— Мне и здесь нечего вам возразить.
   — Хорошо. Но для сооружения павильона мне потребуются некоторые средства. У меня есть знакомый архитектор в Берлине, который возьмется за проект, но его работа так или иначе должна быть оплачена. В этот момент раздался сигнал селектора.
   — Прошу прощения. Меня ожидает очередной посетитель. Мы непременно найдем решение, как поступить со строительством павильона. В следующий понедельник состоится заседание правления банка. Я предложу им на рассмотрение вашу концепцию. И позвоню вам относительно того, какое будет решение. Какие у вас еще планы на сегодняшний день?
   Симон рассказал о предстоящей встрече с Герхардом фон Зассеном, с которым господин доктор Шнайдер, конечно же, знаком.
   — А вечером я ужинаю в компании своего давнего приятеля. А что ты планируешь на сегодня? — Симон вопросительно посмотрел на дочь.
   Клаудиа отреагировала на вопрос совершенно правильно.
   — Пока не знаю. Во всяком случае, я наверняка буду мешать тебе и твоему приятелю, если захочу поужинать с вами. Поэтому скорее всего останусь в гостинице.
   — Но фройляйн Шустер! — вмешался в разговор доктор Шнайдер. — Я не допущу, чтобы вы скучали в одиночестве. Позвольте, я заеду за вами часов в семь?
   — Мы могли бы обменяться новыми познаниями в области изучения скачек, — рассмеялась девушка.
   — Итак, решено. В семь. А сейчас, — Макс Шнайдер поднялся, — прошу меня извинить.
   Небо было уже плотно затянуто облаками, когда Симон и Клаудиа вышли на улицу. Дул сильный порывистый ветер. В воздухе чувствовалось приближение грозы.
   Они поторопились к машине. По дороге в министерство культуры Клаудиа, лукаво глянув на отца, поинтересовалась:
   — Похоже, ты решил меня сосватать?
   — Что за глупости! Я хочу только, чтобы сегодня вечером ты еще раз пообщалась со Шнайдером и провела с ним разъяснительную работу. Возможность как раз подходящая.
   — Родной отец толкает меня…
   — Дорогая доченька! Это именно деловое поручение. На большее у тебя все равно не будет времени. Самое позднее в полночь мы должны приступить к поискам.
   — А ты не предполагаешь, что с семи до полуночи может произойти очень многое?
   Симон пропустил последнее замечание мимо ушей.
   — Металлоискатель настроен?
   — Да.
   В этот момент они подъехали к министерству культуры. Во времена ГДР здесь располагался педагогический институт. Отец и дочь вошли в недавно отремонтированное фойе, охранник указал им дорогу к кабинету статс-секретаря. В приемной их уже поджидал Хильбрехт. Дверь в кабинет открылась, и господин фон Зассен вышел к ним.
   — Фройляйн Шустер! — Статс-секретарь с таким изяществом поцеловал руку Клаудии, что даже Симон не мог не восхититься его манерами. — Очень рад приветствовать вас. Мой старинный друг Ганс рассказал мне о прекрасном вечере, проведенном в доме вашего отца, и прежде всего, — тут он повернулся к Симону и протянул ему руку, — об удивительных блюдах, которые готовит ваша домохозяйка.
   Симон почувствовал крепкое рукопожатие человека, привыкшего к тому, что мир вполне удовлетворяет его потребностям.
   — Я благодарен, что вы нашли возможность уделить нам время.
   Фон Зассен пропустил Клаудиу вперед себя и вошел за ней следом в кабинет. Симон не переставал удивляться своей дочери. Девушка приняла поцелуй руки так, словно ее постоянно приветствовали таким образом. Едва они устроились в кабинете, как на улице разразилась гроза. Яркие вспышки молнии, сопровождавшиеся громовыми раскатами, следовали одна за другой. При каждом раскате огромные стекла в окнах кабинета дрожали. Тяжелые капли застучали по подоконнику.
   — У меня не очень много времени, — заметил господин фон Зассен.
   Симон начал рассказывать о своей концепции второй раз за сегодняшний день. Статс-секретарь делал какие-то пометки у себя в блокноте. Время от времени он согласно кивал. Казалось, он принимает все, что говорит Симон. Однако глаза господина фон Зассена оставались странно холодными. Когда Симон закончил излагать свои идеи, статс-секретарь пообещал ему поддержку в переговорах с чиновниками городской администрации, «которые бывают порой несколько неповоротливы в таких проектах». Тут же он назвал ему имя своего помощника и литературного референта министерства Вернера Хальбе. Тот должен был оказывать Симону постоянную поддержку.
