Командир отряда техников вызвал Хайта по видеокому. На его лице читалась горечь неудачи.
   — На базе искривителя нет, сэр. Мы искали всюду. Хайт выругался.
   — Он должен быть здесь! — рявкнул он.
   — Сэр…
   «Оплот веры» вздрогнул и накренился. Край днища корабля с хрустом врезался в бетон площади. Через несколько секунд отказали двигатели вертикальной тяги, и флагман закачался.
   — Уйдем в страт, сэр? — тихо спросил адмирала Анамандер.
    Я вам что сказал, полковник? — прохрипел Хайт. — Пока искривитель не будет найден, мы с базы не уйдем — это личный приказ Наместника Императора.
 
   Капитан Монд Этой, лежащий на кровати в спальне гостевой каюты, представления не имел о битве снаружи. Но он ощутил качание корабля, потом удар и понял, что корабль теряет мощность.
   Однако все это мало его беспокоило. Когда ему принесли форму, которая пришлась почти впору, Этой надел ее и проверил свой внешний вид в высоком зеркале.
   На мгновение ему показалось, что он вернулся на борт «Молота Империи». Потом в мозгу что-то щелкнуло, и окружающие предметы стали занимать свои места.
   Комната сдвинулась, внезапно приобретя глубину и цвет. Он больше не находился в плоском двумерном мире и снова начал понимать окружающее.
   Сейчас Этой снова лежал, обдумывая исключительность ситуации, в которой оказался.
   Через некоторое время в его мысли вторглись посторонние звуки. Шипение энергетических лучей, бьющих в корпус корабля. А ближе — резкие плевки лучевых пистолетов.
   Этон встал и вышел в салон. В тот же миг ворвался адмирал с лучевым пистолетом в руке и захлопнул дверь.
   — Что случилось? — спокойно спросил его Этон.
   В каюту вбежали ординарцы. Хайт отослал их резким взмахом руки, потом шагнул к столу, открыл в столешнице панель, под которой было какое-то устройство с наборным диском, и повернул этот диск несколько раз в разные стороны.
   Потом он сел за стол, направив лучевой пистолет на дверь. Свободная рука лежала рядом с устройством, играя е выключателем.
   — Нам не удалось найти искривитель, — проворчал он. — Сейчас мы окружены гегемонцами. Двигатели вышли из строя, оружие тоже. Бой идет уже внутри корабля.
   — Это устройство самоликвидации? — спросил Этон, указав глазами на выключатель.
   Хайт кивнул:
   — Да. Тот, что на мостике, не работает. Когда-то давно я приказал установить здесь дубликат.
   — Так чего же вы ждете? — ровным голосом спросил Этон.
   Адмирал усмехнулся:
   — Гегемонии предложили перемирие! Кажется, они хотят с нами говорить, так что я согласился. Вполне можем их выслушать, нас не убудет.
   — Они идут сюда?
   — А куда же еще?
   Этон прошел к креслу у противоположной стены и сел. Несколько минут прошло в молчаливом ожидании.
   Наконец снаружи раздались шаги, и дверь распахнулась. Первым в кабинет вошел полковник Анамандер. Окинув взглядом помещение, он вопросительно посмотрел на адмирала. Тот кивнул.
   В кабинет вошли два высоких тощих человека. Они были одеты в желтое парчовое платье, скроенное так, чтобы подчеркнуть стройность их фигур. Вместе с тем одежда придавала им вид элегантный и официальный. Самыми поразительными деталями их костюмов были головные уборы — цилиндрические шляпы в фут высотой с загнутыми полями, выступающими на несколько дюймов.
   Адмирал Хайт держал пистолет наведенным на них.
   — Прошу прощения, что не приветствую вас стоя, как положено, — проговорил он угрюмо. — Представьтесь, пожалуйста.
   Один из мужчин сделал шаг вперед. В его глазах, которые он не сводил с лица Хайта, не было ни тени той злобы, которой был переполнен адмирал.
   — Я Орток Клай, министр Правящего Совета Салима, одного из штатов Федерации, известной вам как Гегемония. Этот человек, — он сделал жест в сторону своего напарника, — Вирис Фрилинг, министр того же Совета.
   Хайт ничем не выдал своего изумления.
   — Действительно, мне оказана честь, — заметил он почти про себя. И вслух сказал: — Я адмирал Хайт, верный слуга Его Всевременного Величества Наместника Императора Филиппа Первого.
