— Хорошо, не нужно, — очаровательно улыбнулась Виктория. — Тогда поищем другие общие темы…
   Ее взгляд стал до предела откровенным. Пожалуй, она все-таки доведет до конца свое последнее дело. Никогда бы не подумала, что самые отпетые негодяи могут быть такими привлекательными…
   — Знаете что, — холодно улыбаясь, заявил ей Протасов. — Мне кажется, об этом глупо писать и про это скучно читать. С какой стати вы решили, что у нас с вами могут быть хоть какие-то общие темы? Я же не идиот!
   В этот момент раздался телефонный звонок, Протасов снял трубку, а у Виктории было достаточно времени справиться с гневом. «Спокойно! — сказала она себе. — Его слова адресованы не мне, Виктории Королевой, а женщине легкого поведения, пытающейся его соблазнить. Это только роль, а не я сама. И потом, многие пьющие мужчины до поры становятся импотентами. Может, ему просто не интересны женщины?» Она взглянула на Протасова. Он ей определенно нравился. В глубине души зашевелился азарт. Виктория решила не сдаваться.
   Терять ей нечего: сегодня в последний раз!
   — ..И когда же вы явитесь? — спрашивал Протасов. — У меня контора через полтора часа закрывается!
   Он выслушал то, что ему сказали и посмотрел на Викторию. Затем коротко бросил в трубку:
   — Да, — и, помолчав, добавил:
   — Нет, завтра я не собираюсь за город.
   А потом его, похоже, что-то развеселило.
   — В самую точку. Именно! Вы — умница. Думаю, что смогу.
   Протасов положил трубку и с улыбкой повернулся к Виктории:
   — Рабочий день можно считать законченным.
   Хотите выпить?
   — Ба! — удивилась Виктория. — Какая перемена! Я уж думала, вы собираетесь вышвырнуть меня из кабинета!
   — Ну что вы! Как можно?
   Он снял трубку и сказал секретарше:
   — Вера, на сегодня вы свободны. Переключите городской телефон на меня.
   «Все как обычно! — подумала Виктория грустно и Протасов потерял в ее глазах половину своего обаяния. — Обычный бабник, — подвела она итог, — который только что показался тебе мировым мужиком. Опять иллюзия!»
   — Вы разочарованы? — удивился Протасов. — Разве вы не этого только что хотели?
   — Да, да, — поспешила откликнуться Виктория. — Я не разочарована. Просто задумалась.
   Что буду пить? То же, что и вы.
   — Я не пью, — улыбнулся он. — Только угощаю.
   — Совсем не пьете?
   Протасов лгал, а глаза у него были чистыми, как у младенца. Не знала бы Виктория о его пьянстве, ей и в голову бы не пришло усомниться.
   — Абсолютно. Только квас. Но я его сам готовлю.
   — Вот с этого и начнем, — подмигнула она ему и достала миниатюрный блокнотик.
   — А я-то думал, что журналисты теперь все при диктофонах, — заметил он невзначай.
   — У меня хорошая память, — парировала Виктория.
   — Это теперь такая редкость, — протянул Протасов. — А не покажете ли вы мне свое журналистское удостоверение?
   — Зачем? — искренне удивилась Виктория.
   — Да так, не видел никогда…
   — Я редко ношу его с собой…
   — Ну а паспорт-то у вас есть?
   — Тоже нет.
   — Как ваша фамилия? — спросил Протасов, снимая телефонную трубку, и его напускная веселость испарилась. — Хочу позвонить в редакцию и проверить!
   — Ну, знаете! — возмутилась Виктория. — Если вы настолько мне не доверяете, я могу уйти.
   Номер не слишком от этого пострадает.
   Она встала и направилась к двери. Протасов легко перемахнул через стол и преградил ей путь.
   — Я не сказал, что хочу, чтобы вы ушли.
   Я сказал, что хочу проверить ваши документы.
   — Немедленно выпустите меня! — Виктория не на шутку испугалась.
   Вместо того, чтобы открыть дверь, Протасов дважды повернул в ней ключ, положил его в карман и крепко взял ее за плечи.
   — Я позову на помощь!
   Виктория, решив, что он хочет ее ударить, вскрикнула. Протасов тут же закрыл ей рот рукой и повел к столу.
   — Не кричите, — спокойно попросил он. — Ладно?
   Виктория кивнула, и он убрал руку от ее лица.
   — А теперь вы либо звоните в редакцию, либо я вызываю милицию.
   Вика поняла, что попалась. Если он действительно вызовет милицию и попросит установить ее личность… Можно без труда представить себе заголовки завтрашних газет!
   — Хорошо, — сказала она. — Я позвоню.
   Она набрала свой домашний номер. Дина, конечно, догадается подыграть ей. Только бы она никуда не ушла! Но надежды ее не оправдались.
   В трубке тянулись бесконечные длинные гудки.
   — Никого нет, — пожала она плечами.
   — Тогда — милиция, — злорадно улыбнулся Протасов.
   Виктория чертыхнулась и набрала номер телефона Сан Саныча. Выбирать не приходилось.
   — Привет, это я, — сказала она, как только он взял трубку. — Столкнулась здесь с одним человеком, который не верит, что я — корреспондент «Огонька». Подтверди, пожалуйста. Я сейчас передам ему трубку.
   Не спуская с Вики глаз, Протасов взял трубку, выслушал, что ему сказали, и, не ответив ни слова, положил трубку на рычаг. Он перестал улыбаться, в глазах появилось беспокойство.
   — Послушайте, — сказал он, и в его голосе Виктории почудилась угроза, — зачем вы пришли?
   — Я ведь говорила…
   — До вашего звонка я еще сомневался в том, настоящий ли вы журналист, но теперь…
   — А что собственно — теперь?
   — Прекратите ломать комедию. Вы смеетесь надо мной?
   — Но наш главный редактор разве не подтвердил…
   — Сан Саныч Калягин — юрист. Я его хорошо знаю и часто разговариваю с ним по телефону.
   Виктория не могла вымолвить ни слова. Она медленно опустилась в кресло, пытаясь что-то сообразить…
* * *
   В квартиру Калягина Артем позвонил, словно прыгнул в холодную воду: решительно, собрав в кулак всю свою волю. Каково же было его удивление, когда дверь ему открыл пожилой рыхлый мужчина в очках, одетый в потрепанный махровый халат и в тапочках на босу ногу.
   — Калягин? Александр Александрович?
   — Да, это я, — затравленно ответил мужчина.
   Вздохнув с облегчением, Артем развернул перед его носом милицейские «корочки» и спросил:
   — Можно войти?
   Калягин сразу как-то сник, безропотно пропустил Артема в комнату и буквально повалился в кресло.
   — Быстро, однако, вы меня нашли…
* * *
   Сан Саныч знал Дину всю жизнь. Их родители дружили и впервые они встретились, сопя в колясках рядом с болтавшими мамашами. В пору романтической юности Сашеньке и в голову не пришло обратить свой взор на Дину. В любви будоражит тайна, а Дина была настолько знакома и привычна, что никаких чувств у него никогда не вызывала. Впрочем, как и он у нее, что не помешало ему вяло волочиться за нею несколько месяцев по совету дальновидных родителей.
   А ей — так же вяло принимать его ухаживания: традиционный букет из трех красных гвоздик по праздникам и театр по выходным. Им было так скучно вместе, что когда на горизонте показался красавец Рубахин, Сашенька с радостью отдалился от Дины и с удвоенным рвением принялся за юридическую науку.
   Они редко встречались после ее замужества, но, по старой памяти, звонили друг другу под Новый год с пожеланиями всяческих благ. Дина родила дочь, вечно была занята домом или работой мужа. Калягин же мало интересовался женщинами, семьи не создал, гнезда не свил. Жизнь его была наполнена сонным туманом, работать он не любил, а потому, несмотря на изрядные знания, на работе его не очень жаловали и всегда обижали с повышением.
