— Вы слышите меня? — встревожился Дафф.
— Да, — голос звучал еще слабее, чем прежде.
— И я уверен, мисс Конвей, что смерть вашего бывшего мужа связана с лондонским убийством Дрейка.
— Могу вас заверить, что так оно и есть.
— Что вы сказали?! — ошеломленный инспектор не верил собственным ушам.
— Эти обе смерти действительно связаны между собой. Можно даже сказать, что это одно и то же убийство.
— Что вы этим хотите сказать? — Даффу вновь пришлось прибегнуть к помощи носового платка. Вытерев лоб, он напряженно вслушивался в казавшееся бесконечным молчание.
— Будет лучше, если я сама встречусь с вами. Это слишком долгая история. Вы можете приехать в Сан-Ремо с группой Лофтона?
— Конечно! Он говорит, что поезд уходит отсюда в половине пятого, следовательно, в отеле мы будем примерно в половине седьмого.
— Я буду ждать вас. То, что я собираюсь вам рассказать тоже может подождать. Муж не хотел говорить правду, опасаясь, что она повредит моей театральной карьере. Но я думаю, что теперь это уже не имеет значения. Хочу, чтобы зло не осталось безнаказанным, чего бы это мне ни стоило Я знаю, кто убил моего мужа.
— Вы… вы знаете… — в горле у Даффа совершенно пересохло.
— Знаю.
— Но ради всего святого, зачем тогда рисковать, оставляя его на свободе хотя бы еще на несколько часов? Назовите мне его!
— Я могу только сказать, что это мужчина, путешествующий вокруг света с группой Лофтона.
— Но имя! Его имя?
— Мне неизвестно имя, которое он носит сейчас. Но в те давние уже времена, когда мы были с ним знакомы, его звали Джим Эверхард. В списке группы этого имени, естественно, нет.
— Откуда вы это знаете?
— От мужа. Он написал мне письмо.
— И там нет имени?
— Нет.
— Это тот самый человек, который убил Хью Дрейка?
— Тот самый.
— Об этом вы тоже узнали из письма мужа?
— Да. Это письмо у меня. Вечером я покажу вам его.
— Но кто все-таки этот человек? Вы сможете узнать его несмотря на прошедшие годы?
— Без всякого сомнения.
Дафф не смог сдержать облегченного вздоха. Наконец-то! Уже в который раз он вытер платком разгоряченный лоб.
— Алло! Алло, вы еще слушаете?
— Да.
— Я обязательно буду у вас около половины седьмого. Прибуду вместе со всей группой, — в голове у него промелькнула мысль о Фенуике, но он тут же отбросил ее. И все же на всякий случай добавил: — До моего приезда прошу вас не покидать номер. Я постараюсь организовать все так, чтобы вы смогли присмотреться к группе незамеченной. Обещаю, что никаких хлопот это вам не доставит.
— Спасибо. Я решилась, и готова заплатить любую цену за это решение. Боюсь, что цена окажется для меня высокой, как того и опасался муж, но его убийца должен быть наказан. Можете на меня полностью рассчитывать.
— Я вам бесконечно признателен. Итак, до вечера!
— До вечера. Буду ждать вашего звонка.
Опустив трубку, он погрузился в глубокое раздумье, и когда в дверь постучал Лофтон, он даже не сразу понял, чего тот от него хочет.
— Разговор с Сан-Ремо состоялся, инспектор?
— Разговор? А, да, конечно.
— Узнали что-либо новое?
— Нет.
— Жаль, — вздохнул Лофтон. — Значит, вам придется возвращаться в…
— Нет-нет. В Лондон я пока возвращаться не намерен. Буду благодарен, если вы сможете зарезервировать еще один билет для вашей группы. Я тоже отправлюсь в Сан-Ремо!
За обедом Дафф вновь и вновь обводил пристальным взглядом сидевших рядом с ним туристов. Теперь, когда он точно знал, что убийца находится среди них, неотвязный вопрос «кто?» буквально сжигал его. Лофтон? Вполне возможно. Звонок в Сан-Ремо его несомненно встревожил… Тэйт? Тэйт с его внезапным приступом тоже дает немало поводов к размышлению… Кеннавэй? Молод, слишком молод. Бенбоу? Более, чем сомнительно. А вот Кин — от этого можно ожидать чего угодно… Макс Минчин? Ликвидация неугодных людей, это, разумеется, типично гангстерская сфера, но чем глухой старик мог быть неугоден чикагскому гангстеру, да еще удалившемуся от дел? Росс? Вивиан? Фенуик? Дафф тихо чертыхнулся — Фенуик успел от него ускользнуть. Впрочем, что с того? Если нужно, он отыщет его хоть в Питтсфилде, штат Индиана, хоть на краю света. Отыщет и доставит в Лондон…
Поезд отошел от главного перрона Ниццы точно в четыре тридцать. Дафф убедился, что никто из группы не уклонился в последний момент от продолжения путешествия, и только тогда вернулся в свое купе, где молча сидели друг против друга Тэйт с Кеннавэем.
— Ну, что ж, — весело заметил Дафф, — самая волнительная часть переезда окончилась, и можно спокойно наслаждаться видами за окном! После нервотрепки со сборами…
— Если вы о моем слабом сердце, то можете не тревожиться, — буркнул Тэйт. — С ним пока что все в порядке.
— Рад это слышать, — улыбнулся Дафф. — Такой уж у меня характер, что я всегда беспокоюсь обо всем и обо всех.
С минуту он сидел в молчании, всматриваясь в поросшие лесом холмы, мягко переходящие в лазурную морскую гладь.
— Красиво, — рискнул он продолжить разговор.
— Декорация, — так же холодно бросил Тэйт, не отрываясь от парижского издания «Нью-Йорк Геральд».
Дафф обратился к Кеннавэю.
— Это ваше первое дальнее путешествие?
— Нет, — покачал головой Кеннавэй. — В университетские годы я уже порядочно побродил по свету. Правда, без больших денег, но и без больших хлопот — только теперь начинаю понимать, что это было за удовольствие…
— Да, мир, к несчастью, состоит не только из удовольствий…
— Вот именно — к несчастью, — подтвердил Кеннавэй, взглянув на своего мрачно настроенного патрона.
— Я действительно рад слышать, что с вашим здоровьем все в порядке, — снова обернулся к Тэйту инспектор. — Когда я увидел вас в тот раз на полу, то уже не надеялся вновь беседовать с вами!
— Тем не менее, вы только этим и занимаетесь, — огрызнулся Тэйт. — Хотя даже вам должно стать очевидным, что подобные беседы не вызывают у меня особого энтузиазма.
