– Может, останешься на ночь здесь? – вырвалось у него прежде, чем он успел осознать, что говорит. – На улице ледяной дождь, – быстро добавил Джонас в попытке объяснить свое приглашение. – А ночью обещали заморозки. Я сам едва доехал.
   На миг ему почудилось, что она готова согласиться, но никакого подтверждения этому он так и не дождался. Зои смотрела на него с каким-то забавным выражением в глазах, как будто была ему за что-то благодарна.
   – Почему ты никому не рассказал обо мне в больнице? – наконец облекла она свой вопрос в слова.
   Поначалу Джонас не понял, о чем это она. А когда понял, то, пораженный, даже присел – на краешек дивана рядом с ней. Его вдруг обуяла дьявольская дерзость.
   – Откуда ты знаешь, что не рассказал? – Он устроился поудобнее, вытянув руку вдоль спинки дивана.
   Похоже, Зои была готова к его вопросу.
   – Потому что, если бы рассказал, до меня бы уже дошли слухи.
   Он впился взглядом в ее лицо, поражаясь, как ей могло прийти в голову такое дикое предположение.
   – А с чего бы это мне сообщать всем и каждому подробности твоей сексуальной жизни – или, вернее, обсуждать отсутствие таковой?
   – С того, что большинство мужчин так поступают.
   – Значит, ты меня совершенно не знаешь. Я не такой, как это большинство.
   Она пожала плечами и отвернулась.
   – Наверное, и вправду не знаю, – небрежно согласилась она.
   Прежде она никогда не признавалась в том, что не права. И оттого, что ее признание касалось именно его и ее чувств к нему, у Джонаса даже голова закружилась. Он опустил руку со спинки вниз, потом его ладонь заскользила по пушистой поверхности пледа и наконец легла на талию Зои. Он сам понимал, что напрашивается на неприятности, возможно даже, на очередной удар коленом в пах. Но что-то в выражении ее лица подталкивало Джонаса на риск.
   Зои очень медленно приподнялась и села на диване. Но не сбежала, как он того ожидал. И не влепила ему пощечину, от чего он тоже не был застрахован.
   – Мы могли бы.., мы могли бы изменить это, – понизив голос, сказал он. – Если бы ты захотела. Мы могли бы узнать друг друга…
   Она качнула головой. Чуть заметно.
   – Думаю, лучше не надо, – шепнула она. – Мне кажется, что нам не…
   Джонас закрыл ей рот поцелуем. Он понимал, что с его стороны это безумие, но ничего не мог с собой поделать. Она была такой красивой, такой теплой и мягкой, такой соблазнительной. Он ждал сопротивления, думал, что снова увидит в ее глазах вспышку боли. Вместо этого Зои ответила на его поцелуй. Она поцеловала его робко и нежно – так, как будто на самом деле хотела поцеловать.
   – Ну вот, – пробормотал он ей в губы. – Не нужно думать. Лучше чувствовать. И снова накрыл ее губы поцелуем. Зои сама не понимала, почему позволяет Джонасу себя целовать. Она лишь знала, что в его объятиях забывает обо всем на свете. Страдания прошлого уходят, тревоги будущего не гнетут сердце. И остается только ощущение его жарких пальцев, только запах хвойного мыла, прикосновения его губ к ее губам, да еще обещание в его глазах. Обещание никогда не причинить ей боли.
   А потом даже и эти смутные ощущения исчезли, и Зои показалось, что она с головокружительной быстротой падает в пропасть. Джонас обвил рукой ее талию, прижал к себе, поддерживая ее голову другой ладонью. Его губы, оторвавшись от ее губ, обожгли лаской сначала щеку и висок, потом подбородок и шею.
   – О-о, – простонала она. – О, Джонас…
   – Я не хочу торопить тебя, – услышала она его мягкий шепот у самого своего уха. – Я не хочу заставлять тебя делать то, чего ты делать не хочешь.
   – Почему? – выдохнула Зои. – Боишься моего колена?
   Она ожидала такого же шутливого ответа, но Джонас отстранился и долго и серьезно смотрел на нее, прежде чем проговорил:
   – Нет. Не хочу обидеть тебя, как обидел тот, другой.
   Сердце вдруг заколотилось у нее где-то в горле.
   – Кто – другой? – отважилась она переспросить.
   – Не знаю. Тот, из-за которого ты так долго избегала мужчин. – Он приложил ладонь к ее щеке, погладил тихонько, и Зои едва не растаяла от нежности этого жеста. – Я не могу представить себе иной причины твоего бегства, Зои. Ты слишком.., слишком…
   – Слишком – что? – неожиданно ощетинилась она.
   Джонас улыбнулся.
   – Слишком хороша. Потрясающа. Я в жизни не встречал похожей женщины. Любой мужчина из кожи бы вон лез, чтобы доставить тебе удовольствие.
   Она недоверчиво фыркнула.
   – Это тебе так кажется. В наше время большинству мужчин плевать на то, что чувствует женщина, если сами они свое получают.
   – Значит, тебе встречались не те мужчины.
   – В наши дни все они одинаковы.
   – Нет. – Он решительно мотнул головой. – Не правда. И думаю, в глубине души ты тоже это понимаешь. Ты просто боишься признать, что на свете есть человек, которого ты могла бы полюбить. И который ответил бы тебе любовью. Я думаю, ты просто-напросто боишься страданий, потому что в прошлом какой-то парень тебя обманул.
   Зои долго молчала, колеблясь между правдой и своей обычной отговоркой.
   – Двое, – выдавила она наконец, сама удивляясь своему решению.
   Джонас недоуменно моргнул.
   – Что?
   – В прошлом меня обманули двое парней. Но не так, как ты думаешь. Совсем не так.
   В его глазах недоумение сменилось подозрительностью, однако Зои не поняла, что он себе вообразил.
   – Расскажешь? – через миг спросил он. Нет, подумала она. Она никому об этом не рассказывала. Купер знал ее историю только потому, что сам вытягивал Зои из черного отчаяния, когда ее бросил муж. Но в Джонасе было что-то такое, что подталкивало ее довериться ему и поделиться болью прошлого. Она не объяснила бы почему, но сейчас ей это казалось самым естественным поступком в жизни.
   – Мне было семнадцать лет, когда я забеременела, – начала она каким-то чужим, далеким голосом.
   – Забеременела? – повторил Джонас. По его тону она могла судить о глубине его изумления, но не остановилась. Если он сейчас в таком шоке, то что будет, когда услышит продолжение?
   – Да, забеременела. Я была безумно влюблена в отца ребенка, и человек этот тоже очень меня любил. Мы тогда были всего лишь подростками, чья страсть вышла из-под контроля, но на этом все сходство с детской любовью и заканчивалось. – Зои вздохнула, окунаясь в воспоминания, которые так долго и упорно прятала даже от самой себя. – Малыш родился вскоре после того, как мы закончили школу, но у нас все было не так, как в фильмах о малолетних родителях. Джек получил место механика, прекрасно зарабатывал, и мы собирались пожениться. Ребенок просто немного ускорил события, вот и все.
   Она грустно улыбнулась образам прошлого.
   – Мы уехали из Питтсбурга и сняли небольшую квартирку в Саут-Филли, прямо под квартирой бабушки Джека. Она мне помогала с малышом, когда он родился. Мы назвали сына Эдди, в честь покойного отца Джека. Первые несколько месяцев нам было нелегко, но постепенно мы привыкли к родительским обязанностям, втянулись. Мы оказались очень хорошими родителями, – с пылом добавила она. – Конечно, мы были совсем юными, но, похоже, и Джек, и я были просто созданы для семейной жизни. Нам было так хорошо втроем, так весело. Мы с Джеком мечтали о будущем, о том, куда отдадим Эдди учиться и как он окончит школу…
   В комнате надолго повисло молчание. Джонас ждал продолжения, а Зои не в силах была говорить.
