— Вы с ней не поладили? — проявил догадливость я.
   — Она долго заигрывала со мной, пока не убедилась, что папочка крепко сидит на крючке и можно больше не беспокоиться. Тогда она стала изображать из себя этакую старшую сестру, знаешь? «Почему бы тебе не сделать другую стрижку, дорогая? Почему бы тебе не завести друзей твоего возраста? Твой папа теперь известный человек, а не провинциальный академик, милочка, и он не может уделять тебе столько же времени, как раньше!» В конце концов она так достала меня, что я больше не могла. Мы крупно повздорили пару раз, и угадай, кто первый успевал доложить папочке свою версию? — Она пожала плечами. — Наконец я решила, что ему будет легче, если перестану путаться у них под ногами, и ушла из дому.
   — Куда?
   — У меня почти не было денег — пара сотен долларов, и все. Я сняла комнату в жуткой развалюхе, именовавшейся отелем, в Западном Голливуде. Считала, что мне пора самой зарабатывать себе на жизнь. — Она криво усмехнулась. — И вот, представь себе меня тогда: двадцать два года от роду, комплекс по поводу отца, который надо изживать, и необходимость чем-то заняться!
   Зарабатывать на кусок хлеба! Естественно, все мои воздушные планы рухнули один за другим, и все, что мне осталось, — это сидеть в проклятой развалюхе и рыдать дни и ночи напролет.
   — Но потом что-то произошло? — подтолкнул я.
   — Это случилось в пятницу вечером. У меня оставалось три бакса, а в понедельник предстояло платить за комнату. Я бы бросилась в реку, только где ты возьмешь реку в Западном Голливуде? И тут под мою дверь просунулась сложенная газета, сложенная так, чтобы нужное объявление первым попалось на глаза, но, если я плохо умею читать, его в придачу обвели чернилами. Звучало оно примерно так: "Хороший заработок! Приглашаются. привлекательные девушки без предрассудков для участия в киносъемках. Специальной подготовки не требуется.
   Позвоните Бонни..." Дальше ты знаешь.
   — И ты позвонила Бонни? — спросил я.
   — На следующее утро я явилась к ней сама. Она сказала, что, по ее мнению, я прекрасно подойду, но что надо сначала поговорить с продюсером. Мы отправились в гараж, и она представила меня этому непризнанному гению Дэнни Бриджсу. Он тоже счел, что я прекрасно подойду, и предложил начать в тот же день. Они платили пятьдесят баксов наличными в день. Так почему бы и нет, решила я. Мы начали со статических фотографий. — Она покусала нижнюю губу. — Знаешь, как объезжают лошадей? Мало-помалу ломается сопротивление. Сначала снимаешься в нижнем белье в позе засохшего бутерброда. Потом то же самое нагишом. Потом тебе говорят: а как насчет ввести в кадр еще кого-нибудь? Для оживления? А как насчет того, чтобы ты и Бонни...
   — Понятно, — кивнул я. — А потом и кино, да?
   — Мне уже стало все равно, — свирепо произнесла она. — Я твердила себе, что в этом виноват мой папочка. Если ему наплевать, что со мной, то и мне тоже наплевать! В конце концов я даже начала получать от этого удовольствие. Ты видел фильм, где мы с Бонни...
   — Твой отец показывал его мне, — перебил я.
   Она медленно покраснела и отвернулась.
   — Не понимаю, какого черта я краснею! Я делала и похуже. Но тебе ведь все равно, правда? В конце концов я... ну.., не такая. По-моему, две девушки вместе — это на самом деле ноль. Но поскольку это значило пару лишних сотен... Поверь, для меня они оказались совсем не лишними.
   — А как в твоей жизни появился Вилсон?
   — Он пришел однажды в студию. Дэнни познакомил нас и намекнул мне, чтобы я вела себя с ним поласковее, потому что Вилсон — человек денежный. Я и вела себя с ним поласковей. Я столько раз занималась этим с совсем незнакомыми мужиками просто ради куска хлеба, что плюс еще один — какая разница? Просто ради подстраховки.
