зами.
В конторе Панькина ждали неотложные дела. Пришли телеграммы из
райисполкома. Одна гласила: "Прошлогоднюю практику задержки почты
прекратите, поставьте на станциях лошадей, людей таким расчетом, чтобы
почта из Мезени до Ручьев и обратно шла без задержки". Другая была не
менее категоричной: "В связи с массовым подходом сайки немедленно шли-
те на реку Кию 15 человек". В третьей предписывалось выделить четырех
человек на лесозаготовки.
Панькин еще раз перечитал телеграммы. В первой был упрек началь-
ства: "Прошлогоднюю практику прекратите..." Этакий директивный, разд-
раженный тон. Тихон Сафоныч вспомнил, что в прошлую зиму письма и по-
сылки возили два пожилых рыбака и, оба хворые, доставляли их неакку-
ратно.
"Итак, требуется выделить минимум двадцать два человека: три на
почту, четверых на лесозаготовки, пятнадцать на лов сайки, - Панькин
призадумался. - А где их взять?"
Но еще было очень неприятное письмо моторноры-боловной станции. В
нем прислали колхозу иск за убытки, понесенные МРС от того, что Пань-
кин осенью не смог направить на лов наваги потребное количество рыба-
ков, да еще не обеспечил экипажем эмэрэсовскую моторную дору "Комму-
нистка", как было предусмотрено договором. Сумма иска внушительна: со-
рок тысяч рублей. Если суд решит дело в пользу МРС, со счета колхоза
спишут эти деньги, которых и так кот наплакал... Час от часу не легче!
"Что же делать? Вот они, прорехи-то в работе! Думаешь, все идет
гладко, что сделано - хорошо, что не сделано - спишется. А нет, не
спишется, не забудется. Как это так получается, что нам - и вдруг иск?
Или я вовсе остарел, руководить не могу? - думал Тихон Сафоныч. - Нет,
дело, пожалуй, не в этом. Людей, правда, на промыслы отправили малова-
то. Но ведь сама же МРС десять человек использовала на ремонте судов,
хотя это вовсе не входило в обязанности колхоза. Кроме того, станция
не сумела вывести на селедочный промысел столько ботов и ел, сколько
предусматривалось договором. Вот план и треснул. Теперь их приперло, и
все валят на колхоз. Хотят покрыть убытки за наш счет! Ловко".
Панькин решил посоветоваться с Митеневым - главбухом и секретарем
партийной организации.
Долго они судили да рядили и наконец решили: из сетевязальной
мастерской снять Феклу, Соню и еще двух женщин помоложе и отправить на
заготовку леса. На перевозку почты, кроме стариков, поставить некого.
Пусть возят. Только вместо двух назначить троих, чтобы могли хворать,
если придется, по очереди. Что же касается лова сайки на Кие, туда уже
послано десять рыбаков, остается еще найти пятерых. С большим трудом
нашли и этих людей.
Оставался иск. Митенев взял это дело в свои опытные руки финан-
систа:
- А мы предъявим им встречный иск. Клин клином вышибают. Наших
людей они использовали на второстепенных хозяйственных работах - раз.
Суда за сельдью не послали, и рыбаки тоже находились без дела сколько
дней. И рыба осталась в море - два. Нам убытки? Убытки. Я уже подсчи-
тал иск на тридцать пять тысяч, и ни копейки меньше.
- Самое последнее дело судиться колхозу с эмэрэс, - хмуро сказал
Панькин, когда они решили этот щепетильный вопрос.
- Я бы этого не сказал, - отозвался бухгалтер. - Видишь ли, Ти-
хон, судебное разбирательство - не столь уж позорное дело. Суд восста-
новит истину. И уж если дело дошло до него, значит, мы поступаем прин-
ципиально, боремся за колхозную копейку, как требует экономика.
- Вот за эту экономику вызовут нас в райком да врежут по строга-
чу!
- Уже хотели вызвать. Но я убедил их, что нашей вины в невыполне-
нии договора с МРС нет совершенно никакой. Где взять людей, если их
нет?
- Ну ладно. Быть по сему. Теперь подумаем, где взять денег на
танковую колонну. Личных взносов колхозников будет мало.
- Если нам сократить расходы на культмассовую работу, да из неде-
лимого фонда кое-что, да и из прибыли от реализации продукции зверо-
бойки взять средства - тысяч пять найдем.
- Хорошо. Обговорим на правлении.
В Унде охотно посещали собрания, потому что бывали они не так уж
часто. Надоедало колхозникам зимними вечерами сидеть по избам. А на
собрании можно, как говорится, и на людей посмотреть, и себя показать,
да и перемолвиться с соседями. Поэтому все собрались в "заседательном
зальце", неярко освещенном керосиновыми лампами.
В зале холодно, пар от дыхания туманил оконные стекла. Все оде-
лись тепло - в полушубки, шапки ушанки. Пожилые женщины навертели на
себя толстые шали. От разговоров зал гудел, как в кино перед началом
сеанса. Но когда вошло колхозное начальство, шум поутих.
Парторг Митенев сообщил рыбакам и рыбачкам отрадные вести: со-
ветские войска под Сталинградом бьют немцев, и на других фронтах пере-
вес все больше клонится в нашу сторону.
Потом перешли к следующему, самому главному вопросу. Председатель
сказал, что по области собирают средства на танковую колонну "Архан-
гельский колхозник" и рыбакам Унды необходимо сделать свой взнос. Все
дружно согласились: "Надо! Чем мы хуже тамбовских или саратовских? На-
до, чтобы была колонна и "Архангельский колхозник". Поможем армии!"
Николай Тимонин сказал, что дает на танковую колонну свой месяч-
ный заработок - триста рублей. Столько же внес и Семен Дерябин. Потом
и другие стали поднимать руки и говорить, кто сколько денег дает на
колонну.
Фекла была в некотором замешательстве: сбережений у нее почти не
имелось. В старом фарфоровом чайнике с отбитым носиком, служившем ей
кубышкой, лежало только пятьдесят рублей, заработанных на переделке
канатов в сетевязальной мастерской, а прежние, летние заработки она
давно проела. "Пятьдесят все-таки мало, - подумала она. - Надо просить
аванс". Но когда одинокие женщины и жены фронтовиков тоже стали вно-
сить по пятьдесят, семьдесят рублей, она решилась-таки объявить и свой
взнос: пятьдесят целковых. Но добавила:
- Меня посылают на лесозаготовки. Там подработаю, так еще внесу.
К концу собрания набралась довольно внушительная по тем трудным
временам сумма, девять тысяч. Да еще из колхозной кассы выделили шесть
тысяч, и всего стало пятнадцать тысяч рублей.
На собрании Панькин заметил отсутствие Иеронима Марковича Пасту-
хова, непременного участника всех заседаний. "Уж не заболел ли?" - по-
думал председатель и решил после собрания заглянуть к нему. Но засиде-
лись в правлении допоздна и зайти на квартиру к Пастухову не пришлось.
А утром дед явился к Панькину сердитый.
- Почему меня не позвали на собрание? - спросил он, обиженно на-
супившись.
- Видимо, курьерша забыла вас известить, Иероним Маркович. Изви-
ните.