   Министр Орток Клай обернулся к Этону, будто ожидая, что тот представится тоже.
   — Могу вас заверить, что нет никакой необходимости угрожать нам оружием, — сказал он Хайту. — В наши намерения не входит обманывать вас или захватывать ваш корабль. Наше желание состоит в том, чтобы вы отремонтировали корабль, в чем мы предлагаем вам любую помощь, вернулись в Хронополис и передали вашему хозяину заверения в наших чувствах.
   Гегемонец говорил с тягучим акцентом. Однако Хайт, привыкший к разнообразию диалектов и языков Империи, почти не заметил этой странности. — Чувствах? Министр Фрилинг развел руками:
   — Не знаю, в курсе ли вы того, насколько трудны сношения между нашими цивилизациями из-за религиозных противоречий. Мы так мало знаем о культуре друг друга — однако я должен отметить, что Гегемония все-таки знает об Империи больше.
   Адмирал Хайт скорее гордился этим незнанием, чем стыдился его.
   — Мы не имеем привычки якшаться с язычниками. Орток Клай вздохнул:
   — Но ведь в данных обстоятельствах некоторые контакты были бы желательны? Сейчас Империя, по-видимому, даже не знает элементарных фактов истории Гегемонии.
   Мнение адмирала Хайта было таково, что, как только Непобедимая Армада выступит в поход, все переговоры Империи с Гегемонией будут носить крайне односторонний характер. Но действительно, серьезных исследований гегемонской культуры никто никогда не вел, а все культурные контакты сводились к прозелитической деятельности миссионеров. Подобное упущение абсолютно не казалось Хайту серьезным, но пистолет он положил.
   — Перейдем к делу.
   — Мы хотим закончить войну и перейти к мирному сосуществованию на основе взаимопонимания.
   — Ха! Вы боитесь нашей армады.
   — Естественно. Но ведь и вам есть чего бояться?
   Выражение мягкости с лица Ортока Клал исчезло, и Хайт увидел, что ему противостоят люди стальной непреклонности.
   — Мы показали, что готовы защищаться до конца, — сказал министр. — Вы знаете, на что способен искривитель времени. Это оружие настолько страшное, что, если его применять без ограничений, стрелку грозит опасность не меньшая, чем цели. Несомненно, вы именно поэтому не используете его против нас. Однако наше положение настолько отчаянно, что мы не остановимся ни перед чем.
   Этон подал голос от противоположной стены:
   — Вы ожидали применения искривителя от нас?
   Хайт бросил в сторону Этона суровый взгляд, раздраженный его вмешательством. Орток Клай повернулся к молодому капитану.
   — В конце концов, его ведь изобрели в Хронотической Империи, — сказал он. — Мы его приобрели совсем недавно.
   — И как вы это сделали? — поинтересовался Хайт. Они с Анамандером обменялись озадаченными взглядами.
   — Этого, естественно, я не могу вам сказать. Важно другое — он у нас есть, и мы будем его использовать. Более того, до сих пор мы пользовались им на низкой мощности и с малой диафрагмой. Но если нас вынудят, мы снимем все ограничения, мы не сдадимся ни при каких обстоятельствах. Однако мы предпочли бы жить в мире. Вы ведь понимаете, что эта борьба идет во вред и нам, и вам?
   — И вы, конечно, пытаетесь возложить всю вину за конфликт на нас. Это, боюсь, не выйдет. Когда еще и мыслей не было об армаде, Империя страдала от ваших вооруженных набегов, от ваших попыток нарушить хроническую целостность…
   — А мы страдали от ваших назойливых и бесстыдных миссионеров! — горячо отозвался Вирис Фрилинг. — Вы явно не понимаете, что означает для нас ваша религиозная агрессивность. А еще ваше постоянное желание относиться нам как к подконтрольной территории!
   Хайт мрачно пожал плечами:
    Непреклонность Гегемонии в противлении истинной вере заставляет нас нести вам свет Церкви. Это наш долг.
   — У нас есть своя вера и своя религия. Вера в Воскресшего Христа! Нам не нужна ваша… ваша… — Фрилинг не находил слов в гневе и возмущении.
   Орток Клай предостерегающе поднял руку.
   — Терпение, — тихо сказал он своему коллеге. — Сейчас не время для споров и взаимных обвинений. Сейчас время объяснений.
