В детстве перед этой голой равниной, в которой все на одно лицо,
Фекла испытывала неодолимый страх и все же ходила. Возвращаясь от
ближнего озерка с корзинкой черники, она облегченно вздыхала, когда
наконец из-за, косогора показывались крыши, а потом и вся россыпь изб,
прижавшихся к берегу. Несколько минут, и ты дома. Страхи оставались
позади.
Фекла все торопилась по следу оленьей упряжки на влажной перег-
нойной земле и думала тягостную думу: "Господи, какое горе-то несу!
Как мне быть-то! Как сказать Мальгиным о смерти Парасковьи? А все рав-
но, не я, так кто-то другой должен бежать в село и сказать..." Фекла
только упрекала себя, что вечером рано и как-то незаметно уснула. Ска-
залась, видимо, усталость. Надо было присмотреть за ней да помочь в
случае чего. А чем помочь? Капельки тут не спасут. На них худая надеж-
да. "Медичку бы, домашний покой да уход... Видно, ночью ее снова прих-
ватило, лежала, мучилась, не хотела людей беспокоить. Ох, Парасковья,
Парасковья! Жить бы да жить тебе, внуков нянчить. Зачем пошла на озе-
ро? Но, видно, придет смертный час - ничего не сделаешь, не избежишь
его".
Так думала Фекла, а сама все бежала, торопилась. На ходу стало
жарко. Сняла платок, расстегнула ватник. Впереди обозначились заросли
мелкорослой березки. Сквозь голые, еще не облиственные ветки блеснула
вода. "Это Мертвое озеро, то самое, в котором рыбы нет. Оно как раз
посредине пути от Минькова до Унды. О нем и говорил Котовцев".
Тропка вела мимо озера. Скоро Фекла увидела его целиком - доволь-
но широкое, с мелкой рябью на темной воде. Под берегом - редкий камыш.
Значит, она шла правильно. Фекла приметила под ногами неглубокие
следы оленьих копыт и полозьев и прибавила шагу. Ветер гулял на прос-
торе, шумел в ушах. Она опять накинула платок и застегнула пуговицы
ватника. И вдруг услышала какой-то странный гул. Высвободив ухо из-под
платка, замедлила шаг. Гул стал явственней. "Что же это такое гудит?
Вроде как мотор... А откуда он здесь?" - подумала она, остановившись
на податливом, влажном моховом ковре, примятом оленями, и увидела, как
из-за края тундры показался самолет. Он летел низко, приближаясь к
озеру. Вот самолет увеличился в размерах, на широких крыльях и на боку
у него можно было различить странный знак вроде креста. "Немец!" -
ударило ей в голову, и она растерялась, села. Самолет прошел стороной,
но опять повернул к озеру, сделал над ним круг, потом еще круг помень-
ше. Огромный, ревущий, он прошел над Феклой и, кажется, накрыл собой
всю землю. Фекла легла, чтобы с самолета ее не заметили, подползла
ближе к кустам черничника и карлликовой березки, уткнула голову в мох
и зажав уши руками...
Первый испуг прошел, она приподняла голову. Самолет, скользя над
озером, садился на воду. На шасси вместо колес у него были поплавки.
Из-под них побежала пенными бурунами вода. Самолет подрулил поближе к
берегу и развернулся носом на широкую водную гладь. Заглушил мотор.
Большой, с черным крестом на фюзеляже, обведенным белыми каймами. Те-
перь она убедилась: "Фашист. У наших на крыльях - звезды. Что ему тут
надо?" Она чуть-чуть приподняла голову.
Откинув прозрачный фонарь из плексигласа, летчик выбрался на кры-
ло. Он был в темном комбинезоне, в шлеме, с очками на лбу. Сбоку у не-
го висела плоская сумка, с другого боку - пистолет. Фекла следила за
ним из-за кочки. Приложив руку козырьком ко лбу, пилот оглядел все
вокруг. Наверное, Феклу он не заметил: кочек было много, и ее голова в
сером полушалке тоже сошла за кочку. Из кабины вылез другой немец, и
оба стали осматривать и ощупывать крыло. Потом принялись что-то масте-
рить: до Феклы донеслись удары металла о металл.
Пилоты недолго возились на крыле. Они по очереди влезли в кабину
и задвинули фонарь. Заработал мотор, набирая обороты. От винта кусты
на берегу зашевелились, как от сильного ветра. Самолет повернулся бо-
ком к Фекле, она опять увидела крест, обведенный по контуру белым.
Снова возле поплавков закипела вода. Удаляясь, самолет уменьшался в
размерах. Вот он оторвался от воды, стал набирать высоту и вскоре
скрылся из вида.
Фекла встала, почувствовала дрожь в ногах и слабость во всем те-
ле. Выругалась и погрозила кулаком вслед самолету.
Она, конечно, не знала, что это был разведывательный гидросамо-
лет, фашистские летчики, пролетая над побережьем, выясняли, где нахо-
дятся наши позиции зенитной и дальнобойной береговой артиллерии. У мы-
са Воронов гидросамолет попал под обстрел зениток, осколками снарядов
у него повредило плоскость. Полет с заклиненным и погнутым элероном
над морем на авиационную базу на норвежском берегу был рискован, и
летчики сели на озеро, чтобы исправить повреждение.
Фекла опять пошла своим путем, негодуя: "Ну-ка, набрались нахаль-
ства! Уже и в наших краях летают! Кабы мне ружье, да если бы я умела
метко стрелять, я бы их посекла пулями!" Но ружья у нее не было, стре-
лять ей не приходилось, и потому ей было досадно. "Куда же они полете-
ли? Вдруг на Унду? Еще разбомбят село!" - предположила она и пошла
быстрее, чтобы поскорее сообщить в деревне о самолете.
В Унде, еле волоча ноги от усталости, она поспешила в правление,
к председателю. Панькин удивился:
- Фекла Осиповна? Ты почему здесь? Что-нибудь случилось?
- Беда!
Она рассказала председателю о смерти Парасковьи и о самолете.
Панькин сразу спросил:
- Чего они там делали, немцы?
- Чинили... Молотками стучали на крыле...
- А еще что заметила?
- А ничего больше. Постучали, забрались в кабину и улетели.
- На берег людей не высаживали?
- Нет, не высаживали. Это я точно приметила.
- Может, парашютистов сбросили, диверсантов?
- Парашютистов не видела. За кочкой пряталась, испугалась. Может,
и проворонила, - неуверенно добавила Фекла.
- Эх ты! - Панькин тотчас принялся звонить по телефону в райком
партии.
Переговорив с Мезенью, он сказал озабоченно:
- Сейчас соберу людей, возьмем винтовки и прочешем весь район.
Мне некогда. А ты, Феня, поезжай с фельдшерицей в Миньково на оленях.
Привезите покойницу... И передай Котовцеву, чтобы снимался с бригадой
с озера.
На другой день, вернувшись с Минькова, Фекла узнала, что колхоз-
ники прочесали все окрестности, но немецких парашютистов не обнаружи-
ли.
Парасковью похоронили на кладбище за деревней, поставили на моги-
ле вытесанный из сосны православный крест...