   — Какое совпадение! — произнес фон Зассен. — Примерно неделю назад мы обсуждали с Хальбе идею создания в Дрездене «Литературного дома». Я попросил его познакомиться с опытом работы в этом направлении в Берлине. Может, вы поможете ему в этом деле?
   — Разумеется. Мы хорошо знакомы с руководителем «Литературного дома». Здесь, — Симон протянул свою визитку, — мои телефоны. Господин Хальбе может связаться со мной, как только встанет вопрос о его командировке в Берлин. Я охотно поддержу его и познакомлю со многими нужными людьми.
   — Прекрасно. Тогда все основные детали обсудите с господином Хальбе. Он будет регулярно докладывать мне, как идут дела. Вероятно, мы еще не раз встретимся с вами.
   — Очень рад, что получил поддержку в вашем лице. Благодарю за помощь. Все дальнейшие действия непременно буду согласовывать с господином Хальбе.
   Им пришлось минут десять ждать в фойе министерства, пока на улице не утихнет непогода. Клаудиа подогнала машину к подъезду. Симон и Ганс Хильбрехт решили перед едой немного выпить, а поужинать в ресторане гостиницы. Клаудиа довезла приятелей до отеля и сообщила Хильбрехту, что покинет их, так как на вечер у нее свои планы.

ГЛАВА 9

   Он преодолел наконец последние ступени бесконечной каменной лестницы, ведущей наверх, открыл тяжелую деревянную дверь, сделал шаг вперед и отшатнулся: верхняя площадка колокольни была настолько мала в сравнении с гигантскими размерами собора, что, казалось, уместиться здесь просто невозможно. Трясясь от страха, он вступил внутрь. Свет сюда пробивался через крошечные оконца узкими лучами. Его едва хватало, чтобы различить контуры висевших колоколов. Пока глаза Симона привыкали к полумраку, раздался какой-то металлический шорох, и он заметил огромную тень. Симон напрягся в ожидании чего-то ужасного. Это пришел в движение большой колокол. Симон поднял глаза и увидел, что язык колокола висит совершенно неподвижно, но сам он раскачивается все сильнее и сильнее. Наконец они сошлись, и колокольня содрогнулась от звона. Звук был настолько мощным, что Симон испугался, как бы не лопнули барабанные перепонки, и зажал уши ладонями. Он снова с испугом глянул наверх и увидел, что весь купол колокольни заходил ходуном. Словно иголки, вонзались в его мозг удары малых колоколов. Каждый удар большого колокола повергал его в дрожь. Симон закрыл глаза и упал в изнеможении на колени. Боль, возникшая в голове, растекалась по всему телу.
   Когда он снова открыл глаза, то понял, что лежит на кровати в своем номере отеля «Хилтон» в Дрездене. Еще несколько мгновений он был во власти кошмара, пока не проснулся окончательно и не понял, что телефон в номере разрывается уже несколько минут. Он, как за спасением, потянулся за телефонной трубкой.
   — Что случилось? Мы ведь договорились позавтракать вместе в десять часов.
   «Клаудиа», — пронеслась спасительная мысль в голове. Симон, выронив трубку, снова в изнеможении откинулся на подушку. При любой попытке пошевелиться голова начинала гудеть. Он был не в состоянии выдавить из себя ни единого слова. Из трубки, как из потустороннего мира, доносились какие-то голоса. Через несколько минут раздался стук в дверь. Симон собрал последние силы, накинул халат и пошел открывать. Клаудиа. Девушка распахнула дверь в номер, ворвалась внутрь и сразу направилась в комнату. Симон сидел на кровати, держа голову руками, пока она раздвинула шторы и распахнула настежь окно.
   — Боже! — прошептала Клаудиа. — Ну и запах здесь…
   Симон с наслаждением вдохнул свежий воздух. Он еще не проронил ни слова. Дочь достала из шкафа пустой полиэтиленовый пакет и вытряхнула туда содержимое пепельницы. За ним последовала пустая бутылка из-под виски. Она завязала пакет, поставила его перед дверью. На ручку двери с внешней стороны была вывешена табличка с просьбой не беспокоить. После этого последовал звонок в ресторан, и Клаудиа заказала завтрак в номер, попросив принести яичницу, хлеб, колбасу, холодное молоко, апельсиновый сок и чай. Закончив с этим, девушка присела на маленький пуф около телевизора.
