Страница:
Намеченный план захвата Тафила предусматривал наступление с трех сторон: с востока, юга и запада. Первым выступил Назир, направившийся в восточном направлении, имея в виду атаковать Джурф-эд-Дерауиш - ближайшую железнодорожную станцию, расположенную в 50 км от Ма'ана. Его силы состояли из отряда регулярных войск арабов численностью в 300 человек под командованием Нури Саида и одного горного орудия. Наступление Назира было направлено к находившемуся близ станции горному кряжу. Лоуренс со свойственной ему осторожностью отправился туда за несколько дней перед тем с целью выяснить наиболее подходящую позицию для орудия. Кряж заняли под прикрытием темноты, и железнодорожная линия была разрушена по обе стороны от станции. На рассвете открыли огонь из орудия, причем удачными попаданиями были приведены к молчанию находившиеся на нижнем холме турецкие орудия.
Затем арабы верхом на верблюдах произвели обход основания кряжа. Появление их с неожиданного направления создало панику среди турок и быстро принудило последних к сдаче. В результате было захвачено свыше 200 пленных турок, арабы же потеряли всего лишь двух человек. Находившиеся на станции два поезда были совершенно разграблены, но не очень сильно испорчены.
Следующие три дня шел сильный снег с градом, причем холод был настолько велик, что в один день умерло десять арабов. Это обстоятельство, а также желание спрятать свою добычу заставили их отойти обратно к своим палаткам. Известие о взятии Джурфа явилось сигналом для нападения на Шобек горных арабов, живших близ Петри. Холодная погода их не остановила, и турок вновь постигла неудача. Весть о захвате Шобека вдохновила Назира на следующий набег. После быстрого ночного перехода под снегом он добрался до скалы, находившейся у Тафила, и стал призывать жителей и небольшой турецкий гарнизон сдаться, угрожая в противном случае начать бомбардировку города. Угроза эта была чистейшим блефом, так как регулярных частей Нури Саида с ним не было. Возможно, что его блеф и был бы обнаружен, если бы внезапно к черте города не выехал Ауда и не закричал: "Собаки! Разве вы не знаете Ауду?" Стены Тафила пали от голоса Ауды так же, как некогда пали стены Иерихона от голоса Иисуса Навина. Город сдался задолго до того, как с запада прибыли арабы под начальством Мастура.
Однако захватить город было легче, чем его удержать. Среди кланов имелись старые счеты, и они начали ссориться друг с другом. Ауда, как всегда, был центром бури. Слухи о происходившем ускорили прибытие Зеида, который был поставлен Фейсалом во главе всех операций в районе Мертвого моря. Его сопровождал Лоуренс, а кроме того, за ними с максимальной быстротой, которую позволяли плохие дороги, следовал небольшой отряд численностью около 100 человек, составленный из арабов регулярных войск с двумя горными орудиями. Зеид сделал все, что было можно, чтобы уладить распри с помощью золота. С Аудой разделались по принципу уличного певца, которому платят только за то, чтобы он убрался. Но не успели еще достигнуть полного согласия, как турки вновь внесли раздор.
Лоуренс, расценивая Тафила лишь как дальнейший шаг на пути к Мертвому морю, совершенно не предполагал, что турки придадут этому городу такое значение, что даже оттянут к нему часть своих сил, сдерживавших наступление Алленби. Поэтому, когда наскоро собранные в Аммане турецкие части бросились к югу, чтобы вернуть обратно Тафила, для Лоуренса это оказалось совершенно неожиданным. Турецкий отряд состоял из трех слабых батальонов пехоты, 100 человек кавалерии, двух горных гаубиц и 27 пулеметов. Выступив 23 января из Керака, отряд на следующий день, в полдень, наткнулся на передовые заставы арабов, охранявших ущелье. Это ущелье представляло собою явно неприступный подход к Тафила, но внезапное появление противника заставило охранение быстро отойти назад задолго до того, как оно могло получить подкрепление.
"БИТВА" ПРИ ТАФИЛА
В предвидении возможности атаки Джафар выбрал оборонительную позицию на высотах над глубоким ущельем Тафила. Лоуренс был не согласен с этим планом и по тактическим, и по политическим соображениям. Отвесные склоны были недоступны для атакующего, но он мог обойти позицию с восточного фланга, будучи совершенно укрытым от огня. С другой стороны, оставление города означало, что население его попадет в руки турок. Однако внезапно создавшаяся критическая обстановка не давала времени для долгих размышлений, и около полуночи Зеид отдал приказ отойти назад на выбранную позицию за городом. Отход, как это и предвидел Лоуренс, вызвал в городе панику.
После того как последние части покинули город, Лоуренс вместе со своей охраной остался позади. "Сильно подмораживало; кругом был снег и лед; в темных узких улицах города царило: невероятное смятение. Я вышел один и стал ходить по улицам, прислушиваясь к тому, что говорили вокруг. Люди были охвачены страхом и сделались почти опасными, но не для меня, так как я был закутан в темный плащ и меня различить было невозможно. В случае какого-либо инцидента возле меня находилась моя охрана. Весьма важно было узнать подлинное настроение, населения. Вскоре мы увидели, что жители города испытывают ужас перед турками и готовы сделать все физически выполнимое для того, чтобы поддержать в борьбе против них вождя, способного сопротивляться. Это доставило нам удовлетворение".
Тогда Лоуренс взял инициативу в свои руки и отправил 20 арабов на помощь тем крестьянам, которые все еще сдерживали наступавших турок, сам же пошел на розыски Зеида, спокойствие которого в момент кризиса казалось хорошим предзнаменованием. Воспользовавшись этим обстоятельством, Лоуренс предложил ему план боя. Последний должен был закончиться победой, которой могло бы гордиться большинство полководцев. Однако сам Лоуренс, по его собственному признанию впоследствии, испытывал бесконечное чувство стыда за свой план боя. Он приписывает это припадку охватившей его ярости. Приводимое им объяснение не только поучительно, но и интересно с точки зрения аргументации.