Дед долго молчал. Панькин успел составить текст телеграммы в ра-
йон о том, что люди вышли на путину пешком в сопровождении одной под-
воды и придут на Канин через четыре-пять дней.
- Слышал я, на танки деньги собирали, - начал дед, увидев, что
Панькин поставил точку и положил перо. - А меня обошли. Как же так?
Выходит, теперь я совсем и не патриот?
- Как же не патриот? Вы у нас самый главный патриот.
- А все-таки обошли.
- Иероним Маркович, я ж говорю: по оплошности не известили вас.
Беру всю вину на себя. Простите. А что касается взноса на танковую ко-
лонну, то его можно сделать и не на собрании. Деньги мы примем в любое
время и запишем в общую ведомость.
- Ладно, если так. - Иероним подумал, помялся.- Только бумажных
кредиток у меня нету. Однако есть золото. Дал тебе кто-нибудь золото
на танки?
Панькин удивился и подумал: "Откуда у старого золото, если всего
добра в избе - курица под печкой да старый сундук с рухлядью?"
- Нет, золота никто не вносил.
- Ну вот! А я внесу.
Иероним осторожно стянул с левой руки варежку - Панькин теперь
только заметил, что, обогреваясь, дед эту варежку не снимал, - тихонь-
ко вынул из нее колечко. Золотое, обручальное. Он бережно положил его
на стол перед Панькиным.
- Вот! Литое кольцо, не дутое, самой высшей пробы. Знаешь, сколь-
ко оно стоит по нонешним временам? Золото не простое, червонное! Ты бы
взял увеличительное стекло да с изнанки глянул на пробу-то. На это ко-
лечко можно для танка отлить пушку. Вот какая ему цена!
Панькин улыбнулся.
- Пожалуй, колечко ваше на пушку потянет. Никак не меньше.
- Да. И колечко дорогое, обручальное. Старухино. Свое-то я в мо-
ре, со снастями работая, утопил, слезло с перста. А старухино уцелело.
Вот я и принес с ее добровольного согласия.
- Ну спасибо, Иероним Маркович. Огромное спасибо. Только что мне
делать с таким взносом! Деньги мы переводим через банк. А как колечко
переведем? Сохранили бы вы его в память о молодости да о счастливом
бракосочетании.
- Это мой добровольный взнос, и принять его ты обязан. Кто-нибудь
поедет в банк, там и обменяет колечко на деньги. А деньги можно внести
без труда.
- Разве так... Ну ладно. Оставьте колечко. И еще раз спасибо вам
от имени колхоза за ваш золотой взнос. До свиданья, - Панькин встал,
протянул руку, прощаясь.
- Мне бы, Тихон Сафоныч, расписку... Нет, нет, я тебе доверяю,
однако для проформы мне нужна расписка. Перед старухой оправдаться.
- Хорошо, пожалуйста.
Тихон Сафоныч написал расписку и для большей убедительности пос-
тавил колхозную печать.
- Ну вот и ладно, - дед спрятал расписку в рукавицу. - Жене пока-
жу. Пусть знает, что ее кольцо поступило в оборонный фонд.
Панькин вежливо проводил деда. А когда он ушел, подумал: "Конеч-
но, не так уж много стоит это кольцо, но для Иеронима оно-то великая
ценность потому, что единственное и памятное. Вот и еще раз раскрылась
душа русского человека. Словно шкатулка с самоцветами".
Если в мирное время колхозный флот регулярно выходил в море на
тресковый и сельдяной промыслы, а озерный, "местный" лов из-за малой
его прибыльности был не в почете, то сейчас в округе не оставалось,
пожалуй, ни одного озера, которое бы не облавливали рыбаки.
В середине мая звено Дмитрия Котовцева отправилось на оленьих уп-
ряжках на озеро Миньково. Теперь уже ни для кого не было необычным,
что в рыболовецких бригадах работали только женщины, и на Миньково по-
ехали Фекла Зюзина, Варвара Хват с дочерью, Авдотья Тимонина, Парас-
ковья Мальгина и еще три средних лет колхозницы.
Привезли они с собой невод, продукты на первое время, обоснова-
лись в избушке, законопатили лодку-трехнабойку, служившую рыбакам уже
третий сезон, и принялись "кидать" тони - ловить окуней и щук.
Рано утром выбирались рыбачки из тесной и душной избушки и, по-
завтракав, принимались за дело. Весь день они возились у невода, выт-
ряхивали на вытоптанную лужайку рыбу из кутка1, солили ее в бочки, а
часть прятали в яму со льдом. Дважды в неделю приезжала оленья упряжка
и увозила улов.
1 К у т о к или мотня - срединная часть тягового невода.
Дмитрий Котовцев забрасывал невод с лодки. Ему помогала Фекла.
Целый день она сидела в веслах, до мозолей на руках, до боли в поясни-
це.
Это озеро считалось добычливым. Каждый сезон тут колхозники брали
до двадцати центнеров улова. Рыбачили и зимой подледным способом, если
удавалось сколотить бригаду из мужиков.
Озеро имело два километра в длину. Широкое, с обрывистыми, черны-
ми от торфяников берегами, оно казалось диким, заброшенным в просторах
тундры. Кое-где на берегах имелись отлогие песчаные косы, на которых и
трясли снасть рыбаки. Кругом ни деревца, ни кустика. Только рос по
кочкам черничник, морошечник да очиток. А по южному берегу стлалась по
земле карликовая березка.
У большой отмели, на отлогом холме, стояла изба. Перед ней сколо-
чены из досок стол и две скамьи. Тут в хорошую погоду рыбаки завтрака-
ли, обедали и ужинали. А когда шли дожди или донимал гнус, они забира-
лись в избу, клали в камелек сырые ветки, чтобы было больше дыма, и
ели здесь.
Фекла еще в селе, узнав, что на озеро едут Авдотья и ее зять
Дмитрий Котовцев, сказала Панькину, что лучше бы отправилась в другое
место. Но Панькин уговорил ее, и она, скрепя сердце, согласилась.
На озере Фекла сначала присматривалась к Тимониной и Котовцеву,
но они не проявляли к ней открытой неприязни, и она было успокоилась.
Она сидела в лодке и быстро, но почти бесшумно работала веслами,
налегая больше на левое. Лодка описывала на озере большой круг по дли-
не невода. Котовцев стоял на корме и рассчитанно-привычно сбрасывал в
воду невод с деревянными поплавками по верхней и глиняными грузилами
по нижней кромке. Фекла гребла, торопилась, потому что вспугнутая дви-
жением лодки и шумом сбрасываемого невода рыба могла уйти на глубину.
Рыжая шкиперская борода Котовцева горела огнем на скупом северном
солнце, ветер трепал брезентовую куртку. Мелкие частые волны бились о
борта. За кормой тянулась по воде изогнутая цепочка поплавков. Когда
подъехали к косе, эта цепочка образовала почти правильной формы круг,
разорванный только у самого берега. Котовцев молча выходил из лодки и,
подтянув конец веревки от невода, передавал его женщинам-тяглецам. За
один конец брались Соня, Варвара, Парасковья, за другой - Авдотья и
еще две рыбачки. Они ровно вытягивали снасть, упираясь ногами в мокрую
илистую землю: "И р-рраз, и два! Еще! Еще!" - повторяла про себя Фек-
ла, помогая тяглецам, перехватываясь по мокрой тетиве.
