В начале июня командование 4-й гвардейской армии провело командно-штабные учения на местности, в районе Теленшты, Тырг. С участием руководящего состава дивизий и корпусов была разработана тема «Прорыв обороны противника, окружение и уничтожение его».
   Организация этого занятия, методика его проведения произвели на всех нас большое впечатление. Оно было одним из звеньев неоглашенной подготовки предстоявшего наступления.
   На разбор приехал новый командующий 2-м Украинским фронтом генерал армии Р. Я. Малиновский (маршал И. С. Конев принял командование 1-м Украинским фронтом). В заключительном своем слове Родион Яковлевич подчеркнул, что непрерывно возрастающее оснащение войск новой техникой требует от штабов очень гибкого управления. Особенно подробно он остановился на необходимости обобщить опыт применения в наступлении массированного артиллерийского огня и стрельбы прямой наводкой.
   С товарищем Малиновским я познакомился еще в Испании, с тех пор мы не встречались и поэтому после разбора учений, за обеденным столом, естественно, заговорили про испанские дела. Он (тогда советник при командовании Центрального фронта) вспомнил, как дивизия, в которой работал я, выходила из окружения под Теруэлем.
   — В тот вечер, — сказал он, — итальянцы и франкисты такой гвалт устроили в эфире, просто уши вяли от болтовни. Дивизия-де разгромлена, командование ее в плену, а уж про русского, про тебя то есть, черт знает что плели.
   Это была действительно трудная ночь, и я помню ее во всех подробностях. Фашисты ожидали, что дивизия попытается прорваться к своим по кратчайшему направлению — на юг из Теруэля. А мы вначале пошли на север, поворачивая затем к юго-западу, и наконец, описав почти полную окружность, введя противника в заблуждение, ударили на юг и, пробиваясь вдоль реки Турия, вышли к командному пункту бригады, которая единственной из трех не попала в окружение…
   С учений все мы возвращались в хорошем настроении. О том, что ведется серьезная подготовка к новой крупной наступательной операции, нам никто не сказал, но и говорить не нужно было — догадывались. Не могли же мы стоять на оргеевском рубеже до конца войны! Освобождение Молдавии, надо полагать, не за горами, и штабные учения тому свидетель.
   Подтвердил наши догадки и приезд в корпус представителя Ставки маршала С. К. Тимошенко. Он меньше всего интересовался нашей обороной. Я сразу это понял и перевел доклад на тему «наступательную»: где выгоднее местность, каковы силы и возможности противника и т. п. Тимошенко оживился и подробно расспрашивал меня об этом.
   И еще деталь: 15 июня по распоряжению командарма наши части «прочесали» 25-километровую прифронтовую зону с целью ликвидации вражеской агентуры.
   А через четыре дня корпус уже передал свою полосу обороны вместе с плацдармом, который гвардейцы удержали за Реутом, соединениям 53-й армии и начал передислоцироваться походным порядком в район Думбровицы. В пути на марше вследствие плохой организации противовоздушной обороны пострадали от бомбежки подразделения 41-й дивизии и саперный батальон 5-й дивизии. Потери были невелики, но сам факт показал, что гвардейцы «размагнитились», сидя в обороне.
   Новый участок корпус занял быстро и организованно. На 23 июня наш передний край проходил по линии Тешкурень, Новые Богени, Нападень, Корнова и далее на северо-восток. Командный пункт корпуса был развернут в Думбровице. Местность для нас невыгодная — большей частью низменная. А на той стороне, за рекой Кулою, гряда Бессарабской возвышенности. Противник оборонял ее силами 370-й дивизии и одного пехотного полка 376-й дивизии.
   Данные разведки, показания пленных и перебежчиков свидетельствовали, что гитлеровцы не готовятся к активным действиям. Но независимо от этого оборону свою мы обязаны были создавать как неприступную.
   Приняв полосу, мы тотчас начали усовершенствовать оборону. Однажды поехал я с группой офицеров в 5-ю дивизию. Полковник Афонин доложил, что первая траншея отрыта полностью. Мы пошли по ней начиная с правого фланга к центру. Действительно, на протяжении километров трех траншея была отрыта глубокая, хорошо оборудованная. Но вдруг она прервалась, и мы увидели отсюда, что начинается она снова метров через пятьсот. Значит, локтевая связь между соседними полками отсутствует.