"По всем правилам здравой военной тактики турки никогда не должны были возвращаться в Тафила вообще. Их возвращение можно было объяснить просто жадностью - политикой "собаки на сене", недостойной серьезного противника, просто безрассудным шагом, на который могли решиться только турки".
Перейдя через овраг Тафила, Лоуренс взобрался на находившееся за оврагом плато, где нашел рубеж: "низкий, узкий вал на остатках византийского фундамента - настоящее место для резервной или для последней линии обороны". Этот низкий рубеж являлся основанием треугольной равнины и имел поперек около 3 км, остальные стороны этого треугольника были ограждены рубежами, покрытыми зеленью. Вершина треугольника была обращена к северо-востоку, и через нее шла дорога из Керака, по которой теперь наступали турки.
Лоуренсу удалось собрать несколько скрывавшихся арабов из личной охраны Зеида и заставить их засесть в "резервном" рубеже. "На расстоянии они выглядели весьма внушительно (их было примерно человек двадцать), как будто отдельные точки значительных сил. К ним должны были присоединиться все вновь прибывшие арабы и в особенности мои негодяи со своим пулеметом.
Судя по скорости продвижения, турок должно было быть немного. Мы имели пушки и легко могли задержать их продвижение. Однако я в своей ярости зашел слишком далеко и решил принять их метод войны, а именно - дать им в карликовом масштабе нашего арабского фронта то регулярное сражение, которого они хотели, и перебить их всех. Я решил собрать все старые прописные истины и правила военных учебников и сделать из этой "битвы" пародию на них. И сила, и преимущество местности были на моей стороне; я мог бы выиграть, просто отказавшись от боя и побив турок маневром, как в двадцати подобных же случаях перед тем и после. Но плохое расположение духа и самоуверенность не позволяли мне довольствоваться только сознанием моей силы, а заставили стремиться открыто показать ее и арабам и противнику".
Зеид осознал недостатки выбранной им позиции и с готовностью принял предложение Лоуренса отправить вперед Абдуллу - начальника личный охраны - с несколькими людьми на мулах и парой легких пулеметов, чтобы "пощупать" силу турок и выяснить расположение их частей. Высланное подкрепление подбодрило арабов и крестьян, которые отогнали передовой отряд турецкой кавалерии обратно к только что выступившим после холодной ночи, проведенной на биваке, главным силам. Лоуренс и Зеид уже слышали отдаленную трескотню пулеметов. В то время как Зеид хотел ждать на месте получения от Абдуллы новых данных о продвижении противника, Лоуренс горел желанием ускорить ход событий и сам отправился вперед. На улицах Тафила он встретил несколько человек из своей охраны, рывшихся среди вещей, разбросанных на мостовой. Он приказал им привести верблюдов и захватить с собой легкий пулемет. Затем он отправился через равнину и встретил Абдуллу, возвращавшегося с известиями для Зеида. Его боеприпасы иссякли; от орудийного огня он потерял пять человек, но все еще горел желанием сражаться и лишь намеревался убедить Зеида придвинуться ближе. Оставив его выполнять задуманное, Лоуренс отправился дальше. На равнине рвались уже снаряды; беспокойство причиняли также стебли полыни, которые обжигали его голые ноги. Когда он достиг вершины треугольника, то нашел там около 60 человек, удерживавших угол западного рубежа, в то время как турки продвигались вдоль восточного рубежа с целью обойти их с фланга. Сначала Лоуренс наткнулся на группу крестьян. Последние сообщили ему, что у них нет боеприпасов и что все кончено. "Я уверил их, что все только начиналось, и указал им на мой многолюдный резервный рубеж". Предложив им перейти туда и собрать боеприпасы, Лоуренс забрался на вал, где все еще держались арабы, и предупредил их, что они не должны прекращать огня с одной позиции, пока не приготовятся начать обстрел с другой.
"Во главе арабов был молодой Метааб, который, для того чтобы легче сражаться, снял с себя все и остался в трусиках".
Лоуренс попросил Метааба продержаться еще минут десять, сам же, не имея лошади, побежал, "не забывая при этом считать свои шаги, чтобы в дальнейшем иметь возможность определить дистанцию обстрела позиции, когда она будет занята турками".
Благополучно достигнув резервного рубежа, Лоуренс нашел на нем уже около 80 человек, к которым продолжали прибывать новые подкрепления. Накопившиеся 200 человек задерживали наступление турок, пока около 3 часов дня не прибыл со своей старой позиции Зеид примерно с 50 людьми своей охраны и 200 крестьянами. Он захватил с собой также девять пулеметов и несколько легких автоматических ружей, а для усиления огневой защиты - горное орудие.
"Как раз в нужный момент мы вспомнили, что движение есть закон стратегии, и начали продвигаться. Отряд в 80 всадников на лошадях, верблюдах и мулах с пятью легкими автоматическими пулеметами был отправлен в обход восточного рубежа и для охвата левого фланга противника.
Тем, временем турки на противоположном рубеже втаскивали, по-видимому, бесконечное количество пулеметов и устанавливали их вдоль рубежа, как в музее. Это была тактика лунатика. Рубеж был гол и не имел прикрытия даже для ящерицы". Благодаря измеренному Лоуренсом шагами расстоянию арабы уже имели прицел установленным на 3100 м и только ожидали момента, чтобы смести турецкий рубеж.
Затем прибыло новое подкрепление в составе примерно 100 человек из соседней деревни. "Их прибытие заставило нас отбросить советы маршала Фоша и произвести атаку сразу, по крайней мере, с трех сторон. Для этого мы отправили группу людей с тремя легкими пулеметами для обхода правого или западного фланга противника. Примитивные люди, которые не знают маршала Фоша, имеют здравый инстинкт для нахождения тыла противника, особенно когда он, как например в данном случае, предоставляет скрытый подход".
В то время как четыре пулемета, находившиеся на резервном рубеже, обстреливали позицию турок и отвлекали их внимание, пять легких пулеметов (которые для маскировки обслуживались каждый только двумя человеками) были незаметно продвинуты вперед и внезапным огнем смяли левый фланг турок. Чтобы использовать замешательство противника, сразу же врезалась "кавалерия". Как только был достигнут перевес сил, резерв арабов отправился через центральную равнину с красным знаменем, чтобы закончить победу.
Турки бежали в смятении, оставив на месте боя своего убитого командира, две гаубицы, все свои 27 пулеметов и обоз. Их кавалерия благодаря усталости арабов сумела остановить преследование. Тем не менее при отступлении противника бедуинами из Керака было захвачено свыше 200 пленных и еще больше было убито. Точная цифра потерь не установлена. Лоуренс слышал, что вернулось якобы только 50 беглецов, в то время как турецкий отчет увеличивает эту цифру примерно до четырехсот; немецкий отчет, хотя и не вполне определенный, высказывает предположение, что удалось спастись гораздо меньшему количеству.
Сильный снег и резкий ветер подавили имевшееся у арабов желание добиться дальнейших успехов, и даже Лоуренс был вынужден признать, что продолжение действий потребовало бы у людей слишком сильного напряжения. Полная беспомощность верблюдов в ходьбе по грязи также могла оказаться тактически опасной.
Хотя отряд Лоуренса и был прикован к Тафила, его мысли были направлены к основной цели у Мертвого моря, с тем чтобы там успешно проявить стратегическое влияние. Он вспомнил Абдуллу Эль-Фейра, лагерь которого находился в залитой солнцем равнине на южном берегу Мертвого моря. Лоуренс отправился к Абдулле Эль-Фейру, рассказал ему об одержанной победе и уговорил его воспользоваться случаем, чтобы произвести набег на небольшой порт близ Мезраа на восточном берегу, откуда хлеб, поступавший из района Керака, отправлялся на судах на север для снабжения турецких армий.
Абдулла Эль-Фейр собрал около 70 всадников-бедуинов и отправится туда по узкой тропе между холмами и берегом моря. К рассвету 28 января, всего лишь три дня спустя после "битвы" при Тафила, они достигли бухты, где увидели стоявшими на якоре моторный катер и шесть барж: Команды отдыхали на берегу. Абдулла Эль-Фейр атаковал их с суши и этим достиг весьма редкого успеха, а именно захвата флота кавалерией. Было захвачено 10 т зерна и 60 пленных. Затопив баржи и уничтожив постройки, экспедиция вернулась без всяких потерь.
Это достижение стратегической цели - нарушение снабжения турок обрадовало Лоуренса гораздо больше, чем его тактическая победа. Оно помогло ему забыть о пролитой крови и привело его в хорошее настроение, в котором он написал отчет об операции при Тафила для штаба в Палестине. Составленный им отчет явился еще большей пародией на ортодоксальность, чем сама "битва", поскольку он составил его в обезличенном тоне, применив профессиональный жаргон, который полюбили военные начиная с того момента, когда Цезарь написал свой мастерски придуманный официальный отчет о Галльской войне. Таким образом, по словам Лоуренса, профессиональное начальство могло принять его за исправившегося человека-любителя, скромно следовавшего по стопам авторитетов, вместо клоуна, потешавшегося над процессией военных авторитетов, которая во главе с Фошем в качестве дирижера шла с барабанным боем по старой дороге крови.
Лоуренс получил в награду орден за боевые заслуги. Когда он в следующий раз увидел Алленби, то заявил, что для него, пожалуй, больше подошел бы морской орден. А несколько месяцев спустя, когда Лоуренс находился с экспедицией в пустыне, два британских самолета, завидев караван верблюдов, устроили за ним охоту. Напрасно Лоуренс заставлял своих людей ездить по кругу - обычный сигнал самолету, который показывал, что войска свои, - самолеты продолжали по ним обстрел, но, к счастью, безрезультатно. В своем донесении об этом случае Лоуренс просил о награждении его летным орденом за боевые заслуги со следующей мотивировкой: "За присутствие духа и воздержание от обстрела двух истребителей типа "Бристоль", которые пытались уничтожить пулеметным огнем с воздуха мой отряд".
В течение ряда недель, последовавших после успеха у Тафила, его юмор был ему весьма нужен. Продолжавшийся период плохой погоды расстроил его дальнейший план захвата всего "хлебного пояса" и установления связи с Алленби у северного побережья Мертвого моря. Племена, находившиеся впереди, обещали свою поддержку, но арабов, которые были с ним, задерживал снег, и чем больше они стояли, тем больше охладевали к его идее проведения активных действий. Необходимость отправить верблюдов на теплые пастбища в долине окончательно обрекла их на неподвижность.
Лоуренс, которому надоело оставаться в непривлекательной и населенной насекомыми квартире Тафила, решил в начале февраля вернуться в ивою базу и раздобыть еще денег для финансирования весенней кампании. Переезд по размякшей ночве был очень тяжел; верблюды все время скользили по грязи, холодный ветер пронизывал всадников, но не замораживал дороги. Они проехали пост Молада, где никто их не приветствовал, так как несчастные арабы регулярных частей, снабженные только английским; обмундированием летнего образца, потеряли половину своей силы в борьбе с непогодой, которая препятствовала туркам разбить оставшихся. Наконец они достигли Гувейры, где Лоуренс встретил не только Джойса, но и Алана Доунэя, прозванного "ежом", - начальника вновь организованного штаба операций в Геджасе, сформированного в ноябре в Каире для обеспечения лучшей связи и лучшей организации операций арабов. Лоуренс пробыл там три ночи, а затем, получив 30 000 фунтов, присланных Фейсалом, отправился обратно в Тафила, куда он доехал один после еще более утомительного путешествия. В Тафила он встретил прибывшего с палестинского фронта молодого офицера разведывательной службы, говорившего на арабском языке.
Теперь продвижение вперед было осуществимо, поэтому Лоуренс произвел разведку в направлении к Мертвому морю. Однако, когда он по возвращении стал настаивать на этом перед Зеидом, то встретился с затруднениями, вызванными главным образом окружавшими Зеида людьми., Основной причиной отказа от выступления была отговорка, что Зеид израсходовал все деньги, предназначавшиеся на подачки местным племенам, которые никуда не желали двигаться. Убедившись в том, что разговоры ни к чему не приведут, Лоуренс заявил Зеиду, что если деньги не будут возвращены, он от него уедет.
