Гроб по всему периметру с негромким лязгом ощетинился сверкающими лезвиями.
Лезвия стали дружно вгрызаться в дерн.
Брейлинг еще видел летящие комья земли. Гроб быстро оседал. Толчок, шелест ножей, провал, толчок, хруст, опять провал.
Чмок, пауза, чмок, пауза, чмок, пауза.
«Да соединится прах с прахом…»
Цветы кивали до ряби в глазах. Небо съеживалось черной земляной рамке. Оркестр грянул Шопена.
Последнее, что осознал Ричард Брейлинг цепенеющим сознанием, – как лезвия, исполнив свою миссию до конца, с толчком втянулись назад в Экономичное Погребальное Устройство.
«Ричард Брейлинг, Ричард Брейлинг, Ричард Брейлинг, Ричард Брейлинг…»
Пластинку заело.
Но волноваться об этом было уже некому.
Я вам не олух царя небесного!
Точно вам говорю, вовсе не такой уж я чурбан, каким меня все считают. Не-е-ет, сэр, ничего подобного! Вы что же, думаете, когда парни из предместья Сполдинг сказали, что у них там обнаружился мертвец, я сразу же помчался передавать новость шерифу?
Как бы не так! И вы, сэр, конечно же, так не думаете. Вежливо выслушав парней до конца, я развернулся и пошел себе эдак спокойненько, часто оглядываясь через плечо, чтобы сразу заприметить, если кому приспичит вдруг залыбиться или подмигнуть, или глаза у кого блеснут озорством, и отправился я сперва проведать именно что покойника. Тело мистера Симмонса я нашел на полу пустой и гулкой гостиной в собственном его доме на ферме, донельзя запущенной и сплошь заросшей сорняком – лютиком, чертополохом да вьюнком, которые давно схоронили под собой дорожку к дому. Добравшись до обветшалого крыльца, я вежливо постучал, а когда никто не ответил, толкнул дверь и заглянул.
И лишь после того поспешил за шерифом.
По пути еще меня закидали камнями гадкие и невежливые уличные мальчишки – как всегда, улюлюкая и с порядочного расстояния.
На шерифа я наткнулся прямо при входе в его офис. Да, сказал он, когда я начал рассказывать, мол, знаю уже, дай-ка пройти! И я вежливо посторонился, пропуская его и следом за ним мистера Кроквелла, смердящего компостом, а потом мистера Виллиса, от которого резко припахивало скобяным товаром, и Джеймса Мак-Хага, благоухающего мылом и духами, и еще мистера Даффи, бармена, разящего въевшимися в одежду сивушными ароматами.
Когда я следом за ними снова добрался до одинокого серого домика на окраине, все уже скрючились над покойником, словно бригада землекопов, наткнувшихся на неподъемный камень. «Можно войти?» – вежливо поинтересовался я, а они нелюбезно так рявкнули в ответ: пшел, мол, отсюдова прочь, ты, Питер, только под ногами путаться будешь!
Всегда со мной вот так вот. Всегда и все то рычат, то цыкают, то потешаются и всегда меня в сторону оттирают. Те парни, что сказали про труп, думаете, чего ждали? Они надеялись, что, поверив им на слово, я очертя голову кинусь за шерифом. Да не на таковского напали. Я все усек еще прошлой весной, когда двадцать семь раз кряду сбегал за горизонтальным отвесом и курво… курвиметром для береговой линии, когда в который раз чесал на пристань Уэмбли за разводным ключом для пятиугольных гаек. Парни просто дурачились.
Вот и я надул их сам в тот раз – сперва убедился и только потом помчался за помощью.
Часа через полтора шериф, задумчиво кивая, вывалился наружу.
– Бедняга Симмонс! Вся черепушка в трещинах, раздолбана, как гнилой орех.
– Неужели? – сказал я удивленно.
Нелюбезно так зыркнув на меня, шериф подкрутил ус.
– Ужели, неужели – тебе-то что за дело! – буркнул он.
– Очень загадочное убийство, не правда ли, сэр? – вежливо поинтересовался я.
– Какое там, к черту, загадочное! – сплюнул шериф.