Подходил куток. Он был тяжел - улов попадался хороший. Рыбаки вы-
таскивали его на берег подальше от воды и вытряхивали. Груда рыбы би-
лась на песке. Ее собирали в двуручные корзины. Потом подбирали и выб-
расывали в воду трепещущую мелочь и снова укладывали невод в лодку.
Котовцев и Фекла плыли в другое место. Женщины гуськом шли за ни-
ми по берегу. Приняли конец от крыла невода, и Фекла выгребала подаль-
ше, в глубь озера, а Котовцев опять сбрасывал тяжелую мокрую снасть. С
его брезентовых штанов, с края куртки стекала вода. Резиновые сапоги
натянуты до бедер, прихвачены ремнями к поясу. На голове небольшая по
размеру шапка с вытертым бараньим мехом. Бородатое широкое лицо под
ней казалось непропорционально огромным. Время от времени он говорил:
- Правым, правым больше! Теперь ровно!
Фекла ощущала на себе его прилипчивый взгляд, от которого ей де-
лалось нехорошо. "Здоров, как жеребец, - с неприязнью думала она. -
Глазищи жадные, нахальные..." Но скоро она перестала обращать на него
внимание - привыкла, и ей стало безразлично, как смотрит на нее Дмит-
рий.
Однако молчаливое его внимание к Фекле не прошло незамеченным. У
Авдотьи опять появилось подозрение. Женщина вздорная, способная сде-
лать слона из мухи, она решила: "Сговорились. Все в лодке ездят вмес-
те. Зятек меня обманывает, а Фекла корчит из себя невинность".
Авдотья стала следить за Феклой и Дмитрием. Но повода для того,
чтобы высказать в открытую свои подозрения, не было. Фекла на берегу
старалась держаться подальше от звеньевого, и если ей случалось пере-
молвиться с ним словом, то лишь о деле и накоротке.
Однажды вечером, развешивая на колья невод для просушки, Фекла и
Дмитрий замешкались у лодки, вытаскивая ее на берег, и вернулись вмес-
те. Авдотья варила уху в котле перед избушкой. Пробуя варево, она
обожглась, бросила ложку и вдруг разразилась бранью.
- Вместе ходите! Схлестнулись опять! Бога не боитесь! Меня сколь-
ко из за вас таскали в правление, натерпелась сраму!
Фекла вспыхнула:
- Ну вот что, Авдотья! Человек ты неблагодарный, очень подозри-
тельный, все тебе кажется да мерещится. Садись теперь сама в лодку и
греби. А я больше не хочу. С меня хватит.
Котовцев нахмурился, туча-тучей. На этот раз он был ни в чем не
виноват: "Уж и поглядеть на бабу нельзя!"
- О чем речь? Не понимаю, - сказал он недовольно.
- Кобель несчастный! Договорились с Феклой... Недаром ее в звено
взял на озеро! - накинулась на него теща.
- Да откуда вы взяли? Весь день мы в лодке, у всех на виду. Все
ваши выдумки. Прекратите этот пустой разговор.
- Я же видела, как вы переглядывались! - не унималась Авдотья.
- Разве это человек? - Фекла собрала свой мешок, вскинула за пле-
чи и пошла прочь от избушки Соня за ней. Догнала. Феня заплакала.
Всегда смелая, непреклонная, умевшая постоять за себя, на этот
раз Фекла упала духом. Уломалась в работе, устала, нервы сдали. Соня
ее уговаривала:
- Успокойся, Феня, вся эта история не стоит выеденного яйца. Пой-
дем обратно. Пора ужинать. Никто не ест, тебя ждут...
Фекла все же вернулась и услышала, как женщины бранили Авдотью на
чем свет стоит. Увидя Феклу, все притихли.
- Давайте ужинать, - сказала она и стала разливать уху по мискам.
Когда поели, Котовцев подошел к ним и сказал:
- Вот что, бабоньки, прошу вас иметь в виду, что между мной и
Феклой ничего предосудительного не было. Тещу мою не слушайте. И чтобы
об этом больше ни слова. А кто, - он метнул на Авдотью сердитый
взгляд, - кто будет мутить воду, того вывезу на середку озера и утоп-
лю. Под суд пойду, в тюрьму сяду, а утоплю. Ей богу!
- Это меня-то утопи-и и-шь? - взвизгнула Авдотья, округлив глаза.
- Ну, зятек, спасибо.
- Попрошу вас, Варвара Тимофеевна, с завтрашнего дня сесть в вес-
ла, - продолжал звеньевой. - А Фекча Осиповна будет тянуть невод со
всеми.
- Так она, Авдотья-то, и к Варваре приревнует! - сказала Парас-
ковья. - Она ведь вдовая...
Котовцев озадаченно поскреб затылок и растерянно глянул на Маль-
гину.
- Тогда кто же? - спросил он.
- А пусть Авдотья и гребет, - продолжала Парасковья. - А ты сдер-
живай слово, топи ее!
Женщины захохотали. Авдотья ушла в избушку и легла на нары.
До позднего вечера Котовцев бродил по берегу, курил и думал "Ко-
нечно, я Феклой увлекался. И сам виноват, что теща злится, оберегая
свою дочь. Бывало, сболтнул Анне сдуру лишнее, а она и рада стараться.
Хватит! К добру это не приведет. Фекла теперь еще больше ненавидит ме-
ня. Так что я за мужик, если буду за ней волочиться? А в веслах ее на-
до сменить. Пусть в лодку сядет Варвара".
Придя к такому решению, он сказал женщинам:
- Завтра будет работать со мной Варвара Хват. Во избежание даль-
нейших недоразумений...
Рыбачки молча переглянулись. Лишь Авдотья подала в открытую дверь
избушки непримиримо-злобный голос:
- Ну вот, теперь Варвару облюбовал.
- Да замолчи ты! - прикрикнул на нее вконец разозленный Дмитрий,
и она умолкла.
После этого, в общем-то пустячного, вздорного происшествия на
озере воцарились мир и согласие. Забрасывать невод Котовцев стал с
Варварой. Фекла теперь работала на берегу. Авдотья угомонилась.
Снег еще растаял не везде, лежал серыми плитами в низинах между
кочками. Небо было облачным, но дожди не шли. Над холодной землей
свистел порывистый северо-восточный ветер. Рыбачки, сильно вымокшие у
невода, "кинув" за день до семи-восьми тоней, едва добирались до из-
бушки, отогревались у костра и, поужинав, ложились спать.
Сердце - такая штука, что пока оно здорово, его не чувствуешь, а
как заболит, так сразу и напомнит о себе...
Однажды выдался ясный, тихий денек. Ветер свернулся где-то за
увалами и задремал, словно притомившись. Небо расчистилось, и над
тундрой, над тоней засияло солнце. Озеро выстоялось тоже чистое и
гладкое. Рыбачки обрадовались неожиданному теплу, редкому в это время.
Котовцев сказал членам звена:
- Эту неделю вы, бабоньки, поработали славно. Сегодня денек пого-
жий, даю вам отдых.
Женщины встретили решение звеньевого с восторгом.
