Давненько я не бывал в апреле в Новой Англии и совсем забыл, как здесь бывает холодно, а ведь на мне все еще был легкий спортивный костюм. И теперь у меня зуб на зуб не попадал от холода. Тэд, к счастью, этого не замечал. Стараясь перекричать вой мотора и свист холодного ветра, он без устали говорил, жестикулируя одной рукой, а другой ведя машину сквозь все уплотнявшееся уличное движение. Темы его монолога сменялись почти с такой же частотой, как перекрестки, которые он проскакивал с удивительной скоростью. Он говорил о Россмене, Барневельде, что-то о турбулентных потоках воздуха, о математике, о загрязнении атмосферы и даже попытался прочитать мне небольшую лекцию об особенностях климата на Гаванях. Я послушно кивал головой, между тем как все тело мое сотрясалось от дрожи. Всякий раз, когда Тэд обгонял очередную машину, я мечтал оказаться на автоматической линии автострады.
Он забросил меня в отель. Услышав его название, Тэд высоко поднял брови:
– Роскошно путешествуете – лучший отель в городе.
Моя комната оказалась удобной. И теплой. Однако меня удивило, что отель не предоставил мне более вместительного номера. «Слишком много людей приехало, не хватает мест», – объяснил портье. По видеофону я заказал себе одежду, весьма скромную: брюки, пиджак и самые необходимые принадлежности туалета.
Ужин я принял было за ленч, пока не осознал, что все еще продолжаю жить по гавайскому времени. В полночь я не испытывал ни малейшего желания спать и смотрел ночные телепередачи до тех пор, пока незаметно для себя не погрузился в сон.
Солнце поднялось над Западным полушарием, согревая своим теплом моря, континенты и покрывающий их словно мантией беспокойный, давящий своей тяжестью на земную поверхность воздушный океан. Атмосфера, получающая энергию от Солнца, закрученная вращением Земли, двигалась словно живое теплокровное существо. В ней пульсировали ветры. Гигантские столбы воздуха вздымались вверх, впитывали влагу и вновь обрушивались вниз, освобождаясь от нее; они собирали тепло тропиков и несли его к полюсам – а вместе с теплом несли жизнь. Над этим не знающим покоя взвихренным слоем атмосферы воздушный океан становился спокойнее, и в нем лишь продолжали стремительно мчаться струйные течения. А еще выше, в потемневшем небе, где вспыхивали метеоры и разреженный воздух становился совершенно непригодным для дыхания, но все же прикрывал Землю от жесткой, мощной солнечной радиации, – в атмосфере зарождались электрические заряды. Постоянно колеблемый солнечными и лунными приливами и отливами, терзаемый магнитными бурями и невидимым межпланетным ветром, воздушный океан исчезает в темных глубинах космоса.
Я проснулся поздно, поспешно натянул на себя костюм и вызвал машину, чтобы ехать в Климатологический отдел. Пока машина с автоводителем пробиралась сквозь немыслимую кутерьму Бостона, я купил на завтрак в автомате-буфете, установленном на спинке заднего сиденья, лучшее из того, что мне могли предложить: синтетический фруктовый сок, подогретый бисквит и порошковое молоко.
Из машины я позвонил в Отдел. Секретарша Россмена сообщила, что он занят, но пошлет кого-нибудь встретить меня в холле.
Автомобильная стоянка возле Бюро была забита машинами, а в холле металось множество людей. Я назвал свое имя дежурному, тот кивком указал мне на тоненькую хорошенькую блондинку в светло-зеленой юбке и такого же цвета свитере, сидевшую за столом. От всей ее легкой фигурки, казалось, исходил аромат свежести, цветущих полей.
– Присцилла Барневельд, – представилась она. – Доктор Россмен просил сопровождать вас, чтобы вы не заблудились по пути в Сектор.
Я заметил, что глаза у нее серовато-зеленого цвета, слегка удлиненное лицо с правильными чертами заканчивалось небольшим, но решительным подбородком.
– Да-а, – протянул я, – вы, пожалуй, самый приятный из всех сюрпризов, с которыми мне довелось встретиться в Бюро погоды.
– А это самый приятный комплимент… по крайней мере за сегодняшний день. – Она говорила с легким, едва заметным акцентом. – Лифты вон там.
– Не забудь очки, Барни, – напомнил ей дежурный.
– О, спасибо, – она вернулась к креслу, в котором сидела, и подобрала очки. – Без них я бы весь день напролет щурилась.
– А почему Барни? – спросил я, пока мы шли к лифтам.
Улыбка скользнула по ее лицу.
– Это лучше, чем «Присей» или «Силли», не правда ли?
– Да, конечно. – Двери лифта распахнулись, и мы вошли в кабину. – А это вам не мешает порой?
– Да не такой уж я пунктуальный человек… особенно в отношениях с людьми… Третий этаж, пожалуйста, – сказала она в щелку панели автоматического управления лифтом.
Оформление документов в секции обслуживания на установку у нас в Гонолулу службы срочного прогнозирования доктора Россмена заняло у меня почти час. Барни помогала мне и, когда все нужные бумаги были заполнены, заложила их в автомат-исполнитель, который занимал большую часть помещения. Потом она спросила:
– А вы видели все здание? Я бы могла устроить вам официальную экскурсию, хотите?
«Только этого мне не хватало», – подумал я; впрочем, это все же лучше, чем торчать в аэропорту в ожидании очередного рейса.
– Ну, что ж, показывайте.
Экскурсия заняла остаток утра. Здание оказалось гораздо вместительнее, чем можно было предположить, обозревая его снаружи. С задней стороны находилась пристройка, где размещались магазины и склады запасного оборудования. Барни показала мне лаборатории, в которых занимались изучением свойств воздуха при различных давлениях и температурах: его химическим составом, способностью поглощать тепловую энергию, влиянием содержания водяного пара, частиц пыли и множеством других явлений. По пути к вычислительному центру мы оказались в теоретическом секторе.
– У теоретиков особо нечего смотреть, – сказала Барни, когда мы проходили мимо их небольшого помещения. – Только и знают, что целыми днями сидят и пишут уравнения, которые мы потом должны решать.
Вычислительный центр производил сильное впечатление: ряд за рядом тянулись гудящие компьютеры, из кассет выползали спирали перфолент, куда-то бежали девушки, печатающие устройства выстреливали длинные свитки непонятных цифр и символов.