Разочарование, происшедшее после длительного периода напряжения, вызвало у Лоуренса желание бросить все дело. К тому же он чувствовал, что теперь имеет для этого достаточно оснований, так как считал, что расстройство намеченных им военных планов указывало на недостаточность его власти над арабами и сводило к нулю ту цель, для которой Алленби его использовал. В результате Лоуренс отправился на запад к Алленби с намерением вручить ему прошение об отставке.
Проехав почти 120 км, он узнал радостную весть о взятии Иерихона. Тогда он отправился дальше в штаб-квартиру Алленби и случайно встретил человека, который мог его заменить. За моральное разложение Зеида Лоуренс винил самого себя. Он заявил, что чувствует отвращение к ответственности, жаловался, что ему была предоставлена? полная свобода действий, и сожалел, что он ею воспользовался. Его личным желанием было вернуться обратно и сделаться колесиком военной машины, имея вокруг себя все удобства. Он пришел к убеждению, что находиться в упряжи повиновения было легче, чем пришпоривать самого себя, являясь начальником.
Подобное настроение Лоуренса частично объяснялось его физическим состоянием: "Я был очень больным человеком, почти дошедшим до точки надлома". Но за этим имелось еще кое-что. Несомненно, что те несколько дней, которые он провел с автобронеотрядом в обычной обстановке британских солдат, показали ему привлекательность этого беззаботного существования в подчинении Кроме того, для поддержания энергии и боевого духа автомашины, несомненно, являлись лучшим средством передвижения, чем верблюды. Впечатления тех дней, подкрепленные дальнейшим опытом, повлияли на выбор им занятия после войны.
Во время завтрака у Клейтона, последний предъявил новый спрос на услуги Лоуренса, отклонив все его протесты требованием обстановки. Уже в течение нескольких дней до неожиданного прибытия Лоуренса штаб командования безуспешно пытался установить с ним контакт, отправив за ним самолеты.
Этот срочный вызов Лоуренса явился следствием нового призыва к Алленби с запада.
Глава XIII. Кампания становится все более "регулярной".
Март - июль 1918 г.
Немедленно после взятия Иерусалима Алленби было обещано прислать подкрепления. В свою очередь его просили сообщить в общих чертах дальнейший план действий.: В своем, ответе Алленби подчеркнул трудности дождливого сезона, но сообщил, что в этот период он намеревается вести военные действия против Геджасской железной дороги, с целью отрезать 20 000 турок, находившихся к югу от Аммана, затем, слегка продвинув вперед свой левый фланг, приготовиться к новому наступлению в большом масштабе совместно с морскими силами.
Когда Ллойд-Джордж ознакомился с этими планами, они показались ему слишком узкими. Он жаждал вывести Турцию из войны и для этой цели желал бы видеть Алеппо взятым. Это позволило бы отрезать турецкие силы в Месопотамии или в крайнем случае удовольствоваться полной оккупацией Палестины. В связи с этим Алленби был запрошен о том, какие дополнительные силы потребуются ему для осуществления указанных планов.
Алленби ответил, что он надеется осуществить меньшую задачу к середине лета, но для более крупных задач ему потребуется, по крайней мере, 16 пехотных дивизий, т. е, количество, превышавшее более чем вдвое его наличные силы. Но если бы даже Алленби и получил требуемое подкрепление, то все же он не был уверен в возможности обеспечить его снабжение. Алленби объяснил правительству, что предпочел бы продолжать идти уверенно шаг за шагом вперед в соответствии с заранее намеченным планом, чем следовать полетам фантазии Ллойд-Джорджа.
Робертсон был одним из главных ораторов, доказывавших "невозможность" осуществления желаний Ллойд-Джорджа. Но его влияние постепенно ослабевало. 21 января представители нового высшего военного совета союзников приняли, под давлением Ллойд-Джорджа, решение оставаться в состоянии обороны во Франции, Италии и на Балканах и "предпринять решительное наступление на Турцию в целях уничтожения турецких армий и сокрушения сопротивления турок".
Для подготовки этого британское правительство отправило генерала Смутса со специальным заданием проинспектировать положение британских сил в Палестине и Месопотамии. После ряда совещаний, которые затем последовали, Смутс пришел к убеждению, что ему придется претворить в жизнь желания Ллойд-Джорджа; при этом, пожалуй, наибольшие затруднения представляли не конкретные препятствия турки или топографические условия, а принципы ведения войны.
Окончательный проект предусматривал, что Алленби должен получить подкрепления в виде британской и индусской пехотных дивизий из Месопотамии и индийской кавалерийской дивизии из Франции. Таким образом в его распоряжении должно было находиться десять пехотных и четыре кавалерийские дивизии. При наличии этих сил Алленби обещал осуществить настолько решительное наступление, насколько это позволил бы успех строительства им железной дороги. План его заключался в том, чтобы начать те мероприятия и те шаги, которые он уже намечал ранее, а затем развить продвижение в северном направлении по побережью, согласуя это наступление с продвижением строительства железной дороги. С помощью арабов и друзов небольшая колонна должна была попытаться продвинуться внутрь страны на Дамаск.
Однако вследствие прорыва на Западном фронте, явившегося результатом германского наступления 21 марта, была осуществлена только первая часть намеченного плана. Кризис, возникший во Франции, привел не только к отмене директив, преподанных Алленби, но и к переброске части его сил на Запад. Туда были переброшены 2 полные дивизии, 9 кавалерийских полков и 23 пехотных батальона, сформированных из оставшихся дивизий. На их место прислали войска из Индии, которые были наскоро ознакомлены с обстановкой, насколько это представлялось возможным.
Переформированные силы составляли, как и прежде, семь пехотных и четыре кавалерийские дивизии вместо трех. В конечном счете уменьшение сил оказалось благоприятным, так как заставило британское командование развивать идею мобильности и освободило его от скопления масс, слишком больших с точки зрения снабжения при передвижениях В результате эти силы достигли в сентябре быстрого и сокрушительного успеха.