Августа и Ефросинья были в глубоком горе. Ефросинья совсем переб-
ралась жить к дочери, заперев киндяковскую избенку на замок. Августа
долго не могла собраться с силами написать Родиону и Тихону о смерти
матери. Но сообщить им об этом все же пришлось.
В конце мая Фекла уже была на семужьей тоне Чебурай с теми же ры-
баками, с которыми ловила и прежде: Семеном Дерябиным, Соней и Немком.
Опять Немко карабкался на тоньскую скамью с тяжелой киюрой и забивал в
песок колья, а Фекла чистила невод от водорослей и ушивала его в пор-
ванных местах. Снова рыбаки привычно коротали белые ночи в своей
просквоженной ветрами избенке на юру, и возчик Ермолай приезжал к ним
с двуколкой на мухортой лошаденке забирать уловы. Опять от прилива до
отлива ждали, зайдет ли в невода серебристая боярышня-рыба, и частень-
ко и подолгу Фекла стояла у обрыва и глядела в море, где разгуливал
ветер-свежак. Порой налетал и взводень, разводил волну, кидал в берег
плавник, ярился и плевался пеной, гоняя мутную воду по желтому песку.
В сорок третьем году бот Дорофея, оснащенный катерным подсекаю-
щим, магнитным и акустическим тралами, вылавливал мины вблизи Кольско-
го полуострова, потом у Канина. У полуострова Канин "Вьюн" крутился до
глубокой осени - уничтожали плавающие мины, нанесенные с моря Баренца,
а также расставленные на подходах к горлу Белого моря фашистскими под-
водными лодками. Поздно осенью пришли в базу и здесь зазимовали, свои-
ми силами ремонтировали бот, готовя его к следующей навигации. А вес-
ной сорок четвертого капитан получил новый приказ: идти к Вайгачу и
нести дозорную службу в проливе Югорский Шар.
Бот пустился в неблизкое плавание, обогнул с севера Канин Нос,
вышел в Баренцево, где его изрядно трепануло штормом, затем Поморским
проливом меж Колгуевым и Тиманским берегом выбрался в Печорское море.
Преодолевая плавающие льды и туманы, наконец достучал своим двигателем
до Вайгача и отдал якорь в небольшой бухте на южной стороне острова.
Оказалось, что работу поморам, нынешним морякам Беломорской воен-
ной флотилии, намного облегчили минные тральщики, побывавшие в этих
водах. Они освободили от мин и пролив, и подходы к нему, протралили
Карские ворота по северную сторону Вайгача. Однако фашисты по-прежнему
посылали на арктическую трассу свои подводные лодки, да вдобавок еще
сбрасывали мины с самолетов, и работы команде бота хватало.
Дорофей, Андрей Котцов и Офоня Патокин, да воинская команда из
шести человек под началом минного старшины Агеева - два пулеметчика,
три пушкаря да минер оказались на важной коммуникации Севера. Здесь
пролегали пути с Тихого океана, из Владивостока, заполярных портов
Игарка, Дудинка, Диксон в Архангельск и Мурманск. Проливами Карские
ворота и Югорский Шар шли транспорты с грузами под охраной военных ко-
раблей. Югорским Шаром - Дорофей этого не знал - прошлым летом шел на
"Большевике" на восток Тихон Мальгин. Теперь он плавает в Тихом океа-
не.
Фашистские субмарины пытались нападать на советские корабли, ста-
вили мины, воровски высаживали на пустынные берега небольшие десанты и
разбойничали на полярных станциях Главсевморпути. По осени, когда наши
суда выходили из Арктики, гитлеровцы развертывали подводные лодки
вдоль арктических путей до Белого моря. Им противостояли наши тральщи-
ки, большие охотники, эсминцы, снабженные новыми гидроакустическими
приборами.
Деревянное поморское суденышко, ставшее в строй военных кораблей,
патрулировало в Югорском Шаре. Оно могло подходить близко к берегам и
вылавливать мины там, куда другим военным кораблям подхода не было
из-за малых глубин.
Совершая дальние переходы, какие до войны и не снились, Дорофей и
сам удивлялся, как он поднаторел в мореходных делах. Бывало, на рыбном
промысле и картой не пользовался, только взглядывал на компас, да и то
в туман, в малознакомых местах. А теперь у него в рубке всегда на сто-
лике - мореходная карта да калька минной обстановки, какую выдавали в
штабе перед каждым выходом на траление. С юности умел Дорофей мастерс-
ки лавировать парусами, ходить любым галсом, при любой волне, а теперь
от него требовалось другое искусство: используя двигатель "на всю же-
лезку", ускользать из-под обстрела береговых батарей, уметь так пово-
рачивать судно на ходу, чтобы артиллеристам из военной прислуги было
сподручнее вести огонь с палубы бота. А уж Кольское побережье за эти
годы он так изучил, что и без карты мог прийти в любой пункт от Мур-
манска до Пикшуева мыса. Случалось ему ночами пробираться к норвежским
берегам, занятым фашистами, и высаживать наших разведчиков, а потом
брать их обратно на борт.
Суденко стояло в бухте. Третьи сутки непогодило: небо в тучах,
дождь, туман. Немцы в такую хмарь не летают.
На берегу, поеживаясь от сырости, ходил взад-вперед по причалу
часовой из воинской команды бота с трофейной немецкой винтовкой. Вах-
тенный на судне Андрей Котцов спрятался от дождя в рубку. Его обязан-
ность - следить за "воздухом", и он для очистки совести изредка погля-
дывал в небо, ненадолго высовываясь в дверь рубки. Остальные члены
экипажа, пользуясь свободным временем, отсыпались впрок. Только еще
Дорофей и минный старшина Агеев в носовом кубрике у теплой печки вели
неторопливые разговоры.
Обогревшись, Киндяков и Агеев вышли на палубу. Было все так же
пасмурно, видимость плохая. Доски у причала потемнели от сырости. Не-
большой поселок на берегу казался безлюдным, лишь изредка пробегали
бойцы от артиллерийской позиции на берегу, на высотке, к своей землян-
ке. Дорофею этот поселок чем-то напоминал Шойну. Там тоже часто непо-
годило и было безлюдно, и так же зябли под дождем небольшие постройки,
а в бухте стояли рыбацкие боты да карбасы.
Агеев пошел на корму, к траловому хозяйству. А Дорофей заглянул в
рубку, но не обнаружил там вахтенного: куда-то исчез. Только капитан
подумал, что придется ему сделать замечание за то, что покинул пост,
как Котцов появился из-за рубки.
- Там от коменданта пришли. Тебя кличут, - сказал он.
Дорофей увидел на пирсе невысокого щуплого бойца в плащ-палатке и
сошел к нему по трапу.
- Вас капитан-лейтенант просит зайти по срочному делу, - доложил
боец.
Комендатура размещалась в крошечном брусковом домике и среди на-
селения поселка именовалась штабом. Над крышей на двух мачтах была на-
тянута радиоантенна, ветер раскачивал чуть провисшие провода. Когда
Дорофей вошел в помещение, его встретил озабоченный пожилой моряк в
форме капитан-лейтенанта - Никитин. Он развернул на столе карту и ука-
зал на мысок, что на правом берегу, на материке.