   – И что же случилось? – наконец осторожно спросил он.
   Она опять вздохнула. Во время рассказа, сама не замечая того, Зои тискала в руках плотную ткань пледа и теперь, опустив на него глаза, принялась машинально разглаживать складки.
   – Случилось то, что Эдди так и не пошел в школу, – совсем тихо сказала она. – В полтора года он заболел менингитом, и через неделю его не стало.
   – О, Зои… – Она почувствовала на своей руке ладонь Джонаса и переплела свои пальцы с его в инстинктивном поиске поддержки. – Мне так жаль, Зои.
   – Да-а, мне тоже. – У нее задрожал подбородок, и она до боли закусила губу, чтобы удержаться от слез. – Он был таким чудесным ребенком. Невероятно смышленым. К полутора годам Эдди уже ходил и говорил лучше, чем двухлетние. Представь, огромные серые глаза, кудрявые золотистые волосы. Ресницы на зависть любой девчонке. – Она невольно улыбнулась. – Он мог даже птиц в небе очаровать. Каким бы он сейчас стал! В этом году ему исполнилось бы двадцать.
   Что-то горячее обожгло щеки Зои, и только тогда она осознала, что плачет. Она не плакала от тоски по сыну уже много-много лет. То, что с ней случилось в ранней юности, словно бы произошло с кем-то другим. Она просто запретила себе думать о своем ребенке и вспоминать его. И иногда ей даже удавалось убедить себя, что ее прошлое было всего лишь дурным сном.
   – Зои… – начал было Джонас, но его голос неуверенно затих, как будто он не мог найти подходящих для сочувствия слов.
   – Я и Джек пытались справиться со смертью сына. Честно пытались. Даже подумывали о другом ребенке. Но мы были так молоды, так неопытны и в таком страшном, безнадежном горе, что просто не сумели… – Теперь уже ее голос затих на полуфразе. Зои смахнула с лица слезы. – Наверное, я не смогла ему простить, что он от меня отдалился, когда его поддержка была мне больше всего нужна. Но я ведь и сама поступила точно так же… В общем, мы разошлись через полгода после.., спустя полгода. Документы я получила в тот день, когда мне исполнилось двадцать.
   – И больше… – осторожно спросил Джонас, – больше ты не виделась с ним?
   – Только один раз. Лет пять назад, в супермаркете, в центре. Помню, я взяла палтус и уже стояла в кассу, когда увидела Джека в соседней очереди. Он прибавил в весе и заметно полысел, но я его моментально узнала. Впрочем, он меня не заметил, а я подходить не стала.
   Зои не сообщила Джонасу, что не подошла потому, что увидела у Джека на пальце обручальное кольцо. А потом.., потом девчушка лет шести бросилась к Джеку, требуя взять на ручки, и он со счастливым смехом подхватил ее и несколько раз подкинул в воздух. Так он смеялся очень давно, до того, как умер Эдди.
   – Зои, я понятия не имел… – начал Джонас.
   – Да, конечно, – перебила она, шмыгнув носом. – Откуда тебе было знать? Об этом никто в Ситоне не знает, кроме Купера, а ему известно лишь потому, что мы с ним дружили с детства. Даже Сильвия и Ливи не знают. И я буду тебе очень благодарна, Джонас, если это останется между нами. Мне тяжело даются воспоминания. И я стараюсь ни с кем ими не делиться.
   А с ним все-таки поделилась, про себя закончил Джонас. Не побоялась тяжести воспоминаний. Почему? И теперь, когда он стал одним из немногих посвященных в ее тайну, изменится ли что-нибудь между ними?
   – Я ни с кем не была близка с тех пор, как рассталась с Джеком, – продолжала Зои. – Не объясню причины… После развода я была слишком измучена и разбита для каких-то отношений. А позже, когда начала время от времени встречаться с мужчинами, они мне казались.., недостойными усилий, что ли. Им всем нужно было все сразу и быстро. А я.., в конце концов устала и потеряла надежду. По-твоему, в этом нет смысла?
