Браун Саймон. Сын соперника

   Полома потребовал тишины и объявил:
   – Ланнелу Тори сохранена жизнь. Отныне и до конца своих дней он обязан служить переселенцам, прибывшим из-за Бушующего моря!…
   – Нет, он обязан служить киданцам, – поправила его Гэлис. – И нашему общему городу.
 

* * *

 
   Кадберн не меньше других был удивлен тому, что случилось в городском совете. Однако он понимал: все сложилось как нельзя более справедливо. Все – и ловкий ход Поломы в плане использования личности Ланнела для дискредитации «истинных» граждан, и рассказ Кадберна о готовящемся нападении вражеской армии на Кидан, и неожиданный акт милосердия со стороны Гэлис, – все это разом положило конец разделению города на два противоборствующих лагеря. Более того – произошедшее объединило граждан Кидана. Теперь местные жители перестанут сомневаться в верности переселенцев городу, а колонисты, в свою очередь, убедятся в том, что они стали настоящими киданцами.
   Да, подумал Кадберн, чувство справедливости – великая вещь. Он думал об этом, когда заметил Гэлис и Гоша неподалеку от здания городского совета. Его друзья о чем-то спорили, но Избранный не вслушивался в суть разговора. Начал накрапывать легкий дождик; капли оказались на удивление теплыми. Акскевлерен посмотрел на небо и увидел, что собирается нешуточный ливень. Потребуется время, чтобы свыкнуться с погодой в Новой Земле. Дома, в Омеральте, дожди шли зимой, а не летом…
   Нет, поправил он себя. Не дома. Теперь здесь– твой дом. И это был бы и дом Мэддина…
   Хотя печаль все еще тяжким грузом лежала на душе Кадберна, он хорошо понимал, что уже дней десять или пятнадцать вспоминал о погибшем господине лишь мимоходом. Подобная мысль заставила Избранного устыдиться, но в то же время сильно озадачила его, потому что в какой-то момент после смерти Мэддина он решил, что никогда не сможет думать о чем-то, кроме своей утраты.
   Это ведь тоже справедливо, сказал себе Кадберн. Теперь дело, начатое Мэддином Кевлереном, будет продолжаться. Даже нет: оно наверняка осуществится – как ни странно, именно потому, что самого принца уже нет в живых. Мэддин хотел подчинить Кидан Хамилайской империи, основать здесь колонию, некое заморское владение Кевлеренов.
   Со странным чувством, больше походившим на банальный шок, Избранный понял, что противостоять любой попытке Кевлеренов захватить город было в интересах Кидана – и всех его жителей, включая переселенцев из Хамилая. И не важно, откуда родом очередной узурпатор – из Ривальда или из империи.
   Кадберн посмотрел на Гэлис и Гоша. Они продолжали громко спорить.
   – Я против их расформирования, – говорил Линседд. – Бойцов обучали драться в едином строю…
   – Город не в состоянии содержать такое количество профессиональных солдат, – настаивала Гэлис.
   – Оборона Кидана не может целиком зависеть от народного ополчения. Оно не оправдало себя во время первого нападения ривальдийцев. Непрофессиональные солдаты, возглавляемые непрофессиональными офицерами… Да они не могут отличить один конец копья от другого!
   – Однако ополчение вполне справлялось, пока не появились солдаты из-за моря, – вставил подошедший вплотную к спорящим Кадберн.
   – Они имели дело лишь с мелкими набегами соседних племен, – сказал полковник. – Не представляю, чтобы Новая Земля вернулась к былым временам…
   – Это так, – спокойно ответила Гэлис, – однако киданцы всегда отличались благоразумием. Как сказал Кадберн, ополчение в прежние времена справлялось со своими задачами. Кроме того, здесь предусмотрительно построили Цитадель.
   – Да ведь это скорее обычный форт, а не настоящая крепость, – отмахнулся Гош. – Как я уже говорил, все хорошо до тех пор, пока враг не появится тут с лонггонами. И все: стены не продержатся и нескольких часов.
   – У нас тоже есть лонггоны, – возразила Гэлис. – На кораблях.
   – Действительно, ведь скоро вернется «Аннглаф», – закивал Акскевлерен. – Он наверняка появится еще до атаки противника.
   – Только если капитану Авьеру неслыханно повезет с течением и ветром, – засомневалась стратег. Она положила Линседду руку на плечо. – Пойми, проблема с профессиональными солдатами заключается в том, что они подготовлены для службы в пределах империи, которая достаточно велика и богата для того, чтобы создать и содержать регулярную армию. По хамилайским стандартам Кидан даже не является крупным городом, не говоря уж о том, чтобы считать его независимым государством.
   – Но в Новой Земле он по-настоящему независимое государство и нуждается в регулярной армии, – продолжал настаивать на своем Гош. – Сколько раз Кидан подвергался нападениям за последние несколько лет? А?…
   – Армия нужна, но не такая огромная, какую Мэддин привез из Хамилая.
   – И все равно я не могу допустить, чтобы расформировывали существующие подразделения, – непреклонно произнес полковник.
   – Не все. Только некоторые, – ответила девушка.
   – И какие думаешь оставить?
   – Мы сохраним лучших – личную гвардию Мэддина и драгун. Даже если у Намойи Кевлерена будут ривальдийские пехотинцы, нашим нет равных в Новой Земле…
   – Еще инженеров, – вмешался Кадберн.
   – А вот их лучше рассредоточить по разным отрядам, – сказал Гош. – Пусть обучают новобранцев.
   – То же можно сказать и о кавалеристах, – кивнула Гэлис. – Мы можем использовать их как костяк нового народного ополчения. Имеет смысл создать смешанные подразделения из переселенцев и киданцев и вооружить их огнестрелами вместо старых копий.
   – Да, это удачная мысль, – признал Кадберн. Он заметил, что девушка слегка улыбнулась.
   Избранный недоверчиво посмотрел на нее. Ему показалось, что у Гэлис есть какая-то тайная мысль, которой она не собирается делиться с товарищами. Впрочем, какая разница, подумал он. В конце концов, у стратега могут быть причины для того, чтобы не болтать на каждом углу.
   – Кстати, ополчению платить не надо, – добавила девушка.
   Полковник нехотя кивнул, соглашаясь. Кадберн нисколько не удивился тому, что Гош сдался: ведь Гэлис позволила ему оставить своих обожаемых драгун.
   – Расформирование трех больших воинских подразделений даст нам значительное количество рабочих рук для мирной деятельности, – уже совсем уверенно сказала девушка. – Проведем реорганизацию сейчас или после того, как справимся с Намойей?
   Гош пожал плечами.
   – Интересно, как скоро он объявится?
   – Думаю, нападет до конца лета, – сказал Акскевлерен. – Он не может рисковать. Принц считает, что к нам прибудут подкрепления из Хамилая.
   – Тогда времени не так много, – задумчиво проговорила Гэлис. – Оставим пока все как есть…
   – Что именно вы собираетесь оставить как есть? – спросил неслышно подошедший Полома.
   Стратег быстро пересказала ему весь разговор.
   – Я бы не стал ждать, – покачал головой префект. – Вы совершенно правы, говоря, что наше ополчение выглядит довольно жалко в сравнении с профессиональными солдатами, но ополченцы понимают, что такое дисциплина и смелость. Они успеют подготовиться. Я думаю, их боевой дух вполне компенсирует временную нехватку выучки.
   Полковник деликатно кашлянул.
   – А кто будет ими командовать? – осторожно поинтересовался он у Поломы.
   – Не вижу никаких причин, которые могут помешать вам принять командование на себя, полковник Гош Линседд. Кроме того, это ваша обязанность.
   Гош слегка поклонился.
   – В таком случае я немедленно займусь разработкой плана обороны города.
 