– Здесь я работаю, – донесся до меня голос Барни сквозь шум машин. – Я математик.
Я рассмеялся.
– Для не очень-то пунктуального человека, как вы изволили выразиться, это весьма неожиданная профессия.
– Я не очень пунктуальна только с людьми, – возразила она. – Другое дело с компьютерами. Я прекрасно лажу с большими машинами. Они не проявляют нетерпения, им незнакома смена настроений. Они строго логичны. Нужно только задать им программу на будущее. С ними гораздо легче договориться, чем с людьми.
– Но с ними, наверно, довольно скучно, – заметил я.
– Ну, а люди, особенно некоторые, иногда раздражают, – отпарировала Барни.
– Это место, – сказал я, наблюдая за девушками, обслуживающими компьютеры, – представляется мне гаремом для метеорологов.
Барни кивнула.
– Здесь и в самом деле то и дело завязываются романы. Я частенько говорю, что, если бы программистами были мужчины, в отдел наведывалось бы вдвое меньше мужчин с требованиями специального программирования.
– Вероятно, женский труд дешевле.
– И лучше, во всяком случае, если говорить об аккуратности, – горячо заверила меня Барни.
– Простите, я сказал, не подумав. Такая у меня дурная привычка. Я не имел в виду…
– Я не обижаюсь, – улыбнулась Барни.
Чтобы переменить тему разговора, я сказал:
– Вчера вечером я встретился с доктором Барневельдом – это ваш отец или дедушка?
– Дядя, – ответила Барни. – Ян Барневельд. Он получил Нобелевскую премию за исследования физической химии воздуха. Это он изобрел первые препараты для засеивания облаков, которые воздействуют на непереохлажденные облака.
Звучало внушительно, хотя я не имел ни малейшего представления о предмете разговора.
– Мой отец – Ханнес Барневельд, они с мамой работают в Обсерватории Стромло в Южной Африке.
– Астрономы?
– Да, отец – астроном, а мама – математик. Они работают вместе.
Я улыбнулся.
– Значит, вы пошли по стопам своей матери.
– Вот именно. Пойдемте. – Она взяла меня за руку и провела сквозь узкий ряд компьютеров. – Тут есть еще одно место. Если там не побывать, экскурсию нельзя считать завершенной.
Мы ступили через порог в темноту. Барни закрыла за собой дверь, и мы оказались словно за сто миль от вычислительного центра. В комнате было прохладно и стояла умиротворяющая тишина. Постепенно, когда глаза немного свыклись со слабым освещением, я понял, что это было.
Я услышал собственный вздох.
Мы стояли перед экраном высотой футов в двадцать, на котором умещалось все Западное полушарие. Я легко мог различить континенты Северной и Южной Америки, хотя тучи закрывали широкие участки суши и моря. От ослепительного блеска Арктики и всплесков света – голубого, зеленого, красного, белого – буквально перехватывало дыхание.
На противоположной стене располагалось другое полушарие: Европа, Азия, Африка, огромный Тихий океан – оно занимало еще два экрана.
– Никто из тех, кто здесь побывал, не остался равнодушным к этому зрелищу, – тихо сказала Барни. – И меня оно потрясает всякий раз, когда я сюда прихожу.
– Это… – я не сразу нашел нужное слово, – это… невероятно!
– Изображения мы получаем с синхронных космических станций. Одним взглядом можно окинуть весь мир и представить себе метеорологическую картину Земли.
Барни подошла к пульту в центре комнаты, легко коснулась нескольких контрольных кнопок, и на экранах поверх телевизионных изображений появились карты погоды.
– Можно вернуться назад, – она вновь прошлась пальцами по кнопкам, – вот так, например, карта погоды выглядела вчера… – карта сдвинулась и немного изменилась, – или позавчера… неделю назад… в прошлом году…
– А какая она будет завтра? На следующей неделе? Через год?
– Завтрашняя – пожалуйста… – Карта снова слегка изменилась, и я увидел, куда завтра переместится шторм, бушующий сейчас над драгами нашей фирмы.
– Мы можем дать вам приблизительную сводку погоды на следующую неделю, – сказала Барни, – но она настолько неопределенна, что мы не хотим тратить сил даром и не составляем таких прогнозов. Что же касается погоды на следующий год, – тут она заговорщически понизила голос, – посоветуйтесь с «Альманахом старого фермера». Мы все так делаем.
– И Тэд Маррет тоже?
– Вы знаете Тэда? – удивилась она.
– Мы впервые встретились вчера вечером. Разве ваш дядюшка не рассказывал об этом?
– Нет, скорее всего забыл. Забывчивость – наша фамильная черта.
– А не знаете, Тэд здесь? Я бы хотел поговорить с ним.
– По утрам он занят в Массачусетском технологическом. Обычно мы встречаемся во время ленча, – сказала Барни.
Я взглянул на часы. Было около двенадцати.
– А где вы завтракаете?
– В нашем здании есть кафетерий. Хотите к нам присоединиться?
– Если не возражаете.
– Но предупреждаю, – сказала она серьезно, – обычно ничего, кроме деловых разговоров, за ленчем не бывает.
– Если деловые разговоры касаются управления погодой, я с удовольствием их послушаю.
Он забросил меня в отель. Услышав его название, Тэд высоко поднял брови:
– Роскошно путешествуете – лучший отель в городе.
Моя комната оказалась удобной. И теплой. Однако меня удивило, что отель не предоставил мне более вместительного номера. «Слишком много людей приехало, не хватает мест», – объяснил портье. По видеофону я заказал себе одежду, весьма скромную: брюки, пиджак и самые необходимые принадлежности туалета.
Ужин я принял было за ленч, пока не осознал, что все еще продолжаю жить по гавайскому времени. В полночь я не испытывал ни малейшего желания спать и смотрел ночные телепередачи до тех пор, пока незаметно для себя не погрузился в сон.