– Вы уже определили, кто убийца? – справился я.
– Нет пока, а ты бы лучше заткнул свое хлебало! – невежливо заметил шериф, нервно разминая сигарету. С первой же затяжки он выкурил ее чуть ли не до половины. – Не видишь что ли – человек думает!
– Не нужна ли какая подмога? – очень вежливо предложил я.
– Подмога? – изумленно хрюкнул шериф, смерив меня таким взглядом, как будто с ним заговорила вдруг по-английски здоровенная каменная глыба. – От тебя, что ли?! Ха-ха!
Вот так каждый, кому ни предложи помощь, хватается за бока, раздувает щеки, точно суслик, и закатывает глаза к небу. Будто ему до смерти щекотно.
Вслед за шерифом загоготал мистер Кроквелл, плантатор, заквакал и мистер Виллис, владелец скобяной лавки, человек хмурый и твердый, как рельсовый костыль, – он и смеялся, точно костыль в шпалу загонял, – и мистер Даффи, хозяин ирландской пивнушки, заржал так, что чуть собственным языком не подавился, и даже Джеймс Мак-Хаг, обычно едва не падающий в обморок от любого громкого звука у себя за спиной, и тот прыснул – всем ой-ой как было весело!
– Мне доводилось читать книги про Шерлока Холмса, – сообщил я им веским и внушительным тоном.
Шериф ласково потрепал меня по загривку:
– С каких это пор ты, Питер, пристрастился к чтению?
– Да грамотный я, взаправду, можете не сомневаться!
– Так ты полагаешь, стало быть, что теперь тебе по зубам любой крепкий орешек, а? – аж задохнулся в новом приступе веселья шериф. Насмеявшись вдоволь, он невежливо добавил: – Убирайся к дьяволу, Питер, пока пендель в зад не заработал, пшел прочь отседова, а то уморишь нас вусмерть!
– Пусть себе… пусть остается, шериф! – утирая слезы, махнул рукой Джейми Мак-Хаг и прищелкнул языком, – Ты ведь у нас первоклассный легавый, не правда ли, Питер?
Я удивленно мигнул шесть раз подряд.
– Ну, сыщик, детектив, Шерлок Холмс – это все едино! – уточнил Джейми Мак-Хаг.
– А-а-а! – протянул я, сообразив наконец. – Почему бы и нет?..
– Почему, почему – всем подряд по кочану! – снова закатился Джейми. – Сколько раз уже ставил на Питера, заключаю пари чуть не каждый день и ни разу еще не продул! Питер у нас парень крутой и решительный, шериф! Он решит нам загадку одной левой, не так ли, господа хорошие?
Мистер Кроквелл подмигнул мистеру Виллису, и тот всхлипнул со смеху, точно несмазанная дверная петля. Все они переглянулись, точно заговорщики какие, и, тыча друг друга в ребра, злорадно уставились на шерифа.
– Клянусь, я уже сделал на Питере неплохие бабки! – добавил Джейми Мак-Хаг. – И снова смело поставлю полдоллара, что он изловит убийцу раньше, чем наш славный блюститель.
– А ну, кончай трепаться! – внезапно ощерившись, гаркнул шериф.
– Поднимаю до семидесяти центов, – процедил мистер Виллис.
У всех на руках тотчас же засеребрились новехонькие четвертаки и захрустела бумажная зелень.
Шериф зло пнул носком тяжелого башмака стену дома:
– Чтоб всем вам пусто было! Да ни в жисть этому долговязому недоумку не обойти в сыскном деле меня, профессионала!
Джейми Мак-Хаг качнулся на каблуках:
– Ага, уже в штаны наложил!
– Черта с два, чтоб мне с места не сойти! Но и козла вам изображать пока не собираюсь!
– А кто тут о козлах говорит, шериф? Все честь по чести, вот денежки – принимаешь ставки?
Шериф пробурчал что-то не слишком богобоязненное и – куда тут денешься! – сдался, принял пари. Все снова дружно грохнули со смеху, как целый духовой оркестр с литаврами. Кто-то не слишком вежливо огрел меня по спине, но я не стал обижаться. Еще кто-то подзуживал меня сразу же пройти внутрь и показать шерифу, где нынче раки зимуют. «Давай, Питер, валяй, сынок», – доносилось до меня словно из-под воды. Кровь забухала у меня в ушах, точно большие красные бутсы играли в футбол моими бедными мозгами.