* * *

 
   Они разошлись: Гош и Кадберн, продолжая беседу, отправились на Кархей, а Мальвара и стратег остались.
   – Здорово у тебя получилось, – произнес Полома, обращаясь к Гэлис.
   Она подняла брови.
   – Не понимаю, о чем ты.
   – Все ты прекрасно понимаешь, – ответил префект. Он оглянулся назад и посмотрел на здание Ассамблеи. – Стыдно признаться, но я здорово удивлен, что это сработало.
   – Да что сработало?
   – Совет. Ловко придумано – сыграть в благородство.
   – Ты шутишь?…
   Полома зашагал через площадь. Гэлис поспешила за ним.
   – Почему – шучу?
   – Ты ведь и сам умело воспользовался ситуацией с Ланнелом Тори.
   – В тот момент мне показалось естественным так поступить.
   – Ты прирожденный политик, – покачала головой девушка.
   Полома тихо рассмеялся.
   – Дразнишь меня?
   – Кстати, что там с Тори?
   – Не меняй тему.
   – Прошлая тебе тоже не очень-то нравилась.
   – Пока он в Цитадели. Можешь поступить с ним так, как заблагорассудится. Он принадлежит тебе.
   – Переселенцам, – поправила девушка.
   – Теоретически – да. Но ведь наш закон не предусматривает передачи заключенного в пользование целой общности людей, а только отдельному человеку. Выходит, что буквально – он твой,и поступай с ним, как сочтешь нужным…
   Они пересекли площадь. Вдали показались неясные очертания Длинного моста.
   – Кстати, как твоя мать? – поинтересовалась Гэлис. – Надеюсь, она чувствует себя лучше?
   Лицо префекта помрачнело.
   – Хотелось бы, чтоб это было так.
   – Мне жаль… Могу я чем-то помочь?
   В ответ Полома лишь покачал головой.
 

