Она сочла свой аргумент бесспорным, однако оба в один голос воскликнули:
   — Но, мама…
   — Никаких «но». — Непреклонное выражение ее лица заставило их замолчать. — Я приберусь у него на кухне и сварю ему бульон. А вы пока взгляните, как там Пенни и щенята. Есть ли у них свежая вода.
   Отправив детей, Элизабет со стаканом воды возвратилась в спальню, как раз, когда Тэд вынул термометр изо рта.
   — Сколько там? Я никогда не мог разобраться с этой чертовой штукой.
   — Тридцать восемь и шесть, — ответила Элизабет, взглянув на протянутый Тэдом градусник, прежде чем спрятать его в пластиковый футляр. — Примите две таблетки аспирина. — Он послушно проглотил таблетки, запив их водой. — Часов в десять примете еще две. Не забудете?
   — Постараюсь.
   Приняв лекарство, Тэд в изнеможении откинулся на подушку, всю в буграх и мокрую от пота.
   — Давайте поменяю вам постель?
   Он вспомнил, что лежит совсем голый, и, поглядев на Элизабет, ответил:
   — Нет.
   Она не настаивала. Более того, испытала облегчение. При одной мысли о том, что ей придется смотреть на голого Тэда, прикасаться к нему, она ощутила слабость в коленках.
   — А как насчет того, чтобы заменить подушку?
   Тэд согласился. Он приподнял голову, а Элизабет, вытащив влажную подушку, заменила ее другой, которую нашла в ногах кровати.
   — Где у вас запасные одеяла?
   — В бельевом шкафу в холле. Но мне жарко.
   — Без одеяла замерзнете.
   Соски у него, видимо, затвердели от холода.
   Элизабет не могла не заметить, что простыни и полотенца в шкафу лежали в полном порядке. Она взяла шерстяное одеяло, отнесла в спальню и накрыла Тэда, но поправить одеяло не решилась.
   — Надеюсь, у вас найдется банка консервов? Я сварю суп, а вы пока отдыхайте.
   Он замахал руками.
   — Вы и так достаточно сделали, Элизабет. Мне надо хорошенько выспаться, и завтра я буду на ногах.
   — А послезавтра — в больнице. — Она ткнула в Тэда пальцем. — Оставайтесь в постели. Я сейчас.
   Пока на плите закипал куриный суп с лапшой, Элизабет убрала в кухне: выбросила остатки пищи с тарелок и загрузила их в посудомоечную машину. Протерла стол, тумбочки, поставила на место пакеты и коробки с продуктами. К тому времени, как она покончила с уборкой, сварился суп. Она налила его в чашку и поставила на поднос вместе со стаканом апельсинового сока, ложкой и бумажной салфеткой.
   Она понесла все это в спальню и, когда остановилась на пороге, вдруг поняла, насколько нынешняя ситуация похожа на ее недавнюю фантазию. Правда, происходило все это не во французской глубинке, она не была целомудренной дочерью фермера, а Тэд — раненым пилотом. Но поразительное сходство между фантазией и реальностью заставило ее содрогнуться.
   Элизабет поставила поднос на тумбочку у кровати, включила лампу, не ярче обычной свечи. Ее слабый свет упал на лицо Тэда с густыми тенями от ресниц. Тэд дремал, дыхание было ровным — начал действовать аспирин.
   Она тихонько его окликнула. Он моментально открыл глаза и буквально обжег ее взглядом. Горячая волна, словно возрождающийся из пепла Феникс, поднялась откуда-то изнутри и разлилась по всему телу.
   — Может, съедите что-нибудь?
   — Пожалуй.
   Элизабет подала ему стакан холодного апельсинового сока, и он залпом выпил его.
   — Вам нужно побольше пить, — ласково сказала она, подавая ему салфетку. Тэд, похоже, не знал, что с нею делать, и просто держал в руке.
   — Боюсь, я нынче не смогу встать.
   — Мэтт и Миган присматривают за Пенни и щенками.
