— Есть, сэр, — скованным голосом отозвался Криш.
С искаженным от волнения лицом он сделал шаг назад и отдал капитану честь, получив слабый ответный салют.
Тогда лейтенант повернулся на каблуках и пошел прочь.
Через несколько секунд после этого мерцающее поле ортогонального времени исчезло. Лучевой пистолет, из которого капитан намеревался застрелиться, выпал у него из руки. Не прошло и секунды, как поле появилось снова, но это была секунда, когда капитан увидел.
Увидел страт. Темпоральный субстрат.
Пучину Потенциального бремени.
Увидел лишь на миг, но здесь и мига более чем достаточно. К счастью — а может быть, к несчастью, — вернувшееся ортогональное поле спасло капитана, погрузив в беспамятство. Действие страта на разум не вызывает милосердного забытья, но при возвращении в бегущее время возникает удар по сознанию неимоверной силы. Этон сразу лишился чувств.
Еще через несколько секунд два унтер-офицера, отчаянно бегущие к спасательным плотам, увидели лежащего капитана. Без раздумий, рефлекторно, каждый из них схватил Этона за руку, и капитана поволокли к плоту номер три.
Когда поле ортогонального времени (то есть времени, доступного пониманию человеческого разума) разрушается, оно исчезает не сразу. Его пузыри и фрагменты существуют еще минут десять, вихрясь и дрейфуя в страте.
Один из таких пузырей и болтался у стоянки плота номер три.
У входного люка бурлила свалка. В панике забыв о дисциплине, около тридцати человек дрались между собой за право первым войти в плот — хотя при организованной посадке места хватило бы всем. Прибежавший лейтенант Криш попытался навести порядок, но был застрелен сержантом Квейлом, который, раздобыв где-то лучевой пистолет, неуклюже сжимал его в медной перчатке скафандра.
На то у Квейла были веские причины. Ему надо было, чтобы никто, знающий тайну его вины, кроме собратьев сектантов, не попал на плот. Убедившись, что все члены секты разместились внутри плота, Квейл забрался внутрь сам и стал готовиться к катапультированию.
Но среди тех, кто в суматохе погрузился на плот, были и два унтер-офицера, принесшие лежащего без сознания Этона. Оставив капитана на полу, они храбро бросились обратно помогать раненым. Это их и погубило. Квейл с негодованием бросился вперед, чтобы избавиться от возможного свидетеля, но опоздал. Пассажиры плота, решив, что и так уже протянули достаточно, запустили процедуру аварийного катапультирования. Крышка входного люка захлопнулась, и внутри плота загудела установка локального ортогонального поля.
Последние клочки поля корабля уже рассыпались, и разбитый эсминец наполнялся стратом. В некотором смысле он прекратил свое материальное существование, поскольку материя не может сохранять свои свойства без вектора времени, придающего ей сущность. Плот же, как материальное тело, беспрепятственно миновал уже не существующие переборки и пустился в свободное плавание.
И это был единственный плот, которому удалось покинуть «Молот Империи». Все остальные были либо повреждены, либо не успели включить поле времени. Включив экран маломощного бета-радара плота, уцелевшие с эсминца увидели рядом с собой неясный силуэт огромного корабля Гегемонии. Хрононавты со страхом ожидали неминуемой гибели, но клиновидный корабль повернулся к ним кормой и быстро вышел за пределы чувствительности радара.
Сержанта Квейла, так и не снявшего скафандр, била дрожь. В неразберихе посадки он не думал о том, чем грозит ему убийство, но теперь понимал, что остались тела, от которых не избавиться, и свидетели, которым не заткнуть рот. Глядя на капитана Этона, Квейл обливался потом, надеясь только, что командир умрет, не приходя в сознание.
После катапультирования плот стал автоматически подавать сигнал вращающимся бета-пучком. Ничего другого для своего спасения пассажиры плота сделать не могли. Сидя кто где, они дожидались — то ли спасения, то ли судьбы, которая хуже смерти.
Глава 2
С искаженным от волнения лицом он сделал шаг назад и отдал капитану честь, получив слабый ответный салют.
Тогда лейтенант повернулся на каблуках и пошел прочь.
Через несколько секунд после этого мерцающее поле ортогонального времени исчезло. Лучевой пистолет, из которого капитан намеревался застрелиться, выпал у него из руки. Не прошло и секунды, как поле появилось снова, но это была секунда, когда капитан увидел.
Увидел страт. Темпоральный субстрат.
Пучину Потенциального бремени.
Увидел лишь на миг, но здесь и мига более чем достаточно. К счастью — а может быть, к несчастью, — вернувшееся ортогональное поле спасло капитана, погрузив в беспамятство. Действие страта на разум не вызывает милосердного забытья, но при возвращении в бегущее время возникает удар по сознанию неимоверной силы. Этон сразу лишился чувств.
Еще через несколько секунд два унтер-офицера, отчаянно бегущие к спасательным плотам, увидели лежащего капитана. Без раздумий, рефлекторно, каждый из них схватил Этона за руку, и капитана поволокли к плоту номер три.
Когда поле ортогонального времени (то есть времени, доступного пониманию человеческого разума) разрушается, оно исчезает не сразу. Его пузыри и фрагменты существуют еще минут десять, вихрясь и дрейфуя в страте.
Один из таких пузырей и болтался у стоянки плота номер три.
У входного люка бурлила свалка. В панике забыв о дисциплине, около тридцати человек дрались между собой за право первым войти в плот — хотя при организованной посадке места хватило бы всем. Прибежавший лейтенант Криш попытался навести порядок, но был застрелен сержантом Квейлом, который, раздобыв где-то лучевой пистолет, неуклюже сжимал его в медной перчатке скафандра.
На то у Квейла были веские причины. Ему надо было, чтобы никто, знающий тайну его вины, кроме собратьев сектантов, не попал на плот. Убедившись, что все члены секты разместились внутри плота, Квейл забрался внутрь сам и стал готовиться к катапультированию.