- Спасибо, Дмитрий. Дал бы еще по чарке! - сказала Варвара.
- По чарке нету, а вот сахару к чаю дам. Три дня без сахару пили
- теперь побалую вас сладким, - он развязал хранившийся у него мешочек
с особо "дефицитными" продуктами и аккуратно разложил на кучки по три
кусочка пиленого рафинада. Потом достал восьмушку чаю и острым ножом
разрезал ее пополам вместе с оберткой. Половину отдал женщинам для за-
варки, а вторую половину старательно завернул в холщовую тряпочку и
спрятал в мешок "на потом".
И чай - тоже праздник, потому что вместо него заваривали березо-
вую чагу, настой которой был почти безвкусен, но, как утверждали све-
дущие люди, "пользителен для здоровья".
Всласть напились чаю с сахаром и хлебом. Разомлели, сели на сухой
поговорить, причесаться, подышать воздухом, посмотреть на небо - си-
нее, без единого облачка. А потом вдруг спохватились, и все принялись
стирать. То одна, то другая моет за кочкой, за кустиком то исподнюю
рубаху, то платок или юбку. Стирали без мыла - где его взять?
Дмитрий вроде бы помирился с тещей. Он помог ей выкрутить высти-
ранное суконное одеяло и развесил его на колья сушиться.
Фекла стиркой не занималась, у нее было взято в запас чистое
белье. Она бродила по берегу озера, разглядывая под ногами зазеленев-
шую травку, бочажки с водой и без воды, и с грустью вспоминала, как
вот так же шла по тундре на Чебурае с Борисом Мальгиным...
...Фекла повернула к избушке. Вечерело. Из тундры наплывали серые
облака, словно морские волны с туманом. У избушки сиротливо чадили ос-
татки костра. Все ушли спать. Фекла поковыряла в кострище палочкой,
посидела немного и хотела было тоже ложиться, но дверь избушки тихонь-
ко отворилась и, придерживаясь за косяк, показалась Парасковья. Вышла
на улицу, остановилась, приложив руку к левой стороне груди и подняв
лицо к белесому в летней ночи небу. Потом глубоко вздохнула, ойкнула и
опустилась на землю. Фекла бросилась к ней.
- Что с вами, Парасковья Андреевна?
Мальгина посмотрела на нее тревожными глазами и тихо ответила:
- Сердце жмет. Там у меня... в мешке есть капельки сердечные.
Взяла на всякий случай. Будь добра, принеси.
Фекла пошла в избушку, нащупала на нарах мешок и вынесла его на
улицу. Отыскала пузырек с каплями, налила из чайника воды в кружку,
накапала капель. Парасковья выпила и долго сидела молча и лизала губы,
будто они у нее совсем пересохли.
- Легче вам? - склонилась над ней Фекла.
- Полегчало. Я тут посижу. В избе душно. А ты спи.
- Да нет, я с тобой побуду, - сказала Фекла. - Спать не хочет-
ся...
Но тут стал накрапывать дождик, и пришлось им все-таки уйти в из-
бушку. Фекла помогла Парасковье лечь, сама легла рядом. Никто из звена
не проснулся, только Соня подала голос:
- Кто тут ворочается?
- Это я, Фекла. Спи.
Соня тотчас уснула, а Фекле не спалось. Она долго лежала на спи-
не, прислушиваясь к дыханию больной. Оно было спокойным и глубоким.
"Спит!" - облегченно подумала Фекла и незаметно для себя уснула.
По крыше ночью будто кто-то ходил мягкими крадущимися шагами ти-
хо, словно кошка... Это капал дождик. Молодой, майский дождик. Он про-
лился редкими крупными каплями и прошел. К утру от него не осталось и
следа - обсушило ветром.
Когда все проснулись, по одному выбрались на свет божий, стали
разводить костер и хлопотать у невода, снимая его с вешал и укладывая
в лодку, Фекла, очень испуганная, подошла к звеньевому и тихонько ска-
зала:
- Беда, Дмитрий. С Парасковьей плохо. И не дышит вовсе... Я буди-
ла - не шевелится, голоса не подает...
- Да что ты? - Котовцев быстро пошел к избе. Женщины, заметив не-
ладное, собрались у входа. Дмитрий быстро вышел и снял шапку:
- Умерла.
Рыбачки заохали, все сразу бросились в избушку, чтобы убедиться,
не ошибся ли звеньевой. Войдя туда и увидев плачущую Феклу, стоявшую
перед нарами, на которых, вытянувшись, лежала Парасковья и не дышала,
все попятились обратно к двери и повыскакивали из избы - так напугала
их эта неожиданная смерть, заглянувшая на рыбацкий стан, в глухое,
дальнее место.
Фекла со слезами на глазах повязала на голову платок - было хо-
лодно.
- Она вечером жаловалась на сердце. Я ей капель давала. А потом
она уснула. Дышала так ровненько, спокойно. Меня тоже сморил сон. А
утром бужу ее - не встает. Я перепугалась, не помню, как вышла из из-
бы, - рассказывала Фекла.
- Что же делать? - беспомощно развел руками Котовцев.
- Надо бежать в село, сообщить в правление.
- Может, ее доставить туда волокушей? - предложила Варвара. - Тут
ведь не станем хоронить. А олени когда еще придут...
- Этого делать нельзя, - сказал Котовцев, - Надо, чтобы фельдше-
рица установила причину смерти на месте. Кто бы сбегал в село? Может,
Соня, ты, самая молодая да быстрая?
Губы у Сони дрогнули, оспинки на лице стали какими-то темными,
неживыми.
- Я бы сбегала, да боюсь одна...
- Кого боишься? Кругом ни души!
- Боюсь покойницы!
- Ладно, я одна сбегаю, - предложила Фекла.
И опять, как с тони Чебурай, беда позвала Феклу в дорогу. Она
быстро шла по мокрой болотистой тундре, оскользаясь, увязая по колено
в топких местах, с усилием вытаскивая ноги из торфяника, перепрыгивая
с кочки на кочку. Они мягко пружинили под ногами, сворачивались на
стороны, и Фекла едва удерживала равновесие. Время от времени она ос-
танавливалась, искала след от полозьев и оленьих копыт, находила его и
опять торопилась дальше, от широкого тундрового озера в бескрайний
ветровой простор, над которым во все стороны размахнулось серое облач-
ное небо. Иногда сквозь облака прорезывалось солнце, и Фекла примечала
дорогу и по нему.
Если нет солнца да совсем не знаешь пути, в тундре очень легко
заблудиться, потому что далеко видно, да нечего смотреть, нет никаких
путевых примет. Еще в детстве Фекла не раз плутала в двух шагах от до-
ма, когда ходила за ягодами. Село спрячется за невысоким увалом, до
него и всего-то какая-нибудь верста или того меньше, а не видать. И ни
куста, ни дерева, ни столба - ничего вокруг. Только буроватая равнина
с островками травы да мелкорослого кустарника. Небо шевелится от обла-
ков, как живое, а солнца нет. Куда идти? Понадеяться на ветер? Нельзя.
Ветер есть ветер - крутит во все стороны, уведет в топи, в неведомые
тундровые дали. И озера среди болот все на одно лицо - окружены опра-
вой из мелкого березняка да черничника. Издали их никак не различишь.