   — Спасибо. Щенки с голоду не умрут, а вот за Пенни я волновался. Ведь, я свалился еще вчера утром.
   Значит, свидание у него наверняка состоялось, сделала вывод Элизабет. Она чуть было не спросила, понравился ли его даме подарок, но вовремя спохватилась — не все ли ей равно.
   — Вы можете сами есть?
   — Если вы подержите поднос.
   Элизабет осторожно села на край кровати и поставила поднос к себе на колени. Тэд приподнялся, облокотившись о поднос, зачерпнул ложкой суп и поднес ее ко рту.
   — Вкусно. Спасибо, Элизабет.
   — На здоровье.
   Он съел все до последней капли и отложил ложку.
   — Больше ничего не хочу. Сыт по горло.
   — Хорошо. — Элизабет вернула поднос на тумбочку и тут же почувствовала у себя на талии его руку.
   — Ты такая прохладная, — прошептал Тэд, поворачивая ее к себе.
   Элизабет с замиранием сердца следила за Тэдом. Он положил голову ей на бедро, зарылся лицом в юбку. И прижался взъерошенной макушкой к ее животу.
   Она не двигалась, отдавшись на волю всем своим женским инстинктам и чувствам. Забыв об осторожности и действуя чисто интуитивно, Элизабет положила ладонь на его пылающую щеку. Он вздохнул и накрыл ее руку своей. Свободной рукой Элизабет плавным движением убрала у него со лба влажные пряди серебряных волос.
   Некоторое время спустя Тэд поднял голову и посмотрел на нее снизу вверх.
   — Мне приснилось или я действительно целовал вас?
   — Когда?
   — Несколько минут назад. Когда вы только пришли. — Он ласково провел рукой по ее щеке, поиграл завитками волос на затылке,
   — Вам, должно быть, это приснилось.
   — И я не касался вашей груди?
   Задохнувшись, она покачала головой.
   — Вы ударили ее кулаком.
   — Нет, не ударил. Я хорошо помню. Во сне я ласкал ее, проводя по ней большим пальцем. — Он скользнул взглядом по дорожке, которая вела от броши с камеей до пуговиц на блузке. — И вы тоже ласкали меня.
   Вспомнив, какое место он в тот момент прикрывал рукой, Элизабет почувствовала, что ее бросило в жар.
   — Мне лучше уйти. Дети ждут меня с нетерпением…
   Он снова положил голову на подушку, а она взяла поднос и почти выбежала из комнаты. Руки дрожали. Те самые руки, которыми она хотела бы прижать его голову к груди и не выпускать до тех пор, пока он сам того не пожелает.
   Вернулась Элизабет снова с подносом, но теперь на нем стояли кувшин с ледяной водой и чистый стакан. Избегая смотреть Тэду в глаза, она поставила поднос на тумбочку и сказала:
   — Не забудьте принять аспирин. И пейте как можно больше воды. Я не стану вас беспокоить, если только вы сами не попросите о помощи. И пожалуйста, не стесняйтесь, если что-нибудь понадобится. А теперь до свидания! — произнесла она, пятясь к двери.
   Она уже повернулась, чтобы уйти, но он схватил ее за руку.
   — Элизабет, я рад, что вы зашли. Спасибо за все. — Он пощекотал пальцем ее запястье. — Жаль только, что вы разбудили меня на самом интересном месте. Хотелось узнать, чем закончится этот сон.

7

   Я трепетала перед ним. Девственность была мне дороже жизни. Уж лучше умереть, сохранив чувство собственного достоинства, чем стать наложницей короля пиратов.
   Грубые, бородатые, дурно пахнувшие люди схватили меня прямо в моей спальне, связали и принесли на корабль. Повязка на глазах не помешала мне понять, что мы находимся в открытом море. Палуба скрипела и качалась у меня под ногами, а над головой хлопали на ветру паруса.
