– Вдоль побережья, – распорядился Хикки. – Обойдем все коридоры порта, а потом свернем. Знаете, я порядком психанул там, в рубке. Вроде бы я пилот первого класса, но “Газель” имеет довольно специфичное управление – был момент, когда я совершенно растерялся. Если бы не Лоссберг, мне пришлось бы долго кружить, приноравливаясь к характеру этой птички. А через разодранный борт уходил бы воздух нижних палуб.
– Вы пилот? – удивилась Леа.
– Я офицер СБ. Почти семь лет назад я уволился в резерв, а теперь мне опять пришлось надеть погоны.
– Простите, – перебила его комиссар, – я все время хотела спросить: зачем вы убили Жирного Ника? Ведь риск был огромен…
– Это Этерлен, – поморщился Хикки. – Он настаивал – после Йохансона и той истории с Шанцевым. К тому же у нас не было никакой уверенности, что “королей” валят не из-за него… теперь-то все понятно. Хотя нет, какое там, к черту, понятно! Кто такой этот мальчишка Батицкий? По чьему приказу он, кадет Академии СБ, стал изощренным киллером?.. Вы ощущаете, насколько бредово это звучит: кадет-киллер? Да какой киллер! Теперь, конечно, ясно, почему убийцы не оставляли никаких следов. Кадет-старшекурсник умеет гораздо больше, чем лучший из полицейских “волков”.
– Это как-то связано с вашей миссией?
– И да и нет, мэм комиссар. Моя миссия – вовсе не расследование причин гибели конвойных и транспортных боссов. Все намного сложнее… вопрос, которым я занимаюсь, может показаться не слишком значительным, но для нас он чрезвычайно важен. Всех нас ждет война, в которой, наверное, не будет победителей. Мы с вами, несомненно, погибнем, но человечество как раса может уцелеть. Поэтому тут нет и не может быть мелочей. Каждая такая “мелочь” – это песчинка на чаше весов.
Леа Малич покачала головой и тихонько вздохнула.
“Они еще не понимают, вдруг подумал Хикки, они, цивильные, все еще думают, что ее величество Война обойдет их дома стороной, прогремит, как это уже было, где-то там, среди далеких звезд. Но на этот раз все будет не так. Или мы, или они, и никак иначе. Она думает, что впереди еще целая жизнь, – но ее, увы, уже нет. Когда вокруг вскипят океаны, жить будет поздно…..
Время жить и время умирать. Первое уже позади, и теперь мне ли бояться смерти? Я умру, как умрете и вы все… но, может быть, прежде чем умереть, я смогу сохранить для будущего другие жизни? Так дерево, погибая от жары в засушливый год, продолжает разбрасывать вокруг себя летучие семена в надежде, что хоть некоторые из них смогут дожить до оживляющего ливня и посеять новую жизнь. И возможно, она будет не такой, как прежде”.
– Я верю в человека, – сказал вдруг Хикки, глядя, как тают под крылом далекие дюны побережья, – я верю в то, что мы еще молоды и впереди у нас огромный запас пассионарных сил. Я не знаю, что нас ждет: может быть, как предрекают некоторые, упадок и новые Темные Века, но я уверен в том, что все вернется – новая слава ляжет поверх старой, вознося имя человеческое. Ради этого не страшно умирать…
Леа посмотрела на него с удивлением, к которому примешивалось восхищение.
Не видя ее глаз, Хикки все так же продолжал смотреть в боковое окошко кабины.
– Возьмите правее, – сказал он. – Кажется, мы уже вышли из зоны безопасности порта.
Выйдя из коптера, женщина долго рассматривала старый “замок”, не двигаясь с места. Хикки терпеливо ждал, когда она насытится впечатлениями; из глубины дома раздавались отрывистые команды Этерлена, который с помощью Лоссберга готовился к допросу захваченного террориста. По его речи Хикки сразу понял, что он собирается использовать “химию”. Такой допрос, основанный на гипнотических способностях дознавателя, требовал немалой энергии. Хикки знал, что Этерлен в этом отношении гораздо сильнее его самого, но беспокоился за сохранность нервной системы генерала.
“В случае чего, – решил он, – придется подключаться самому”.
– Кто это построил? – спросила Леа, подходя к фиолетовой лестнице “замка”.
– Так, один сумасшедший, – отмахнулся Хикки. – Собирался воевать с призраками. Идемте, они наверху.
Этерлен и Лоссберг расположились в просторном холле второго этажа. Мьюз, уже приведенный в чувство, был крепко привязан к креслу. Он выглядел жалко: глядя, как Этерлен умело собирает инъектор, террорист мелко трясся, по его лицу текли крупные капли пота.
– Что, парень, – говорил Этерлен, – хватать женщин и детей ты умеешь, а укольчиков боишься? Ничего, сейчас мы прочистим тебе мозги…
– Это так называемый “психосиловой допрос”, – объяснил Хикки женщине. – Вам, разумеется, такие номера запрещены. Даже мы применяем их только в исключительных случаях: это довольно опасно.
Этерлен прикоснулся инъектором к шее Мьюза, и тот сразу же обмяк, в глазах появился пустой идиотический блеск.
– Так, теперь тишина, – Этерлен сразу стал серьезен. – Всем молчать, молчать!
Он уселся верхом на стул и начал:
– Александр Кеннет Мьюз, в каких отношениях вы состоите с Всеславом Батицким, кадетом Академии Имперской Службы Безопасности?