Шериф таращился на меня, а я, не зная куда девать мои неуклюжие ручищи, – на него.
– Тьфу ты, Господи! – процедил он. – Да я разберусь с этим убийством прежде, чем Питер успеет в зубах поковырять и разок-другой сплюнуть!
На сей раз шериф позволил мне войти в гостиную, где лежал покойник, но велел стоять там на одной ноге и ни к чему не прикасаться руками. Остальные нашли такое условие вполне справедливым, и я вынужден был подчиниться. Так и простоял там на одной ножке, помахивая для равновесия руками, во время всего нашего разговора, а они еще то и дело прыскали, стоило лишь сильней покачнуться.
– Значит, так, – начал я, глядя на тело, – мистер Симмонс мертв.
– Потрясающе! – восхитился Джейми Мак-Хаг, которому смешинка попала в рот и, видать, застряла там наподобие рыбьей кости.
– Его стукнули по кумполу, – добавил я. – Каким-то предметом. Тяжелым.
– Колоссально! Изумительно! – аж слюной брызнул Джейми.
– И не женщина, – сказал я. – Потому как женщине для такого удара силенок не хватит. Джейми Мак-Хаг мигом унял невежливый смех.
– Похоже на правду. – Он обвел недоуменным взором остальных, старательно морщивших брови. – Вроде бы так оно и есть. Мы об этом как-то не подумали.
– Стало быть, всех женщин смело можно не считать, – сказал я.
– Ты не говорил нам такого, шериф, – съехидничал мистер Кроквелл.
Из сигареты шерифа вырвался настоящий фейерверк, как на параде в честь Четвертого июля.
– Просто не успел еще! Дьявол, да ведь ежу понятно, что женщине такое не по плечу! Питер, ну-ка брысь отседова, дальше фантазировать будешь во-он из того угла.
Я послушно доскакал на одной ножке до указанного места.
– А еще… – начал было я оттуда.
– Захлопни пасть! – перебил шериф с хмурым видом. – Ты свое уже сказал, дай теперь и другим! – Он поправил шляпу, подтянул штаны и, чуть помешкав, начал: – Ну, как уже было сказано, налицо труп с разможженной черепушкой, почерк явно не женский, и еще…
– Ха, ха, ха! – очень раздельно выпалил мистер Кроквелл.
Шериф смерил его испепеляющим взглядом. Мистер Кроквелл осекся и испуганно прикрыл рот ладошкой.
– И тело лежит здесь уже не меньше суток, – вставил я, поведя носом.
– Ну, это ежу понятно! – гаркнул шериф.
– Но ты нам такого не говорил, – заметил Джейн Мак-Хаг.
– Как я мог сказать, когда мне не дают даже раскрыть!
Я обвел взглядом пустынное помещение. Мистер Симмонс был личностью весьма странной, жил совсем один и даже мебелью не обзаводился, лишь там-сям лежали потертые ковровые дорожки, да наверху стояла одинокая раскладушка. Наверное, денежки тратить на ерунду не хотел. Копил, должно.
– Никаких следов борьбы, ничего не перевернуто и не сломано, – сказал я. – Похоже, покойный полностью доверял своему убийце.
Шериф в запале снова начал было метать икру, но Джейми Мак-Хаг вмешался и потребовал предоставить мне слово – чертовски, мол, интересно. И остальные дружно поддержали. Я улыбнулся. Даже зажмурился от нового для себя странного и сладкого чувства, а когда вновь открыл глаза, все смотрели на меня, как никогда раньше – как на равного среди равных. Выйдя из угла уже на обеих ногах, я неторопливо присоединился ко всей честной компании.