   От сильного ветра мой плащ обвивался вокруг меня, прилепив к телу тонкую, белого цвета ночную рубашку. Я дрожала, но не от холода, а оттого, что главарь пиратов, стоявший поодаль, смотрит на меня, как кот на пойманную мышь, и, видимо, очень доволен.
   Чтобы не видеть своего страха, я вскинула голову. Он может оскорбить меня, может убить, но сломать — никогда. Его зловещий смех утонул в шуме ветра. Вдруг я ощутила босыми ногами, как вибрирует пол, — пират приближался ко мне. Сердце едва не выскочило из груди, но я продолжала стоять с гордо поднятой головой, как учили меня с детских лет гувернантки. Он сдернул с моих глаз повязку, и голова моя невольно подалась вперед. Откинув со лба волосы, я смело поглядела ему в лицо. Но каково же было мое удивление, когда в короле пиратов я узнала беспутного сына из семьи, жившей в соседнем с нами поместье, азартного игрока и неуемного сердцееда. Он едва не разорил своих близких, и они отреклись от него. Его имя, если и упоминали в порядочном обществе, то обязательно шепотом. Так вот, оказывается, кто он, мой похититель. Он рассмеялся, увидев мое изумление, и с угрозой в голосе сообщил, что должен отомстить моему отцу за давнюю обиду. Затем медленно извлек кинжал из кожаных ножен, болтавшихся у него на бедре, и взмахнул им, заставив меня вздрогнуть: неужели он собирается убить меня прямо здесь? Я зажмурилась. А когда открыла глаза, увидела, что цела и невредима, что плащ лежит на полу у моих ног — пират обрезал на нем все застежки. Я стояла в одной рубашке, она намокла от морских брызг и прилипла к телу.
   Его холодные сверкающие глаза ощупали меня с ног до головы, задержались на груди, потом заскользили к темному треугольнику между ног. Я задрожала, но не от страха. А совсем по другой причине, в чем не призналась бы даже самой себе.
   Стройный юноша, каким я помнила короля пиратов, превратился в зрелого сильного мужчину, великолепно сложенного. Свободного покроя белая сорочка с широкими рукавами была распахнута, открывая мускулистую грудь, покрытую волосами, более темными, чем на голове. Широкий кожаный пояс подчеркивал тонкую талию. Высокие сапоги, перехваченные ремнями немного выше колен, плотно облегали бедра, такие же крепкие и гладкие, как мачты. на корабле. Мужское естество прямо-таки рвалось наружу из-под тонких бриджей, облегавших его, казалось, плотнее собственной кожи.
   Проследив за моим взглядом, пират разразился хохотом. И не успела я опомниться и сказать, что о нем думаю, как он порывисто прижал меня к себе. Я била его ногами, вырывалась, пока он меня тащил куда-то, требовала объяснений, к великому удовольствию остальных пиратов. Они улюлюкали и свистели, подзадоривая своего предводителя. От их непристойностей у меня запылали уши и щеки.
   Сапогом он распахнул дверь в каюту, закрыл ее тоже сапогом, и без лишних церемоний бросил меня на кровать, которая оказалась на редкость мягкой и широкой. Да и сама каюта была против ожидания роскошной.
   Я лежала среди шелковых подушек с восточным узором и, словно завороженная, наблюдала за тем, как пират раздевается. Он снял и небрежно бросил на пол рубашку, и я увидела, как играют под загорелой кожей на груди и руках мускулы, когда он начал медленно расстегивать ремень. Затем, буквально гипнотизируя меня взглядом, расстегнул бриджи.
   От страха и ужаса у меня перехватило дыхание. А он, улыбаясь, с самодовольным видом пошел ко мне. Взял со стоявшего рядом стола длинный, с двойным лезвием нож, поднял мои ноги, связанные на щиколотках, и одним ударом рассек тугие узлы. На щиколотках от веревок образовались кровоподтеки. Какое-то время он, хмурясь, разглядывал их, а потом провел по ним пальцами. Точно так же он освободил связанные у меня за спиной руки, осмотрел побелевшие, в ссадинах запястья.