Но среди тех, кто в суматохе погрузился на плот, были и два унтер-офицера, принесшие лежащего без сознания Этона. Оставив капитана на полу, они храбро бросились обратно помогать раненым. Это их и погубило. Квейл с негодованием бросился вперед, чтобы избавиться от возможного свидетеля, но опоздал. Пассажиры плота, решив, что и так уже протянули достаточно, запустили процедуру аварийного катапультирования. Крышка входного люка захлопнулась, и внутри плота загудела установка локального ортогонального поля.
Последние клочки поля корабля уже рассыпались, и разбитый эсминец наполнялся стратом. В некотором смысле он прекратил свое материальное существование, поскольку материя не может сохранять свои свойства без вектора времени, придающего ей сущность. Плот же, как материальное тело, беспрепятственно миновал уже не существующие переборки и пустился в свободное плавание.
И это был единственный плот, которому удалось покинуть «Молот Империи». Все остальные были либо повреждены, либо не успели включить поле времени. Включив экран маломощного бета-радара плота, уцелевшие с эсминца увидели рядом с собой неясный силуэт огромного корабля Гегемонии. Хрононавты со страхом ожидали неминуемой гибели, но клиновидный корабль повернулся к ним кормой и быстро вышел за пределы чувствительности радара.
Сержанта Квейла, так и не снявшего скафандр, била дрожь. В неразберихе посадки он не думал о том, чем грозит ему убийство, но теперь понимал, что остались тела, от которых не избавиться, и свидетели, которым не заткнуть рот. Глядя на капитана Этона, Квейл обливался потом, надеясь только, что командир умрет, не приходя в сознание.
После катапультирования плот стал автоматически подавать сигнал вращающимся бета-пучком. Ничего другого для своего спасения пассажиры плота сделать не могли. Сидя кто где, они дожидались — то ли спасения, то ли судьбы, которая хуже смерти.
Глава 2
Первый узел: Хронололис, столица Хронотической Империи, резиденция Его Всевременного Величества, Наместника Императора Филиппа Иксианринского и местоположение хранилища имперской мудрости — самого Императора.
Хронополис густо застроен зданиями и широк. В утреннем свете (лучи восходящего солнца особенно выгодно подчеркивали всю роскошь и великолепие главного города Империи) его башни, мосты-арки и минареты сверкали и горели, отбрасывая от себя длинные, резко очерченные тени, падающие на здания пониже — обиталища многоязычного населения города: на кварталы Хевениан, отличавшиеся обилием аркад; на более строгие улицы Берек, и другие. Люди всех стран и всех периодов Хронотической Империи стремились в Хронополис.
Неописуемых размеров и сложной постройки дворец располагался в центре города, что было отличным решением как с практической, так и с эстетической точек зрения. Подобно пауку, сидящему в центре своей паутины, дворец распространял свои волоконца-щупальца во все стороны Хронополиса, и было почти невозможно сказать, где кончается он, а где начинается город. Это смешение имело и функциональный, и эмоциональный смысл: дворец постепенно проникал в. город в виде правительственных институтов, военных учреждений и церковных организаций — трех столпов любого строя. Резиденция его преосвященства архикардинала Ремуара также находилась на территории дворца, благодаря чему все бразды правления, политические и духовные, оказывались в руках Его Всевременного Величества. С верхних этажей дворца, откуда открывался великолепный вид на кварталы города, можно было видеть на западных его окраинах мощную верфь кораблей времени, работа в которой в последнее время кипела и днем и ночью.
В день имдара пятого месяца двести четвертого года (по летосчислению, ведущемуся от находящегося в прошлом временного буфера, известного также под названием «Барьер» — нулевой точки хронологии Империи) число событий и действий, происходящих, происшедших и готовящихся произойти во дворце, было слишком большим, чтобы перечислить их все. В залах, кабинетах, салонах и часовнях дворца кипела повседневная работа тысячелетней Империи, и члены династии Иксианов, имеющие во дворце резиденцию, могли, если желали, следить за этой работой. Так обычно и бывало — кроме священных дней празднеств.
Среди дел государственных не последним по важности было и обучение будущих правителей Империи. Во внутренних покоях дворца брат Мундан, один из дюжины назначенных преподавателей, с трудом преодолевая недисциплинированность слушателей, преподавал традиции династии юным Иксианам, среди которых были и очень близкие родственники самого наместника.
Даже коричневой сутаны брата Мундана и его глубокого капюшона, даже всего величия стоящей за ним Церкви (а Церковь, разумеется, держала все образование в своих руках) было не вполне достаточно, чтобы преодолеть развязность этих юношей, ставящих себя выше любой нормы, в том числе и в делах религии. По счастью, в качестве основного метода преподавания Церковь рекомендовала повторение, и оно в конечном счете не оставляло ученикам другого выхода, как подчиниться. Например, тему сегодняшнего урока «Образование Империи» — сложную смесь истории, абстрактной физики и религиозных догматов — иным методом им вдолбить было просто невозможно. Сегодня этот урок повторялся уже двенадцатый раз.
— Чему, — хорошо поставленным голосом спросил брат Мундан, — мы обязаны существованием Империи?
После секундной паузы с места поднялся принц Кир, племянник наместника:
— Вмешательству Бога, брат.
Мундан кивнул:
— Правильно, ваше высочество. Когда-то давным-давно время беспрепятственно тянулось из бесконечного прошлого в бесконечное будущее, подверженное разве что медленным изменениям, берущим начало от естественных колебаний темпорального субстрата или временных бурь. Не было ни Империи, ни истинной религии. Религия своего рода существовала, но это было суеверие, вроде тех, которых держатся язычники будущего. Потом Бог поступком своим искупил грехи человечества. В месте, которое сейчас носит название «Шестой узел», в городе Умбуле, столице провинции, в настоящее время называющейся Почитание, Бог выбрал своим посланцем Святого Хеватара, ученого, работавшего в лаборатории правящей семьи Иксианов — вашей семьи, ваши высочества.
Взгляд брата Мундана остановился на молоденькой особе, которая больше интересовалась не тем, что говорил учитель, а тем, что шептала ей соседка.
— Принцесса Нулеа, какие три вещи открыл Бог Святому Хеватару?
Девушка испуганно вскочила на ноги. Уставившись сияющими глазами на отца Мундана, она повторила нараспев то, что давно уже выучила наизусть:
— Первое: изменчивость времени, брат Мундан. Второе: средства передвижения во времени. Третье: природа души.