В конторе Панькина ждали неотложные дела. Пришли телеграммы из
райисполкома. Одна гласила: "Прошлогоднюю практику задержки почты
прекратите, поставьте на станциях лошадей, людей таким расчетом, чтобы
почта из Мезени до Ручьев и обратно шла без задержки". Другая была не
менее категоричной: "В связи с массовым подходом сайки немедленно шли-
те на реку Кию 15 человек". В третьей предписывалось выделить четырех
человек на лесозаготовки.
Панькин еще раз перечитал телеграммы. В первой был упрек началь-
ства: "Прошлогоднюю практику прекратите..." Этакий директивный, разд-
раженный тон. Тихон Сафоныч вспомнил, что в прошлую зиму письма и по-
сылки возили два пожилых рыбака и, оба хворые, доставляли их неакку-
ратно.
"Итак, требуется выделить минимум двадцать два человека: три на
почту, четверых на лесозаготовки, пятнадцать на лов сайки, - Панькин
призадумался. - А где их взять?"
Но еще было очень неприятное письмо моторноры-боловной станции. В
нем прислали колхозу иск за убытки, понесенные МРС от того, что Пань-
кин осенью не смог направить на лов наваги потребное количество рыба-
ков, да еще не обеспечил экипажем эмэрэсовскую моторную дору "Комму-
нистка", как было предусмотрено договором. Сумма иска внушительна: со-
рок тысяч рублей. Если суд решит дело в пользу МРС, со счета колхоза
спишут эти деньги, которых и так кот наплакал... Час от часу не легче!
"Что же делать? Вот они, прорехи-то в работе! Думаешь, все идет
гладко, что сделано - хорошо, что не сделано - спишется. А нет, не
спишется, не забудется. Как это так получается, что нам - и вдруг иск?
Или я вовсе остарел, руководить не могу? - думал Тихон Сафоныч. - Нет,
дело, пожалуй, не в этом. Людей, правда, на промыслы отправили малова-
то. Но ведь сама же МРС десять человек использовала на ремонте судов,
хотя это вовсе не входило в обязанности колхоза. Кроме того, станция
не сумела вывести на селедочный промысел столько ботов и ел, сколько
предусматривалось договором. Вот план и треснул. Теперь их приперло, и
все валят на колхоз. Хотят покрыть убытки за наш счет! Ловко".
Панькин решил посоветоваться с Митеневым - главбухом и секретарем
партийной организации.
Долго они судили да рядили и наконец решили: из сетевязальной
мастерской снять Феклу, Соню и еще двух женщин помоложе и отправить на
заготовку леса. На перевозку почты, кроме стариков, поставить некого.
Пусть возят. Только вместо двух назначить троих, чтобы могли хворать,
если придется, по очереди. Что же касается лова сайки на Кие, туда уже
послано десять рыбаков, остается еще найти пятерых. С большим трудом
нашли и этих людей.
Оставался иск. Митенев взял это дело в свои опытные руки финан-
систа:
- А мы предъявим им встречный иск. Клин клином вышибают. Наших
людей они использовали на второстепенных хозяйственных работах - раз.
Суда за сельдью не послали, и рыбаки тоже находились без дела сколько
дней. И рыба осталась в море - два. Нам убытки? Убытки. Я уже подсчи-
тал иск на тридцать пять тысяч, и ни копейки меньше.
- Самое последнее дело судиться колхозу с эмэрэс, - хмуро сказал
Панькин, когда они решили этот щепетильный вопрос.
- Я бы этого не сказал, - отозвался бухгалтер. - Видишь ли, Ти-
хон, судебное разбирательство - не столь уж позорное дело. Суд восста-
новит истину. И уж если дело дошло до него, значит, мы поступаем прин-
ципиально, боремся за колхозную копейку, как требует экономика.
- Вот за эту экономику вызовут нас в райком да врежут по строга-
чу!
- Уже хотели вызвать. Но я убедил их, что нашей вины в невыполне-
нии договора с МРС нет совершенно никакой. Где взять людей, если их
нет?
- Ну ладно. Быть по сему. Теперь подумаем, где взять денег на
танковую колонну. Личных взносов колхозников будет мало.
- Если нам сократить расходы на культмассовую работу, да из неде-
лимого фонда кое-что, да и из прибыли от реализации продукции зверо-
бойки взять средства - тысяч пять найдем.
- Хорошо. Обговорим на правлении.
В Унде охотно посещали собрания, потому что бывали они не так уж
часто. Надоедало колхозникам зимними вечерами сидеть по избам. А на
собрании можно, как говорится, и на людей посмотреть, и себя показать,
да и перемолвиться с соседями. Поэтому все собрались в "заседательном
зальце", неярко освещенном керосиновыми лампами.
В зале холодно, пар от дыхания туманил оконные стекла. Все оде-
лись тепло - в полушубки, шапки ушанки. Пожилые женщины навертели на
себя толстые шали. От разговоров зал гудел, как в кино перед началом
сеанса. Но когда вошло колхозное начальство, шум поутих.
Парторг Митенев сообщил рыбакам и рыбачкам отрадные вести: со-
ветские войска под Сталинградом бьют немцев, и на других фронтах пере-
вес все больше клонится в нашу сторону.
Потом перешли к следующему, самому главному вопросу. Председатель
сказал, что по области собирают средства на танковую колонну "Архан-
гельский колхозник" и рыбакам Унды необходимо сделать свой взнос. Все
дружно согласились: "Надо! Чем мы хуже тамбовских или саратовских? На-
до, чтобы была колонна и "Архангельский колхозник". Поможем армии!"
Николай Тимонин сказал, что дает на танковую колонну свой месяч-
ный заработок - триста рублей. Столько же внес и Семен Дерябин. Потом
и другие стали поднимать руки и говорить, кто сколько денег дает на
колонну.
Фекла была в некотором замешательстве: сбережений у нее почти не
имелось. В старом фарфоровом чайнике с отбитым носиком, служившем ей
кубышкой, лежало только пятьдесят рублей, заработанных на переделке
канатов в сетевязальной мастерской, а прежние, летние заработки она
давно проела. "Пятьдесят все-таки мало, - подумала она. - Надо просить
аванс". Но когда одинокие женщины и жены фронтовиков тоже стали вно-
сить по пятьдесят, семьдесят рублей, она решилась-таки объявить и свой
взнос: пятьдесят целковых. Но добавила:
- Меня посылают на лесозаготовки. Там подработаю, так еще внесу.
К концу собрания набралась довольно внушительная по тем трудным
временам сумма, девять тысяч. Да еще из колхозной кассы выделили шесть
тысяч, и всего стало пятнадцать тысяч рублей.
На собрании Панькин заметил отсутствие Иеронима Марковича Пасту-
хова, непременного участника всех заседаний. "Уж не заболел ли?" - по-
думал председатель и решил после собрания заглянуть к нему. Но засиде-
лись в правлении допоздна и зайти на квартиру к Пастухову не пришлось.
А утром дед явился к Панькину сердитый.
- Почему меня не позвали на собрание? - спросил он, обиженно на-
супившись.
- Видимо, курьерша забыла вас известить, Иероним Маркович. Изви-
ните.
