Безуглов Анатолий Алексеевич. Записки прокурора

   Когда адвокат спросил у нее, какой глубины была смертельная рана Краснова, она ответила:
   - Тринадцать сантиметров.
   - Выходит, если лезвие ножа моего подзащитного укоротили на два сантиметра, а первоначальная длина его была тринадцать сантиметров, то он не мог быть орудием убийства? - уточнил Белопольский.
   - Не мог, - ответила Хлюстова.
   В зале послышался гул.
   - У вас будут еще вопросы? - обратился к адвокату председательствующий.
   Белопольский встал и после серьезной аргументации заявил суду ходатайство о направлении дела на дополнительное расследование.
   Народный судья о чем-то тихо переговорил с заседателями.
   - Какое мнение у прокурора по поводу ходатайства адвоката подсудимого? - повернул ко мне голову председательствующий.
   Честно говоря, этот вопрос застал меня врасплох. Я, кажется, слышал даже дыхание сидящих в зале, слышал, как за окном у перекрестка затормозила машина. И в эти считанные мгновения вряд ли успел взвесить до конца, что стоит за моим ответом, в котором я не возражал против ходатайства адвоката.
   - Суд удаляется на совещание, - провозгласил судья.
   В зале заговорили, закашляли. Я поймал на себе несколько удивленный, но в то же время изучающий взгляд Белопольского. И пока судьи находились в совещательной комнате, думал: "А что скажет по этому поводу прокурор города? Ведь он утвердил обвинительное заключение..."
   Оправданием служило то, что в деле действительно есть, как говорится, сучки и задоринки, которые я заметил, еще знакомясь с делом, но был уверен, что в процессе судебного разбирательства удастся устранить возникшие сомнения и противоречия. Но, увы, надежды не оправдались.
   Когда председательствующий объявил определение суда о направлении дела для проведения дополнительного расследования, я вспомнил слова уехавшего на курсы прокурора: "Постарайтесь, чтобы все было гладко". И вот надо же было такому случиться.
   Еще будучи следователем, я хорошо знал, что возвращенные судами дела на доследование портят статистические показатели качества и следствия и прокурорского надзора: мол, брак в работе. Виновников склоняют на собраниях, совещаниях, в различного рода обзорах, а то и в приказах прокурора области о них прочитать можно. Вообще-то действительно приятного мало. Но если вдуматься, так нет худа без добра. В самом деле, а если бы сейчас адвокат не обратил внимания на столь существенные противоречия между показаниями подсудимого и его брата, с одной стороны, и заключением судебно-медицинской экспертизы, с другой? Бог весть чем все это могло обернуться в будущем...
   ...Пришло из суда возвращенное дело. Я вызвал следователя Рожковского и капитана Жгутова, ознакомил их с определением суда.
   - Ну, вот что, товарищи, - начал я по-деловому. - Давайте спокойно разберемся в ошибках, допущенных в следствии.
   - Я сделал все, что было нужно, - обиделся Рожковский. - Даже больше. Допросил столько людей, докопался, можно сказать, до самой подноготной преступника. Его личность как на ладони...
   - И споткнулись на самом главном - орудии убийства! - резко сказал я. Предъявить в качестве вещественного доказательства другой нож! Вы сами поставили себя под удар.
   - Позвольте, позвольте, - запротестовал Рожковский. - Пожалуйста... Он взял дело, нашел нужный лист. - Свидетель Евгений Хромов, то есть брат обвиняемого, слесарь, причем высокого разряда, явно показывает, что сделал совершенно одинаковых два ножа. Я подчеркиваю: совершенно одинаковых, из равных полос стали.
   - На этом ноже я и расколол Хромова, - вставил Жгутов. - Он как увидел его, вначале отпирался, мол, это другой нож, а потом ручки-ножки опустил и перестал барахтаться - Капитан усмехнулся. - А все эти штучки с поломкой и заточкой - адвокатская выдумка...
   - А если не выдумка? - спросил я.
   - Так почему же Иван Хромов раньше об этом не вспомнил? - сказал капитан.
   - Да, - подхватил Рожковский. - Обвиняемый ни разу не заикнулся о том, что нож был укорочен. А времени у него было достаточно.
   - Вы лично спрашивали его об этом? - поинтересовался я.
   - Мне и в голову не пришло. Мало ли что он делал с ножом. Ведь не это существенно. И, уверяю вас, Захар Петрович, если бы на самом деле нож ломался, уж такое Хромов сообщил бы следствию сразу. Взрослый парень, отлично все понимает... Лично я уверен, что изъятый на квартире нож и является орудием убийства. Крови на нем нет? Просто отмыли. К сожалению, нам не удалось установить, каким образом этот нож вновь оказался в доме Хромовых. Заявление Евгения Хромова о якобы втором таком же ноже - легенда, придуманная с целью облегчения участи брата.
   - Значит, вы тоже?..
   - Категорически поддерживаю мнение Василия Егоровича, - кивнул в сторону капитана Рожковский. - И, вы знаете, мне даже нравится этот Белопольский. - Он с улыбкой посмотрел на Жгутова. - В отличие от товарища Жгутова я ценю находчивых людей. Но ведь у вас, Захар Петрович, были все возможности разбить доводы защиты. - Следователь положил растопыренную пятерню на папку с делом. - Вот здесь...
   - Здесь, увы, Вадим Борисович, и без ножа хватает противоречий, ответил я ему.
   Рожковский помрачнел.
   - Хотя бы о самой ссоре, - сказал я. - Вот тут Хромов показывает... - Я нашел нужное место. - "Я ударил его ножом в бок, и Краснов крикнул: "Ну и сволочь ты!" А в другом месте, - я перелистал дело. - "Я ударил Краснова ножом в живот, он сказал: "Подлец ты, Ванька!" Или еще. Здесь обвиняемый говорит, что ударил Краснова ножом, и тот упал на колени. А тут - Краснов пятился от Хромова, и последний наносил ему удары ножом...
   - Что же тут противоречивого, - еле сдерживаясь, произнес Рожковский. Хромов находился в состоянии аффекта. Детали у него выпали из памяти.
   - На допросах он не был в состоянии аффекта, - возразил я. - И сообщал детали довольно четко. Но почему-то по-разному...
   - Ну, знаете! - развел руками следователь. - У нас не аптека.
   - А точность нужна не меньшая, - сказал я. И обратился к Жгутову. Василий Егорович, как же так получилось, что на место происшествия не был вызван работник прокуратуры?
   - Мы звонили, - спокойно ответил капитан. - Никого не было.
   - Дежурила Гранская, - пояснил Рожковский. Гранская - это наш второй следователь. - Она в это время была вызвана на другое происшествие.
   - Могли позвонить Званцеву.
   - Его не было в городе, - опять за Жгутова сказал следователь.
   - А вам? - посмотрел я на Рожковского.
   - Меня не было дома. Ведь в конце концов я имею право на отдых...
   Замечу, что в дальнейшем я твердо взял за правило: о каждом происшествии, требующем присутствия работника прокуратуры, меня ставили в известность в любое время дня и ночи. И, если не выезжал из города, в прокуратуре и в милиции всегда знали, где меня найти...
   - Я уверен, - сказал Рожковский, - что дополнительное расследование ничего нового не даст. - Он подумал и добавил: - Существенного. Лишняя трата времени и сил. А времени у меня и без того в обрез. Сами знаете, какие трудности в деле об ограблении базы...
   - По-моему, Вадим Борисович, с таким настроением вам не стоит снова заниматься делом Хромова, - сказал я.
   Рожковский закашлялся, смотря куда-то вбок.
   - Значит, другому поручите? - Голос его дрогнул.
   - Да, Вадим Борисович. Это мое право, и я им воспользуюсь.