   — Как я поняла, поездка к песчаниковым горам[26] отменяется?
   Симон покачал головой, давая понять, что он-то точно никуда не поедет.
   — Ты вообще помнишь хоть что-нибудь?
   Симон повторил движение. В этот момент он не ответил бы даже, сколько ему лет.
   Клаудиа наклонилась к нему и сердито прошипела:
   — Вчера ночью шел дождь, в два часа ночи мы локализовали местоположение клада. Мы обозначили это место неприметным деревянным колышком. Мы вбили его в землю почти до самого конца. Теперь нужно только копать!
   Симон кивнул головой, икнул, и Клаудиа поняла, что от отца ничего сегодня не добиться. Сегодня ему нужен был только покой.
   — Ладно. Сейчас я одна поеду в горы, поднимусь на бастион, нагуляюсь и вернусь. Может, загляну после обеда. Но особенно на это не рассчитывай.
   Принесли завтрак. Она поставила поднос с едой на стол и вышла.
   Пока Симон боролся с похмельем у себя в номере, Клаудиа благополучно добралась до цели своего путешествия, насладилась прекрасными видами, нагулялась и, наконец, уютно устроилась в маленьком кафе не берегу Эльбы. Она успокоилась и в очередной раз перебирала в памяти события вчерашней ночи. Моросил дождь, когда они с отцом приехали в парк, настроили металлоискатель и приступили к обследованию территории. Было около часа ночи. Ни души вокруг. Зуммер детектора запищал только через час после начала поисков. Сомнений не было. Они нашли место, где была зарыта большая масса благородного металла. Золото, серебро на глубине примерно два-три метра. Сокровища Шнеллера! Клаудиа сладко потянулась за своим столиком и медленно допила кампари. Пора заняться делом и Симону. В конце концов, она сделала уже более чем достаточно. Нашла отрывок в книге с тайным посланием шута, расшифровала его, разработала план по локализации места раскопок и обнаружила это место. За эту часть операции можно быть спокойной. Но она знала своего отца. Если он за что-то взялся, обязательно доведет дело до конца.
   — Так точно! Одежда совершенно мокрая. — Портье отеля «Хилтон» стоял навытяжку перед статс-секретарем министерства культуры. — Горничная доложила, что почти весь пол в прихожей номера фройляйн Шустер мокрый и заляпан грязью, словно она гуляла по лесу под дождем. При такой-то погоде, как вчера ночью!
   Герхард фон Зассен слишком долго был знаком с портье, чтобы знать: тот не станет беспокоить его по пустякам. Поэтому сам приехал в отель, чтобы из первых рук получить всю информацию о Симоне и Клаудии.
   — А в номере самого господина Шустера?
   Портье сделал короткий звонок по телефону.
   — Пока не ясно. Он еще не выходил, а его дочь сказала горничной, что номер убирать сегодня не нужно, потому что господин Шустер нездоров. В одиннадцать часов фройляйн Шустер заказала завтрак отцу в номер.
   — Большое спасибо за информацию. Пожалуйста, и дальше не сводите глаз с этой парочки. Буду очень признателен вам за это.
   Портье кивнул. Он был горд оказать услугу самому статс-секретарю министерства, а возможно, будущему премьер-министру федеральной земли. Он был горд, что господин фон Зассен пришел лично, чтобы навести справки. Господин статс-секретарь задумчиво пил кофе в баре гостиницы. Что могли искать эти двое ночью, в лесу, под дождем? Глупый вопрос. Что они искали, было совершенно ясно. Но где? И каковы результаты поисков? Господин статс-секретарь решил, что пора наконец разыграть свои главные козыри.
 
   С Центрального вокзала Клаудиа позвонила Максу. Доктору Максимилиану Шнайдеру. Вчера после ужина они перешли на ты.
   — Одну минуту, соединяю, — ответила секретарша, едва Клаудиа представилась. Значит, Макс ждал ее звонка.
   — Алло, Клаудиа, как прошел день?
   — На бастионе было великолепно. Но мне пришлось ехать туда одной. Отец не совсем здоров. Какие у нас планы на вечер?
   Вчера вечером Макс пообещал заказать билеты в оперу.
   — Мне так жаль, Клаудиа… Я выполнил свое обещание — три билета заказаны. Но сам я быть не смогу. Сегодня в девять вечера придет срочный факс из Нью-Йорка. Именно в это время там должно быть принято важное решение, касающееся меня. Я должен тотчас дать ответ. Билеты в кассе, они заказаны на твое имя. Можешь забрать только два билета, для себя и для отца. Третий купит еще кто-нибудь. Конечно, я сожалею…
   — Ты будешь ждать факс в банке?