   — Кто послал этот фильм твоему отцу?
   — Не знаю, — задумчиво покачала она головой. — Может, Билл? Может, поэтому он заставил меня остричь волосы и носить этот паршивый парик?
   — Когда? — быстро спросил я.
   — Пару дней назад. Он почему-то встревожился. Сказал, что какой-то идиот прислал моему отцу пленку и что теперь заварится большая каша. Тогда же он предложил этот парик и велел называть себя Бонни Адамc, если кто-нибудь станет спрашивать Маризу Варгас. Он счел, что это собьет всех с толку, пока он не приищет мне местечко, чтобы переждать.
   — Так зачем же ты повезла меня домой, когда он отлупил меня вчера?
   Она коротко усмехнулась.
   — Флоренс Найтингейл из порнофильмов! Мне стало просто интересно выдавать себя за другую, рассказывать о себе в третьем лице.
   — И не только, — заметил я. — Тебе не терпелось рассказать мне про Трисию Камерон.
   — Для смеха, — фыркнула она.
   — За какие-то двадцать восемь часов меня дважды избили, я нашел и снова потерял мертвое тело, а уж сколько раз меня обдурили — и сосчитать нельзя. Но ввиду моего выдающегося упорства мне удалось выявить три вещи: ты — Мариза Варгас; Бонни Адамc — девушка, убитая на чердаке, а Трисия Камерон исчезла четыре месяца назад. Ты рассказывала мне о ней не для смеха, Мариза! Пожалуйста, не морочь мне голову больше, а то я за себя не отвечаю!
   Она изящно выгнула бровь.
   — И что же ты сделаешь?
   — Ударю тебя в живот, — рявкнул я. — Туда же, куда и Вилсон, только еще сильнее!
   — Ах ты, ублюдок! — с чувством произнесла она. — О'кей! Только рассказывать-то больше нечего. Я соврала тебе, что со мной снималась Трисия, но теперь ты знаешь, что это Бонни Адамc. А раз я назвалась Бонни Адамc — то...
   — Не важно! — оборвал я. — Рассказывай о настоящей Трисии Камерон.
   — Дэнни горел желанием состряпать еще один шедевр со мной и Бонни, что-то вроде второй серии, — начала она. — Мы как раз собирались начать, когда заявился Билл Вилсон и привел с собой девушку примерно моего возраста. Ярко-рыжие волосы, пронзительные глаза.
   Хорошая фигура. Билл с Дэнни долго шушукались, а я тем временем познакомилась с девушкой. Она сказала, что ее зовут Трисией Камерон. И еще она очень нервничала, поскольку ничем таким раньше не занималась, и папаша ее убьет, если узнает. Бонни завела свою привычную успокоительную бодягу насчет того, что никто ничего никогда не узнает и что надо просто правильно ко всему относиться. У меня сложилось впечатление, что эта Камерон действительно не хотела сниматься, но не знала, как ей теперь отказаться. — Мариза покусала ноготь большого пальца. — Либо не знала, либо не могла.
   — Что значит — не могла отказаться?
   — Не знаю, что значит! — огрызнулась она. — Просто мне так показалось. Может, я ошибалась.
   — Да, конечно, — успокоил я. — И что дальше?
   — Ничего, — снова огрызнулась она. — Билл отвел меня в сторонку и заявил, что его планы изменились и что я не буду сниматься в этом фильме. Я начала возникать по поводу потерянных денег, но он пообещал возместить мне их; а пока я поработаю в магазине. Потом, мол, Дэнни вызовет меня, когда созреют его очередные грандиозные проекты. Он отвез меня в мой отель, и все.
   — А когда ты в следующий раз увидела Трисию Камерон?
   — В том-то и дело, что я ее больше не видела! Это произошло около трех недель назад, и с тех пор я с ней ни разу не встречалась. Самое любопытное то, что, когда я заводила о ней речь с Биллом, или Дэнни, или даже с Бонни, они просто отмахивались. Делали вид, что ничего не понимают, чуть ли не спрашивали: «А кто такая Трисия?»