   Джонас мог бы ответить, что она слишком многого требовала от мужчин, что в жизни нужно быть реалистом. Но почему-то в ее словах ему действительно открылся смысл. Разве сам он не чувствовал того же? Разве самому ему зачастую не было жаль времени и усилий на продолжение отношений? У Зои, если уж на то пошло, хоть причина была для такого поведения. А в чем его оправдание?
   – Мне нужно идти, – не дождавшись его ответа, тихонько сказала она.
   Зои попыталась выбраться из-под пледа, но Джонас прочно сидел на нем, так что она никак не сумела бы освободиться без его помощи. А он сидел не шевелясь, по-прежнему согревая ладонями ее бедра. Зои наконец сообразила, что вставать он не собирается.
   – Джонас? Тебе не трудно немножко подвинуться, чтобы я могла встать? Он замотал головой.
   – Трудно. Я против.
   Она подняла на него глаза – впервые с начала разговора. Но не произнесла ни слова, только смотрела на него, как будто никогда до этого не видела.
   – Я не хочу, чтобы ты уходила, Зои, – мягким шепотом сказал Джонас. Он поднял руку, погладил упавшую ей на плечо прядь медных волос. Потом накрыл ее щеку ладонью и прижался лбом к ее лбу. – Больше того, я считаю, это будет огромной ошибкой для нас обоих. Мне кажется, тебе лучше остаться со мной. Я думаю, нам нужно быть вместе.
   При звуках этого откровенно высказанного желания внутри у нее что-то пробудилось к жизни, что-то очень знакомое, но давным-давно забытое. Джонас растопил в ее душе лед, подарил тепло, которого она не ощущала уже очень давно. Рассказав ему о сыне, она что-то изменила между ними. И в себе самой – тоже. Она вдруг почувствовала себя более свободной, забыла о своем бремени. До этой ночи она считала случившееся с ней и сыном глубоко спрятанным, погребенным в тайниках ее души. Зои думала, что прошлое ни в коей мере не влияет на ее нынешнюю жизнь. Теперь она поняла, как сильно ошибалась. Смерть Эдди по-прежнему давила на нее. Непонятно, как это случилось, но, рассказав все Джонасу, она словно сбросила с себя часть этого бремени.
   А еще она сблизилась с ним так, как не сближалась ни с кем в своей жизни. Разделив с ним то, что никогда не позволяла себе разделить с кем-то другим, она впустила его в душу, долгие годы пустовавшую. И Зои вдруг, как и Джонасу, захотелось, чтобы они были вместе. Жаль лишь, что она не знала, что произойдет, если они соединят свои судьбы.
   – Не уходи, Зои, – услышала она его слова. Зои ответила с таким чувством, как будто за нее говорила незнакомая ей самой ее душа:
   – Не уйду…

Глава 8

   Просто непостижимо, каким образом эта тихая просьба Джонаса заставила Зои позабыть обо всем. Исчезла возродившаяся тоска по давно умершему сыну. Исчезли воспоминания о юном супруге, которому оказалось не под силу поддержать ее в самый тяжелый период ее жизни. Исчезла вина за то, что и сама она оказалась не в состоянии прийти на помощь ни мужу, ни сыну. Все это исчезло и утонуло глубоко внутри ее. Но вот как долго эти воспоминания останутся похороненными – Зои не знала.
   Нет, они исчезли навсегда, убеждала она себя. Или хотя бы до завтра. Сейчас ей казалось, что это завтра никогда не наступит.
   Она сама не ответила бы, как очутилась в спальне Джонаса. Вроде бы мгновение назад они еще разговаривали в гостиной – а уже в следующий миг она стояла рядом с ним в его комнате, и серебристые лунные лучи были их единственными свидетелями. Как же здесь тихо, поразилась она. Безмолвие нарушалось только их дыханием.
   А потом Джонас ее поцеловал, и для Зои исчезли вообще все звуки. Его губы были теплыми и нежными. Скорее любящими, чем страстными, скорее умоляющими, чем требовательными. Он Прикоснулся поцелуем к ее рту, потом к подбородку, щеке, виску, а потом он наклонился и прижался лбом к ее лбу.
   – Не хочу тебя подталкивать, – сказал он. – Ты будешь задавать темп. Говори, что мне делать.
   В неясном свете луны Зои сумела разглядеть в его глазах нежность и искренность.
   – Обними меня, – тихонько отозвалась она. – Просто обними покрепче.
   Джонас прижал ее к себе. Они долго стояли так: молча, обнявшись.
   А потом Зои почувствовала, как что-то дрогнуло внутри ее. Тепло разлилось в желудке, добралось до сердца. Она сжала пальцы, ухватившись за край его рубашки. И вонзила ногти в кожу под тонкой тканью, притягивая к себе жаркое тело.
   Господи, какой чудесный запах, думала она, уткнувшись лицом ему в шею. Аромат чистоты, мускуса и мужского тела. Джонас расстегнул две верхние пуговицы на рубашке, а галстук его сбился набок. Она подняла руку, провела пальцем по подбородку Джонаса вниз, вдоль горла. Скользнула внутрь, под воротник, обвила руками шею и прильнула губами к ямочке под кадыком.
   Соленая. Его кожа была соленой на вкус. И теплой. Зои вздрогнула от предвкушения. И опустила руку на первую застегнутую пуговицу его рубашки.
   Джонас стоял не шелохнувшись, пока она его раздевала, – если не считать случайного прикосновения к ее руке или легкого касания ее лица. Зои постепенно открывала его, исследовала, изучала, вспоминая все, что давно забыла. Такие сильные, испещренные венами руки. Гармония мышц и темных волос на груди. Ноги атлета – стройные и мощные.
   Он мог бы затоптать ее этими ногами, если бы только захотел. Или.., превратить их для нее в самую сладкую из ловушек… От этой мысли у Зои закружилась голова.
   Когда он застыл перед ней обнаженный, Зои долгое время могла лишь смотреть на него. Смотреть и благодарить Бога за то, что в спальне было достаточно темно. Даже в этом неясном лунном свете Джонас был потрясающ. Ее взгляд скользнул вдоль его тела, задержался посередине…
   Расстояние между ними убивало ее. Ей нужно было трогать его – всего, до последней клеточки, нужно было ощущать на себе его прикосновения. И все же что-то внутри ее сжималось от страха. Она боялась близости. Как давно она открывалась навстречу мужчине. Как давно ощущала душевный и физический контакт с другим человеком. Впервые почти за двадцать лет она оттаяла. Что, если это тепло исчезнет, как случилось в последний раз, когда рядом с ней был мужчина?
   Джонас приблизился к Зои – медленно, словно предлагая ей время на отступление. Накрыв одну ее щеку ладонью, он прижался к другой губами. Потом его ладони скользнули к краю ее свитера. Зои закрыла глаза и послушно подняла руки. Волосы рыжим водопадом заструились по ее плечам. Джонас зарылся в ее волосы руками, а потом подсунул большие пальцы под бретельки бюстгальтера и одним движением сбросил их вниз.
   Она инстинктивно скрестила руки на груди. Джонас сжал кулаки, провел костяшками пальцев по верхним половинкам полушарий, двинулся ниже, еще ниже, пока наконец не заставил ее убрать руки.
   Зои выгнулась, чтобы расстегнуть бюстгальтер, и застыла, прислушиваясь к еле слышному шелесту слетевших кружев. Несколько мгновений Джонас лишь смотрел на нее, а потом накрыл ее груди ладонями и жадно припал к одной из них губами.
   Восхитительное ощущение. Зои зажмурилась, позволив волне наслаждения накрыть себя. Джонас втянул в рот затвердевший сосок и слегка прикусил его. Зои ахнула. Он тут же лизнул чуть заметные вмятинки – и снова приник к соску, как изголодавшийся младенец. А затем его ладони спустились к поясу ее джинсов.