- Вот здесь, на мыске, между выходом из пролива и Амдермой сегод-
ня немцы с подводной лодки напали на полярную станцию. Наш радист при-
нял от них открытым текстом: "На берег высадились с подводной лодки
фашисты, обстреляли станцию..." И все... Связь пропала. Других судов в
бухте нет. Пойдем на твоем "Вьюне". Я возьму отделение автоматчиков.
Готовься к выходу.
Через десять минут "Вьюн" уже снялся с якоря и на полном ходу по-
шел проливом.
К мыску, где находилась полярная станция, подошли часа через два
с половиной. Капитан-лейтенант в бинокль осмотрел берег, но из-за ту-
мана ничего разглядеть не удалось. Дорофей осторожно поворачивал бот к
берегу. Котцов лотом измерял глубину.
Загремела лебедка, якорь ушел в воду. На талях спустили шлюпку, и
Никитин со своими автоматчиками отправились на берег. Артиллеристы и
пулеметчики Агеева держали невысокие скалы под прицелом. Судя по все-
му, лодка уже ушла, иначе бы она обстреляла бот.
Шлюпка вернулась примерно через час. За ней показался из тумана
карбас, принадлежавший, видимо, полярной станции. На шлюпке привезли
двух раненых зимовщиков, а на карбасе четыре изуродованных трупа...
Убитых молча положили на палубу и накрыли брезентом. Раненых
унесли в кубрик, и Котцов стал перевязывать их. Дорофей, как мог, по-
могал Андрею.
- Вот гады! На зимовщиков напали. Что они сделали им плохого? Ну
и гады... - повторял Дорофей.
Никитин вызвал капитана наверх.
- Снимайся с якоря. Здесь мы больше ничем помочь не можем...
Станцию немцы спалили, одни головешки остались. Зимовщиков было шесте-
ро, а винтовок три... Отстреливались, пока имелись патроны. Четверых
немцы убили, а после того еще искололи ножами или штыками. А двое
спаслись - отступили в тундру, за болото...
- Напакостили и ушли? Неужто на них управы нет? Есть же, навер-
ное, какой-нибудь международный уговор насчет зимовщиков? Или нет? -
Дорофей в упор смотрел на Никитина.
Капитан-лейтенант пожал плечами.
- Разве подействует на них уговор? Зверье!
- Хуже зверья, - Дорофей рывком отворил дверь в рубку.
Заработал двигатель, и бот медленно, словно ощупью, отправился в
обратный путь. Туман по-прежнему стоял плотной стеной, и ориентиро-
ваться по очертаниям берега было невозможно. Дорофей то и дело погля-
дывал на компас и карту пролива. Надолго запомнился ему этот рейс с
убитыми и ранеными полярниками на борту.
В декабре Унда снова отправляла в Архангельск большой обоз с мо-
роженой навагой. Опять с обозом пришлось ехать и Фекле. В прошлый раз
она напросилась в дорогу сама, а сейчас собиралась без особой охоты,
лишь по необходимости: колхозники были на подледном лове, в деревне
почти никого не осталось и, кроме нее, Ермолая да Николая Тимонина,
ехать было некому.
Перед отъездом Фекла зашла к Мальгиным попрощаться.
Ефросинья прихворнула, лежала на печи под шубой. Маленькая Свет-
лана уже ходила по избе, придерживаясь за лавки и стулья. Августа сти-
рала в корыте белье. На полу - ведра, кадка со щелоком из золы. Воду
Августа грела в ушате раскаленными в печке каменьями: чугунами на
большую стирку воды не напасешься.
Увидев Феклу, молодая хозяйка вытерла руки о фартук:
- Я слышала, ты с обозом идешь, Феня?
- Иду. Дело привычное.
- Счастливого пути, - пожелала Августа. - Только не дай бог, что-
бы ты опять нашла Родиона в госпитале.
- Не каждый же раз... Хватит с него. Что он пишет?
- Пишет, что больших боев нет, сидят по землянкам да окопам. Но,
судя по всему, скоро будут наступать. Тебе в последнем письме привет
написал, да я все никак не могла собраться передать. Дел много, мама
болеет.
- За привет спасибо. Чего вам привезти из Архангельска?
- Ничего не надо. Да и что теперь оттуда можно привезти? Слышала
я, что по трудностям в снабжении Архангельск - второй город после бло-
кадного Ленинграда... Чего оттуда привезешь...
- Это верно, - вздохнула Фекла и подумала, что надо бы захватить
для Меланьи Ряхиной свежемороженой наваги своего улова. - Ну, до сви-
данья. Желаю вам доброго здоровья.
- Счастливого пути, - еще раз пожелала Августа и подала Фекле
влажную от стирки руку. Кончик ее тяжелой золотистой косы выпал из-под
платка.
"Красива Густя, - подумала Фекла. - Двоих детей принесла и нис-
колько не изменилась".
Потом она зашла к матери Бориса, наносила в избу побольше колотых
дров, поделилась рыбой из своих запасов, принесла керосина. Серафима
Егоровна стала совсем плохо видеть, передвигалась по избе чуть ли не
ощупью. Когда она наливала кипяток из самовара, то струйка его побежа-
ла мимо чашки, на блюдце. Серафима Егоровна заметила свою оплошность и
передвинула чашку под кран, но у Феклы заныло сердце: "Хоть бы не
умерла, пока я езжу".
Посидев со старухой, окинув грустным взглядом ее избу, в которой
было так холодно, что углы промерзли до инея, Фекла посоветовала Сера-
фиме Егоровне топить пожарче, а вьюшку в трубе закрывать не рано, что-
бы не угореть.
- Легкой тебе дороженьки, Феня! Я буду тебя ждать, - сказала на
прощанье Серафима Егоровна.
Путь на этот раз был очень труден - выпало много снега, и местами
пришлось дорогу торить заново. Лошади сильно уставали, люди, сопровож-
давшие обоз, вконец измотались. Но все же благополучно добрались до
Архангельска.
В город хотели попасть засветло, но перед самым Архангельском
разгулялась метель, и на улицу поселка лесозавода обозники въехали уже
ночью. Тимонин, разыскав своих дальних родственников, попросился к ним
на ночлег. Разгружаться на склад прибыли только утром. Потом мужчины
отправились на одной из подвод в рыбаксоюз по снабженческим делам, а
Феклу оставили на квартире присматривать за лошадьми и варить обед.
Хозяйка, работница лесобиржи, ушла спозаранку на лесозавод. Дома
остались дети: семилетний мальчик и две девочки - пяти и трех лет.
Мальчик подошел к Фекле.
- А наш папа на фронте. Вот его фотокарточка. Недавно прислал.
Фекла взяла небольшой снимок. Солдат в полушубке и ушанке стоял у
пушки, левой рукой обнимая ствол, и улыбался из-под закрученных усов.
Позади виднелся дом с островерхой черепичной крышей.
- Теперь он в Польше, - пояснил мальчик. - У него два ордена Сла-
вы.
- Скоро папа кончит войну и приедет домой, - он так пишет, - до-
бавила старшая девочка с худым смугловатым лицом.
"В Польше... - подумала Фекла. - Далеко шагнул солдат!"
- Теперь уж недолго вам ждать, - успокоила она детей и предложи-
ла: - Хотите есть? Младшая девочка робко кивнула.