   После сорока Сан Саныч пристрастился к игре в покер… А после сорока пяти? Несколько лет возвращал крупный долг — результат одной его неудачной комбинации. Калягин продал огромную трехкомнатную квартиру на Садовой и переехал в крохотную однокомнатную «хрущевку» с Целым выводком армянских детей над головой.
   Долг был погашен, но дискомфорт новой жизни в непрестижном спальном районе с грязным вонючим подъездом впервые заставил его шевелиться и искать средства к существованию. Он обзвонил всех своих знакомых, чтобы предложить свои услуги, но никто не откликнулся. Дине Сан Саныч предусмотрительно звонить не стал: она в ту пору пережила развод, явно нуждалась в хорошем юристе, но так же явно нуждалась и в деньгах, а стало быть, заплатить не могла. Он нашел себе постоянных клиентов, но деньги те платили небольшие, и надежды встретить старость достойно, в маленьком пригородном домике, или еще где, где не сыпется с потолка штукатурка от топота детских ножек, таяла с каждым днем.
   Неожиданно его разыскала Дина. Они встретились и приятно посидели в дорогом кафе за ее счет. Дина снова была на коне: у ее дочки прорезался литературный талант и теперь она ни в чем не нуждалась. О Рубахине говорила только гадости, глаза метали искры ненависти, которая не угасла даже после его смерти.
   Дина предложила ему работу по ее протекции.
   «У давней приятельницы умер муж, и та не знает, что делать с состоянием», — так она сказала.
   И Сан Саныч воспрял духом. Он теперь проводил дни в обществе красивой женщины бальзаковского возраста, которая относилась к нему с огромным уважением. Амелина позволяла ему называть себя Катя и на первых порах ни одного решения не принимала, не посоветовавшись с ним. Платила она так щедро, что Калягин подумал однажды: «Как кстати скончался ее преподобный муженек…»
   Через три месяца Дина снова позвонила ему.
   И снова по делу… Через полтора года у Сан Саныча было уже восемь необыкновенно богатых и щедрых клиенток-вдов. Калягин всегда был ленивым, но глупым он никогда не был. Тем более что Дина по старой дружбе доверила ему заниматься и своими финансами. Всякий раз, когда у него появлялась новая клиентка, ей нужно было обналичить крупную сумму, и всякий раз почти такую же сумму Дина просила его «пристроить подальше от налоговой». Стало быть, если он получал от женщин за свои консультации тысячи долларов, то Дина — десятки тысяч.
   Сначала Сан Саныч решил, что его водят за нос и основное вознаграждение присваивает себе подруга его молодости. Впрочем, за посредническую деятельность ей кое-что причиталось, но не в таких же размерах! Но с другой стороны Сан Саныч, как человек трезвомыслящий, прекрасно понимал, что ни одна юридическая услуга и ни один финансовый совет не стоят таких денег, если, конечно.., в деле нет криминала. Но мысль о криминале показалась ему бредовой: слишком давно и хорошо он Дину знал. Нет, здесь что-то Другое…
   Среди его клиенток оказалась эмоциональная дама, жившая по соседству с его племянницей Машей — единственным близким человеком. Он видел ее как-то возле дома Маши, но это было очень давно, — племянницу он не навещал, порвав с ней всякие отношения. Лена Коровина тогда старательно прятала синяк под глазом и смотрела только в пол. И вот Лена, пересказывая Сан Санычу ужасы своего прежнего существования, сказала о своем избавлении приблизительно так: «Странная вещь: Диночка наша — она что-то вроде ведьмы. Только не злой ведьмы, а справедливой. Стоит пожаловаться ей, как все, словно по волшебству…»
   Сан Саныч прекрасно знал, что Дина отродясь ведьмой не была, и стал искать причину более прозаичную. Но так и не нашел. Зато усвоил механизм Динино-то колдовства: несчастная жалобщица — неожиданная кончина мужа от несчастного случая — и десять-пятнадцать тысяч долларов перекочевывают с одного счета на другой.