   - У меня тоже есть права обжаловать ваши действия, - сказал следователь, поднимаясь.
   Дополнительное расследование я поручил Инге Казимировне Гранской, молодому следователю, проработавшей к тому времени в прокуратуре всего год с небольшим.
   После первого посещения Хромова Гранская пришла ко мне взволнованная.
   - Захар Петрович, - устроилась она на стуле возле моего стола и нервно закурила сигарету, - ничего не могу понять. Хромов совершенно не хочет со мной разговаривать.
   Гранская была, прямо скажем, очень красива. Кто-то в шутку назвал ее "мисс прокуратура". Одевалась она хоть и строго, но со вкусом, и даже форменная одежда красила ее. Уже одно это, казалось, должно было располагать к разговору с ней.
   - Прямо так и отказывается? - удивился я.
   - Говорит, все и так ясно, зачем опять эти допросы. Лучше, мол, дали бы срок и отстали.
   - А может, он боится кого-нибудь или покрывает? - высказал я предположение.
   - Не исключено.
   - Хорошо, Инга Казимировна, давайте попробуем провести допрос вместе.
   ...Хромов вошел в следственную камеру настороженный. И, увидев, что Гранская не одна, растерялся.
   - Присаживайся, Ваня, - сказала Инга Казимировна. - Захара Петровича ты знаешь по суду. Понимаешь, товарища прокурора, как и меня, интересуют кое-какие неясности. Было бы все ясно, не сидели бы мы тут с тобой.
   Мне понравилось, что следователь нашла тон с обвиняемым: он был серьезный, доверительный, без тени заигрывания.
   Хромов сел. Инга Казимировна начала допрос издалека: как он подружился с Красновым, что их связывало. По односложным и отрывистым ответам было очевидно - парень скован. А когда Гранская подошла к главному, к событиям на Голубом озере, Хромов разволновался.
   - Что тут говорить, - произнес он, глядя, как на суде, в пол, - Димы уже нет. Как подумаю об отце и матери Димы - ужас берет. Не знаю, что бы с собой сделал.
   - Да, им очень худо, Ваня, - кивнула Гранская. - И еще сознание того, что их сына убил его лучший друг...
   Хромов молча сглотнул слюну.
   - У нас сложилось впечатление, что ты о чем-то недоговариваешь, вступил в разговор я. - Подумай о родителях Димы. Они относились к тебе, как к родному. Им ведь тоже не безразлично, как и почему все произошло.
   - Я хотел с ними встретиться, - поднял на меня глаза Хромов. Объяснить хотел. Но следователь сказал, что отец Димы разорвет меня на части.
   - Здесь что-то не так, - сказала Гранская. Она нашла в деле недавний допрос отца Краснова, в котором тот показывал, что не верит в виновность Хромова и просит устроить с ним очную ставку.
   Хромов прочел протокол, потом перечел еще раз. Растерянно перевел взгляд с Гранской на меня.
   - А почему следователь говорил, что все наоборот? - с каким-то отчаянием произнес Хромов. - Почему? Если бы я знал! Значит, их я тоже обманул...
   - В чем? - спросила Гранская.
   - Не убивал я! Поверьте, не убивал! Честное слово!
   - Хорошо, Ваня, успокойся и расскажи, как было дело, - сказала Инга Казимировна.
   - Я расскажу, все расскажу... Вы только верьте мне... Это было уже почти в шесть вечера. Мы нарыбалились по горло. Да какая там рыбалка, вот такие окуньки, - показал он пол-ладони, - несколько плотвичек... Дима хотел их домой взять, коту... Ну, замерзли мы у воды. Пошли в рощу, развели костер. Допили вино... Я люблю с огнем возиться. Полез на дерево за сухими сучьями, а Дима куда-то отошел. Сухая ветка попалась крепкая. Провозился я с ней, чуть на землю не ухнул. Вдруг слышу, Дима с кем-то базарит. Глянул вниз, а он с каким-то мужиком. Я стал спускаться. Ветка, что я отломил, за другие цепляется. Спрыгнул я, смотрю, Дима держится за живот и грудь и кричит мне: "Ваня, он меня зарезал!" А по рукам и ногам у него кровь течет...