- Садитесь, я ухой вас накормлю.
Фекла наварила огромную кастрюлю свежей наважьей ухи, и ей было
приятно покормить детей.
Не успела Фекла убрать со стола, как в дверь кто-то постучал.
- Войдите! - отозвался мальчик.
Фекла обернулась к двери и обомлела. В комнату, неловко споткнув-
шись о высокий порог, вошел Родион Мальгин.
- Родио-о-он? - удивленно протянула Фекла. - Ты откуда?
- Здравствуй, Фекла Осиповна! Здравствуйте, детки! - оглядел всех
Родион. - Откуда, спрашиваешь? Да из госпиталя, откуда же еще? Почему
не спросила куда? Домой. Списали по чистой. Отвоевался...
Фекла все еще не могла прийти в себя от такой встречи.
- Ничегошеньки не понимаю. Перед отъездом я заходила к вашим, и
Августа мне сказала, что было от тебя письмо и что ты на передовой.
Опять ты писал неправду?
- Святая ложь. Можно простить.
Родион правой рукой сбросил с плеч лямки вещевого мешка, опустил
его на пол. Стал расстегивать заиндевевшую на морозе шинель. Фекла
сразу заметила, что действует он одной рукой, перевела взгляд на левый
рукав. Он показался ей пустым, и у нее замерло сердце. Робко подошла,
сняла с него шинель, ватник, все еще не решаясь спросить о левой руке.
Родион неторопливо сел на старый венский стул и чуть подтянул левый
рукав гимнастерки. Из него высунулась розовая, в складках недавних
швов култышка.
- Левую мне оттяпали. Осколком раздробило кисть.
- Ой, Родион, Родион! - болезненно сморщилась Фекла.
- Два раза шлепнуло - третьего было не миновать, - Родион как-то
неестественно рассмеялся, топорща русые усы, которые успели уже стать
густыми и, видимо, жесткими.
Фекла взяла с полки миску.
- Есть хочешь? Уха свежая. Из наваги.
- Из наваги? - обрадовался Родион. - Давай наливай. Я уж забыл
вкус наваги.
- Ну вот. А нам она надоела.
- Известное дело - сами рыбаки.
- Кушай на здоровье! - Фекла поставила перед ним миску. - Мы уже
пообедали. Ермолай с Тимониным придут - тоже поедят.
- Я их видел в рыбаксоюзе. Они и сказали, чтобы шел сюда. Я ведь
о вашем обозе узнал неделю назад. Все дожидался, когда прибудете. Ду-
маю, что с земляками домой добираться сподручней, чем одному. Как там
в нашей Унде живут?
- Да что, живут... Кто хорошо, кто плохо. По-разному живут. Да ты
ешь, а то остынет.
Дети в уголке занимались книжками да игрушками, старались не ме-
шать гостям. Родион ел, Фекла не сводила с него глаз.
- Как мои там? Как Густя?
- Августа здорова. Девочка у тебя хорошенькая. Вся в кудряшках.
Кто у вас в роду кудреватый был?
- Мой отец. В него, наверное, удалась, - Родион улыбнулся, вздох-
нул. - Скорее бы до дому добраться. - Погрустнел, добавил: - Маму жал-
ко. Без отца нас с Тишкой подняла. Хватила трудностей...
- Как не жалко, - согласилась Фекла. - На моих глазах померла, у
озера...
Фекла заметила, что какие-то злые черточки появились на худом и
бледном лице Родиона. И глаза он теперь щурил нервно и колюче. Раньше
они были синее и ярче. Видать, на Кольской земле, в окопах выдуло вет-
рами синеву. "Ничего, это пройдет, - подумала Фекла. - Все в окопах,
да под пулями, да в госпиталях. Столько ранений перенес! Война душу
взмутила... А морщинок-то, бог ты мой, как поднимет брови - весь лоб в
складках... Нелегко ты жил, солдат, хватил горя. Ну да ничего, дома
отогреешься, просветлеешь... Без женской ласки, наверное, жил. Откуда
ей быть? Приласкает Густя, растопит в сердце окопный холод..."
Фекла заметила, что, прежде чем откусить хлеб, Родион вынужден
был класть ложку на стол - рука-то одна. Не удержавшись, она молча
всплакнула.
- Ты что, Фекла Осиповна? - Родион порывисто поднялся, подошел к
ней. Фекла виновато улыбнулась, утерла слезу как-то уж совсем по-детс-
ки, кулаком.
- Прости. Жаль мне тебя. Как без руки-то?
- Да как-нибудь. Бывает и хуже.
Родион отошел к окну, посмотрел на воробьев, клюющих что-то на
дороге, и вздохнул. Потом, заметив детей, притихших в своем уголке,
достал из мешка несколько кусочков рафинада и оделил им всех троих.
- Шоколада, брат, нету, - улыбнулся он мальчику.
Тот серьезно ответил:
- Какой нынче шоколад? Хлеба не досыта.
- Война кончится - все будет, - сказал Родион и повернулся к Фек-
ле. - А как ты живешь, Феня?
- Живу хорошо, - ответила она и подумала, что раньше он ее Феней
не называл. - Не холодно, не голодно. Заботиться не о ком. Одна как
перст.
- Одной по нонешним временам легче жить. - Родион принялся неуме-
ло сворачивать правой рукой цигарку. - Плохо то, Феня, что теперь уж я
не рыбак. Вот что самое худое. Куда без руки в море?
- Найдешь дело по душе и без моря, - успокоила она, а сама опять
пожалела его, зная, как трудно настоящему рыбаку расстаться с промыс-
лами.
Пришли Николай Тимонин и Ермолай, внеся с собой облако холода.
Фекла их тоже накормила обедом.
- По чарочке бы! Да где взять? - сказал Ермолай, потирая руки с
мороза.
- И у меня нету, - пожалел Родион. - В тылу сто граммов не поло-
жено.
Земляки все расспрашивали его о службе в морской пехоте, о встре-
че с Дорофеем, о Тихоне, о ранениях. Вспомнили Хвата - погрустили. Од-
нако ждали дела, и Ермолай с Тимониным снова отправились на какой-то
склад. Родион вызвался им помочь, но они уговорили его остаться и
присмотреть за лошадьми, пока Фекла ходит к Меланье Ряхиной.
Фекла вернулась не скоро. Свою бывшую хозяйку она нашла в плачев-
ном состоянии. Меланья сильно похудела и еле бродила по квартире, при-
держиваясь за все, что попадется под руку. Женщина, у которой она сни-
мала комнату, ушла в деревню за продуктами, так что даже истопить печь
и выкупить хлеб по карточкам было некому.
Фекла принесла дров, затопила печь и поставила вариться уху из
принесенной наваги, а потом сбегала в магазин за хлебом.
Сделав для Меланьи все, что могла, Фекла распрощалась. Пора было
собираться в обратный путь.
Родион первое время, как выписался из госпиталя, никак не мог
примириться с тем, что, не довоевав до конца, остался безруким и, зна-
чит, непригодным для военной службы.
А сможет ли он быть полезным дома? Он умел бить тюленей, стоять у
штурвала да вынимать из воды снасти с уловом. Умел то, без чего немыс-
Фекла испытывала неодолимый страх и все же ходила. Возвращаясь от
ближнего озерка с корзинкой черники, она облегченно вздыхала, когда
наконец из-за, косогора показывались крыши, а потом и вся россыпь изб,
прижавшихся к берегу. Несколько минут, и ты дома. Страхи оставались
позади.
Фекла все торопилась по следу оленьей упряжки на влажной перег-
нойной земле и думала тягостную думу: "Господи, какое горе-то несу!
Как мне быть-то! Как сказать Мальгиным о смерти Парасковьи? А все рав-
но, не я, так кто-то другой должен бежать в село и сказать..." Фекла
только упрекала себя, что вечером рано и как-то незаметно уснула. Ска-
залась, видимо, усталость. Надо было присмотреть за ней да помочь в
случае чего. А чем помочь? Капельки тут не спасут. На них худая надеж-
да. "Медичку бы, домашний покой да уход... Видно, ночью ее снова прих-
ватило, лежала, мучилась, не хотела людей беспокоить. Ох, Парасковья,
Парасковья! Жить бы да жить тебе, внуков нянчить. Зачем пошла на озе-
ро? Но, видно, придет смертный час - ничего не сделаешь, не избежишь
его".
Так думала Фекла, а сама все бежала, торопилась. На ходу стало
жарко. Сняла платок, расстегнула ватник. Впереди обозначились заросли
мелкорослой березки. Сквозь голые, еще не облиственные ветки блеснула
вода. "Это Мертвое озеро, то самое, в котором рыбы нет. Оно как раз
посредине пути от Минькова до Унды. О нем и говорил Котовцев".
Тропка вела мимо озера. Скоро Фекла увидела его целиком - доволь-
но широкое, с мелкой рябью на темной воде. Под берегом - редкий камыш.
Значит, она шла правильно. Фекла приметила под ногами неглубокие
следы оленьих копыт и полозьев и прибавила шагу. Ветер гулял на прос-
торе, шумел в ушах. Она опять накинула платок и застегнула пуговицы
ватника. И вдруг услышала какой-то странный гул. Высвободив ухо из-под
платка, замедлила шаг. Гул стал явственней. "Что же это такое гудит?
Вроде как мотор... А откуда он здесь?" - подумала она, остановившись
на податливом, влажном моховом ковре, примятом оленями, и увидела, как
из-за края тундры показался самолет. Он летел низко, приближаясь к
озеру. Вот самолет увеличился в размерах, на широких крыльях и на боку
у него можно было различить странный знак вроде креста. "Немец!" -
ударило ей в голову, и она растерялась, села. Самолет прошел стороной,
но опять повернул к озеру, сделал над ним круг, потом еще круг помень-
ше. Огромный, ревущий, он прошел над Феклой и, кажется, накрыл собой
всю землю. Фекла легла, чтобы с самолета ее не заметили, подползла
ближе к кустам черничника и карлликовой березки, уткнула голову в мох
и зажав уши руками...
Первый испуг прошел, она приподняла голову. Самолет, скользя над
озером, садился на воду. На шасси вместо колес у него были поплавки.
Из-под них побежала пенными бурунами вода. Самолет подрулил поближе к
берегу и развернулся носом на широкую водную гладь. Заглушил мотор.
Большой, с черным крестом на фюзеляже, обведенным белыми каймами. Те-
перь она убедилась: "Фашист. У наших на крыльях - звезды. Что ему тут
надо?" Она чуть-чуть приподняла голову.
Откинув прозрачный фонарь из плексигласа, летчик выбрался на кры-
ло. Он был в темном комбинезоне, в шлеме, с очками на лбу. Сбоку у не-
го висела плоская сумка, с другого боку - пистолет. Фекла следила за
ним из-за кочки. Приложив руку козырьком ко лбу, пилот оглядел все
вокруг. Наверное, Феклу он не заметил: кочек было много, и ее голова в
сером полушалке тоже сошла за кочку. Из кабины вылез другой немец, и
оба стали осматривать и ощупывать крыло. Потом принялись что-то масте-
рить: до Феклы донеслись удары металла о металл.
Пилоты недолго возились на крыле. Они по очереди влезли в кабину
и задвинули фонарь. Заработал мотор, набирая обороты. От винта кусты
на берегу зашевелились, как от сильного ветра. Самолет повернулся бо-
ком к Фекле, она опять увидела крест, обведенный по контуру белым.
Снова возле поплавков закипела вода. Удаляясь, самолет уменьшался в
размерах. Вот он оторвался от воды, стал набирать высоту и вскоре
скрылся из вида.
Фекла встала, почувствовала дрожь в ногах и слабость во всем те-
ле. Выругалась и погрозила кулаком вслед самолету.
Она, конечно, не знала, что это был разведывательный гидросамо-
лет, фашистские летчики, пролетая над побережьем, выясняли, где нахо-
дятся наши позиции зенитной и дальнобойной береговой артиллерии. У мы-
са Воронов гидросамолет попал под обстрел зениток, осколками снарядов
у него повредило плоскость. Полет с заклиненным и погнутым элероном
над морем на авиационную базу на норвежском берегу был рискован, и
летчики сели на озеро, чтобы исправить повреждение.
Фекла опять пошла своим путем, негодуя: "Ну-ка, набрались нахаль-
ства! Уже и в наших краях летают! Кабы мне ружье, да если бы я умела
метко стрелять, я бы их посекла пулями!" Но ружья у нее не было, стре-
лять ей не приходилось, и потому ей было досадно. "Куда же они полете-
ли? Вдруг на Унду? Еще разбомбят село!" - предположила она и пошла
быстрее, чтобы поскорее сообщить в деревне о самолете.
В Унде, еле волоча ноги от усталости, она поспешила в правление,
к председателю. Панькин удивился:
- Фекла Осиповна? Ты почему здесь? Что-нибудь случилось?
- Беда!
Она рассказала председателю о смерти Парасковьи и о самолете.
Панькин сразу спросил:
- Чего они там делали, немцы?
- Чинили... Молотками стучали на крыле...
- А еще что заметила?
- А ничего больше. Постучали, забрались в кабину и улетели.
- На берег людей не высаживали?
- Нет, не высаживали. Это я точно приметила.
- Может, парашютистов сбросили, диверсантов?
- Парашютистов не видела. За кочкой пряталась, испугалась. Может,
и проворонила, - неуверенно добавила Фекла.
- Эх ты! - Панькин тотчас принялся звонить по телефону в райком
партии.
Переговорив с Мезенью, он сказал озабоченно:
- Сейчас соберу людей, возьмем винтовки и прочешем весь район.
Мне некогда. А ты, Феня, поезжай с фельдшерицей в Миньково на оленях.
Привезите покойницу... И передай Котовцеву, чтобы снимался с бригадой
с озера.
На другой день, вернувшись с Минькова, Фекла узнала, что колхоз-
ники прочесали все окрестности, но немецких парашютистов не обнаружи-
ли.
Парасковью похоронили на кладбище за деревней, поставили на моги-
ле вытесанный из сосны православный крест...