— Даже мне? — поднял брови Дафф. — Гм, вероятно, вы правы. Я заслужил вашу шпильку, поскольку так и не смог выяснить целый ряд вещей. Например, что из увиденного в салоне заставило вас потерять сознание.
— Ничего, мой дорогой инспектор. Ничего! Я уже говорил вам это.
— И впрямь говорили, — добродушно развел руками Дафф. — Я становлюсь забывчивым. Ну, а той ночью, когда был убит Хью Дрейк, до вас не донеслись какие-то стоны, хрипы, шум борьбы?
— Как я мог что-то услышать, если был отделен от номера Дрейка номером Хонивуда?
— Если были отделены, то не могли. Но дело в том, уважаемый адвокат, что Дрейк был убит в номере Хонивуда.
— Что?! — вскрикнул Кеннавэй.
Тэйт слегка побледнел, но продолжал молчать.
— Вы поняли меня, уважаемый адвокат? Дрейк был убит в номере Хонивуда, — терпеливо повторил Дафф.
— Все-таки докопались, — Тэйт с раздражением отбросил газету. — Готов допустить, что в таком случае ваши способности несколько выше моих первоначальных предположений.
— Допускайте. А я в связи с этим допускаю, что вы согласны несколько изменить свои первоначальные показания.
Тэйт помолчал, затем губы его тронула улыбка.
— Идет. Я расскажу вам то, что знаю, хотя вряд ли вы поверите мне. Впрочем, мне это абсолютно безразлично. В ту ночь на седьмое февраля до меня и вправду донеслись из соседнего номера отголоски чего-то, напоминавшего потасовку. Это, как я точно знал, был номер Хонивуда. Думаю, что шум не был слишком долгим, потому что когда я окончательно проснулся, все было уже тихо. Я задумался над тем, что мне следует предпринять. В путешествие я отправился, чтобы обрести покой, и самая мысль, что я окажусь втянутым в споры, которые меня никак не касаются, казалась мне ужасной. Но, разумеется, я и предположить не мог, что рядом произошло убийство. Далее тишина была полной, и я решил, что ничто не мешает мне продолжать спать с чистой совестью. Проснулся на рассвете и вдруг почувствовал искушение выпить где-нибудь в уличном кафе чашечку крепкого кофе. Кофе мне вообще-то строго-настрого воспрещен, но — в конце концов, никто из нас не будет жить вечно, правда? После кофе я в отличном настроении прогулялся по туманному Сент-Джсймс парку, а когда вернулся в отель, то портье приветствовал меня последней новостью: наверху был убит ночью американский турист. Имени туриста портье не знал, но меня тут же осенило — Хонивуд! Ночная потасовка! Я слышал, как убивали моего соотечественника, и ничего не сделал, чтобы помочь ему, чтобы схватить преступника. Поверьте, для меня это был страшный шок. И почти сразу после этого еще более страшный — переступая порог салона, я знал, что никогда уже не увижу Хонивуда живым, но первым, на кого упал мой взгляд, был именно он! Живой и невредимый. Этого мое сердце не смогло выдержать.
— Конечно, — согласился инспектор. — Как жаль, что всего этого вы не рассказали мне в то же утро…
— Жаль, вы правы. Но когда вы заговорили со мной тогда, я чувствовал себя таким слабым и больным… Моим единственным желанием в тот момент было держаться от этой истории как можно дальше. Покой — вот все, о чем я мечтал. Больше мне сказать нечего. Вы, конечно, имеете все основания мне не верить. Как хотите…
— Хочу верить, — усмехнулся Дафф. — А что до оснований, то будущее покажет.
— Могу только повторить, — голос адвоката утерял былую сухость, — что ваши способности несомненно выше моих прежних предположений. И я искренне этому рад, инспектор!
— Спасибо… Что это? Уже Сан-Ремо?
Пока автобус доставлял группу в отель, доктор Лофтон методично знакомил туристов с планами на ближайший день, завершив инструкцию словами:
— А, главное, не вздумайте опаздывать. Выезд из отеля в порт завтра ровно в полдень. Чтобы не возиться лишний раз с багажом, распаковывайте сейчас только то, что вам действительно необходимо. Понимаю, что это может причинить вам некоторые неудобства, но уходящий из Генуи лайнер не станет нас ждать.
Через несколько минут все они уже находились в холле отеля «Палас». Дафф выбрал себе номер на первом этаже, почти рядом с уходившей ввысь цилиндрической клеткой лифта, забранного не слишком плотной сеткой. При виде лифта сердце инспектора забилось чуть быстрее: пройдет совсем немного времени, и этот лифт доставит его к разгадке тайны лондонского убийства… Он осмотрелся. Отель «Палас» явно не принадлежал к числу ультрасовременных туристских гигантов, снискавших славу Сан-Ремо, но его малые размеры ничуть не портили общего впечатления комфорта и благополучия. До ужина оставалось еще около получаса, и повсюду в коридорах царила тишина, характерная для фешенебельных курортных отелей в те минуты, когда постояльцы готовятся появиться к столу в безукоризненных вечерних уборах от лучших портных старого и нового континентов.
Убедившись у портье, что Сибил Конвей находится в своем номере на четвертом этаже, инспектор прошел к себе и снял трубку телефона. Ему казалось, что диск крутится мучительно медленно. Наконец он услышал уже знакомый ему мелодичный голос, не раз вызывавший аплодисменты у бесчисленных театральных зрителей.
— Да?
— Это инспектор Дафф из Скотленд Ярда, — почти прошептал он.
— Слава Богу, что вы уже здесь. Почему-то мне стало страшно. Но я готова вам помочь, не сомневайтесь.
— Хорошо. Нам нужно встретиться сейчас же. Все участники группы разошлись по номерам, и с минуты на минуту они спустятся сюда в ресторан. Ожидая их, мы сможем поговорить.
— Понимаю. Я принесу письмо, о котором я говорила. Муж послал мне его из Лондона. Оно многое для вас прояснит, а потом…
— Потом мы сможем понаблюдать за участниками группы, идущими в ресторан. В холле есть уютное местечко — несколько глубоких кресел, почти скрытых пальмами. Там мы и устроимся. Ваш номер далеко от лифта?
— Совсем рядом.
— Тогда выходите из номера, я поднимаюсь за вами, и мы отправимся на наш наблюдательный пункт. Ваш номер сорок?
— Да. Сейчас я выйду.
Дафф решительным шагом направился к лифту и нажал кнопку вызова. Кабина спускалась с величественной неторопливостью, и пока ее ярко освещенный цилиндр достиг первого этажа, инспектору показалось, что прошла целая вечность. Затем столь же плавно и важно кабина пошла наверх.