   Посмотрел я на Павла Ивановича Афонина, он — глаза, как говорится, долу. Выговаривать не стал ему, но поучить надобно было. Вышел я наверх, он, конечно, тоже. Так и прошли вместе эти полкилометра, на виду у противника. А наутро Афонин уже доложил, что за ночь разрыв между полками ликвидирован — траншея дорыта.
   Изучая полосу, принятую корпусом, я обратил внимание на участок 124-го полка 41-й дивизии. Здесь, в районе Корнова, позиции противника выступом нависали над нашей обороной, особенно угрожающе над вторым батальоном этого полка. И хотя гитлеровцы, судя по всему, не готовились к общему наступлению, выступ этот беспокоил. Слабое наше место, что понимали, конечно, не только мы. Поэтому в штабе родилось решение создать сильный противотанковый рубеж в этом районе. Опираясь на него, вторые эшелоны 122-го и 126-го полков могут вести контратаку, если противнику удастся прорваться на передний край.
   Вместе с полковником Смирновым мы выехали в район Корнова. Повстречали по пути командира взвода снабжения второго батальона 124-го полка. На вопрос, как кормите людей, он ответил:
   — Отлично, товарищ генерал!
   — А поточнее? — спросил Смирнов.
   — Кормим регулярно. Обед даже из трех блюд. Доставляем горячую пищу. Первое — суп или щи, второе — каша или картофель с мясом, а на третье компот из свежих фруктов.
   Отрубил он все это бодро, даже как-то весело.
   — Свежих фруктов сейчас много, — заметил Смирнов.
   — Да, — заторопился хозяйственник, — иногда фашисты пытаются пробраться в сады за фруктами. Недавно двух таких вояк поймали вместе с ведрами. Сливы в них были…
   — Что ж, — говорю, — действуйте в том же духе.
   Мы вышли из машины, прошли в церковь. Вход в нее был пристрелян противником, и пули тотчас зацокали по стене. Пройдя через пролом, мы оказались на улице, которая вела к переднему краю.
   Здесь нам повстречались два солдата — лекпом и парикмахер. Они и довели нас менее опасной дорогой до окопов батальона. Траншея оказалась не сплошной, местами даже не полного профиля. Некоторые бойцы продолжали земляные работы, а некоторые отдыхали. Чувствовалась во всем этакая ленца и беззаботность.
   Поговорили мы с одним гвардейцем. Сибиряк, мужественный, красивый парень, а щетина на щеках недельной давности.
   — Бороду-то отпускаешь на предмет представительности? Или так, по забывчивости? — говорит ему Василии Федорович.
   — Не успел ротный парикмахер побрить, вызвали его.
   — А ежели сам себя? Сумеешь?
   — Сумею, — смутился солдат.
   Постепенно разговор стал общим.
   — Кормят нас неплохо, — говорил один. — Только с обедом запаздывают.
   — А как?
   — Да как стемнеет. В термосах носят, а все одно суп стылый. А ведь лето!
   — Говорят, каждый день у вас компот из свежих фруктов…
   — Не бывает компоту…
   — Как не бывает? — перебил кто-то. — А помнишь, еще когда ты ложку потерял…
   — Так то недели две тому назад было.
   — Все ж было?..
   Потом поговорили о том, кто из командиров у них бывает. На переднем крае, особенно на новом рубеже, это далеко не праздный вопрос. Оказалось, взводный, ротный и комбат здесь днюют и ночуют. Изредка навещает их командование полка, а из дивизионного начальства, как пришли сюда, еще никого не видели.
   Возвращаясь в штаб, мы с Василием Федоровичем обменялись впечатлениями и пришли к выводу, что о втором батальоне следует побеспокоиться не только в тактическом плане. Я позвонил командиру 41-й дивизии и потребовал объяснить все, чему мы со Смирновым были свидетелями. Генерал Цветков пытался сперва доказывать, что дела в батальоне обстоят благополучно.
   — Константин Николаевич, — говорю ему, — меры по укреплению обороны уже приняты, но то, что ты не знаешь положения дел на самом опасном участке дивизии, что солдаты ни разу не видели тебя на новом рубеже, это так.