   Но напрасно я думала, что в нем пробудилась жалость. Жажда мести по-прежнему обуревала его. Он рывком поднял меня на ноги, и, едва не потеряв равновесие, я невольно прижалась к нему, исторгнув из его груди стон наслаждения. Зарывшись всеми десятью пальцами в волосы, он запрокинул мне голову и прильнул к моим губам.
   От его поцелуев я опьянела, меня бросило в жар, по рукам и ногам забегали мурашки, но вовсе не оттого, что, как я думала, долгое время они были связаны, а от прикосновения его губ.
   Своим языком пират пытался лишить девственности мой рот, в то время как другой его орган претендовал на мою непорочность.
   Когда же он стал яростно сражаться с пуговицами на моей рубашке, я пришла в себя и попыталась дать ему отпор. И тут король пиратов рванул одной рукой ворот моей рубашки, разорвав ее пополам, а второй — завел мне за спину руки и словно наручниками сковал запястья. Он так целовал меня, что все закружилось перед глазами, потом приподнял голову и оглядел меня всю, совершенно голую.
   И тут произошло неожиданное. В темном от загара лице пирата проступили хорошо знакомые мне черты веселого беззаботного парня, каким я знала его до того, как, оскорбленный несправедливостью родного отца, он превратился в беспутного бездельника. Его глаза, до того жестокие и холодные, пристально смотрели на меня с затаенным желанием. И сколько печали было в его голосе, когда он сказал, что я красивая, неиспорченная и что моя невинность так трогательна. Он положил мне руку на грудь с тоской и нескрываемой страстью, и мое сердце от сострадания к нему защемило.
   Он нежно проводил большим пальцем выше груди, в то время как остальные гладили грудь, отчего соски затвердели, и тогда он принялся ласкать их своим теплым влажным языком.
   Пальцы, сковавшие мои запястья, расслабились, я обвила руками его шею и растворилась в его ласках. Схватив меня за ягодицы, он так крепко прижал меня к себе, что тела наши слились и я почувствовала, как сильно он меня хочет. Окончательно потеряв власть над собой, я заскользила рукой по его телу, вниз, туда…
 
    Миссис Бэрк? — Элизабет выглянула из-под колпака сушилки. — Я не напугала вас? Извините, — проговорила маникюрша с виноватой улыбкой. — Я к вашим услугам.
   Элизабет взяла свою сумочку и последовала за маникюршей. Посетить салон ее уговорила Лайла.
   — Это твое первое за столько лет настоящее свидание, — убеждала она. — Так получи от него максимум удовольствия.
   — Ты забываешь, — возражала Элизабет, — что «Фантазия» по субботам закрывается несколько позднее и у меня не остается времени на парикмахерскую.
   Лайла задумалась, потом весело воскликнула:
   — Давай я останусь за тебя в магазине.
   Элизабет была далеко не в восторге от этой идеи. Для своей рабочей одежды она избрала романтический стиль: пастельные тона, кружева, мягкие линии и благородство нарядов прошлого века. Вряд ли в гардеробе Лайлы есть что-либо подобное. Ее брюки из черной кожи и претенциозно разрисованные пончо никак не гармонируют с «Фантазией». Однако Лайла пообещала быть паинькой, и со стороны Элизабет было бы верхом неблагодарности отказаться от столь любезного и бескорыстного предложения. И вот сейчас она полностью отдалась во власть маникюрши, втайне наслаждаясь кратковременным отдыхом.
   Каждый раз при мысли о предстоящем ужине в животе у Элизабет начинали порхать бабочки. Она не видела Адама Кэйвано с того самого дня, когда он пригласил ее на ужин. Радио «Кэйвано» сообщало, что всю неделю он безвыходно находился в гостинице. Почему же тогда он ни разу не зашел к ней, хотя бы поздороваться? Впрочем, неудивительно. Он не придавал этому вечеру такого значения, как она.