– Всеслав – сын моей двоюродной сестры Сары Инги Батицкой, в девичестве Свенсон.
– Когда Всеслав появился на Авроре?
– Больше месяца назад, точнее припомнить не могу.
– Вспоминайте.
Лицо Мьюза исказила мука. Он тяжело вздохнул и резко, неестественно дернул головой.
– Сорок два дня тому назад.
– Какова была цель прибытия Всеслава Батицкого?
– Он собирался расправиться с несколькими известными на Авроре предпринимателями, занятыми в сфере конвойно-транспортных операций.
– С какой целью?
Мьюз промолчал. Хикки видел, как подергивается его щека: террорист изо всех сил пытался найти ответ на заданный ему вопрос, но это было не в его силах.
“Код? – подумал Хикки. – Нет, это невозможно, Пол пробился бы. Он и в самом деле не знает, какого черта пацан решил мочить всю эту публику”.
– Расправиться – значит убить?
– Да, это так.
– Почему вы согласились помогать Батицкому в этом деле?
– Я не соглашался. Он принудил меня силой оружия. Он завладел оружием своей семьи и заставил меня предоставить ему транспорт и финансовую поддержку.
– Батицкий покидал Аврору?
– Один раз. Его не было пятеро суток. Потом он вернулся, и все началось снова.
– Родители Батицкого знали, чем он тут занимается?
– Нет, не знали.
– Кто сопровождал Всеслава на Авроре?
– Высокая девушка, двадцать два–двадцать три года, зовут Роми. Фамилия мне не известна. Они жили у родителей Батицкого.
– Каково было психическое состояние Всеслава Батицкого после прибытия на Аврору?
– После отчисления из Академии он получил психотравму, но с отчислением она связана не была. Подробности мне не известны. Он был очень скрытен, и даже родители не могли сказать, что же с ним произошло.
Хикки нахмурился. Психотравма! Кадет был отчислен… почему отчислен? Какая психотравма, не связанная с отчислением, могла заставить пацана схватиться за оружие?!
Ему хотелось скорее включить свой терминал, но допрос следовало довести до конца – и ни в коем случае не мешать Этерлену.
– Где сейчас находятся Батицкий и Роми?
Молчание. Мьюз задергался, из его глаз вдруг брызнули слезы, и голова допрашиваемого безвольно упала на грудь. Этерлен шумно выдохнул и, пошатываясь, встал на ноги.
– Хик, – сказал он, – мне нужно полежать. Просмотри все, что можно найти на этого гада Батицкого. Слабак он, этот Мьюз. Но… он действительно не знает.
Лоссберг помог Этерлену доковылять до стоявшего в холле дивана и повернулся к Хикки:
– Где твой терминал?
– Идемте вниз, – устало сказал Хикки.
– Он жив? – произнесла Леа, с ужасом рассматривая бесчувственного Мьюза.
– Он придет в себя часа через три, может, больше. Я не поручусь за его психическое здоровье. Некоторые люди плохо переносят такую “промывку”.
Спустившись в кухню, Лоссберг раскупорил бутылку “Крови” из своих личных запасов и запек в печке бутерброды с ветчиной. Хикки не отрываясь выпил почти целый стакан немного сладковатого напитка – Леа смотрела на него с ужасом – и принялся за работу. Войдя в закрытые сети Конторы, он нашел том “Академия” и принялся шарить по отметкам кадровой службы. Отчисленного в этом году кадета Всеслава Батицкого он нашел сразу.
В личном деле парня не обнаружилось никаких записей, свидетельствовавших о его служебной непригодности. Проступков, могущих послужить основанием для отчисления, тоже не было, тем более что кадет Батицкий был отчислен с почетом и правом поступления на старшие курсы любого высшего учебного заведения Империи, включая Академии ВКС и Планетарно-Десантных Сил.
Хикки недоуменно почесался и начал поиск снова. Вскоре ему все стало ясно. В графе “агрессивность”, одной из самых важных при оценке будущего офицера СБ, стояла восьмерка.
– Лосси, – сказал он, придвигая к себе тарелку с бутербродами, – какая “злобность” была у тебя на выпуске?
– Двадцать четыре, – мрачно отозвался генерал. – Самая веселая на курсе.
– А у меня – двадцать, – хмыкнул Хикки.
– Ты к чему это?
– К тому, что нашему клиенту после девятого курса поставили восьмерку. С таким темпераментом ему надо не в Контору, а в монастырь Святого Лаврентия.
– И что, из-за этого его отчислили?
– Разумеется… так, теперь полюбуемся на его дальнейшую личную жизнь. Ты слышал, что даже после увольнения любого, кто был связан с нашим заведением, “ведут” еще в течение трех лет? Сейчас будем рыться в досье: может, оно расскажет нам про его таинственную “психотравму”.
Закончив читать, Хикки некоторое время задумчиво посасывал сигару, а потом налил себе еще виски. По его виду Лоссберг понял, что с парнем случилось что-то достаточно серьезное.
– Что ты там нашел? – спросил он. – Разверни ко мне дисплей.