   — Завтра же буду там.
   — Вот это хорошо. Прошу снять с занимаемой должности командира взвода снабжения батальона. Поставьте его на стрелковый взвод. Там он врать отвыкнет. И остальным командирам сделайте соответствующее внушение. Размякли…
   Нового заместителя по тылу полковника Грибова я попросил организовать широкую проверку питания, быта людей — в первую очередь на передовой.
   «Тыловики» наши, все офицеры этой службы провели большую работу. Они не только обеспечили правильное распределение тех видов снабжения, которые получали мы из армейских и фронтовых складов, но и позаботились о предметах, не предусмотренных централизованным снабжением. В частности, была создана выставка всевозможных вещей фронтового быта, изготавливаемых хозяйственным аппаратом частей и соединений армии. Чего только там не было: начиная с ложек и вилок и кончая походными мельницами. Даже вьюки, очень нужные для предстоящих боевых действий в горах, изготовлялись нашими воинами.
   В середине августа на командный пункт корпуса приехал генерал К. Н. Деревянко. Он стал начальником штаба нашей армии еще во время Корсунь-Шевченковской операции, и сразу же мы почувствовали — рачительный хозяин возглавил штаб. Умный, твердый, заботливый.
   Мне приходилось работать с людьми, и старшими по службе, и младшими, к которым эпитет «инициативный» пристал очень прочно. Они и в самом деле всегда были полны прекрасных замыслов и не стеснялись высказывать их на совещаниях, в печати, в личных беседах. Зажгутся, зажгут других… и потухнут. Потихоньку так, исподволь. А почему? Иногда только потому, что Иван Иванович сказал «но», а Иван Петрович добавил «н-да»…
   Кузьма Николаевич Деревянко умел не только высказать верную мысль, но также обосновать ее, отстоять, убедить в ней и своих начальников и подчиненных, осуществить ее и, следя за этим осуществлением, что-то поправить и приладить на ходу.
   Сейчас он привез нам распоряжение командующего армией провести разведку боем тремя заранее подготовленными усиленными батальонами на трех различных направлениях. И все мы поняли, что это уже преддверие большого наступления.
   После огневого налета артиллерии и минометов батальоны двинулись вперед. Смяв боевое охранение противника, они приблизились к его первой траншее, ворвались в нее в отдельных местах. Завязалась рукопашная схватка. Первые наши успехи вызвали тревогу у вражеского командования. Оно поспешило бросить к угрожаемым участкам танки и бронетранспортеры, обеспечив их массированным артиллерийским прикрытием. Повторными контратаками противнику удалось восстановить положение.
   Пленные и документы, попавшие в наши руки, уточнили данные о гитлеровских войсках.
   Большую роль в подготовке будущего наступления сыграла удачно проведенная командованием 4-й гвардейской армии оперативная маскировка. Всю эту работу в полосе нашего корпуса и дальше, к Оргееву, возглавлял армейский инженер генерал Н. И. Малов. Днем отдельные танки и группы тягачей с орудиями передвигались к местам ложного сосредоточения, а ночью гул моторов способен был разбудить глухого. Отдельные подразделения в глубине нашей обороны, в местах, просматриваемых врагом, по десять двенадцать раз проходили одним и тем же маршрутом, обозначая сосредоточение пехоты.
   Эти районы гитлеровцы подвергли сильнейшим артиллерийским налетам. Кроме того, как стало известно разведке, они срочно перебрасывали туда танки и самоходные орудия. Такое начало предвещало советским войскам успех.

Блуждающие «котлы»

   К этому времени вся обстановка на южном участке советско-германского фронта складывалась в нашу пользу.
   Несколько слов о местности, на которой предстояло нам действовать, и о планах воюющих сторон. Три большие реки — самая восточная из них Днестр, затем Прут и Серет — текут почти параллельно через Молдавию и Румынию на юго-восток. Еще весной наступление 3-го Украинского фронта было остановлено противником на рубеже Днестра. Нам же, войскам 2-го Украинского фронта, удалось последовательно форсировать все три реки в их верховьях, войти в междуречье и, таким образом, нависнуть с севера над группой армий противника «Южная Украина». Образовалась огромная дуга, левый край которой упирался в Черное море, а правый — в Карпатские горы. В вершине этой дуги вражеское командование сосредоточило наиболее боеспособные дивизии — 6-ю армию. Направление на Яссы и оборону флангов обеспечивали в основном румынские соединения.
   В соответствии с такой расстановкой сил противника советское командование и наметило оперативную задачу наступления. Нанося удары по флангам — с севера, в междуречьи (2-й Украинский фронт), и с востока, с днестровского плацдарма (3-й Украинский фронт), наши войска должны были срезать вершину дуги, окружить и разгромить группу армий «Южная Украина».
   4-я гвардейская армия и наш корпус оказались в стороне от главного удара. Но и на нашу армию была возложена весьма важная задача: удерживая занимаемый рубеж и обеспечивая левый фланг фронта и армии, нужно было следить за противником: как только появятся признаки его отхода, вцепиться в него, не дать возможности уйти и маневрировать. Кроме того, мы должны были наступать широким фронтом и на второстепенном направлении.
   Войска правого крыла нашей армии занимали на участке от Богданешты до Грасень выгодное положение и должны были перейти в наступление, как только части соседней справа 52-й армии овладеют городом Яссы.
   Местность, на которой нам предстояло действовать, резко пересеченная, с грядами возвышенностей, покрытых лесом, с реками Икель и Бык, тянувшимися параллельно фронту армии, и рекой Делия, почти перпендикулярной ему. Реки и речки в летнее время не были препятствием для пехоты, однако для переправы танков, артиллерии и автотранспорта требовалось построить мосты.
   Лишь в одном направлении, близ Унешты, обороняемая противником местность просматривалась с наших наблюдательных пунктов почти на десять километров.
   Готовясь к наступлению, корпус должен был решить предварительно некоторые задачи. Первая из них заключалась в том, что 5-я дивизия, оборонявшаяся на правом фланге нашего расположения, к началу операции уплотнила боевые порядки в сторону правого соседа — 78-го стрелкового корпуса и временно переподчинилась ему в целях лучшего обеспечения фланга ударной группировки фронта. Нам же подчинили 80-ю гвардейскую и 84-ю стрелковые дивизии, в результате общий фронт корпуса — теперь уже четырехдивизионного состава — растянулся почти на 80 километров — от Пырлицы на восток, через Нападень, до Брянова.
   84-я дивизия впервые оказалась в нашем составе, но и мне и многим другим товарищам она была известна еще по боевым делам в Сталинградской битве. Это соединение имело богатые боевые традиции со времен гражданской войны и отлично воевало в эту войну. Бывший ее командир генерал П. И. Фоменко стал командиром 21-го гвардейского стрелкового корпуса. Его преемник генерал майор П. И. Буняшин также пользовался большим авторитетом и у командования и у подчиненных. Он успешно командовал дивизией, которую принял вскоре после Курской битвы.
   Таковы были боевые порядки и состав корпуса перед наступлением. Все воины, от солдата до генерала, досконально изучили местность, знали противника и его оборону, подразделения заранее развернулись в боевые порядки, командиры наладили огневую систему и управление.
   Наступление на широком фронте вызывалось объективной закономерностью необходимостью сосредоточить в ударном кулаке главные силы фронта. Растянутый почти на сотню километров фронт не позволял создать нужную плотность войск и соответствующее огневое обеспечение, затруднял перегруппировки, если бы они вдруг потребовались. Оставалось рассчитывать на успех соседей на главном направлении, который, несомненно, ослабит оборону противника и здесь, на этом рубеже.
   Командующий армией потребовал от нас бдительно наблюдать за врагом, чтобы не просмотреть момента его отхода со своих оборонительных позиций. Практически для дивизий это означало готовность перейти в наступление или начать преследование без какой-либо предварительной перегруппировки.
   Успех в этих условиях во многом будет зависеть от четкой работы средств связи. Растянутость боевых порядков по фронту и в глубину всегда создает большие трудности Для радистов и особенно для телефонистов.
   Начались поиски удовлетворительного решения проблемы. И надо сказать, что благодаря инициативе и сметке начальника связи корпуса подполковника И. Г. Гинзбурга, его помощника по радио майора А. И. Преображенского и подчиненных им воинов дело быстро наладилось.
   Всю связь в обороне они перевели на трофейный кабель, использовали постоянные провода гражданской связи и даже… колючую проволоку. Таким образом, наш штатный телефонный провод оставался пока в резерве — на случай перехода в наступление. Радисты, чтобы обеспечить устойчивую связь в гористой местности, заранее наметили во вражеском расположении наиболее подходящие высоты.
   Повсеместно была усилена служба охранения, наблюдение и разведка. Группы офицеров круглосуточно дежурили на наблюдательных пунктах, а с 19 августа там неотлучно находились и командиры частей и соединений.
   К этому времени стало известно, что перед фронтом корпуса противник имел 19 пехотных батальонов, около 180 орудий, около 150 минометов и до 700 пулеметов.
   20 августа в 6.10 справа от нас раздалась мощная канонада. Она длилась ровно полтора часа. Затем пошла в дело наша авиация. А в 8 часов эхо такой же канонады донеслось до нас и со стороны 3-го Украинского фронта. Началась одна из крупнейших операций Великой Отечественной войны Ясско-Кишиневская. Артиллерия, минометы и авиация перемалывали вражескую оборону. Затем советские танки и пехота дружно атаковали передний край, прорвали его и устремились вглубь, на юг, навстречу наступающим с днестровских плацдармов соединениям 3-го Украинского фронта.
   Если наступление войск 2-го Украинского фронта на главном направлении началось 20 августа, то силы, обеспечившие фланги этой группировки, в том числе наш корпус, вводились в бой постепенно. Только через двое суток двинулась вперед наша 5-я гвардейская дивизия. К этому времени войска армии генерала Коротеева освободили город Яссы.
   Первыми по сигналу поднялись парторги рот А. С. Курятников и В. В. Костюченко, а вслед за ними — красноармейцы 4-й роты братья Боровиковы и братья Боровко из 6-й роты. Со всех сторон неслось мощное «ура». Гвардейцы ворвались в траншею врага, забрасывая ее гранатами. Охваченные наступательным порывом, увлеченные примером коммунистов, они неудержимо шли вперед. Противник начал отходить. Пленные показали, что солдаты и офицеры боятся окружения, потому-то и часты случаи паники.
   Я приказал командирам других дивизий быть в готовности наступать, усилить наблюдение за противником и при первых же признаках его отхода немедленно начинать преследование.
   Поздно вечером гитлеровцы произвели сильные огневые налеты по нашей обороне, в их расположении раздавались взрывы, взметнулось пламя пожаров. Готовясь отходить, они, как обычно, взрывали и жгли что могли.
   Нам повезло — не пришлось прорывать хорошо подготовленную оборону противника, ибо он, почувствовав угрозу обхода со стороны главных сил 2-го Украинского фронта, начал поспешно отступать. В 3 часа ночи об этом доложили наблюдатели. И тут-то все дивизии корпуса пошли вперед, перехватывая пути отхода противника от Кишинева на запад.
   Перешли в наступление и соседние, слева от нас, части 89-й гвардейской стрелковой дивизии 26-го гвардейского стрелкового корпуса 5-й ударной армии. Направление было одно — на Кишинев!
   Заранее подготовленные для преследования отряды — но одной роте от каждого стрелкового батальона первой пинии — уже вскоре овладели населенными пунктами Синешты, Редень и некоторыми другими.
   Таким образом, мы довольно легко преодолели сильно укрепленную оборону на южной гряде Бессарабской возвышенности. Этому, конечно, значительно помогли стремительные действия нашего правого соседа — 78-го стрелкового корпуса и танковых частей. У нас появилась возможность вывести одну дивизию в резерв. Ведь когда ведешь бои, рассчитанные на окружение, нужно иметь всегда под руками соответствующие резервы.
   Утром 24 августа наш командный пункт переместился вперед и развернулся у подножия большой горы. Едва успели мы осмотреться, как приехал член Военного совета армии генерал-майор И. А. Гаврилов. До времени поседевший, с приветливой улыбкой — таким он запомнился мне в эту последнюю нашу встречу. Он поздравил нас с первыми успехами и попросил покормить его.
   — Как-то в горячке забыл, что не ел со вчерашнего дня, — сказал он. Если можно, побыстрее.
   Позавтракав, он поспешил к машине.