Дед долго молчал. Панькин успел составить текст телеграммы в ра-
йон о том, что люди вышли на путину пешком в сопровождении одной под-
воды и придут на Канин через четыре-пять дней.
- Слышал я, на танки деньги собирали, - начал дед, увидев, что
Панькин поставил точку и положил перо. - А меня обошли. Как же так?
Выходит, теперь я совсем и не патриот?
- Как же не патриот? Вы у нас самый главный патриот.
- А все-таки обошли.
- Иероним Маркович, я ж говорю: по оплошности не известили вас.
Беру всю вину на себя. Простите. А что касается взноса на танковую ко-
лонну, то его можно сделать и не на собрании. Деньги мы примем в любое
время и запишем в общую ведомость.
- Ладно, если так. - Иероним подумал, помялся.- Только бумажных
кредиток у меня нету. Однако есть золото. Дал тебе кто-нибудь золото
на танки?
Панькин удивился и подумал: "Откуда у старого золото, если всего
добра в избе - курица под печкой да старый сундук с рухлядью?"
- Нет, золота никто не вносил.
- Ну вот! А я внесу.
Иероним осторожно стянул с левой руки варежку - Панькин теперь
только заметил, что, обогреваясь, дед эту варежку не снимал, - тихонь-
ко вынул из нее колечко. Золотое, обручальное. Он бережно положил его
на стол перед Панькиным.
- Вот! Литое кольцо, не дутое, самой высшей пробы. Знаешь, сколь-
ко оно стоит по нонешним временам? Золото не простое, червонное! Ты бы
взял увеличительное стекло да с изнанки глянул на пробу-то. На это ко-
лечко можно для танка отлить пушку. Вот какая ему цена!
Панькин улыбнулся.
- Пожалуй, колечко ваше на пушку потянет. Никак не меньше.
- Да. И колечко дорогое, обручальное. Старухино. Свое-то я в мо-
ре, со снастями работая, утопил, слезло с перста. А старухино уцелело.
Вот я и принес с ее добровольного согласия.
- Ну спасибо, Иероним Маркович. Огромное спасибо. Только что мне
делать с таким взносом! Деньги мы переводим через банк. А как колечко
переведем? Сохранили бы вы его в память о молодости да о счастливом
бракосочетании.
- Это мой добровольный взнос, и принять его ты обязан. Кто-нибудь
поедет в банк, там и обменяет колечко на деньги. А деньги можно внести
без труда.
- Разве так... Ну ладно. Оставьте колечко. И еще раз спасибо вам
от имени колхоза за ваш золотой взнос. До свиданья, - Панькин встал,
протянул руку, прощаясь.
- Мне бы, Тихон Сафоныч, расписку... Нет, нет, я тебе доверяю,
однако для проформы мне нужна расписка. Перед старухой оправдаться.
- Хорошо, пожалуйста.
Тихон Сафоныч написал расписку и для большей убедительности пос-
тавил колхозную печать.
- Ну вот и ладно, - дед спрятал расписку в рукавицу. - Жене пока-
жу. Пусть знает, что ее кольцо поступило в оборонный фонд.
Панькин вежливо проводил деда. А когда он ушел, подумал: "Конеч-
но, не так уж много стоит это кольцо, но для Иеронима оно-то великая
ценность потому, что единственное и памятное. Вот и еще раз раскрылась
душа русского человека. Словно шкатулка с самоцветами".
Если в мирное время колхозный флот регулярно выходил в море на
тресковый и сельдяной промыслы, а озерный, "местный" лов из-за малой
его прибыльности был не в почете, то сейчас в округе не оставалось,
пожалуй, ни одного озера, которое бы не облавливали рыбаки.
В середине мая звено Дмитрия Котовцева отправилось на оленьих уп-
ряжках на озеро Миньково. Теперь уже ни для кого не было необычным,
что в рыболовецких бригадах работали только женщины, и на Миньково по-
ехали Фекла Зюзина, Варвара Хват с дочерью, Авдотья Тимонина, Парас-
ковья Мальгина и еще три средних лет колхозницы.
Привезли они с собой невод, продукты на первое время, обоснова-
лись в избушке, законопатили лодку-трехнабойку, служившую рыбакам уже
третий сезон, и принялись "кидать" тони - ловить окуней и щук.
Рано утром выбирались рыбачки из тесной и душной избушки и, по-
завтракав, принимались за дело. Весь день они возились у невода, выт-
ряхивали на вытоптанную лужайку рыбу из кутка1, солили ее в бочки, а
часть прятали в яму со льдом. Дважды в неделю приезжала оленья упряжка
и увозила улов.
1 К у т о к или мотня - срединная часть тягового невода.
Дмитрий Котовцев забрасывал невод с лодки. Ему помогала Фекла.
Целый день она сидела в веслах, до мозолей на руках, до боли в поясни-
це.
Это озеро считалось добычливым. Каждый сезон тут колхозники брали
до двадцати центнеров улова. Рыбачили и зимой подледным способом, если
удавалось сколотить бригаду из мужиков.
Озеро имело два километра в длину. Широкое, с обрывистыми, черны-
ми от торфяников берегами, оно казалось диким, заброшенным в просторах
тундры. Кое-где на берегах имелись отлогие песчаные косы, на которых и
трясли снасть рыбаки. Кругом ни деревца, ни кустика. Только рос по
кочкам черничник, морошечник да очиток. А по южному берегу стлалась по
земле карликовая березка.
У большой отмели, на отлогом холме, стояла изба. Перед ней сколо-
чены из досок стол и две скамьи. Тут в хорошую погоду рыбаки завтрака-
ли, обедали и ужинали. А когда шли дожди или донимал гнус, они забира-
лись в избу, клали в камелек сырые ветки, чтобы было больше дыма, и
ели здесь.
Фекла еще в селе, узнав, что на озеро едут Авдотья и ее зять
Дмитрий Котовцев, сказала Панькину, что лучше бы отправилась в другое
место. Но Панькин уговорил ее, и она, скрепя сердце, согласилась.
На озере Фекла сначала присматривалась к Тимониной и Котовцеву,
но они не проявляли к ней открытой неприязни, и она было успокоилась.
Она сидела в лодке и быстро, но почти бесшумно работала веслами,
налегая больше на левое. Лодка описывала на озере большой круг по дли-
не невода. Котовцев стоял на корме и рассчитанно-привычно сбрасывал в
воду невод с деревянными поплавками по верхней и глиняными грузилами
по нижней кромке. Фекла гребла, торопилась, потому что вспугнутая дви-
жением лодки и шумом сбрасываемого невода рыба могла уйти на глубину.
Рыжая шкиперская борода Котовцева горела огнем на скупом северном
солнце, ветер трепал брезентовую куртку. Мелкие частые волны бились о
борта. За кормой тянулась по воде изогнутая цепочка поплавков. Когда
подъехали к косе, эта цепочка образовала почти правильной формы круг,
разорванный только у самого берега. Котовцев молча выходил из лодки и,
подтянув конец веревки от невода, передавал его женщинам-тяглецам. За
один конец брались Соня, Варвара, Парасковья, за другой - Авдотья и
еще две рыбачки. Они ровно вытягивали снасть, упираясь ногами в мокрую
илистую землю: "И р-рраз, и два! Еще! Еще!" - повторяла про себя Фек-
ла, помогая тяглецам, перехватываясь по мокрой тетиве.