   Плотные края застежки разошлись, и Зои коротко выдохнула от его прикосновения. Горячая волна, пробегавшая вдоль позвоночника, вдруг сконцентрировалась внизу живота.., и рассыпалась искрами. Пальцы Джонаса обвились вокруг ее талии, двинулись вниз, и джинсы упали на пол.., вместе с трусиками.
   Теперь и Зои стояла перед ним обнаженная. Настал черед Джонаса восхищаться представшим его глазам зрелищем.
   А потом он открыл ей объятия. Боже; как давно она не чувствовала мужское тело рядом! Она и забыла, что приносит с собой такая близость – ощущение безопасности и защиты, сознание, что красива, любима…
   Он увлек Зои на постель, накрыл ее тело своим – горячим, твердым, тяжелым, и она растаяла от желания, которое, как ей казалось, уже давно умерло в ней. Зои хотела только его. Джонаса. И никто другой ей был не нужен.
   Он перекатился на спину, потянул ее на себя и стиснул ее талию, словно опасаясь, что она исчезнет.
   – Ты задаешь темп, – повторил он. – Скажи, чего ты хочешь. Скажи, что я должен делать.
   Бесконечно прекрасные, головокружительные слова. Зои словно качалась на волнах желания.
   – Я хочу… – послушно отозвалась она, – хочу тебя, Джонас. Все равно как. Пусть это будет. И пусть темп будет общим у нас с тобой.
   – Ты уверена?
   – Уверена.
   – Так тому и быть.
   Он снова поцеловал ее и перевернул, чтобы они оказались бок о бок. Обвил ее рукой, и Зои с радостью прижалась к нему. Она провела раскрытой ладонью по его груди, потеребила пальцами жесткие волоски, спустилась ниже, осторожно прикоснулась к самой интимной части его тела.
   Джонас глухо взмолился о пощаде, но его стон растаял в ее волосах, и Зои его не расслышала. Миг спустя Джонас уже благодарил за это небеса. Никогда в жизни он не испытывал наслаждения, подобного тому, что доставляла ему Зои своей осторожной лаской. Вдохновленный ее нежностью, Джонас приподнял Зои и усадил на себя, придерживая за талию. А затем потянул вперед.
   Угадав его безмолвную просьбу, Зои сдвинулась ему на грудь, потом подалась вперед… От первого обжигающего прикосновения его рта она задрожала. От второго с ее губ сорвалось его имя. После третьего она выгнула спину, обрушив на его живот и бедра каскад волос. Не в силах больше терпеть сладкую муку его языка, она скользнула вниз по его телу, и ее пальцы вновь сомкнулись вокруг его жаркой плоти. Зои сама направила его внутрь себя.
   Но прежде, чем они соединили тела, Джонас успел перевернуться, уложив ее на спину.
   – Хочу быть ближе к тебе, – шепнул он хрипло. – Хочу чувствовать тебя всю, когда буду внутри. Хочу, чтобы мы были едины.
   Зои, улыбаясь, смахнула упавший ему на лоб влажный завиток.
   – А я думала, что этого хочу я, – тихонько отозвалась она.
   – Этого хотим мы оба. Ты же сказала, что хочешь меня – все равно как. А я сольюсь с тобой всеми клеточками тела, всеми струнами души, всеми своими чувствами, всеми…
   Она закрыла его рот ладонью, остановив поток обещаний.
   – Не нужно. Не нужно так много. Даже в неясном свете луны она увидела его удивление.
   – Почему?
   – Потому, что для меня это слишком много.
   – Но…
   – Пусть будет только эта ночь, – сказала Зои. – Больше мне от тебя никаких обещаний не нужно. Дальше я загадывать не хочу.
   И прежде, чем он успел возразить, она потянула его на себя. В себя. И выгнулась, принимая его еще глубже. Джонас закрыл глаза, забыв, что собирался сказать. Он поднялся на руках – только затем, чтобы повторить миг обладания, и Зои окунулась вместе с ним в эротический танец.
