелку.
– Андрей Николаевич, а где же Матвей? – стремясь перевести разговор в другое русло, как можно непринужденней спросила Рита.
К удивлению девушки, этот невинный вопрос вызвал у Блинова-старшего явное замешательство.
– Матвей часто задерживается, – наконец проговорил он.
– А что это за слухи носятся о том, что в нашем лесу уже организуется охотничий заказник? – теперь уже Зинаида Степановна, очевидно почувствовав возникшую в разговоре неловкую заминку, постаралась изменить тему беседы. «Это чем-то напоминает то, как перехватывают в игре мяч», – подумала Рита.
– Я всегда считала, что подобная затея – безобразие! – высказалась Мария Семеновна.
– А по-моему, неплохое начинание! – вклинилась Инна Аркадьевна. – Ведь заказник будет приносить доход! А значит, снизятся наши затраты на содержание кондоминиума.
– Нельзя измерять все рублем, – сдержанно заметил Андрей Николаевич. Рита догадалась, что гостеприимный хозяин квартиры не желает сейчас обсуждать болезненную тему. «Возможно, – решила девушка, – дело еще и в том, что здесь присутствую я! Как это мудро со стороны Андрея Николаевича – не втягивать младших в разногласия старших!»
Застольная беседа между тем становилась все более оживленной.
– В нашем лесу обитают редкие сейчас животные! – пылко убеждала Инну Аркадьевну Мария Семеновна. – Пятнистые олени, еноты... Хотя, говоря по правде, мне было бы жалко, погуби эти ваши охотнички даже самого обыкновенного зайца!
– Ну... ну, может быть, при организации заказника в лес запустят каких-нибудь недорогих и многочисленных в природе животных, – не сдавалась Инна Аркадьевна.
– Лично я не пережила бы сознания того, что рядом с могилкой моего Орлова творятся зверские убийства невинных животных! – заявила Зинаида Степановна, и Андрей Николаевич согласно кивнул. – А главное – начнут строить охотничьи домики, проложат к ним асфальтированные дороги... А потом, мне думается, что те, кто ратует за создание холостяцких гнездышек в лесу... Не столько для охоты они туда будут забираться, а... вы меня понимаете... И ради подобной грязи вы предлагаете изуродовать чудесный уголок русской земли?!.. А я-то, глупая, воображала, что нашему лесу может угрожать деятельность этих бедолаг из Вербина! Да мы сами, своими руками способны уничтожить все вокруг ради минутной выгоды, – после короткого молчания гневно прибавила старушка.
Рита ясно увидела, как смутилась Инна Аркадьевна под влиянием этих страстных слов.
– Да ничего я не предлагаю, боже упаси, – нервно забарабанила по скатерти женщина.
В отмеченной печатью домашнего уюта столовой Блиновых повисло неловкое молчание, и в наступившей тишине особенно четко прозвучали приближающиеся шаги.
– Всем добрый вечер, – входя, проговорил Матвей своим ласковым голосом. – Ну как ты, мамочка? Прости, папочка, я опоздал... Как дела, Ритуль? – слегка поклонился молодой человек хмуро посмотревшей на него Рите – ей, и без того раздосадованной незабытой еще утренней стычкой, был неприятен взгляд и тон Матвея, словно намекающие на какие-то особые, более чем дружеские отношения между ними.
– Где ты был? – прежде чем Рита успела ответить хоть слово, сурово спросил сына Андрей Николаевич.
– В Третьяковской галерее, – без запинки ответил Матвей.
– А что, музеи у нас теперь круглосуточно работают? – придирчиво уточнил Блинов-старший.
– Да ведь весна на дворе, пап! – улыбнулся Матвей. – Я немного побродил по городу, полюбовался закатом над Москвой-рекой... Прости, я конечно же должен был позвонить... – Он покаянно вздохнул.
– Садись ужинать, Матюша, – с необъяснимым для Риты тяжелым вздохом пригласила Мария Семеновна.
– Конечно, мамочка! Я только переоденусь и помою руки...
– Хороший у вас мальчик, Андрей Николаевич! Таких в наше время немного! Зря уж вы так строжите его... Недоверие обижает! – высказалась Инна Аркадьевна.
Висевший на груди Риты крохотный телефон проиграл первые такты мелодии Чайковского, и девушка, извинившись, поспешно ответила на звонок.
– Маргарита Геннадьевна! Ой, то есть Рита! – задыхаясь от возбуждения, протараторила Тося. – Беги скорей домой!
Глава 9
– А тут кругом эти вербинцы со своими псами! – поддакнула было владелица одноуровневой квартиры, но ее никто не поддержал. Горничная хотела взять из рук Риты Платова, однако девушка мягко, но решительно возразила:
– Вы, наверное, устали... Думаю, будет лучше, если Платова пока подержу я.
– Поднесите моих мальчиков к Графу Орлову, – жалобно попросила Зинаида Степановна. – Пусть они посмотрят на него в последний раз!
К сожалению, вид мертвого собрата не вызывал у котов того грустного чувства, которое испытывали люди: Понятовский и Платов недоуменно фыркали и отворачивались, а Разумовский впал в настоящую панику и принялся истошно мяукать, очевидно испуганный запахом смерти.
– Надо бы поскорее закончить все это, – ни к кому не обращаясь, вполголоса пробасила Мария Семеновна. – У Зинаиды Степановны нервы не выдержат тяжелой сцены! Гриша, что ты стоишь! Закапывай быстрее!
Она отвернулась, и Рита увидела, как женщина, стараясь сделать это как можно незаметнее, смахивает слезу.
Коробку опустили в трогательно маленькую яму, и горничная, которая благодаря стараниям Риты освободилась от своей ноши, подвела к последнему приюту Орлова еле двигающуюся от горя и волнения Зинаиду Степановну.