Подходил куток. Он был тяжел - улов попадался хороший. Рыбаки вы-
таскивали его на берег подальше от воды и вытряхивали. Груда рыбы би-
лась на песке. Ее собирали в двуручные корзины. Потом подбирали и выб-
расывали в воду трепещущую мелочь и снова укладывали невод в лодку.
Котовцев и Фекла плыли в другое место. Женщины гуськом шли за ни-
ми по берегу. Приняли конец от крыла невода, и Фекла выгребала подаль-
ше, в глубь озера, а Котовцев опять сбрасывал тяжелую мокрую снасть. С
его брезентовых штанов, с края куртки стекала вода. Резиновые сапоги
натянуты до бедер, прихвачены ремнями к поясу. На голове небольшая по
размеру шапка с вытертым бараньим мехом. Бородатое широкое лицо под
ней казалось непропорционально огромным. Время от времени он говорил:
- Правым, правым больше! Теперь ровно!
Фекла ощущала на себе его прилипчивый взгляд, от которого ей де-
лалось нехорошо. "Здоров, как жеребец, - с неприязнью думала она. -
Глазищи жадные, нахальные..." Но скоро она перестала обращать на него
внимание - привыкла, и ей стало безразлично, как смотрит на нее Дмит-
рий.
Однако молчаливое его внимание к Фекле не прошло незамеченным. У
Авдотьи опять появилось подозрение. Женщина вздорная, способная сде-
лать слона из мухи, она решила: "Сговорились. Все в лодке ездят вмес-
те. Зятек меня обманывает, а Фекла корчит из себя невинность".
Авдотья стала следить за Феклой и Дмитрием. Но повода для того,
чтобы высказать в открытую свои подозрения, не было. Фекла на берегу
старалась держаться подальше от звеньевого, и если ей случалось пере-
молвиться с ним словом, то лишь о деле и накоротке.
Однажды вечером, развешивая на колья невод для просушки, Фекла и
Дмитрий замешкались у лодки, вытаскивая ее на берег, и вернулись вмес-
те. Авдотья варила уху в котле перед избушкой. Пробуя варево, она
обожглась, бросила ложку и вдруг разразилась бранью.
- Вместе ходите! Схлестнулись опять! Бога не боитесь! Меня сколь-
ко из за вас таскали в правление, натерпелась сраму!
Фекла вспыхнула:
- Ну вот что, Авдотья! Человек ты неблагодарный, очень подозри-
тельный, все тебе кажется да мерещится. Садись теперь сама в лодку и
греби. А я больше не хочу. С меня хватит.
Котовцев нахмурился, туча-тучей. На этот раз он был ни в чем не
виноват: "Уж и поглядеть на бабу нельзя!"
- О чем речь? Не понимаю, - сказал он недовольно.
- Кобель несчастный! Договорились с Феклой... Недаром ее в звено
взял на озеро! - накинулась на него теща.
- Да откуда вы взяли? Весь день мы в лодке, у всех на виду. Все
ваши выдумки. Прекратите этот пустой разговор.
- Я же видела, как вы переглядывались! - не унималась Авдотья.
- Разве это человек? - Фекла собрала свой мешок, вскинула за пле-
чи и пошла прочь от избушки Соня за ней. Догнала. Феня заплакала.
Всегда смелая, непреклонная, умевшая постоять за себя, на этот
раз Фекла упала духом. Уломалась в работе, устала, нервы сдали. Соня
ее уговаривала:
- Успокойся, Феня, вся эта история не стоит выеденного яйца. Пой-
дем обратно. Пора ужинать. Никто не ест, тебя ждут...
Фекла все же вернулась и услышала, как женщины бранили Авдотью на
чем свет стоит. Увидя Феклу, все притихли.
- Давайте ужинать, - сказала она и стала разливать уху по мискам.
Когда поели, Котовцев подошел к ним и сказал:
- Вот что, бабоньки, прошу вас иметь в виду, что между мной и
Феклой ничего предосудительного не было. Тещу мою не слушайте. И чтобы
об этом больше ни слова. А кто, - он метнул на Авдотью сердитый
взгляд, - кто будет мутить воду, того вывезу на середку озера и утоп-
лю. Под суд пойду, в тюрьму сяду, а утоплю. Ей богу!
- Это меня-то утопи-и и-шь? - взвизгнула Авдотья, округлив глаза.
- Ну, зятек, спасибо.
- Попрошу вас, Варвара Тимофеевна, с завтрашнего дня сесть в вес-
ла, - продолжал звеньевой. - А Фекча Осиповна будет тянуть невод со
всеми.
- Так она, Авдотья-то, и к Варваре приревнует! - сказала Парас-
ковья. - Она ведь вдовая...
Котовцев озадаченно поскреб затылок и растерянно глянул на Маль-
гину.
- Тогда кто же? - спросил он.
- А пусть Авдотья и гребет, - продолжала Парасковья. - А ты сдер-
живай слово, топи ее!
Женщины захохотали. Авдотья ушла в избушку и легла на нары.
До позднего вечера Котовцев бродил по берегу, курил и думал "Ко-
нечно, я Феклой увлекался. И сам виноват, что теща злится, оберегая
свою дочь. Бывало, сболтнул Анне сдуру лишнее, а она и рада стараться.
Хватит! К добру это не приведет. Фекла теперь еще больше ненавидит ме-
ня. Так что я за мужик, если буду за ней волочиться? А в веслах ее на-
до сменить. Пусть в лодку сядет Варвара".
Придя к такому решению, он сказал женщинам:
- Завтра будет работать со мной Варвара Хват. Во избежание даль-
нейших недоразумений...
Рыбачки молча переглянулись. Лишь Авдотья подала в открытую дверь
избушки непримиримо-злобный голос:
- Ну вот, теперь Варвару облюбовал.
- Да замолчи ты! - прикрикнул на нее вконец разозленный Дмитрий,
и она умолкла.
После этого, в общем-то пустячного, вздорного происшествия на
озере воцарились мир и согласие. Забрасывать невод Котовцев стал с
Варварой. Фекла теперь работала на берегу. Авдотья угомонилась.
Снег еще растаял не везде, лежал серыми плитами в низинах между
кочками. Небо было облачным, но дожди не шли. Над холодной землей
свистел порывистый северо-восточный ветер. Рыбачки, сильно вымокшие у
невода, "кинув" за день до семи-восьми тоней, едва добирались до из-
бушки, отогревались у костра и, поужинав, ложились спать.
Сердце - такая штука, что пока оно здорово, его не чувствуешь, а
как заболит, так сразу и напомнит о себе...
Однажды выдался ясный, тихий денек. Ветер свернулся где-то за
увалами и задремал, словно притомившись. Небо расчистилось, и над
тундрой, над тоней засияло солнце. Озеро выстоялось тоже чистое и
гладкое. Рыбачки обрадовались неожиданному теплу, редкому в это время.
Котовцев сказал членам звена:
- Эту неделю вы, бабоньки, поработали славно. Сегодня денек пого-
жий, даю вам отдых.
Женщины встретили решение звеньевого с восторгом.