Золотые волосы поджидавшей его женщины прекрасно гармонировали с золотистой парчой вечернего платья. И хотя коридор тонул в полумраке, лицо Сибил Конвей навсегда запомнилось Даффу сочетанием классических черт и очарованием ясной одухотворенной печали.
— Я рада вам, инспектор! Вот оно, письмо от мужа, — она протянула ему конверт, который Дафф, не открывая, бережно положил в карман.
— Спасибо. Мы прочтем его внизу. Заходите, пока лифт не ушел.
Он вновь перевел стрелку рычажка на единицу, пол кабины дрогнул, и они начали медленно, как бы неуверенно спускаться.
— Мне было так плохо, — призналась актриса, — но я знаю, что должна, должна…
— Тс-с! — улыбнулся детектив. — Не сейчас. У нас еще будет время, чтобы…
Его прервал негромкий, но четкий хлопок близкого выстрела. Что-то мягко ударило его в плечо и упало на пол кабины. Он хотел взглянуть, что это, но в следующую секунду ощутил, как тело Сибил Конвей всей тяжестью оседает ему на руки. На золотой парче вечернего платья быстро расплывалось темное пятно.
— Вот и все… — выдохнула женщина еле слышно. Дафф пытался крикнуть, но не мог. В немом отчаянии он следил, как слабо освещенный коридор третьего этажа неторопливо уплывает вверх…
Воспоминания об этой жуткой минуте преследовали инспектора всю жизнь. В его присутствии убили женщину. Он был здесь, рядом, в этой же проклятой клетке, которая остановится теперь только на первом этаже. И когда он выйдет, наконец, из этой клетки, то будет уже поздно, безнадежно поздно…
На первом этаже из дверей выглядывали встревоженные выстрелом люди. Дафф осторожно перенес тело Сибил Конвей на широкий кожаный диван. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что она мертва. Тогда он бросился назад к лифту и поднял предмет, который сиротливо лежал на полу кабины. Это был маленький потертый мешочек из замши. Инспектор не стал его открывать. Он точно знал, что находится внутри: камешки. Обыкновенные ничего не значащие камешки, собранные на каком-то пляже.
8. Глухота мистера Дрейка
— Да, — голос звучал еще слабее, чем прежде.
— И я уверен, мисс Конвей, что смерть вашего бывшего мужа связана с лондонским убийством Дрейка.
— Могу вас заверить, что так оно и есть.
— Что вы сказали?! — ошеломленный инспектор не верил собственным ушам.
— Эти обе смерти действительно связаны между собой. Можно даже сказать, что это одно и то же убийство.
— Что вы этим хотите сказать? — Даффу вновь пришлось прибегнуть к помощи носового платка. Вытерев лоб, он напряженно вслушивался в казавшееся бесконечным молчание.
— Будет лучше, если я сама встречусь с вами. Это слишком долгая история. Вы можете приехать в Сан-Ремо с группой Лофтона?
— Конечно! Он говорит, что поезд уходит отсюда в половине пятого, следовательно, в отеле мы будем примерно в половине седьмого.
— Я буду ждать вас. То, что я собираюсь вам рассказать тоже может подождать. Муж не хотел говорить правду, опасаясь, что она повредит моей театральной карьере. Но я думаю, что теперь это уже не имеет значения. Хочу, чтобы зло не осталось безнаказанным, чего бы это мне ни стоило Я знаю, кто убил моего мужа.
— Вы… вы знаете… — в горле у Даффа совершенно пересохло.
— Знаю.
— Но ради всего святого, зачем тогда рисковать, оставляя его на свободе хотя бы еще на несколько часов? Назовите мне его!
— Я могу только сказать, что это мужчина, путешествующий вокруг света с группой Лофтона.
— Но имя! Его имя?
— Мне неизвестно имя, которое он носит сейчас. Но в те давние уже времена, когда мы были с ним знакомы, его звали Джим Эверхард. В списке группы этого имени, естественно, нет.
— Откуда вы это знаете?
— От мужа. Он написал мне письмо.
— И там нет имени?
— Нет.
— Это тот самый человек, который убил Хью Дрейка?
— Тот самый.
— Об этом вы тоже узнали из письма мужа?
— Да. Это письмо у меня. Вечером я покажу вам его.
— Но кто все-таки этот человек? Вы сможете узнать его несмотря на прошедшие годы?
— Без всякого сомнения.
Дафф не смог сдержать облегченного вздоха. Наконец-то! Уже в который раз он вытер платком разгоряченный лоб.
— Алло! Алло, вы еще слушаете?
— Да.
— Я обязательно буду у вас около половины седьмого. Прибуду вместе со всей группой, — в голове у него промелькнула мысль о Фенуике, но он тут же отбросил ее. И все же на всякий случай добавил: — До моего приезда прошу вас не покидать номер. Я постараюсь организовать все так, чтобы вы смогли присмотреться к группе незамеченной. Обещаю, что никаких хлопот это вам не доставит.
— Спасибо. Я решилась, и готова заплатить любую цену за это решение. Боюсь, что цена окажется для меня высокой, как того и опасался муж, но его убийца должен быть наказан. Можете на меня полностью рассчитывать.
— Я вам бесконечно признателен. Итак, до вечера!
— До вечера. Буду ждать вашего звонка.
Опустив трубку, он погрузился в глубокое раздумье, и когда в дверь постучал Лофтон, он даже не сразу понял, чего тот от него хочет.
— Разговор с Сан-Ремо состоялся, инспектор?
— Разговор? А, да, конечно.
— Узнали что-либо новое?
— Нет.
— Жаль, — вздохнул Лофтон. — Значит, вам придется возвращаться в…
— Нет-нет. В Лондон я пока возвращаться не намерен. Буду благодарен, если вы сможете зарезервировать еще один билет для вашей группы. Я тоже отправлюсь в Сан-Ремо!
За обедом Дафф вновь и вновь обводил пристальным взглядом сидевших рядом с ним туристов. Теперь, когда он точно знал, что убийца находится среди них, неотвязный вопрос «кто?» буквально сжигал его. Лофтон? Вполне возможно. Звонок в Сан-Ремо его несомненно встревожил… Тэйт? Тэйт с его внезапным приступом тоже дает немало поводов к размышлению… Кеннавэй? Молод, слишком молод. Бенбоу? Более, чем сомнительно. А вот Кин — от этого можно ожидать чего угодно… Макс Минчин? Ликвидация неугодных людей, это, разумеется, типично гангстерская сфера, но чем глухой старик мог быть неугоден чикагскому гангстеру, да еще удалившемуся от дел? Росс? Вивиан? Фенуик? Дафф тихо чертыхнулся — Фенуик успел от него ускользнуть. Впрочем, что с того? Если нужно, он отыщет его хоть в Питтсфилде, штат Индиана, хоть на краю света. Отыщет и доставит в Лондон…
Поезд отошел от главного перрона Ниццы точно в четыре тридцать. Дафф убедился, что никто из группы не уклонился в последний момент от продолжения путешествия, и только тогда вернулся в свое купе, где молча сидели друг против друга Тэйт с Кеннавэем.
