Умные и пытливые глаза девушки остановились на нем. Но в них он чувствовал еще какую-то особенную сдержанность.
Тихонько протянул он руку и прикоснулся концами пальцев к ее вышиванью.
– Послушайте, – продолжал он пониженным звуком, – вы точно на меня в претензии за что-то…
– Я, Вадим Петрович?
Щеки ее слегка порозовели. Он глядел на нее вбок. Голова ее, с густыми, волнистыми волосами и белым значительным лбом, немного откинулась назад. Ресницы она опустила.
Тревога Стягина возрастала. Эта девушка привлекала не одною своею свежестью, бюстом и красивым профилем. Никогда он не имел к женщине такого почтительного чувства, смешанного со страхом, что вот она совсем уйдет от него, что он перед ней неисправимо провинился.
– Неужели вы не простили той сцены… у меня, когда приезжая из Парижа особа так глупо повела себя? Я, конечно, был кругом виноват в том, что ввел вас в интимные подробности моей жизни…
– Полноте, Вадим Петрович, – остановила она его и положила работу на стол. – Мне уже под тридцать лет… И такой щекотливости во мне нет… Вы со мной были очень деликатны. Только мне неприятно стало, что так вышло…
Она затруднялась выразить вполне свою мысль.
– А вышло очень хорошо! – вдруг заговорил Стягин с неожиданным для него наплывом смелости. – И вот я вольный казак! И этим я обязан, прежде всего, знаете кому?
– Нет, не знаю, Вадим Петрович.
Она опять опустила голову над работой.
– Вам, Вера Ивановна.
Ему показалось, что ее ресницы нервно вздрогнули.
– С какой стати?
– Вам, – повторил он и взял ее за руку около локтя.
Она отдернула руку.
– Полноте, – выговорила она, и в голосе ее заслышались те строгие ноты, которых он ждал и боялся.
– Почему же мне не говорить правды? – возбужденно возразил он, испытывая уже более приятную тревогу. – Разумеется, вам. Приехала та женщина, – он не хотел называть ее по имени, – приревновала к вам, показала все свои карты, и вот ее больше нет в моей жизни!
– И вы говорите это с такой радостью, Вадим Петрович?
Вопрос звучал укоризной.
– А то как же?
– И вам ни чуточки не жаль этой женщины… или своего прошлого? Все-таки, у вас была же…
– Дурная привычка!
Он опять стал бояться того, что она его осуждает, что в ее глазах он бездушный развратник, прогнавший от себя женщину, с которой жил десять лет. Ведь это, по толкованию русской девушки с новыми взглядами, выходит "гражданский брак"… Он порывисто стал оправдываться… Не то одно его оттолкнуло, что в парижской "подруге" слишком уже сквозило желание воспользоваться его болезнью и женить на себе, но он сам испугался пошлости и лжи такого конца и говорит это прямо, говорит ей, Вере Ивановне, девушке, на суд которой хочет отдать свое поведение.
В жару своей оправдательной речи Вадим Петрович взял ее руку и не выпускал из своей. Вера Ивановна уже не отдергивала ее.
– Я вам верю, Вадим Петрович, – сказала она и выпрямилась. – Доверие ваше очень ценно. Много ли вы меня знаете? Как простые люди говорят, без году неделя… Ваша болезнь сблизила нас, это точно… Я к вам, втихомолку, присматривалась… Вы для меня стали понятны… довольно скоро. Вам не хорошо жилось там, в Париже. Сухо, материально. А между тем в вас сидит совсем не такой…
– Брюзга, – задушевным звуком подсказал он.
Она тихо рассмеялась.
– Да, если хотите… А шутка – двадцать лет прошли у вас в этой заграничной суши…
"И ты – почти старик", – подсказал он себе, и ему стало вдруг жутко, до слез обидно и смешно за себя. Пятый десяток пошел, а он вот ищет женского отклика на свою холостую хандру.
– Неужели и отходную себе читать? – спросил он и взглянул на нее грустно, почти просительно.
– Зачем? Разве я это говорю, Вадим Петрович?
Голос ее приласкал его. Ему стало легче. Чувство давно неиспытанной стыдливости начало овладевать им. Хотелось надеяться и не страшно было от возможности другого конца, согретого любовью такой девушки.
Но надо ее вызвать!.. Она не Леонтина; ее не купишь… Бедность и труд не страшны ей…
С теми же мыслями вышел Стягин и из маленького домика полчаса спустя.