Согласно оценке официальной истории, план весенней кампании Алленби был "правильным, но жестким и делал транспорт основой всего, вместо того чтобы отвести ему вспомогательную роль. Но Алленби настолько реорганизовал транспорт, что добился менее чем в две недели того, на что потребовалось бы несколько месяцев".
Затем арабы верхом на верблюдах произвели обход основания кряжа. Появление их с неожиданного направления создало панику среди турок и быстро принудило последних к сдаче. В результате было захвачено свыше 200 пленных турок, арабы же потеряли всего лишь двух человек. Находившиеся на станции два поезда были совершенно разграблены, но не очень сильно испорчены.
Следующие три дня шел сильный снег с градом, причем холод был настолько велик, что в один день умерло десять арабов. Это обстоятельство, а также желание спрятать свою добычу заставили их отойти обратно к своим палаткам. Известие о взятии Джурфа явилось сигналом для нападения на Шобек горных арабов, живших близ Петри. Холодная погода их не остановила, и турок вновь постигла неудача. Весть о захвате Шобека вдохновила Назира на следующий набег. После быстрого ночного перехода под снегом он добрался до скалы, находившейся у Тафила, и стал призывать жителей и небольшой турецкий гарнизон сдаться, угрожая в противном случае начать бомбардировку города. Угроза эта была чистейшим блефом, так как регулярных частей Нури Саида с ним не было. Возможно, что его блеф и был бы обнаружен, если бы внезапно к черте города не выехал Ауда и не закричал: "Собаки! Разве вы не знаете Ауду?" Стены Тафила пали от голоса Ауды так же, как некогда пали стены Иерихона от голоса Иисуса Навина. Город сдался задолго до того, как с запада прибыли арабы под начальством Мастура.
Однако захватить город было легче, чем его удержать. Среди кланов имелись старые счеты, и они начали ссориться друг с другом. Ауда, как всегда, был центром бури. Слухи о происходившем ускорили прибытие Зеида, который был поставлен Фейсалом во главе всех операций в районе Мертвого моря. Его сопровождал Лоуренс, а кроме того, за ними с максимальной быстротой, которую позволяли плохие дороги, следовал небольшой отряд численностью около 100 человек, составленный из арабов регулярных войск с двумя горными орудиями. Зеид сделал все, что было можно, чтобы уладить распри с помощью золота. С Аудой разделались по принципу уличного певца, которому платят только за то, чтобы он убрался. Но не успели еще достигнуть полного согласия, как турки вновь внесли раздор.
Лоуренс, расценивая Тафила лишь как дальнейший шаг на пути к Мертвому морю, совершенно не предполагал, что турки придадут этому городу такое значение, что даже оттянут к нему часть своих сил, сдерживавших наступление Алленби. Поэтому, когда наскоро собранные в Аммане турецкие части бросились к югу, чтобы вернуть обратно Тафила, для Лоуренса это оказалось совершенно неожиданным. Турецкий отряд состоял из трех слабых батальонов пехоты, 100 человек кавалерии, двух горных гаубиц и 27 пулеметов. Выступив 23 января из Керака, отряд на следующий день, в полдень, наткнулся на передовые заставы арабов, охранявших ущелье. Это ущелье представляло собою явно неприступный подход к Тафила, но внезапное появление противника заставило охранение быстро отойти назад задолго до того, как оно могло получить подкрепление.
"БИТВА" ПРИ ТАФИЛА
В предвидении возможности атаки Джафар выбрал оборонительную позицию на высотах над глубоким ущельем Тафила. Лоуренс был не согласен с этим планом и по тактическим, и по политическим соображениям. Отвесные склоны были недоступны для атакующего, но он мог обойти позицию с восточного фланга, будучи совершенно укрытым от огня. С другой стороны, оставление города означало, что население его попадет в руки турок. Однако внезапно создавшаяся критическая обстановка не давала времени для долгих размышлений, и около полуночи Зеид отдал приказ отойти назад на выбранную позицию за городом. Отход, как это и предвидел Лоуренс, вызвал в городе панику.
После того как последние части покинули город, Лоуренс вместе со своей охраной остался позади. "Сильно подмораживало; кругом был снег и лед; в темных узких улицах города царило: невероятное смятение. Я вышел один и стал ходить по улицам, прислушиваясь к тому, что говорили вокруг. Люди были охвачены страхом и сделались почти опасными, но не для меня, так как я был закутан в темный плащ и меня различить было невозможно. В случае какого-либо инцидента возле меня находилась моя охрана. Весьма важно было узнать подлинное настроение, населения. Вскоре мы увидели, что жители города испытывают ужас перед турками и готовы сделать все физически выполнимое для того, чтобы поддержать в борьбе против них вождя, способного сопротивляться. Это доставило нам удовлетворение".
Тогда Лоуренс взял инициативу в свои руки и отправил 20 арабов на помощь тем крестьянам, которые все еще сдерживали наступавших турок, сам же пошел на розыски Зеида, спокойствие которого в момент кризиса казалось хорошим предзнаменованием. Воспользовавшись этим обстоятельством, Лоуренс предложил ему план боя. Последний должен был закончиться победой, которой могло бы гордиться большинство полководцев. Однако сам Лоуренс, по его собственному признанию впоследствии, испытывал бесконечное чувство стыда за свой план боя. Он приписывает это припадку охватившей его ярости. Приводимое им объяснение не только поучительно, но и интересно с точки зрения аргументации.
"По всем правилам здравой военной тактики турки никогда не должны были возвращаться в Тафила вообще. Их возвращение можно было объяснить просто жадностью - политикой "собаки на сене", недостойной серьезного противника, просто безрассудным шагом, на который могли решиться только турки".