   Все выше и выше возносил ее Джонас к блаженству, все быстрее и быстрее были их движения. Калейдоскоп красок взорвался у нее перед глазами, и мир рухнул вокруг нее. Кажется, она много часов парила на краю восхитительной пропасти, пока ее тело сотрясали волны экстаза.
   Но вот все кончилось. Зои вернулась в реальный, вновь восставший мир. Она прильнула к Джонасу, чувствуя себя опустошенной и уставшей. Последней ее мыслью – перед тем, как погрузиться в сон, – была мысль о том, что она не должна чувствовать пустоту в душе. Разве удовольствие и физическое наслаждение приносят с собой пустоту? Разве не удовлетворение она должна испытывать? Но удовлетворения как раз и не было…
   Поразительно, подумала Зои, проснувшись утром, что после такой ночи от людей ожидают нормального поведения. Солнце еще не встало, но в комнате было уже достаточно светло. Глядя на спящего Джонаса, она вспоминала то, что происходило здесь каких-нибудь два-три часа назад, и вся горела от стыда. Боже, неужто это она была с Джонасом? Забавно – как быстро человек все забывает. А ведь, казалось бы, только вчера она занималась любовью с Джеком.
   Любовь с Джонасом так далека от того, что было у нее с ее бывшим мужем. Ведь они тогда были совсем детьми – жаждущими, страстными, но неопытными. Джонас был великолепным любовником.
   Изобретательным и нежным, изысканным и внимательным. Нет сомнений в том, что у него за плечами немалый сексуальный опыт.
   Эта мысль тревожила Зои. Что для него значила прошлая ночь? Будет ли он рад, увидев утром ее, Зои, в своей постели? Или же он ждет от нее лишь прощальной записки?
   Но гораздо важнее другое: что эта ночь значила для нее? Если честно, Зои пока не знала. Неужели она действительно рассказала Джонасу об Эдди? Или это всего лишь сон? Как она могла поделиться самым своим мучительным воспоминанием с человеком, которого до сих пор считала своим врагом? Как удалось Джона-су заставить ее открыться?
   Она ведь так старалась не вспоминать о сыне. Старалась убедить себя, что все происшедшее случилось не с ней, а с другой, чужой девочкой. Иногда это даже срабатывало. Бывало, она несколько дней подряд ни разу не думала об Эдди. Но с тех пор, как она согласилась помочь Джонасу, воспоминания начали мучить ее с новой силой.
   Джонас шевельнулся рядом с ней. Зои Опустила на него глаза и, не удержавшись, обвела кончиком пальца его губы, скользнула по подбородку, шее. Как он красив. Он может стать отцом прекрасных детей. Они вдвоем могли бы… Она одернула себя. Ничего они вдвоем не могут.
   Зои осторожно выскользнула из постели. Боже, вдруг с ужасом подумала она, собирая разбросанную на ковре одежду, да они, возможно, уже зачали ребенка! Никто из них и не вспомнил о предохранении! Зои вздрогнула. Нет, этого не может быть. Она не может снова забеременеть. Она не может родить второго ребенка. Ни за что на свете ей не вынести еще одного такого удара.
   Она проскочила по коридору в детскую. Джулиана проснулась от звука открывшейся двери, и Зои с облегчением схватила малышку на руки. У нее по крайней мере есть дело. Если повезет, Джонас не проснется, пока она покормит Джули и покинет его дом. А значит, ей не придется гадать, как вести себя с ним после этой ночи.
   Зои поспешно сменила Джули подгузник и спустилась с ней на кухню. Неужели ей так повезло? Похоже, Джонаса утренний плач Джулианы не разбудил.
   Малышка уже опустошила свою бутылочку, когда на пороге кухни появился Джонас. На губах у него играла улыбка, а распахнутые полы халата обнажили над пижамными брюками восхитительную широкую грудь с порослью жестких волос, в которые Зои с таким наслаждением зарывалась лицом несколько часов назад.