Я склонился над телом мистера Симмонса. Он лежал, как перезревший помидор на грядке. Шериф, обезьянничая, тоже опустился перед трупом на колени. Я всмотрелся внимательнее. Шериф тоже чуть шнобелем не воткнулся в покойника. Я отвернул край ковра. И шериф сделал то же самое. Я расправил мистеру Симмонсу левый рукав. Догадываетесь, сэр, кто следующим прикоснулся к той же части одежды? Я издал горлом такой звук, какой можно выдуть из расчески через папиросную бумажку. Шериф только плотнее сжал зубы. Остальные, стоя над нами, тихо кисли в духоте летнего полудня.
– Так ты считаешь, что Симмонс пал от руки знакомца? – первым не выдержал мистер Кроквелл.
– Само собой, – подтвердил я. – Такое мог сделать лишь тот, кому он доверял на все сто и мог спокойно подставить спину.
– Парень абсолютно прав, – заявил мистер Виллис, обычно неразговорчивый.
И все остальные согласились с ним.
– А теперь, – сказал я, – хорошо бы выяснить, кто не любил покойного.
От злости шериф едва не пустил петуха:
– Да легче ответить, кто его любил – никто! Он враждовал со всеми подряд, крутого норова был мужик!
Я обвел взглядом всю компанию, гадая, кто же из них годится на роль убийцы. Мое внимание приковали к себе странные телодвижения Джейми Мак-Хага – будто ему по-маленькому не терпелось. Джейми всегда отличался пугливостью, что твой воробышек. Если, потеряв коробок спичек, вы пристально глядели ему в глаза, он тут же шкодливо отводил взгляд в сторону, бормоча: «Я не брал!» Стоило кому никель уронить, как он снова с ходу начинал оправдываться – я, мол, твою монету и в глаза не видел.
Смешно. Взрослый мужик, а ровно дите малое – вечно всего пугается, во всем – виноват ли, нет – оправдывается. Что ж, мое дело маленькое – стоит пару раз смерить его подозрительным взглядом, и он голову от страха потеряет. Не то что Железный Виллис – тот будет стоять как скала, хоть кол на голове теши.
– Слыхал я давеча, как Джейми обещал свести счеты с мистером Симмонсом, – сообщил я.
У Мак-Хага глаза полезли на лоб.
– Ни черта подобного! А если и сболтнул что в сердцах по пьяной лавочке, то просто так, не имея виду ничего конкретного!
– Так или иначе, ты это сказал.
– Э, по-погоди, по-по-погоди, – стал заикаться Джейми. – Т-т-ты по-покамест еще не шериф нашего г-г-городка. И нечего нам тут лапшу на уши ве-вешать!
Шериф плотоядно ухмыльнулся:
– Что с тобой, Джейми? Минуту назад ты кудахтал над Питером, как заботливая наседка! С тех пор что-то успело перемениться?
– Не хватало только, чтобы всякие недоумки обвиняли меня в убийстве! – окрысился Джеймс Мак-Хаг. – Эй, ты, дубина стоеросовая, знай свое место – марш на одной ноге в угол, живо!
– Я своими ушами слышал, как ты обещал расправиться с мистером Симмонсом, – не моргнув глазом, упрямо повторил я.
– Похоже, ты нервничаешь, Джейми? – заметил шериф.
– И я теперь припоминаю, – подтвердил мистер! Виллис. – Ты говорил это, Джейми. А у тебя отличная память, сынок, – поощрительно кивнул он мне.
– Спорим, здесь повсюду полно отпечатков пальцев мистера Мак-Хага, – добавил я, вдохновленный поддержкой.
– Ну разумеется! – позеленев, завизжал Джейми. – Конечно, полно! А как же иначе, ведь я заходил к проклятому сквалыге вчера до полудня, пытался стребовать старый должок в тридцать баксов, ты, тупой гиппопотам!
– Вот видите, – сказал я. – Он приходил сюда. Его отпечатков здесь все равно что муравьев в лесу. – И, поразмыслив, добавил: – Спорим, если заглянуть Джеймсу в карман, мы найдем там бумажник мистера Симмонса, битком набитый наличкой.
– Никто не посмеет шарить по моим карманам!
– Еще как посмею, – сказал я.
– Нет! – выдохнул Джейми.
– Шериф? – вопросительно обернулся я.