   Хромов замолчал.
   - Дальше, - сказала Гранская.
   - Я бросился к Диме, хотел подхватить. Он упал. Куда делся тот мужчина, не знаю. Мне все почему-то казалось, что Диме мешают комары и он не может их отогнать. Я накрыл его рубашкой... Побежал туда, сюда, никого нет. Выскочил на тропинку, какие-то люди идут. Я крикнул: "Друга моего зарезали!" А дальше все смутно... Какая-то девушка успокаивала меня: "Ты же мужчина, возьми себя в руки..." Потом милиция приехала, меня увезли...
   Он опять замолчал.
   - Описать того мужчину можешь? - спросила Гранская.
   - Я его не разглядел. Помню только, борода у него. В галифе, кажется. Пожилой. Вот и все.
   - А куда ходил Краснов, когда ты был на дереве? - спросил я.
   - Не знаю.
   - Почему ты обо всем этом не говорил раньше следователю и на суде? - Я постарался спросить это мягко, но в то же время и требовательно.
   - Я говорил капитану Жгутову и следователю. Но они не поверили. А один со мной в камере сидел, Колесник его фамилия, посоветовал не тянуть волынку и признаться. Ну, я решил: раз так, зачем время тянуть, лучше в колонии вкалывать, чем мучиться в камере и на допросах...
   На следующий день Инга Казимировна еще раз подробно допросила Хромова. Потом встретилась с родителями Краснова и говорила с матерью и братом обвиняемого.
   Теперь были две версии: первая (старая) - убийство Краснова совершено Хромовым на почве ссоры, и вторая (новая) - убийство совершено незнакомым человеком в галифе и с бородой.
   Гранская пришла ко мне посоветоваться насчет составленного ею плана оперативно-следственных мероприятий. В нем предусматривался тщательный допрос работников райотдела милиции, которые выезжали на место происшествия, проверка всех документов, составленных по этому случаю; надо было ознакомиться с лицами, доставленными 20 мая в медвытрезвитель, поговорить с отдыхающими в тот день в профилактории машиностроительного завода, расположенного неподалеку от Голубого озера, а также с пенсионерами, обычно посещающими березовую рощу возле озера, не видели ли они человека, описанного Хромовым. Запланировано было также допросить некоего Колесника, с которым находился в одной камере 20 и 21 мая обвиняемый Хромов. Правда, Колесник месяц назад был осужден народным судом и теперь отбывал срок наказания в одной из колоний, но разыскать его не представляло большой сложности.
   Всего в плане было 24 пункта. К расследованию был подключен инспектор уголовного розыска младший лейтенант Юрий Александрович Коршунов, который оказался весьма толковым, объективным и принципиальным.
   Едва только Гранская и Коршунов приступили к выполнению намеченного плана, как приехал прокурор следственного отдела областной прокуратуры Владимир Харитонович Авдеев. По письму Рожковского и Жгутова, в котором они оспаривали мои действия.
   Я уже ждал проверки, потому что ей предшествовал звонок прокурора района. Званцев обвинил меня в горячности и скоропалительных решениях и предложил, пока не поздно, направить кассационный протест в областной суд, чтобы отменить определение нарсуда. Я сказал, что сам поддержал ходатайство защиты.
   - Неужели вы не понимаете, - возмутился Алексей Платонович, - что рубите сук, на котором сидите! А авторитет прокуратуры?..
   - Авторитет прокуратуры только повысится, если мы исправим свою же ошибку, - сказал я. Так меня учил профессор Арсеньев в институте, так учил и Руднев, первый прокурор, с которым мне пришлось работать в Ростовской области. Ведь прокуратура осуществляет высший надзор за строгим соблюдением законов.
   - Эх, Захар Петрович, - невольно вырвалось у Званцева. - Я же вас предупреждал... Ладно, Захар Петрович, может быть, все еще уладится. Честно говоря, мне хотелось бы с вами сработаться.
   Эта заключительная фраза поставила меня в тупик: что он хотел сказать? На всякий случай оставил возможность "простить" мне всю эту историю?
   В одном я мог согласиться с прокурором: возвращение дела на доследование - это ЧП. И за такие вещи начальство, естественно, спасибо не скажет. Но ведь это и сигнал, что в прокуратуре ослаблен надзор за следствием. Наши ошибки касаются прежде всего людей! И такие ошибки слишком дорого стоят - чьих-то судеб...
   Владимиру Харитоновичу Авдееву было тридцать пять лет. Худощавый, с внимательными серыми глазами, но в то же время несколько стеснительный, он не производил впечатления грозного областного начальника, приехавшего казнить или миловать. Впрочем, казнить или миловать - это будет решаться потом, после его проверки. Он так и подчеркнул, что приехал разобраться.
   Авдеев ознакомился с делом и вызвал всех одновременно - Рожковского, Жгутова, Гранскую и Коршунова. Меня, естественно, тоже. Разговор происходил в кабинете прокурора.
   Рожковский и Жгутов снова настаивали на том, что следствие, проведенное до суда, представило исчерпывающие факты и материалы, изобличающие Хромова в убийстве.
   - Вместо того чтобы заниматься сомнительными догадками, - добавил Жгутов, - суду надо было вынести частное определение в адрес дирекции строительного техникума. Учащиеся пьянствуют, в общежитии случаются кражи...
   - Мне кажется, Василий Егорович, - сказала Гранская, - разговор у нас о другом. И скажу я нелицеприятно. Можно? - посмотрела она на Авдеева.
   - Слушаю вас, - кивнул Владимир Харитонович.
   - По-моему, ошибка была допущена, потому что расследование сразу велось только по одной версии.
   - А к чему другая? - усмехнулся Жгутов. - Если все сразу очевидно...
   - Вам Хромов говорил о том, что убийство совершил другой человек? спросил у капитана Авдеев.
   - Ну, говорил.
   - Так почему вы не проверили его первую версию? - сказала Инга Казимировна.
   - Хромов просто выдумал ее, - ответил за Жгутова Рожковский. - Он уже на следующий день отказался от нее. Потому что понял: факты - упрямая вещь.
   - Или растерялся, - заметила Гранская. - А вы постарались воспользоваться этим.
   - Зачем вы так говорите! - возмутился Рожковский. - Он и сокамернику признался в том, что убил... - Следователь взял дело. - С ним сидел Колесник, - пояснил он Авдееву. - Вот послушайте: "Хромов сказал, что он убил своего друга за то, что тот обозвал его "гусаком". - Следователь положил дело на стол и повернулся к Гранской. - Может быть, вы скажете, что я и этого Колесника подговорил дать мне нужные показания?
   - Что бы там ни было, - ответила Гранская, - но у меня сложилось впечатление, что все поскорее хотели закончить дело и передать его в суд. Не дать парню опомниться...
   - Инга Казимировна, вы сколько лет в следственных органах? - спросил Рожковский.
   - Зеленая еще, хотите сказать? - с вызовом посмотрела на него Гранская. - Но ведь мало-мальски грамотному юристу станет ясно, что следствие велось однобоко!
   - Я прошу, - гневно сказал Авдееву Рожковский, - я требую доказательств! И беспочвенные обвинения отвергаю.
   - Чего мы только не применяли! - поддержал его Жгутов. - Всю, можно сказать, современную науку. Фотосъемку, выход с обвиняемым на место происшествия с магнитофоном. И так далее, и тому подобное...