   Тогда-то он и решил возобновить отношения с Машей. Дуреха совсем спивалась и разговаривать с ней без бутылки было невозможно. Удивительно, как это муж ее еще терпел… Но то, что он терпел, — и было самым замечательным в этом раскладе. Человек он был неплохой, зла на него Сан Саныч не держал, но в квартиру попросторней, с видом, если уж не на большую Неву, то хотя бы на Фонтанку, хотелось.
   Сан Саныч не стал действовать через Коровину. Та пусть не слишком хорошо знала Машу, но все-таки могла видеть ее пьяной. Он обратился к Кате Амелиной, с которой у него установились отчасти отцовские взаимоотношения. Целый час Сан Саныч жаловался Кате на мужа племянницы, расписывая все тяготы ее жизни. Амелина становилась все серьезнее и качала головой:
   «Нужно позвонить Дине», — сказала она в какой-то момент. «Зачем?» — искренне удивился Сан Саныч. «Это я о своем», — бросила Катя и тут же сменила тему.
   Маша искренне ненавидела мужа за то, что он всячески боролся с ее пагубным пристрастием к спиртному. Любой, препятствующий алкоголику добраться до бутылки, — есть враг. Так гласит один из законов этой болезни. Она с легкостью одобрила план дяди, обещавшего позаботиться о компании Николая, но с трудом дала себя уговорить устроиться на работу к Кате Амелиной.
   Работать она уже не могла — так ее доконала болезнь. Руки тряслись, вся на нервах, лицо помятое, только и ждала вечера. Катя и Дина, приехавшая как-то познакомиться с Машей, дружно качали головами: до чего довели женщину, у нее же невроз. Невроз действительно был ярко выраженный, но причина его крылась в отлучении на восемь рабочих часов от бутылки.
   Все шло по плану. Иногда, правда, Сан Санычу становилось страшно, он" проводил изнурительные ночи без сна, много курил, подолгу смотрел в окно, но из окна были видны только мусорные баки, на которых, истошно вопя, дрались вороны. А ему хотелось окончить свои дни, глядя на чаек над Невой…
   Вчера Дина позвонила ему и сказала, что привезет доверенность. Стало быть — снова жди крупной суммы. И он так разволновался, что к утру поседел бы как лунь, если бы у него еще оставались волосы. К утру он перегорел, скис и готов был идти на попятный. Он ждал Дину, собираясь то ли каяться, то ли объясняться, но время шло, а Дины все не было. Тогда он позвонил ей домой…
   Незнакомый мужской голос, будто воплощение всех его страхов и тревог, парализовал его настолько, что он ответил на все заданные вопросы. Да, он знакомый хозяйки. Нет, только хотел справиться о ее здоровье. Нет, он не может приехать опознать убитую женщину, потому что болен, стар, потому что… Нет, нет, он не может. Да, по описанию убитая женщина похожа на Дину Рубахину. Нет, он редко с ней встречался и совсем не представляет, что могло случиться.
* * *
   Увидев перед собой молодого человека с красной корочкой, он сник, безропотно пропустил его в комнату и повалился в кресло…
   Чтобы выиграть время, Артем расхаживал взад-вперед по комнате. «Почему, — спрашивал он себя, — почему этот человек ждал милицию?»
   Ему не хотелось, чтобы настоящая милиция нагрянула именно сейчас.
   — Приступим? — спросил Артем и сел. — Рассказывайте.
   — Я знал убитую с самого детства…
   Сан Саныч бегло пересказал Артему свою историю, умолчав только о племяннице Маше и своих планах переезда к Неве. Все выглядело невинно и законно, но чувство у Сан Саныча было приблизительно такое, как когда-то за карточным столом, когда его ждал ужасный проигрыш.