Солнце поднялось над Западным полушарием, согревая своим теплом моря, континенты и покрывающий их словно мантией беспокойный, давящий своей тяжестью на земную поверхность воздушный океан. Атмосфера, получающая энергию от Солнца, закрученная вращением Земли, двигалась словно живое теплокровное существо. В ней пульсировали ветры. Гигантские столбы воздуха вздымались вверх, впитывали влагу и вновь обрушивались вниз, освобождаясь от нее; они собирали тепло тропиков и несли его к полюсам – а вместе с теплом несли жизнь. Над этим не знающим покоя взвихренным слоем атмосферы воздушный океан становился спокойнее, и в нем лишь продолжали стремительно мчаться струйные течения. А еще выше, в потемневшем небе, где вспыхивали метеоры и разреженный воздух становился совершенно непригодным для дыхания, но все же прикрывал Землю от жесткой, мощной солнечной радиации, – в атмосфере зарождались электрические заряды. Постоянно колеблемый солнечными и лунными приливами и отливами, терзаемый магнитными бурями и невидимым межпланетным ветром, воздушный океан исчезает в темных глубинах космоса.
Я проснулся поздно, поспешно натянул на себя костюм и вызвал машину, чтобы ехать в Климатологический отдел. Пока машина с автоводителем пробиралась сквозь немыслимую кутерьму Бостона, я купил на завтрак в автомате-буфете, установленном на спинке заднего сиденья, лучшее из того, что мне могли предложить: синтетический фруктовый сок, подогретый бисквит и порошковое молоко.
Из машины я позвонил в Отдел. Секретарша Россмена сообщила, что он занят, но пошлет кого-нибудь встретить меня в холле.
Автомобильная стоянка возле Бюро была забита машинами, а в холле металось множество людей. Я назвал свое имя дежурному, тот кивком указал мне на тоненькую хорошенькую блондинку в светло-зеленой юбке и такого же цвета свитере, сидевшую за столом. От всей ее легкой фигурки, казалось, исходил аромат свежести, цветущих полей.
– Присцилла Барневельд, – представилась она. – Доктор Россмен просил сопровождать вас, чтобы вы не заблудились по пути в Сектор.
Я заметил, что глаза у нее серовато-зеленого цвета, слегка удлиненное лицо с правильными чертами заканчивалось небольшим, но решительным подбородком.
– Да-а, – протянул я, – вы, пожалуй, самый приятный из всех сюрпризов, с которыми мне довелось встретиться в Бюро погоды.
– А это самый приятный комплимент… по крайней мере за сегодняшний день. – Она говорила с легким, едва заметным акцентом. – Лифты вон там.
– Не забудь очки, Барни, – напомнил ей дежурный.
– О, спасибо, – она вернулась к креслу, в котором сидела, и подобрала очки. – Без них я бы весь день напролет щурилась.
– А почему Барни? – спросил я, пока мы шли к лифтам.
Улыбка скользнула по ее лицу.
– Это лучше, чем «Присей» или «Силли», не правда ли?
– Да, конечно. – Двери лифта распахнулись, и мы вошли в кабину. – А это вам не мешает порой?
– Да не такой уж я пунктуальный человек… особенно в отношениях с людьми… Третий этаж, пожалуйста, – сказала она в щелку панели автоматического управления лифтом.
Оформление документов в секции обслуживания на установку у нас в Гонолулу службы срочного прогнозирования доктора Россмена заняло у меня почти час. Барни помогала мне и, когда все нужные бумаги были заполнены, заложила их в автомат-исполнитель, который занимал большую часть помещения. Потом она спросила:
– А вы видели все здание? Я бы могла устроить вам официальную экскурсию, хотите?
«Только этого мне не хватало», – подумал я; впрочем, это все же лучше, чем торчать в аэропорту в ожидании очередного рейса.
– Ну, что ж, показывайте.
Экскурсия заняла остаток утра. Здание оказалось гораздо вместительнее, чем можно было предположить, обозревая его снаружи. С задней стороны находилась пристройка, где размещались магазины и склады запасного оборудования. Барни показала мне лаборатории, в которых занимались изучением свойств воздуха при различных давлениях и температурах: его химическим составом, способностью поглощать тепловую энергию, влиянием содержания водяного пара, частиц пыли и множеством других явлений. По пути к вычислительному центру мы оказались в теоретическом секторе.
– У теоретиков особо нечего смотреть, – сказала Барни, когда мы проходили мимо их небольшого помещения. – Только и знают, что целыми днями сидят и пишут уравнения, которые мы потом должны решать.
Вычислительный центр производил сильное впечатление: ряд за рядом тянулись гудящие компьютеры, из кассет выползали спирали перфолент, куда-то бежали девушки, печатающие устройства выстреливали длинные свитки непонятных цифр и символов.
– Здесь я работаю, – донесся до меня голос Барни сквозь шум машин. – Я математик.
Я рассмеялся.
– Для не очень-то пунктуального человека, как вы изволили выразиться, это весьма неожиданная профессия.
– Я не очень пунктуальна только с людьми, – возразила она. – Другое дело с компьютерами. Я прекрасно лажу с большими машинами. Они не проявляют нетерпения, им незнакома смена настроений. Они строго логичны. Нужно только задать им программу на будущее. С ними гораздо легче договориться, чем с людьми.
– Но с ними, наверно, довольно скучно, – заметил я.
– Ну, а люди, особенно некоторые, иногда раздражают, – отпарировала Барни.
– Это место, – сказал я, наблюдая за девушками, обслуживающими компьютеры, – представляется мне гаремом для метеорологов.
Барни кивнула.
– Здесь и в самом деле то и дело завязываются романы. Я частенько говорю, что, если бы программистами были мужчины, в отдел наведывалось бы вдвое меньше мужчин с требованиями специального программирования.
– Вероятно, женский труд дешевле.
– И лучше, во всяком случае, если говорить об аккуратности, – горячо заверила меня Барни.
– Простите, я сказал, не подумав. Такая у меня дурная привычка. Я не имел в виду…
– Я не обижаюсь, – улыбнулась Барни.
Чтобы переменить тему разговора, я сказал:
– Вчера вечером я встретился с доктором Барневельдом – это ваш отец или дедушка?
– Дядя, – ответила Барни. – Ян Барневельд. Он получил Нобелевскую премию за исследования физической химии воздуха. Это он изобрел первые препараты для засеивания облаков, которые воздействуют на непереохлажденные облака.
Звучало внушительно, хотя я не имел ни малейшего представления о предмете разговора.
– Мой отец – Ханнес Барневельд, они с мамой работают в Обсерватории Стромло в Южной Африке.
– Астрономы?