* * *

 
   Мальвара и стратег расстались у Длинного моста. Гэлис спустилась по восточному склону, чтобы успеть на паром до Кархея. Полома, полностью погруженный в свои мысли, направился прямо домой.
   Проходя мимо храма Кидан, префект неожиданно для себя замедлил шаг и остановился. Поколебавшись долю секунды, вошел внутрь и встал перед статуей богини.
   Мальвара склонил голову и помолился за мать так, как она учила его много лет назад. На душе легче не стало. Молитва не убедила префекта в скором выздоровлении матери.
   Выходя из храма, Полома вновь бросил взгляд на статую. И тут его посетила странная мысль. В образе богини – полуженщины-полукрокодила – таился глубокий смысл: соединение двух противоположностей в одном целом. Сегодня именно этого добились он и его друзья.
   Полома неожиданно подумал, что судьба города предопределена. Она предначертана свыше.

Глава 20

   Если бы не обстоятельства, Чиерма вполне мог наслаждаться, сопровождая императрицу. Лето – лучшее время года, чтобы любоваться Ривальдом: поля зрелой пшеницы, дальше на юг – бескрайние просторы ячменя. Солнце грело, но не припекало. Большинство надоедливых насекомых к этому времени уже уничтожили ласточки, а воздух сияюще-чист и прозрачен. Вся эта идиллия исчезнет, как только наступят осень и зима. Они принесут с собой бури, снег, гололед. Воздух станет тяжелым и серым, словно свинец.
   Чиерма поморщился, когда рядом с грохотом пронесся еще один кавалерийский отряд. Лошади безжалостно вытаптывали молодые посевы. В конце концов, к чему такая спешка? Что – или кто – в Ривальде может помешать вторжению?… Армия захватчиков неумолимо двигалась вперед, напоминая ползущий вниз ледник, сносящий и разбивающий вдребезги все на своем пути.
   Лошадь бывшего губернатора Геймвальда пустила газы, и он услышал, как сзади раздалось неодобрительное бурчание гвардейцев. Чиерма коротко извинился. Да, солдаты никогда бы не позволили себе подобного поведения, будь он офицером или Кевлереном…
   Губернатор вздохнул.
   Тут к нему подбежал гонец.
   – Ваша превосходительство, его светлость герцог Паймер просит вас прибыть к нему на обед.
   – Передайте его светлости, что для меня это большая честь, – ответил Чиерма, и гонец поспешил обратно.
   Хорошо, что теперь не стоит беспокоиться об обеде… Губернатор подсчитал, что таких обедов будет еще как минимум сто, прежде чем они достигнут Беферена. Может статься, имеет смысл подружиться с другими Кевлеренами и возложить на них заботу о своей персоне? Но раз Паймер заботится о нем, то чего беспокоиться?…
   У края дороги он увидел какую-то девочку, которая пыталась спасти из-под сапог и копыт своих утят. Мы с ней похожи,промелькнуло в голове губернатора. Но я сопровождаю вражескую армию… Нет, Чиерма, не вини себя. Ты не хотел возвращаться домой так. Твоей вины здесь нет…
   Тут он подумал, что виноват не больше, но и не меньше, чем другие, поскольку входил в состав заговорщиков, совершивших проклятый переворот. Все, что сейчас происходит с Ривальдом, – последствия тех событий.
   Чиерма ощущал стыд и отчаяние.
   Девчушка смотрела на захватчиков. В ее глазах не было ни ненависти, ни страха, одно лишь холодное равнодушие. Губернатор понял, что больше не принадлежит Ривальду; он увидел себя со стороны – так, как видит его этот ребенок. Для нее он иноземец, чужой человек.
   Ему захотелось рассказать девочке всю правду, однако Чиерма сознавал, что сейчас правда стала чем-то очень податливым и легко сгибаемым в руках Лерены Кевлерен. Паймер прав, когда говорит, что действительность имеет способность видоизменяться так, как того хочет императрица.
   Не говоря уже о том, что каждый раз при появлении леди Энглей земля уходит из-под ног…
   Девочка осталась позади. Чиерма мысленно пожелал ей и ее утятам выжить. Он, возвращающийся в столицу своей родины с армией завоевателей, сделает все возможное, чтобы помочь в этом.
 

* * *

 
   Лерена услышала птичьи трели и немедленно высунула голову из паланкина – так резко, что один из королевских гвардейцев невольно вздрогнул. Она поискала глазами неизвестную птаху, но безрезультатно.
   Уилдер спросила, что случилось. Лерена села на место и уставилась на девушку.
   – С чего ты взяла, что что-то случилось? – грозно спросила императрица.
   Акскевлерен что-то испуганно пролепетала в ответ. Лерена нахмурилась еще больше.
   – Как скоро мы будем на месте?
   – Простите, ваше величество?…
   – Как скоро мы будем в Беферене, я спрашиваю?
   – Ваши генералы считают, что дней через тридцать. Возможно, чутьпозже… все зависит от состояния дорог на юге и действий неприятельской армии…
   У Лерены вырвался лающий смешок.
   – Уверяю тебя, их армия мне не помеха.
   – Да, ваше величество…
   Императрица скрипнула зубами, закипая от ярости. Тридцать дней!… Знай она, что от Омеральта до Беферена так далеко, никогда бы не затеяла этот поход… Нет, затеяла бы, поправилась Лерена. Но послала бы вместо себя кого-нибудь другого.
   Она прищурилась. А кого, интересно? Кто, кроме нее, может возглавить вторжение? Кому еще можно доверять? Не Паймеру, это уж точно, – его разум все больше слабеет. Нет, сама, только сама… Все зависит от нее.
   История всего мира меняется из-за нее.
   Снова послышалась птичья трель. Императрица дернулась было к окну, но опомнилась. Уилдер смотрит. Вот ведь хитрая девчонка. Глаза прячет. Вечно извиняется. Замышляет что-то?
   Лерена мысленно махнула рукой и решила подумать о пичужке, распевавшей за окном. Трель прозвучала еще раз, теперь уже гораздо ближе. Еще ближе. Что-то с негромким стуком опустилось на крышу паланкина.
   Лерена улыбнулась. Она высунула руку в окно и почувствовала на запястье прикосновение когтистых лапок. Императрица быстро убрала руку обратно и увидела, что приманила зяблика с желтым клювом и ободком из оранжевых перьев вокруг шеи. Какая прелесть!…
   Лерена держала птичку в ладонях, слегка поглаживая ее. Императрица посмотрела на Уилдер. Глаза девушки наполнились удивлением и еще чем-то, очень похожим на страх.
   Так-то лучше, подумала Лерена.
 

* * *

 
   Из кустов показались дозорные – двое мужчин в грубой домотканой одежде и большими новыми огнестрелами в руках. Харкер и его сопровождающие остановились. Тут же появился еще один дозорный, тоже с оружием.
   Крофт с удовлетворением отметил, что все трое четко знали, что надо делать. Ополчение ополчением, но эти люди – горцы, привыкшие сражаться иначе, чем жители равнин.
   – Я президент Крофт Харкер, – сказал он.
   Двое, что стояли перед ним, переглянулись, но огнестрелов не опустили.
   Третий, седой загорелый человек, подошел к президенту и протянул руку.
   – Господин?…
   Харкер достал из кармана походной куртки сложенный вчетверо кусок пергамента и передал его мужчине. Дозорный осторожно развернул его. Президент подумал, что вряд ли он умеет читать, но зато наверняка узнает печать в верхнем углу и сосчитает количество корабликов, изображенных на ней. Чем их больше, тем важнее должность обладателя пергамента.
   Седой вернул документ и отсалютовал. Двое других дозорных опустили оружие и последовали его примеру.
   Харкер кивнул в ответ и тепло сказал:
   – Возвращайтесь к несению службы.
   Молодцы, подумал он. Побольше бы таких.
   Вскоре президент добрался до основного лагеря. Он и его свита объезжали серые палатки и временные загоны, сделанные из грубо обтесанных бревен, где стояли сотни лошадей. Многие в лагере, как и встретившие Харкера дозорные, являлись ополченцами, но большинство все-таки были обученными солдатами.
   Доехав до середины лагеря, президент увидел, как навстречу его отряду из большого шатра вышла группа офицеров. Все сняли головные уборы, приветствуя Харкера. Тот слез с лошади; подбежавший солдат взял кобылу под уздцы.
   Один из офицеров сделал шаг вперед и протянул руку.
   Харкер пожал ее.
   – Рад вас снова видеть, Аланд Терко. Лет пять прошло с нашей встречи, так ведь? Помните, на границе?
   – Да, президент, – ответил Терко, гордый тем, что о нем помнят. – Ваша армия готова, господин.
   – Хорошая работа, – сказал Харкер и повернулся к офицерам. – Хамилайская армия обнаружена?
   Терко кивнул.
   – Да. Противник в десяти днях пути отсюда. Кевлерены едут в паланкинах…
   – Чем медленнее, тем лучше, – произнес Харкер. – У Беферена будет больше времени на подготовку, а у нас – для организации засады.
 

* * *

 
   Чиерма выбился из сил.
   Паймер постоянно говорил, говорил, говорил… Он болтал о Кевлеренах, об Избранных, об Акскевлеренах, о мировой истории в целом и ее близком конце в частности. Кроме того, старик жаждал общения с Идальго и Энглей, а без присутствия Чиермы герцог не мог вести с ней бесед. Обычно леди говорила о губернаторе: «Мой маленький предатель» или «Мой неотомщенный любовник». Но иногда можно было услышать: «Мой якорь, мой милый ржавый якорь».
   Точнее сказать, Энглей никогда не называла Чиерму так в присутствии Паймера, употребляя подобные выражения только в разговорах с Идальго. Примерно так же и Идальго называл старого герцога в беседах с леди.
   Раньше губернатор как-то не задумывался над тем, насколько странно выглядит разговор двух привидений. До встречи с Паймером он успел убедить себя, что Энглей – всего лишь выдумка, «личный демон», которого придумало себе его израненное сердце год назад. (Только год? А кажется, что с тех пор минула целая вечность…) Однако в ту ночь, когда они с герцогом устроили по воле императрицы совместную попойку и сначала появился призрачный Идальго Акскевлерен, а потом старик начал беседовать с кем-то за его спиной, губернатор понял: Паймер видит Энглей, значит, она существует.
   – Мир бывает таким ужасным, – промолвила леди, устраиваясь поудобней в паланкине Паймера.
   Чиерма заметил, как Идальго сел рядом с герцогом.
   Полоска солнечного света проникла между занавесками паланкина и озарила лицо Акскевлерена. А ведь с виду он совсем как живой, подумал губернатор.
   – Мы знаем это лучше, чем они, – сказал Идальго, обращаясь к Энглей.
   – Они научатся, – ответила женщина. Оба исчезли.
   – Ненавижу, когда они так делают, – недовольно произнес Чиерма.
   Паймер слабо улыбнулся.
   – Раньше я думал, что мой Избранный убегает по личным делам или спешит исполнить приказание, о котором я уже успел позабыть. – Старик опустил глаза, будто устыдился своих слов. – По правде сказать, я думал… точнее, подозревал, что сошел с ума. Наверное, лучше бы так оно и было…
   – Может статься, мы оба спятили.
   Паймер печально вздохнул.
   – Нет. Во всяком случае, пока – нет…
   Несмотря на теплый летний день за окном, Чиерма ощутил легкий озноб.
   – Дальше – больше, не так ли?
   – Согласен. Думаю, скоро должно случиться нечто ужасное.
   – Они словно стервятники, эти наши призраки, правда?…
   – Вовсе нет, – вмешался в разговор Идальго, стараясь выглядеть обиженным и оскорбленным.
   С Чиермой он разговаривал без всякой вежливости, хотя тот мог бы на это рассчитывать. Зато Идальго всячески лебезил и заискивал перед леди Энглей, успевая при этом присматривать за Паймером и выполнять все его распоряжения.
   Губернатор понял, что находится на самой низшей ступени этой странной социальной лестницы, а окружающие не упускают случая лишний раз напомнить ему об этом.
   – Скорее, мы похожи на воронов, – проворковала Энглей.
   – Это любимые птицы Юнары, – небрежно бросил Идальго.
   – Правда, – кивнул герцог.
   Он попытался припомнить, как выглядела Юнара. Она была прекрасна, но старик не мог представить ее лица – только что-то смутное, вроде следа на мокром песке. Да, герцогиня любила птиц… впрочем, кажется, императрица с ними тоже неплохо справляется.
   – Лерена умеет ладить с птицами, – подтвердил Идальго. – Должен признать, что удивлен.
   – Скажи, – произнес Чиерма напряженным голосом, – почему вы здесь?…
   Все замолчали. Губернатор неожиданно обнаружил, как много звуков его окружает: дребезжание армейских повозок, кашель сотен солдат, задыхающихся в дорожной пыли, жужжание насекомых, дыхание Паймера…
   Идальго и Энглей быстро переглянулись. Как показалось Чиерме, их лица побледнели, а в глубине глаз замерцали слабые желтые огоньки. Цвет напоминал растопленное сливочное масло, или только что отчеканенные золотые монеты, или крылья бабочки, или чистый свет летнего дня…
   Привидения одновременно улыбнулись. Леди положила руку на колено губернатора.
   Он вздрогнул.
   – Почему мы здесь?… – с теплотой в голосе переспросила Энглей. – Потому что вы любите нас, вот почему.