   Он снова повернулся к Хайту:
   — Вы обвиняете нас в том, что мы пытались вмешаться в ход истории Империи. Но скажите мне, вы никогда не задавались вопросом о причинах наших действий? Все наши попытки начать переговоры с правителями Хронололиса неизменно разбивались о противодействие Церкви, поскольку она отказывалась принимать наших посланцев.
   — Хорошо, сейчас я ваш пленник, и вы можете сказать все, что вы хотите.
   — Совершенно верно. Главный вопрос — это Век Безлюдья. Наши культуры разделены сотней лет, в течение которых Земля необитаема. Причина этого, я полагаю, вам известна.
   — Какая-то война в межузловом пространстве после Седьмого узла, — задумчиво ответил Хайт. — Седьмой узел — это форпост нашего государства. Мы пока что не консолидировали свою власть в следующем за ним времени. Когда естественное продвижение Узла достигнет точки начала войны, мы сумеем ее предотвратить.
   — Именно так: война опустошила Землю. В ортогональном времени этот факт имел место задолго до того, как в прошлом, в точке, которая по вашему летоисчислению носит название Шестого узла, был изобретен принцип перемещения сквозь время. Но вы понимаете, что это означает?, В течение войны человечество исчезло с лица Земли полностыо. История в этой точке заканчивалась, и так было до, тех пор, пока из-за случайных смещений в страте не произошла мутация истории, приведшая к открытию путешествий во времени. Тогда будущее Земли было заселено колонистами из прошлого. Таким образом, установлено, что именно путешествия во времени являются средством выживания человечества.
   — Так что? Это никто не отрицает. Путешествия во времени — дар Бога, избавивший человечество от самоуничтожения. Это одно из главных положений истинной веры, смысл и оправдание Хронотической Империи. Вы не сообщили мне ничего нового.
   — Кроме того, что мы не считаем путешествия во времени даром Божьим, но речь не об этом. Разве вы не видите, что из этого следует? Исчезновение человечества произошло до того, как Хронотическая Империя стала утверждать себя во времени. Тогда ход истории был совсем иным. Миграция в будущее началась одновременно с экспансией Империи — точнее, когда Церковь Святого Хеватара объявила себя единственно истинной. Теперь вы поняли, к чему я веду?
   Хайт с непонимающим видом покачал головой, но Этон все понял отлично. Истина сверкнула в его голове с яркостью молнии.
   — Вы беглецы из прошлого! Орток Клай кивнул:
   — Мы, точнее, наши предки были религиозными диссидентами, вынужденными бежать из Империи. Здесь, в этих веках, вдали от власти Церкви, мы основали свои поселения. Отсюда наша гордая независимость и наша нелюбовь к вашей Церкви.
   — Все это не оправдывает ваши наглые вторжения в нашу историю, — упрямо возразил Хайт. — Если вы хотите, чтобы вас оставили в покое, тогда зачем привлекать к себе внимание?
   — Потому что власть Империи над историей растет день ото дня, — напомнил ему Орток Клай. — У нас есть все причины бояться вашего Департамента Истории. Если сейчас ничего не сделать, то через пятьдесят лет Гегемония исчезнет из истории.
   — Откуда это вам известно? — спросил озадаченный Этон, забыв о том, что прерывает беседу высших чинов.
   — Время не статично, — ответил министр. — Узлы движутся вперед с постоянной скоростью, догоняя события, которые они уже определили в будущем. Если узел содержит хронотические мутации или каким-то образом подвергся изменению, то события впереди него тоже будут меняться по мере приближения узла. Это означает, что Хронотическая Империя, даже установив неподвижный временной барьер в прошлом, продолжает расширяться в будущее — не считая завоеваний при помощи кораблей времени. Сегодня события, приведшие к началу глобальной войны, пока еще неизменны. Но Седьмой узел уже наползает на них и скоро догонит. Департамент Истории, естественно, примет решение предотвратить войну. Разрушения не будет, и не будет Века Безлюдья.
   — Изменение, которому мы все должны радоваться, — рассудил Этон. — Исключение такого ужасного события мне совсем не кажется плохим.
   — Мы хотим, чтобы эта война была зафиксирована во времени навечно!
   В голосе министра зазвенела такая неожиданная ярость, что все вздрогнули.
   — Если войны не будет, — продолжал Орток Клай —уже спокойно, — если Земля не обезлюдеет, то последователям Воскресшего Христа не будет куда бежать от гонений вашей Церкви. В лучшем случае они смешаются с более дружелюбным населением, каково бы это население ни было. История будущего пойдет по совершенно другому пути. Гегемония никогда не будет основана.