Глянув как-то странно, шериф тут же перевел взгляд на Мак-Хага.
– Джейми, – сказал он.
– Шери-иф! – проблеял Мак-Хаг.
– Кто надумал поручить мне расследование, шериф? – сказал я. – Припомните! Джейми и надумал.
На нижней губе шерифа задергался давно потухший окурок.
– Что верно, то верно!
– А почему он надумал это, шериф, как вы считаете? – спросил я и сам же ответил: – Потому что был уверен, что я только взбаламучу в ручье воду и собью вас с горячего следа.
– Нет, вы подумайте только! – ахнули остальные чуть не хором, и их так и отшатнуло от Мак-Хага.
Шериф хищно прищурился:
– Вынужден признать, Питер, кое-что ты, похоже, и вправду нащупал. Действительно, именно Джейми затеял привлечь тебя к расследованию. Он первым и предложил это чертово пари. Так разозлил меня этим, что я и бобов-то на своей тарелке не сумел бы отыскать, не то что убийцу!
– Ну! – не совсем вежливо подтвердил я.
– Вы что, рехнулись все разом? – жалобно простонал Джеймс Мак-Хаг. – Никого я не убивал! И Питера втянул в это дело без всякой задней мысли! Шериф, о Господи Боже, да не делал я ничего такого, хоть на Библии готов присягнуть!
Пот по лбу Мак-Хага струился теперь, как вода в фонтане с той обнаженной каменной красавицы, что в скверике перед мэрией.
– Тогда позволь Питеру себя обыскать, – сказал шериф.
Мак-Хаг еще отбивался и выкрикивал протесты, когда я сгреб его в охапку одной рукой, а другую запустил в задний карман брюк и выудил оттуда пухлый бумажник убитого.
– Нет! – пискнул Джейми, словно при виде призрака.
Я отпустил его. Мак-Хаг, как пьяный, крутанулся на месте и, прежде чем его успели задержать, с диким воплем выскочил за дверь.
– Держи его, Питер! – заорали все разом.
– Вы взаправду хотите, чтобы я поймал Джейми? – уточнил я. – Не шутите, как тогда с пятиугольными гайками или курве… курвиметром?
– Нет, не шутим, не шутим! – вопили все наперебой. – Поймай его! Скорее!
Тогда, хлопнув дверью, я дунул за Джейми вдогонку по раскаленному косогору сквозь мелкий подлесок. А что, если убежит? – мелькнула мысль. Да нет, где там ему, не сможет. Всем известно, как быстро я бегаю.
Я настиг его еще до опушки.
Джейми даже не попытался сопротивляться.
Хрусть!
Позже, ближе к вечеру, когда вся честная компания собралась возле шерифского офиса и, выдувая густые и синие в сумерках облачка дыма и покачиваясь в таких небольших плетеных сетках, принялась обсуждать случившееся, шериф сказал, что доволен моей подмогой, все равно как если бы изловил преступника сам. Говоря это, он, правда, чуток поморщился.
Мальчишки на улицах больше не стегали меня сзади по пяткам и не швырялись камнями. Наоборот, пока мы шли к офису шерифа, они подходили пожать мне руку и вежливо просили разрешения пощупать бицепсы. И всякий раз просили рассказать, как это удалось мне изловить убийцу. Даже симпатичные леди в нарядных голубых и зеленых платьицах, выглядывая из-за штакетников, просили о том же. На моей груди ослепительно сияла немного погнутая и потертая серебряная звезда, которую шериф раскопал в своем сундуке и прикрепил самолично, и я, никого не обижая, вновь и вновь повторял историю о том, как я раскусил загадку таинственного убийства мистера Симмонса и поймал с поличным злодея Джеймса Мак-Хага, сломавшего себе шею при попытке вырваться из моих крепких рук.
Никто больше не гонял меня за горизонтальным отвесом или за береговым кур… курвиметром, или же за гайками с левой резьбой. Мое молчание все принимали теперь за задумчивость. Мне любезно кивали из окон машин и вежливо говорили: «Хелло, Питер!» Никто больше не потешался надо мной, наоборот, мною вроде бы по-настоящему восхищались, а сегодня утром кто-то даже поинтересовался, что я собираюсь расследовать дальше.