— Ну, что ж, — весело заметил Дафф, — самая волнительная часть переезда окончилась, и можно спокойно наслаждаться видами за окном! После нервотрепки со сборами…
— Если вы о моем слабом сердце, то можете не тревожиться, — буркнул Тэйт. — С ним пока что все в порядке.
— Рад это слышать, — улыбнулся Дафф. — Такой уж у меня характер, что я всегда беспокоюсь обо всем и обо всех.
С минуту он сидел в молчании, всматриваясь в поросшие лесом холмы, мягко переходящие в лазурную морскую гладь.
— Красиво, — рискнул он продолжить разговор.
— Декорация, — так же холодно бросил Тэйт, не отрываясь от парижского издания «Нью-Йорк Геральд».
Дафф обратился к Кеннавэю.
— Это ваше первое дальнее путешествие?
— Нет, — покачал головой Кеннавэй. — В университетские годы я уже порядочно побродил по свету. Правда, без больших денег, но и без больших хлопот — только теперь начинаю понимать, что это было за удовольствие…
— Да, мир, к несчастью, состоит не только из удовольствий…
— Вот именно — к несчастью, — подтвердил Кеннавэй, взглянув на своего мрачно настроенного патрона.
— Я действительно рад слышать, что с вашим здоровьем все в порядке, — снова обернулся к Тэйту инспектор. — Когда я увидел вас в тот раз на полу, то уже не надеялся вновь беседовать с вами!
— Тем не менее, вы только этим и занимаетесь, — огрызнулся Тэйт. — Хотя даже вам должно стать очевидным, что подобные беседы не вызывают у меня особого энтузиазма.
— Даже мне? — поднял брови Дафф. — Гм, вероятно, вы правы. Я заслужил вашу шпильку, поскольку так и не смог выяснить целый ряд вещей. Например, что из увиденного в салоне заставило вас потерять сознание.
— Ничего, мой дорогой инспектор. Ничего! Я уже говорил вам это.
— И впрямь говорили, — добродушно развел руками Дафф. — Я становлюсь забывчивым. Ну, а той ночью, когда был убит Хью Дрейк, до вас не донеслись какие-то стоны, хрипы, шум борьбы?
— Как я мог что-то услышать, если был отделен от номера Дрейка номером Хонивуда?
— Если были отделены, то не могли. Но дело в том, уважаемый адвокат, что Дрейк был убит в номере Хонивуда.
— Что?! — вскрикнул Кеннавэй.
Тэйт слегка побледнел, но продолжал молчать.
— Вы поняли меня, уважаемый адвокат? Дрейк был убит в номере Хонивуда, — терпеливо повторил Дафф.
— Все-таки докопались, — Тэйт с раздражением отбросил газету. — Готов допустить, что в таком случае ваши способности несколько выше моих первоначальных предположений.
— Допускайте. А я в связи с этим допускаю, что вы согласны несколько изменить свои первоначальные показания.
Тэйт помолчал, затем губы его тронула улыбка.
— Идет. Я расскажу вам то, что знаю, хотя вряд ли вы поверите мне. Впрочем, мне это абсолютно безразлично. В ту ночь на седьмое февраля до меня и вправду донеслись из соседнего номера отголоски чего-то, напоминавшего потасовку. Это, как я точно знал, был номер Хонивуда. Думаю, что шум не был слишком долгим, потому что когда я окончательно проснулся, все было уже тихо. Я задумался над тем, что мне следует предпринять. В путешествие я отправился, чтобы обрести покой, и самая мысль, что я окажусь втянутым в споры, которые меня никак не касаются, казалась мне ужасной. Но, разумеется, я и предположить не мог, что рядом произошло убийство. Далее тишина была полной, и я решил, что ничто не мешает мне продолжать спать с чистой совестью. Проснулся на рассвете и вдруг почувствовал искушение выпить где-нибудь в уличном кафе чашечку крепкого кофе. Кофе мне вообще-то строго-настрого воспрещен, но — в конце концов, никто из нас не будет жить вечно, правда? После кофе я в отличном настроении прогулялся по туманному Сент-Джсймс парку, а когда вернулся в отель, то портье приветствовал меня последней новостью: наверху был убит ночью американский турист. Имени туриста портье не знал, но меня тут же осенило — Хонивуд! Ночная потасовка! Я слышал, как убивали моего соотечественника, и ничего не сделал, чтобы помочь ему, чтобы схватить преступника. Поверьте, для меня это был страшный шок. И почти сразу после этого еще более страшный — переступая порог салона, я знал, что никогда уже не увижу Хонивуда живым, но первым, на кого упал мой взгляд, был именно он! Живой и невредимый. Этого мое сердце не смогло выдержать.
— Конечно, — согласился инспектор. — Как жаль, что всего этого вы не рассказали мне в то же утро…
— Жаль, вы правы. Но когда вы заговорили со мной тогда, я чувствовал себя таким слабым и больным… Моим единственным желанием в тот момент было держаться от этой истории как можно дальше. Покой — вот все, о чем я мечтал. Больше мне сказать нечего. Вы, конечно, имеете все основания мне не верить. Как хотите…
— Хочу верить, — усмехнулся Дафф. — А что до оснований, то будущее покажет.
— Могу только повторить, — голос адвоката утерял былую сухость, — что ваши способности несомненно выше моих прежних предположений. И я искренне этому рад, инспектор!
— Спасибо… Что это? Уже Сан-Ремо?
Пока автобус доставлял группу в отель, доктор Лофтон методично знакомил туристов с планами на ближайший день, завершив инструкцию словами:
— А, главное, не вздумайте опаздывать. Выезд из отеля в порт завтра ровно в полдень. Чтобы не возиться лишний раз с багажом, распаковывайте сейчас только то, что вам действительно необходимо. Понимаю, что это может причинить вам некоторые неудобства, но уходящий из Генуи лайнер не станет нас ждать.