   — И все?
   — Все. — Глаза ее погасли. — Мне кажется, и этого достаточно. Наверное, не каждый день тебе приходится выслушивать прямо на дому, в собственной гостиной, исповедь порнозвезды! Это, наверное, получше телевизора!
   — Все на свете лучше телевизора, — согласился я.
   Синие глаза внезапно тревожно заблестели.
   — Я внушаю тебе отвращение, Рик?
   — Нет, — честно признался я. — Ты меня всего лишь утомляешь.
   — О! — взвилась она. — Мне очень, очень жаль! Как же мне возбудить твой искушенный вкус? Может, раздеться догола и воткнуть в разные места разноцветные флажки? — Она закатила глаза, явно переигрывая. — Нет?
   О, сжалься надо мной! Как трудно тебе угодить! А если...
   — Замолкни! — гаркнул я. — Можешь сколько угодно умственно бичевать себя, но меня уволь от твоих упражнений!
   — Ясно! — Она изогнула губы в кошмарной ухмылке. — Ты все же сексуально сдвинутый, да?
   — Нет, — медленно ответил я. — Если хочешь честно, то мне противно, когда привлекательная, умная девушка подобным гнусным образом унижает свое тело и дух из-за ребяческой идеи отомстить этим своему отцу.
   Я увидел, как она в изумлении открыла рот, и почувствовал себя в ударе.
   — Посмотри на себя, — не заботясь о вежливости, воскликнул я, — и поймешь, что ты просто шлюха!
   И всегда была шлюхой, всегда искала выхода для своей природной развратности. Шлюхой ты родилась, шлюхой и помрешь!
   Она бурно разрыдалась. Я дал ей проплакаться, использовав это время для приготовления новых напитков.
   Поставив ее стакан перед ней на журнальный столик, я сел напротив. Пока я добрался до половины, рыдания перешли в беспорядочные короткие всхлипы.
   — Самое ужасное, — воскликнула она, — что ты прав!
   — Чушь! — отрезал я.
   — Что? — Она подняла голову и посмотрела мне в лицо покрасневшими глазами.
   — Ты хотела услышать что-нибудь в этом роде, — пожал я плечами, — вот я тебе это и выложил.
   — Ты что, на самом деле так не думаешь?
   — Я думаю, что ты поставила себя в трудное положение, когда тебе первый раз в жизни пришлось зарабатывать самой. Тебя переполняли благие намерения, но ты оказалась слишком изнеженна и ленива, чтобы выполнить их. Тебе предложили нетрудный способ содержать себя, и ты приняла его. Теперь тебе это даже не противно, но ты считаешь, что должно быть противно, и пытаешься произвести на меня именно такое впечатление.
   — Ну ты и сволочь! — восхищенно произнесла она. — Опять холманотерапия, да?
   — Только по необходимости. Чего я определенно не люблю, так это спать с девицей, которая так занята своими предрассудками, что не может сосредоточиться.
   — А ты хочешь со мной переспать?
   — "Если бы я была мужчиной, — процитировал я, — то на твоем месте переспала бы с девушкой".
   — Я не могу! — сдавленно воскликнула она. — Только не сейчас!
   — А что такое?
   — Мне больно! — патетически заявила она и прижала обе руки к животу. — Билл Вилсон ударил меня. Очень больно, Рик! — Она попыталась храбро улыбнуться. — Даже притронуться невозможно! Мне ужасно жаль, но я не могу. Не сегодня! Ты ведь понимаешь?
   — Я скотина, — раскаялся я. — Совсем забыл! Сильно он тебя? Дай посмотрю!
   — Ничего, все в порядке! — Она снова храбро улыбнулась. — Дай мне пару таблеток аспирина или чего-нибудь в этом роде, и завтра все пройдет.
   — Это может быть опасно, — встревожился я. — Надо вызвать доктора? Дай мне посмотреть!