   Артем хмурился, не понимая, что ему теперь делать с этой информацией. Ну был старикан у Дины юристом, поверенным, доверенным или кем-то там еще. Ну и что? Представить его в роли убийцы невозможно. Артем прошелся по комнате, рассматривая журналы на столе, чашки, сгрудившиеся в серванте и вдруг…
   Фотография была старой. Калягину было около тридцати пяти. И женщине, стоявшей с ним рядом, столько же.
   — Кто это? — спросил Артем.
   — Моя сестра. Может быть, чаю?
   Взгляд у Сан Саныча сделался совсем затравленным. А Артем никак не мог оторваться от фотографии. Слишком эта женщина была похожа на полоумную жену Протасова…
   В этот момент раздался телефонный звонок.
   Сан Саныч, не спуская глаз с Артема, взял трубку:
   — Здравствуй, родная, — натянуто улыбнулся он и, выслушав что-то, сказал четко:
   — Здравствуйте, она действительно работает на нас, зря вы ее обижаете…
   Сан Саныч остановился на полуслове, пожал плечами и бросил взгляд на определитель номера. Он не сумел скрыть удивления. Артем тут же оказался рядом. Вот это поворот! Номер был ему тоже знаком!
   — Кто вам сейчас звонил? — спросил он.
   — Виктория Королева, — еле слышно ответил Сан Саныч.
   «Меня не привлекут, — успокаивал себя он, закрывая дверь за Артемом. — Я старый больной человек. Меня нельзя судить. Да и за что? Кто подтвердит?» Тут он вспомнил Машу с трясущимися руками. Вспомнил, как она недавно звонила ему, захлебываясь словами: «Я боюсь, Саныч… Я не могу взять себя в руки… Я боюсь, слышишь? Я с ума сойду! Помни, я долго не выдержу!»
   Сан Саныч взял пачку сигарет, прошел на кухню и сел к окну. Он закурил и стал смотреть на мусорные баки. "Я старый человек.
   Я умру в тюрьме…" — думал он о себе без всякого сожаления. А по щекам его текли слезы…

Глава 25

   Протасов тщетно пытался заставить Викторию говорить. После телефонного звонка она не произнесла ни слова. Выражение ее лица было крайне растерянным, даже страдальческим. Но Протасов не хотел жалеть ее. Слишком красивой была эта женщина, чтобы ее жалеть. Магнетически красивой и опасной… Он спрашивал, а она не отвечала.
   — Да, — сказал он, тяжело вздохнув, — с женщинами мне определенно везет.
   Виктория поморщилась и все-таки подала голос:
   — Мне нужно идти. Обещаю, вы меня никогда не увидите.
   — Правда? — зло улыбнулся Протасов, — Вот как здорово! Это в том смысле, что я никого и ничего уже не увижу? Славно! Вы самая добрая женщина из тех, которые мне встречались, — съязвил он.
   — Вы собираетесь сидеть здесь взаперти всю жизнь?
   — Нет. Жду одного странного человека. Может быть, он внесет ясность.
   Виктория вздрогнула.
   — Кого?
   — Вам, я думаю, лучше знать.
   Вике стало дурно. Она знала лишь одного человека, который должен был сюда прийти после нее…
   — Выпустите меня! — вскочив с кресла, потребовала Вика. — Иначе я…
   Протасов горько усмехнулся.
   — Вы сейчас так похожи на мою жену, — в сердцах сказал он. — Она тоже вот так мечется, когда я запираю ее. Даже взгляд такой же… Если бы вы могли видеть себя со стороны!
   — А зачем же запирать бедную женщину? — огрызнулась Виктория, дергая дверную ручку.
   — Потому что за бутылку убить готова.
   А вы, кстати, за что готовы убить? В чем ваш пунктик?
   Виктория замерла у двери. Все, что происходило здесь в последние полчаса, не укладывалось у нее в голове. Бред какой-то! То Сан Саныч, теперь вот о жене что-то… Мысли лихорадочно скакали, не оставляя надежды понять что-то важное. Виктория закрыла лицо руками, чтобы сосредоточиться.