   Во-первых, это было первое ее настоящее свидание после смерти мужа. Во-вторых, ее пригласил не кто-нибудь, а мужчина, которого по современным меркам можно было бы сравнить лишь со сказочным принцем. И в-третьих, это могло помочь ей забыть Тэда Рэндольфа, ставшего за очень короткое время тревожащим фактором в ее жизни.
   Элизабет старалась не думать о том, как нашла Тэда больного, в измятой, словно после любовного сражения, постели, совершенно голого. Стоило ей вспомнить, как он положил голову ей на бедро, и возбуждение болью отзывалось во всем теле. Она без конца про себя повторяла сказанные им тогда при прощании слова и никак не могла их забыть. Всю оставшуюся часть недели она заставляла себя даже не смотреть в сторону его дома, но послала детей справиться о его здоровье. Оказалось, что он уже почти здоров. Вот и отлично. Теперь по крайней мере она сможет забыть этот инцидент раз и навсегда, будто его вовсе не было.
   Именно этого и добивалась Элизабет, когда из ночи в ночь, добравшись наконец до своей спальни, бралась за блокнот и ручку. К тому же Лайла побуждала ее писать еще и еще. И вот, чтобы отвлечься от докучавших ей мыслей, а также и отвязаться от Лайлы, она сочиняла свои фантазии. Но беда в том, что все как один герои этих фантазий теперь походили на Тэда, но никак не на Кэйвано, хотя тот являлся подлинным эталоном мужской красоты.
   Элизабет могла изменить черты лица, цвет волос, но, в общем, герои все равно походили на Тэда, даже в последней ее фантазии, только был помоложе.
   Обработав ногти Элизабет, маникюрша проводила ее к парикмахеру. Тот снял бигуди и, к ее удивлению, сказал:
   — Наклоните, пожалуйста, голову вперед. — Одними пальцами, без помощи щетки он расчесал ее в обратном порядке, снизу вверх, и Элизабет с ужасом увидела в зеркале, что ее красивые белокурые волосы торчат во все стороны.
   Они выглядели теперь совсем по-другому.
   И когда она вернулась домой, дети рты раскрыли от удивления.
   — Послушай, мам, ты «будто из ансамбля „Солид голд“. Есть там одна такая.
   — О Господи, — простонала Элизабет.
   В довершение ко всему госпожа Альдер сообщила перед уходом, что звонили из химчистки: с ее платьем небольшая проблема.
   — Что за проблема? — Элизабет сразу подумала о химикатах, способных разъесть материю.
   — Они не сказали, но уверена, ничего сногсшибательного. Желаю приятно провести время.
   Однако новость оказалась сногсшибательной. Кто-то из новых работниц химчистки отправил ее единственное приличное платье через весь город другой госпоже Бэрк, с которой так и не удалось связаться по телефону.
   — Боюсь, мы не сможем вернуть вам платье раньше понедельника, — проинформировал ее женский голос на противоположном конце провода.
   Элизабет, подавленная и удрученная, уже собралась позвонить Адаму Кэйвано, принести свои извинения и сказать, что не сможет с ним встретиться по независящим от нее причинам. Но как раз в этот момент зазвонил телефон.
   — Привет, — раздался веселый голос Лайлы. — Знаешь, какая выручка сегодня после обеда? Триста семьдесят два доллара! Но, Боже, как я устала. Однако не могла не позвонить тебе, прежде чем рухнуть в кресло со стаканом вина.
   — О, Лайла. — Элизабет тяжело опустилась на стул и поведала сестре о химчистке и о платье. — Оно у меня единственное подходящее для такого случая!
   — Ну если хочешь знать мое мнение, то слава Богу, что так случилось. Это платье старит тебя. Сейчас привезу тебе что-нибудь.
   — Из своего гардероба?
   — Ну что ты пугаешься?
   Судя по тону, Лайла обиделась, и Элизабет стало неловко.
   — На тебе все, что ты носишь, выглядит потрясающе. Но у нас разные вкусы.
   — Я привезу что-нибудь старомодное!
   — Благодарю покорно!