   Адмирал Хайт поднялся из-за стола, заложил руки за спину и прошелся по кабинету, не переставая хмуриться.
   — Поскольку путешествия во времени — установившийся факт, подобные потрясения времени становятся неизбежными, — сказал он наконец. — Только неизменность существования Империи абсолютна. Да, я вижу, что у вас есть серьезные причины нас бояться.
   — Мы не согласны с тем, что существование Империи абсолютно гарантированно, — отрезал Вирис Фрилинг. — Империя условна, как и все, существующее во времени. Лишь принцип перемещения во времени, открытый однажды, уже не может исчезнуть — в этом никто не сомневается, — но не Империя. Путешествия во времени появились раньше Империи.
   — Эти два понятия неотделимы.
   — Не будем заводить теологический диспут, — предложил Орток Клай. — У вас своя религия, у нас своя. Мы уверены, что сможем уничтожить Империю, пускай даже при этом уничтожим сами себя. Наши требования таковы: Хронотическая Империя должна ограничить себя во времени и не должна вмешиваться в период опустошительной войны. У вас есть тысяча лет, удовлетворитесь этим. Пусть Седьмой узел движется вперед без вас; не распространяйте свою власть дальше его текущего поколения.
   Хайт замер на месте и уставился на жителей Гегемонии, сдерживая гнев:
   — Неужели вы думаете, что Его Всевременное Величество согласится с такими условиями?
   — Мы хотим, чтобы он обдумал ситуацию и понял всю сложность нашего положения. Кроме того, теперешний курс взаимоотношений приведет к нашей обоюдной гибели.
   — В таком случае я не могу вам ответить, поскольку ответ должен дать Его Величество.
   В знак согласия министр Орток Клай склонил голову.
   — Мы приветствовали бы переговоры полномочных представителей обеих сторон. Для нас приемлемые взаимные уступки значительно лучше тотальной войны. Если с вашей стороны будет принято решение о встрече, пошлите корабль, передающий соответствующее сообщение.
   — Я передам ваши пожелания. — Тон Хайта был язвительным, почти едким.
   — В таком случае благодарим вас. Пожалуйста, дайте нам знать, если вам понадобится помощь в ремонте. Я думаю, десяти часов вам будет достаточно?
   Хайт кивнул.
   Министры Орток Клай и Вирис Фрилинг сделали какой-то, прощальный жест, который адмиралу показался странным, и не спеша удалились.
   Когда они вышли, адмирал Хайт несколько секунд задумчиво тер подбородок, потом посмотрел на Этона.
    Кажется, позволение надеть мундир флота сработало, — сказал он медленно. — Теперь вы просто сама рассудительность.
   Этон ничего не ответил, а адмирал повернулся к Анамандеру:
   — Ну что же, наш рейд закончился довольно неожиданным результатом, не правда ли, полковник?
   Сев за стол, Хайт осторожно отключил аварийный самоликвидатор «Оплота веры».

Глава 7

   — Очень трудно сказать, что это такое или на что эта похоже, — тихо ответил Этон. — Его действительно нельзя описать словами. Все слова в нашем языке придуманы для трехмерного мира.
   — Но пережитое там осталось у вас в памяти? И помнится четко?
   — Да, но воспоминания слабеют, они… они перерабатываются и начинают походить на картины обычного мира. Вроде картин на экране сканеров страта.
   Адмирал Хайт глубоко вздохнул:
   — Похоже на правду. Сканеры интерпретируют страт в терминах ощущений. Вполне можно ожидать, что мозговые банки памяти поступают так же.
   «Оплот веры» держал курс на Хронополис, к Первому узлу, сопровождаемый «Заклятием». До сих пор Хайт был по горло занят сначала ремонтом, потом обсуждением обратного курса, на котором эскадра боевых кораблей Гегемонии класса «Большая башня» сопровождала «Оплот веры» до границы. Но как только у адмирала образовалось время для отдыха, он поспешил к себе, чтобы тщательно расспросить Этона о природе страта.
   — Нет ничего, что имело бы единственную природу, — сказал Этон. — Все переходит во все, и все имеет миллиарды аспектов. Ничто не существует как объект, все есть поток и движение.
   — Хм. — Хайт внимательно вслушивался в слова Этона, не сводя глаз с его лица, будто искал в глазах капитана отблеск того, что эти глаза видели.