Через несколько минут все они уже находились в холле отеля «Палас». Дафф выбрал себе номер на первом этаже, почти рядом с уходившей ввысь цилиндрической клеткой лифта, забранного не слишком плотной сеткой. При виде лифта сердце инспектора забилось чуть быстрее: пройдет совсем немного времени, и этот лифт доставит его к разгадке тайны лондонского убийства… Он осмотрелся. Отель «Палас» явно не принадлежал к числу ультрасовременных туристских гигантов, снискавших славу Сан-Ремо, но его малые размеры ничуть не портили общего впечатления комфорта и благополучия. До ужина оставалось еще около получаса, и повсюду в коридорах царила тишина, характерная для фешенебельных курортных отелей в те минуты, когда постояльцы готовятся появиться к столу в безукоризненных вечерних уборах от лучших портных старого и нового континентов.
Убедившись у портье, что Сибил Конвей находится в своем номере на четвертом этаже, инспектор прошел к себе и снял трубку телефона. Ему казалось, что диск крутится мучительно медленно. Наконец он услышал уже знакомый ему мелодичный голос, не раз вызывавший аплодисменты у бесчисленных театральных зрителей.
— Да?
— Это инспектор Дафф из Скотленд Ярда, — почти прошептал он.
— Слава Богу, что вы уже здесь. Почему-то мне стало страшно. Но я готова вам помочь, не сомневайтесь.
— Хорошо. Нам нужно встретиться сейчас же. Все участники группы разошлись по номерам, и с минуты на минуту они спустятся сюда в ресторан. Ожидая их, мы сможем поговорить.
— Понимаю. Я принесу письмо, о котором я говорила. Муж послал мне его из Лондона. Оно многое для вас прояснит, а потом…
— Потом мы сможем понаблюдать за участниками группы, идущими в ресторан. В холле есть уютное местечко — несколько глубоких кресел, почти скрытых пальмами. Там мы и устроимся. Ваш номер далеко от лифта?
— Совсем рядом.
— Тогда выходите из номера, я поднимаюсь за вами, и мы отправимся на наш наблюдательный пункт. Ваш номер сорок?
— Да. Сейчас я выйду.
Дафф решительным шагом направился к лифту и нажал кнопку вызова. Кабина спускалась с величественной неторопливостью, и пока ее ярко освещенный цилиндр достиг первого этажа, инспектору показалось, что прошла целая вечность. Затем столь же плавно и важно кабина пошла наверх.
Золотые волосы поджидавшей его женщины прекрасно гармонировали с золотистой парчой вечернего платья. И хотя коридор тонул в полумраке, лицо Сибил Конвей навсегда запомнилось Даффу сочетанием классических черт и очарованием ясной одухотворенной печали.
— Я рада вам, инспектор! Вот оно, письмо от мужа, — она протянула ему конверт, который Дафф, не открывая, бережно положил в карман.
— Спасибо. Мы прочтем его внизу. Заходите, пока лифт не ушел.
Он вновь перевел стрелку рычажка на единицу, пол кабины дрогнул, и они начали медленно, как бы неуверенно спускаться.
— Мне было так плохо, — призналась актриса, — но я знаю, что должна, должна…
— Тс-с! — улыбнулся детектив. — Не сейчас. У нас еще будет время, чтобы…
Его прервал негромкий, но четкий хлопок близкого выстрела. Что-то мягко ударило его в плечо и упало на пол кабины. Он хотел взглянуть, что это, но в следующую секунду ощутил, как тело Сибил Конвей всей тяжестью оседает ему на руки. На золотой парче вечернего платья быстро расплывалось темное пятно.
— Вот и все… — выдохнула женщина еле слышно. Дафф пытался крикнуть, но не мог. В немом отчаянии он следил, как слабо освещенный коридор третьего этажа неторопливо уплывает вверх…
Воспоминания об этой жуткой минуте преследовали инспектора всю жизнь. В его присутствии убили женщину. Он был здесь, рядом, в этой же проклятой клетке, которая остановится теперь только на первом этаже. И когда он выйдет, наконец, из этой клетки, то будет уже поздно, безнадежно поздно…
На первом этаже из дверей выглядывали встревоженные выстрелом люди. Дафф осторожно перенес тело Сибил Конвей на широкий кожаный диван. Ему хватило одного взгляда, чтобы понять, что она мертва. Тогда он бросился назад к лифту и поднял предмет, который сиротливо лежал на полу кабины. Это был маленький потертый мешочек из замши. Инспектор не стал его открывать. Он точно знал, что находится внутри: камешки. Обыкновенные ничего не значащие камешки, собранные на каком-то пляже.
8. Глухота мистера Дрейка
Как только Дафф замкнул дверцу, наверху звякнул звонок вызова, и кабина, поскрипывая, ушла к верхним этажам. Только теперь, глядя на ее освещенные сильным плафоном очертания, Дафф понял, какую великолепную цель представлял собой любой пассажир этого легкомысленного сооружения. Сквозь редкую сетку ограждения можно было бы легко просунуть даже ствол небольшого орудия, а сама кабина представляла собой скорее корзину с барьером примерно на уровне пояса. Платье из золотистой парчи в этих обстоятельствах было мишенью, в которую не смог бы промахнуться даже ребенок. Момент, когда прозвучал выстрел, практически исключал всякий риск: кабина с пассажирами как раз исчезала с уровня погруженного в сумрак этажа. Теперь все это было совершенно очевидно, но предвидеть случившееся, вероятно, не смог бы даже человек, наделенный самой буйной фантазией. Инспектор тихо выругался, ощущая в душе почти восхищение дьявольской предусмотрительностью убийцы.
Тяжело отдуваясь, к Даффу подошел директор отеля, которому, чтобы достичь столь необъятных размеров, по всей вероятности, пришлось поглотить целые горы спагетти. Рядом с директором пританцовывал от волнения худой, как жердь, администратор. У обоих было одинаково озабоченное выражение лиц. Раздвинув своим мощным корпусом толпу, директор остолбенело уставился на труп женщины, затем перевел взгляд на Даффа. Услышанное от инспектора заствило его пошатнуться.
— Убита в лифте?! Но кто мог это сделать?
— Не знаю, поскольку в тот момент я тоже был в этом лифте.
— Вместе с убитой?! — изумление директора перешло все границы. — В таком случае вы не тронетесь с этого места до прибытия полиции.
— Само собой не тронусь. Меня зовут Дафф. Я инспектор Скотленд Ярда. Убитая была важной свидетельницей по делу о другом убийстве, совершенном в Лондоне.
— Свидетелем? Тогда я начинаю понимать… Бедняжка! Но как это плохо для моего отеля… Вито, сбегай за доктором! Хотя… Доктору, как я вижу, тут делать уже нечего… Расходитесь, расходитесь, синьоры, умоляю вас, бедной даме вы все равно ничем не поможете. Вито, ты еще здесь? Тогда позови с поста наряд муниципальной полиции. Только запомни: полиции, а не карабинеров! Не скажи тебе вовремя, так ты самого Муссолини сюда притащишь…
Худой администратор умчался. Инспектор двинулся было к лестнице, но толстяк живо преградил ему дорогу.