   — Во всяком случае, — заявила Лайла с театральной интонацией в голосе, — мне удалось тебя развеселить. Не беспокойся. Все будет отлично. Займись чем-нибудь до моего приезда.
   Элизабет разрешила Миган и Мэтту сделать сухарики, а сама поднялась наверх, чтобы принять успокаивающую ванну с гидромассажем. Полулежа в ванной, она продолжала писать свою фантазию о похитителе-пирате, пригрезившемся ей днем. Достаточно примитивно, но интересно! Лайле наверняка понравится, а публиковать вовсе не обязательно. Пусть это будет благодарность сестре за ее услугу.
   Выйдя из ванны, Элизабет почувствовала запах гари, и с листками бумаги в руке поспешила вниз по лестнице, чтобы вытащить из духовки обуглившиеся кусочки хлеба. Миган с Мэттом так увлеклись телевизионным фильмом, что забыли включить у плиты таймер, и теперь вместе с матерью выгоняли из кухни дым. Как раз в этот момент приехала Лайла.
   — У тебя потрясающая прическа, — воскликнула она, едва ступив на порог с перекинутыми через руку предметами женской одежды. — Ты прямо как фанатка ансамбля «Солид голд». — Дети разразились громким смехом, а Элизабет закатила глаза. — Не понимаю, что в этом смешного? — бросила Лайла.
   — Ничего. — Элизабет взяла сестру за руку и потащила наверх. — Давай посмотрим, что ты там привезла.
   Разница в цвете волос у них была почти незаметна, но Лайле шли яркие цвета, а Элизабет они просто убивали, придавая лицу болезненный вид. Из нарядов, принесенных Лайлой, она выбрала шелковый костюм с длинной плиссированной юбкой и жакетом на одной пуговице с накладными плечами и шалью, спускавшейся по бортам до самого низа.
   Костюм был изящный и вполне подходящий для ужина. Розовый оттенок, хоть и ярковатый, нисколько не бледнил Элизабет.
   Молодая женщина придирчиво оглядела себя в зеркале и сказала:
   — Я надену серые туфли, как и собиралась. У меня не такой уж большой выбор. Адам заедет за мной через четверть часа. — Она посмотрела на часы, стоявшие на туалетном столике. — Что-то няни до сих пор нет. Она обещала прийти к семи.
   — Пойду вниз, — произнесла Лайла. — Возможно, она уже пришла.
   Элизабет оделась, еще раз посмотрела на себя в зеркало, выключила свет и стала спускаться по лестнице. Она слышала голоса на кухне и была рада, что звонок в дверь застал ее посреди гостиной, оттуда она быстрее остальных могла дойти до входной двери. А то, как бы дети не выкинули какого-нибудь номера при Адаме Кэйвано, если откроют ему, хотя торжественно обещали вести себя наилучшим образом.
   Изобразив на лице радушную улыбку и набрав в легкие воздуха, что, впрочем, нисколько не убавило нервозности, Элизабет открыла дверь.
   — Что вы тут делаете? — произнесла она первое, что пришло на ум.
   На пороге стоял Тэд с букетом роз, завернутых в тонкую бумагу зеленого цвета. Можно было лишь удивляться тому, как быстро он выздоровел. И вообще, выглядел он так, будто никогда и дня не болел. Несмотря на весьма нелюбезный прием, с лица его не сходила приветливая улыбка.
   — Хочу поблагодарить вас за то, что вы оказались такой хорошей соседкой!
   — Ах, это. Не стоит благодарности. Наступило молчание. Во время последней их встречи он лежал голый под простыней, а она смотрела на него с нервной улыбкой, и оба хорошо помнили, что она говорила, когда он рассказал ей свой сон.
   — Можно войти?
   — Конечно. — Прежде чем закрыть дверь за Тэдом, Элизабет с тревогой выглянула на улицу, но не заметила ни одной подъезжающей машины. — Дети обрадуются вам.
   — Я пришел не ради ваших детей, Элизабет.
   Значение его слов трудно было переоценить.