– Да, отец – астроном, а мама – математик. Они работают вместе.
Я улыбнулся.
– Значит, вы пошли по стопам своей матери.
– Вот именно. Пойдемте. – Она взяла меня за руку и провела сквозь узкий ряд компьютеров. – Тут есть еще одно место. Если там не побывать, экскурсию нельзя считать завершенной.
Мы ступили через порог в темноту. Барни закрыла за собой дверь, и мы оказались словно за сто миль от вычислительного центра. В комнате было прохладно и стояла умиротворяющая тишина. Постепенно, когда глаза немного свыклись со слабым освещением, я понял, что это было.
Я услышал собственный вздох.
Мы стояли перед экраном высотой футов в двадцать, на котором умещалось все Западное полушарие. Я легко мог различить континенты Северной и Южной Америки, хотя тучи закрывали широкие участки суши и моря. От ослепительного блеска Арктики и всплесков света – голубого, зеленого, красного, белого – буквально перехватывало дыхание.
На противоположной стене располагалось другое полушарие: Европа, Азия, Африка, огромный Тихий океан – оно занимало еще два экрана.
– Никто из тех, кто здесь побывал, не остался равнодушным к этому зрелищу, – тихо сказала Барни. – И меня оно потрясает всякий раз, когда я сюда прихожу.
– Это… – я не сразу нашел нужное слово, – это… невероятно!
– Изображения мы получаем с синхронных космических станций. Одним взглядом можно окинуть весь мир и представить себе метеорологическую картину Земли.
Барни подошла к пульту в центре комнаты, легко коснулась нескольких контрольных кнопок, и на экранах поверх телевизионных изображений появились карты погоды.
– Можно вернуться назад, – она вновь прошлась пальцами по кнопкам, – вот так, например, карта погоды выглядела вчера… – карта сдвинулась и немного изменилась, – или позавчера… неделю назад… в прошлом году…
– А какая она будет завтра? На следующей неделе? Через год?
– Завтрашняя – пожалуйста… – Карта снова слегка изменилась, и я увидел, куда завтра переместится шторм, бушующий сейчас над драгами нашей фирмы.
– Мы можем дать вам приблизительную сводку погоды на следующую неделю, – сказала Барни, – но она настолько неопределенна, что мы не хотим тратить сил даром и не составляем таких прогнозов. Что же касается погоды на следующий год, – тут она заговорщически понизила голос, – посоветуйтесь с «Альманахом старого фермера». Мы все так делаем.
– И Тэд Маррет тоже?
– Вы знаете Тэда? – удивилась она.
– Мы впервые встретились вчера вечером. Разве ваш дядюшка не рассказывал об этом?
– Нет, скорее всего забыл. Забывчивость – наша фамильная черта.
– А не знаете, Тэд здесь? Я бы хотел поговорить с ним.
– По утрам он занят в Массачусетском технологическом. Обычно мы встречаемся во время ленча, – сказала Барни.
Я взглянул на часы. Было около двенадцати.
– А где вы завтракаете?
– В нашем здании есть кафетерий. Хотите к нам присоединиться?
– Если не возражаете.
– Но предупреждаю, – сказала она серьезно, – обычно ничего, кроме деловых разговоров, за ленчем не бывает.
– Если деловые разговоры касаются управления погодой, я с удовольствием их послушаю.
3. Аэродинамика плюс вода
Кафетерий при Климатологическом отделе – большой, шумный, переполненный людьми, – произвел на меня тягостное впечатление. Стены были выкрашены в унылый серый цвет, а от жалких попыток как-то украсить их почти не осталось и следа. Люди протискивались к стойке или толпились возле ничем не покрытых пластиковых столов. Да и еды-то практически не было – одни концентраты и синтетика, малоаппетитные блюда, хотя Барни, казалось, была вполне довольна выбором.
– Вы не голодны? – спросила она, пока мы отыскивали свободный столик.
У меня на подносе почти ничего не было.
– Я… Дело в том, что я привык к гавайской кухне, – неловко солгал я.
– Тут в окрестных городишках есть рестораны и получше, ну, и в Бостоне, конечно. Но они довольно дорогие.
– Настоящее мясо стоит того.
Барни бросила на меня испытующий взгляд и переменила тему разговора.
Мы наконец нашли столик и сели. В это время в кафетерии появился Тэд Маррет.
– Вот Тули Нойон и Тэд, – показала Барни на двух мужчин, которые брали подносы и проталкивались в очередь. – Тули приехал из Внутренней Монголии. Тэд нашел его в Массачусетсом технологическом и подыскал ему работу здесь, правда, не на полный день. Он химик-кинетик.
– Кто, кто?
– Химик-кинетик, – повторила она. – Тули работал с моим дядей над новыми катализаторами, способными изменить энергетический баланс воздушной массы.
– О, это что-то вроде засеивания облаков?
– Вот именно.
Тули был массивного телосложения и от этого но казался очень высоким, но я заметил, что ростом он почти с Тэда. У него было круглое, широкоскулое лицо с плоскими чертами – он скорее мог сойти за эскимоса, чем за азиата.
Пробираясь к нашему столику, они не переставали разговаривать – впрочем, говорил в основном Тэд. В одной руке он умудрялся держать тяжело нагруженный поднос, а другой оживленно жестикулировал. Время от времени Тули с непроницаемым видом кивал головой.
Когда они поставили свои подносы на наш столик, я встал. Тэд кивком поздоровался с нами и, как ни в чем не бывало, продолжал начатый разговор:
– Так что Густафсон разрешил мне использовать их компьютер с полуночи до четырех утра, если я найду программиста. Я полагаю, Барни, что ты как раз подходишь для этого.
Тули, все еще не садясь за столик, представился:
– Я Тули Нойон, друг и помощник этой рыжеволосой говорящей машины.
Я засмеялся.
– А я Джерри Торн.
Мы пожали друг другу руки и сели.
– А, забыл вас представить, – пробормотал Тэд, уже принявшись за еду. – Голова полна дел посерьезней. Барни, ты должна выкроить время и составить программу для машины МИТа. А может, урвешь немного времени для меня и здесь? Для хорошего дела.
– Вечно у тебя «хорошие дела», – проворчала Барни, однако улыбнулась.
– Тэд почти убедил меня, что может составить прогноз погоды на две, а то и на три недели вперед, – сказал Тули.