— Благодарю вас, ответ верный. Устами Своего посланца Бог донес до нас, что время может быть изменено. Он научил нас, как перемещаться во времени. И поведал нам, что основное свойство души — ее вечное существование.
Он постучал указкой по кафедре, привлекая внимание.
— Первая из этих истин говорит нам о выполнимости миссии Церкви. Вторая истина свидетельствует о средствах, коими эта миссия может быть выполнена. А третья — почему эта миссия должна быть выполнена.
В голосе брата Мундана зазвучал настойчивый вопрос:
— Так почему же Церковь должна исполнять эту миссию под знаменем и защитой Хронотической Империи? — Темные глаза брата Мундана сверкнули. Этот момент урока зажигал пламя в его собственной груди.
И снова самым сообразительным из учеников оказался принц Кир.
— Потому что время не умирает, брат Мундан. Потому что душа не может покинуть тело.
— Правильно, ваше высочество, именно так, — сказал брат Мундан, чуть нахмурившись. До самых тупых из присутствующих смысл этого ответа вряд ли дошел. — Цель Церкви — донести истинную веру до всех людей — в прошлом, настоящем и будущем, — дабы установить Царствие Божие на Земле. Мы умираем, но продолжаем существовать в прошлом, ибо прошлое не исчезает. Церковь ставит своей целью изменить нашу прошлую жизнь и внести в наши души Бога.
Рассмотрим по очереди все три истины, преподанные нам Святым Хеватаром. Первое: время изменчиво. Это просто означает, что прошлое можно изменить, поскольку в абсолютном смысле нет прошлого, как нет неповторимого настоящего. Ортогональное время есть всего лишь поверхность бездонного океана потенциального времени, или темпорального субстрата: скрытых измерений вечности, внутри которых находится все сущее, не подверженное переменам от прошлого к будущему. До возникновения Империи прошлое могло меняться без воли или ведома человека, в результате ли временных бурь или естественных мутаций, подобно тому как может менять направление ветер. Теперь же, по милости Божьей, прошлое и будущее подвластны нам и могут быть изменены осознанным вмешательством.
Для такого вмешательства было два инструмента: Департамент Истории, который изменял и реструктурировал историю воздействием на ключевые события, и Хронофлоты Империи — последнее средство исполнения имперской воли. Брат Мундан считал такое положение вещей полностью и единственно правильным.
Он перешел ко второй Истине Господней, написав на доске несколько уравнений.
— Эти уравнения описывают перемещение массы сквозь время. На уроках физики вас с ними уже знакомили, поэтому сейчас основное внимание мы уделим структуре ортогонального времени — краеугольному камню стабильности Империи.
Собственно время имеет волновую структуру. Узлы волн времени движутся друг за другом с интервалом примерно в сто семьдесят лет, и особенно они важны для путешественников во времени, поскольку представляют собой «остановочные пункты» — точки покоя в напряженном энергетическом поле времени. Повторяю, что это представляет интерес лишь для путешествий во времени, поскольку переданная с одного узла на другой материя может оставаться там без дополнительных затрат энергии. В противоположность этому материя, перемешенная из узла в любую другую точку или из такой точки в узел, без постоянной затраты энергии находиться там не может. Для этого нужен известный вам прибор ортофазер. Вот почему все хронотические взаимодействия осуществляются между узлами. Семь узлов, накрытых Империей, образуют семь ее континентов, или провинций, а промежуточные периоды можно считать тылами, которыми Империя также благоволит править, но где редко показывается корабль времени, разве что для подавления восстаний или по распоряжению Департамента Истории.
— А зачем нужны узлы, брат Мундан? — с серьезным видом осведомился принц Кир.
Мундан снова нахмурился.
— Можем считать их проявлением мудрости Божьей, ваше высочество, хотя с технической точки зрения дело, в волновой структуре времени. Узлы дают Империи абсолютный стандарт измерения времени — поскольку движение узлов абсолютно, а не относительно. Нам выпало счастье жить в Первом узле. Сегодня, к примеру, день имдара пятого месяца, а завтра будет день юноны пятого месяца. Когда наступит завтра, мы можем вернуться на машине времени в сегодняшний день, в имдара, — но Первый узел отсюда уже уйдет. Он окажется в юноне. Империя в своих действиях пользуется узловым временем, а не историческим. Часы всех флотов отмеряют узловое время.
Подумайте, какой бы воцарился хаос в Империи, обладающей тайной путешествия во времени, имей само время однородную, а не узловую структуру. Вот самый простой случай: человек может попасть в завтра и встретить там самого себя. Ведь от парадоксов и противоречий, порожденных этой встречей, рухнет любой порядок! Вероятно, само бы время сломалось и утонуло в субстрате. Вот почему Бог в милосердной мудрости Своей сотворил вселенную так, чтобы расстояние между соседними узлами было больше продолжительности жизни человека, дабы он не встретил самого себя. Также для того, чтобы избегнуть вредного накопления парадоксов, запрещено выходить в межузловое время иначе как по повелению Наместника.
— А принц Нарцисс так не думает! — хихикнула принцесса Нулеа.
— Молчите! — Лицо брата Мундана побагровело от гнева. Он отлично знал, что некоторые члены императорского семейства не считают себя связанными законами, обязательными для всех остальных людей. Но позволить в своем присутствии упоминать об извращенном пороке принца Нарцисса брат Мундан не мог.
Принцесса Нулеа опустила глаза.
— Простите, брат Мундан, — пробормотала она, слегка улыбаясь.
— У меня есть вопрос, брат Мундан, — разрядил ситуацию еще один молодой принц. — Что случится, если корабль времени выйдет в ортогональное время между узлами, а все его ортофазеры окажутся сломанными или у него иссякнет энергия?
Брату Мундану уже задавали этот вопрос, в этом же самом классе. Он был убежден, что эту тему поднимают снова только потому, что она приводит его в состояние заметного беспокойства.
— В этом случае, — начал он свой ответ, стараясь заставить голос звучать спокойно, — корабль останется в фазе очень недолго. Он автоматически отстроится от фазы и вместе со всеми душами на его борту утонет в субстрате.
Брат Мундан отвернулся — и чтобы скрыть лицо, и чтобы написать некоторые следствия из уравнения массы и энергии. Эти следствия описывали систему узлов, связанную с направленным вперед импульсом времени.
Восстановив надлежащее выражение лица, учитель вновь повернулся к классу.
— Теперь мы переходим к вопросу о душе, — проговорил он негромко. — Если бы Империя утратила религию, она могла бы существовать и на двух первых истинах, хотя это уже была бы не та Империя, которую мы знаем. Знание о душе есть духовная основа Империи, получившая свое выражение в Святой Церкви.
С тем чтобы подчеркнуть серьезность вопроса, брат Мундан сделал паузу, почти ожидая дальнейшего испытания себя на прочность со стороны своих учеников. Однако все молча ожидали продолжения. Молодые люди знали, что в этом вопросе он фанатик. Любые шуточки по поводу существования души были бы немедленно сообщены архикардиналу Ремуару.
— До откровений Святого Хеватара атеисты могли утверждать, что души вообще не бывает. Но после первых же демонстрационных полетов сквозь время существование души стало неоспоримым.
Почему? Да потому, что путешествие сквозь время доказало: прошлое не исчезает после того, как наше сознание покидает его; прошлое продолжает существовать. Отсюда возникает вопрос: а как же само сознание? Продолжает ли оно существовать в прошлом, хотя мы парадоксальным образом и не осознаем это? И что случается с сознанием в момент смерти? Угаснуть оно не может — потому что в противном случае прошлое исчезало бы тоже.
Ответ на эту загадку может быть только один, и этот ответ следующий: душа ощущает себя импульсом, скользящим по времени от момента зачатия до момента смерти. После смерти человека душа перемещается сквозь время обратно к моменту зачатия и проживает ту же самую жизнь снова. Этот процесс повторяется бесконечно; таким образом и живет прошлое человека.
Это предложение доказывает существование души.
Отсюда следует, например, также и то, что бесконечное число раз в прошлом вы уже сидели в этом классе, слушая мою лекцию, и будете так же сидеть бесконечное число раз в будущем.
Брат Мундан подчеркнуто осторожно и почтительно раскрыл книгу Священного Писания и начал читать оттуда отрывок, написанный не кем-нибудь, а самим Святым Хеватаром:
— «Есть тело, и есть душа. Тело принадлежит ортогональному времени. Душа же — сущность незримая — вечна; но не преступит она назначенный ей период. Встретившись с концом этого рубежа, душа возвращается обратно к его началу и повторяет всю жизнь снова. Так душа использует данное ей Богом умение проходить сквозь время».
«Тогда почему душа не помнит прожитые ранее жизни? Причина этого кроется в травме смерти, коя стирает все воспоминания души…»
Иллюсу Тону Мейру, Главному Архивариусу Империи, иногда начинало казаться, что Ахрональный Архив, которым он руководит, живет своей собственной жизнью, отделившись от остальной Вселенной. Многие сотрудники Архива переставали выходить во внешний мир. Мейру были понятны их чувства: люди, чья работа состоит в каталогизации изменений времени, подвержены ощущению непрочности внешнего мира. Убежище от хронотической нестабильности можно было найти только здесь, в глубине подземного Архива, в его подвалах и бункерах.
Ахрональный Архив можно было бы назвать реестром вычеркнутого времени. Как только какое-то событие оказывалось измененным — будь то по естественной причине, или по приказу Департамента Истории, или в результате военных действий, — последствия этого мгновенно распространялись вниз и вверх по исторической шкале, внося полные коррективы во всех направлениях. И лишь существование Архива позволяло регистрировать эти изменения. Защищенные мощными временными буферами, подвалы Архива были непроницаемыми для мощных вибраций глобальных перемен, эхом проносящихся сквозь страт. Благодаря этому полная летопись всех реальностей Империи сохранялась в неприкосновенности и могла быть в любой момент сопоставлена с текущей реальностью.
Это была летопись призраков. Миллионы людей, целые города, народы и культуры, которые в текущей реальности никогда не существовали, оставались в компьютерах Архива. Изучение этих исчезнувших обществ было невероятно увлекательно, но разрешалось только служащим Архива. Эта информация была закрытой для всех, даже для ведущих университетов — существовала теория, утверждавшая, что знания такого рода способны ослабить ткань времени, а кроме того, могут поколебать перманентность Империи.
Иногда Мейру самому хотелось бы не знать того, что он должен был знать.
В могильном полумраке Подвала 5 приглушенное гудение компьютеров казалось зловещим. Мигающие строки индикаторов будто складывались в издевательские фразы, предвещающие мрачную судьбу.
Оператор с хмурым лицом протянул Мейру толстую пачку распечаток:
— Результаты проверены дважды, сэр. Сомнений больше нет — мы уверены в каждой строчке.
Это были результаты так называемой «Переписи несоответствий». Отдел Текущего Состояния Архива непрерывно сравнивал свои данные с данными точно такого же информационного банка на поверхности — не защищенного буферами времени. Если возникало несовпадение, немедленно выполнялась «Перепись несоответствий», и все изменения, произведенные без ведома и согласия Империи, заносились на карту.
Мельком взглянув на пачку листков, Мейр передал ее обратно оператору.
— Мне придется известить Наместника, — сказал он с Тяжелым вздохом.
Это означало, что он должен будет нанести визит во дворец — перспектива, не вызывавшая у него восторга.
Не далее как сегодня утром Мейр уже получил косвенное подтверждение, будто чтобы усилить удар. Эскадра Третьего Хронофлота вернулась в столицу, понеся большие потери в последней стычке с неприятелем. Третий Хронофлот был практически разбит и вынужден отступить, и Мейр готов был ручаться, что сейчас он имеет дело с последствиями этой битвы. Гирреад, огромный город в Пятом узле бывший довольно крупным и важным населенным пунктом уже в узле Четвертом), исчез из истории, и все души его обитателей (как гласила теория) растворились в безликой безбрежности страта, словно капли дождя в океане.
Но их хотя бы не постигла судьба хрононавтов с погибших кораблей, ушедших в Пучину в полном сознании.