Августа и Ефросинья были в глубоком горе. Ефросинья совсем переб-
ралась жить к дочери, заперев киндяковскую избенку на замок. Августа
долго не могла собраться с силами написать Родиону и Тихону о смерти
матери. Но сообщить им об этом все же пришлось.
В конце мая Фекла уже была на семужьей тоне Чебурай с теми же ры-
баками, с которыми ловила и прежде: Семеном Дерябиным, Соней и Немком.
Опять Немко карабкался на тоньскую скамью с тяжелой киюрой и забивал в
песок колья, а Фекла чистила невод от водорослей и ушивала его в пор-
ванных местах. Снова рыбаки привычно коротали белые ночи в своей
просквоженной ветрами избенке на юру, и возчик Ермолай приезжал к ним
с двуколкой на мухортой лошаденке забирать уловы. Опять от прилива до
отлива ждали, зайдет ли в невода серебристая боярышня-рыба, и частень-
ко и подолгу Фекла стояла у обрыва и глядела в море, где разгуливал
ветер-свежак. Порой налетал и взводень, разводил волну, кидал в берег
плавник, ярился и плевался пеной, гоняя мутную воду по желтому песку.
В сорок третьем году бот Дорофея, оснащенный катерным подсекаю-
щим, магнитным и акустическим тралами, вылавливал мины вблизи Кольско-
го полуострова, потом у Канина. У полуострова Канин "Вьюн" крутился до
глубокой осени - уничтожали плавающие мины, нанесенные с моря Баренца,
а также расставленные на подходах к горлу Белого моря фашистскими под-
водными лодками. Поздно осенью пришли в базу и здесь зазимовали, свои-
ми силами ремонтировали бот, готовя его к следующей навигации. А вес-
ной сорок четвертого капитан получил новый приказ: идти к Вайгачу и
нести дозорную службу в проливе Югорский Шар.
Бот пустился в неблизкое плавание, обогнул с севера Канин Нос,
вышел в Баренцево, где его изрядно трепануло штормом, затем Поморским
проливом меж Колгуевым и Тиманским берегом выбрался в Печорское море.
Преодолевая плавающие льды и туманы, наконец достучал своим двигателем
до Вайгача и отдал якорь в небольшой бухте на южной стороне острова.
Оказалось, что работу поморам, нынешним морякам Беломорской воен-
ной флотилии, намного облегчили минные тральщики, побывавшие в этих
водах. Они освободили от мин и пролив, и подходы к нему, протралили
Карские ворота по северную сторону Вайгача. Однако фашисты по-прежнему
посылали на арктическую трассу свои подводные лодки, да вдобавок еще
сбрасывали мины с самолетов, и работы команде бота хватало.
Дорофей, Андрей Котцов и Офоня Патокин, да воинская команда из
шести человек под началом минного старшины Агеева - два пулеметчика,
три пушкаря да минер оказались на важной коммуникации Севера. Здесь
пролегали пути с Тихого океана, из Владивостока, заполярных портов
Игарка, Дудинка, Диксон в Архангельск и Мурманск. Проливами Карские
ворота и Югорский Шар шли транспорты с грузами под охраной военных ко-
раблей. Югорским Шаром - Дорофей этого не знал - прошлым летом шел на
"Большевике" на восток Тихон Мальгин. Теперь он плавает в Тихом океа-
не.
Фашистские субмарины пытались нападать на советские корабли, ста-
вили мины, воровски высаживали на пустынные берега небольшие десанты и
разбойничали на полярных станциях Главсевморпути. По осени, когда наши
суда выходили из Арктики, гитлеровцы развертывали подводные лодки
вдоль арктических путей до Белого моря. Им противостояли наши тральщи-
ки, большие охотники, эсминцы, снабженные новыми гидроакустическими
приборами.
Деревянное поморское суденышко, ставшее в строй военных кораблей,
патрулировало в Югорском Шаре. Оно могло подходить близко к берегам и
вылавливать мины там, куда другим военным кораблям подхода не было
из-за малых глубин.
Совершая дальние переходы, какие до войны и не снились, Дорофей и
сам удивлялся, как он поднаторел в мореходных делах. Бывало, на рыбном
промысле и картой не пользовался, только взглядывал на компас, да и то
в туман, в малознакомых местах. А теперь у него в рубке всегда на сто-
лике - мореходная карта да калька минной обстановки, какую выдавали в
штабе перед каждым выходом на траление. С юности умел Дорофей мастерс-
ки лавировать парусами, ходить любым галсом, при любой волне, а теперь
от него требовалось другое искусство: используя двигатель "на всю же-
лезку", ускользать из-под обстрела береговых батарей, уметь так пово-
рачивать судно на ходу, чтобы артиллеристам из военной прислуги было
сподручнее вести огонь с палубы бота. А уж Кольское побережье за эти
годы он так изучил, что и без карты мог прийти в любой пункт от Мур-
манска до Пикшуева мыса. Случалось ему ночами пробираться к норвежским
берегам, занятым фашистами, и высаживать наших разведчиков, а потом
брать их обратно на борт.
Суденко стояло в бухте. Третьи сутки непогодило: небо в тучах,
дождь, туман. Немцы в такую хмарь не летают.
На берегу, поеживаясь от сырости, ходил взад-вперед по причалу
часовой из воинской команды бота с трофейной немецкой винтовкой. Вах-
тенный на судне Андрей Котцов спрятался от дождя в рубку. Его обязан-
ность - следить за "воздухом", и он для очистки совести изредка погля-
дывал в небо, ненадолго высовываясь в дверь рубки. Остальные члены
экипажа, пользуясь свободным временем, отсыпались впрок. Только еще
Дорофей и минный старшина Агеев в носовом кубрике у теплой печки вели
неторопливые разговоры.
Обогревшись, Киндяков и Агеев вышли на палубу. Было все так же
пасмурно, видимость плохая. Доски у причала потемнели от сырости. Не-
большой поселок на берегу казался безлюдным, лишь изредка пробегали
бойцы от артиллерийской позиции на берегу, на высотке, к своей землян-
ке. Дорофею этот поселок чем-то напоминал Шойну. Там тоже часто непо-
годило и было безлюдно, и так же зябли под дождем небольшие постройки,
а в бухте стояли рыбацкие боты да карбасы.
Агеев пошел на корму, к траловому хозяйству. А Дорофей заглянул в
рубку, но не обнаружил там вахтенного: куда-то исчез. Только капитан
подумал, что придется ему сделать замечание за то, что покинул пост,
как Котцов появился из-за рубки.
- Там от коменданта пришли. Тебя кличут, - сказал он.
Дорофей увидел на пирсе невысокого щуплого бойца в плащ-палатке и
сошел к нему по трапу.
- Вас капитан-лейтенант просит зайти по срочному делу, - доложил
боец.
Комендатура размещалась в крошечном брусковом домике и среди на-
селения поселка именовалась штабом. Над крышей на двух мачтах была на-
тянута радиоантенна, ветер раскачивал чуть провисшие провода. Когда
Дорофей вошел в помещение, его встретил озабоченный пожилой моряк в
форме капитан-лейтенанта - Никитин. Он развернул на столе карту и ука-
зал на мысок, что на правом берегу, на материке.