– Используя уравнения турбулентного переноса? – спросила Барни.
Тэд кивнул, заглатывая огромный кусок бифштекса из искусственного мяса.
– И ваш прогноз погоды на две недели будет вернее, чем предсказания Бюро погоды на тридцать дней? – спросил я.
Он наконец с трудом проглотил кусок.
– Вернее? Никакого сравнения, приятель. Эти бредовые ежемесячные диаграммы Россмена ничего не отражают, кроме самых общих представлений о погодных тенденциях в данном регионе – температура, количество осадков для таких районов, как Новая Англия или юго-запад в целом. Прогноз температуры оправдывается на семьдесят пять процентов, а осадков – меньше чем на пятьдесят. В общем ерунда.
– А ваши прогнозы?
– Гарантирую девяносто пять процентов точности. А по местности – до одного метра. Еще немного поработать, и я скажу, на какой стороне улицы пойдет дождь. Часы будете проверять по моим прогнозам!
– Тэд, конечно, немного преувеличивает, – сказал Тули, – по месячные прогнозы, действительно, весьма приблизительны: даже прогнозы Бюро погоды и его местных отделений на три дня вперед оправдываются процентов на девяносто, не больше.
– И вовсе я не преувеличиваю, – настаивал Тэд. – Бюро в лучшем случае может предложить лишь самый общий прогноз температуры, ветров и осадков. Да я сам видел, как программисты закладывали в компьютер бабушкины присказки, вроде, знаете, такой: «Небо красно поутру – моряку не по нутру». Ну, по ерунда ли это? А результат был ничуть не хуже, чем ежедневные сводки Бюро погоды. Клянусь! А я делаю точные прогнозы. С точностью «скорость ветра – миля в час, количество осадков – два-три миллиметра».
– Если получится, – сказал Тули, – это будет сенсация!
– Ладно, мой скептически настроенный Конфуций, я собственноручно вычислил погоду на оставшиеся дни недели в Бостоне. Если прогноз оправдается, закладываем в машину прогноз погоды на неделю вперед на континентальные районы Соединенных Штатов.
– Скромное начало, – бесстрастно произнес Тули. – Почему бы не составить месячный прогноз для всего мира?
Тэд взглянул на него.
– Возможно, через недельку я так и сделаю.
– Чует мое сердце, не до сна нам будет, начиная с этого момента и вплоть до понедельника, – сказала Барни.
– А может, и всю следующую неделю, – весело откликнулся Тэд. – Я намерен предсказать климатические изменения на три месяца вперед.
Тули сказал:
– Когда ты получишь, наконец, свою степень, тебе придется поделить ее с Барни.
– Я грозил жениться на ней. Если ее и это не пугает, ее не испугаешь ничем.
Барни промолчала, и беседа, казалось, зашла в тупик.
– Можно спросить?
– Конечно, Джерри.
– Вы тут говорили о прогнозах погоды и предсказаниях изменения климата. Какая между ними разница?
Тэд управился наконец со своим белковым концентратом.
– Как сыграли «Красные носки» вчера вечером?
– А?
– Они выиграли со счетом четыре-ноль, – ответил Тэд самому себе.
– Но какое это имеет отношение…
Он будто не слышал меня.
– Позавчера они тоже выиграли, шесть-пять. А вот в понедельник продулись, восемь-один.
– Варварская игра, – пробормотал Тули. – Никогда не заменит стрельбу из лука.
– Так вот, каждая игра, – продолжал Тэд, не обращая внимания на Тули, – это как погода каждого дня.
– То есть, по-вашему, каждый день она разная?
– То гладкая, то жесткая, напряженная игра, то легкая победа… и все это бейсбол. Казалось бы, все игры проводятся по одним правилам, и вместо с тем ни одна не повторяет полностью другую. Так?
Я кивнул.
– А теперь скажите, какое место в таблице занимает команда «Красные носки»? Четвертое, да? Две игры отдали «Сэттлу»… Вот вам климат на данный сезон… грубо говоря. В прошлом, году они были на шестом месте – семнадцать игр отдали ни за понюшку табаку, пентюхи.
– Кажется, я понял. Окончательный итог…
– …каждодневных погод в течение продолжительного времени составляет климат, – закончил Тэд. – Можно предсказать, например, что в этом году «Носки» будут где-то между третьим и шестым местом. Это, пожалуй, несложно. А вот чем закончится завтрашний матч, сказать труднее. Верно?
– Думаю, это мне понятно.
– Вот и хорошо. – Тэд вновь обратился к Барни и Тули. – Если мне удастся достать вам в помощь еще двух парней, мы сумеем дать прогноз погоды для любого района нашей страны на две-три недели вперед. Как, годится для докторской диссертации?
– Не знаю, как для диссертации, – сказал я, – но ото как раз то, ради чего я сюда приехал.
Кафетерий понемногу пустел, а я все рассказывал о штормах в Тихом океане, об отцовских подводных хозяйствах, о гибнущих драгах.
Тэд внимательно все выслушал, потом сказал:
– Да, паршивый для тех мест год выдался, это точно. Всегда так при минимуме солнечных пятен. Но вам нужны не долгосрочные прогнозы. Вы нуждаетесь в управлении погодой.
– Я об этом и просил доктора Россмена, а он сказал, что это невозможно.
– Правильно… С его точки зрения.
– А с вашей?
В кафетерии становилось все тише. Тэд придвинулся ближе к столику и понизил голос.
– Послушайте, что нужно для того, чтобы управлять погодой? Во-первых, исчерпывающая информация о том, что происходит в данный момент, какая где стоит погода. Этим мы располагаем. Во-вторых, мы должны вносить изменения в погоду там и тогда, где и когда нам нужно. Настоящие изменения, не какие-нибудь трюки. Такие ребята, как Тули и старина Барневельд, выпускают отличные химикалии для засеивания облаков и изменения баланса энергии. А у наших ВВС на орбите есть такие лазеры, с помощью которых можно поджарить яичницу с расстояния в тысячу миль.
Он отхлебнул глоток кофе и продолжал:
– В-третьих, мы должны знать баланс энергии атмосферы в глобальном масштабе. Это мы можем сделать уже сейчас. И последнее: мы обязаны располагать точным прогнозом погоды для всех точек Земли на недели, а то и месяцы вперед. Только тогда можно рассчитать, какие изменения мы вызовем. Никто не станет усмирять шторм, если есть хоть малейшая угроза вызвать тем самым снежный ураган во Флориде.
