– Позагораем здесь… – Я прилег на шезлонг. Пепси подтащил зонтик и прилег рядом.
   Хот-Дог решил опять снять куртку. Женщина почувствовала наши взгляды, подняла голову и помахала нам рукой… мы отвернулись. Никто из нас не ожидал такой открытости европейского сознания. Мы предполагали, что уместнее было бы накричать на нас или уйти в сторону, а она помахала нам и опять принялась играть с ребенком… то есть и махание это было не признаком разврата или внимания к нам, просто открытость ко всему, что есть… без какого-либо намека на что-то личное… Разделись и мы. Только верх. Трое парней с голым верхом и в штанах. Так мы решили полежать. Закрыли глаза. Я понял, что такое отдых. Да, отдыхать действительно можно, – ни о чем не думать, никуда не спешить… к этому даже можно привыкнуть…
   – Все женщины на земле проститутки! Исключение, конечно, три женщины – наши матери, а так все! Да ведь? – понятно, куда клонил Хот-Дог.
   – Я тебе больше скажу – ты прав и исключений нет! – Я с большим трудом, сквозь сон, подключился к диалогу, чтобы он совсем не забычил.
   – Да? Моя мама не такая…
   – То есть ты бы хотел жену как твоя мама?
   – Не дай бог!
   – Ну а что тогда так заступаешься за нее?
   – Она все равно хорошая, и потом, мама же!
   – Нет, ты если начал размышлять о бытии, будь до конца откровенен! Не делай исключений и смирись! Жизнь уже такая, какой ты ее застал… и ты всего лишь турист, у тебя есть какое-то время, ты здесь, но это не навсегда, и не надо переделывать то, что всегда было и всегда будет. Женщины это женщины, такой у них характер… у всех… что поделать…
   – Меняй ориентацию, если не устраивает! – Ого! Пепси заставил меня совсем проснуться!
   – Сами меняйте! – Хот-Дог потерялся в обилии мыслей и заснул.
   Наташа нас нашла и разбудила. И очень даже вовремя – ужин. Наши животы сгорели, но было пока не больно. Ночью ожог должен был себя проявить, а пока наступил вечер, и мы пошли на ужин в ресторан, где были накрыты столы для отдыхающих.
   – Ол инклюзив, прикольно. – Хот-Дог ходил с тарелкой от одного стола к другому. Он не мог не остановиться и не положить чего-нибудь из блюда с едой. У него получился забавный фьюжн – в салат из огурцов с йогуртом он наложил арахисовой халвы и тушеных баклажан.
   – Поешь, еще раз придешь и положишь заново! – подсказала Наташа, но Хот-Дог проигнорировал и продолжал экспериментировать. Народу было пресс, и мы выбрали столик на балконе. К нам подошел официант и предложил напитки. Все выбрали пиво. Разливное турецкое пиво, море еды и само по себе море, – вот бы вообще попасть на такое проживание, где уже все включено. Там, на небе, наверное, есть и такое распределение, – кому-то надо каждый раз думать, где заработать, где поесть, а кто-то загорает и приходит за общий стол, где уже все продумано, что будешь есть и пить, хотя неизвестно, что интереснее…
   – Болит?
   – Пока нет… кефир надо раздобыть… – Пепси стал трогать живот.
   – Тьфу, блин, что это сладкое я наложил себе?!
   – Где? – Наташа поковырялась вилкой в тарелке Хот-Дога. – У тебя уже мешанина такая, че ты ешь-то?!
   – Еду!
   – Надо все ложить в разные тарелки, там же и сладости тоже! Это шведский стол! Соленое, сладкое, там все вместе, а ты выбирай! Зачем все брать?!
   Я ел макароны, свежие помидоры и курицу. Я всегда ем то, что знаю, в чем уверен.
   – Не надо покупаться на такое разнообразие, нужно акклиматизироваться, а потом разгуляемся!
   – Потом может и не быть! Куда это все вывалить?
   – Оставь, оставь все здесь, сейчас подойдут и уберут, сходи, положи чего-нибудь одного и поешь! – раздраженная Наташа ела сыр и тушеные овощи.
   – Нет, прикольно, столько всего! Вообще прикольно.
   Хот-Дог метнулся за едой. К нам опять подошел официант. Наташа попросила убрать тарелку Хот-Дога и заказала всем еще по пиву.