- Вот здесь, на мыске, между выходом из пролива и Амдермой сегод-
ня немцы с подводной лодки напали на полярную станцию. Наш радист при-
нял от них открытым текстом: "На берег высадились с подводной лодки
фашисты, обстреляли станцию..." И все... Связь пропала. Других судов в
бухте нет. Пойдем на твоем "Вьюне". Я возьму отделение автоматчиков.
Готовься к выходу.
Через десять минут "Вьюн" уже снялся с якоря и на полном ходу по-
шел проливом.
К мыску, где находилась полярная станция, подошли часа через два
с половиной. Капитан-лейтенант в бинокль осмотрел берег, но из-за ту-
мана ничего разглядеть не удалось. Дорофей осторожно поворачивал бот к
берегу. Котцов лотом измерял глубину.
Загремела лебедка, якорь ушел в воду. На талях спустили шлюпку, и
Никитин со своими автоматчиками отправились на берег. Артиллеристы и
пулеметчики Агеева держали невысокие скалы под прицелом. Судя по все-
му, лодка уже ушла, иначе бы она обстреляла бот.
Шлюпка вернулась примерно через час. За ней показался из тумана
карбас, принадлежавший, видимо, полярной станции. На шлюпке привезли
двух раненых зимовщиков, а на карбасе четыре изуродованных трупа...
Убитых молча положили на палубу и накрыли брезентом. Раненых
унесли в кубрик, и Котцов стал перевязывать их. Дорофей, как мог, по-
могал Андрею.
- Вот гады! На зимовщиков напали. Что они сделали им плохого? Ну
и гады... - повторял Дорофей.
Никитин вызвал капитана наверх.
- Снимайся с якоря. Здесь мы больше ничем помочь не можем...
Станцию немцы спалили, одни головешки остались. Зимовщиков было шесте-
ро, а винтовок три... Отстреливались, пока имелись патроны. Четверых
немцы убили, а после того еще искололи ножами или штыками. А двое
спаслись - отступили в тундру, за болото...
- Напакостили и ушли? Неужто на них управы нет? Есть же, навер-
ное, какой-нибудь международный уговор насчет зимовщиков? Или нет? -
Дорофей в упор смотрел на Никитина.
Капитан-лейтенант пожал плечами.
- Разве подействует на них уговор? Зверье!
- Хуже зверья, - Дорофей рывком отворил дверь в рубку.
Заработал двигатель, и бот медленно, словно ощупью, отправился в
обратный путь. Туман по-прежнему стоял плотной стеной, и ориентиро-
ваться по очертаниям берега было невозможно. Дорофей то и дело погля-
дывал на компас и карту пролива. Надолго запомнился ему этот рейс с
убитыми и ранеными полярниками на борту.
В декабре Унда снова отправляла в Архангельск большой обоз с мо-
роженой навагой. Опять с обозом пришлось ехать и Фекле. В прошлый раз
она напросилась в дорогу сама, а сейчас собиралась без особой охоты,
лишь по необходимости: колхозники были на подледном лове, в деревне
почти никого не осталось и, кроме нее, Ермолая да Николая Тимонина,
ехать было некому.
Перед отъездом Фекла зашла к Мальгиным попрощаться.
Ефросинья прихворнула, лежала на печи под шубой. Маленькая Свет-
лана уже ходила по избе, придерживаясь за лавки и стулья. Августа сти-
рала в корыте белье. На полу - ведра, кадка со щелоком из золы. Воду
Августа грела в ушате раскаленными в печке каменьями: чугунами на
большую стирку воды не напасешься.
Увидев Феклу, молодая хозяйка вытерла руки о фартук:
- Я слышала, ты с обозом идешь, Феня?
- Иду. Дело привычное.
- Счастливого пути, - пожелала Августа. - Только не дай бог, что-
бы ты опять нашла Родиона в госпитале.
- Не каждый же раз... Хватит с него. Что он пишет?
- Пишет, что больших боев нет, сидят по землянкам да окопам. Но,
судя по всему, скоро будут наступать. Тебе в последнем письме привет
написал, да я все никак не могла собраться передать. Дел много, мама
болеет.
- За привет спасибо. Чего вам привезти из Архангельска?
- Ничего не надо. Да и что теперь оттуда можно привезти? Слышала
я, что по трудностям в снабжении Архангельск - второй город после бло-
кадного Ленинграда... Чего оттуда привезешь...
- Это верно, - вздохнула Фекла и подумала, что надо бы захватить
для Меланьи Ряхиной свежемороженой наваги своего улова. - Ну, до сви-
данья. Желаю вам доброго здоровья.
- Счастливого пути, - еще раз пожелала Августа и подала Фекле
влажную от стирки руку. Кончик ее тяжелой золотистой косы выпал из-под
платка.
"Красива Густя, - подумала Фекла. - Двоих детей принесла и нис-
колько не изменилась".
Потом она зашла к матери Бориса, наносила в избу побольше колотых
дров, поделилась рыбой из своих запасов, принесла керосина. Серафима
Егоровна стала совсем плохо видеть, передвигалась по избе чуть ли не
ощупью. Когда она наливала кипяток из самовара, то струйка его побежа-
ла мимо чашки, на блюдце. Серафима Егоровна заметила свою оплошность и
передвинула чашку под кран, но у Феклы заныло сердце: "Хоть бы не
умерла, пока я езжу".
Посидев со старухой, окинув грустным взглядом ее избу, в которой
было так холодно, что углы промерзли до инея, Фекла посоветовала Сера-
фиме Егоровне топить пожарче, а вьюшку в трубе закрывать не рано, что-
бы не угореть.
- Легкой тебе дороженьки, Феня! Я буду тебя ждать, - сказала на
прощанье Серафима Егоровна.
Путь на этот раз был очень труден - выпало много снега, и местами
пришлось дорогу торить заново. Лошади сильно уставали, люди, сопровож-
давшие обоз, вконец измотались. Но все же благополучно добрались до
Архангельска.
В город хотели попасть засветло, но перед самым Архангельском
разгулялась метель, и на улицу поселка лесозавода обозники въехали уже
ночью. Тимонин, разыскав своих дальних родственников, попросился к ним
на ночлег. Разгружаться на склад прибыли только утром. Потом мужчины
отправились на одной из подвод в рыбаксоюз по снабженческим делам, а
Феклу оставили на квартире присматривать за лошадьми и варить обед.
Хозяйка, работница лесобиржи, ушла спозаранку на лесозавод. Дома
остались дети: семилетний мальчик и две девочки - пяти и трех лет.
Мальчик подошел к Фекле.
- А наш папа на фронте. Вот его фотокарточка. Недавно прислал.
Фекла взяла небольшой снимок. Солдат в полушубке и ушанке стоял у
пушки, левой рукой обнимая ствол, и улыбался из-под закрученных усов.
Позади виднелся дом с островерхой черепичной крышей.
- Теперь он в Польше, - пояснил мальчик. - У него два ордена Сла-
вы.
- Скоро папа кончит войну и приедет домой, - он так пишет, - до-
бавила старшая девочка с худым смугловатым лицом.
"В Польше... - подумала Фекла. - Далеко шагнул солдат!"
- Теперь уж недолго вам ждать, - успокоила она детей и предложи-
ла: - Хотите есть? Младшая девочка робко кивнула.