В чем в чем, а в логике ему не откажешь.
– Понятно, – сказал я. – Насколько я понял, в настоящее время вы заняты решением именно этой, последней проблемы – разработкой точнейших долгосрочных прогнозов.
– К концу этой недели выяснится, способны ли мы на это. Мне кажется, способны.
– И ты в самом деле веришь, – спросила Барни, сосредоточенно нахмурившись, – что уравнения турбулентного переноса являются ключом к точному долгосрочному прогнозированию?
– В них все дело! – настаивал Тэд. – Ты посмотри. Что такое погода? Это же турбулентные потоки воздуха… простая аэродинамика плюс вода. – Он повернулся ко мне и продолжал:
– Вода – вот где собака зарыта… В виде пара, дождя, снега или льда. Она способна высвобождать тепло или поглощать его. И что нам совершенно необходимо для прогнозирования – это информация о том, когда и сколько снега или дождя выпадет на нашу долю. Так?
Я кивнул.
– Так вот, с точки зрения специалиста по аэродинамике, проблема погоды – в определении пограничного слоя воздуха, прилегающего к поверхности Земли. Но это турбулентный пограничный слой, что сразу же усложняет проблему. Когда на вас дует ветер, разве вы ощущаете его как постоянный, ровный поток определенной силы? Он налетает порывами, шквалами и не изменяется секунду-другую, не дольше. Потому что он турбулентный!
– Турбулентный поток, – пояснил Тули, – означает, что движение в нем происходит сразу в двух направлениях – горизонтальном и вертикальном. По всей тропосфере, то есть в нижнем слое атмосферы, воздух находится в постоянном турбулентном движении. Над тропопаузой…
– Это верхняя граница тропосферы, – дополнила Барни. – Высота примерно от двадцати до сорока тысяч футов.
– Да, – продолжал Тули, – так вот, над тропопаузой находится стратосфера. Воздушный поток там течет почти совершенно ламинарно, он движется горизонтально, с очень незначительными вертикальными колебаниями.
От всего услышанного у меня голова пошла кругом.
– Постойте! Кто-то из вас – кто именно, не помню – назвал воздух потоком. Я не ослышался?
– Потоки могут быть жидкими, газообразными и плазменными, – уточнил Тули.
– Понятно? – спросил Тэд. – То, что мы называем «погодой», существует только в тропосфере, то есть в турбулентном потоке. Выше тропопаузы нет ни турбулентности, ни погоды.
– Там струйные течения, – сказал Тули. – Они тоже определенным образом влияют на погоду.
– Конечно. А еще выше можно обнаружить электрически заряженные слои в ионосфере, и магнитные бури от вспышек на Солнце, и частицы космических лучей, и мало ли еще чего. Но это уже воздействия второго, а то и третьего порядка. На ежедневную погоду у нас здесь, внизу, они существенно не влияют. Хотя могут повлиять на климат.
– Но все-таки кухня погоды находится в турбулентном слое воздуха? – попытался я внести ясность в собственные представления.
– Правильно. Поэтому до работ Института Крейчнана, позволивших следить за тем, что происходит в турбулентных потоках, не было реальной возможности предсказывать погоду. Мне удалось использовать работу Крейчнана для прогнозирования погоды. Если все пойдет так, как я это себе представляю, мы действительно сможем научно предсказывать погоду, а не гадать на кофейной гуще.
– Но как сейчас делаются прогнозы? Они не так уж плохи без всех этих рассуждении о турбулентности.
Тэд усмехнулся и откинулся на спинку стула.
– Как они делаются сейчас? По-всякому. Подбрасывают монету, играют в рулетку, ждут появления болей в суставах…
– Тэд, будь справедливым, – сказал Тули. – Техника прогнозирования опирается в основном на регулярно повторяющиеся наблюдения…
– Смотрят в окошко, как там погода, – прервал его Тэд, – и стараются определить, что будет в ближайшее время. Довольно сложно, но справляются с этой задачей неплохо, только на короткие периоды – день-два, не больше.
Тули кивнул.
– Мы сейчас можем видеть весь земной шар благодаря спутникам. А математические модели позволяют метеорологам в деталях и с известной точностью предсказывать, в каком направлении будет изменяться погода на поверхности Земли.
– Пока еще многое делается впустую, – упорствовал Тэд.
Тули вновь согласно кивнул головой.
– Все это довольно запутанно, – сказал я и оглянулся. Только тут я заметил, что в кафетерии, кроме нас, никого нет.
– Закрывают, – сказала Барни. – Если мы не хотим, чтобы нас вымели отсюда уборщики…
– В самом деле, пора за работу, – сказал Тэд.
Мы направились к дверям.
– А идея об управлении погодой – это серьезно? – спросил я Тэда.
На бесстрастном лице Тули впервые прорезалась улыбка.
– Задайте лучше ему вопрос потруднее, например, собирается ли он дышать весь остаток дня.
– Вы не голодны? – спросила она, пока мы отыскивали свободный столик.
У меня на подносе почти ничего не было.
– Я… Дело в том, что я привык к гавайской кухне, – неловко солгал я.
– Тут в окрестных городишках есть рестораны и получше, ну, и в Бостоне, конечно. Но они довольно дорогие.
– Настоящее мясо стоит того.
Барни бросила на меня испытующий взгляд и переменила тему разговора.
Мы наконец нашли столик и сели. В это время в кафетерии появился Тэд Маррет.
– Вот Тули Нойон и Тэд, – показала Барни на двух мужчин, которые брали подносы и проталкивались в очередь. – Тули приехал из Внутренней Монголии. Тэд нашел его в Массачусетсом технологическом и подыскал ему работу здесь, правда, не на полный день. Он химик-кинетик.
– Кто, кто?
– Химик-кинетик, – повторила она. – Тули работал с моим дядей над новыми катализаторами, способными изменить энергетический баланс воздушной массы.
– О, это что-то вроде засеивания облаков?
– Вот именно.
Тули был массивного телосложения и от этого но казался очень высоким, но я заметил, что ростом он почти с Тэда. У него было круглое, широкоскулое лицо с плоскими чертами – он скорее мог сойти за эскимоса, чем за азиата.
Пробираясь к нашему столику, они не переставали разговаривать – впрочем, говорил в основном Тэд. В одной руке он умудрялся держать тяжело нагруженный поднос, а другой оживленно жестикулировал. Время от времени Тули с непроницаемым видом кивал головой.
Когда они поставили свои подносы на наш столик, я встал. Тэд кивком поздоровался с нами и, как ни в чем не бывало, продолжал начатый разговор:
– Так что Густафсон разрешил мне использовать их компьютер с полуночи до четырех утра, если я найду программиста. Я полагаю, Барни, что ты как раз подходишь для этого.
Тули, все еще не садясь за столик, представился:
– Я Тули Нойон, друг и помощник этой рыжеволосой говорящей машины.
Я засмеялся.
– А я Джерри Торн.
Мы пожали друг другу руки и сели.
– А, забыл вас представить, – пробормотал Тэд, уже принявшись за еду. – Голова полна дел посерьезней. Барни, ты должна выкроить время и составить программу для машины МИТа. А может, урвешь немного времени для меня и здесь? Для хорошего дела.
– Вечно у тебя «хорошие дела», – проворчала Барни, однако улыбнулась.
– Тэд почти убедил меня, что может составить прогноз погоды на две, а то и на три недели вперед, – сказал Тули.
– Используя уравнения турбулентного переноса? – спросила Барни.
Тэд кивнул, заглатывая огромный кусок бифштекса из искусственного мяса.
– И ваш прогноз погоды на две недели будет вернее, чем предсказания Бюро погоды на тридцать дней? – спросил я.
Он наконец с трудом проглотил кусок.
– Вернее? Никакого сравнения, приятель. Эти бредовые ежемесячные диаграммы Россмена ничего не отражают, кроме самых общих представлений о погодных тенденциях в данном регионе – температура, количество осадков для таких районов, как Новая Англия или юго-запад в целом. Прогноз температуры оправдывается на семьдесят пять процентов, а осадков – меньше чем на пятьдесят. В общем ерунда.
– А ваши прогнозы?
– Гарантирую девяносто пять процентов точности. А по местности – до одного метра. Еще немного поработать, и я скажу, на какой стороне улицы пойдет дождь. Часы будете проверять по моим прогнозам!
– Тэд, конечно, немного преувеличивает, – сказал Тули, – по месячные прогнозы, действительно, весьма приблизительны: даже прогнозы Бюро погоды и его местных отделений на три дня вперед оправдываются процентов на девяносто, не больше.
– И вовсе я не преувеличиваю, – настаивал Тэд. – Бюро в лучшем случае может предложить лишь самый общий прогноз температуры, ветров и осадков. Да я сам видел, как программисты закладывали в компьютер бабушкины присказки, вроде, знаете, такой: «Небо красно поутру – моряку не по нутру». Ну, по ерунда ли это? А результат был ничуть не хуже, чем ежедневные сводки Бюро погоды. Клянусь! А я делаю точные прогнозы. С точностью «скорость ветра – миля в час, количество осадков – два-три миллиметра».
– Если получится, – сказал Тули, – это будет сенсация!
– Ладно, мой скептически настроенный Конфуций, я собственноручно вычислил погоду на оставшиеся дни недели в Бостоне. Если прогноз оправдается, закладываем в машину прогноз погоды на неделю вперед на континентальные районы Соединенных Штатов.
– Скромное начало, – бесстрастно произнес Тули. – Почему бы не составить месячный прогноз для всего мира?
Тэд взглянул на него.
– Возможно, через недельку я так и сделаю.
– Чует мое сердце, не до сна нам будет, начиная с этого момента и вплоть до понедельника, – сказала Барни.
– А может, и всю следующую неделю, – весело откликнулся Тэд. – Я намерен предсказать климатические изменения на три месяца вперед.
Тули сказал:
– Когда ты получишь, наконец, свою степень, тебе придется поделить ее с Барни.
– Я грозил жениться на ней. Если ее и это не пугает, ее не испугаешь ничем.
Барни промолчала, и беседа, казалось, зашла в тупик.
– Можно спросить?
– Конечно, Джерри.
– Вы тут говорили о прогнозах погоды и предсказаниях изменения климата. Какая между ними разница?
Тэд управился наконец со своим белковым концентратом.
– Как сыграли «Красные носки» вчера вечером?
– А?
– Они выиграли со счетом четыре-ноль, – ответил Тэд самому себе.
– Но какое это имеет отношение…
Он будто не слышал меня.
– Позавчера они тоже выиграли, шесть-пять. А вот в понедельник продулись, восемь-один.
– Варварская игра, – пробормотал Тули. – Никогда не заменит стрельбу из лука.
– Так вот, каждая игра, – продолжал Тэд, не обращая внимания на Тули, – это как погода каждого дня.
– То есть, по-вашему, каждый день она разная?
– То гладкая, то жесткая, напряженная игра, то легкая победа… и все это бейсбол. Казалось бы, все игры проводятся по одним правилам, и вместо с тем ни одна не повторяет полностью другую. Так?
Я кивнул.
– А теперь скажите, какое место в таблице занимает команда «Красные носки»? Четвертое, да? Две игры отдали «Сэттлу»… Вот вам климат на данный сезон… грубо говоря. В прошлом, году они были на шестом месте – семнадцать игр отдали ни за понюшку табаку, пентюхи.
– Кажется, я понял. Окончательный итог…
– …каждодневных погод в течение продолжительного времени составляет климат, – закончил Тэд. – Можно предсказать, например, что в этом году «Носки» будут где-то между третьим и шестым местом. Это, пожалуй, несложно. А вот чем закончится завтрашний матч, сказать труднее. Верно?
– Думаю, это мне понятно.
– Вот и хорошо. – Тэд вновь обратился к Барни и Тули. – Если мне удастся достать вам в помощь еще двух парней, мы сумеем дать прогноз погоды для любого района нашей страны на две-три недели вперед. Как, годится для докторской диссертации?
– Не знаю, как для диссертации, – сказал я, – но ото как раз то, ради чего я сюда приехал.
Кафетерий понемногу пустел, а я все рассказывал о штормах в Тихом океане, об отцовских подводных хозяйствах, о гибнущих драгах.
Тэд внимательно все выслушал, потом сказал:
– Да, паршивый для тех мест год выдался, это точно. Всегда так при минимуме солнечных пятен. Но вам нужны не долгосрочные прогнозы. Вы нуждаетесь в управлении погодой.
– Я об этом и просил доктора Россмена, а он сказал, что это невозможно.
– Правильно… С его точки зрения.
– А с вашей?
В кафетерии становилось все тише. Тэд придвинулся ближе к столику и понизил голос.
– Послушайте, что нужно для того, чтобы управлять погодой? Во-первых, исчерпывающая информация о том, что происходит в данный момент, какая где стоит погода. Этим мы располагаем. Во-вторых, мы должны вносить изменения в погоду там и тогда, где и когда нам нужно. Настоящие изменения, не какие-нибудь трюки. Такие ребята, как Тули и старина Барневельд, выпускают отличные химикалии для засеивания облаков и изменения баланса энергии. А у наших ВВС на орбите есть такие лазеры, с помощью которых можно поджарить яичницу с расстояния в тысячу миль.
Он отхлебнул глоток кофе и продолжал:
– В-третьих, мы должны знать баланс энергии атмосферы в глобальном масштабе. Это мы можем сделать уже сейчас. И последнее: мы обязаны располагать точным прогнозом погоды для всех точек Земли на недели, а то и месяцы вперед. Только тогда можно рассчитать, какие изменения мы вызовем. Никто не станет усмирять шторм, если есть хоть малейшая угроза вызвать тем самым снежный ураган во Флориде.
В чем в чем, а в логике ему не откажешь.
– Понятно, – сказал я. – Насколько я понял, в настоящее время вы заняты решением именно этой, последней проблемы – разработкой точнейших долгосрочных прогнозов.
– К концу этой недели выяснится, способны ли мы на это. Мне кажется, способны.
– И ты в самом деле веришь, – спросила Барни, сосредоточенно нахмурившись, – что уравнения турбулентного переноса являются ключом к точному долгосрочному прогнозированию?
– В них все дело! – настаивал Тэд. – Ты посмотри. Что такое погода? Это же турбулентные потоки воздуха… простая аэродинамика плюс вода. – Он повернулся ко мне и продолжал:
– Вода – вот где собака зарыта… В виде пара, дождя, снега или льда. Она способна высвобождать тепло или поглощать его. И что нам совершенно необходимо для прогнозирования – это информация о том, когда и сколько снега или дождя выпадет на нашу долю. Так?
Я кивнул.
– Так вот, с точки зрения специалиста по аэродинамике, проблема погоды – в определении пограничного слоя воздуха, прилегающего к поверхности Земли. Но это турбулентный пограничный слой, что сразу же усложняет проблему. Когда на вас дует ветер, разве вы ощущаете его как постоянный, ровный поток определенной силы? Он налетает порывами, шквалами и не изменяется секунду-другую, не дольше. Потому что он турбулентный!
– Турбулентный поток, – пояснил Тули, – означает, что движение в нем происходит сразу в двух направлениях – горизонтальном и вертикальном. По всей тропосфере, то есть в нижнем слое атмосферы, воздух находится в постоянном турбулентном движении. Над тропопаузой…
– Это верхняя граница тропосферы, – дополнила Барни. – Высота примерно от двадцати до сорока тысяч футов.
– Да, – продолжал Тули, – так вот, над тропопаузой находится стратосфера. Воздушный поток там течет почти совершенно ламинарно, он движется горизонтально, с очень незначительными вертикальными колебаниями.
От всего услышанного у меня голова пошла кругом.
– Постойте! Кто-то из вас – кто именно, не помню – назвал воздух потоком. Я не ослышался?
– Потоки могут быть жидкими, газообразными и плазменными, – уточнил Тули.
– Понятно? – спросил Тэд. – То, что мы называем «погодой», существует только в тропосфере, то есть в турбулентном потоке. Выше тропопаузы нет ни турбулентности, ни погоды.
– Там струйные течения, – сказал Тули. – Они тоже определенным образом влияют на погоду.
– Конечно. А еще выше можно обнаружить электрически заряженные слои в ионосфере, и магнитные бури от вспышек на Солнце, и частицы космических лучей, и мало ли еще чего. Но это уже воздействия второго, а то и третьего порядка. На ежедневную погоду у нас здесь, внизу, они существенно не влияют. Хотя могут повлиять на климат.
– Но все-таки кухня погоды находится в турбулентном слое воздуха? – попытался я внести ясность в собственные представления.
– Правильно. Поэтому до работ Института Крейчнана, позволивших следить за тем, что происходит в турбулентных потоках, не было реальной возможности предсказывать погоду. Мне удалось использовать работу Крейчнана для прогнозирования погоды. Если все пойдет так, как я это себе представляю, мы действительно сможем научно предсказывать погоду, а не гадать на кофейной гуще.
– Но как сейчас делаются прогнозы? Они не так уж плохи без всех этих рассуждении о турбулентности.
Тэд усмехнулся и откинулся на спинку стула.
– Как они делаются сейчас? По-всякому. Подбрасывают монету, играют в рулетку, ждут появления болей в суставах…
– Тэд, будь справедливым, – сказал Тули. – Техника прогнозирования опирается в основном на регулярно повторяющиеся наблюдения…
– Смотрят в окошко, как там погода, – прервал его Тэд, – и стараются определить, что будет в ближайшее время. Довольно сложно, но справляются с этой задачей неплохо, только на короткие периоды – день-два, не больше.
Тули кивнул.
– Мы сейчас можем видеть весь земной шар благодаря спутникам. А математические модели позволяют метеорологам в деталях и с известной точностью предсказывать, в каком направлении будет изменяться погода на поверхности Земли.
– Пока еще многое делается впустую, – упорствовал Тэд.
Тули вновь согласно кивнул головой.
– Все это довольно запутанно, – сказал я и оглянулся. Только тут я заметил, что в кафетерии, кроме нас, никого нет.
– Закрывают, – сказала Барни. – Если мы не хотим, чтобы нас вымели отсюда уборщики…
– В самом деле, пора за работу, – сказал Тэд.
Мы направились к дверям.
– А идея об управлении погодой – это серьезно? – спросил я Тэда.
На бесстрастном лице Тули впервые прорезалась улыбка.
– Задайте лучше ему вопрос потруднее, например, собирается ли он дышать весь остаток дня.