Я счастлив, по-настоящему счастлив – как никогда прежде. И очень доволен, что мистер Симмонс умер, дав мне тем самым возможность схватить Мак-Хага. Так-то вот. Просто слов нет, как эти двое мне уже надоели.
Если вы поклянетесь, побожитесь всем святым, сплюнув при том через левое плечо, что никогда и никому не расскажете, я открою вам один ма-аленький секрет.
Мистера Симмонса убил я сам.
Теперь-то вы понимаете, сэр, почему я это сделал.
Как сказал я в самом начале – я вам не олух царя небесного.
Девушка в Сундуке
Джонни Менло со злостью пнул чердачную лесенку и с размаху шлепнулся на ступеньку. Его учительница, его собственная домашняя учительница все-таки не пришла. И во всем доме с ним никто, никто не станет заниматься.
Вечеринка внизу была в полном разгаре. Доносившиеся звуки казались насмешкой – смех, звяканье шейкеров, музыка. Джонни думал, что спрятался от них сюда, в одиночество. Его учительница должна была прийти сегодня – и не пришла.
А мама с папой так заняты распитием коктейлей, что обращали на Джонни не больше внимания, чем на собственную тень.
Джонни отступил еще, в сумрачное убежище заброшенного чердака. Но даже здесь послеполуденную духоту и залежалую пыль ворошили залетные звуки.
Джонни огляделся. По темным углам таились в паутинных саванах старые сундуки. Сквозь маленькое-замызганное окошечко пробивался солнечный луч – как бы для удобства любопытных мальчишечьих глаз.
Вот, например, сундук в северном углу. Всегда был закрыт, заперт, и ключ куда-то спрятали. А сейчас защелки-то опущены, а вот медный язычок замка откинут, открыт.
Джонни подошел к сундуку, выковырял защелки из пазов и приподнял тяжелую крышку. На чердаке разом похолодало.
Внутри лежала она. Свернувшись клубочком. Такая молодая, красивая.
Тонкое лицо – как меловая черта на аспидной доске волос. Джонни тихонько вздохнул, не отпуская крышки. Духи все еще не улетучились. Она выглядела такой же одинокой и заброшенной, каким чувствовал себя Джонни. Он ее прекрасно понимал. На чердаках всегда копятся забытые, никому не нужные вещи.
Очевидно, она задохнулась. Кто-то скрыл ее красоту под тяжелой, непроницаемой крышкой. Белые пальцы, как экзотический цветок, покойно лежали на прозрачно-розовом платье.
Секундой позже Джонни заметил на полу смятый клочок бумаги – кусочек записки, сделанной ее почерком:
«…вам придется возместить мне то, чего я была лишена все эти годы. Это не будет сложно. Я могу стать учительницей Джонни. Это легко объяснит мое присутствие в доме. Элли».
Джонни посмотрел на ее мертвое лицо. Точно она заснула на вечеринке, а кто-то отнес ее сюда, на чердак, и прихлопнул сверху сундучной крышкой.
Сумерки смыкались вокруг Джонни, то стягивались вокруг горла, то отступали.
– Ты моя учительница? – тупо повторял он. – Моя собственная единственная учительница? А тебя… тебя убили? Зачем кому-то тебя убивать?
Эту мысль прогнала другая. Он, Джонни Менло, сын Менло из высшего света, нашел самый настоящий труп!
Точно! Глаза мальчика широко распахнулись. Уж теперь-то мама с папой его обязательно заметят! Куда там – даже бабушка перестанет играть целыми днями в шахматы с дядей Флинни, подавится бренди, глянет на Джонни сквозь толстые очки и воскликнет: «Господи, мальчик, так ты не зря весь дом ставил на голову!»
Точно. Точно! Джонни сморгнул. Сердечко его колотилось.
Кузен Уильям может даже упасть в обморок!
Он, Джонни Менло, нашел покойницу! Это его, не мамины, фотографии будут печатать в вечерних газетах.
Спрятав записку в кармане, Джонни в последний раз поглядел на длинные ресницы, и розовые губы, и черные косы Девушки в Сундуке и прикрыл за ней крышку.