— Куда синьор направляется?
— По делу, синьор директор. По делу об убийстве. Я ведь уже сказал вам, что представляю здесь Скотленд Ярд. Сколько у вас сейчас в отеле гостей?
— Ровно сто двадцать — отель полон.
— Сто двадцать… — Дафф мрачно огляделся. — Я вижу, что муниципальной полиции хватит забот с опросом свидетелей…
Про себя он подумал, что забот по горло хватит и тому, кто знает, что убийцу следует искать только среди путешествующих с Лофтоном американцев… По лестнице он поднялся на третий этаж. Коридор был совершенно пуст. Рядом с лифтом не было видно ни малейших следов чьего бы то ни было присутствия. Дафф с тоской подумал, что идеальные убийства, вероятно, все же существуют… С трудом, словно ощущая на плечах непомерный груз, он заставил себя подняться еще на этаж. Остановившись у сорокового номера, он робко постучался. Дверь открыла горничная с бледным лицом. В нескольких словах он объяснил девушке, что произошло. Горничная тихо ахнула.
— А ведь она знала, что это должно произойти, синьор! Все утро она очень переживала и непрерывно повторяла мне, что я должна сделать, если ее вдруг не станет.
— И что же вы должны сделать?
— Выслать телеграммы друзьям в Нью-Йорк, чтобы они перевезли в Соединенные Штаты ее и бедного мистера Хонивуда.
— Телеграммы друзьям или же семье?
— Никогда не слышала, чтобы хозяйка упоминала что-либо о своей семье. О семье мистера Хонивуда она тоже ничего не говорила.
— Прошу показать мне список друзей, о которых она сказала. Потом сойдете на первый этаж и скажете директору, где я нахожусь. Вероятно, тело вскоре принесут сюда.
— Вы инспектор Дафф?
— Да, это я.
— Она вспоминала о вас сегодня. Несколько раз. Все ждала, когда вы приедете…
Когда за горничной закрылась дверь, инспектор перешел из прихожей в гостиную. Письмо, переданное за минуту до убийства, жгло ему грудь, но он твердо решил осмотреть номер до того, как появится итальянская полиция. После этого у него уже не было бы свободы действий. Он принялся за работу с присущей ему быстротой и методичностью. Сначала просмотрел не слишком многочисленные письма от американских подруг и приятелей — и не нашел там ничего заслуживающего внимания. Проглядел ящики стола и незапертые чемоданы. Когда он стоял, склонившись над сумочкой Сибил Конвей в ее спальне, то вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернувшись, инспектор увидел майора муниципальной полиции, застывшего в дверях с выражением удивления и неудовольствия на смуглом лице.
— Синьор производит здесь обыск? — спросил итальянец.
— Инспектор Дафф из Скотленд Ярда, — представился детектив. — Британский консул может подтвердить вам, что я нахожусь здесь в связи…
— Из Скотленд Ярда? — поразился итальянец. Это название, очевидно, произвело на майора благоприятное впечатление. — Так это вы находились с этой несчастной синьорой в лифте в момент выстрела?
— Я, — кивнул Дафф. Признаться в этом было нелегко. — Положение у меня, как вы сами понимаете, не из тех, каким завидуешь.
Он бегло ознакомил майора с последовательностью событий, не слишком вдаваясь в детали, так как не решил еще, стоит ли ему сотрудничать с местной полицией. О группе Лофтона он не упомянул ни словом.
Майор слушал его с каменным лицом. Когда Дафф кончил, он с важностью кивнул.
— Признателен за сведения. Надеюсь, что вы не покинете наш город без договоренности со мной?
— Конечно, нет, — инспектор невесело усмехнулся, вспомнив, сколько раз сам делал точно такие же предупреждения в тех случаях, когда дело заходило в тупик.
— Вам удалось что-то найти при обыске?
— Нет, — быстро ответил инспектор. — К сожалению, нет даже намека на улики. — Сердце его внезапно кольнуло: что если этот майор прикажет его обыскать? И найдет письмо Хонивуда? Как-никак, итальянец вправе делать у себя дома все, что заблагорассудится… Мужчины молча смотрели друг на друга. В конце концов импозантный вид инспектора британской полиции одержал верх, и майор вежливо поклонился.
— Буду счастлив вновь встретиться с уважаемым синьором! — Это звучало как недвусмысленное предложение удалиться. Что Дафф и сделал. С величайшим облегчением.
В своем номере он закрыл двери на ключ, пододвинул кресло поближе к неяркому свету настольной лампы и достал из нагрудного кармана конверт, переданный ему актрисой. В левом верхнем углу конверта виднелась затейливая эмблема отеля Брума. Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Лондона пятнадцатого февраля, через восемь дней после убийства Хью Дрейка — как раз перед отъездом группы Лофтона в Париж!
Содержимое конверта было солидным: хотя Уолтер Хонивуд обладал на редкость убористым почерком, его письмо жене занимало несколько исписанных с обеих сторон страниц. Дафф с нетерпением погрузился в чтение.
Тяжело отдуваясь, к Даффу подошел директор отеля, которому, чтобы достичь столь необъятных размеров, по всей вероятности, пришлось поглотить целые горы спагетти. Рядом с директором пританцовывал от волнения худой, как жердь, администратор. У обоих было одинаково озабоченное выражение лиц. Раздвинув своим мощным корпусом толпу, директор остолбенело уставился на труп женщины, затем перевел взгляд на Даффа. Услышанное от инспектора заствило его пошатнуться.
— Убита в лифте?! Но кто мог это сделать?
— Не знаю, поскольку в тот момент я тоже был в этом лифте.
— Вместе с убитой?! — изумление директора перешло все границы. — В таком случае вы не тронетесь с этого места до прибытия полиции.
— Само собой не тронусь. Меня зовут Дафф. Я инспектор Скотленд Ярда. Убитая была важной свидетельницей по делу о другом убийстве, совершенном в Лондоне.
— Свидетелем? Тогда я начинаю понимать… Бедняжка! Но как это плохо для моего отеля… Вито, сбегай за доктором! Хотя… Доктору, как я вижу, тут делать уже нечего… Расходитесь, расходитесь, синьоры, умоляю вас, бедной даме вы все равно ничем не поможете. Вито, ты еще здесь? Тогда позови с поста наряд муниципальной полиции. Только запомни: полиции, а не карабинеров! Не скажи тебе вовремя, так ты самого Муссолини сюда притащишь…
Худой администратор умчался. Инспектор двинулся было к лестнице, но толстяк живо преградил ему дорогу.