   Результаты эксперимента его несколько разочаровали. То, что рассказывал Этон., было достаточно ясно, но напоминало технические описания, похожие на выдержки из учебника. Они не передавали сущности пережитого.
   И возвращение Этона к норме тоже было некоторым разочарованием. Хайт встал, потянулся, разминая затекшее тело, подошел к бару и налил себе чистого джина. Подумав секунду, он налил джина и Этому и подвинул стакан по столу.
   — Кажется, я зря старался, — сказал он с мрачноватой улыбкой. — Я думал, что отход от внушенных вам психологических инструкций даст хотя бы интересные психологические отклонения. А вы нормальны, как отлаженный компьютер. — Адмирал допил джин одним глотком. — Наверное, в следующий раз надо будет попробовать обычного бандита, не приученного к умственной дисциплине.
   У Этона тоже был вопрос к адмиралу.
   — Адмирал, как вы думаете, требования Гегемонии отразятся как-нибудь на политике Империи?
   На лице Этона было озабоченное выражение. Хайт поднял удивленные глаза:
   — Не говорите глупостей, капитан. Воля Наместника — он.
   — Но, сэр…
   — Я бы не дал себе труда даже передавать эти жалкие просьбы, — раздраженно перебил Хайт, — если бы гегемонцы параллельно не выдали ценную информацию. Мне было приказано добыть искривитель времени или погибнуть. Но эта поразительная история насчёт его происхождения — она весьма и весьма меняет дело. Единственное, что остается предполагать, — это измену в высших эшелонах власти. История возникновения Гегемонии наверняка заинтересует Департамент Истории, хотя насчет продвижения Седьмого они наверняка сами думали. — Адмирал засмеялся громко и уверенно. — Видите, насколько непобедима Империя!
   Неудивительно, что гегемонии в панике. У них нет шансов на победу!
   — В таком случае не будет ли разумнее придержать выход армады и добиться наших целей более тонкими средствами?
   — Это не положит конец провокациям Гегемонии, только даст ей время для новых пакостей. Кроме того, Церковь уже объявила, что армада выходит в священный крестовый поход. Церковь непогрешима, ее вердикты отменены быть не могут.
   Этон понял неизбежность того, о чем говорил Хайт, и эта неизбежность подавляла.
   — Я лично передам Наместнику весь разговор, — задумчиво произнес Хайт. — Но это мало что изменит. А вот то, что аборигены Гегемонии происходят от наших диссидентов, — это уже представляет интерес. Это создает возможность исключить Гегемонию из истории, выследив этих диссидентов до того, как они сбегут в будущее, — хотя там, где дело касается путешествий во времени, эффективность подобного образа действий не гарантируется. Но я не думаю, что этот вариант будет даже обсуждаться.
   — Почему?
   — Церковь стремится обращать души, а не уничтожать их. Цель нашей армады — спасение людей, а не их уничтожение.
   Этон встал по стойке «смирно», понимая важность того, что собирался сказать.
   — Я согласен с гегемонцами, сэр. Единственное, что сейчас важно, — положить конец войне. Мы движемся к обоюдной катастрофе.
   Хайт, наливавший себе вторую порцию, поднял на Этона резкий взгляд:
   — Вас это уже никак не касается, капитан. Вы забыли свою роль, и я вам ее напомню. Вы исполнили свой долг.
   Он произнес ключевую фразу, снимающую запрет с внушенного желания смерти, и у Этона закружилась голова. Что-то бешено билось в сознании, желая выразить себя. Но Этон подавил этот порыв. Это была ментальная судорога, борьба. Потом спокойствие.
   — Что произошло? — тихо спросил Хайт.
   Этон закрыл глаза. Потом снова открыл.
   — Вы не должны были позволять мне жить более часа. А я провел здесь три дня. Смертельная команда утратила силу.
   — Команду, внедренную под гипнозом, забыть невозможно.
   — Это была не команда, всего лишь внушение. Его сила связана с пребыванием в страте. А я вышел из страта три дня назад.
   Хайт кивнул:
   — Я предвидел, что подобное может случиться. — Хайт повертел стакан, и на лице его отразилось любопытство. — Вы знаете, иногда попавших в страт людей удавалось оттуда извлечь, но они уже никогда не могли оправиться. Есть, правда, случаи, исхода которых я не знаю — когда этих людей брала под опеку Церковь, и они проводили остаток жизни в ее монастырях. Бедняги.