   - Технику тоже надо с умом применять, - не сдавалась Гранская. - Опять же возьмем выход на место происшествия. - Инга Казимировна взяла дело. Получается, что Хромов только подтверждал ваши выводы... И вообще ошибок в первоначальном следствии и оперативных действиях милиции было много.
   - Факты? - потребовал Жгутов.
   - Например, схема, которая была составлена на месте происшествия. Тут сам черт голову сломит. Плохо сориентирована даже по частям света. Расстояния между предметами указаны приблизительно. Бутылка, лежащая на земле, сфотографирована не полностью... Я не права? - спросила она капитана. Тот промолчал. - Дальше... Понимаете, - обратилась Гранская к Авдееву, оперативная группа приехала со служебно-розыскной собакой, но без проводника. Тот в это время отлучился из райотдела, и его роль выполнял шофер. Собака довела его до соседнего дома неподалеку, а зайти в дом шофер побоялся. Потому что никакого прикрытия не было...
   - Это действительно промашка, - согласился Жгутов.
   - И, к сожалению, не единственная, - продолжила Гранская. - Грубейшим просчетом было то, что такое важное вещественное доказательство, как хлеб, не было изъято с места происшествия. А ведь по нему можно было определить особенности ножа, который потерялся. Кстати, еще одно ваше упущение.
   - Мы его искали, - ответил Жгутов. - Но там столько перебывало народа...
   - Теперь о личности обвиняемого и убитого... - Гранская стала говорить более спокойно.
   - Ну, уж это, простите, выявлено досконально! - развел руками Рожковский.
   - А я говорю, что нет, - возразила Инга Казимировна. - Отец и мать Краснова в один голос заявили: они не верят, что их сына убил Иван Хромов. Вы знаете, почему Хромов дружил с Красновым? И только с ним? Да потому что Дмитрий его жалел. Из-за его физического недостатка.
   - А я понял так, что Хромов был у Краснова на побегушках, - сказал Жгутов.
   - Понимаете, - обратилась Гранская к Авдееву, - как увидела я у Красновых кошку без ноги... - Инга Казимировна покачала головой.
   - А при чем тут кошка? - буркнул Рожковский.
   - Дима не мог пройти равнодушно мимо искалеченного животного... Скворец у них дома с поломанным крылом. Собаке пацанва выбила глаз - тоже подобрал... Нет, мне трудно поверить, чтобы у Краснова повернулся язык обидеть приятеля из-за физического недостатка. Просто невозможно! И поэтому...
   - Простите, Инга Казимировна, - перебил ее Рожковский, - вы себе противоречите.
   - В чем?
   - Обвиняете меня, что я увлекся только одной версией. А сами? Насколько я понял, вас заворожил рассказ Хромова об этом мифическом бородаче в галифе.
   - Нет, я не утверждаю, что это и есть убийца. Но надо проверить.
   - А факты? Где они? - спросил Рожковский.
   - У Юрия Александровича есть, - кивнула Гранская на молчавшего до сих пор Коршунова.
   Жгутов с любопытством посмотрел в его сторону.
   Младший лейтенант смутился.
   - Я с одними пенсионерами беседовал. Два старых грибка... Они в тот вечер сидели на скамеечке неподалеку от той самой полянки, где произошло убийство. Их излюбленное место отдыха... Они показали, что какая-то женщина, проходя мимо них, сказала: "Там поссорились какой-то мужик с парнем. Выпившим. Не было бы беды". Они глянули, куда она показала: на тропинке стояли два человека. Один в плавках, другой одетый... А через некоторое время паника: убийство...
   - Фотографию Краснова им предъявляли? - вырвалось у меня. Этого обстоятельства я еще не знал. Инга Казимировна не успела рассказать.
   - Старички точно сказать не могут, все-таки было не рядом...
   - А что это за женщина, которая обратила внимание стариков на ссорящихся? - спросил я.
   - Приметы есть. Ищу, - коротко ответил Коршунов.