   Протасов иначе растолковал ее жест:
   — Ну-ну, — сказал он, — только этого не нужно. Не выношу женских слез.
   Он подошел к Виктории, отстранил ее от двери и повернул в замке ключ.
   — Все, — объявил он, — свободны.
   Но Виктория не торопилась уйти. Она не понимала как, но чувствовала, что случился какой-то подвох. Произошел сбой, что-то не так, не то… Она закрыла дверь на ключ и спросила:
   — Что вы там сказали о своей жене?
   — Не ваше дело. — Протасов повернулся к ней спиной, складывая в портфель бумаги.
   — Она пьет? Может быть, жизнь заставляет?
   Протасов посмотрел на Викторию без улыбки.
   — Болезнь заставляет. Она — алкоголичка.
   Все, уходите. Мне тоже пора.
   — Нет, — быстро сказала Виктория, — вы не можете уйти.
   — Это почему?
   — Вас убьют.
   Протасов обалдело посмотрел на Викторию, сел на краешек стола и принялся насвистывать.
   "Один сумасшедший, заявляющий, что меня хотят убить — это еще куда ни шло. Но сразу два!
   Похоже, это сумасшествие имеет под собой почву…"
   В этот момент раздался телефонный звонок.
   — Протасов слушает. Да, ко мне. Пропустите.
   — Кто это? — в глазах Виктории стоял неподдельный ужас.
   — Сейчас и разберемся, — ответил он.
   Протасов взял со стола связку ключей, открыл сейф и, достав пистолет, снял предохранитель.
   — Открывайте, — скомандовал он Виктории.
* * *
   Доехав до Литейного проспекта, Костя с Ларисой встали напротив дома офицеров.
   — Похоже, — сказал Костя. — Но я не уверен…
   Он обернулся и отыскал голубое здание, под крышей которого сидели улыбающиеся пухлые херувимчики.
   — Они без крыльев! — воскликнула Лариса.
   — Ошибка восприятия, — пробурчал Костя. — Или отец был не прав и мы не туда попали.
   Они перешли дорогу, свернули за дом и остановились. Лариса молча сжала руку Кости. Перед ними был бар «Летучая мышь». Они переглянулись и вошли внутрь.
   Их волнение достигло предела. Они готовились встретиться с чем угодно — с бандой преступников, с монстрами или нечистой силой, но никак не ожидали попасть в самое обыкновенное маленькое кафе, а поэтому в нерешительности замерли на пороге.
   — Проходите, пожалуйста, — раздался голос из-за стойки. — Мы совсем недавно открылись.
   Что будете заказывать?
   Лариса с Костей заказали по чашечке кофе и заняли столик у окна. Они сидели молча, тревожно прислушиваясь. Кофе выпили и заказали еще. Костя спросил:
   — Ты уверена, что…
   — Она где-то рядом, — шепотом ответила Лариса. — Она здесь.
   — И что же нам делать?
   — Ждать.
   Они просидели в кафе около часа, потом Костя решил позвонить Артему.
   — Я мигом, — сказал он Ларисе. — Наверняка здесь где-нибудь продают таксофонные карточки. А автомат я видел за углом…
   Он заказал Ларисе сок и вышел на улицу.
* * *
   Виктория резко распахнула дверь и отскочила в сторону. Артем обалдело уставился на пистолет.
   — Заходи по одному, — сказал Протасов.
   Артем вошел в кабинет и сзади звякнул ключ.
   Он обернулся и увидел Викторию.
   — Здравствуйте, — сказал он по инерции.
   — Вы знакомы? — спросил Протасов.
   — Да, то есть нет. Но я знал, что застану вас здесь.
   — Меня? — Виктория нахмурилась и отошла от Артема подальше.
   — Вас. Я только что от Калягина.
   Виктория окончательно запуталась.
   — При чем здесь Сан Саныч? Объясните, пожалуйста.
   — Да уж, — вмешался Протасов. — И прежде всего — мне!