Глава 21

   Тяжелая черная стена дождя, прикатившаяся с юго-запада, окутала Сайенну. В этот миг Велану Лаймоку показалось, будто он возвратился в Беферен. Иллюзия длилась до тех пор, пока волнующееся море не стало вновь синим, дома – ярко-белыми, а воздух настолько теплым, что это напомнило ему обо всех неудобствах тесного воротничка на военной форме.
   Неожиданно для себя Лаймок обнаружил, что обладает неисчерпаемым источником благостного расположения духа, о чем раньше даже и не помышлял. И все это несмотря на стремительное приближение довольно зловещего будущего.
   Будущего, которое должно наступить сегодня утром.
   Армия Намойи Кевлерена выстроилась в боевые порядки на равнине к северу от Сайенны. Солдаты мокли под дождем, а Намойя медленно объезжал их ряды. Мертвенно-бледный принц выглядел пугающе, словно злой божок из неведомых стран. Его Избранная семенила за ним.
   Армия, состоящая из двадцати трех рот, стояла в нечеловечески ровном строю и могла внушить ужас. Солдаты, одетые в традиционные ривальдийские цвета – белый и голубой, – словно бросали вызов серым небесам над головами…
   Эту почти идеальную картину портила только нехватка огнестрелов, хотя благодаря неимоверным усилиям Квенион все же удалось вооружить ими десять полных рот. Остальные должны будут воевать традиционным оружием – мечами, кинжалами, копьями и топорами. Боевые знамена, раскрашенные во все те же ривальдийские цвета, с нанесенными на них изображениями местных животных и деревьев помогали отличить один отряд от другого. Во главе каждой роты стоял опытный ривальдийский офицер. Лаймок мог с уверенностью сказать, что перед ним самая могущественная армия из когда-либо существовавших в Новой Земле. Намойя убедил Велана, что такого количества бойцов более чем достаточно для захвата Кидана, который прошлой весной в результате лобовой атаки кучки неорганизованных и неподготовленных воинов из местных речных племен буквально пал к ногам принца.
   Как только смотр закончился, Кевлерен и Квенион подошли к Лаймоку.
   – Очень хорошо, – произнес принц, ни к кому конкретно не обращаясь.
   На мгновение он нахмурился, словно почувствовал приступ головной боли, затем повернулся к Велану.
   – Ну что ж, – сказал Намойя с некоторым беспокойством. – Чем раньше начнем, тем раньше захватим Кидан. Отдавайте приказ выступать.
   Велан кивнул, бросил беглый взгляд на безучастно смотревшую вдаль Квенион и отправился к авангарду.
   Он старался сидеть в седле как можно более прямо, так как хотел произвести на принца выгодное впечатление. Впрочем, не только на Намойю, но и на всю армию. Велан жаждал показать всем, как должен выглядеть настоящий ривальдийский офицер. Вспотевшее тело чесалось под одеждой, но он не обращал на это никакого внимания, как и на то, что в кровь стер ноги тесными сапогами.
   Доскакав до головы колонны, Лаймок поднялся в стременах, выхватил меч из ножен и поднял его высоко над головой. Не оборачиваясь, потянул за поводья, и лошадь тронулась тихим шагом на юг, придерживаясь левого берега реки Уош.
   Услышав за спиной мерный гул шагов сотен ног, который не смог заглушить даже шум ливня, Велан понял, что сейчас совершает нечто такое, на что никогда не мог надеяться даже в самых дерзких мечтах, – ведет свою армию на войну.