   – А ю рашенз? – официант улыбнулся Наташе.
   – Ноу! Уи а фром Литвениа!
   – Оу!.. – официант опять улыбнулся и ушел.
   – Не будем говорить, что мы русские… я сказала из Литвы.
   – Почему из Литвы?
   – Во-первых, там тоже могут говорить по-русски, он же явно спросил, потому что услышал нас, а потом он все равно не знает, что это за страна… к русским тут, может, такой же подход, как в футболе…
   – Какое его дело, откуда мы?! Урод! Носи пиво, убирай тарелки… – Пепси выронил кусок чего-то на скатерть. – Урод!
   – Не надо ссориться с официантами, еще нахаркает нам в пиво…
   – Лучше вообще быть потише, мы должны быть незаметными!
   Со стороны столов с едой раздался страшный грохот. Хот-Дог не удержался… Мы подскочили и побежали к нему. Он лежал на кафельном полу, вымаранный в еде, рядом стояла пластмассовая табличка – видимо, предупреждение, что очень скользко. На табличке было написано «Caution» и нарисован человечек, валяющийся на полу, очень похожий на Хот-Дога. Вообще никто из отдыхающих здесь не ходил, наверное потому, что понимали смысл этой таблички. Все подходили к столам с едой по деревянному полу. Идти к еде по нему было дольше, но безопаснее. Хот-Дог выл на весь ресторан, даже те, кто продолжал есть и не побежал смотреть, – ели теперь без аппетита. Хот-Дог был в ударе – его матерные неологизмы звучали на всю прибрежную зону.
   – Вот мудак! – Наташа покачала головой и вернулась за стол. Я и Пепси остались с Хот-Догом. Подошел врач отеля, посмотрел ногу Хот-Дога. Он попробовал поговорить с Хот-Догом сначала по-турецки, потом на английском, потом на немецком, а потом попросил официантов отнести Хот-Дога к себе в кабинет. Мы проводили Хот-Дога… проводили взглядом и пошли доедать ужин.
   – Так… – У Наташи заблестели глаза. – Сидите, я прорулюсь пойду… – Наверное, ее презрение к Хот-Догу прошло, и она запереживала… А, может, она теперь из жалости вообще по-другому посмотрит на него. Женщинам это нужно – жалеть, иначе они не любят. Жалость унижает. Это знают женщины, которые любят, и те, кого они любят из жалости, тоже это знают. Без унижения, выходит, никакой любви не получается.
   – Наконец-то…
   – Что наконец-то? – Пепси открыл баночку с пепси.
   – Ну все теперь, они помирятся… о, а где тут баночки?
   – У бочонков с вином!
   – Тут еще и вино есть?
   – Да, но оно прокислое!
   Я огляделся.
   – А все пьют!
   – Так бесплатно! Я когда на курсы сомелье ходил, нас учили определять, надо сначала язык вином обдать, если щиплет, значит стухло!
   – На каких курсах ты был?
   – Со-ме-лье!
   – Когда?
   – Ну, ты в армии тогда был…
   У меня есть странная особенность, которая, наверное, иногда помогает, – но, конечно, и проблемы создает. Я легко забываю… то, что мне неприятно, я могу так, случайно, забыть… но потом вдруг вспомнить, само собой так получается, я как бы не контролирую этот процесс. Армию я забыл… и пока не вспоминаю – мне хорошо.
   – Клуб «Ривьера», знаешь, да, у них были курсы сомелье… я к ним ходил… Парень такой прикольный из города, из ресторана «Феллини», крутой такой, нюхал, лизал, пальчики такие пухлые, бокальчик так поднимал… его арендовали, и он нас учил… – Пепси начал изображать парня из «Феллини», поднял кружку с пивом и стал нюхать его. – А кончилось, – Пепси заржал на весь зал, – прикинь, все кончилось через неделю… Андрюша, помнишь Андрюшу, он что-то справлял в ресторане, а этот клоун наблюдал за ним, наблюдал, сопел, что-то занервничал, потом вываливает из кухни, трясется, подбегает к Андрюше, говорит: с этой рыбой надо пить белое вино! И Андрюше такую морду строит, столичную. Короче, невовремя он со своим советом сунулся, Андрюша ему штопором голову пробил… и курсы потом наши распустили… но я все помню… это вино прокислое…
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента