Страница:
Как оказалось, это вопили жестянщики, но вопили не от страха, что было им более естественно, а от восторга.
Причиной столь бурного проявления чувств был Окш, только что покинувший цитадель. Сейчас он шагал к лагерю, небрежно неся под мышкой «дырокол», об истинном предназначении которого не знал никто, кроме Хавра. За Окшем следовала вереница безоружных мрызлов, чье крайнее уродство объяснялось тем, что они были специально предназначены для существования в тесных и запутанных лабиринтах цитадели.
Пряча глаза от ненавистного им света, мрызлы катили бочки с вином, волокли сундуки с золотом, гнали быков и баранов, содержавшихся во время осады в просторных подземных хлевах.
– Тебя можно поздравить с победой? – От избытка чувств Хавр похлопал Окша по плечу.
– Потом. Время на это еще будет. – Окш выглядел сейчас куда более озабоченным, чем перед своим визитом в цитадель. – Пусть люди пьют и едят до отвала, хотя они этого и не заслужили. Все сокровища можешь оставить себе, как мы и договаривались.
– Зачем ты отказываешься от них? – удивился Хавр. – Мне вполне хватило бы и половины.
– Для себя я нашел здесь совсем другое сокровище, – произнес Окш, провожая взглядом изящные закрытые носилки, которые как раз в этот момент вносили в его палатку.
Хавр деликатно промолчал, а затем перевел разговор на другую тему, для него, можно сказать, животрепещущую.
– Что там слышно о Карглаке? – поинтересовался он.
– Его здесь и не было, – рассеянно ответил Окш. – Раньше он громил Страну жестянщиков, а теперь рыскает по всему Чернодолью, собирая против меня армию. Представляешь, нас ожидает схватка сразу с несколькими дюжинами максаров. Вот уж где повеселимся…
– Ты, похоже, собираешься отлучиться? – От внимания Хавра не могли ускользнуть взгляды, которые Окш бросал на свою палатку.
– Да… Ненадолго. – Грозный Губитель Максаров был явно смущен. – Командуй тут пока один. Никакая опасность нам в ближайшее время не грозит. Весть о нашей победе разгонит врагов не менее успешно, чем хороший залп картечниц… Мрызлами можешь распоряжаться как своими собственными слугами. Они сейчас и мухи не обидят. Пусть извлекут из подземелий все, что нам пригодится. Сами туда лучше не лезьте. Цитадель может рухнуть в любой момент… Потом, когда мрызлы станут уже не нужны, придумай что-нибудь… Только поменьше шума… Все равно они не смогут жить вне цитадели…
Жестянщики праздновали свою победу (а в том, что цитадель пала только благодаря их усилиям, никто не сомневался) с истовостью и размахом, которому могли бы позавидовать даже максары. Скрягами и буками они были только у себя дома, когда наливать и нарезать приходилось из собственных запасов, зато, дорвавшись, до дармового угощения, никогда не кочевряжились. Застольный разговор в основном касался собственных ратных подвигов. Каждый, получивший в бою хотя бы ничтожную царапину, сейчас строил из себя героя, якобы уложившего не один десяток мрызлов.
Сами мрызлы, непривычно спокойные и, как холощеные быки, ко всему равнодушные, трудились не покладая рук – сначала таскали из подземелий добро, накопленное многими поколениями предков Карглака, потом загружали обозы жратвой, питьем и фуражом, а уж напоследок занялись покойниками. Всех погибших во время штурма сложили в две кучи – мрызлов отдельно, жестянщиков отдельно, – которые были затем подожжены с помощью горючего состава. Запах жареной человечины смешался с запахом жареной баранины.
Весть о том, что пленники обречены, каким-то загадочным образом успела распространиться среди жестянщиков, и у многих уже чесались руки. Поступило предложение бросить мрызлов живыми в костер, пока тот еще не прогорел.
Хавр занялся было учетом доставшихся ему сокровищ, но скоро забросил это занятие – золото можно было считать телегами, а драгоценные камни мешками. Куда более актуальной была другая проблема – где до лучших времен спрятать такие богатства. Ни Чернодолье, ни Страна жестянщиков для этой цели никак не подходили. И там и тут времена наступали самые худшие. В Стране лугарей катастрофические наводнения постоянно сменялись не менее катастрофическими пожарами. В Стране черепах мороз превращал землю в камень. В Стране кочкарников земля вообще отсутствовала – одни лишь гнилые топи да бездонные омуты. Тут было над чем голову поломать!
От этих размышлений Хавра отвлек адъютант Окша, явившийся весьма некстати. Он тоже был пьян, но старался держаться с достоинством, в том смысле, в каком достоинство понимали разбогатевшие на торговле солью лодочники.
Излагая суть своего визита, адъютант старался дышать в сторону и даже помахивал перед своей рожей парой грязных перчаток. С его слов можно было понять, что главнокомандующий требует Хавра к себе, но при этом просит ничему не удивляться.
Хочешь не хочешь, а пришлось собираться в гости. По предположению Хавра его приглашали на смотрины какой-нибудь экзотической красотки, захваченной Окшем в качестве трофея.
Сам он от женщин старался держаться подальше, считая их существами порочными, лживыми и глупыми, то есть почти такими же, как мужчины, что им-то как раз и нельзя было простить. Однако отказаться от приглашения Окша, так щедро одарившего его сегодня, было бы форменным свинством.
Сменив свой видавший виды плащ на другой, чуть менее потертый и не такой линялый, а также на всякий случай прихватив дивное изумрудное ожерелье, Хавр направился к палатке главнокомандующего. Адъютант шагал впереди, выписывая ногами нелепые кренделя.
Окш, одетый в какой-то дурацкий наряд, сплошь состоящий из атласа, пушистого меха и золотых побрякушек, встретил гостя на пороге и, выразительной гримасой подтвердив просьбу ничему не удивляться, провел его внутрь палатки, где был накрыт изысканный стол, а за кисейными занавесками, ниспадавшими с балдахина, восседало некое субтильное существо, завернутое в алые шелка.
Правда, пахло в палатке нехорошо. Даже не пахло, а воняло. Запах горевшей в плошке ароматической смолы не мог перебить тяжкий дух, свойственный только каторжным тюрьмам, приютам для бедных да воровским притонам самого низкого пошиба.
– Несравненная, – Окш поклонился в сторону полупрозрачных занавесок, – я хочу представить тебе моего казначея. Его зовут Хавр, но, если это имя покажется тебе неблагозвучным, можешь называть его как 362 ЮРИЙ БРАЙДЕР, НИКОЛАЙ ЧАДОВИЧ jjl то иначе. За ним числится немало достославных дел. Даже не знаю, какие из них лучше упомянуть – подвиги или предательства.
– Предательства, конечно, предательства! – Голос, раздавшийся из-за занавесок, заставил Хавра содрогнуться. Так мог говорить ученый попугай или в крайнем случае ворона, но никак не человеческое существо женского пола.
– В свое время он водил дружбу с самим Клайно-ром. – Окш выглядел необычайно оживленным, глаза его странно блестели, а язык молол без умолку. – Кто кого обвел вокруг пальца, я не знаю, но расстались они без сожаления. До того, как посетить эту страну, мой казначей успел послужить многим хозяевам, среди которых были даже создания высшего порядка. Им он тоже чем-то не угодил, за что и был лишен божественного покровительства. Хотя некоторые необычайные свойства у него сохранились. Он, например, ха-ха, чует запах тлеющего мироздания! Последний, кого успел обмануть наш гость, был небезызвестный тебе Карглак. Только одним богам ведомо, сколько золота он сумел выманить у этого хитрого и алчного максара. А в знак благодарности Хавр просто столкнул Карглака в пропасть. К большому сожалению, это никак не отразилось на здоровье кредитора.
– Благородный поступок! Весьма благородный! – вновь прокаркали за занавеской. – Я благоволю к каждому, кто хоть чем-то навредил этому подлецу Карглаку. В знак своей милости позволяю твоему казначею поцеловать мою руку.
– О, несравненная, как ты великодушна! – вновь расшаркался Окш.
Из-за занавески высунулось что-то похожее на мумифицированную птичью лапу – бурая сморщенная кожа, больше смахивающая на чешую, скрюченные пальцы с черными толстенными ногтями. Хавру сразу стало ясно, откуда исходит этот тошнотворный запах.
Однако под требовательным взглядом Окша он пересилил свою брезгливость, прикоснулся губами к этой вонючей, уродливой лапе, да еще и пробормотал с напускным смирением:
– Всегда к вашим услугам, несравненная.
– Ступай, – милостиво разрешила женщина-гарпия, лица которой он так и не удостоился лицезреть. – Но только не смей обманывать своего нынешнего благодетеля. Я его в обиду никому не дам. То, что раньше сходило тебе с рук, здесь будет стоить головы. А тебе, мой друг, – это, по-видимому, относилось уже к Окшу, – я бы посоветовала почаще менять казначеев. И при назначении на должность нового отсекать голову предыдущему.
– Наш гость имеет право на снисхождение, – вежливо возразил Окш. – В недавнем прошлом он оказал мне немало ценных услуг. До самого последнего времени я был его должником. Но тем не менее я подумаю над твоим предложением.
– Подумай. Но не сегодня. Сегодня наш праздник, – карканье приобрело капризную интонацию.
– Как я могу забыть об этом! – Окш уже не столько кланялся, сколько из положения согнувшись время от времени распрямлял спину. – Однако позволь мне хотя бы проводить нашего гостя.
– Позволяю. Только не задерживайся. Не забывай, что я устала от одиночества. – Мерзкая лапа судорожным, но цепким движением ухватила бокал с вином. – Пью за твое благополучие.
Пятясь задом и энергично подталкивая Хавра, Окш покинул палатку и, только отойдя от нее на полсотни шагов, с облегчением вздохнул.
– Уф-ф! Какое впечатление она произвела на тебя?
– Кто? – едва не застонал Хавр.
– Эштра. Супруга Карглака. Бывшая, конечно. Я нашел ее на самом дне подземелья в компании крыс и мокриц. Она сидела прямо на голом полу, ее ноги были по колено вмурованы в камень, а на руках и шее висело цепей не меньше, чем на носу самой большой соляной баржи. Карглак заточил ее в темницу еще в те времена, когда моя мать была ребенком. С тех пор Эштра не видела света неба, не умывалась, не стриглась, не обрезала ногтей и питалась одним черствым хлебом. Иногда в виде поощрения ей давали протухшее сырое мясо. Кроме того, она наловчилась ловить крыс.
– Зачем ты освободил ее? Это же настоящее чудовище! Пусть бы сидела в своем подземелье и дальше.
– Постарайся понять меня! – горячо заговорил Окш. – Она же сумасшедшая! Она ничего не знает о том, что случилось в мире после ее заточения. Она слыхом не слыхивала ни о Великой Бойне, ни о Клайноре, ни о Губителе Максаров. Она ненавидит Карглака. Меня она считает сказочным принцем, разрушившим цитадель ради ее освобождения.
– А она сама, естественно, сказочная принцесса! – Хавр не удержался от ехидного замечания.
– Не перебивай. Не важно, кем она себя считает. Пусть даже птичкой-невеличкой. Она же сумасшедшая.
– Она? Или ты?
– Если честно, любой от нее может тронуться умом, – согласился Окш.
– Это заметно. Играйте в свои игры и дальше, а я пошел к себе.
– Нет, ты послушай меня! – Окш крепко ухватил его за плащ. – Она обладает необычайно сильной и гибкой волей! Только она способна управлять мертвецами! Она одна стоит десятка максаров! Такой союзник нужен нам позарез! А кроме того, Эштра обещала подвергнуть меня перевоплощению! Я в конце концов желаю стать настоящим максаром! Неуязвимым для пуль, неподвластным усталости, способным видеть во мраке…
– Равнодушным ко всему, кроме своей особы, – подсказал Хавр,
– Этим даром жестянщики владеют не в меньшей мере, чем максары, – возразил Окш. – Не сбивай меня с толку. Лучше поделись своим мнением об Эштре.
– Я понимаю, что нам нужен союзник, – скучным голосом произнес Хавр. – Я понимаю, что ты хочешь пройти перевоплощение… Но я не понимаю, – тут он почти взорвался, – как ты можешь стоять рядом с ней, дышать одним воздухом, есть и пить из одной посуды!
– Ради высших соображений можно кое-чем и поступиться.
– Можно. Я уже пробовал. Поэтому и оказался в этой дыре. Хорошо еще, что живым.
– Значит, соображения были недостаточно высокими… Или ты поступился слишком малым…
– Ты лучше скажи, кто заставил мертвую Рагну плясать под дудку Карглака? Твоя Эштра?
– Она. – Вопрос этот, похоже, задел Окша за живое. – Но ее вины здесь нет. Рагну замучил Карглак. А уж потом велел Эштре заняться ее трупом. Куда ей было деваться? За малейшую строптивость Карглак жестоко наказывал ее.
– Зато за исполнительность кормил тухлым мясом! И в том, что мы потеряли под стенами цитадели половину своей армии, она, конечно, тоже не виновата?
– Она защищалась. Ты, оказавшись на ее месте, поступил бы точно так же. Если бы цитадель пала, победители не пощадили бы ее.
– Ну и Эштра! Прямо ангел какой-то! Так и хочется ее приголубить. Надеюсь, до этого у вас еще не дошло?
– Трудно сказать, что у нее на уме, – вздохнул Окш. – Похоже, она не осознает своего возраста. Точно так же, как и степень своей привлекательности… Сейчас она может напугать и вурдалака, но в самом ближайшем будущем собирается перевоплотиться. Макса-ры – существа без определенного возраста. Вспомни Карглака. Он ровесник Эштры, а выглядит намного моложе.
– Хочешь сказать, что мы еще увидим ее в облике юной шалуньи?
– Ты имеешь что-нибудь против? – Мне-то какое дело! Решайте свои интимные проблемы сами. Лучше скажи, зачем я понадобился тебе? – Хочу, чтобы ты присутствовал при моем перевоплощении.
– Что, некому горшки таскать?
– Тебе отводится очень важная роль. Пока перевоплощение не завершится, ты будешь стоять за спиной Эштры с клинком в руке. Еще неизвестно, какая блажь может прийти ей в голову. Поэтому пусть заранее знает, что не только злой умысел, но и случайная ошибка чревата для нее смертью.
– Ты доверяешь мне клинок?
– Больше некому.
– А если я зарублю вас обоих и скроюсь вместе с сокровищами?
– Уверен, ты этого не сделаешь. Даже могу привести пару доводов в пользу такого умозаключения.
– Интересно будет послушать.
– Сокровища и так принадлежат тебе. Надеюсь, в самом ближайшем будущем они умножатся. Зачем же бежать от собственного счастья? Это первый довод. Рассуждаем дальше. Сам знаешь, что меня связывает с Карглаком какая-то неведомая нить. Стоит мне только испустить дух, как он узнает об этом и немедленно примчится сюда. Ты хочешь оказаться с ним лицом к лицу? Да и другие максары в стороне не останутся. Как-никак, а ты ближайший сподвижник их смертельного врага. Как ты думаешь, позволят; они тебе покинуть Чернодолье? Допустит ли Карглак, чтобы ты умыкнул его сокровища? Тут даже клинок не поможет! Тем более что я настрою его на нанесение одного-единственного удара. Для меня это проще простого. Вот так выглядит второй довод. При желании можно найти еще несколько не менее убедительных.
– Я вижу, ты обдумал все наперед.
– Как же иначе… Я ведь все-таки военачальник… Но риск, конечно, есть. И риск немалый… Вся надежда на тебя. Ты согласен помочь?
– Согласен, – после краткого раздумья кивнул Хавр. – Как говорится, можешь располагать мной. Прежде наш договор существовал только на словах. Теперь, когда деньги получены, я должен выполнить его. То есть служить тебе верой и правдой.
– Я не сомневался в твоем здравом смысле. Но учти, что держать меч над чьей-то головой занятие довольно утомительное.
– Как-нибудь справлюсь… Передавай привет своей шалунье. Кстати, почему ты так лебезишь перед ней? Даже смотреть противно.
– Она же женщина. И до сих пор ощущает себя все той же красоткой, какой была давным-давно. А как легче всего привязать к себе женщину? Льстивыми речами, страстными взорами, обожанием, поклонением… Только все это надо делать от души. В таком деле лучше пересолить, чем недоперчить.
– Тебе виднее, – сказал Хавр. – Смотри, не перестарайся. А не то она тебя как крысу… х-хрум… и даже солить не станет.
Перевоплощение Окша было окружено такой завесой тайны, что на всякий случай даже решили усыпить войско, чему, кстати, очень способствовало вино, принятое внутрь без всякой меры.
Эштра, полжизни просидевшая в сырой темнице, самостоятельно передвигаться не могла, и в ее распоряжение предоставили носилки. Носильщиков она выбирала так тщательно, словно намеревалась завести от них потомство. В конце концов выбор старой ведьмы пал на четверых молоденьких и смазливых адъютантов.
Сама же она указала и путь в подземелье, вернее, в ту его часть, где многие поколения хозяев цитадели практиковались в своих опытах над живыми существами. Хавр, очутившийся в таком месте впервые, сразу пожалел о том, что согласился присутствовать при процедуре перевоплощения. Однако идти на попятную было поздно – лемуры, вызванные волей Эштры из своих пристанищ, уже окружили раму, на которой лежал обнаженный Окш, кольцом ярких светильников.
Хавр постарался выбрать для себя такую позицию, откуда и Окша хорошо видно, и Эштру рубить сподручно. Дабы не задохнуться от царившего здесь зловония, он прикрывал нос платком, а дышать старался по боль-щей части через рот. Сновавшие вокруг лемуры очень раздражали Хавра, но он не забывал, что клинок способен нанести только один результативный удар.
Адъютанты, ввергнутые в глубокий транс, остались где-то за пределами освещенного пространства. Хавр уже начал догадываться о печальной участи, ожидавшей их.
– Я не выношу боли, несравненная, но не хотел бы, чтобы меня усыпили, – сдавленным голосом произнес Окш. – Желаю все время оставаться в здравом уме.
– Ах ты, проказник! – При звуках голоса Эштры стоявшие поблизости лемуры шарахнулись в сторону. – Любишь, когда с тебя сдирают шкуру? О, это и в самом деле сладостное ощущение. Я сделаю все, чтобы ты получил от перевоплощения невыразимое удовольствие. Раньше я считалась лучшей мастерицей среди макса-ров. Могла сделать мрызла из чего угодно. Карглак обя-зан мне всем, что у него сейчас есть… Тебе ведь не больно, нет? – Раздался треск распарываемой плоти, и во все стороны брызнула кровь.
– Нет, – после некоторого молчания согласился Окш. – Скорее приятно…
– Ай-яй-яй! – продолжала Эштра. – Как я посмотрю, кто-то уже успел поработать над тобой. Да уж так неудачно! От такого перевоплощения больше вреда, чем пользы. Я бы таких горе-мастеров рук лишала!
– Вы ее жизни лишили! – На мгновение Окш утратил самообладание.
– Не та ли это вертихвостка, труп которой я отправила в дальнюю дорогу? – Эштра и не думала скрывать злорадство. – А ты, похоже, до сих пор не можешь ее забыть. Помочь?
– Не надо… – глухо и с усилием ответил Окш, сдерживая непонятно какую боль, не то физическую, не то душевную. – Даже в печальных воспоминаниях есть своя прелесть…
– Как хочешь, – буркнула Эштра, орудуя своими страшными когтями, с успехом заменявшими ей хирургические инструменты. – А то ведь заодно с телом можно и на душу глянец навести.
– Несравненная, я бы попросил тебя воздержаться от этого. – Окш, голова которого была притянута ремнем к раме, скосил глаза, отыскивая Хавра.
– Воздержусь, воздержусь, – заверила его Эштра, заранее предупрежденная об ответственности, которую она понесет в случае неудачного исхода процедуры перевоплощения. – Теперь давай решать, что будем делать с твоим телом. Хочешь, я придам ему божественную красоту?
– Я бы предпочел дьявольскую неуязвимость и силу.
– Одно другому не мешает… Это ведь не последнее твое обличье. Истинные максары меняют шкуру чаще, чем змеи.
Клинок, приведенный в боевое состояние, почти ничего не весил, однако от вибрации в рукоятке у Хавра занемели пальцы. Он только один раз мельком глянул на то, что раньше было телом Окша, и сразу сосредоточил внимание на его лице, хотя и бледном, но удивительно спокойном.
Горбатая уродка, больше похожая на огромное членистоногое, чем на существо человеческой породы, разделывала свою жертву с быстротой и сноровкой паука, набросившегося на неосторожную муху. Лемуры еле успевали подставлять медные тазы, в которые то шмякались какие-то куски, то звонкой струйкой била кровь. При этом Эштра ни на мгновение не прекращала бормотать себе под нос…
– Сердце у тебя молодое, крепкое, но для грядущих дел слабовато будет… А вот легкие никуда не годятся. Как ты умудрился их так запустить?
– Когда я был ребеночком, меня одна тетя в ямку закопала. – Голос у Окша теперь был какой-то странный, даже и не его вроде. – Пришлось наружу выбираться… Вот и наглотался песочка. Ты еще долго собираешься меня мучить?
– Только начала, – ответила Эштра с садистской прямотой. – Но всего тебя я за один присест не переделаю. Перевоплощение дело долгое. Хотя уже после первого раза ты почувствуешь себя совсем другим человеком.
– И даже с Карглаком смогу в рукопашную схватиться? – не сказал, а скорее прокряхтел Окш.
– Зачем тебе Карглак сдался?
– За тебя отомстить.
– За себя я сама отомщу, мой драгоценный. Это такой зверь, что кого хочешь искалечит. Я-то уж его хорошо изучила. И силы его знаю, и слабости… А что это. с тобой? Никак задыхаешься?
От этих слов Хавр сразу насторожился, а Окш прохрипел: «Тяжело, давит что-то…» Эштра сразу отстранилась от него и уставилась своими жуткими бельмами во мрак, из которого немедленно появился один из адъютантов. Пустыми глазами и деревянной неестественной походкой он напоминал манекен.
Лемуры, содрав с адъютанта одежду, уложили его по соседству с Окшем так, чтобы Эштра могла без труда до него дотянуться. Та что-то недовольно пробурчала и, взмахнув своей костлявой лапой, распорола тело молодого человека от горла до паха. Сейчас она очень напоминала одну весьма известную курносую даму, всем другим нарядам предпочитающую ветхий саван. Только, в отличие от нее, Эштра прекрасно обходилась без острой косы. И собственных ногтей вполне хватало.
Теперь почти все лемуры сгрудились в центре освещенного круга. Лишь двое или трое продолжали подносить фигурные флаконы со снадобьями. Эштра наклонялась то в одну сторону, то в другую, и Хавру, чтобы лучше видеть лицо Окша, пришлось подойти поближе. Кровь хлюпала у него под ногами, а от спертого воздуха (к смраду, исходившему от тела Эштры, и тошнотворным ароматам подземелья добавился еще тяжкий запах пропитанных алкоголем каловых масс, переполнявших вскрытую утробу несчастного адъютанта) кружилась голова.
Окш, тело которого напоминало освежеванную телячью тушу, похоже, даже лишенную конечностей (невозможно было с первого взгляда разобраться в этой безобразной мешанине костей, мяса, крови и требухи), заметив приближающегося Хавра, сбивчиво зашептал:
– Видишь, какой я сейчас? Только глазами могу хлопать да языком шевелить. Не оставляй меня, слышишь? Будь при мне, пока я не встану на ноги. Обещаю озолотить тебя! Помнишь те доводы, в силу которых тебе следует держаться за меня? Не забывай их.
– Зачем ты зря волнуешься, драгоценный? – перебила его Эштра. – В обиду я тебя никому не дам. Потерпи еще немного. Скоро будешь прыгать, как кузнечик. Вспомнишь тогда свою благодетельницу добрым еловом… А ты, казначеюшкр, не лезь. Без тебя как-нибудь разберемся.
– Я, несравненная, в твоих советах не нуждаюсь. – Хавр с трудом подавил вспышку глухой необъяснимой ярости. – Сама знаешь, для чего я здесь присутствую. Если собираешься еще пожить на этом свете, делай свое дело как можно лучше.
Их глаза встретились – впервые за все время знакомства. Неизвестно, что хотела Эштра: просто напугать строптивого человечишку или всерьез искалечить его психику, однако стрела ее злой воли угодила в пустоту.
Хавр продолжал стоять на прежнем месте, но был уже как будто и не человеком во плоти и крови, а только его отражением. А настоящий Хавр каким-то невероятным образом оказался у нее за спиной и сейчас угрожающе помахивал клинком.
Эштра, которую нельзя было ошарашить абсолютно ничем, повторила свой выпад, опасный даже для максара, но добилась точно такого же результата. Теперь вокруг нее было уже три Хавра, и если первый успел превратиться почти в неразличимую тень, то между двух остальных не было почти никакой разницы, кроме разве что выражения лица – один презрительно улыбался, а второй хмурился.
– Зря стараешься, – сказал улыбающийся Хавр. – Тебе не одолеть меня. Я всегда увернусь. Только не в сторону, а в другой момент времени. Чуть-чуть более поздний или чуть-чуть более ранний. Если нас будет разделять хотя бы миг, ты уже не опасна для меня.
– А ты не прост, казначеюшко! Ох как не прост! – притворно восхитилась Эштра. – Я бы тебе свои денежки не доверила.
– Карглак ведь доверил. – Оба Хавра уже слились в единое целое. – А он обманывался редко.
– Неужели Карглак так ни разу и не попытался вывернуть твою душу наизнанку? – полюбопытствовала Эштра.
– Это, наверное, было его мечтой. Пусть и не самой сокровенной. Он пытался проникнуть в мою душу много раз и разными способами, но всегда примерно с тем же успехом, что и ты. Я неподвластен воле максаров. Не потому, что обладаю такими же способностями, как и они. Просто мы явления разной природы. Как, например, свет неба и ветер.
Эштра вдруг рассмеялась во всю свою щербатую пасть – словно заквохтала усевшаяся на яйца самка дракона – и вновь занялась Окшем.
Причиной столь бурного проявления чувств был Окш, только что покинувший цитадель. Сейчас он шагал к лагерю, небрежно неся под мышкой «дырокол», об истинном предназначении которого не знал никто, кроме Хавра. За Окшем следовала вереница безоружных мрызлов, чье крайнее уродство объяснялось тем, что они были специально предназначены для существования в тесных и запутанных лабиринтах цитадели.
Пряча глаза от ненавистного им света, мрызлы катили бочки с вином, волокли сундуки с золотом, гнали быков и баранов, содержавшихся во время осады в просторных подземных хлевах.
– Тебя можно поздравить с победой? – От избытка чувств Хавр похлопал Окша по плечу.
– Потом. Время на это еще будет. – Окш выглядел сейчас куда более озабоченным, чем перед своим визитом в цитадель. – Пусть люди пьют и едят до отвала, хотя они этого и не заслужили. Все сокровища можешь оставить себе, как мы и договаривались.
– Зачем ты отказываешься от них? – удивился Хавр. – Мне вполне хватило бы и половины.
– Для себя я нашел здесь совсем другое сокровище, – произнес Окш, провожая взглядом изящные закрытые носилки, которые как раз в этот момент вносили в его палатку.
Хавр деликатно промолчал, а затем перевел разговор на другую тему, для него, можно сказать, животрепещущую.
– Что там слышно о Карглаке? – поинтересовался он.
– Его здесь и не было, – рассеянно ответил Окш. – Раньше он громил Страну жестянщиков, а теперь рыскает по всему Чернодолью, собирая против меня армию. Представляешь, нас ожидает схватка сразу с несколькими дюжинами максаров. Вот уж где повеселимся…
– Ты, похоже, собираешься отлучиться? – От внимания Хавра не могли ускользнуть взгляды, которые Окш бросал на свою палатку.
– Да… Ненадолго. – Грозный Губитель Максаров был явно смущен. – Командуй тут пока один. Никакая опасность нам в ближайшее время не грозит. Весть о нашей победе разгонит врагов не менее успешно, чем хороший залп картечниц… Мрызлами можешь распоряжаться как своими собственными слугами. Они сейчас и мухи не обидят. Пусть извлекут из подземелий все, что нам пригодится. Сами туда лучше не лезьте. Цитадель может рухнуть в любой момент… Потом, когда мрызлы станут уже не нужны, придумай что-нибудь… Только поменьше шума… Все равно они не смогут жить вне цитадели…
Жестянщики праздновали свою победу (а в том, что цитадель пала только благодаря их усилиям, никто не сомневался) с истовостью и размахом, которому могли бы позавидовать даже максары. Скрягами и буками они были только у себя дома, когда наливать и нарезать приходилось из собственных запасов, зато, дорвавшись, до дармового угощения, никогда не кочевряжились. Застольный разговор в основном касался собственных ратных подвигов. Каждый, получивший в бою хотя бы ничтожную царапину, сейчас строил из себя героя, якобы уложившего не один десяток мрызлов.
Сами мрызлы, непривычно спокойные и, как холощеные быки, ко всему равнодушные, трудились не покладая рук – сначала таскали из подземелий добро, накопленное многими поколениями предков Карглака, потом загружали обозы жратвой, питьем и фуражом, а уж напоследок занялись покойниками. Всех погибших во время штурма сложили в две кучи – мрызлов отдельно, жестянщиков отдельно, – которые были затем подожжены с помощью горючего состава. Запах жареной человечины смешался с запахом жареной баранины.
Весть о том, что пленники обречены, каким-то загадочным образом успела распространиться среди жестянщиков, и у многих уже чесались руки. Поступило предложение бросить мрызлов живыми в костер, пока тот еще не прогорел.
Хавр занялся было учетом доставшихся ему сокровищ, но скоро забросил это занятие – золото можно было считать телегами, а драгоценные камни мешками. Куда более актуальной была другая проблема – где до лучших времен спрятать такие богатства. Ни Чернодолье, ни Страна жестянщиков для этой цели никак не подходили. И там и тут времена наступали самые худшие. В Стране лугарей катастрофические наводнения постоянно сменялись не менее катастрофическими пожарами. В Стране черепах мороз превращал землю в камень. В Стране кочкарников земля вообще отсутствовала – одни лишь гнилые топи да бездонные омуты. Тут было над чем голову поломать!
От этих размышлений Хавра отвлек адъютант Окша, явившийся весьма некстати. Он тоже был пьян, но старался держаться с достоинством, в том смысле, в каком достоинство понимали разбогатевшие на торговле солью лодочники.
Излагая суть своего визита, адъютант старался дышать в сторону и даже помахивал перед своей рожей парой грязных перчаток. С его слов можно было понять, что главнокомандующий требует Хавра к себе, но при этом просит ничему не удивляться.
Хочешь не хочешь, а пришлось собираться в гости. По предположению Хавра его приглашали на смотрины какой-нибудь экзотической красотки, захваченной Окшем в качестве трофея.
Сам он от женщин старался держаться подальше, считая их существами порочными, лживыми и глупыми, то есть почти такими же, как мужчины, что им-то как раз и нельзя было простить. Однако отказаться от приглашения Окша, так щедро одарившего его сегодня, было бы форменным свинством.
Сменив свой видавший виды плащ на другой, чуть менее потертый и не такой линялый, а также на всякий случай прихватив дивное изумрудное ожерелье, Хавр направился к палатке главнокомандующего. Адъютант шагал впереди, выписывая ногами нелепые кренделя.
Окш, одетый в какой-то дурацкий наряд, сплошь состоящий из атласа, пушистого меха и золотых побрякушек, встретил гостя на пороге и, выразительной гримасой подтвердив просьбу ничему не удивляться, провел его внутрь палатки, где был накрыт изысканный стол, а за кисейными занавесками, ниспадавшими с балдахина, восседало некое субтильное существо, завернутое в алые шелка.
Правда, пахло в палатке нехорошо. Даже не пахло, а воняло. Запах горевшей в плошке ароматической смолы не мог перебить тяжкий дух, свойственный только каторжным тюрьмам, приютам для бедных да воровским притонам самого низкого пошиба.
– Несравненная, – Окш поклонился в сторону полупрозрачных занавесок, – я хочу представить тебе моего казначея. Его зовут Хавр, но, если это имя покажется тебе неблагозвучным, можешь называть его как 362 ЮРИЙ БРАЙДЕР, НИКОЛАЙ ЧАДОВИЧ jjl то иначе. За ним числится немало достославных дел. Даже не знаю, какие из них лучше упомянуть – подвиги или предательства.
– Предательства, конечно, предательства! – Голос, раздавшийся из-за занавесок, заставил Хавра содрогнуться. Так мог говорить ученый попугай или в крайнем случае ворона, но никак не человеческое существо женского пола.
– В свое время он водил дружбу с самим Клайно-ром. – Окш выглядел необычайно оживленным, глаза его странно блестели, а язык молол без умолку. – Кто кого обвел вокруг пальца, я не знаю, но расстались они без сожаления. До того, как посетить эту страну, мой казначей успел послужить многим хозяевам, среди которых были даже создания высшего порядка. Им он тоже чем-то не угодил, за что и был лишен божественного покровительства. Хотя некоторые необычайные свойства у него сохранились. Он, например, ха-ха, чует запах тлеющего мироздания! Последний, кого успел обмануть наш гость, был небезызвестный тебе Карглак. Только одним богам ведомо, сколько золота он сумел выманить у этого хитрого и алчного максара. А в знак благодарности Хавр просто столкнул Карглака в пропасть. К большому сожалению, это никак не отразилось на здоровье кредитора.
– Благородный поступок! Весьма благородный! – вновь прокаркали за занавеской. – Я благоволю к каждому, кто хоть чем-то навредил этому подлецу Карглаку. В знак своей милости позволяю твоему казначею поцеловать мою руку.
– О, несравненная, как ты великодушна! – вновь расшаркался Окш.
Из-за занавески высунулось что-то похожее на мумифицированную птичью лапу – бурая сморщенная кожа, больше смахивающая на чешую, скрюченные пальцы с черными толстенными ногтями. Хавру сразу стало ясно, откуда исходит этот тошнотворный запах.
Однако под требовательным взглядом Окша он пересилил свою брезгливость, прикоснулся губами к этой вонючей, уродливой лапе, да еще и пробормотал с напускным смирением:
– Всегда к вашим услугам, несравненная.
– Ступай, – милостиво разрешила женщина-гарпия, лица которой он так и не удостоился лицезреть. – Но только не смей обманывать своего нынешнего благодетеля. Я его в обиду никому не дам. То, что раньше сходило тебе с рук, здесь будет стоить головы. А тебе, мой друг, – это, по-видимому, относилось уже к Окшу, – я бы посоветовала почаще менять казначеев. И при назначении на должность нового отсекать голову предыдущему.
– Наш гость имеет право на снисхождение, – вежливо возразил Окш. – В недавнем прошлом он оказал мне немало ценных услуг. До самого последнего времени я был его должником. Но тем не менее я подумаю над твоим предложением.
– Подумай. Но не сегодня. Сегодня наш праздник, – карканье приобрело капризную интонацию.
– Как я могу забыть об этом! – Окш уже не столько кланялся, сколько из положения согнувшись время от времени распрямлял спину. – Однако позволь мне хотя бы проводить нашего гостя.
– Позволяю. Только не задерживайся. Не забывай, что я устала от одиночества. – Мерзкая лапа судорожным, но цепким движением ухватила бокал с вином. – Пью за твое благополучие.
Пятясь задом и энергично подталкивая Хавра, Окш покинул палатку и, только отойдя от нее на полсотни шагов, с облегчением вздохнул.
– Уф-ф! Какое впечатление она произвела на тебя?
– Кто? – едва не застонал Хавр.
– Эштра. Супруга Карглака. Бывшая, конечно. Я нашел ее на самом дне подземелья в компании крыс и мокриц. Она сидела прямо на голом полу, ее ноги были по колено вмурованы в камень, а на руках и шее висело цепей не меньше, чем на носу самой большой соляной баржи. Карглак заточил ее в темницу еще в те времена, когда моя мать была ребенком. С тех пор Эштра не видела света неба, не умывалась, не стриглась, не обрезала ногтей и питалась одним черствым хлебом. Иногда в виде поощрения ей давали протухшее сырое мясо. Кроме того, она наловчилась ловить крыс.
– Зачем ты освободил ее? Это же настоящее чудовище! Пусть бы сидела в своем подземелье и дальше.
– Постарайся понять меня! – горячо заговорил Окш. – Она же сумасшедшая! Она ничего не знает о том, что случилось в мире после ее заточения. Она слыхом не слыхивала ни о Великой Бойне, ни о Клайноре, ни о Губителе Максаров. Она ненавидит Карглака. Меня она считает сказочным принцем, разрушившим цитадель ради ее освобождения.
– А она сама, естественно, сказочная принцесса! – Хавр не удержался от ехидного замечания.
– Не перебивай. Не важно, кем она себя считает. Пусть даже птичкой-невеличкой. Она же сумасшедшая.
– Она? Или ты?
– Если честно, любой от нее может тронуться умом, – согласился Окш.
– Это заметно. Играйте в свои игры и дальше, а я пошел к себе.
– Нет, ты послушай меня! – Окш крепко ухватил его за плащ. – Она обладает необычайно сильной и гибкой волей! Только она способна управлять мертвецами! Она одна стоит десятка максаров! Такой союзник нужен нам позарез! А кроме того, Эштра обещала подвергнуть меня перевоплощению! Я в конце концов желаю стать настоящим максаром! Неуязвимым для пуль, неподвластным усталости, способным видеть во мраке…
– Равнодушным ко всему, кроме своей особы, – подсказал Хавр,
– Этим даром жестянщики владеют не в меньшей мере, чем максары, – возразил Окш. – Не сбивай меня с толку. Лучше поделись своим мнением об Эштре.
– Я понимаю, что нам нужен союзник, – скучным голосом произнес Хавр. – Я понимаю, что ты хочешь пройти перевоплощение… Но я не понимаю, – тут он почти взорвался, – как ты можешь стоять рядом с ней, дышать одним воздухом, есть и пить из одной посуды!
– Ради высших соображений можно кое-чем и поступиться.
– Можно. Я уже пробовал. Поэтому и оказался в этой дыре. Хорошо еще, что живым.
– Значит, соображения были недостаточно высокими… Или ты поступился слишком малым…
– Ты лучше скажи, кто заставил мертвую Рагну плясать под дудку Карглака? Твоя Эштра?
– Она. – Вопрос этот, похоже, задел Окша за живое. – Но ее вины здесь нет. Рагну замучил Карглак. А уж потом велел Эштре заняться ее трупом. Куда ей было деваться? За малейшую строптивость Карглак жестоко наказывал ее.
– Зато за исполнительность кормил тухлым мясом! И в том, что мы потеряли под стенами цитадели половину своей армии, она, конечно, тоже не виновата?
– Она защищалась. Ты, оказавшись на ее месте, поступил бы точно так же. Если бы цитадель пала, победители не пощадили бы ее.
– Ну и Эштра! Прямо ангел какой-то! Так и хочется ее приголубить. Надеюсь, до этого у вас еще не дошло?
– Трудно сказать, что у нее на уме, – вздохнул Окш. – Похоже, она не осознает своего возраста. Точно так же, как и степень своей привлекательности… Сейчас она может напугать и вурдалака, но в самом ближайшем будущем собирается перевоплотиться. Макса-ры – существа без определенного возраста. Вспомни Карглака. Он ровесник Эштры, а выглядит намного моложе.
– Хочешь сказать, что мы еще увидим ее в облике юной шалуньи?
– Ты имеешь что-нибудь против? – Мне-то какое дело! Решайте свои интимные проблемы сами. Лучше скажи, зачем я понадобился тебе? – Хочу, чтобы ты присутствовал при моем перевоплощении.
– Что, некому горшки таскать?
– Тебе отводится очень важная роль. Пока перевоплощение не завершится, ты будешь стоять за спиной Эштры с клинком в руке. Еще неизвестно, какая блажь может прийти ей в голову. Поэтому пусть заранее знает, что не только злой умысел, но и случайная ошибка чревата для нее смертью.
– Ты доверяешь мне клинок?
– Больше некому.
– А если я зарублю вас обоих и скроюсь вместе с сокровищами?
– Уверен, ты этого не сделаешь. Даже могу привести пару доводов в пользу такого умозаключения.
– Интересно будет послушать.
– Сокровища и так принадлежат тебе. Надеюсь, в самом ближайшем будущем они умножатся. Зачем же бежать от собственного счастья? Это первый довод. Рассуждаем дальше. Сам знаешь, что меня связывает с Карглаком какая-то неведомая нить. Стоит мне только испустить дух, как он узнает об этом и немедленно примчится сюда. Ты хочешь оказаться с ним лицом к лицу? Да и другие максары в стороне не останутся. Как-никак, а ты ближайший сподвижник их смертельного врага. Как ты думаешь, позволят; они тебе покинуть Чернодолье? Допустит ли Карглак, чтобы ты умыкнул его сокровища? Тут даже клинок не поможет! Тем более что я настрою его на нанесение одного-единственного удара. Для меня это проще простого. Вот так выглядит второй довод. При желании можно найти еще несколько не менее убедительных.
– Я вижу, ты обдумал все наперед.
– Как же иначе… Я ведь все-таки военачальник… Но риск, конечно, есть. И риск немалый… Вся надежда на тебя. Ты согласен помочь?
– Согласен, – после краткого раздумья кивнул Хавр. – Как говорится, можешь располагать мной. Прежде наш договор существовал только на словах. Теперь, когда деньги получены, я должен выполнить его. То есть служить тебе верой и правдой.
– Я не сомневался в твоем здравом смысле. Но учти, что держать меч над чьей-то головой занятие довольно утомительное.
– Как-нибудь справлюсь… Передавай привет своей шалунье. Кстати, почему ты так лебезишь перед ней? Даже смотреть противно.
– Она же женщина. И до сих пор ощущает себя все той же красоткой, какой была давным-давно. А как легче всего привязать к себе женщину? Льстивыми речами, страстными взорами, обожанием, поклонением… Только все это надо делать от души. В таком деле лучше пересолить, чем недоперчить.
– Тебе виднее, – сказал Хавр. – Смотри, не перестарайся. А не то она тебя как крысу… х-хрум… и даже солить не станет.
Перевоплощение Окша было окружено такой завесой тайны, что на всякий случай даже решили усыпить войско, чему, кстати, очень способствовало вино, принятое внутрь без всякой меры.
Эштра, полжизни просидевшая в сырой темнице, самостоятельно передвигаться не могла, и в ее распоряжение предоставили носилки. Носильщиков она выбирала так тщательно, словно намеревалась завести от них потомство. В конце концов выбор старой ведьмы пал на четверых молоденьких и смазливых адъютантов.
Сама же она указала и путь в подземелье, вернее, в ту его часть, где многие поколения хозяев цитадели практиковались в своих опытах над живыми существами. Хавр, очутившийся в таком месте впервые, сразу пожалел о том, что согласился присутствовать при процедуре перевоплощения. Однако идти на попятную было поздно – лемуры, вызванные волей Эштры из своих пристанищ, уже окружили раму, на которой лежал обнаженный Окш, кольцом ярких светильников.
Хавр постарался выбрать для себя такую позицию, откуда и Окша хорошо видно, и Эштру рубить сподручно. Дабы не задохнуться от царившего здесь зловония, он прикрывал нос платком, а дышать старался по боль-щей части через рот. Сновавшие вокруг лемуры очень раздражали Хавра, но он не забывал, что клинок способен нанести только один результативный удар.
Адъютанты, ввергнутые в глубокий транс, остались где-то за пределами освещенного пространства. Хавр уже начал догадываться о печальной участи, ожидавшей их.
– Я не выношу боли, несравненная, но не хотел бы, чтобы меня усыпили, – сдавленным голосом произнес Окш. – Желаю все время оставаться в здравом уме.
– Ах ты, проказник! – При звуках голоса Эштры стоявшие поблизости лемуры шарахнулись в сторону. – Любишь, когда с тебя сдирают шкуру? О, это и в самом деле сладостное ощущение. Я сделаю все, чтобы ты получил от перевоплощения невыразимое удовольствие. Раньше я считалась лучшей мастерицей среди макса-ров. Могла сделать мрызла из чего угодно. Карглак обя-зан мне всем, что у него сейчас есть… Тебе ведь не больно, нет? – Раздался треск распарываемой плоти, и во все стороны брызнула кровь.
– Нет, – после некоторого молчания согласился Окш. – Скорее приятно…
– Ай-яй-яй! – продолжала Эштра. – Как я посмотрю, кто-то уже успел поработать над тобой. Да уж так неудачно! От такого перевоплощения больше вреда, чем пользы. Я бы таких горе-мастеров рук лишала!
– Вы ее жизни лишили! – На мгновение Окш утратил самообладание.
– Не та ли это вертихвостка, труп которой я отправила в дальнюю дорогу? – Эштра и не думала скрывать злорадство. – А ты, похоже, до сих пор не можешь ее забыть. Помочь?
– Не надо… – глухо и с усилием ответил Окш, сдерживая непонятно какую боль, не то физическую, не то душевную. – Даже в печальных воспоминаниях есть своя прелесть…
– Как хочешь, – буркнула Эштра, орудуя своими страшными когтями, с успехом заменявшими ей хирургические инструменты. – А то ведь заодно с телом можно и на душу глянец навести.
– Несравненная, я бы попросил тебя воздержаться от этого. – Окш, голова которого была притянута ремнем к раме, скосил глаза, отыскивая Хавра.
– Воздержусь, воздержусь, – заверила его Эштра, заранее предупрежденная об ответственности, которую она понесет в случае неудачного исхода процедуры перевоплощения. – Теперь давай решать, что будем делать с твоим телом. Хочешь, я придам ему божественную красоту?
– Я бы предпочел дьявольскую неуязвимость и силу.
– Одно другому не мешает… Это ведь не последнее твое обличье. Истинные максары меняют шкуру чаще, чем змеи.
Клинок, приведенный в боевое состояние, почти ничего не весил, однако от вибрации в рукоятке у Хавра занемели пальцы. Он только один раз мельком глянул на то, что раньше было телом Окша, и сразу сосредоточил внимание на его лице, хотя и бледном, но удивительно спокойном.
Горбатая уродка, больше похожая на огромное членистоногое, чем на существо человеческой породы, разделывала свою жертву с быстротой и сноровкой паука, набросившегося на неосторожную муху. Лемуры еле успевали подставлять медные тазы, в которые то шмякались какие-то куски, то звонкой струйкой била кровь. При этом Эштра ни на мгновение не прекращала бормотать себе под нос…
– Сердце у тебя молодое, крепкое, но для грядущих дел слабовато будет… А вот легкие никуда не годятся. Как ты умудрился их так запустить?
– Когда я был ребеночком, меня одна тетя в ямку закопала. – Голос у Окша теперь был какой-то странный, даже и не его вроде. – Пришлось наружу выбираться… Вот и наглотался песочка. Ты еще долго собираешься меня мучить?
– Только начала, – ответила Эштра с садистской прямотой. – Но всего тебя я за один присест не переделаю. Перевоплощение дело долгое. Хотя уже после первого раза ты почувствуешь себя совсем другим человеком.
– И даже с Карглаком смогу в рукопашную схватиться? – не сказал, а скорее прокряхтел Окш.
– Зачем тебе Карглак сдался?
– За тебя отомстить.
– За себя я сама отомщу, мой драгоценный. Это такой зверь, что кого хочешь искалечит. Я-то уж его хорошо изучила. И силы его знаю, и слабости… А что это. с тобой? Никак задыхаешься?
От этих слов Хавр сразу насторожился, а Окш прохрипел: «Тяжело, давит что-то…» Эштра сразу отстранилась от него и уставилась своими жуткими бельмами во мрак, из которого немедленно появился один из адъютантов. Пустыми глазами и деревянной неестественной походкой он напоминал манекен.
Лемуры, содрав с адъютанта одежду, уложили его по соседству с Окшем так, чтобы Эштра могла без труда до него дотянуться. Та что-то недовольно пробурчала и, взмахнув своей костлявой лапой, распорола тело молодого человека от горла до паха. Сейчас она очень напоминала одну весьма известную курносую даму, всем другим нарядам предпочитающую ветхий саван. Только, в отличие от нее, Эштра прекрасно обходилась без острой косы. И собственных ногтей вполне хватало.
Теперь почти все лемуры сгрудились в центре освещенного круга. Лишь двое или трое продолжали подносить фигурные флаконы со снадобьями. Эштра наклонялась то в одну сторону, то в другую, и Хавру, чтобы лучше видеть лицо Окша, пришлось подойти поближе. Кровь хлюпала у него под ногами, а от спертого воздуха (к смраду, исходившему от тела Эштры, и тошнотворным ароматам подземелья добавился еще тяжкий запах пропитанных алкоголем каловых масс, переполнявших вскрытую утробу несчастного адъютанта) кружилась голова.
Окш, тело которого напоминало освежеванную телячью тушу, похоже, даже лишенную конечностей (невозможно было с первого взгляда разобраться в этой безобразной мешанине костей, мяса, крови и требухи), заметив приближающегося Хавра, сбивчиво зашептал:
– Видишь, какой я сейчас? Только глазами могу хлопать да языком шевелить. Не оставляй меня, слышишь? Будь при мне, пока я не встану на ноги. Обещаю озолотить тебя! Помнишь те доводы, в силу которых тебе следует держаться за меня? Не забывай их.
– Зачем ты зря волнуешься, драгоценный? – перебила его Эштра. – В обиду я тебя никому не дам. Потерпи еще немного. Скоро будешь прыгать, как кузнечик. Вспомнишь тогда свою благодетельницу добрым еловом… А ты, казначеюшкр, не лезь. Без тебя как-нибудь разберемся.
– Я, несравненная, в твоих советах не нуждаюсь. – Хавр с трудом подавил вспышку глухой необъяснимой ярости. – Сама знаешь, для чего я здесь присутствую. Если собираешься еще пожить на этом свете, делай свое дело как можно лучше.
Их глаза встретились – впервые за все время знакомства. Неизвестно, что хотела Эштра: просто напугать строптивого человечишку или всерьез искалечить его психику, однако стрела ее злой воли угодила в пустоту.
Хавр продолжал стоять на прежнем месте, но был уже как будто и не человеком во плоти и крови, а только его отражением. А настоящий Хавр каким-то невероятным образом оказался у нее за спиной и сейчас угрожающе помахивал клинком.
Эштра, которую нельзя было ошарашить абсолютно ничем, повторила свой выпад, опасный даже для максара, но добилась точно такого же результата. Теперь вокруг нее было уже три Хавра, и если первый успел превратиться почти в неразличимую тень, то между двух остальных не было почти никакой разницы, кроме разве что выражения лица – один презрительно улыбался, а второй хмурился.
– Зря стараешься, – сказал улыбающийся Хавр. – Тебе не одолеть меня. Я всегда увернусь. Только не в сторону, а в другой момент времени. Чуть-чуть более поздний или чуть-чуть более ранний. Если нас будет разделять хотя бы миг, ты уже не опасна для меня.
– А ты не прост, казначеюшко! Ох как не прост! – притворно восхитилась Эштра. – Я бы тебе свои денежки не доверила.
– Карглак ведь доверил. – Оба Хавра уже слились в единое целое. – А он обманывался редко.
– Неужели Карглак так ни разу и не попытался вывернуть твою душу наизнанку? – полюбопытствовала Эштра.
– Это, наверное, было его мечтой. Пусть и не самой сокровенной. Он пытался проникнуть в мою душу много раз и разными способами, но всегда примерно с тем же успехом, что и ты. Я неподвластен воле максаров. Не потому, что обладаю такими же способностями, как и они. Просто мы явления разной природы. Как, например, свет неба и ветер.
Эштра вдруг рассмеялась во всю свою щербатую пасть – словно заквохтала усевшаяся на яйца самка дракона – и вновь занялась Окшем.