Он завизжит. С верхней ступеньки лестницы. И будет визжать, пока небо не упадет на землю, а гости – на пол! Вот так!
Повизжал он неплохо.
По лестнице, через зал, визгом пробивая себе дорогу, в толпе, Джонни пробрался к маминому сверкающему вечернему платью и вцепился в него изо всех сил.
– Джонни, Джонни, зачем ты пришел? В чем дело? Я тебе сказала… – Детское мамино личико опустилось сквозь искристый туман.
Джонни набрал полный кулак блесток и провизжал:
– Мама, там на чердаке труп!
Все лица обратились к нему – точно зрители на стадионе. Мамино лицо напряглось, потом расслабилось.
– Отпусти мое платье, милый, испачкаешь. Посмотри на свои руки – ты весь в паутине. А теперь беги к себе, будь хорошим мальчиком.
– Ну мам! – проныл он. – Там труп…
– Господи Боже, – вздохнул кто-то в толпе. – Точно как его отец.
– А вы замолчите! – Джонни сердито оглянулся. Там правда труп!
А мама его не видела. Она смотрела на гостей, и Джонни оставалось только взирать снизу на ее лебединую шею с бьющейся жилкой, на изящный подбородок, на пальчики, поправляющие сбившийся каштановый локон.
– Пожалуйста, простите Джонни, – проговорила она. – Дети, знаете, так впечатлительны… – Подбородок опустился. В голубых глазах застыли сумерки. – Иди наверх, Джонни.
– Ох, ну мам…
Мир рушился. Блестки выскользнули из пальцев.
Взгляды гостей внезапно обожгли ненавистью.
– Ты слышал, что сказала мама?
Это уже папин звучный голос. Бой проигран. Джонни дернулся, окинул зал прощальным мрачным взглядом и бросился вверх по лестнице, утирая наворачивающиеся на глаза слезы.
Он повернул медную ручку двери. Бабушка, как всегда, играла в шахматы с дядей Флинни. Солнечный свет бил в огромное окно и отскакивал от бабушкиных очков. Игроки даже не подняли голов.
– Бабушка, простите, но…
Старушка постучала тросточкой по сухому колену:
– Ну?
– Там на чердаке труп, а мне никто не верит…
– Иди, Джонни.
– Но там и вправду труп! – вскрикнул Джонни.
– Знаю, знаю. А теперь беги, принеси кузену Уильяму бутылку коньяка. Марш!
Джонни сбегал в винный погреб, достал бутылку коньяка, поднялся наверх и постучал в дверь. Ему показалось, что за дверью всхлипнули, потом послышался торопливый шепот кузена Уильяма:
– Kтo там?
– Коньяк.
– О, чудно, чудно! – В дверь просунулось безвольное кроличье личико кузена Уильяма. Мягкие ручки вцепились в протянутую бутыль. – Слава те, Господи. А теперь сгинь и дай мне надраться.
Дверь захлопнулась, но Джонни успел бросить взгляд на «модельную комнатушку» кузена Уильяма – замершие на полушаге манекены в многоцветных шелках, приколотые к стенам акварельные наброски костюмов, шляпок, накидок, яркие груды катушек и клубков. Потом щель закрылась, щелкнул замок, и кузен Уильям нервно забулькал коньяком по другую сторону блестящей медной ручки.
Джонни глянул на висящий в коридоре телефон. Он подумал о том, что папа с мамой танцуют, дядя Флинни и бабушка играют в шахматы, кузен Уильям тихо пьет – а сам он бродит, как чужой, по этому огромному гулкому дому. Он схватился за телефон.
Лезвия стали дружно вгрызаться в дерн.
Брейлинг еще видел летящие комья земли. Гроб быстро оседал. Толчок, шелест ножей, провал, толчок, хруст, опять провал.
Чмок, пауза, чмок, пауза, чмок, пауза.
«Да соединится прах с прахом…»
Цветы кивали до ряби в глазах. Небо съеживалось черной земляной рамке. Оркестр грянул Шопена.