   — Хочу, — говорит, — заехать на командный пункт одного полка.
   Единственно, что мог я посоветовать, это ехать по дороге, что справа от нас, по ущелью. Она была уже проверена саперами, а там дальше, на шоссе Яссы — Кишинев, начинался участок соседа, где шел бой.
   — Но ведь я тоже не первый день на фронте, — засмеялся Иван Александрович.
   Машина ушла, а минут через пять он вернулся уже пешком.
   — Что такое? — говорю. — Что-нибудь забыли у нас?
   — Нет, — отвечает, — из вещей — ничего… Забыл, понимаешь, чокнуться с тобой за успешное завершение нашего наступления. Легкое бессарабское вино найдется?
   Ведь есть сведения, что Кишинев освобожден. Будем ждать официальных сообщений об этом.
   — Конечно, найдется… Радость-то какая!
   Мы чокнулись, выпили за хорошее дело. Улыбаясь, он взял под козырек и уехал.
   Через час-полтора, благополучно миновав ущелье, машина остановилась на шоссе Яссы — Кишинев. Адъютант показал генералу Гаврилову на таблички с надписями «Minen!». Когда водитель разворачивал машину, она наехала на мину. Произошел взрыв. Осколок мины попал Гаврилову в сонную артерию, и он скончался от потери крови. Будь поблизости хирург, жизнь ему могли бы спасти.
   Безмерно жаль было Ивана Александровича — хорошего начальника, замечательного коммуниста. Многие из нас прошли вместе с ним боевой путь от стен Сталинграда…
   В этот день в частях корпуса был зачитан приказ Верховного Главнокомандующего. В нем говорилось, что войска 3-го Украинского фронта при решительном содействии войск 2-го Украинского фронта в результате умелого обходного маневра и атаки с фронта 24 августа штурмом овладели столицей Молдавской ССР городом Кишиневом.
   Среди отличившихся в этой операции упоминались все наши дивизии во главе с их командирами — Афониным, Цветковым, Чижовым и Буняшиным.
   Дивизии корпуса, оставив позади реку Бык, пересекли дороги к югу от нее, создав таким образом угрозу на путях отхода кишиневской группировки противника.
   Корпус продолжал быстро продвигаться. Позвонил командир 84-й стрелковой дивизии генерал П. И. Буняшин.
   — Крупной удачей начали мы сегодняшний день, — сказал он.
   — А именно, Павел Иванович?
   — С утра шли как полагается — впереди отряды преследования, за ними в колоннах — главные силы с круговым охранением. Разведка обнаружила, что почти параллельно нашим войскам, по дороге Кишинев — Быковец, растянулись на четыре километра отходящие части противника. Пропустив эту колонну до развилки дорог, наши батальоны внезапно атаковали ее, окружили и взяли в плен.
   — Что это за части?
   — 6-й пехотный и 29-й артиллерийский полки 14-й румынской пехотной дивизии.
   — Много трофеев?
   — Пленено 1200 солдат и офицеров, взяли 30 орудий, 30 минометов, около 500 лошадей, много стрелкового оружия и другое имущество. Но это еще не все. Василий Иванович Чижов (командир 80-й гвардейской стрелковой дивизии) сообщил, что его солдаты тоже взяли в плен более 400 человек с оружием и различным снаряжением.
   Я поблагодарил Буняшина за хорошие вести и попросил не увлекаться, смотреть, как говорится, в оба. Об инициативе и решительных действиях обоих комдивов мы с заместителем по политчасти полковником Смирновым тотчас доложили в штаб армии.
   К вечеру танковые соединения 2-го и 3-го Украинских фронтов уже встретились в районе Леово, положив этим начало окружению врага. Пехота в стремительном темпе двигалась за танками, и на следующий день стрелковые войска фронтов тоже установили контакт.
   Кольцо было прочно замкнуто. Вражескую группировку в составе 22 дивизий захлопнули, как в мышеловке. Первым из нашего корпуса встретился с частями 3-го Украинского фронта отряд преследования под командованием майора В. П. Самсонова из 80-й дивизии. Это произошло в 11 утра близ Бобейко. А несколько позднее 217-й полк той же дивизии вместе с 89-й гвардейской дивизией, только с другой стороны, вошел в Ульму.