   — Честно, все пройдет! — В голосе у нее появились панические нотки. — Дай мне аспирину, и я... — Она резко отпрянула на кушетку. — Рик! Какого черта ты себе позволяешь?
   Я в мгновение ока преодолел расстояние до кушетки и одним махом привел ее в лежачее положение. Расстегнув «молнию» на джинсах, я стащил их с бедер. Минитрусики, на этот раз небесно-голубого цвета, открывали прекрасный вид на Маризин живот. Я внимательно рассмотрел нежно-розовую, без малейшего намека на синяк кожу и звонко шлепнул ее ладонью.
   — Ой! — вскрикнула она.
   — "Ой?" — передразнил я. — Вот это ответ! «Ой!» Ты должна теперь корчиться от невыносимой боли, жалобно визжа изо всех своих легких! Только посмотри на этот кошмарный синяк! Боже! — Я громко сглотнул. — Прямо с гусиное яйцо.
   — Где? — взвизгнула она, вытягивая шею, чтобы посмотреть.
   — Там, где никакой Вилсон тебя никогда не бил, — съязвил я.
   — Фу, напугал, — перевела она дыхание. — Ну даешь!
   Я даже чуть не поверила!
   — Так что же у вас произошло с Вилсоном?
   — Он вылетел из дома так, словно настал конец света, — хмуро сказала она. — Оттащил меня от Дэнни Бриджса и заорал, чтобы я убиралась к черту. Сама, мол, стелила, сама и ложись. Потом он затолкал Дэнни в машину и рванул с места как ненормальный.
   — Ну и зачем ты устроила этот спектакль?
   — Знаешь, я очень сомневалась, что ты обрадуешься, меня увидев, — призналась она, — особенно после того, как Билл и Дэнни чуть не убили тебя!
   — Ты имеешь в виду, — ядовито заметил я, — после того, как ты позволила им чуть не убить меня!
   Она нервно облизнула губы.
   — Ну, ты мне хорошо отомстил, напомнив про эту проклятую сумку на кресле.
   Я взял свой стакан, подошел к бару и смешал себе коктейль на сон грядущий. Молчание за моей спиной отчетливо приняло форму большого вопросительного знака.
   — Иду спать, — вяло улыбнулся я, повернувшись к ней со стаканом в руке. — Ложись на этой кушетке. Завтрак подашь в девять. Никаких изысков — яичница, бекон и кофе.
   Глаза у нее округлились, рот пару раз приоткрылся, но из него не вылетело ни звука. Я не мог остаться равнодушным. Изначально присущая природная доброта Рика Холмана, пузырясь, поперла наружу.
   — Если ночью будет очень холодно, натяни джинсы.
   Десять минут спустя, напряженно лежа в постели, я начал сомневаться, сработает ли мой подход. Еще через десять минут без сна и в еще большем напряжении я понял, что он не сработал. Я опять сам себя перехитрил.
   Самочувствия моего это не улучшило, особенно когда я вспомнил, что подобное со мной случается не в первый раз. Прикончив коктейль я поставил стакан на ночной столик и протянул руку, чтобы выключить лампу. Но тут моя рука застыла в воздухе, потому что в спальню бесшумно вошла обнаженная фигура.
   — Извини, — скромно вымолвила она, — но там жуткий холод!
   — Поэтому-то ты и сняла с себя все без остатка?
   Она драматично вздрогнула, соблазнительно качнув полными грудями.
   — Я подумала, может быть, здесь найдется какое-нибудь одеяло?
   — Обычная история для летнего Лос-Анджелеса: с Аляски приходят шторма, превращающие Тихий океан в столпотворение метелей и айсбергов. Достигнув широты Лос-Анджелеса, воздушные массы внезапно поворачивают налево и...
   — Да заткнись же ты! — воскликнула она.
   Я едва успел откатиться вбок, чтобы увернуться от ее ошеломительного прыжка в мою постель. Божественно округленная розовая половинка скользнула по кончику моего носа, и ее тело исчезло под одеялом.