Перейдя через овраг Тафила, Лоуренс взобрался на находившееся за оврагом плато, где нашел рубеж: "низкий, узкий вал на остатках византийского фундамента - настоящее место для резервной или для последней линии обороны". Этот низкий рубеж являлся основанием треугольной равнины и имел поперек около 3 км, остальные стороны этого треугольника были ограждены рубежами, покрытыми зеленью. Вершина треугольника была обращена к северо-востоку, и через нее шла дорога из Керака, по которой теперь наступали турки.
Лоуренсу удалось собрать несколько скрывавшихся арабов из личной охраны Зеида и заставить их засесть в "резервном" рубеже. "На расстоянии они выглядели весьма внушительно (их было примерно человек двадцать), как будто отдельные точки значительных сил. К ним должны были присоединиться все вновь прибывшие арабы и в особенности мои негодяи со своим пулеметом.
Судя по скорости продвижения, турок должно было быть немного. Мы имели пушки и легко могли задержать их продвижение. Однако я в своей ярости зашел слишком далеко и решил принять их метод войны, а именно - дать им в карликовом масштабе нашего арабского фронта то регулярное сражение, которого они хотели, и перебить их всех. Я решил собрать все старые прописные истины и правила военных учебников и сделать из этой "битвы" пародию на них. И сила, и преимущество местности были на моей стороне; я мог бы выиграть, просто отказавшись от боя и побив турок маневром, как в двадцати подобных же случаях перед тем и после. Но плохое расположение духа и самоуверенность не позволяли мне довольствоваться только сознанием моей силы, а заставили стремиться открыто показать ее и арабам и противнику".
Зеид осознал недостатки выбранной им позиции и с готовностью принял предложение Лоуренса отправить вперед Абдуллу - начальника личный охраны - с несколькими людьми на мулах и парой легких пулеметов, чтобы "пощупать" силу турок и выяснить расположение их частей. Высланное подкрепление подбодрило арабов и крестьян, которые отогнали передовой отряд турецкой кавалерии обратно к только что выступившим после холодной ночи, проведенной на биваке, главным силам. Лоуренс и Зеид уже слышали отдаленную трескотню пулеметов. В то время как Зеид хотел ждать на месте получения от Абдуллы новых данных о продвижении противника, Лоуренс горел желанием ускорить ход событий и сам отправился вперед. На улицах Тафила он встретил несколько человек из своей охраны, рывшихся среди вещей, разбросанных на мостовой. Он приказал им привести верблюдов и захватить с собой легкий пулемет. Затем он отправился через равнину и встретил Абдуллу, возвращавшегося с известиями для Зеида. Его боеприпасы иссякли; от орудийного огня он потерял пять человек, но все еще горел желанием сражаться и лишь намеревался убедить Зеида придвинуться ближе. Оставив его выполнять задуманное, Лоуренс отправился дальше. На равнине рвались уже снаряды; беспокойство причиняли также стебли полыни, которые обжигали его голые ноги. Когда он достиг вершины треугольника, то нашел там около 60 человек, удерживавших угол западного рубежа, в то время как турки продвигались вдоль восточного рубежа с целью обойти их с фланга. Сначала Лоуренс наткнулся на группу крестьян. Последние сообщили ему, что у них нет боеприпасов и что все кончено. "Я уверил их, что все только начиналось, и указал им на мой многолюдный резервный рубеж". Предложив им перейти туда и собрать боеприпасы, Лоуренс забрался на вал, где все еще держались арабы, и предупредил их, что они не должны прекращать огня с одной позиции, пока не приготовятся начать обстрел с другой.
"Во главе арабов был молодой Метааб, который, для того чтобы легче сражаться, снял с себя все и остался в трусиках".
Лоуренс попросил Метааба продержаться еще минут десять, сам же, не имея лошади, побежал, "не забывая при этом считать свои шаги, чтобы в дальнейшем иметь возможность определить дистанцию обстрела позиции, когда она будет занята турками".
Благополучно достигнув резервного рубежа, Лоуренс нашел на нем уже около 80 человек, к которым продолжали прибывать новые подкрепления. Накопившиеся 200 человек задерживали наступление турок, пока около 3 часов дня не прибыл со своей старой позиции Зеид примерно с 50 людьми своей охраны и 200 крестьянами. Он захватил с собой также девять пулеметов и несколько легких автоматических ружей, а для усиления огневой защиты - горное орудие.
"Как раз в нужный момент мы вспомнили, что движение есть закон стратегии, и начали продвигаться. Отряд в 80 всадников на лошадях, верблюдах и мулах с пятью легкими автоматическими пулеметами был отправлен в обход восточного рубежа и для охвата левого фланга противника.
Тем, временем турки на противоположном рубеже втаскивали, по-видимому, бесконечное количество пулеметов и устанавливали их вдоль рубежа, как в музее. Это была тактика лунатика. Рубеж был гол и не имел прикрытия даже для ящерицы". Благодаря измеренному Лоуренсом шагами расстоянию арабы уже имели прицел установленным на 3100 м и только ожидали момента, чтобы смести турецкий рубеж.
Затем прибыло новое подкрепление в составе примерно 100 человек из соседней деревни. "Их прибытие заставило нас отбросить советы маршала Фоша и произвести атаку сразу, по крайней мере, с трех сторон. Для этого мы отправили группу людей с тремя легкими пулеметами для обхода правого или западного фланга противника. Примитивные люди, которые не знают маршала Фоша, имеют здравый инстинкт для нахождения тыла противника, особенно когда он, как например в данном случае, предоставляет скрытый подход".
В то время как четыре пулемета, находившиеся на резервном рубеже, обстреливали позицию турок и отвлекали их внимание, пять легких пулеметов (которые для маскировки обслуживались каждый только двумя человеками) были незаметно продвинуты вперед и внезапным огнем смяли левый фланг турок. Чтобы использовать замешательство противника, сразу же врезалась "кавалерия". Как только был достигнут перевес сил, резерв арабов отправился через центральную равнину с красным знаменем, чтобы закончить победу.
Турки бежали в смятении, оставив на месте боя своего убитого командира, две гаубицы, все свои 27 пулеметов и обоз. Их кавалерия благодаря усталости арабов сумела остановить преследование. Тем не менее при отступлении противника бедуинами из Керака было захвачено свыше 200 пленных и еще больше было убито. Точная цифра потерь не установлена. Лоуренс слышал, что вернулось якобы только 50 беглецов, в то время как турецкий отчет увеличивает эту цифру примерно до четырехсот; немецкий отчет, хотя и не вполне определенный, высказывает предположение, что удалось спастись гораздо меньшему количеству.
Сильный снег и резкий ветер подавили имевшееся у арабов желание добиться дальнейших успехов, и даже Лоуренс был вынужден признать, что продолжение действий потребовало бы у людей слишком сильного напряжения. Полная беспомощность верблюдов в ходьбе по грязи также могла оказаться тактически опасной.
Хотя отряд Лоуренса и был прикован к Тафила, его мысли были направлены к основной цели у Мертвого моря, с тем чтобы там успешно проявить стратегическое влияние. Он вспомнил Абдуллу Эль-Фейра, лагерь которого находился в залитой солнцем равнине на южном берегу Мертвого моря. Лоуренс отправился к Абдулле Эль-Фейру, рассказал ему об одержанной победе и уговорил его воспользоваться случаем, чтобы произвести набег на небольшой порт близ Мезраа на восточном берегу, откуда хлеб, поступавший из района Керака, отправлялся на судах на север для снабжения турецких армий.
Абдулла Эль-Фейр собрал около 70 всадников-бедуинов и отправится туда по узкой тропе между холмами и берегом моря. К рассвету 28 января, всего лишь три дня спустя после "битвы" при Тафила, они достигли бухты, где увидели стоявшими на якоре моторный катер и шесть барж: Команды отдыхали на берегу. Абдулла Эль-Фейр атаковал их с суши и этим достиг весьма редкого успеха, а именно захвата флота кавалерией. Было захвачено 10 т зерна и 60 пленных. Затопив баржи и уничтожив постройки, экспедиция вернулась без всяких потерь.
Это достижение стратегической цели - нарушение снабжения турок обрадовало Лоуренса гораздо больше, чем его тактическая победа. Оно помогло ему забыть о пролитой крови и привело его в хорошее настроение, в котором он написал отчет об операции при Тафила для штаба в Палестине. Составленный им отчет явился еще большей пародией на ортодоксальность, чем сама "битва", поскольку он составил его в обезличенном тоне, применив профессиональный жаргон, который полюбили военные начиная с того момента, когда Цезарь написал свой мастерски придуманный официальный отчет о Галльской войне. Таким образом, по словам Лоуренса, профессиональное начальство могло принять его за исправившегося человека-любителя, скромно следовавшего по стопам авторитетов, вместо клоуна, потешавшегося над процессией военных авторитетов, которая во главе с Фошем в качестве дирижера шла с барабанным боем по старой дороге крови.
Лоуренс получил в награду орден за боевые заслуги. Когда он в следующий раз увидел Алленби, то заявил, что для него, пожалуй, больше подошел бы морской орден. А несколько месяцев спустя, когда Лоуренс находился с экспедицией в пустыне, два британских самолета, завидев караван верблюдов, устроили за ним охоту. Напрасно Лоуренс заставлял своих людей ездить по кругу - обычный сигнал самолету, который показывал, что войска свои, - самолеты продолжали по ним обстрел, но, к счастью, безрезультатно. В своем донесении об этом случае Лоуренс просил о награждении его летным орденом за боевые заслуги со следующей мотивировкой: "За присутствие духа и воздержание от обстрела двух истребителей типа "Бристоль", которые пытались уничтожить пулеметным огнем с воздуха мой отряд".
В течение ряда недель, последовавших после успеха у Тафила, его юмор был ему весьма нужен. Продолжавшийся период плохой погоды расстроил его дальнейший план захвата всего "хлебного пояса" и установления связи с Алленби у северного побережья Мертвого моря. Племена, находившиеся впереди, обещали свою поддержку, но арабов, которые были с ним, задерживал снег, и чем больше они стояли, тем больше охладевали к его идее проведения активных действий. Необходимость отправить верблюдов на теплые пастбища в долине окончательно обрекла их на неподвижность.
Лоуренс, которому надоело оставаться в непривлекательной и населенной насекомыми квартире Тафила, решил в начале февраля вернуться в ивою базу и раздобыть еще денег для финансирования весенней кампании. Переезд по размякшей ночве был очень тяжел; верблюды все время скользили по грязи, холодный ветер пронизывал всадников, но не замораживал дороги. Они проехали пост Молада, где никто их не приветствовал, так как несчастные арабы регулярных частей, снабженные только английским; обмундированием летнего образца, потеряли половину своей силы в борьбе с непогодой, которая препятствовала туркам разбить оставшихся. Наконец они достигли Гувейры, где Лоуренс встретил не только Джойса, но и Алана Доунэя, прозванного "ежом", - начальника вновь организованного штаба операций в Геджасе, сформированного в ноябре в Каире для обеспечения лучшей связи и лучшей организации операций арабов. Лоуренс пробыл там три ночи, а затем, получив 30 000 фунтов, присланных Фейсалом, отправился обратно в Тафила, куда он доехал один после еще более утомительного путешествия. В Тафила он встретил прибывшего с палестинского фронта молодого офицера разведывательной службы, говорившего на арабском языке.
Теперь продвижение вперед было осуществимо, поэтому Лоуренс произвел разведку в направлении к Мертвому морю. Однако, когда он по возвращении стал настаивать на этом перед Зеидом, то встретился с затруднениями, вызванными главным образом окружавшими Зеида людьми., Основной причиной отказа от выступления была отговорка, что Зеид израсходовал все деньги, предназначавшиеся на подачки местным племенам, которые никуда не желали двигаться. Убедившись в том, что разговоры ни к чему не приведут, Лоуренс заявил Зеиду, что если деньги не будут возвращены, он от него уедет.
Разочарование, происшедшее после длительного периода напряжения, вызвало у Лоуренса желание бросить все дело. К тому же он чувствовал, что теперь имеет для этого достаточно оснований, так как считал, что расстройство намеченных им военных планов указывало на недостаточность его власти над арабами и сводило к нулю ту цель, для которой Алленби его использовал. В результате Лоуренс отправился на запад к Алленби с намерением вручить ему прошение об отставке.