- Садитесь, я ухой вас накормлю.
Фекла наварила огромную кастрюлю свежей наважьей ухи, и ей было
приятно покормить детей.
Не успела Фекла убрать со стола, как в дверь кто-то постучал.
- Войдите! - отозвался мальчик.
Фекла обернулась к двери и обомлела. В комнату, неловко споткнув-
шись о высокий порог, вошел Родион Мальгин.
- Родио-о-он? - удивленно протянула Фекла. - Ты откуда?
- Здравствуй, Фекла Осиповна! Здравствуйте, детки! - оглядел всех
Родион. - Откуда, спрашиваешь? Да из госпиталя, откуда же еще? Почему
не спросила куда? Домой. Списали по чистой. Отвоевался...
Фекла все еще не могла прийти в себя от такой встречи.
- Ничегошеньки не понимаю. Перед отъездом я заходила к вашим, и
Августа мне сказала, что было от тебя письмо и что ты на передовой.
Опять ты писал неправду?
- Святая ложь. Можно простить.
Родион правой рукой сбросил с плеч лямки вещевого мешка, опустил
его на пол. Стал расстегивать заиндевевшую на морозе шинель. Фекла
сразу заметила, что действует он одной рукой, перевела взгляд на левый
рукав. Он показался ей пустым, и у нее замерло сердце. Робко подошла,
сняла с него шинель, ватник, все еще не решаясь спросить о левой руке.
Родион неторопливо сел на старый венский стул и чуть подтянул левый
рукав гимнастерки. Из него высунулась розовая, в складках недавних
швов култышка.
- Левую мне оттяпали. Осколком раздробило кисть.
- Ой, Родион, Родион! - болезненно сморщилась Фекла.
- Два раза шлепнуло - третьего было не миновать, - Родион как-то
неестественно рассмеялся, топорща русые усы, которые успели уже стать
густыми и, видимо, жесткими.
Фекла взяла с полки миску.
- Есть хочешь? Уха свежая. Из наваги.
- Из наваги? - обрадовался Родион. - Давай наливай. Я уж забыл
вкус наваги.
- Ну вот. А нам она надоела.
- Известное дело - сами рыбаки.
- Кушай на здоровье! - Фекла поставила перед ним миску. - Мы уже
пообедали. Ермолай с Тимониным придут - тоже поедят.
- Я их видел в рыбаксоюзе. Они и сказали, чтобы шел сюда. Я ведь
о вашем обозе узнал неделю назад. Все дожидался, когда прибудете. Ду-
маю, что с земляками домой добираться сподручней, чем одному. Как там
в нашей Унде живут?
- Да что, живут... Кто хорошо, кто плохо. По-разному живут. Да ты
ешь, а то остынет.
Дети в уголке занимались книжками да игрушками, старались не ме-
шать гостям. Родион ел, Фекла не сводила с него глаз.
- Как мои там? Как Густя?
- Августа здорова. Девочка у тебя хорошенькая. Вся в кудряшках.
Кто у вас в роду кудреватый был?
- Мой отец. В него, наверное, удалась, - Родион улыбнулся, вздох-
нул. - Скорее бы до дому добраться. - Погрустнел, добавил: - Маму жал-
ко. Без отца нас с Тишкой подняла. Хватила трудностей...
- Как не жалко, - согласилась Фекла. - На моих глазах померла, у
озера...
Фекла заметила, что какие-то злые черточки появились на худом и
бледном лице Родиона. И глаза он теперь щурил нервно и колюче. Раньше
они были синее и ярче. Видать, на Кольской земле, в окопах выдуло вет-
рами синеву. "Ничего, это пройдет, - подумала Фекла. - Все в окопах,
да под пулями, да в госпиталях. Столько ранений перенес! Война душу
взмутила... А морщинок-то, бог ты мой, как поднимет брови - весь лоб в
складках... Нелегко ты жил, солдат, хватил горя. Ну да ничего, дома
отогреешься, просветлеешь... Без женской ласки, наверное, жил. Откуда
ей быть? Приласкает Густя, растопит в сердце окопный холод..."
Фекла заметила, что, прежде чем откусить хлеб, Родион вынужден
был класть ложку на стол - рука-то одна. Не удержавшись, она молча
всплакнула.
- Ты что, Фекла Осиповна? - Родион порывисто поднялся, подошел к
ней. Фекла виновато улыбнулась, утерла слезу как-то уж совсем по-детс-
ки, кулаком.
- Прости. Жаль мне тебя. Как без руки-то?
- Да как-нибудь. Бывает и хуже.
Родион отошел к окну, посмотрел на воробьев, клюющих что-то на
дороге, и вздохнул. Потом, заметив детей, притихших в своем уголке,
достал из мешка несколько кусочков рафинада и оделил им всех троих.
- Шоколада, брат, нету, - улыбнулся он мальчику.
Тот серьезно ответил:
- Какой нынче шоколад? Хлеба не досыта.
- Война кончится - все будет, - сказал Родион и повернулся к Фек-
ле. - А как ты живешь, Феня?
- Живу хорошо, - ответила она и подумала, что раньше он ее Феней
не называл. - Не холодно, не голодно. Заботиться не о ком. Одна как
перст.
- Одной по нонешним временам легче жить. - Родион принялся неуме-
ло сворачивать правой рукой цигарку. - Плохо то, Феня, что теперь уж я
не рыбак. Вот что самое худое. Куда без руки в море?
- Найдешь дело по душе и без моря, - успокоила она, а сама опять
пожалела его, зная, как трудно настоящему рыбаку расстаться с промыс-
лами.
Пришли Николай Тимонин и Ермолай, внеся с собой облако холода.
Фекла их тоже накормила обедом.
- По чарочке бы! Да где взять? - сказал Ермолай, потирая руки с
мороза.
- И у меня нету, - пожалел Родион. - В тылу сто граммов не поло-
жено.
Земляки все расспрашивали его о службе в морской пехоте, о встре-
че с Дорофеем, о Тихоне, о ранениях. Вспомнили Хвата - погрустили. Од-
нако ждали дела, и Ермолай с Тимониным снова отправились на какой-то
склад. Родион вызвался им помочь, но они уговорили его остаться и
присмотреть за лошадьми, пока Фекла ходит к Меланье Ряхиной.
Фекла вернулась не скоро. Свою бывшую хозяйку она нашла в плачев-
ном состоянии. Меланья сильно похудела и еле бродила по квартире, при-
держиваясь за все, что попадется под руку. Женщина, у которой она сни-
мала комнату, ушла в деревню за продуктами, так что даже истопить печь
и выкупить хлеб по карточкам было некому.
Фекла принесла дров, затопила печь и поставила вариться уху из
принесенной наваги, а потом сбегала в магазин за хлебом.
Сделав для Меланьи все, что могла, Фекла распрощалась. Пора было
собираться в обратный путь.
Родион первое время, как выписался из госпиталя, никак не мог
примириться с тем, что, не довоевав до конца, остался безруким и, зна-
чит, непригодным для военной службы.
А сможет ли он быть полезным дома? Он умел бить тюленей, стоять у
штурвала да вынимать из воды снасти с уловом. Умел то, без чего немыс-