   — Мне уже теплее, — блаженно вздохнула она. — Тебе тепло, Рик? — Любопытная рука произвела быстрый и уверенный интимный досмотр, от которого я нервно вскрикнул. — О! — развратно хихикнула она. — Тебе определенно тепло!
   Моя левая рука, почти помимо моей воли, мягко скользнула под ее рукой и крепко обхватила спелую левую грудь. Мариза снова глубоко вздохнула и прижала мою руку своей.
   — Ты точно не возражаешь? — с беспокойством спросил я. — Нет ощущения, что тебе чего-то не хватает?
   — Чего? — сонно промурлыкала она. — Чего не хватает?
   — Прожекторов, камеры и так далее.
   — Только не кричи «снято!» в самый неподходящий момент, — еще более развратно хихикнула она. — И раз уж у нас нет ни прожекторов, ни камеры, как насчет какого-нибудь действия?

Глава 8

   — Яичница, бекон и кофе, — гордо провозгласила Мариза. — Пожалуйте завтракать.
   — Я не верю, — сонно пробормотал я. — Это, наверное, мираж?
   — Поднимись да сам проверь — Она закатила глаза. — После того, что ты вытворял ночью, я не знаю, удастся ли тебе сегодня подняться вообще!
   — Ты находишь мое выступление удачным? — скромно поинтересовался я.
   — Более л и о, — признала она. — Я нахожу, что у тебя есть и фантазия, и выносливость.
   — Тогда, — с надеждой спросил я, — может, я получу обратно свои пятьдесят долларов?
   Приканчивая вторую чашку кофе, я чувствовал себя почти обезоруженным Именно эпизодическое прикасание к восторгам семейной жизни и удерживало меня в холостяках Мне невыносима мысль о том, что все это блаженство погрязнет в болоте рутины. Мариза сидела за столом напротив меня, подпирая подбородок обеими руками, и на лице ее отражалась тяжкая работа мысли.
   — А что теперь? — вдруг спросила она.
   — Ты ожидаешь повторения? — занервничал я.
   — Что теперь будет со мной? — взорвалась она. — Или ты собираешься возвратить меня папочке, чтобы получить заслуженную награду?
   — Нет, — ответил я. — Во всяком случае, не сейчас.
   — И на том спасибо! — поклонилась она. — Я все равно туда не пойду.
   — Сначала я должен еще кое-что выяснить. Например, кто убил Бонни Адамc и что произошло с ее телом.
   Она вздрогнула.
   — Я совсем забыла!
   — И где находится Трисия Камерон, — продолжал я. — И какое отношение ко всему этому имеют мои старые приятели Вилсон и Бриджс?
   — О них я тоже совсем забыла! — жалобно произнесла она. — И надо же тебе было испортить впечатление от такого прекрасного завтрака!
   — Оно восстановится, когда ты будешь мыть посуду, — пообещал я, поднимаясь. — А мне тем временем пора заняться делом.
   — Деловой, скажите на милость! — фыркнула она. — А что будет со мной, пока ты шляешься?
   — Весна пришла, весна ушла, а я не заметил, — пропел я. — Ты тут сделаешь уборку.
   — А если сюда явится Билл Вилсон?
   — Наверное, ты убежишь?
   — Да я серьезно говорю! — закричала она. — За ночь у него снова могли перемениться планы.
   — Сомневаюсь, — покачал я головой. — Но ты все же не подходи к двери. Вряд ли они осмелятся взломать ее.
   Не средь бела же дня и не на Беверли-Хиллз!
   — Вот за что я больше всего тебя люблю, — горько произнесла она. — Ты сама доброта!
   Первым делом я остановился у банка и обналичил чек на двести долларов. Потом поехал в Нижний город.
   Улица ничуть не похорошела с тех пор, как я видел ее вчера днем, но меня утешала мысль, что на сей раз мне придется карабкаться всего лишь на третий этаж. Я нажал на звонок не менее четырех раз, пока дверь наконец приоткрылась.