   — Я не знаю с чего начать, — сказал Артем. — Я хочу задать вам один важный вопрос. — Он обернулся к Виктории:
   — Где Полина?
   — Полина, — Виктория тряхнула головой. — А Полина-то здесь причем?
   — Еще не знаю. Но ей грозит опасность, и я должен помочь…
   — Полине — опасность? Почему?
   — Где она?
   — Я видела ее утром, — сказала Виктория. — В Доме книги, — добавила она осторожно и покосилась на Протасова. — Она была с Поповной.
   — С кем?
   — С женщиной, которая работает в психиатрической больнице.
   — Мне нужно позвонить. Позвольте, — Артем пошел к телефону, но Протасов остановил его.
   — Не раньше, чем вы мне объясните, что здесь происходит.
   — Я приехал, чтобы выяснить причину смерти одного человека.
   — Давайте конкретно, — поморщился Протасов. — Какого человека?
   — К вам он не имеет отношения…
   — Позвольте уж мне решать!
   — Его фамилия — Свешников. Иван Петрович Свешников.
   — Мне это ни о чем не говорит, — после некоторых раздумий заключил Протасов. — А вам? — спросил он Викторию.
   Она не ответила, замерла, глядя на Артема.
   — Ясно, — подвел итог Протасов, — продолжай.
   И Артем, поминутно прерываемый уточняющими вопросами Протасова, поведал ему о странных смертях десятка состоятельных бизнесменов, о том образе жизни, который они вели, и о брюнетке, появляющейся всякий раз перед тем, как очередному деспоту вывалиться из окна, задохнуться в парилке или утонуть в бассейне.
   Когда он закончил, Протасов поставил пистолет на предохранитель и спрятал его в сейф. Все это он проделал задумчиво, в полной тишине, которая царила в комнате.
   — Вроде бы я не совсем дурак, — сказал он наконец, — и вроде бы закономерность истребления тиранов уловил: мучаешь жену — отправляйся на тот свет. Только вот я здесь при чем?
   Я что — тиран? — В голосе его нарастало возмущение. — Это кто же так решил? — Он обернулся к Виктории. — Я тиран, потому что пытаюсь ей помочь? Вы хотя бы знаете, сколько стоит двухнедельное выведение из запоя в хорошей клинике и в отдельной палате? — набросился он на Вику. — И это не один раз! Вы знаете, сколько стоят консультации ведущих наркологов, стационарное лечение, кодирование? Вы записали меня в тираны только потому, что я не бросил на произвол судьбы больную женщину, которая была мне когда-то дорога, а тащу эту обузу до сих пор?! Знаете, кто вы после этого?
   Виктория смотрела на Протасова сквозь слезы. "Господи, — думала она. — Что я наделала!
   Этот человек даже оскорбить меня толком не может…"
   — И не старайтесь меня разжалобить! — буркнул Протасов. — Кто ваш сообщник? Не сами же вы все это устраивали!
   "Сообщник — вот значит кем был для нее Вадим эти годы. Сообщник — это самый близкий человек, ближе, чем любовник, ближе, чем муж…
   Он все-таки подобрался к ней… Эти два года они прожили вместе, двигаясь след в след…" Виктория почувствовала себя опустошенной и несчастной. Она никогда не сможет забыть…
   — Послушайте, — осторожно сказал Артем. — Я все понимаю: вы боитесь огласки, боитесь за свою репутацию и карьеру. Но подумайте о том, что по вашей вине может погибнуть хороший человек. Он не такой, как те…
   Виктория посмотрела на Артема и промолвила безнадежно:
   — Произошла чудовищная ошибка. Но…
   Поздно. Я не могу этого остановить. От меня ничего не зависит. — .
   — Здорово, — сказал Протасов, — значит, меня убьют по ошибке.
   Он единственный из них чувствовал себя прекрасно.
   — Вы должны назвать его по крайней мере.
   И, я думаю, стоит объяснить Николаю Андреевичу, кто вы…
   Виктория молчала.