– Подождите, постойте! Не сыпьте землю! – лепетала несчастная старушка. – Я хочу сказать несколько слов... Орлов, милый! Я уверена, ты слышишь меня! Господи, за что! Такая нелепая смерть!
– Что это тут происходит? – внезапно прозвучал резкий, недоуменный вопрос. Рита обернулась: на склон оврага поднялось несколько фигур, и девушка сощурилась, стараясь получше разглядеть незваных пришельцев, казавшихся на фоне закатного солнца черными силуэтами.
– А вам какое дело? – несколько заносчиво откликнулась Мария Семеновна.
– Нам большое дело, – ответил тот же, что и раньше, женский голос, резкий и, как теперь показалось Рите, неприятный. – Это же святой ключ! А вы роете здесь...
– Тетя Люба, да они прячут тут что-то! – раздался еще один голосок, судя по тембру, принадлежавший девочке-подростку.
– Безобразие! Нарыли тут ям... Мусор закапываете или что? – задребезжал, как догадалась Рита по голосу, старичок.
– Мы хороним здесь кота, – важно заговорила Мария Семеновна, однако тут же осеклась, осознав, видимо, как нелепо прозвучали ее слова для этих чужих Зинаиде Степановне и ее горю людей.
– Кота?! – Несколько мгновений неведомая Люба, очевидно, осмысливала услышанное, однако тут же снова собралась для отпора: – Хм, кота! Кота, конечно, жалко! Но неужели вы другое место найти не могли? Сюда люди со всего района приезжают, чтобы воды набрать! А вы кладбище устроить решили!
– Да что вы, в самом деле, – не выдержала Инна Аркадьевна. – Это же кот! Крохотный зверек! Какой вред вашему ручью от него будет?
– Нет, ну, знаете... Это прецедент! – снова вступил старичок. – Сначала один кота зароет, потом другой – пса... А третий что же? Лошадь?!
– Зачем вы передергиваете? – сдерживая ярость, выговорила Рита. – Посмотрите лучше на Зинаиду Степановну! Ей же сейчас будет плохо! Неужели ради ваших принципов вы готовы добить несчастную женщину?!
– Рита, а ну-ка помолчи, когда старшие разговаривают, – остановила девушку Мария Семеновна. – А вы имейте в виду, что у нас есть право пользоваться этим лесом!
– Бессовестные! – сделала вывод Люба. – Думаете, раз богатые, вам можно все?! Вон девчонок эксплуатируете, заставляете прислуживать вам и кошкам вашим! А ты, девочка, не больно-то ее слушай, – обратилась она к крайне удивленной таким поворотом дискуссии Рите. – Ты трудящийся человек! Ну и что, что ты прислуга, все равно сама зарабатываешь себе на хлеб и должна этим гордиться! И не позволяй этим расфуфыренным себе рот затыкать!
Вся грустная торжественность похорон была безнадежно испорчена; под сдержанное ворчание удалявшихся незнакомцев Гриша быстро закидал могилку землей, наспех оформил крохотную насыпь, и участники процессии, нарушив прежний порядок, направились обратно, торопясь вернуться домой, прежде чем миром окончательно завладеет стремительно сгущавшаяся темнота.
– Мария Семеновна, а как вы думаете, они не разорят могилу Орлова? – тихонько задала Рита мучивший ее вопрос.
– О, эти могут! – сердито откликнулась невидимая в сумерках женщина из одноуровневой квартиры.
– Не говорите глупостей, Инна Аркадьевна, – оборвала говорившую Блинова. – Конечно, по здравом рассуждении мы поступили необдуманно. Нехорошо устраивать захоронение там, где дождевые воды могут попасть в ручей! Но, думаю, ни у одного нормального человека не поднимется рука осквернить могилу! Даже если это могила кота, – словно размышляя вслух, прибавила женщина.
– То у нормального! А эти вербинцы... – не сдавалась Инна Аркадьевна.
– Такие же люди, как и мы с вами! – отчеканила Блинова. – Больше всего не терплю я этого снобизма! Люди делятся не на богатых и бедных, а на порядочных и не слишком! Все, я больше не желаю дискутировать на эту тему!
«Надо же, как отличаются суждения мамы Матвея от его собственных высказываний, – не могла не отметить Рита. – Или, может быть, он вовсе не так плох и лишь старается показаться циничным и черствым? Но зачем?»
...Как и обещала Мария Семеновна, вместо будничного ужина в квартире Блиновых на этот раз было устроено нечто вроде маленького приема. Супруги Блиновы, Рита, Зинаида Степановна и Инна Аркадьевна разместились вокруг огромного овального стола; Матвей по непонятной Рите причине отсутствовал. Андрей Николаевич, усевшись во главе стола, без малейшей иронии поднял фужер красного вина в память о печальном событии.
– За покойников не чокаются, – напомнила Инна Аркадьевна. Почему-то ее слова, в общем вполне уместные в данной ситуации, неприятно царапнули Риту. Может быть, причиной испытанного девушкой томительного чувства послужил вид Зинаиды Степановны, безуспешно старавшейся скрыть охватившее ее горе.
– Милая моя, не убивайтесь вы так, – собственноручно подкладывая старушке на тарелку салат, проговорила Мария Семеновна. Видимо, женщина тоже заметила состояние гостьи и сделала прислуживавшей за столом горничной многозначительный жест рукой, который можно было истолковать однозначно – Зинаида Степановна нуждалась в особой заботе хозяйки. – В конце концов, у вас же остались еще трое! Что поделаешь, надо взять себя в руки и продолжать жить дальше.