— Куда синьор направляется?
— По делу, синьор директор. По делу об убийстве. Я ведь уже сказал вам, что представляю здесь Скотленд Ярд. Сколько у вас сейчас в отеле гостей?
— Ровно сто двадцать — отель полон.
— Сто двадцать… — Дафф мрачно огляделся. — Я вижу, что муниципальной полиции хватит забот с опросом свидетелей…
Про себя он подумал, что забот по горло хватит и тому, кто знает, что убийцу следует искать только среди путешествующих с Лофтоном американцев… По лестнице он поднялся на третий этаж. Коридор был совершенно пуст. Рядом с лифтом не было видно ни малейших следов чьего бы то ни было присутствия. Дафф с тоской подумал, что идеальные убийства, вероятно, все же существуют… С трудом, словно ощущая на плечах непомерный груз, он заставил себя подняться еще на этаж. Остановившись у сорокового номера, он робко постучался. Дверь открыла горничная с бледным лицом. В нескольких словах он объяснил девушке, что произошло. Горничная тихо ахнула.
— А ведь она знала, что это должно произойти, синьор! Все утро она очень переживала и непрерывно повторяла мне, что я должна сделать, если ее вдруг не станет.
— И что же вы должны сделать?
— Выслать телеграммы друзьям в Нью-Йорк, чтобы они перевезли в Соединенные Штаты ее и бедного мистера Хонивуда.
— Телеграммы друзьям или же семье?
— Никогда не слышала, чтобы хозяйка упоминала что-либо о своей семье. О семье мистера Хонивуда она тоже ничего не говорила.
— Прошу показать мне список друзей, о которых она сказала. Потом сойдете на первый этаж и скажете директору, где я нахожусь. Вероятно, тело вскоре принесут сюда.
— Вы инспектор Дафф?
— Да, это я.
— Она вспоминала о вас сегодня. Несколько раз. Все ждала, когда вы приедете…
Когда за горничной закрылась дверь, инспектор перешел из прихожей в гостиную. Письмо, переданное за минуту до убийства, жгло ему грудь, но он твердо решил осмотреть номер до того, как появится итальянская полиция. После этого у него уже не было бы свободы действий. Он принялся за работу с присущей ему быстротой и методичностью. Сначала просмотрел не слишком многочисленные письма от американских подруг и приятелей — и не нашел там ничего заслуживающего внимания. Проглядел ящики стола и незапертые чемоданы. Когда он стоял, склонившись над сумочкой Сибил Конвей в ее спальне, то вдруг почувствовал на себе чей-то взгляд. Обернувшись, инспектор увидел майора муниципальной полиции, застывшего в дверях с выражением удивления и неудовольствия на смуглом лице.
— Синьор производит здесь обыск? — спросил итальянец.
— Инспектор Дафф из Скотленд Ярда, — представился детектив. — Британский консул может подтвердить вам, что я нахожусь здесь в связи…
— Из Скотленд Ярда? — поразился итальянец. Это название, очевидно, произвело на майора благоприятное впечатление. — Так это вы находились с этой несчастной синьорой в лифте в момент выстрела?
— Я, — кивнул Дафф. Признаться в этом было нелегко. — Положение у меня, как вы сами понимаете, не из тех, каким завидуешь.
Он бегло ознакомил майора с последовательностью событий, не слишком вдаваясь в детали, так как не решил еще, стоит ли ему сотрудничать с местной полицией. О группе Лофтона он не упомянул ни словом.
Майор слушал его с каменным лицом. Когда Дафф кончил, он с важностью кивнул.
— Признателен за сведения. Надеюсь, что вы не покинете наш город без договоренности со мной?
— Конечно, нет, — инспектор невесело усмехнулся, вспомнив, сколько раз сам делал точно такие же предупреждения в тех случаях, когда дело заходило в тупик.
— Вам удалось что-то найти при обыске?
— Нет, — быстро ответил инспектор. — К сожалению, нет даже намека на улики. — Сердце его внезапно кольнуло: что если этот майор прикажет его обыскать? И найдет письмо Хонивуда? Как-никак, итальянец вправе делать у себя дома все, что заблагорассудится… Мужчины молча смотрели друг на друга. В конце концов импозантный вид инспектора британской полиции одержал верх, и майор вежливо поклонился.
— Буду счастлив вновь встретиться с уважаемым синьором! — Это звучало как недвусмысленное предложение удалиться. Что Дафф и сделал. С величайшим облегчением.
В своем номере он закрыл двери на ключ, пододвинул кресло поближе к неяркому свету настольной лампы и достал из нагрудного кармана конверт, переданный ему актрисой. В левом верхнем углу конверта виднелась затейливая эмблема отеля Брума. Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Лондона пятнадцатого февраля, через восемь дней после убийства Хью Дрейка — как раз перед отъездом группы Лофтона в Париж!
Содержимое конверта было солидным: хотя Уолтер Хонивуд обладал на редкость убористым почерком, его письмо жене занимало несколько исписанных с обеих сторон страниц. Дафф с нетерпением погрузился в чтение.