Проехав почти 120 км, он узнал радостную весть о взятии Иерихона. Тогда он отправился дальше в штаб-квартиру Алленби и случайно встретил человека, который мог его заменить. За моральное разложение Зеида Лоуренс винил самого себя. Он заявил, что чувствует отвращение к ответственности, жаловался, что ему была предоставлена? полная свобода действий, и сожалел, что он ею воспользовался. Его личным желанием было вернуться обратно и сделаться колесиком военной машины, имея вокруг себя все удобства. Он пришел к убеждению, что находиться в упряжи повиновения было легче, чем пришпоривать самого себя, являясь начальником.
Подобное настроение Лоуренса частично объяснялось его физическим состоянием: "Я был очень больным человеком, почти дошедшим до точки надлома". Но за этим имелось еще кое-что. Несомненно, что те несколько дней, которые он провел с автобронеотрядом в обычной обстановке британских солдат, показали ему привлекательность этого беззаботного существования в подчинении Кроме того, для поддержания энергии и боевого духа автомашины, несомненно, являлись лучшим средством передвижения, чем верблюды. Впечатления тех дней, подкрепленные дальнейшим опытом, повлияли на выбор им занятия после войны.
Во время завтрака у Клейтона, последний предъявил новый спрос на услуги Лоуренса, отклонив все его протесты требованием обстановки. Уже в течение нескольких дней до неожиданного прибытия Лоуренса штаб командования безуспешно пытался установить с ним контакт, отправив за ним самолеты.
Этот срочный вызов Лоуренса явился следствием нового призыва к Алленби с запада.
Глава XIII. Кампания становится все более "регулярной".
Март - июль 1918 г.
Немедленно после взятия Иерусалима Алленби было обещано прислать подкрепления. В свою очередь его просили сообщить в общих чертах дальнейший план действий.: В своем, ответе Алленби подчеркнул трудности дождливого сезона, но сообщил, что в этот период он намеревается вести военные действия против Геджасской железной дороги, с целью отрезать 20 000 турок, находившихся к югу от Аммана, затем, слегка продвинув вперед свой левый фланг, приготовиться к новому наступлению в большом масштабе совместно с морскими силами.
Когда Ллойд-Джордж ознакомился с этими планами, они показались ему слишком узкими. Он жаждал вывести Турцию из войны и для этой цели желал бы видеть Алеппо взятым. Это позволило бы отрезать турецкие силы в Месопотамии или в крайнем случае удовольствоваться полной оккупацией Палестины. В связи с этим Алленби был запрошен о том, какие дополнительные силы потребуются ему для осуществления указанных планов.
Алленби ответил, что он надеется осуществить меньшую задачу к середине лета, но для более крупных задач ему потребуется, по крайней мере, 16 пехотных дивизий, т. е, количество, превышавшее более чем вдвое его наличные силы. Но если бы даже Алленби и получил требуемое подкрепление, то все же он не был уверен в возможности обеспечить его снабжение. Алленби объяснил правительству, что предпочел бы продолжать идти уверенно шаг за шагом вперед в соответствии с заранее намеченным планом, чем следовать полетам фантазии Ллойд-Джорджа.
Робертсон был одним из главных ораторов, доказывавших "невозможность" осуществления желаний Ллойд-Джорджа. Но его влияние постепенно ослабевало. 21 января представители нового высшего военного совета союзников приняли, под давлением Ллойд-Джорджа, решение оставаться в состоянии обороны во Франции, Италии и на Балканах и "предпринять решительное наступление на Турцию в целях уничтожения турецких армий и сокрушения сопротивления турок".
Для подготовки этого британское правительство отправило генерала Смутса со специальным заданием проинспектировать положение британских сил в Палестине и Месопотамии. После ряда совещаний, которые затем последовали, Смутс пришел к убеждению, что ему придется претворить в жизнь желания Ллойд-Джорджа; при этом, пожалуй, наибольшие затруднения представляли не конкретные препятствия турки или топографические условия, а принципы ведения войны.
Окончательный проект предусматривал, что Алленби должен получить подкрепления в виде британской и индусской пехотных дивизий из Месопотамии и индийской кавалерийской дивизии из Франции. Таким образом в его распоряжении должно было находиться десять пехотных и четыре кавалерийские дивизии. При наличии этих сил Алленби обещал осуществить настолько решительное наступление, насколько это позволил бы успех строительства им железной дороги. План его заключался в том, чтобы начать те мероприятия и те шаги, которые он уже намечал ранее, а затем развить продвижение в северном направлении по побережью, согласуя это наступление с продвижением строительства железной дороги. С помощью арабов и друзов небольшая колонна должна была попытаться продвинуться внутрь страны на Дамаск.
Однако вследствие прорыва на Западном фронте, явившегося результатом германского наступления 21 марта, была осуществлена только первая часть намеченного плана. Кризис, возникший во Франции, привел не только к отмене директив, преподанных Алленби, но и к переброске части его сил на Запад. Туда были переброшены 2 полные дивизии, 9 кавалерийских полков и 23 пехотных батальона, сформированных из оставшихся дивизий. На их место прислали войска из Индии, которые были наскоро ознакомлены с обстановкой, насколько это представлялось возможным.
Переформированные силы составляли, как и прежде, семь пехотных и четыре кавалерийские дивизии вместо трех. В конечном счете уменьшение сил оказалось благоприятным, так как заставило британское командование развивать идею мобильности и освободило его от скопления масс, слишком больших с точки зрения снабжения при передвижениях В результате эти силы достигли в сентябре быстрого и сокрушительного успеха.
Согласно оценке официальной истории, план весенней кампании Алленби был "правильным, но жестким и делал транспорт основой всего, вместо того чтобы отвести ему вспомогательную роль. Но Алленби настолько реорганизовал транспорт, что добился менее чем в две недели того, на что потребовалось бы несколько месяцев".