На дворе стояла лунная ночь. Он прошелся немного пешком, на Пречистенке взял извозчика и приказал ему ехать на Покровку Кремлем.
На эспланаде, против дворца, он остановил извозчика, вышел и долго стоял у перил, любуясь несравненною ночною картиной. Он не боялся холода, не мечтал о новом побеге в чужие края, никуда его не тянуло, ничего брезгливого против Москвы не поднималось в его душе. Город, которому он так долго изменял, владел им в эту минуту. Все ему сделалось близко, понятно и дорого. Из маленького домика ушел он смущенный и тронутый; надежда на хороший конец не стихала. Вся история его болезни, поддержка товарища, освобождение от Леонтины, роль красивой и умной чтицы могли бы представиться ему совсем в другом свете… Его ловко обошли. Лебедянцев поживится около него и женит на девушке, преданной себе…
Так бы и стал ему представлять дело любой парижанин. И он может точно так же все объяснить, но не хочет. Жить он хочет по-другому, – это он знал и чувствовал, не смущаясь тем, что ему пошел сорок пятый год…
На него лились с неба серебристые лучи, на него и на белые стены соборов, и на розовую громаду дворца, на матовое золото церковных глав.
Что-то бодрящее, никогда не испытанное наполняло его… Он вспомнил свой разговор с доктором о "почве" – и ему стало еще отраднее…
По дороге домой он по-детски закрыл глаза и в полудреме ехал так по улицам, подставляя лицо под легкий морозный ветерок.
Комментарии
Публикуется по изданию: Собрание романов, повестей и рассказов П. Д. Боборыкина: В 12-ти т. Т. 6. СПб.: Издание А. Ф. Маркса, 1897.
Приведено в соответствие с нормами современного правописания при сохранении некоторых индивидуальных особенностей авторской орфографии и пунктуации.
Москва, Московский рабочий, 1985.
Тихонько протянул он руку и прикоснулся концами пальцев к ее вышиванью.
– Послушайте, – продолжал он пониженным звуком, – вы точно на меня в претензии за что-то…
– Я, Вадим Петрович?
Щеки ее слегка порозовели. Он глядел на нее вбок. Голова ее, с густыми, волнистыми волосами и белым значительным лбом, немного откинулась назад. Ресницы она опустила.
Тревога Стягина возрастала. Эта девушка привлекала не одною своею свежестью, бюстом и красивым профилем. Никогда он не имел к женщине такого почтительного чувства, смешанного со страхом, что вот она совсем уйдет от него, что он перед ней неисправимо провинился.
– Неужели вы не простили той сцены… у меня, когда приезжая из Парижа особа так глупо повела себя? Я, конечно, был кругом виноват в том, что ввел вас в интимные подробности моей жизни…
– Полноте, Вадим Петрович, – остановила она его и положила работу на стол. – Мне уже под тридцать лет… И такой щекотливости во мне нет… Вы со мной были очень деликатны. Только мне неприятно стало, что так вышло…
Она затруднялась выразить вполне свою мысль.
– А вышло очень хорошо! – вдруг заговорил Стягин с неожиданным для него наплывом смелости. – И вот я вольный казак! И этим я обязан, прежде всего, знаете кому?
– Нет, не знаю, Вадим Петрович.
Она опять опустила голову над работой.
– Вам, Вера Ивановна.
Ему показалось, что ее ресницы нервно вздрогнули.
– С какой стати?
– Вам, – повторил он и взял ее за руку около локтя.
Она отдернула руку.
– Полноте, – выговорила она, и в голосе ее заслышались те строгие ноты, которых он ждал и боялся.
– Почему же мне не говорить правды? – возбужденно возразил он, испытывая уже более приятную тревогу. – Разумеется, вам. Приехала та женщина, – он не хотел называть ее по имени, – приревновала к вам, показала все свои карты, и вот ее больше нет в моей жизни!
– И вы говорите это с такой радостью, Вадим Петрович?
Вопрос звучал укоризной.
– А то как же?
– И вам ни чуточки не жаль этой женщины… или своего прошлого? Все-таки, у вас была же…
– Дурная привычка!