   А взгляд, устремленный на нее, не оставлял никаких сомнений в его намерениях.
   — Какие прекрасные розы! — воскликнула она с чувством. — Это мне?
   Тэд протянул ей букет.
   — А я сомневался, не знал, нравятся ли вам розы.
   — Очень даже нравятся.
   — И какой замечательный цвет! Мягкий! Женственный! Как и вы!
   Элизабет смущенно понюхала розы. Белые, лишь по краям розовые, будто от поцелуя, они распространяли удивительный аромат.
   — Спасибо, Тэд. — Она подняла голову и заметила в его взгляде замешательство.
   — Что это вы такая нарядная? Собрались куда-нибудь?
   — Ну да, я…
   — Тэд! Тэд!
   Миган и Мэтт ворвались через раздвинутые двери, соединявшие столовую с кухней. За ними следовала Лайла. Глаза у нее округлились при виде Тэда. Элизабет в некотором замешательстве представила их друг другу, в то время как дети с рвением претендентов на вымпел старались привлечь к себе внимание Тэда.
   — Так приятно с вами познакомиться, — проворковала Лайла. — Розы! Как трогательно! — Она бросила вопросительный взгляд на сестру.
   — Я, гм, Тэд был болен в начале недели и вот заскочил поблагодарить меня за, за, гм…
   — За то, что она пошла проведать его.
   — А нам не разрешила, чтобы мы не заразились гриппом.
   — Мамы не заражаются гриппом, поэтому она пошла…
   — Пошла одна и…
   — Он лежал в постели…
   — И она приготовила ему еду…
   — И он выздоровел.
   Дети как будто все объяснили, но остались пробелы величиной со слона, и Лайла призвала на помощь всю силу своего воображения, чтобы заполнить их. Она бросила на сестру многозначительный взгляд, словно хотела сказать; «В тихом омуте черти водятся». Элизабет готова была провалиться сквозь землю.
   Но вместо этого пошла на кухню.
   — Извините, мне нужно поставить в воду розы.
   — О, Лиззи, у тебя проблема.
   — Еще одна?
   — Очень серьезная. Няня не придет.
   — Что?
   — Мне не хочется тебя огорчать, но приехал на велосипеде ее братишка и просил передать, что она заболела гриппом.
   — Похоже на эпидемию, — произнес Тэд, очень довольный реакцией детей на случившееся и смущением Элизабет. Сложившаяся ситуация забавляла его.
   Больше всего Элизабет сейчас хотелось, чтобы Тэд исчез. Надо же было ему явиться именно сегодня, при Лайле, с букетом роз, да еще когда с минуты на минуту за ней должен был заехать Адам Кэйвано. От досады Элизабет кусала губы.
   — Пойду позвоню миссис Альдер, — сказала она, направляясь на кухню, но, как и в первый раз, Лайла ее остановила:
   — Я уже звонила. Сегодня она пошла в другой дом.
   — Кажется, что-то горит, — мягко произнес Тэд.
   — Сухарики! — закричали в один голос Лайла, Миган и Мэтт, бросившись на кухню, следом за ними в качестве арьергарда спешили Тэд и Элизабет. Из духовки по всей кухне расползался едкий дым.
   — Лайла! Это уже вторично! Как ты могла допустить? — сорвалась на крик Элизабет.
   — Ты же знаешь, хозяйка из меня неважная!
   — Тогда нечего было браться!
   — Но я хотела занять детей, чтобы не путались у тебя под ногами, пока ты собиралась на важное свидание!
   Во время перепалки Тэд спокойно вынул из духовки обуглившиеся сухарики.
   — Важное свидание?
   Его вопрошающий взгляд отыскал Элизабет сквозь облако дыма. Она вздернула подбородок. Ну и пусть себе злится! Она не обязана перед ним отчитываться.
   Но важное свидание было под вопросом.
   — Слишком поздно вызывать другую няню, — мрачно заявила Элизабет. — Боюсь, я не смогу пойти. Если только… — Она с надеждой поглядела на Лайлу.