– Если оторвать один палец, руке будет все равно, ведь останутся другие, – дрожащим голосом пробормотала Зинаида Степановна; впрочем, старушка явно постаралась успокоиться и вскоре уже гораздо более бодрым тоном принялась описывать Андрею Николаевичу, в каком изумительном месте обрел свой последний приют Граф Орлов. – А все Риточка, – закончила Зинаида Степановна. – Именно она показала нам, где находится этот прелестный уголок!
Взгляды всех присутствующих обратились на Риту, и девушка, не в силах справиться со смущением, опустила глаза в тарелку.
– Андрей Николаевич, а где же Матвей? – стремясь перевести разговор в другое русло, как можно непринужденней спросила Рита.
К удивлению девушки, этот невинный вопрос вызвал у Блинова-старшего явное замешательство.
– Матвей часто задерживается, – наконец проговорил он.
– А что это за слухи носятся о том, что в нашем лесу уже организуется охотничий заказник? – теперь уже Зинаида Степановна, очевидно почувствовав возникшую в разговоре неловкую заминку, постаралась изменить тему беседы. «Это чем-то напоминает то, как перехватывают в игре мяч», – подумала Рита.
– Я всегда считала, что подобная затея – безобразие! – высказалась Мария Семеновна.
– А по-моему, неплохое начинание! – вклинилась Инна Аркадьевна. – Ведь заказник будет приносить доход! А значит, снизятся наши затраты на содержание кондоминиума.
– Нельзя измерять все рублем, – сдержанно заметил Андрей Николаевич. Рита догадалась, что гостеприимный хозяин квартиры не желает сейчас обсуждать болезненную тему. «Возможно, – решила девушка, – дело еще и в том, что здесь присутствую я! Как это мудро со стороны Андрея Николаевича – не втягивать младших в разногласия старших!»
Застольная беседа между тем становилась все более оживленной.
– В нашем лесу обитают редкие сейчас животные! – пылко убеждала Инну Аркадьевну Мария Семеновна. – Пятнистые олени, еноты... Хотя, говоря по правде, мне было бы жалко, погуби эти ваши охотнички даже самого обыкновенного зайца!
– Ну... ну, может быть, при организации заказника в лес запустят каких-нибудь недорогих и многочисленных в природе животных, – не сдавалась Инна Аркадьевна.
– Лично я не пережила бы сознания того, что рядом с могилкой моего Орлова творятся зверские убийства невинных животных! – заявила Зинаида Степановна, и Андрей Николаевич согласно кивнул. – А главное – начнут строить охотничьи домики, проложат к ним асфальтированные дороги... А потом, мне думается, что те, кто ратует за создание холостяцких гнездышек в лесу... Не столько для охоты они туда будут забираться, а... вы меня понимаете... И ради подобной грязи вы предлагаете изуродовать чудесный уголок русской земли?!.. А я-то, глупая, воображала, что нашему лесу может угрожать деятельность этих бедолаг из Вербина! Да мы сами, своими руками способны уничтожить все вокруг ради минутной выгоды, – после короткого молчания гневно прибавила старушка.
Рита ясно увидела, как смутилась Инна Аркадьевна под влиянием этих страстных слов.
– Да ничего я не предлагаю, боже упаси, – нервно забарабанила по скатерти женщина.
В отмеченной печатью домашнего уюта столовой Блиновых повисло неловкое молчание, и в наступившей тишине особенно четко прозвучали приближающиеся шаги.
– Всем добрый вечер, – входя, проговорил Матвей своим ласковым голосом. – Ну как ты, мамочка? Прости, папочка, я опоздал... Как дела, Ритуль? – слегка поклонился молодой человек хмуро посмотревшей на него Рите – ей, и без того раздосадованной незабытой еще утренней стычкой, был неприятен взгляд и тон Матвея, словно намекающие на какие-то особые, более чем дружеские отношения между ними.
– Где ты был? – прежде чем Рита успела ответить хоть слово, сурово спросил сына Андрей Николаевич.
– В Третьяковской галерее, – без запинки ответил Матвей.
– А что, музеи у нас теперь круглосуточно работают? – придирчиво уточнил Блинов-старший.
– Да ведь весна на дворе, пап! – улыбнулся Матвей. – Я немного побродил по городу, полюбовался закатом над Москвой-рекой... Прости, я конечно же должен был позвонить... – Он покаянно вздохнул.
– Садись ужинать, Матюша, – с необъяснимым для Риты тяжелым вздохом пригласила Мария Семеновна.
– Конечно, мамочка! Я только переоденусь и помою руки...
– Хороший у вас мальчик, Андрей Николаевич! Таких в наше время немного! Зря уж вы так строжите его... Недоверие обижает! – высказалась Инна Аркадьевна.
Висевший на груди Риты крохотный телефон проиграл первые такты мелодии Чайковского, и девушка, извинившись, поспешно ответила на звонок.
– Маргарита Геннадьевна! Ой, то есть Рита! – задыхаясь от возбуждения, протараторила Тося. – Беги скорей домой!
Глава 9
– Где ты шляешься, я тебя спрашиваю? – набросился на старшую дочь Шерстнев, едва та успела войти в столовую, где ужинали родители. – Только не вздумай врать мне про теннисный корт! Я там был и лично разговаривал с персоналом! И в массажном кабинете я тоже был! И в маникюрном! И в солярии! Так что изволь отвечать правду!
– Геночка, Геночка! Подожди, дай девочке объяснить, – поторопилась вмешаться Зоя, но муж только отмахнулся от нее:
– «Объяснить»! Да ты что, не понимаешь, что объяснений у нее будет сколько угодно, хоть с хлебом ешь! Эх, Птичка! Проморгала ты мне девок! Изолгались обе до полнейшего бесстыдства, а что они прикрывают своим враньем? Да то, за что раньше в деревне ворота дегтем мазали!
– Я была у Блиновых, – коротко ответила глубоко оскорбленная словами отца Рита. Лицо Шерстнева мигом подобрело; было очевидно, что даже затеянный с соседом спор, лежавший, собственно, в сфере чисто деловых отношений, не помешал его ясно читавшемуся стремлению сделать Матвея другом своих дочерей, – а для какой-нибудь из них, возможно, и чем-то б€о€льшим.
– Общалась с Матюшей? – Следующие слова отца подтвердили догадку девушки. Рита вызывающе вскинула голову:
– Нет, после похорон Мария Семеновна пригласила всех к себе... Матвей где-то задержался, и я почти его не видела.
– Похорон? – недоумевающе наморщился Шерстнев. – Каких еще... Бог ты мой! Ведь твоя мама рассказывала мне!
– Значит, ты знаешь о смерти Орлова, – кивнула Рита; ее тон был сдержанным, почти робким, однако под внешней мягкостью угадывалась твердая, как сталь, воля. Видимо, почувствовав этот подтекст, отец с недоумением и вновь оживающей злобой уставился в ясные глаза Риты.
– Да, представь себе! Кстати, только что здесь был Мотков...
– Александр Юрьевич? – Рита по-прежнему казалась невозмутимо спокойной. – А почему ты мне об этом рассказываешь, папа?
– Потому, что он приходил ко мне жаловаться на то, как члены моей семьи оскорбили его жену! Не в первый раз, кстати! – подчеркнул отец. – Итак, вот к чему приводит возня с этой психически не уравновешенной старушенцией и ее кошачьим приютом! С кем поведешься... Блинов может сумасшествовать сколько ему угодно, в том числе устраивать в своем доме поминки по коту... Но тебе я категорически запрещаю позориться!
– Это я попросила Риту сходить на похороны, – неожиданно заявила мать. – А сама не пошла только потому, что плохо себя чувствовала...
– Ничего себе! – Шерстнев даже опешил; затем его лицо приняло выражение злобной решимости. – В общем, так! Если я еще раз узнаю, что кто-нибудь из вас общается со Степановной... Даже у Шурки, при всей ее бестолковости, хватает ума не унижать себя подобным знакомством...
Рита попыталась сглотнуть, но обнаружила, что во рту пересохло.
– А что ты сделаешь, если я или мама нарушим твой запрет? – Голос девушки прозвучал хрипловато.
– А ничего! – неожиданно сообщил отец. – Зато вашу Степановну проучу так, что мало не покажется! Какая бестактность – лезть в порядочную семью со своей шизофренией...
– Ты уже поставил ей диагноз? – Рита почувствовала, как подступают к глазам предательские слезы; очевидно, отец тоже заметил состояние девушки, и его голос стал более мягким, жалостливым.
– Пойми, Рита, люди нашего круга должны быть осторожными в выборе знакомых! Благодаря моим усилиям наша семья достигла того уровня, на котором требуется не только обладание деньгами, но и респектабельность! А общение с разными странными личностями бросает тень на тебя саму и, как следствие, на меня! Кстати, Птичка, тебя это тоже касается, – мельком оглянулся Шерстнев на жену; та потупилась, но Рита с горечью заметила сверкнувшие на глазах матери слезы.
За столом повисло молчание; Рита, которой подоспевшая Тося подала тарелку и прибор, молча, не ощущая вкуса, глотала еду. Зоя, даже не пытаясь сделать вид, что ест, бесцельно передвигала стоявший перед ней бокал. Видимо, сообразив, что несколько перегнул палку, Геннадий Иванович попытался сгладить тяжелое впечатление от своих слов:
– Конечно, я и сам в чем-то виноват – пустил дело на самотек... Но вот мама обещает привести к нам своих друзей... – Он искательно взглянул на понурившуюся жену. – Надеюсь, это вполне приличные люди! А пока суд да дело... Взять хотя бы того же Матвея! Умный, целеустремленный мальчик! И ты ему, похоже, нравишься...
Чувствуя, что от нее ждут ответа, Рита пробормотала нечто невнятное. Лицо Зои залилось густой краской, рот страдальчески искривился.
– Ты что-то хотела сказать, Птичка? – обернулся к ней муж.
– Н...нет, ничего, – с трудом пробормотала женщина.
– Что-то ты неважно выглядишь!
Внезапно Рита ощутила, как утомлена она сама: бесконечно длинный, чрезмерно переполненный событиями день буквально выжал из девушки все соки. Как можно непринужденнее пожелав родителям спокойной ночи, девушка покинула столовую и, ощущая, как с каждым шагом все сильнее давит на плечи усталость, неровными шагами направилась к внутреннему лифту.
– Риточка, да на тебе лица нет! – ахнула хлопотавшая в холле первого уровня квартиры Анна Осиповна. – Может, мне самой тебя уложить?
Эти в общем-то невинные слова, продиктованные заботой и любовью женщины, опекавшей Риту еще крохотной девочкой, обожгли душу девушки. Рита даже остановилась и, чувствуя, как ноги от волнения становятся ватными, ухватилась рукой за стену. «Какой стыд! Анна Осиповна с раннего утра до глубокой ночи не покладая рук трудится ради того, чтобы мне и моим близким комфортно жилось... И при этом она ни словом не жалуется на усталость! А я, – со жгучей самоиронией подумала Рита, – настоящая кисейная барышня! Чуть-чуть переволновалась да прошла пешком несколько километров по лесу – и вот уже превратилась в настоящее желе!» Стыд, соединившись с самолюбивым желанием не обнаруживать свою слабость, придал Рите сил; подчеркнуто легкой походкой Рита направилась к лифту и вскоре уже входила в свою спальню.
На разостланной кровати девушку поджидали халатик и пижама, однако Рита чувствовала, что засыпает на ходу и переодеться уже не сможет. Из последних сил она умылась и почистила зубы, а затем, едва успев стянуть с себя черное платье, будто подкошенная рухнула в постель, и сон подхватил и закружил ее в своем водовороте.
На этот раз Рите не приснилось ничего – слишком глубок был сон совершенно измученной дневными переживаниями девушки; возможно, было бы правильнее предположить, что утомлено не столько тело, сколько душа Риты.
Девушка проснулась внезапно, как от звука грома: точно глубины сна вытолкнули ее на поверхность, словно поплавок. В первое мгновение Рите показалось, что она задремала лишь на минутку: все так же превращал ночную темноту в розоватый полумрак изящный торшер, так же разливались соловьи за окном... Однако, посмотрев на стоявшие на тумбочке позолоченные часы в виде шахматной ладьи, Рита с удивлением и даже некоторым испугом обнаружила, что уже около трех часов ночи. Огорченно покачав головой, девушка принялась надевать небрежно брошенную на край постели пижаму, решив проспать хотя бы остаток ночи как полагается... Рита как раз застегивала крохотные перламутровые пуговички на пижамной кофте, когда ей послышалось, что за дверью кто-то ходит.
– Тося, это ты? – окликнула девушка, но ответа не получила.
Рите подумалось, что, возможно, что-то произошло с Шурой, чья спальня размещалась рядом. «А вдруг ей стало хуже? Может быть, я смогу чем-то помочь?» – промелькнула у Риты мысль. Легко спрыгнув с кровати, Рита накинула халатик, бесшумно прошла в мягких ночных туфлях по толстому ковру и со свойственной ей решительностью распахнула дверь.
Стоявшая по ту сторону двери Шура была вынуждена резко отпрянуть и еле удержалась на ногах. Несколько мгновений сестры молча смотрели друг на друга; элементарный здравый смысл подсказывал Рите, что ситуация становится просто нелепой и надо бы заговорить, но что-то сдерживало девушку, не давая ей сказать ни слова. Зеленоватый свет молодой луны, лившийся из-за ее плеча на физиономию Шуры, усиливал бледность испитого лица младшей сестры, безжалостно подчеркивал одутловатость щек, превращал синяки под глазами в черные ямы... Как это часто бывает, видя сестру каждый день, Рита практически не отдавала себе отчета в том, как изменила облик Шуры разгульная, нетрезвая жизнь, а сейчас, словно увидев сестру впервые после долгой разлуки, смотрела точно завороженная, и слова просто не шли на язык.
– Ну че уставилась? – наконец хрипло спросила младшая сестра, и почти одновременно с этим Рита выдохнула полные боли и горечи слова, шедшие, казалось, из глубины сердца:
– Во что ты превратилась, Шура!
– Ты мне зубы не заговаривай! – Заставив Риту посторониться, Шура шагнула вперед и прошла в спальню старшей сестры; непринужденно повалившись в кресло, Шура шумно выдохнула, распространив отвратительный запах, а затем, достав из кармана пачку сигарет и зажигалку, закурила, не подумав спросить разрешения.
– Сейчас же погаси эту мерзость! – почти с отчаянием воскликнула Рита, которая почувствовала, что вот-вот задохнется.
– Фиг тебе! – хмыкнула Шура, окидывая старшую сестру тяжелым взглядом исподлобья. – Я сюда пришла не для того, чтобы ты могла вволю позудеть! А ну отвечай: кто вчера настучал папане, что я поддала? Ты небось?
Это был не вопрос, а, скорее, утверждение.
– Когда Матвей привез тебя домой, все собственными глазами увидели, как ты была хороша, – сухо ответила Рита, однако напускная строгость сразу исчезла, когда девушка участливо спросила: – Шур, да разве ты не понимаешь, что вести такой образ жизни вредно? Ну что это тебе дает?
– Видишь ли, – Шура с важностью затянулась и выдохнула волокнистое облако вонючего дыма, – дело в том, дорогуша, что ты у нас старше только по паспорту. А реально ты, Ритка, еще личинка! А вот я взрослая женщина, ну и потребности у меня, естественно, не такие, как у тебя, зубрилка... – Несмотря на всю пафосность подобного заявления, последнее слово прозвучало уж слишком по-детски.
– В чем же у тебя потребности – в том, чтобы допиваться до алкогольного отравления, что ли? – Рита решила, что разговор о курении можно отложить, проблема пьянства важнее...
– В светской жизни, – гордо встряхнула Шура всклокоченной головой. – Вот ты говоришь – Матвей, Матвей... Лезешь к нему, прямо смех смотреть...
– Я?!
– Ну а кто же?.. А вот задумайся на минутку – что ты способна ему дать? Ты же замшелый динозавр! – снисходительно цедила слова Шура. – Интересы у тебя как у столетней старухи: балеты, книги, теннис... Даже во Франции или, допустим, в Италии ты вместо клубов таскаешься по музеям... Просто позор! В Швейцарии и то умудрилась отыскать картинную галерею! А эта твоя мания кататься на лыжах... Да весь Люцерн со смеху помирал!
– Вообще-то Швейцария известна на весь мир своими горнолыжными курортами, – заметила Рита.
– Телевизор практически не смотришь, в попсе не разбираешься, – не слушая ее, безнадежно махнула трясущейся рукой Шура. – В общем, отстой! Я лично таких ботаниками зову. А Матюша – человек культурный... – мечтательно улыбнулась девица.
– Ну а зачем ты сюда явилась среди ночи? – спросила Рита. – Все эти глупости можно было и днем высказать...
– Завтра Матюша придет просить моей руки, – самодовольно откликнулась Шура. – Так вот, не вздумай устроить истерику! Ты если и интересуешь его, то только как забавное недоразумение, просекла? Поэтому не вздумай поганить нашу любовь своими рыданиями!
Рите стало ясно, что вразумить упоенную своим кривлянием Шуру сейчас не удастся.
– Ладно, – пообещала она, – так и быть. Уговорила. Обещаю не плакать.
– А если вздумаешь скандалить и претендовать на Матюшу, я тебя заставлю об этом пожалеть! – Шура небрежно швырнула еще дымящийся окурок в окно, возле которого стояло кресло. – Это раз... А второе... Матюша считает... То есть мне кажется, – поправилась она, – что в последнее время ты стала слишком часто совать нос в мои дела! У меня такое чувство, что это ты докладываешь папане обо всем... Так вот, если это правда – берегись!
– Что ты мне все время грозишь? – присаживаясь на стоявший перед трюмо пуфик, устало спросила Рита. – А главное – чем?
Тусклые глаза Шуры нехорошо блеснули.
– А ты уясни себе свое положение как следует, и сама поймешь... – с нехорошей усмешкой заявила младшая сестра. – Ты ведь одна на этом свете! Да, да, не обольщайся! Папане ни до кого дела нет, ему надо денежки ковать, а в свободное время – выпендриваться... Где уж тут замечать, что под носом творится! Мать у нас... скажу тебе, Ритка, откровенно, по-моему, она просто тряпка! Ну вот что она мне, к примеру, сделать может?
– Как ты смеешь так о маме?! – возмущенно воскликнула Рита, но Шура, чисто по-отцовски махнув рукой в знак пренебрежения к словам старшей сестры, уже неслась дальше:
– Что бы я ни сделала, она меня все равно пожалеет и все простит, потому что я ма-аленькая... – Шура гаденько засмеялась, и внезапно Рите померещилось, что перед ней не родная сестра, с которой она практически не расставалась на протяжении всей жизни, а чужая, враждебная женщина. Как ни странно, это чувство придало Рите сил.
– Я уже не в том возрасте, чтобы бежать под защиту родителей, – как можно непринужденнее улыбнулась Рита. – Так что можешь играть в интриги мадридского двора сколько твоей душеньке угодно!
– Как мне поступать, я и без тебя знаю! – снова усмехнулась Шура. – Ты пойми, у меня есть друзья: Люська, Носкова Кира... Да та же Ванилка из твоей группы! А главное – у меня есть Матюша. – При этих словах лицо Шуры на мгновение сделалось нежным, но потом на него снова вернулось прежнее выражение цинизма. – И все они готовы прикрыть меня, если что! И кстати, все тебя ненавидят...
– Геночка, Геночка! Подожди, дай девочке объяснить, – поторопилась вмешаться Зоя, но муж только отмахнулся от нее:
– «Объяснить»! Да ты что, не понимаешь, что объяснений у нее будет сколько угодно, хоть с хлебом ешь! Эх, Птичка! Проморгала ты мне девок! Изолгались обе до полнейшего бесстыдства, а что они прикрывают своим враньем? Да то, за что раньше в деревне ворота дегтем мазали!
– Я была у Блиновых, – коротко ответила глубоко оскорбленная словами отца Рита. Лицо Шерстнева мигом подобрело; было очевидно, что даже затеянный с соседом спор, лежавший, собственно, в сфере чисто деловых отношений, не помешал его ясно читавшемуся стремлению сделать Матвея другом своих дочерей, – а для какой-нибудь из них, возможно, и чем-то б€о€льшим.
– Общалась с Матюшей? – Следующие слова отца подтвердили догадку девушки. Рита вызывающе вскинула голову:
– Нет, после похорон Мария Семеновна пригласила всех к себе... Матвей где-то задержался, и я почти его не видела.
– Похорон? – недоумевающе наморщился Шерстнев. – Каких еще... Бог ты мой! Ведь твоя мама рассказывала мне!
– Значит, ты знаешь о смерти Орлова, – кивнула Рита; ее тон был сдержанным, почти робким, однако под внешней мягкостью угадывалась твердая, как сталь, воля. Видимо, почувствовав этот подтекст, отец с недоумением и вновь оживающей злобой уставился в ясные глаза Риты.
– Да, представь себе! Кстати, только что здесь был Мотков...
– Александр Юрьевич? – Рита по-прежнему казалась невозмутимо спокойной. – А почему ты мне об этом рассказываешь, папа?
– Потому, что он приходил ко мне жаловаться на то, как члены моей семьи оскорбили его жену! Не в первый раз, кстати! – подчеркнул отец. – Итак, вот к чему приводит возня с этой психически не уравновешенной старушенцией и ее кошачьим приютом! С кем поведешься... Блинов может сумасшествовать сколько ему угодно, в том числе устраивать в своем доме поминки по коту... Но тебе я категорически запрещаю позориться!
– Это я попросила Риту сходить на похороны, – неожиданно заявила мать. – А сама не пошла только потому, что плохо себя чувствовала...
– Ничего себе! – Шерстнев даже опешил; затем его лицо приняло выражение злобной решимости. – В общем, так! Если я еще раз узнаю, что кто-нибудь из вас общается со Степановной... Даже у Шурки, при всей ее бестолковости, хватает ума не унижать себя подобным знакомством...
Рита попыталась сглотнуть, но обнаружила, что во рту пересохло.
– А что ты сделаешь, если я или мама нарушим твой запрет? – Голос девушки прозвучал хрипловато.
– А ничего! – неожиданно сообщил отец. – Зато вашу Степановну проучу так, что мало не покажется! Какая бестактность – лезть в порядочную семью со своей шизофренией...
– Ты уже поставил ей диагноз? – Рита почувствовала, как подступают к глазам предательские слезы; очевидно, отец тоже заметил состояние девушки, и его голос стал более мягким, жалостливым.
– Пойми, Рита, люди нашего круга должны быть осторожными в выборе знакомых! Благодаря моим усилиям наша семья достигла того уровня, на котором требуется не только обладание деньгами, но и респектабельность! А общение с разными странными личностями бросает тень на тебя саму и, как следствие, на меня! Кстати, Птичка, тебя это тоже касается, – мельком оглянулся Шерстнев на жену; та потупилась, но Рита с горечью заметила сверкнувшие на глазах матери слезы.
За столом повисло молчание; Рита, которой подоспевшая Тося подала тарелку и прибор, молча, не ощущая вкуса, глотала еду. Зоя, даже не пытаясь сделать вид, что ест, бесцельно передвигала стоявший перед ней бокал. Видимо, сообразив, что несколько перегнул палку, Геннадий Иванович попытался сгладить тяжелое впечатление от своих слов:
– Конечно, я и сам в чем-то виноват – пустил дело на самотек... Но вот мама обещает привести к нам своих друзей... – Он искательно взглянул на понурившуюся жену. – Надеюсь, это вполне приличные люди! А пока суд да дело... Взять хотя бы того же Матвея! Умный, целеустремленный мальчик! И ты ему, похоже, нравишься...
Чувствуя, что от нее ждут ответа, Рита пробормотала нечто невнятное. Лицо Зои залилось густой краской, рот страдальчески искривился.
– Ты что-то хотела сказать, Птичка? – обернулся к ней муж.
– Н...нет, ничего, – с трудом пробормотала женщина.
– Что-то ты неважно выглядишь!
Внезапно Рита ощутила, как утомлена она сама: бесконечно длинный, чрезмерно переполненный событиями день буквально выжал из девушки все соки. Как можно непринужденнее пожелав родителям спокойной ночи, девушка покинула столовую и, ощущая, как с каждым шагом все сильнее давит на плечи усталость, неровными шагами направилась к внутреннему лифту.
– Риточка, да на тебе лица нет! – ахнула хлопотавшая в холле первого уровня квартиры Анна Осиповна. – Может, мне самой тебя уложить?
Эти в общем-то невинные слова, продиктованные заботой и любовью женщины, опекавшей Риту еще крохотной девочкой, обожгли душу девушки. Рита даже остановилась и, чувствуя, как ноги от волнения становятся ватными, ухватилась рукой за стену. «Какой стыд! Анна Осиповна с раннего утра до глубокой ночи не покладая рук трудится ради того, чтобы мне и моим близким комфортно жилось... И при этом она ни словом не жалуется на усталость! А я, – со жгучей самоиронией подумала Рита, – настоящая кисейная барышня! Чуть-чуть переволновалась да прошла пешком несколько километров по лесу – и вот уже превратилась в настоящее желе!» Стыд, соединившись с самолюбивым желанием не обнаруживать свою слабость, придал Рите сил; подчеркнуто легкой походкой Рита направилась к лифту и вскоре уже входила в свою спальню.
На разостланной кровати девушку поджидали халатик и пижама, однако Рита чувствовала, что засыпает на ходу и переодеться уже не сможет. Из последних сил она умылась и почистила зубы, а затем, едва успев стянуть с себя черное платье, будто подкошенная рухнула в постель, и сон подхватил и закружил ее в своем водовороте.
На этот раз Рите не приснилось ничего – слишком глубок был сон совершенно измученной дневными переживаниями девушки; возможно, было бы правильнее предположить, что утомлено не столько тело, сколько душа Риты.
Девушка проснулась внезапно, как от звука грома: точно глубины сна вытолкнули ее на поверхность, словно поплавок. В первое мгновение Рите показалось, что она задремала лишь на минутку: все так же превращал ночную темноту в розоватый полумрак изящный торшер, так же разливались соловьи за окном... Однако, посмотрев на стоявшие на тумбочке позолоченные часы в виде шахматной ладьи, Рита с удивлением и даже некоторым испугом обнаружила, что уже около трех часов ночи. Огорченно покачав головой, девушка принялась надевать небрежно брошенную на край постели пижаму, решив проспать хотя бы остаток ночи как полагается... Рита как раз застегивала крохотные перламутровые пуговички на пижамной кофте, когда ей послышалось, что за дверью кто-то ходит.
– Тося, это ты? – окликнула девушка, но ответа не получила.
Рите подумалось, что, возможно, что-то произошло с Шурой, чья спальня размещалась рядом. «А вдруг ей стало хуже? Может быть, я смогу чем-то помочь?» – промелькнула у Риты мысль. Легко спрыгнув с кровати, Рита накинула халатик, бесшумно прошла в мягких ночных туфлях по толстому ковру и со свойственной ей решительностью распахнула дверь.
Стоявшая по ту сторону двери Шура была вынуждена резко отпрянуть и еле удержалась на ногах. Несколько мгновений сестры молча смотрели друг на друга; элементарный здравый смысл подсказывал Рите, что ситуация становится просто нелепой и надо бы заговорить, но что-то сдерживало девушку, не давая ей сказать ни слова. Зеленоватый свет молодой луны, лившийся из-за ее плеча на физиономию Шуры, усиливал бледность испитого лица младшей сестры, безжалостно подчеркивал одутловатость щек, превращал синяки под глазами в черные ямы... Как это часто бывает, видя сестру каждый день, Рита практически не отдавала себе отчета в том, как изменила облик Шуры разгульная, нетрезвая жизнь, а сейчас, словно увидев сестру впервые после долгой разлуки, смотрела точно завороженная, и слова просто не шли на язык.