«Милая моя Сибил! Уже из почтового штемпеля ты поняла, что я сейчас в Лондоне, куда я приехал с группой, о которой тебе уже писал. Врач тогда сказал, что такое путешествие мне просто необходимо, помнишь? Но вместо отдыха поездка обернулась для меня такими страшными переживаниями, которые даже трудно себе вообразить. Со мной в группе оказался Джим Эверхард! Я узнал об этом при ужасающих обстоятельствах. Когда в Нью-Йорке я поднимался на палубу трансатлантика, имена остальных участников тура мне еще не были известны. Я только знал, что тур проводит доктор Лофтон, который представил нас друг другу за обедом. Но и при этом я не узнал Джима Эверхарда. Ничего удивительного — ведь я видел его лишь раз в жизни, и то при свете керосиновой лампы в твоей комнате. Так много лет прошло с тех пор! Пожав всем руки, я пожал также и его руку. Руку человека, который поклялся, что убьет и тебя, и меня. Повторяю, я ничего не заподозрил, и у меня не было никаких дурных предчувствий. Потом мы отплыли. Погода была отвратительной. Я практически не покидал своей каюты до самой Англии. В Лондоне мы пробыли вместе несколько дней, были на разного рода экскурсиях, но и тут я не смог понять, с кем меня свела судьба. Вечером шестого февраля я сидел в салоне нашего отеля. Ко мне подошел мой сосед по номеру, престарелый джентльмен из Детройта, почти совсем глухой, но в остальном чрезвычайно симпатичный человек — Хью Моррис Дрейк. Мы завели разговор. Я рассказал ему о своем нервном истощении и пожаловался, что последние ночи подолгу не могу заснуть из-за того, что в соседнем номере кто-то постоянно громко читает. Помню, я сказал еще, что несмотря на усталость не испытываю желания ложиться, боясь, что пытка чтением возобновится. Тогда мистеру Дрейку пришла в голову мысль, которая показалась ему замечательной. Он предложил поменяться со мной номерами, сказав, что при его глухоте никакое чтение ему не помешает, а переселиться в соседний номер не составит никаких особых хлопот. Я принял это предложение с благодарностью, сказав однако, что мы обменяемся только спальнями, и только на одну ночь — мне было бы неудобно причинять этому достойному джентльмену излишнее беспокойство. В постели я проглотил сонный порошок, предписанный мне моим врачом в Штатах, и уснул как ребенок, наслаждаясь благословенной тишиной. Я проснулся в половине седьмого в отличном настроении и через соединявшие два наших номера двери прошел в спальню мистера Дрейка, который просил меня разбудить его пораньше — нам в то утро предстоял отъезд в Париж. На кресле лежала одежда, на ночном столике — слуховой аппарат. Все окна и двери были плотно закрыты. Я подошел к постели. Мистер Дрейк лежал мертвый. Его шея была туго стянута ремнем. Сначала я не мог думать ни о чем, кроме этого бессмысленного убийства. И только потом заметил лежащий рядом с телом замшевый мешочек. Ты помнишь? Один из тех трех, что мы оставили в тайнике Джиму Эверхарду. Я опустился на стул и стал лихорадочно думать. Мне было ясно, что Джим Эверхард находится в отеле Брума. Он узнал меня и решил исполнить свою давнюю клятву. Пробрался в мою спальню, чтобы убить ненавистного соперника. Но он не знал, что в ту ночь я спал в другом месте. Поэтому был убит Хью Дрейк — только за то, что был глух и оказал услугу соседу! Что за ирония судьбы… Ситуация была для меня поистине страшной. Но я сумел взять себя в руки. Я понимал, что для Дрейка все равно уже ничего не смогу сделать. Хотя охотно отдал бы жизнь, чтобы вернуть этого бедного доброго старика людям. К сожалению, было слишком поздно… Боже мой, Боже — но ведь я тоже хотел жить, увидеть еще хоть раз тебя, услышать твой дорогой голос! Я так тебя люблю! Я всегда тебя любил, с той самой минуты, как впервые увидел. Если бы не эта любовь, то вполне вероятно, что ничего из случившегося с нами так никогда бы и не произошло. Но я ни о чем не жалею и жалеть не стану. Я надеялся, что смогу как-то выкрутиться. Прежде всего, нельзя было оставлять тело Дрейка в моей спальне — вряд ли полиция приняла бы на веру мои объяснения об обмене! Поэтому я перенес его в его собственную спальню. А заодно и мешочек с камнями, усмехнувшись при мысли, что Джим носил его столько лет, но так и не смог вернуть его прежнему хозяину. Правда, у него оставались еще два. В коридоре никого не было, и это дало мне возможность выскользнуть из спальни Дрейка наружным путем, замкнув с его стороны дверь между нашими номерами. Естественно, что одежду и слуховой аппарат я тоже перенес к Дрейку, стерев после этого с аппарата все следы пальцев. Хорошо, что я не позабыл это сделать. Затем я спустился в холл и стал ждать завтрака. Завтрака и встречи с Джимом Эверхардом. О, на этот раз я его узнал! Есть в человеческом взгляде нечто такое, что не меняется со временем. Имя он сменил, но не смог сменить взгляд. Даже потом, разговаривая с инспектором Скотленд Ярда, я продолжал мучительно искать единственно правильный выход из этого кошмара. Отказаться от продолжения тура и вновь затеряться в Штатах? Но кто позволил бы мне уехать? А следствия мои нервы не вынесли бы, в этом я был уверен. И тогда все, что погребено в прошлом, вновь всплыло бы на поверхность. Этого нельзя было допустить. И я принял решение ехать дальше. Рядом с человеком, который поклялся меня убить и который не повторил бы однажды сделанной ошибки. Каждую ночь после этого я баррикадировал дверь своей спальни и проводил бессонные часы, вслушиваясь в неясные шорохи и проклинал свою судьбу. Постепенно у меня родился определенный план действий. Во-первых, я решил, что приобрету где-нибудь на континенте револьвер для собственной обороны — таможенники никогда не проверяют багаж у путешествующих классом «люкс» американцев. А, во-вторых, я хочу выбрать момент и сказать Джиму, что мной отправлен в надежное место конверт с точным указанием на убийцу мистера Дрейка, и если со мной что-либо случится, то этот конверт в тот же день очутится в Скотленд Ярде. И я действительно приготовил такое письмо! Но по размышлении не стал его никому оставлять: ведь разыгравшийся скандал навсегда погубил бы твою карьеру, милая моя Сибил, а на это я не согласился бы ни за какую цену. Даже за цену собственной жизни. Но Эверхарду я сказал, что письмо уже отдано мной на хранение. Он ничего на это не сказал, только продолжал молча и с нескрываемой ненавистью на меня смотреть. Все-таки я думаю, что он остережется что-либо предпринимать в ближайшее время — а в Ницце я твердо решил оставить группу и выехать машиной в Сан-Ремо, к тебе. Скотленд Ярд, похоже, не намерен далее сопровождать нас, поэтому я думаю, что никто не станет препятствовать моему отъезду — сошлюсь на нервы, на климат, или еще на что-нибудь. Уверен, что в свете случившегося все наши прежние мелкие недоразумения не стоят даже того, чтобы о них вспоминать! Я так горжусь тобой, так хочу, чтобы мы снова были счастливы! Зная твою импульсивную натуру, я не называю тебе имя убийцы Дрейка — ведь если он убьет и меня, ты способна ради меня поставить на карту и свой великий талант, и свое будущее. Умоляю тебя — ни в коем случае не делай этого! Если меня не станет — немедленно уезжай из Сан-Ремо, держись как можно дальше от группы Лофтона! Бери машину до Генуи и там первым же судном возвращайся в Штаты. Сделай это для меня! Не губи свою жизнь! Пусть прошлое останется навсегда погребенным. Сохраняй спокойствие, так, как сохраняю его я. Моя рука не дрогнула ни разу, пока я писал это необычное письмо. Все кончится хорошо, верю в это. Дату приезда я сообщу тебе телеграфом. Приеду — и у нас начнется второе свадебное путешествие! А прошлое и Джим Эверхард уйдут от нас навсегда. Теперь уже навсегда.