   Огромная туша все еще была завернута в линялое кимоно, но блестящие бигуди исчезли, и череп покрылся мелкими кудряшками немытых седых волос, что едва ли послужило украшению внешнего облика.
   — В чем дело? — Черные глаза-пуговки, утонувшие в дряблых щеках, смотрели настороженно и испуганно.
   — Миссис Донован, — вежливо заговорил я, — мы виделись с вами вчера вечером, помните?
   — Вы пришли вместе с девушкой в квартиру мисс Адамc, — неторопливо кивнула она, глядя все так же настороженно. — Что вам нужно?
   — Я хочу с вами поговорить. Можно мне войти?
   — Поговорить? — В глазах ее засуетилось сомнение. — О чем это?
   — О теле мисс Адамc, — сухо произнес я. — Оно находилось в квартире вчера днем, я сам его видел. Но к приезду полиции, то есть спустя пятнадцать минут, оно исчезло. Само оно уйти не могло.
   — Вы с ума сошли! — Дверь начала закрываться.
   Я просунул ботинок между дверью и косяком сноровисто, как опытный коммивояжер.
   — Миссис Донован, избавьте себя от лишних хлопот!
   Либо вы говорите со мной, либо с копами.
   — Не понимаю, о чем вы! — В черных пуговках отражалась судорожная работа мысли. — Кто вы такой?
   — Меня зовут Холман, — представился я, — частный детектив Холман. — Я доверительно улыбнулся. — Работаю на клиента, которого весьма волнует судьба мисс Адамc. Он хочет узнать, кто убил ее, но в полиции заинтересован не больше вашего.
   — Откуда мне знать, почему ее убили, — бесцветно произнесла она. — Мое дело сторона, и я тут ни при чем.
   — У моего клиента плохая память на имена, но зато щедрая рука. — Я вынул бумажник, извлек из него пятьдесят долларов и вложил ей в руку; пальцы ее автоматически сжались. — Так можно мне с вами поговорить, миссис Донован?
   — Ладно, входите, — проворчала она, — хотя, убей Бог, не представляю, какая вам будет от этого польза!
   Я проследовал за ней в небольшую гостиную, где разило горелым маслом и кое-чем еще, о чем не принято говорить. Она опустила свою тушу в расшатанное кресло и кивком показала мне на второй, не менее ветхий экземпляр.
   — Располагайтесь, — предложила она.
   — Взглянем на это дело как бы со стороны, миссис Донован, — начал я, осторожно опускаясь в кресло. — Вчера тело находилось в квартире, я сам его видел. Но к приходу полицейских оно исчезло, хотя прошло всего пятнадцать минут. Значит, кто-то его убрал. Но ни один человек в здравом уме не понесет труп на улицу средь бела дня, верно?
   — Ну да, — нерешительно согласилась она.
   — Значит, его вынесли из верхней квартиры и спрятали в другой квартире, — продолжал я, — вроде вашей.
   А потом они вернулись, скорей всего поздно вечером, и увезли его.
   — Вы с ума сошли! — с большой оригинальностью отреагировала она.
   — Когда вы вломились к нам вчера вечером, вы даже нисколько не удивились, увидев двоих незнакомцев в квартире мисс Адамc.
   — Девушку я знала, — пробормотала она, — она раньше была блондинка, но потом, наверное, покрасилась и... — Маленький рот плотно захлопнулся.
   — Я полагаю, что вы знали всех и вся в этой квартире, потому что вам за это кто-то платил, — резко изменил я тон разговора. — Тот же самый, кто велел вам спрятать тело мисс Адамc, пока у него не появится возможность забрать его.
   Черные глазки приобрели отсутствующий вид, но компьютер в их глубине деловито сортировал исходные данные. Потом она моргнула.
   — Вы назвались частным детективом?
   — Верно.
   — И ваш клиент — щедрый клиент — не хочет иметь дело с копами?
   — Опять верно, миссис Донован, — согласился я.
   — Строго между нами и сразу же забыто?
   — Вроде того, — пробормотал я.
   Черные пуговки вспомнили, что отсутствует важнейшая часть входной информации.