– Я прочитаю вслух, – сказал Хикки. – Итак… “При переходе с Краба на Аврору корвет типа “Каспер”, принадлежащий компании “Золкин Спейстранс Корп”, вследствие ошибки штурмана не смог выйти в точку рандеву с коммерческим конвоем в составе…” Так, это не интересно, вот, слушайте: “…корвет был атакован пиратским броненосцем типа “Огар” корварского производства. По свидетельству капитана Романы Ренье и экс-кадета Батицкого – единственных, кто сумел выжить после нападения, большинство членов экипажа покончили с собой, осознав бесполезность сопротивления. По ее словам, капитан Ренье застрелила всех остальных пассажиров, так как все они высказали пожелание умереть раньше, чем призовая партия взойдет на борт. В дальнейшем Ренье и Батицкий сумели оказать призовой партии посильное сопротивление и спрятаться в верхнем радарном гнезде. Менее чем через час после нападения они были сняты с корвета “Каспер” экипажем росского патрульного линкора. Броненосец типа “Огар” покинул район атаки и сумел уйти от преследования”.
– Ого-го! – воскликнул Лоссберг. – Я такого еще не видел…
– Это еще ерунда, ты слушай дальше. “Командир линкора Шай-Яур Ворготтир, проведя экспресс-дознание, полностью подтвердил показания Ренье и Батицкого. Экспертиза, проведенная на Беатрис, куда и был доставлен корвет “Каспер”, также не нашла улик, свидетельствующих против показаний пострадавших. Военная прокуратура Беатрис признала возбуждение уголовного дела нецелесообразным; его милость лорд-прокурор генерал Люк выразил капитану Ренье свое восхищение”. Как вам это нравится?
– Я не совсем понимаю, – вмешалась Леа, – как это она застрелила пассажиров?
– Вот так, – хмуро дернул щекой Лоссберг. – Вы, видно, никогда не летали… Если корабль не может больше сопротивляться и “корварец” уже близко, для пассажиров лучше умереть раньше, чем до них доберутся пираты. Корварцы приятные парни, но их пиратские кланы – это что-то, не укладывающееся в наши представления. Черт, если бы я знал, то “Огар” бы от меня так просто не ушел. Ну ничего, у меня еще будет время почесать об него зубы. Я подниму свой дивизион, и тогда мы посмотрим, поможет ли ему его древняя броня.
– Ты уверен, что это тот самый? – бросил Хикки.
– А все другие давно сгнили…
Хикки хлебнул виски и с шумом захлопнул свой терминал. Несколько секунд они с Лоссбергом смотрели в глаза друг другу, потом генерал криво усмехнулся и потянулся к бутылке.
– Выпью за упокой их душ, – решил он. – Такое бывает… и понятно, почему прокурор Люк восхитился действиями этой Роми. Не у всякого хватит нервов убивать беззащитных людей, особенно когда они сами об этом просят. Но все-таки я еще не совсем понимаю, какого ж дьявола этот малолетний негодяй стал крушить ни в чем не повинных “королей”.
– Мы можем только догадываться, – покачал головой Хикки. – Теперь я знаю, что мы с Полом всю дорогу шли не в ту сторону. Когда я увидел рожу этого Мьюза… вот черт, прямо смешно становится. Покойник Иохансон видел в “Околице” Мьюза с каким-то типом и слышал, как они болтали об убийстве лидданского консула и мести за “Каспер”. Пол с его постоянным психозом решил, что речь может идти только о твоем приятеле Кирпатрике. С этого все и началось. Мы метались, как слепцы туманной ночью, – то туда, то сюда! А надо было идти по другому пути… Хотя я до сих пор не совсем понимаю, для чего нужно было убивать несчастного консула.
Леа Малич задумчиво отхлебнула из своего бокала.
– Никогда бы не подумала, что так может быть. А если мы их задержим, то кто будет вести дело – вы или полиция?
– Никакого дела не будет. В таких случаях Контора всегда прячет концы в воду, – уверенно сказал Лоссберг. – Так что вам лучше молчать, Леа. Вы можете лететь домой: по дороге сюда Этерлен вызвал из Стоунвуда особую бригаду “чистильщиков”, и если наша парочка еще в Портленде, то не сегодня-завтра их найдут, и дело будет закрыто. Мьюз, к сожалению, тоже остается за нами. Простите, но в этой жизни так много всяких тайн – не слишком приятных для простого народа…
– Выключи, бога ради! – взмолился Хикки.
Портлендские репортеры, еще не успевшие получить команду “отбой”, склоняли его доброе имя на все корки. Сети ломились обвинениями во всех смертных грехах и недоумением по поводу того, что мерзкий и злобный Ричард Махтхольф, возжелавший ради страховой премии угробить свой экипаж и пассажиров, до сих пор болтается на свободе.
Не дожидаясь, когда Ирэн выполнит его просьбу, Хикки поднялся и самолично вырубил проектор.
– Судиться с ними, говнюками, – предложил Этерлен.
– Истинно так, – поддержал его Лоссберг, смотревший неестественно прямо перед собой.
Сегодня господа генералы впервые за все время операции напились по-настоящему. Лоссберг блестяще продемонстрировал, как умеют пить имперские асы, а Этерлен старался не отставать от его темпа. В результате к наступлению темноты он ударился в долгие рассуждения о бренности всего сущего, а Лоссберг, более трезвый, но и более меланхоличный, поддакивал ему странными цитатами из давно почивших мудрецов.
Хикки не особенно прислушивался к их бормотанию. Он смотрел на сидящую перед ним Ирэн и с нежностью думал о том, что у них, наверное, еще будет время отдохнуть на побережье. Он и она, вдвоем, как когда-то… он и она, и целый мир вокруг. Мир, который готовится рухнуть. Но у них будет время, его не может не быть: ведь им всегда везло. С тех самых пор, как он познакомился с нею, их хранили добрые и мудрые ангелы. Они и сейчас здесь, рядом с ними. Они не могут уйти, потому что эпоха неудач давно закончилась…
– И честь, – четко произнес Этерлен, – это не то, что может быть забыто грядущими поколениями. Верность долгу, преданность и самоотречение…
– А-а-а!!! – заревел Лоссберг, боком падая со стула.
И голова Этерлена разлетелась фонтаном брызг. Хикки успел вскочить и даже выхватить из кобуры “моргенштерн”. Он не видел, откуда их атакуют, но все же успел понять, что выстрелы гремят из глубины темного коридора, который вел в холл на первом этаже. Он даже успел вскинуть руку – и рухнул прямо на свою жену, уже мертвую.
В кухню медленно, крадучись вошли двое: высокая девушка, закутанная в дождевой плащ, и худощавый подросток с трехствольным черным излучателем в руках.
– Здесь был еще один, – тревожно сказал парень.
– По-моему, тебе показалось, – возразила девушка, осматриваясь. – Посмотри, он еще жив…
Юноша наклонился над хозяином дома, из-за которого они сюда и пришли, и опустил излучатель, готовясь разнести ему голову, но не успел; через стол оглушающе громко ударил выстрел. Несколько секунд юноша стоял на месте, потом черты его лица смазались потоком крови, и он тяжело рухнул на бок.
Девушка бессильно выронила свой “хенклир”.
Из-за опрокинутого стола на нее смотрела пара стволов древнего бластера.
– И все-таки я ошибся, – горько сказал Лоссберг. – Я ошибся, Анна… или Роми, как правильнее?
Он достал из кармана телефон, набрал короткий код и некоторое время говорил, не сводя глаз с застывшей, как статуя, девушки.
– Я ошибся в самом конце. Как глупо, не правда ли?
Она молчала, глядя на него расширившимися от ужаса глазами; он казался ей демоном, восставшим из ада, чтобы бороться за свою адскую справедливость. Она молчала.
– Вы убили столько людей… Бедный, верный старый Пол с его растрепанными нервами: сегодня он спас жизнь молодой женщине и троим ее дочуркам, и еще многим людям. Ирэн, жена Хикки: она-то что сделала вам плохого? За что вы хотели ей отомстить? А за что вы мстили полковнику Махтхольфу – за то, что его оболгали репортеры, а вы успели поверить, что он в чем-то повинен? Или ты думала, что в твоей трагедии виноваты владельцы компаний, якобы “бросившие” ваш корвет без конвоя?..
Лоссберг сдернул с девушки плащ, под которым обнаружился небольшой арсенал, тщательно разоружил ее и присел на кухонный стол со множеством дверок.
– Эти люди были очень нужны Империи, – медленно сказал Лоссберг, не глядя на стоявшую перед ним Роми. – Теперь ты уже не увидишь всего того, что скоро начнется. Наверное, это даже везение… в некотором роде.
– Ты убьешь меня? – спросила она с неожиданной твердостью в голосе.
– Да, потому что я должен отомстить. И еще потому, что тебя все равно убьют, как только Хикки Махтхольф придет в себя. И еще, ты разочаровала меня: это глупо…
Он неторопливо раскурил сигару и поднял на нее измученные, полные тоски глаза; потом неуловимым жестом вскинул свой бластер.
Посмотрев на залитое кровью лицо девушки, легион-генерал Райнер Лоссберг взял со стола бутыль рома и вышел сквозь распахнутую заднюю дверь в сад. Над ним равнодушно светилось желтоватое зарево никогда не засыпающего Портленда. Звезд не было видно. Лоссберг сделал солидный глоток и подумал о том, что еще никогда ему не приходилось убивать человека, глядя прямо в лицо.
Но это оказалось легко.
В те дождливые дни в Портленд слетелось немалое количество дорогих яхт, сопровождаемых конвоями, и тяжелых, до зубов вооруженных частных фрегатов. Люди на таможне знали: прилетели конвойные “короли”, и удивлялись, потому что до ежегодной Транспортной конференции оставалось больше месяца, а эти люди очень не любили менять свои привычки.
Все они собрались в роскошном зале отеля “Эмпайр Крайст”, и случайный зевака мог бы отметить присутствие небывалого количества охраны, а также худощавых людей в черных мундирах.
Погрузившись в уютные кресла и приготовившись слушать, они ждали недолго. На трибуну вышел сухощавый старик с длинными пепельно-седыми волосами. На нем был черный мундир. На плечах тускло отливали золотом эполеты вице-маршала, и все собравшиеся в зале знали, с кем они имеют дело.
– Многим людям пришлось умереть, – негромко сказал он, – для того, чтобы мы могли встретиться с вами здесь… едва избежал смерти человек, добившийся умиротворения, благодаря которому мы пришли к согласию, – вы знаете имя этого человека.
По рядам прошел негромкий, уважительный ропот. Они знали, о ком он говорит.
– Еще многие, многие люди умрут – умрем и мы с вами, но прежде нам остается исполнить долг. Пришел ваш черед служить Империи, умирать для Империи, и все вы знаете, что у вас нет другого пути. Ваши экипажи подготовлены лучше, чем громадное большинство кадровых, ваши командиры умеют сражаться и избегать поражений – теперь они покажут, как надо побеждать. Сегодня мы знаем: у нас есть еще несколько лет, и мы успеем подготовиться. Мы создали крепость, имя ей – Ахерон. Там будут собраны лучшие умы человечества, а для охраны потребуются его лучшие воины – и вам придется стать ими. Ваши флоты и армады станут костяком наших сил на Ахероне. Вам придется выполнять сложные задачи, но я знаю, что вы с ними справитесь, – потому что если не вы, то кто же?..
– Вы пилот? – удивилась Леа.
– Я офицер СБ. Почти семь лет назад я уволился в резерв, а теперь мне опять пришлось надеть погоны.
– Простите, – перебила его комиссар, – я все время хотела спросить: зачем вы убили Жирного Ника? Ведь риск был огромен…
– Это Этерлен, – поморщился Хикки. – Он настаивал – после Йохансона и той истории с Шанцевым. К тому же у нас не было никакой уверенности, что “королей” валят не из-за него… теперь-то все понятно. Хотя нет, какое там, к черту, понятно! Кто такой этот мальчишка Батицкий? По чьему приказу он, кадет Академии СБ, стал изощренным киллером?.. Вы ощущаете, насколько бредово это звучит: кадет-киллер? Да какой киллер! Теперь, конечно, ясно, почему убийцы не оставляли никаких следов. Кадет-старшекурсник умеет гораздо больше, чем лучший из полицейских “волков”.
– Это как-то связано с вашей миссией?
– И да и нет, мэм комиссар. Моя миссия – вовсе не расследование причин гибели конвойных и транспортных боссов. Все намного сложнее… вопрос, которым я занимаюсь, может показаться не слишком значительным, но для нас он чрезвычайно важен. Всех нас ждет война, в которой, наверное, не будет победителей. Мы с вами, несомненно, погибнем, но человечество как раса может уцелеть. Поэтому тут нет и не может быть мелочей. Каждая такая “мелочь” – это песчинка на чаше весов.
Леа Малич покачала головой и тихонько вздохнула.
“Они еще не понимают, вдруг подумал Хикки, они, цивильные, все еще думают, что ее величество Война обойдет их дома стороной, прогремит, как это уже было, где-то там, среди далеких звезд. Но на этот раз все будет не так. Или мы, или они, и никак иначе. Она думает, что впереди еще целая жизнь, – но ее, увы, уже нет. Когда вокруг вскипят океаны, жить будет поздно…..
Время жить и время умирать. Первое уже позади, и теперь мне ли бояться смерти? Я умру, как умрете и вы все… но, может быть, прежде чем умереть, я смогу сохранить для будущего другие жизни? Так дерево, погибая от жары в засушливый год, продолжает разбрасывать вокруг себя летучие семена в надежде, что хоть некоторые из них смогут дожить до оживляющего ливня и посеять новую жизнь. И возможно, она будет не такой, как прежде”.
– Я верю в человека, – сказал вдруг Хикки, глядя, как тают под крылом далекие дюны побережья, – я верю в то, что мы еще молоды и впереди у нас огромный запас пассионарных сил. Я не знаю, что нас ждет: может быть, как предрекают некоторые, упадок и новые Темные Века, но я уверен в том, что все вернется – новая слава ляжет поверх старой, вознося имя человеческое. Ради этого не страшно умирать…
Леа посмотрела на него с удивлением, к которому примешивалось восхищение.
Не видя ее глаз, Хикки все так же продолжал смотреть в боковое окошко кабины.
– Возьмите правее, – сказал он. – Кажется, мы уже вышли из зоны безопасности порта.
***
Выйдя из коптера, женщина долго рассматривала старый “замок”, не двигаясь с места. Хикки терпеливо ждал, когда она насытится впечатлениями; из глубины дома раздавались отрывистые команды Этерлена, который с помощью Лоссберга готовился к допросу захваченного террориста. По его речи Хикки сразу понял, что он собирается использовать “химию”. Такой допрос, основанный на гипнотических способностях дознавателя, требовал немалой энергии. Хикки знал, что Этерлен в этом отношении гораздо сильнее его самого, но беспокоился за сохранность нервной системы генерала.
“В случае чего, – решил он, – придется подключаться самому”.
– Кто это построил? – спросила Леа, подходя к фиолетовой лестнице “замка”.
– Так, один сумасшедший, – отмахнулся Хикки. – Собирался воевать с призраками. Идемте, они наверху.
Этерлен и Лоссберг расположились в просторном холле второго этажа. Мьюз, уже приведенный в чувство, был крепко привязан к креслу. Он выглядел жалко: глядя, как Этерлен умело собирает инъектор, террорист мелко трясся, по его лицу текли крупные капли пота.
– Что, парень, – говорил Этерлен, – хватать женщин и детей ты умеешь, а укольчиков боишься? Ничего, сейчас мы прочистим тебе мозги…
– Это так называемый “психосиловой допрос”, – объяснил Хикки женщине. – Вам, разумеется, такие номера запрещены. Даже мы применяем их только в исключительных случаях: это довольно опасно.
Этерлен прикоснулся инъектором к шее Мьюза, и тот сразу же обмяк, в глазах появился пустой идиотический блеск.
– Так, теперь тишина, – Этерлен сразу стал серьезен. – Всем молчать, молчать!
Он уселся верхом на стул и начал:
– Александр Кеннет Мьюз, в каких отношениях вы состоите с Всеславом Батицким, кадетом Академии Имперской Службы Безопасности?
– Всеслав – сын моей двоюродной сестры Сары Инги Батицкой, в девичестве Свенсон.
– Когда Всеслав появился на Авроре?
– Больше месяца назад, точнее припомнить не могу.
– Вспоминайте.
Лицо Мьюза исказила мука. Он тяжело вздохнул и резко, неестественно дернул головой.
– Сорок два дня тому назад.
– Какова была цель прибытия Всеслава Батицкого?
– Он собирался расправиться с несколькими известными на Авроре предпринимателями, занятыми в сфере конвойно-транспортных операций.
– С какой целью?
Мьюз промолчал. Хикки видел, как подергивается его щека: террорист изо всех сил пытался найти ответ на заданный ему вопрос, но это было не в его силах.
“Код? – подумал Хикки. – Нет, это невозможно, Пол пробился бы. Он и в самом деле не знает, какого черта пацан решил мочить всю эту публику”.
– Расправиться – значит убить?
– Да, это так.
– Почему вы согласились помогать Батицкому в этом деле?
– Я не соглашался. Он принудил меня силой оружия. Он завладел оружием своей семьи и заставил меня предоставить ему транспорт и финансовую поддержку.
– Батицкий покидал Аврору?
– Один раз. Его не было пятеро суток. Потом он вернулся, и все началось снова.
– Родители Батицкого знали, чем он тут занимается?
– Нет, не знали.
– Кто сопровождал Всеслава на Авроре?
– Высокая девушка, двадцать два–двадцать три года, зовут Роми. Фамилия мне не известна. Они жили у родителей Батицкого.
– Каково было психическое состояние Всеслава Батицкого после прибытия на Аврору?
– После отчисления из Академии он получил психотравму, но с отчислением она связана не была. Подробности мне не известны. Он был очень скрытен, и даже родители не могли сказать, что же с ним произошло.
Хикки нахмурился. Психотравма! Кадет был отчислен… почему отчислен? Какая психотравма, не связанная с отчислением, могла заставить пацана схватиться за оружие?!
Ему хотелось скорее включить свой терминал, но допрос следовало довести до конца – и ни в коем случае не мешать Этерлену.
– Где сейчас находятся Батицкий и Роми?
Молчание. Мьюз задергался, из его глаз вдруг брызнули слезы, и голова допрашиваемого безвольно упала на грудь. Этерлен шумно выдохнул и, пошатываясь, встал на ноги.
– Хик, – сказал он, – мне нужно полежать. Просмотри все, что можно найти на этого гада Батицкого. Слабак он, этот Мьюз. Но… он действительно не знает.
Лоссберг помог Этерлену доковылять до стоявшего в холле дивана и повернулся к Хикки:
– Где твой терминал?
– Идемте вниз, – устало сказал Хикки.
– Он жив? – произнесла Леа, с ужасом рассматривая бесчувственного Мьюза.
– Он придет в себя часа через три, может, больше. Я не поручусь за его психическое здоровье. Некоторые люди плохо переносят такую “промывку”.
Спустившись в кухню, Лоссберг раскупорил бутылку “Крови” из своих личных запасов и запек в печке бутерброды с ветчиной. Хикки не отрываясь выпил почти целый стакан немного сладковатого напитка – Леа смотрела на него с ужасом – и принялся за работу. Войдя в закрытые сети Конторы, он нашел том “Академия” и принялся шарить по отметкам кадровой службы. Отчисленного в этом году кадета Всеслава Батицкого он нашел сразу.
В личном деле парня не обнаружилось никаких записей, свидетельствовавших о его служебной непригодности. Проступков, могущих послужить основанием для отчисления, тоже не было, тем более что кадет Батицкий был отчислен с почетом и правом поступления на старшие курсы любого высшего учебного заведения Империи, включая Академии ВКС и Планетарно-Десантных Сил.
Хикки недоуменно почесался и начал поиск снова. Вскоре ему все стало ясно. В графе “агрессивность”, одной из самых важных при оценке будущего офицера СБ, стояла восьмерка.
– Лосси, – сказал он, придвигая к себе тарелку с бутербродами, – какая “злобность” была у тебя на выпуске?
– Двадцать четыре, – мрачно отозвался генерал. – Самая веселая на курсе.
– А у меня – двадцать, – хмыкнул Хикки.
– Ты к чему это?
– К тому, что нашему клиенту после девятого курса поставили восьмерку. С таким темпераментом ему надо не в Контору, а в монастырь Святого Лаврентия.
– И что, из-за этого его отчислили?
– Разумеется… так, теперь полюбуемся на его дальнейшую личную жизнь. Ты слышал, что даже после увольнения любого, кто был связан с нашим заведением, “ведут” еще в течение трех лет? Сейчас будем рыться в досье: может, оно расскажет нам про его таинственную “психотравму”.
Закончив читать, Хикки некоторое время задумчиво посасывал сигару, а потом налил себе еще виски. По его виду Лоссберг понял, что с парнем случилось что-то достаточно серьезное.
– Что ты там нашел? – спросил он. – Разверни ко мне дисплей.
– Я прочитаю вслух, – сказал Хикки. – Итак… “При переходе с Краба на Аврору корвет типа “Каспер”, принадлежащий компании “Золкин Спейстранс Корп”, вследствие ошибки штурмана не смог выйти в точку рандеву с коммерческим конвоем в составе…” Так, это не интересно, вот, слушайте: “…корвет был атакован пиратским броненосцем типа “Огар” корварского производства. По свидетельству капитана Романы Ренье и экс-кадета Батицкого – единственных, кто сумел выжить после нападения, большинство членов экипажа покончили с собой, осознав бесполезность сопротивления. По ее словам, капитан Ренье застрелила всех остальных пассажиров, так как все они высказали пожелание умереть раньше, чем призовая партия взойдет на борт. В дальнейшем Ренье и Батицкий сумели оказать призовой партии посильное сопротивление и спрятаться в верхнем радарном гнезде. Менее чем через час после нападения они были сняты с корвета “Каспер” экипажем росского патрульного линкора. Броненосец типа “Огар” покинул район атаки и сумел уйти от преследования”.
– Ого-го! – воскликнул Лоссберг. – Я такого еще не видел…
– Это еще ерунда, ты слушай дальше. “Командир линкора Шай-Яур Ворготтир, проведя экспресс-дознание, полностью подтвердил показания Ренье и Батицкого. Экспертиза, проведенная на Беатрис, куда и был доставлен корвет “Каспер”, также не нашла улик, свидетельствующих против показаний пострадавших. Военная прокуратура Беатрис признала возбуждение уголовного дела нецелесообразным; его милость лорд-прокурор генерал Люк выразил капитану Ренье свое восхищение”. Как вам это нравится?
– Я не совсем понимаю, – вмешалась Леа, – как это она застрелила пассажиров?
– Вот так, – хмуро дернул щекой Лоссберг. – Вы, видно, никогда не летали… Если корабль не может больше сопротивляться и “корварец” уже близко, для пассажиров лучше умереть раньше, чем до них доберутся пираты. Корварцы приятные парни, но их пиратские кланы – это что-то, не укладывающееся в наши представления. Черт, если бы я знал, то “Огар” бы от меня так просто не ушел. Ну ничего, у меня еще будет время почесать об него зубы. Я подниму свой дивизион, и тогда мы посмотрим, поможет ли ему его древняя броня.
– Ты уверен, что это тот самый? – бросил Хикки.
– А все другие давно сгнили…
Хикки хлебнул виски и с шумом захлопнул свой терминал. Несколько секунд они с Лоссбергом смотрели в глаза друг другу, потом генерал криво усмехнулся и потянулся к бутылке.
– Выпью за упокой их душ, – решил он. – Такое бывает… и понятно, почему прокурор Люк восхитился действиями этой Роми. Не у всякого хватит нервов убивать беззащитных людей, особенно когда они сами об этом просят. Но все-таки я еще не совсем понимаю, какого ж дьявола этот малолетний негодяй стал крушить ни в чем не повинных “королей”.
– Мы можем только догадываться, – покачал головой Хикки. – Теперь я знаю, что мы с Полом всю дорогу шли не в ту сторону. Когда я увидел рожу этого Мьюза… вот черт, прямо смешно становится. Покойник Иохансон видел в “Околице” Мьюза с каким-то типом и слышал, как они болтали об убийстве лидданского консула и мести за “Каспер”. Пол с его постоянным психозом решил, что речь может идти только о твоем приятеле Кирпатрике. С этого все и началось. Мы метались, как слепцы туманной ночью, – то туда, то сюда! А надо было идти по другому пути… Хотя я до сих пор не совсем понимаю, для чего нужно было убивать несчастного консула.
Леа Малич задумчиво отхлебнула из своего бокала.
– Никогда бы не подумала, что так может быть. А если мы их задержим, то кто будет вести дело – вы или полиция?
– Никакого дела не будет. В таких случаях Контора всегда прячет концы в воду, – уверенно сказал Лоссберг. – Так что вам лучше молчать, Леа. Вы можете лететь домой: по дороге сюда Этерлен вызвал из Стоунвуда особую бригаду “чистильщиков”, и если наша парочка еще в Портленде, то не сегодня-завтра их найдут, и дело будет закрыто. Мьюз, к сожалению, тоже остается за нами. Простите, но в этой жизни так много всяких тайн – не слишком приятных для простого народа…
***
– Выключи, бога ради! – взмолился Хикки.
Портлендские репортеры, еще не успевшие получить команду “отбой”, склоняли его доброе имя на все корки. Сети ломились обвинениями во всех смертных грехах и недоумением по поводу того, что мерзкий и злобный Ричард Махтхольф, возжелавший ради страховой премии угробить свой экипаж и пассажиров, до сих пор болтается на свободе.
Не дожидаясь, когда Ирэн выполнит его просьбу, Хикки поднялся и самолично вырубил проектор.
– Судиться с ними, говнюками, – предложил Этерлен.
– Истинно так, – поддержал его Лоссберг, смотревший неестественно прямо перед собой.
Сегодня господа генералы впервые за все время операции напились по-настоящему. Лоссберг блестяще продемонстрировал, как умеют пить имперские асы, а Этерлен старался не отставать от его темпа. В результате к наступлению темноты он ударился в долгие рассуждения о бренности всего сущего, а Лоссберг, более трезвый, но и более меланхоличный, поддакивал ему странными цитатами из давно почивших мудрецов.
Хикки не особенно прислушивался к их бормотанию. Он смотрел на сидящую перед ним Ирэн и с нежностью думал о том, что у них, наверное, еще будет время отдохнуть на побережье. Он и она, вдвоем, как когда-то… он и она, и целый мир вокруг. Мир, который готовится рухнуть. Но у них будет время, его не может не быть: ведь им всегда везло. С тех самых пор, как он познакомился с нею, их хранили добрые и мудрые ангелы. Они и сейчас здесь, рядом с ними. Они не могут уйти, потому что эпоха неудач давно закончилась…
– И честь, – четко произнес Этерлен, – это не то, что может быть забыто грядущими поколениями. Верность долгу, преданность и самоотречение…
– А-а-а!!! – заревел Лоссберг, боком падая со стула.
И голова Этерлена разлетелась фонтаном брызг. Хикки успел вскочить и даже выхватить из кобуры “моргенштерн”. Он не видел, откуда их атакуют, но все же успел понять, что выстрелы гремят из глубины темного коридора, который вел в холл на первом этаже. Он даже успел вскинуть руку – и рухнул прямо на свою жену, уже мертвую.
В кухню медленно, крадучись вошли двое: высокая девушка, закутанная в дождевой плащ, и худощавый подросток с трехствольным черным излучателем в руках.
– Здесь был еще один, – тревожно сказал парень.
– По-моему, тебе показалось, – возразила девушка, осматриваясь. – Посмотри, он еще жив…
Юноша наклонился над хозяином дома, из-за которого они сюда и пришли, и опустил излучатель, готовясь разнести ему голову, но не успел; через стол оглушающе громко ударил выстрел. Несколько секунд юноша стоял на месте, потом черты его лица смазались потоком крови, и он тяжело рухнул на бок.
Девушка бессильно выронила свой “хенклир”.
Из-за опрокинутого стола на нее смотрела пара стволов древнего бластера.
– И все-таки я ошибся, – горько сказал Лоссберг. – Я ошибся, Анна… или Роми, как правильнее?
Он достал из кармана телефон, набрал короткий код и некоторое время говорил, не сводя глаз с застывшей, как статуя, девушки.
– Я ошибся в самом конце. Как глупо, не правда ли?
Она молчала, глядя на него расширившимися от ужаса глазами; он казался ей демоном, восставшим из ада, чтобы бороться за свою адскую справедливость. Она молчала.
– Вы убили столько людей… Бедный, верный старый Пол с его растрепанными нервами: сегодня он спас жизнь молодой женщине и троим ее дочуркам, и еще многим людям. Ирэн, жена Хикки: она-то что сделала вам плохого? За что вы хотели ей отомстить? А за что вы мстили полковнику Махтхольфу – за то, что его оболгали репортеры, а вы успели поверить, что он в чем-то повинен? Или ты думала, что в твоей трагедии виноваты владельцы компаний, якобы “бросившие” ваш корвет без конвоя?..
Лоссберг сдернул с девушки плащ, под которым обнаружился небольшой арсенал, тщательно разоружил ее и присел на кухонный стол со множеством дверок.
– Эти люди были очень нужны Империи, – медленно сказал Лоссберг, не глядя на стоявшую перед ним Роми. – Теперь ты уже не увидишь всего того, что скоро начнется. Наверное, это даже везение… в некотором роде.
– Ты убьешь меня? – спросила она с неожиданной твердостью в голосе.
– Да, потому что я должен отомстить. И еще потому, что тебя все равно убьют, как только Хикки Махтхольф придет в себя. И еще, ты разочаровала меня: это глупо…
Он неторопливо раскурил сигару и поднял на нее измученные, полные тоски глаза; потом неуловимым жестом вскинул свой бластер.
Посмотрев на залитое кровью лицо девушки, легион-генерал Райнер Лоссберг взял со стола бутыль рома и вышел сквозь распахнутую заднюю дверь в сад. Над ним равнодушно светилось желтоватое зарево никогда не засыпающего Портленда. Звезд не было видно. Лоссберг сделал солидный глоток и подумал о том, что еще никогда ему не приходилось убивать человека, глядя прямо в лицо.
Но это оказалось легко.
Эпилог
В те дождливые дни в Портленд слетелось немалое количество дорогих яхт, сопровождаемых конвоями, и тяжелых, до зубов вооруженных частных фрегатов. Люди на таможне знали: прилетели конвойные “короли”, и удивлялись, потому что до ежегодной Транспортной конференции оставалось больше месяца, а эти люди очень не любили менять свои привычки.
Все они собрались в роскошном зале отеля “Эмпайр Крайст”, и случайный зевака мог бы отметить присутствие небывалого количества охраны, а также худощавых людей в черных мундирах.
Погрузившись в уютные кресла и приготовившись слушать, они ждали недолго. На трибуну вышел сухощавый старик с длинными пепельно-седыми волосами. На нем был черный мундир. На плечах тускло отливали золотом эполеты вице-маршала, и все собравшиеся в зале знали, с кем они имеют дело.
– Многим людям пришлось умереть, – негромко сказал он, – для того, чтобы мы могли встретиться с вами здесь… едва избежал смерти человек, добившийся умиротворения, благодаря которому мы пришли к согласию, – вы знаете имя этого человека.
По рядам прошел негромкий, уважительный ропот. Они знали, о ком он говорит.
– Еще многие, многие люди умрут – умрем и мы с вами, но прежде нам остается исполнить долг. Пришел ваш черед служить Империи, умирать для Империи, и все вы знаете, что у вас нет другого пути. Ваши экипажи подготовлены лучше, чем громадное большинство кадровых, ваши командиры умеют сражаться и избегать поражений – теперь они покажут, как надо побеждать. Сегодня мы знаем: у нас есть еще несколько лет, и мы успеем подготовиться. Мы создали крепость, имя ей – Ахерон. Там будут собраны лучшие умы человечества, а для охраны потребуются его лучшие воины – и вам придется стать ими. Ваши флоты и армады станут костяком наших сил на Ахероне. Вам придется выполнять сложные задачи, но я знаю, что вы с ними справитесь, – потому что если не вы, то кто же?..