Он опять стал бояться того, что она его осуждает, что в ее глазах он бездушный развратник, прогнавший от себя женщину, с которой жил десять лет. Ведь это, по толкованию русской девушки с новыми взглядами, выходит "гражданский брак"… Он порывисто стал оправдываться… Не то одно его оттолкнуло, что в парижской "подруге" слишком уже сквозило желание воспользоваться его болезнью и женить на себе, но он сам испугался пошлости и лжи такого конца и говорит это прямо, говорит ей, Вере Ивановне, девушке, на суд которой хочет отдать свое поведение.
В жару своей оправдательной речи Вадим Петрович взял ее руку и не выпускал из своей. Вера Ивановна уже не отдергивала ее.
– Я вам верю, Вадим Петрович, – сказала она и выпрямилась. – Доверие ваше очень ценно. Много ли вы меня знаете? Как простые люди говорят, без году неделя… Ваша болезнь сблизила нас, это точно… Я к вам, втихомолку, присматривалась… Вы для меня стали понятны… довольно скоро. Вам не хорошо жилось там, в Париже. Сухо, материально. А между тем в вас сидит совсем не такой…
– Брюзга, – задушевным звуком подсказал он.
Она тихо рассмеялась.
– Да, если хотите… А шутка – двадцать лет прошли у вас в этой заграничной суши…
"И ты – почти старик", – подсказал он себе, и ему стало вдруг жутко, до слез обидно и смешно за себя. Пятый десяток пошел, а он вот ищет женского отклика на свою холостую хандру.
– Неужели и отходную себе читать? – спросил он и взглянул на нее грустно, почти просительно.
– Зачем? Разве я это говорю, Вадим Петрович?
Голос ее приласкал его. Ему стало легче. Чувство давно неиспытанной стыдливости начало овладевать им. Хотелось надеяться и не страшно было от возможности другого конца, согретого любовью такой девушки.
Но надо ее вызвать!.. Она не Леонтина; ее не купишь… Бедность и труд не страшны ей…
С теми же мыслями вышел Стягин и из маленького домика полчаса спустя.
На дворе стояла лунная ночь. Он прошелся немного пешком, на Пречистенке взял извозчика и приказал ему ехать на Покровку Кремлем.
На эспланаде, против дворца, он остановил извозчика, вышел и долго стоял у перил, любуясь несравненною ночною картиной. Он не боялся холода, не мечтал о новом побеге в чужие края, никуда его не тянуло, ничего брезгливого против Москвы не поднималось в его душе. Город, которому он так долго изменял, владел им в эту минуту. Все ему сделалось близко, понятно и дорого. Из маленького домика ушел он смущенный и тронутый; надежда на хороший конец не стихала. Вся история его болезни, поддержка товарища, освобождение от Леонтины, роль красивой и умной чтицы могли бы представиться ему совсем в другом свете… Его ловко обошли. Лебедянцев поживится около него и женит на девушке, преданной себе…
Так бы и стал ему представлять дело любой парижанин. И он может точно так же все объяснить, но не хочет. Жить он хочет по-другому, – это он знал и чувствовал, не смущаясь тем, что ему пошел сорок пятый год…
На него лились с неба серебристые лучи, на него и на белые стены соборов, и на розовую громаду дворца, на матовое золото церковных глав.
Что-то бодрящее, никогда не испытанное наполняло его… Он вспомнил свой разговор с доктором о "почве" – и ему стало еще отраднее…
По дороге домой он по-детски закрыл глаза и в полудреме ехал так по улицам, подставляя лицо под легкий морозный ветерок.
____________________
Комментарии
Публикуется по изданию: Собрание романов, повестей и рассказов П. Д. Боборыкина: В 12-ти т. Т. 6. СПб.: Издание А. Ф. Маркса, 1897.
Приведено в соответствие с нормами современного правописания при сохранении некоторых индивидуальных особенностей авторской орфографии и пунктуации.
1… памятник Ломоносова через решетку двора нового университета на Моховой. – Так называемое новое здание Московского университета построено в 1833 – 1836 годах на углу Моховой и Большой Никитской на основе строений усадьбы XVIII века. Бронзовый бюст Ломоносова (скульптор С. И. Иванов) установлен в 1876 году; в октябре 1941 года постамент памятника был разрушен во время воздушного налета; ныне бюст установлен в клубе МГУ (ул. Моховая).
2. Фуляр – шейный платок из тонкой шелковой ткани, отличающейся особой мягкостью.
3. Румянцевский музей – существовал в 1862 – 1925 годах; образован на основе коллекций и библиотеки, собранных графом Н. П. Румянцевым, в бывшем доме Пашкова (ныне одно из зданий Библиотеки имени В. И. Ленина).
4. Грум – здесь: лакей.
5. Allons donc! – П?лноте! (Фр.)
6. Coin de feu – костюм (фр.).
7. Compresse echauffante – согревающий компресс (фр.).
8. Шарко Жан-Мартен (1825 – 1893) – известный французский врачневропатолог.
9. Ипотека – ссуда, выдававшаяся под залог недвижимости; залог, служивший обеспечением этой ссуды, не передавался кредитору, а оставался в руках должника.
10. Ma ch?re amie – моя дорогая (фр.).
11. Je vous annonce, ch?re amie – сообщаю вам, дорогая (фр.).
12. Un bouquin – книжонка (фр.).
13. "Figaro" – старейшая французская ежедневная газета; издается в Париже с 1826 года.
14. Ирритация – раздражение (мед.).
15. Arrive Moscou dans deux jours. – Embrasse. L?ontine. – Приезжаю в Москву через два дня.- Целую. Леонтина (фр.).
16. "Petit Journal" – французская бульварная ежедневная газета; выходила с февраля 1863 по июнь 1944 года.
17. Un collage – здесь: прочная интрижка (фр.).
18. Les coucher dans son testament – включить их в свое завещание (фр.).
19. Faire largement les choses – здесь: сорить деньгами (фр.).
20. Un boyard russe – русский барин (фр.).
21. Bonjour, mon ami! – Здравствуй, мой друг! (Фр.)
22. Mais tu vas bien! – У тебя все в порядке! (Фр.)
23. Bonjour, monsieur! Est ce ici la chambre de madame? – Здравствуйте, мсье! Есть ли здесь комната для мадам? (Фр.)
24.?a me parait louche! – Это кажется мне подозрительным! (Фр.)
25. Mon Dieu! Quel sal pays que votre sainte Russie! – Боже мой! Ну и грязная страна, эта ваша святая Русь! (Фр.)
26. Ву зет серви! – Вам подано! (Фр.)
27. Mademoiselle parle fran?ais. Pourquoi ce charabia? – Мадмуазель говорит по-французски. К чему эта мешанина? (Фр.)
28.?a c'est du propre! – Ну, это уж слишком! (Фр.)
29. Благироватъ – блажить, дурить, упрямиться (устар.).
30. Avec cette grosse dindon! – Здесь: с этой толстой дурехой! (Фр.)
31. Il va vous battre, madam! – Сейчас он вас поколотят, мадам! (Фр.)
33. Devant un pope russe – перед русским попом (фр.).
34. Carte blanche – здесь: неограниченные полномочия (фр.).
35. Dans cette sale boite – в этой грязной конуре (фр.).
36. In extremis – в максимальной степени (лат.).
37…я напомню изречение вольтеровского Панглоса. – Панглос, один из героев повести Вольтера "Кандид" (1759), во всех трудных случаях жизни неизменно восклицал: "Все к лучшему в этом лучшем из миров!"
38. Скандал (от фр.: esclandre).
39. Un ch?teau – з?мок (фр.).
40. Собачья площадка – бывшая небольшая площадь в районе улиц Арбат и Большая Молчановка. Возникла, по преданию, на месте Псарного, или Собачьего, двора для царской охоты, известна с XVII в. В 1952 году Собачья площадка вошла в состав Композиторской улицы, в 1960-х гг. уничтожена при прокладке улицы Новый Арбат.
41. Deux ex machina – бог из машины. Здесь: сверхъестественная сила (лат.).
42. Пудрдери – рисовая пудра (фр.).
43. Magistrat – начальство (фр.).
44. L'?me damn?e de l'autre – душой, посвященной другому (фр.).
45. L'autre – другого (фр.).
46. Dahin, wo die Citronen bl?hen? – туда, где зреют лимоны? (Нем.)
47. Dahin? – Туда? (Нем.)
48. Абсентеист – здесь: человек, уклоняющийся от исполнения своих общественных обязанностей.
49. Целибат – обязательное безбрачие католического духовенства и православного монашества.
50. Чуйка – длинный суконный кафтан.
51. C'est cr?ne! – Здесь: вот это да! (Фр.)
52. Головка – в купеческом, мещанском и крестьянском быту головная повязка замужних женщин из шелкового платка, преимущественно яркого цвета.
Москва, Московский рабочий, 1985.