   Клаудиу совершенно не устраивала перспектива идти в оперу одной. На отца, судя по всему, сегодня рассчитывать не приходилось.
   — Нет, его должны прислать домой. А почему ты спрашиваешь?
   — Я могу еще успеть купить что-нибудь поесть и приготовить тебе ужин. Или работа над факсом отнимет у тебя весь вечер?
   — Нет. Мне нужно будет только позвонить в Нью-Йорк и сказать «да» или «нет». Я думаю, будет замечательно, если ты придешь ко мне.
   Клаудиа записала адрес.
 
   К вечеру Симон почувствовал себя лучше. Он достал из мини-бара последнюю бутылку колы и заказал в ресторане отеля бургер и салат. Потом позвонил в номер дочери. Но та не отвечала. Дежурный администратор сказала, что Клаудиа не оставляла для него никаких сообщений. «На нет и суда нет», — подумал Симон, получил свой ужин и запер дверь в номер изнутри. Он поел с большим аппетитом. После ужина он почувствовал, что пришло время выкурить первую сигару. В телевизионной программе он нашел «Убийство в Восточном экспрессе» по мотивам романа Агаты Кристи. Симон обрадовался возможности посмотреть этот замечательный фильм еще раз.
   Через час после описанных событий в Берлине неподалеку от станции метро «Грюневальд» остановился оливковый «мерседес». Водитель и пассажир, одетые во все черное, остались сидеть на местах. Человек, сидевший рядом с водителем, курил одну сигарету за другой. В расположенных вокруг домах не светилось ни одно окно, должно быть, все спали. Никто из местных жителей не заметил незнакомой машины. Наконец водитель, с рыжей шевелюрой, вышел из машины и кивнул попутчику. Чистый ночной воздух дурманил голову. Издали доносился шум городских улиц, но в этом районе было тихо. Никем не замеченные, всего за несколько минут двое миновали квартал особняков и оказались у дома Симона Шустера. Они огляделись и быстро перелезли через невысокий забор. Лунный свет помогал ориентироваться в саду. Мужчины быстро прошли к дому, обошли его справа и спустились по каменным ступенькам к двери, которая вела в полуподвал. Рыжеволосый посветил фонариком на замок. Достал из кармана связку ключей. Минуты хватило, чтобы подобрать нужный ключ. Они открыли дверь, прошли по узкому коридору, потом поднялись по лестнице. Вошли в гостиную и увидели, что во флигеле с другой стороны дома свет тоже не горит.
   В прихожей было совершенно темно. Пришлось снова включить фонарик. К счастью, все окна, выходившие на улицу, были закрыты металлическими жалюзи. Поэтому, добравшись до хранилища антиквариата, незваные гости смогли включить настольную лампу, не рискуя быть замеченными с улицы.
   Ганс Хильбрехт чувствовал себя отвратительно. Сердце билось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Он, профессор права, занимался с другом господина статс-секретаря Герхарда фон Зассена тем, что на языке закона называется кражей со взломом. Клаус Рубен — а это был именно он — не спускал глаз с прихожей.
   — Начинайте же наконец! У нас времени в обрез.
   Несмотря на то что Рубен говорил шепотом, Хильбрехт отлично расслышал каждое слово. Он взял себя в руки. Все правильно. Рубен свою работу сделал. Теперь дело было за ним, Хильбрехтом. Только он мог найти в той массе документов, которые хранились в комнате, то, что им было нужно. Где-то должна быть книга Шнеллера. Куда Симон мог поставить ее? Представляла ли эта книга вообще какую-то ценность с точки зрения поиска клада? Что обнаружил в ней Симон? Шифр? Указание места? Вообще зачем они что-то ищут здесь? Целый день он ломал себе голову над этими вопросами, не находя ответа ни на один из них. Хильбрехт обошел стеллажи с книгами, поискал на полках, где лежали географические карты, пролистал стопки газет. Он был очень внимателен и аккуратен. Нельзя было нарушить порядок. Если ничего найти не удастся, Симон не должен заметить, что кто-то был в доме. Время шло очень быстро. Книги нигде не было. Хильбрехт понял, что просмотреть все документы они не успеют. Он снова занервничал и еще раз подошел к письменному столу, который осматривал в самом начале. Стопка счетов, каталоги антикварных товаров, газеты, папка с перепиской… Он внимательно просматривал документ за документом. Уже ни на что не рассчитывая, Ганс снова взялся за стопку счетов. Внезапно сердце его ёкнуло. Последней бумажкой оказался какой-то план или набросок карты. Он тихо застонал. Рубен насторожился и придвинулся ближе.
   — Что-то нашли?
   — Я пока не уверен. Но вот это очень похоже на план местности.
   Рисунок был сделан на листе писчей бумаги с использованием чернил разного цвета. Хильбрехт присел на корточки. Его руки слегка дрожали. Он никак не мог узнать изображенный ландшафт, но что-то эта схема неуловимо напоминала ему. Голубая линия должна изображать реку, зелеными чернилами могли быть обозначены улицы, дома… А красная? Она была пунктиром начерчена вдоль реки, проходила мимо какого-то дома и оканчивалась… Но где? В лесном массиве? На столе стоял открытый органайзер с письменными принадлежностями. Внутри лежали авторучки с красным и зеленым стержнями.
   — Карту определенно рисовал Симон, — пробормотал Хильбрехт, — вот его авторучки. Синюю он скорее всего забрал с собой.
   Он снова углубился в изучение карты, пытаясь разгадать, что за местность изображена на ней. Клаус Рубен пристроился сзади, разглядывая план и слушая, что бормочет Ганс.
   — Толщина линий не дает понять, какова ширина реки, это только набросок. Но если речь идет о Дрездене, то это может соответствовать только участку Эльбы после впадения Вайсерица.
   Клаус Рубен решил, что достаточно заниматься изучением схемы. Было совершенно ясно — это именно то, что они искали. Можно сказать, они даже выяснили, какое место изображено на карте. Он огляделся. Момент был подходящий. С Хильбрехтом они познакомились только сегодня. Он посадил профессора в машину в условленном месте на Растплац, никто не видел их. Их вообще никто не должен был видеть вдвоем. Кроме того, пришло время разъяснить фон Зассену, что сокровищам Шнеллера место не в музее. Время ставить его перед свершившимся фактом.
   В этот момент Рубен немного забеспокоился. «Мавр сделал свое дело. Мавр может уходить», — пришла ему на ум цитата из Шиллера. Клаус взял в правую руку небольшую бронзовую статуэтку, стоявшую на соседней полке. Она была довольно тяжелая и называлась «Дремлющая муза II». Была изготовлена Бранкузи и имела большую антикварную ценность. Но Клаус Рубен этого не знал. Иначе непременно улыбнулся бы в тот момент, когда со всего размаху обрушил этот шедевр на затылок Хильбрехта.

ГЛАВА 10

   Дрезденский ипподром очень напоминал Хоппегартен в Берлине. Он также со всех сторон окружен парком, длина беговой дорожки составляла 1800 метров, и сама дорожка имела овальную форму. Главная трибуна, построенная еще в начале века, деревянная, представляла собой памятник архитектуры и была основательно отреставрирована незадолго до описываемых событий.
   Симон и Клаудиа прокомпостировали свои билеты, сразу после входа повернули направо, чтобы посмотреть на разминку лошадей, затем поднялись на трибуну. У них были места в первом ряду. Уже прошло два заезда, вот-вот должен был начаться третий.
   — Симон Шустер?
   Это был скорее вопрос, чем констатация. Симон повернул голову налево.
   — Бернд? Бернд Винтер! — Симон сразу узнал старого школьного друга. — Вот так сюрприз!
   Их разделяло всего шесть мест на трибуне. В этот момент стартовал заезд, и, дав друг другу понять знаками, что обязательно надо поговорить, они устремили свои взгляды на беговую дорожку.
   — Кто это? — спросила Клаудиа.
   — Мы вместе учились в школе.
   Симон сконцентрировал все внимание на поле. Фаворит, жеребец по кличке Мач Грум, опережал ближайшего соперника на пять корпусов, и все было предрешено. Симон узнал потом, что все, кто поставил на него, ничего не выиграли, получив назад лишь свои собственные ставки. После забега Бернд Винтер подошел к Симону. Старые друзья крепко обнялись.
   — Моя дочь Клаудиа. Мой школьный друг Бернд Винтер.
   Несколько минут мужчины рассказывали, кто из них чего добился в жизни. Бернд Винтер нашел себя в рекламном бизнесе и вот уже третий год являлся коммерческим директором фирмы «Дрезден-Вербунг унд туризм ГмбХ». Симон заметил, что жизнь богата случайностями. Винтер не понял этого замечания.
   — Сейчас поясню. Судя по тому, что в середине дня в пятницу ты спокойно попиваешь ром на ипподроме, работа не требует от тебя полной самоотдачи.
   — Не совсем так. Посещение ипподрома — тоже часть работы. Ипподром относится к числу мест, посещаемых туристами. Если я расскажу тебе, сколько город вложил в реконструкцию этой трибуны, ты поймешь, что я обязан бывать здесь регулярно. Мы встречаемся здесь с нужными людьми из мира бизнеса.
   — Ладно, ладно, — произнес Симон примирительно. — Но, согласись, эта сфера твоей профессиональной деятельности весьма приятна.
   Винтер, улыбнувшись, кивнул.
   — У тебя есть немного времени? — спросил Симон. Они присели, Шустер заказал шампанского и стал рассказывать другу о своих планах относительно литературного фестиваля. Он упомянул почти всех своих контрагентов по этому делу и подвел некоторые предварительные итоги подготовки к празднику.
   — Мы обязательно встретимся еще. Ты не сможешь пройти со своим проектом мимо нашей фирмы, а значит, и мимо меня.
   — Да, это так, — сдержанно согласился Симон. — За успех!
   Они выпили, и Симон продолжил:
   — У меня есть только одна небольшая проблема. Но, надеюсь, именно ты поможешь мне с ней справиться.
   Бернд Винтер, как и доктор Шнайдер, был немедленно посвящен в то, что организация литературного фестиваля в Дрездене лишь пробный шар. Главная цель Симона — фестиваль в Берлине через два года.
   — Для меня было бы лучше, если бы никто не знал, что в качестве организатора праздника здесь, в Дрездене, выступаю я. Что скажешь, если мой павильон и интернет-проект фестиваля мы продекларируем как идею «Дрезден-Вербунг»? Тебе не придется вкладывать деньги в разработку программного обеспечения, и ты получишь права на павильон и авторское право на программный продукт. Павильон сможешь возить с собой на ярмарки, выставки и другие мероприятия.
   — Разве он не понадобится тебе потом, в Берлине?
   — Нет. Берлинский фестиваль я организую под крышей своего книжного салона. Потом конструкции павильона надо будет где-то хранить. У меня нет для этого площадей, и я не вижу смысла вкладывать деньги, чтобы их арендовать. Нет, павильон мне не нужен.
   Бернд Винтер задумался, но ненадолго.
   — Я не должен буду вкладывать деньги в проект, ты позволишь мне внести пару пожеланий относительно конструкции, чтобы я смог потом использовать его для своих целей. Если так, то я согласен, чтобы павильон использовался под вывеской «Дрезден-Вербунг». И никто не должен знать, что за этим проектом стоишь ты. Я правильно все понял?
   Мужчины ударили по рукам. Клаудиа начала нетерпеливо поглядывать на часы. Ей уже хотелось домой.
 
   — А где ты была вчера весь вечер? Я пытался тебе дозвониться.
   Клаудиа бросила взгляд в зеркало заднего вида и обогнала двигавшийся впереди грузовик.
   — Ужинала с господином Шнайдером. Собственно, мы собирались в театр, но не получилось.
   Это была не вся правда. Впрочем, сказать, что Клаудиа солгала, тоже было нельзя. Да Симону вовсе не обязательно было знать, что последнюю ночь она провела у Макса.
   — Отличная идея — разместить павильон под вывеской фирмы Бернда Винтера. — Клаудиа надеялась, что ей удастся отвлечь Симона от опасной темы.
   — Да. Если он объявит, что это павильон «Дрезден-Вербунг», никто не будет знать, что мы обитаем в нем. Только Винтер и Шнайдер. В Бернде я уверен. Он будет молчать. Но… — Симон не договорил.
   — Макс тоже! — выпалила Клаудиа и тут же прикусила губу, заметив в зеркале, как улыбнулся отец.
   Симон понял сразу: что-то стряслось. Пока Клаудиа медленно вела машину по прилегающей к особняку улице в поисках места для парковки (собственного гаража в доме не было), он заметил, что весь дом по периметру опоясан бело-красными заградительными лентами. Он попросил притормозить на секунду перед калиткой и лишь потом двигаться дальше. Теперь и Клаудиа заметила, что заградительные полосы опоясали весь дом, оставляя свободным только проход к входной двери. Симон взял трость, вышел из машины и попросил дочь не задерживаться с парковкой.