– Ну че уставилась? – наконец хрипло спросила младшая сестра, и почти одновременно с этим Рита выдохнула полные боли и горечи слова, шедшие, казалось, из глубины сердца:
– Во что ты превратилась, Шура!
– Ты мне зубы не заговаривай! – Заставив Риту посторониться, Шура шагнула вперед и прошла в спальню старшей сестры; непринужденно повалившись в кресло, Шура шумно выдохнула, распространив отвратительный запах, а затем, достав из кармана пачку сигарет и зажигалку, закурила, не подумав спросить разрешения.
– Сейчас же погаси эту мерзость! – почти с отчаянием воскликнула Рита, которая почувствовала, что вот-вот задохнется.
– Фиг тебе! – хмыкнула Шура, окидывая старшую сестру тяжелым взглядом исподлобья. – Я сюда пришла не для того, чтобы ты могла вволю позудеть! А ну отвечай: кто вчера настучал папане, что я поддала? Ты небось?
Это был не вопрос, а, скорее, утверждение.
– Когда Матвей привез тебя домой, все собственными глазами увидели, как ты была хороша, – сухо ответила Рита, однако напускная строгость сразу исчезла, когда девушка участливо спросила: – Шур, да разве ты не понимаешь, что вести такой образ жизни вредно? Ну что это тебе дает?
– Видишь ли, – Шура с важностью затянулась и выдохнула волокнистое облако вонючего дыма, – дело в том, дорогуша, что ты у нас старше только по паспорту. А реально ты, Ритка, еще личинка! А вот я взрослая женщина, ну и потребности у меня, естественно, не такие, как у тебя, зубрилка... – Несмотря на всю пафосность подобного заявления, последнее слово прозвучало уж слишком по-детски.
– В чем же у тебя потребности – в том, чтобы допиваться до алкогольного отравления, что ли? – Рита решила, что разговор о курении можно отложить, проблема пьянства важнее...
– В светской жизни, – гордо встряхнула Шура всклокоченной головой. – Вот ты говоришь – Матвей, Матвей... Лезешь к нему, прямо смех смотреть...
– Я?!
– Ну а кто же?.. А вот задумайся на минутку – что ты способна ему дать? Ты же замшелый динозавр! – снисходительно цедила слова Шура. – Интересы у тебя как у столетней старухи: балеты, книги, теннис... Даже во Франции или, допустим, в Италии ты вместо клубов таскаешься по музеям... Просто позор! В Швейцарии и то умудрилась отыскать картинную галерею! А эта твоя мания кататься на лыжах... Да весь Люцерн со смеху помирал!
– Вообще-то Швейцария известна на весь мир своими горнолыжными курортами, – заметила Рита.
– Телевизор практически не смотришь, в попсе не разбираешься, – не слушая ее, безнадежно махнула трясущейся рукой Шура. – В общем, отстой! Я лично таких ботаниками зову. А Матюша – человек культурный... – мечтательно улыбнулась девица.
– Ну а зачем ты сюда явилась среди ночи? – спросила Рита. – Все эти глупости можно было и днем высказать...
– Завтра Матюша придет просить моей руки, – самодовольно откликнулась Шура. – Так вот, не вздумай устроить истерику! Ты если и интересуешь его, то только как забавное недоразумение, просекла? Поэтому не вздумай поганить нашу любовь своими рыданиями!
Рите стало ясно, что вразумить упоенную своим кривлянием Шуру сейчас не удастся.
– Ладно, – пообещала она, – так и быть. Уговорила. Обещаю не плакать.
– А если вздумаешь скандалить и претендовать на Матюшу, я тебя заставлю об этом пожалеть! – Шура небрежно швырнула еще дымящийся окурок в окно, возле которого стояло кресло. – Это раз... А второе... Матюша считает... То есть мне кажется, – поправилась она, – что в последнее время ты стала слишком часто совать нос в мои дела! У меня такое чувство, что это ты докладываешь папане обо всем... Так вот, если это правда – берегись!
– Что ты мне все время грозишь? – присаживаясь на стоявший перед трюмо пуфик, устало спросила Рита. – А главное – чем?
Тусклые глаза Шуры нехорошо блеснули.
– А ты уясни себе свое положение как следует, и сама поймешь... – с нехорошей усмешкой заявила младшая сестра. – Ты ведь одна на этом свете! Да, да, не обольщайся! Папане ни до кого дела нет, ему надо денежки ковать, а в свободное время – выпендриваться... Где уж тут замечать, что под носом творится! Мать у нас... скажу тебе, Ритка, откровенно, по-моему, она просто тряпка! Ну вот что она мне, к примеру, сделать может?
– Как ты смеешь так о маме?! – возмущенно воскликнула Рита, но Шура, чисто по-отцовски махнув рукой в знак пренебрежения к словам старшей сестры, уже неслась дальше:
– Что бы я ни сделала, она меня все равно пожалеет и все простит, потому что я ма-аленькая... – Шура гаденько засмеялась, и внезапно Рите померещилось, что перед ней не родная сестра, с которой она практически не расставалась на протяжении всей жизни, а чужая, враждебная женщина. Как ни странно, это чувство придало Рите сил.
– Я уже не в том возрасте, чтобы бежать под защиту родителей, – как можно непринужденнее улыбнулась Рита. – Так что можешь играть в интриги мадридского двора сколько твоей душеньке угодно!
– Как мне поступать, я и без тебя знаю! – снова усмехнулась Шура. – Ты пойми, у меня есть друзья: Люська, Носкова Кира... Да та же Ванилка из твоей группы! А главное – у меня есть Матюша. – При этих словах лицо Шуры на мгновение сделалось нежным, но потом на него снова вернулось прежнее выражение цинизма. – И все они готовы прикрыть меня, если что! И кстати, все тебя ненавидят...