   - Какой-то одетый вел разговор с кем-то раздетым, - иронически заметил Рожковский. - Так можно что угодно за волосы притянуть. На озере в этот день были сотни людей. Между прочим, и в плавках, и в одежде...
   - Возможно, это и напрасный ход, - согласился Коршунов. - Но проверить мы обязаны...
   Проспорили часа три, так друг друга и не переубедив.
   Авдеев в заключение сказал:
   - То, что Измайлов передал дело другому следователю, - это его право. Может быть, товарищ Гранская найдет более убедительные доказательства и факты, подтверждающие виновность Хромова. - Владимир Харитонович помолчал и добавил: - Или его невиновность...
   После разговора с Авдеевым Гранская и Коршунов с головой окунулись в работу. Ими были опрошены десятки людей, направлено множество запросов, просмотрена масса документов, которые могли бы пролить хоть какой-нибудь свет на личность предполагаемого преступника. Ивану Хромову предъявляли для опознания фотографии подозрительных лиц, но среди них не было человека, который, по его словам, убил Краснова.
   Не оставляла Гранская без внимания и первоначальную версию. По ней тоже велись следственные и оперативные действия.
   Инга Казимировна нервничала, однако старалась не показывать этого. И все-таки не выдержала и как-то пришла поделиться.
   - Мне даже стали сниться бородачи, - с грустью призналась она. - Я, наверное, знаю теперь всех мужчин в городе, которые носят бороду. Вообще-то их раз-два и обчелся.
   - А как насчет той женщины, которая подходила к пенсионерам и сообщила о ссоре? - поинтересовался я.
   - В том-то и дело, Захар Петрович, никак не можем ее найти. Ведь невозможно же опросить всех жителей Зорянска! - сокрушенно произнесла Гранская.
   И тут я вспомнил, как, расследуя свое первое дело, рассказал о нем на лекции в клубе, и, на мое счастье, объявился очень важный свидетель. Правда, в данном случае требовалось довести информацию до более широкой аудитории.
   - Что, если попробовать через газету? - предложил я.
   - Это было бы здорово! - загорелась Инга Казимировна.
   Я тут же набрал номер телефона редактора нашей местной газеты "Знамя Зорянска" и изложил ему просьбу. Он в очень деликатных выражениях попытался убедить меня, что подобная публикация вряд ли возможна. Во-первых, в его практике такого не случалось, а во-вторых, правильно ли будет использовать печатный орган в этих целях...
   - Каких? - спросил я напрямик, чувствуя, что редактор боится взять на себя ответственность.
   - Возможно, где-нибудь за рубежом такой материал и привлек бы газетчиков... А нам, по-моему, ложная сенсационность не к лицу...
   Однако он дал понять, что, если будет указание свыше, тогда другой разговор.
   Я решил не сдаваться. Позвонил в райком партии Железнову, заведующему отделом пропаганды и агитации. Он назначил встречу в тот же день.
   - А как насчет Колесника? - продолжил я беседу с Гранской.
   - Вы о том, что сидел в одной камере с Хромовым?
   - Да. Нашли?
   - Разыскать разыскали, а вот съездить... Сами видите, сколько здесь дел.
   - Берите командировку, Инга Казимировна. Поезжайте.
   Я отправился в райком. Егор Исаевич Железнов выслушал меня внимательно и мою идею обратиться через газету к общественности в принципе одобрил, пообещав согласовать этот вопрос с первым секретарем райкома.
   Дня через два раздался звонок от Железнова. Он сообщил, что первый секретарь дал свое "добро". Гранская в это время была уже в командировке: уехала в колонию, где отбывал наказание Колесник. Время терять не хотелось, и мы вместе с младшим лейтенантом Коршуновым составили сообщение для газеты. В нем просили дать любые сведения в прокуратуру об убийстве на Голубом озере, а также привели описание внешности женщины, беседовавшей с пенсионерами о ссоре неподалеку от места происшествия, с тем, чтобы помогли ее разыскать.