   — Сколько?
   — Сто долларов.
   Она покачала головой.
   — Умножьте на два.
   — Мой клиент не настолько щедр, — печально возразил я. — Если я пойду к нему и сообщу, что вы потребовали такую сумму, он скажет: какого черта вы не выбили из нее всю информацию задаром?
   — Я очень громко ору, — самодовольно произнесла она. — Последний раз меня напугали в тринадцать лет, парень держал в руках топор.
   — Сто пятьдесят. Это мое последнее слово.
   — По рукам. — И она протянула руку.
   Я вынул из бумажника деньги и передал ей. Она крепко зажала их в кулаке, словно опасаясь, что они невзначай исчезнут.
   — Где-то месяца два назад, — начала она, — появился этот парень. Он сказал, что очень интересуется девушкой, которая живет наверху. Заливал, что она сбежала из дома, а ее папаша очень волнуется, но не хочет, чтобы до нее дошло, что он о ней волнуется. — Неожиданно она рассмеялась, приоткрыв необыкновенно белые зубы. — Мне, собственно, его басни были до фени, поскольку дело пахло деньгами, верно ведь? А парень явно из тех, кто счета деньгам не знает. Так вот, как вы правильно заметили, он велел мне посматривать, кто в эту квартиру захаживает, и каждую неделю являлся с проверкой.
   Мне очень жалко, что она умерла. — Миссис Донован глубоко вздохнула, отчего все ее тело затряслось, как студень, вываленный на тарелку. — Пятьдесят долларов наличными в неделю — неплохое подспорье!
   — Вы имели дело с тем же самым человеком, который вчера днем принес ее тело?
   Она торжественно кивнула.
   — Он здорово перетрусил! Клялся, что не убивал ее, и сказал, что если копы найдут ее, то никто света белого не взвидит. Я поверила ему. В смысле, что он ее не убивал. Он не из тех. — Она пренебрежительно фыркнула. — Кишка тонка. Не то что вы, мистер. Вы-то любого пришьете, если решитесь, верно?
   — За хранение тела, — в свою очередь спросил я, — вы получили дополнительно?
   — Паршивую сотню! — Она снова фыркнула. — Похоже, я сильно поторопилась, правда?
   — Вы знаете, как звали этого человека? — спросил я.
   — Конечно! — радостно расплылась она. — Смит.
   — Как он выглядел?
   — Обычно. — Она пожала плечами. — Не помню.
   — За сто пятьдесят долларов ваша память должна быть кристально чистой, — образумил ее я, — или мне придется большую часть забрать у вас.
   — Ну да, конечно, — без малейшего упрека произнесла она, — чего проще: запугать до смерти несчастную старую леди! Он высокий, блондин, одет с иголочки и очень о себе воображает.
   — Какого возраста?
   — Лет тридцать. Может, тридцать два.
   — Когда он вернулся за телом?
   — Поздно — около одиннадцати. Я уже собиралась спать, и все такое. — Она опять фыркнула. — Очень неудобно было мыться, когда на полу в ванной лежало тело бедной девушки.
   — Вы сама доброта, миссис Донован, — угрюмо сказал я.
   — Я же все равно ничем не могла ей помочь, — извиняющимся тоном произнесла она. — Она ведь уже умерла.
   — Кто приходил к ней раньше?
   — Множество юнцов — мальчишек, девчонок. Большинство по виду школьники. Несколько хиппи.
   — Кто еще?
   Она вполне узнаваемо описала Билла Вилсона и Дэнни Бриджса, потом вдруг хихикнула.
   — Один раз я даже поверила, что этот парень говорил правду про богатого отца.
   — Что вы имеете в виду? — терпеливо спросил я.
   — То, что один из посетителей определенно мог оказаться ее отцом. Выглядел он так, словно пол-Нижнего города имел в кармане — или он так считал. Высокий, крупный мужчина, около шестидесяти лет, с седыми волосами.
   — И больше никого?
   — Больше я не видала. И вообще, вы уже получили все, за что заплатили.