Не сказав больше ни слова, главный архивариус вышел через двойную дверь в длинный низкий коридор. Из всех комнат доносился монотонный приглушенный гул. Один раз навстречу Мейру попался другой архивариус, в точно таком же белом халате, пробормотавший на ходу невнятное приветствие. Мейр постарался не встречаться взглядом с коллегой — он знал, что увидит на этом лице тревогу, которую последнее время все чаще наблюдал у своих людей. Его начинала беспокоить мысль, куда может завести усиливающийся в архивах культ безнадежного изоляционизма.
Заглянув ненадолго к себе, архивариус сбросил белый халат и поднялся на лифте на сто футов вверх, к поверхности.
Выйдя сквозь парадные двери из полумрака наземного здания, он зажмурился от яркого солнца, и у него чуть закружилась голова. Мейр сел в ожидающий автомобиль с эмблемами Архива и приказал шоферу везти себя во дворец.
Машина покатилась через панорамы и шум Хронополиса. Все вокруг казалось чуточку нереальным. Неужели это действительно существует? Можно ли сказать, будто нечто, подверженное исчезновению из времени, имеет материальную сущность? Ощущение сна, нереальности, которому подвержены все сотрудники Ахронального Архива, овладело Мейром, и ему захотелось оказаться в привычном тихом и прохладном подвале
Решив глотнуть свежего воздуха, архивариус опустил стекло, но в кабину тут же ворвался низкий мощный гул, никогда не смолкающий в этой части города. Взглянув вверх, Мейр увидел в небе колеблющуюся пелену дыма. И гул, и дым исходили от раскинувшейся в нескольких милях отсюда верфи, где заканчивалась постройка огромной армады, предназначенной для завоевания Гегемонии.
Раздраженно поморщившись, архивариус поднял стекло.
Авто неторопливо въехало в просторную арку-вход многобашенного императорского дворца. В приемной Мейра встретил адмирал Треварм, один из приближенных советников и помощников Наместника.
Архивариус спокойным голосом доложил новости. Треварм выслушал его, уставив глаза в пол, потом кивнул:
— Мы уже знаем об этом. Во дворце находится адмирал Хайт. Третий Хронофлот, которым он командует, вернулся сегодня утром после битвы с гегемонскими рейдерами, которые это сделали. — Треварм помолчал. — Насколько распространились изменения? Вы уже составили карту?
— Карта готова, адмирал. Выпадение покрывает все, что касается основания и существования города, носившего название Гирреад. Замены не существует.
— Нет альтернативного города?
— Нет.
Треварм вздохнул:
— Человеческому уму трудно это постигнуть. Вы приходите ко мне и говорите, что был когда-то город, называвшийся Гирреад, о котором я никогда не слышал, и я должен вам верить.
— Прежде чем Гирреад исчез, вы слышали о нем, — ответил Мейр, сам чувствуя, насколько слова бессильны описать таинственные движения времени. — Не далее чем месяц назад вы и я разговаривали с его правителем… или, скажем… я разговаривал с ним.
— Я не помню этого.
— Естественно. Этого никогда не было. Наша встреч» исчезла вместе с городом, вместе с его правителем.
«И все же вот я стою здесь, и я разговаривал с правителем Керребадом, и я об этом помню», — мелькнула у Мейра ненужная мысль.
Он заставил себя вернуться к более практическим вопросам.
— Наместник уже в курсе? — спросил он. Треварм отрицательно покачал головой:
— Еще нет. Но далее откладывать невозможно. — Адмирал встал. — Я бы предпочел, чтобы доложили об этом вы. Разговор адмирала Хайта с его величеством будет достаточно неприятен и без того, чтобы адмирал приносил такие новости.
Мейр, молчаливо согласясь, проследовал за адмиралом в роскошные глубины дворца. Они прошли через залы, где принимались решения, через залы приемов и развлечений, где особы императорской фамилии и их гости предавались разнообразным дорогим увеселениям. Наконец они достигли внутренних покоев. Мейр остался ждать, а Треварм исчез на несколько минут, после чего их пригласили войти.
Хронополис густо застроен зданиями и широк. В утреннем свете (лучи восходящего солнца особенно выгодно подчеркивали всю роскошь и великолепие главного города Империи) его башни, мосты-арки и минареты сверкали и горели, отбрасывая от себя длинные, резко очерченные тени, падающие на здания пониже — обиталища многоязычного населения города: на кварталы Хевениан, отличавшиеся обилием аркад; на более строгие улицы Берек, и другие. Люди всех стран и всех периодов Хронотической Империи стремились в Хронополис.
Неописуемых размеров и сложной постройки дворец располагался в центре города, что было отличным решением как с практической, так и с эстетической точек зрения. Подобно пауку, сидящему в центре своей паутины, дворец распространял свои волоконца-щупальца во все стороны Хронополиса, и было почти невозможно сказать, где кончается он, а где начинается город. Это смешение имело и функциональный, и эмоциональный смысл: дворец постепенно проникал в. город в виде правительственных институтов, военных учреждений и церковных организаций — трех столпов любого строя. Резиденция его преосвященства архикардинала Ремуара также находилась на территории дворца, благодаря чему все бразды правления, политические и духовные, оказывались в руках Его Всевременного Величества. С верхних этажей дворца, откуда открывался великолепный вид на кварталы города, можно было видеть на западных его окраинах мощную верфь кораблей времени, работа в которой в последнее время кипела и днем и ночью.
В день имдара пятого месяца двести четвертого года (по летосчислению, ведущемуся от находящегося в прошлом временного буфера, известного также под названием «Барьер» — нулевой точки хронологии Империи) число событий и действий, происходящих, происшедших и готовящихся произойти во дворце, было слишком большим, чтобы перечислить их все. В залах, кабинетах, салонах и часовнях дворца кипела повседневная работа тысячелетней Империи, и члены династии Иксианов, имеющие во дворце резиденцию, могли, если желали, следить за этой работой. Так обычно и бывало — кроме священных дней празднеств.
Среди дел государственных не последним по важности было и обучение будущих правителей Империи. Во внутренних покоях дворца брат Мундан, один из дюжины назначенных преподавателей, с трудом преодолевая недисциплинированность слушателей, преподавал традиции династии юным Иксианам, среди которых были и очень близкие родственники самого наместника.
Даже коричневой сутаны брата Мундана и его глубокого капюшона, даже всего величия стоящей за ним Церкви (а Церковь, разумеется, держала все образование в своих руках) было не вполне достаточно, чтобы преодолеть развязность этих юношей, ставящих себя выше любой нормы, в том числе и в делах религии. По счастью, в качестве основного метода преподавания Церковь рекомендовала повторение, и оно в конечном счете не оставляло ученикам другого выхода, как подчиниться. Например, тему сегодняшнего урока «Образование Империи» — сложную смесь истории, абстрактной физики и религиозных догматов — иным методом им вдолбить было просто невозможно. Сегодня этот урок повторялся уже двенадцатый раз.
— Чему, — хорошо поставленным голосом спросил брат Мундан, — мы обязаны существованием Империи?
После секундной паузы с места поднялся принц Кир, племянник наместника:
— Вмешательству Бога, брат.
Мундан кивнул:
— Правильно, ваше высочество. Когда-то давным-давно время беспрепятственно тянулось из бесконечного прошлого в бесконечное будущее, подверженное разве что медленным изменениям, берущим начало от естественных колебаний темпорального субстрата или временных бурь. Не было ни Империи, ни истинной религии. Религия своего рода существовала, но это было суеверие, вроде тех, которых держатся язычники будущего. Потом Бог поступком своим искупил грехи человечества. В месте, которое сейчас носит название «Шестой узел», в городе Умбуле, столице провинции, в настоящее время называющейся Почитание, Бог выбрал своим посланцем Святого Хеватара, ученого, работавшего в лаборатории правящей семьи Иксианов — вашей семьи, ваши высочества.
Взгляд брата Мундана остановился на молоденькой особе, которая больше интересовалась не тем, что говорил учитель, а тем, что шептала ей соседка.
— Принцесса Нулеа, какие три вещи открыл Бог Святому Хеватару?
Девушка испуганно вскочила на ноги. Уставившись сияющими глазами на отца Мундана, она повторила нараспев то, что давно уже выучила наизусть:
— Первое: изменчивость времени, брат Мундан. Второе: средства передвижения во времени. Третье: природа души.
— Благодарю вас, ответ верный. Устами Своего посланца Бог донес до нас, что время может быть изменено. Он научил нас, как перемещаться во времени. И поведал нам, что основное свойство души — ее вечное существование.
Он постучал указкой по кафедре, привлекая внимание.
— Первая из этих истин говорит нам о выполнимости миссии Церкви. Вторая истина свидетельствует о средствах, коими эта миссия может быть выполнена. А третья — почему эта миссия должна быть выполнена.
В голосе брата Мундана зазвучал настойчивый вопрос:
— Так почему же Церковь должна исполнять эту миссию под знаменем и защитой Хронотической Империи? — Темные глаза брата Мундана сверкнули. Этот момент урока зажигал пламя в его собственной груди.
И снова самым сообразительным из учеников оказался принц Кир.
— Потому что время не умирает, брат Мундан. Потому что душа не может покинуть тело.
— Правильно, ваше высочество, именно так, — сказал брат Мундан, чуть нахмурившись. До самых тупых из присутствующих смысл этого ответа вряд ли дошел. — Цель Церкви — донести истинную веру до всех людей — в прошлом, настоящем и будущем, — дабы установить Царствие Божие на Земле. Мы умираем, но продолжаем существовать в прошлом, ибо прошлое не исчезает. Церковь ставит своей целью изменить нашу прошлую жизнь и внести в наши души Бога.
Рассмотрим по очереди все три истины, преподанные нам Святым Хеватаром. Первое: время изменчиво. Это просто означает, что прошлое можно изменить, поскольку в абсолютном смысле нет прошлого, как нет неповторимого настоящего. Ортогональное время есть всего лишь поверхность бездонного океана потенциального времени, или темпорального субстрата: скрытых измерений вечности, внутри которых находится все сущее, не подверженное переменам от прошлого к будущему. До возникновения Империи прошлое могло меняться без воли или ведома человека, в результате ли временных бурь или естественных мутаций, подобно тому как может менять направление ветер. Теперь же, по милости Божьей, прошлое и будущее подвластны нам и могут быть изменены осознанным вмешательством.
Для такого вмешательства было два инструмента: Департамент Истории, который изменял и реструктурировал историю воздействием на ключевые события, и Хронофлоты Империи — последнее средство исполнения имперской воли. Брат Мундан считал такое положение вещей полностью и единственно правильным.
Он перешел ко второй Истине Господней, написав на доске несколько уравнений.
— Эти уравнения описывают перемещение массы сквозь время. На уроках физики вас с ними уже знакомили, поэтому сейчас основное внимание мы уделим структуре ортогонального времени — краеугольному камню стабильности Империи.
Собственно время имеет волновую структуру. Узлы волн времени движутся друг за другом с интервалом примерно в сто семьдесят лет, и особенно они важны для путешественников во времени, поскольку представляют собой «остановочные пункты» — точки покоя в напряженном энергетическом поле времени. Повторяю, что это представляет интерес лишь для путешествий во времени, поскольку переданная с одного узла на другой материя может оставаться там без дополнительных затрат энергии. В противоположность этому материя, перемешенная из узла в любую другую точку или из такой точки в узел, без постоянной затраты энергии находиться там не может. Для этого нужен известный вам прибор ортофазер. Вот почему все хронотические взаимодействия осуществляются между узлами. Семь узлов, накрытых Империей, образуют семь ее континентов, или провинций, а промежуточные периоды можно считать тылами, которыми Империя также благоволит править, но где редко показывается корабль времени, разве что для подавления восстаний или по распоряжению Департамента Истории.
— А зачем нужны узлы, брат Мундан? — с серьезным видом осведомился принц Кир.
Мундан снова нахмурился.
— Можем считать их проявлением мудрости Божьей, ваше высочество, хотя с технической точки зрения дело, в волновой структуре времени. Узлы дают Империи абсолютный стандарт измерения времени — поскольку движение узлов абсолютно, а не относительно. Нам выпало счастье жить в Первом узле. Сегодня, к примеру, день имдара пятого месяца, а завтра будет день юноны пятого месяца. Когда наступит завтра, мы можем вернуться на машине времени в сегодняшний день, в имдара, — но Первый узел отсюда уже уйдет. Он окажется в юноне. Империя в своих действиях пользуется узловым временем, а не историческим. Часы всех флотов отмеряют узловое время.
Подумайте, какой бы воцарился хаос в Империи, обладающей тайной путешествия во времени, имей само время однородную, а не узловую структуру. Вот самый простой случай: человек может попасть в завтра и встретить там самого себя. Ведь от парадоксов и противоречий, порожденных этой встречей, рухнет любой порядок! Вероятно, само бы время сломалось и утонуло в субстрате. Вот почему Бог в милосердной мудрости Своей сотворил вселенную так, чтобы расстояние между соседними узлами было больше продолжительности жизни человека, дабы он не встретил самого себя. Также для того, чтобы избегнуть вредного накопления парадоксов, запрещено выходить в межузловое время иначе как по повелению Наместника.
— А принц Нарцисс так не думает! — хихикнула принцесса Нулеа.
— Молчите! — Лицо брата Мундана побагровело от гнева. Он отлично знал, что некоторые члены императорского семейства не считают себя связанными законами, обязательными для всех остальных людей. Но позволить в своем присутствии упоминать об извращенном пороке принца Нарцисса брат Мундан не мог.
Принцесса Нулеа опустила глаза.
— Простите, брат Мундан, — пробормотала она, слегка улыбаясь.
— У меня есть вопрос, брат Мундан, — разрядил ситуацию еще один молодой принц. — Что случится, если корабль времени выйдет в ортогональное время между узлами, а все его ортофазеры окажутся сломанными или у него иссякнет энергия?
Брату Мундану уже задавали этот вопрос, в этом же самом классе. Он был убежден, что эту тему поднимают снова только потому, что она приводит его в состояние заметного беспокойства.
— В этом случае, — начал он свой ответ, стараясь заставить голос звучать спокойно, — корабль останется в фазе очень недолго. Он автоматически отстроится от фазы и вместе со всеми душами на его борту утонет в субстрате.
Брат Мундан отвернулся — и чтобы скрыть лицо, и чтобы написать некоторые следствия из уравнения массы и энергии. Эти следствия описывали систему узлов, связанную с направленным вперед импульсом времени.
Восстановив надлежащее выражение лица, учитель вновь повернулся к классу.
— Теперь мы переходим к вопросу о душе, — проговорил он негромко. — Если бы Империя утратила религию, она могла бы существовать и на двух первых истинах, хотя это уже была бы не та Империя, которую мы знаем. Знание о душе есть духовная основа Империи, получившая свое выражение в Святой Церкви.
С тем чтобы подчеркнуть серьезность вопроса, брат Мундан сделал паузу, почти ожидая дальнейшего испытания себя на прочность со стороны своих учеников. Однако все молча ожидали продолжения. Молодые люди знали, что в этом вопросе он фанатик. Любые шуточки по поводу существования души были бы немедленно сообщены архикардиналу Ремуару.
— До откровений Святого Хеватара атеисты могли утверждать, что души вообще не бывает. Но после первых же демонстрационных полетов сквозь время существование души стало неоспоримым.
Почему? Да потому, что путешествие сквозь время доказало: прошлое не исчезает после того, как наше сознание покидает его; прошлое продолжает существовать. Отсюда возникает вопрос: а как же само сознание? Продолжает ли оно существовать в прошлом, хотя мы парадоксальным образом и не осознаем это? И что случается с сознанием в момент смерти? Угаснуть оно не может — потому что в противном случае прошлое исчезало бы тоже.
Ответ на эту загадку может быть только один, и этот ответ следующий: душа ощущает себя импульсом, скользящим по времени от момента зачатия до момента смерти. После смерти человека душа перемещается сквозь время обратно к моменту зачатия и проживает ту же самую жизнь снова. Этот процесс повторяется бесконечно; таким образом и живет прошлое человека.
Это предложение доказывает существование души.
Отсюда следует, например, также и то, что бесконечное число раз в прошлом вы уже сидели в этом классе, слушая мою лекцию, и будете так же сидеть бесконечное число раз в будущем.
Брат Мундан подчеркнуто осторожно и почтительно раскрыл книгу Священного Писания и начал читать оттуда отрывок, написанный не кем-нибудь, а самим Святым Хеватаром:
— «Есть тело, и есть душа. Тело принадлежит ортогональному времени. Душа же — сущность незримая — вечна; но не преступит она назначенный ей период. Встретившись с концом этого рубежа, душа возвращается обратно к его началу и повторяет всю жизнь снова. Так душа использует данное ей Богом умение проходить сквозь время».
«Тогда почему душа не помнит прожитые ранее жизни? Причина этого кроется в травме смерти, коя стирает все воспоминания души…»
Иллюсу Тону Мейру, Главному Архивариусу Империи, иногда начинало казаться, что Ахрональный Архив, которым он руководит, живет своей собственной жизнью, отделившись от остальной Вселенной. Многие сотрудники Архива переставали выходить во внешний мир. Мейру были понятны их чувства: люди, чья работа состоит в каталогизации изменений времени, подвержены ощущению непрочности внешнего мира. Убежище от хронотической нестабильности можно было найти только здесь, в глубине подземного Архива, в его подвалах и бункерах.
Ахрональный Архив можно было бы назвать реестром вычеркнутого времени. Как только какое-то событие оказывалось измененным — будь то по естественной причине, или по приказу Департамента Истории, или в результате военных действий, — последствия этого мгновенно распространялись вниз и вверх по исторической шкале, внося полные коррективы во всех направлениях. И лишь существование Архива позволяло регистрировать эти изменения. Защищенные мощными временными буферами, подвалы Архива были непроницаемыми для мощных вибраций глобальных перемен, эхом проносящихся сквозь страт. Благодаря этому полная летопись всех реальностей Империи сохранялась в неприкосновенности и могла быть в любой момент сопоставлена с текущей реальностью.