   — Сейчас я был в страте второй раз. Первый раз я видел его, когда погиб «Молот Империи».
   — И вы думаете, что адаптировались к нему?
   — Может быть, сэр.
   Этон видел у Хайта растущую одержимость стратом, но самого его больше интересовала прежняя тема разговора.
   — Сэр, мы должны сделать все, чтобы Наместник понял серьезность положения. Война должна быть остановлена.
   — Мы должны? Разве вы не слышали, как я только что произнес вам смертный приговор? Или вы пытаетесь спасти свою шкуру?
   — Я не пытаюсь спасти свою шкуру. Это ваши действия привели к тому, что обычная процедура… не удалась. Но я по-прежнему желаю подвергнуться казни, если вы исполните мое последнее желание.
   Этон говорил ровным, но настойчивым голосом.
   — И в чем оно состоит?
   — Позвольте мне присутствовать на аудиенции у Наместника. Позвольте мне изложить дело гегемонцев так, как сделали бы они сами. Откровенно говоря, мне кажется, что вы этого не сделаете.
    Вы считаете, что буду вводить Наместника в заблуждение?
   — Сэр, я уверен в том, что Империя в опасности, в смертельной опасности. Вы понимаете весь ужас хаоса, который может быть вызван искривителем времени — а ведь устройство было использовано только на малой мощности! — но ваша реакция — реакция воина: сражаться и разбить врага. Но если взглянуть со стороны, то действиям Гегемонии есть некоторые оправдания. Наша победа не стоит того напряжения, которому мы подвергаем структуру времени.
   Хайт шагнул к Этону. Бешеные эмоции сменяли друг друга у него на лице.
   — Ты хочешь продать нас врагу!
   — Мы должны договориться с Гегемонией! Иначе Империя сама может погибнуть!
   Адмирал замер и удивленно уставился на Этона:
   — Ха! Так вы всерьез думаете, что Империя может быть повержена? Но ресурсы Империи неисчерпаемы! Все известные нам государства занимают не больше одного Узла во времени. У Империи их семь! Это означает в семь раз большую промышленную мощь и в семь раз больше людских ресурсов, чем у любого возможного противника. И сила наша все время растет. — Адмирал покачал головой. — Нет, Империю победить невозможно.
   — Вы говорите об ортогональном времени. Но я видел страт, а вы — нет. Все, что мы имеем, может исчезнуть в мгновение ока.
   — К букету ваших преступлений вы добавляете ересь, — отозвался Хайт с растущей злобой.
   Этон с горечью понял безнадежность своих попыток и все же ответил хриплым голосом:
   — В вашей передаче Наместник не получит ясного представления о намерениях гегемонцев.
   Хайт зарычал, смерив Этона взглядом с головы до ног.
   — Да кто вы такой, чтобы меня учить? — зарычал, оскалившись, Хайт. — Все ваши доводы — это просто уловки, чтобы спасти свою шкуру! Так вот, послушай, мальчик, есть такое слово — долг! Даже Наместник может делать дурацкие ошибки. Кто такой Филипп? Просто старый дурак. Но на чем держатся Иксианы, что сплотило вокруг них Империю? Это долг, идеал, состоящий в служении Империи. Ради этого идеала люди отдают жизнь. Идеал — это и есть главная сила Империи. А кто такой ты? Что ты можешь понимать в этой силе? — Голос Хайта поднялся до яростного рева. — Ты преступник, предатель и трус! Но ты имеешь дело со мной, с верным слугой Империи! Этон побледнел, но стоял прямо.
   — До сих пор я не мог решить, что с вами делать. — Хайт взял себя в руки. — Теперь я понимаю, что все равно вас убью.
   Этон отшатнулся. Его рука нырнула за отворот мундира и появилась обратно с лучевым пистолетом, найденным в кабинете Хайта.
   — Я настроен решительно, адмирал. И не отступлю, по крайней мере до тех пор, пока поговорю с полковником Анамандером. Может быть, он со мной согласится.
   — А может быть, и нет. Это не имеет никакого значения, но он не согласится, — ответил Хайт, презрительно глядя на пистолет.
   Этон неуверенно наставил пистолет на Хайта:
   — Держите руки так, чтобы я их видел, сэр.
   — Мне пистолет не нужен. У меня есть другое оружие, приставленное точно к вашему сердцу: ваш собственный блуждающий нерв.
   Этон изумленно раскрыл глаза.