- Спасибо, Дмитрий. Дал бы еще по чарке! - сказала Варвара.
- По чарке нету, а вот сахару к чаю дам. Три дня без сахару пили
- теперь побалую вас сладким, - он развязал хранившийся у него мешочек
с особо "дефицитными" продуктами и аккуратно разложил на кучки по три
кусочка пиленого рафинада. Потом достал восьмушку чаю и острым ножом
разрезал ее пополам вместе с оберткой. Половину отдал женщинам для за-
варки, а вторую половину старательно завернул в холщовую тряпочку и
спрятал в мешок "на потом".
И чай - тоже праздник, потому что вместо него заваривали березо-
вую чагу, настой которой был почти безвкусен, но, как утверждали све-
дущие люди, "пользителен для здоровья".
Всласть напились чаю с сахаром и хлебом. Разомлели, сели на сухой
поговорить, причесаться, подышать воздухом, посмотреть на небо - си-
нее, без единого облачка. А потом вдруг спохватились, и все принялись
стирать. То одна, то другая моет за кочкой, за кустиком то исподнюю
рубаху, то платок или юбку. Стирали без мыла - где его взять?
Дмитрий вроде бы помирился с тещей. Он помог ей выкрутить высти-
ранное суконное одеяло и развесил его на колья сушиться.
Фекла стиркой не занималась, у нее было взято в запас чистое
белье. Она бродила по берегу озера, разглядывая под ногами зазеленев-
шую травку, бочажки с водой и без воды, и с грустью вспоминала, как
вот так же шла по тундре на Чебурае с Борисом Мальгиным...
...Фекла повернула к избушке. Вечерело. Из тундры наплывали серые
облака, словно морские волны с туманом. У избушки сиротливо чадили ос-
татки костра. Все ушли спать. Фекла поковыряла в кострище палочкой,
посидела немного и хотела было тоже ложиться, но дверь избушки тихонь-
ко отворилась и, придерживаясь за косяк, показалась Парасковья. Вышла
на улицу, остановилась, приложив руку к левой стороне груди и подняв
лицо к белесому в летней ночи небу. Потом глубоко вздохнула, ойкнула и
опустилась на землю. Фекла бросилась к ней.
- Что с вами, Парасковья Андреевна?
Мальгина посмотрела на нее тревожными глазами и тихо ответила:
- Сердце жмет. Там у меня... в мешке есть капельки сердечные.
Взяла на всякий случай. Будь добра, принеси.
Фекла пошла в избушку, нащупала на нарах мешок и вынесла его на
улицу. Отыскала пузырек с каплями, налила из чайника воды в кружку,
накапала капель. Парасковья выпила и долго сидела молча и лизала губы,
будто они у нее совсем пересохли.
- Легче вам? - склонилась над ней Фекла.
- Полегчало. Я тут посижу. В избе душно. А ты спи.
- Да нет, я с тобой побуду, - сказала Фекла. - Спать не хочет-
ся...
Но тут стал накрапывать дождик, и пришлось им все-таки уйти в из-
бушку. Фекла помогла Парасковье лечь, сама легла рядом. Никто из звена
не проснулся, только Соня подала голос:
- Кто тут ворочается?
- Это я, Фекла. Спи.
Соня тотчас уснула, а Фекле не спалось. Она долго лежала на спи-
не, прислушиваясь к дыханию больной. Оно было спокойным и глубоким.
"Спит!" - облегченно подумала Фекла и незаметно для себя уснула.
По крыше ночью будто кто-то ходил мягкими крадущимися шагами ти-
хо, словно кошка... Это капал дождик. Молодой, майский дождик. Он про-
лился редкими крупными каплями и прошел. К утру от него не осталось и
следа - обсушило ветром.
Когда все проснулись, по одному выбрались на свет божий, стали
разводить костер и хлопотать у невода, снимая его с вешал и укладывая
в лодку, Фекла, очень испуганная, подошла к звеньевому и тихонько ска-
зала:
- Беда, Дмитрий. С Парасковьей плохо. И не дышит вовсе... Я буди-
ла - не шевелится, голоса не подает...
- Да что ты? - Котовцев быстро пошел к избе. Женщины, заметив не-
ладное, собрались у входа. Дмитрий быстро вышел и снял шапку:
- Умерла.
Рыбачки заохали, все сразу бросились в избушку, чтобы убедиться,
не ошибся ли звеньевой. Войдя туда и увидев плачущую Феклу, стоявшую
перед нарами, на которых, вытянувшись, лежала Парасковья и не дышала,
все попятились обратно к двери и повыскакивали из избы - так напугала
их эта неожиданная смерть, заглянувшая на рыбацкий стан, в глухое,
дальнее место.
Фекла со слезами на глазах повязала на голову платок - было хо-
лодно.
- Она вечером жаловалась на сердце. Я ей капель давала. А потом
она уснула. Дышала так ровненько, спокойно. Меня тоже сморил сон. А
утром бужу ее - не встает. Я перепугалась, не помню, как вышла из из-
бы, - рассказывала Фекла.
- Что же делать? - беспомощно развел руками Котовцев.
- Надо бежать в село, сообщить в правление.
- Может, ее доставить туда волокушей? - предложила Варвара. - Тут
ведь не станем хоронить. А олени когда еще придут...
- Этого делать нельзя, - сказал Котовцев, - Надо, чтобы фельдше-
рица установила причину смерти на месте. Кто бы сбегал в село? Может,
Соня, ты, самая молодая да быстрая?
Губы у Сони дрогнули, оспинки на лице стали какими-то темными,
неживыми.
- Я бы сбегала, да боюсь одна...
- Кого боишься? Кругом ни души!
- Боюсь покойницы!
- Ладно, я одна сбегаю, - предложила Фекла.
И опять, как с тони Чебурай, беда позвала Феклу в дорогу. Она
быстро шла по мокрой болотистой тундре, оскользаясь, увязая по колено
в топких местах, с усилием вытаскивая ноги из торфяника, перепрыгивая
с кочки на кочку. Они мягко пружинили под ногами, сворачивались на
стороны, и Фекла едва удерживала равновесие. Время от времени она ос-
танавливалась, искала след от полозьев и оленьих копыт, находила его и
опять торопилась дальше, от широкого тундрового озера в бескрайний
ветровой простор, над которым во все стороны размахнулось серое облач-
ное небо. Иногда сквозь облака прорезывалось солнце, и Фекла примечала
дорогу и по нему.
Если нет солнца да совсем не знаешь пути, в тундре очень легко
заблудиться, потому что далеко видно, да нечего смотреть, нет никаких
путевых примет. Еще в детстве Фекла не раз плутала в двух шагах от до-
ма, когда ходила за ягодами. Село спрячется за невысоким увалом, до
него и всего-то какая-нибудь верста или того меньше, а не видать. И ни
куста, ни дерева, ни столба - ничего вокруг. Только буроватая равнина
с островками травы да мелкорослого кустарника. Небо шевелится от обла-
ков, как живое, а солнца нет. Куда идти? Понадеяться на ветер? Нельзя.
Ветер есть ветер - крутит во все стороны, уведет в топи, в неведомые
тундровые дали. И озера среди болот все на одно лицо - окружены опра-
вой из мелкого березняка да черничника. Издали их никак не различишь.