Это была летопись призраков. Миллионы людей, целые города, народы и культуры, которые в текущей реальности никогда не существовали, оставались в компьютерах Архива. Изучение этих исчезнувших обществ было невероятно увлекательно, но разрешалось только служащим Архива. Эта информация была закрытой для всех, даже для ведущих университетов — существовала теория, утверждавшая, что знания такого рода способны ослабить ткань времени, а кроме того, могут поколебать перманентность Империи.
Иногда Мейру самому хотелось бы не знать того, что он должен был знать.
В могильном полумраке Подвала 5 приглушенное гудение компьютеров казалось зловещим. Мигающие строки индикаторов будто складывались в издевательские фразы, предвещающие мрачную судьбу.
Оператор с хмурым лицом протянул Мейру толстую пачку распечаток:
— Результаты проверены дважды, сэр. Сомнений больше нет — мы уверены в каждой строчке.
Это были результаты так называемой «Переписи несоответствий». Отдел Текущего Состояния Архива непрерывно сравнивал свои данные с данными точно такого же информационного банка на поверхности — не защищенного буферами времени. Если возникало несовпадение, немедленно выполнялась «Перепись несоответствий», и все изменения, произведенные без ведома и согласия Империи, заносились на карту.
Мельком взглянув на пачку листков, Мейр передал ее обратно оператору.
— Мне придется известить Наместника, — сказал он с Тяжелым вздохом.
Это означало, что он должен будет нанести визит во дворец — перспектива, не вызывавшая у него восторга.
Не далее как сегодня утром Мейр уже получил косвенное подтверждение, будто чтобы усилить удар. Эскадра Третьего Хронофлота вернулась в столицу, понеся большие потери в последней стычке с неприятелем. Третий Хронофлот был практически разбит и вынужден отступить, и Мейр готов был ручаться, что сейчас он имеет дело с последствиями этой битвы. Гирреад, огромный город в Пятом узле бывший довольно крупным и важным населенным пунктом уже в узле Четвертом), исчез из истории, и все души его обитателей (как гласила теория) растворились в безликой безбрежности страта, словно капли дождя в океане.
Но их хотя бы не постигла судьба хрононавтов с погибших кораблей, ушедших в Пучину в полном сознании.
Не сказав больше ни слова, главный архивариус вышел через двойную дверь в длинный низкий коридор. Из всех комнат доносился монотонный приглушенный гул. Один раз навстречу Мейру попался другой архивариус, в точно таком же белом халате, пробормотавший на ходу невнятное приветствие. Мейр постарался не встречаться взглядом с коллегой — он знал, что увидит на этом лице тревогу, которую последнее время все чаще наблюдал у своих людей. Его начинала беспокоить мысль, куда может завести усиливающийся в архивах культ безнадежного изоляционизма.
Заглянув ненадолго к себе, архивариус сбросил белый халат и поднялся на лифте на сто футов вверх, к поверхности.
Выйдя сквозь парадные двери из полумрака наземного здания, он зажмурился от яркого солнца, и у него чуть закружилась голова. Мейр сел в ожидающий автомобиль с эмблемами Архива и приказал шоферу везти себя во дворец.
Машина покатилась через панорамы и шум Хронополиса. Все вокруг казалось чуточку нереальным. Неужели это действительно существует? Можно ли сказать, будто нечто, подверженное исчезновению из времени, имеет материальную сущность? Ощущение сна, нереальности, которому подвержены все сотрудники Ахронального Архива, овладело Мейром, и ему захотелось оказаться в привычном тихом и прохладном подвале
Решив глотнуть свежего воздуха, архивариус опустил стекло, но в кабину тут же ворвался низкий мощный гул, никогда не смолкающий в этой части города. Взглянув вверх, Мейр увидел в небе колеблющуюся пелену дыма. И гул, и дым исходили от раскинувшейся в нескольких милях отсюда верфи, где заканчивалась постройка огромной армады, предназначенной для завоевания Гегемонии.
Раздраженно поморщившись, архивариус поднял стекло.
Авто неторопливо въехало в просторную арку-вход многобашенного императорского дворца. В приемной Мейра встретил адмирал Треварм, один из приближенных советников и помощников Наместника.
Архивариус спокойным голосом доложил новости. Треварм выслушал его, уставив глаза в пол, потом кивнул:
— Мы уже знаем об этом. Во дворце находится адмирал Хайт. Третий Хронофлот, которым он командует, вернулся сегодня утром после битвы с гегемонскими рейдерами, которые это сделали. — Треварм помолчал. — Насколько распространились изменения? Вы уже составили карту?
— Карта готова, адмирал. Выпадение покрывает все, что касается основания и существования города, носившего название Гирреад. Замены не существует.
— Нет альтернативного города?
— Нет.
Треварм вздохнул:
— Человеческому уму трудно это постигнуть. Вы приходите ко мне и говорите, что был когда-то город, называвшийся Гирреад, о котором я никогда не слышал, и я должен вам верить.
— Прежде чем Гирреад исчез, вы слышали о нем, — ответил Мейр, сам чувствуя, насколько слова бессильны описать таинственные движения времени. — Не далее чем месяц назад вы и я разговаривали с его правителем… или, скажем… я разговаривал с ним.
— Я не помню этого.
— Естественно. Этого никогда не было. Наша встреч» исчезла вместе с городом, вместе с его правителем.
«И все же вот я стою здесь, и я разговаривал с правителем Керребадом, и я об этом помню», — мелькнула у Мейра ненужная мысль.
Он заставил себя вернуться к более практическим вопросам.
— Наместник уже в курсе? — спросил он. Треварм отрицательно покачал головой:
— Еще нет. Но далее откладывать невозможно. — Адмирал встал. — Я бы предпочел, чтобы доложили об этом вы. Разговор адмирала Хайта с его величеством будет достаточно неприятен и без того, чтобы адмирал приносил такие новости.
Мейр, молчаливо согласясь, проследовал за адмиралом в роскошные глубины дворца. Они прошли через залы, где принимались решения, через залы приемов и развлечений, где особы императорской фамилии и их гости предавались разнообразным дорогим увеселениям. Наконец они достигли внутренних покоев. Мейр остался ждать, а Треварм исчез на несколько минут, после чего их пригласили войти.