Последнее, что осознал Ричард Брейлинг цепенеющим сознанием, – как лезвия, исполнив свою миссию до конца, с толчком втянулись назад в Экономичное Погребальное Устройство.
«Ричард Брейлинг, Ричард Брейлинг, Ричард Брейлинг, Ричард Брейлинг…»
Пластинку заело.
Но волноваться об этом было уже некому.
Я вам не олух царя небесного!
I'm Not So Dumb! 1945 год Переводчик: В. Старожилец
Точно вам говорю, вовсе не такой уж я чурбан, каким меня все считают. Не-е-ет, сэр, ничего подобного! Вы что же, думаете, когда парни из предместья Сполдинг сказали, что у них там обнаружился мертвец, я сразу же помчался передавать новость шерифу?
Как бы не так! И вы, сэр, конечно же, так не думаете. Вежливо выслушав парней до конца, я развернулся и пошел себе эдак спокойненько, часто оглядываясь через плечо, чтобы сразу заприметить, если кому приспичит вдруг залыбиться или подмигнуть, или глаза у кого блеснут озорством, и отправился я сперва проведать именно что покойника. Тело мистера Симмонса я нашел на полу пустой и гулкой гостиной в собственном его доме на ферме, донельзя запущенной и сплошь заросшей сорняком – лютиком, чертополохом да вьюнком, которые давно схоронили под собой дорожку к дому. Добравшись до обветшалого крыльца, я вежливо постучал, а когда никто не ответил, толкнул дверь и заглянул.
И лишь после того поспешил за шерифом.
По пути еще меня закидали камнями гадкие и невежливые уличные мальчишки – как всегда, улюлюкая и с порядочного расстояния.
На шерифа я наткнулся прямо при входе в его офис. Да, сказал он, когда я начал рассказывать, мол, знаю уже, дай-ка пройти! И я вежливо посторонился, пропуская его и следом за ним мистера Кроквелла, смердящего компостом, а потом мистера Виллиса, от которого резко припахивало скобяным товаром, и Джеймса Мак-Хага, благоухающего мылом и духами, и еще мистера Даффи, бармена, разящего въевшимися в одежду сивушными ароматами.
Когда я следом за ними снова добрался до одинокого серого домика на окраине, все уже скрючились над покойником, словно бригада землекопов, наткнувшихся на неподъемный камень. «Можно войти?» – вежливо поинтересовался я, а они нелюбезно так рявкнули в ответ: пшел, мол, отсюдова прочь, ты, Питер, только под ногами путаться будешь!
Всегда со мной вот так вот. Всегда и все то рычат, то цыкают, то потешаются и всегда меня в сторону оттирают. Те парни, что сказали про труп, думаете, чего ждали? Они надеялись, что, поверив им на слово, я очертя голову кинусь за шерифом. Да не на таковского напали. Я все усек еще прошлой весной, когда двадцать семь раз кряду сбегал за горизонтальным отвесом и курво… курвиметром для береговой линии, когда в который раз чесал на пристань Уэмбли за разводным ключом для пятиугольных гаек. Парни просто дурачились.
Вот и я надул их сам в тот раз – сперва убедился и только потом помчался за помощью.
Часа через полтора шериф, задумчиво кивая, вывалился наружу.
– Бедняга Симмонс! Вся черепушка в трещинах, раздолбана, как гнилой орех.
– Неужели? – сказал я удивленно.
Нелюбезно так зыркнув на меня, шериф подкрутил ус.
– Ужели, неужели – тебе-то что за дело! – буркнул он.
– Очень загадочное убийство, не правда ли, сэр? – вежливо поинтересовался я.
– Какое там, к черту, загадочное! – сплюнул шериф.
– Вы уже определили, кто убийца? – справился я.
– Нет пока, а ты бы лучше заткнул свое хлебало! – невежливо заметил шериф, нервно разминая сигарету. С первой же затяжки он выкурил ее чуть ли не до половины. – Не видишь что ли – человек думает!
– Не нужна ли какая подмога? – очень вежливо предложил я.
– Подмога? – изумленно хрюкнул шериф, смерив меня таким взглядом, как будто с ним заговорила вдруг по-английски здоровенная каменная глыба. – От тебя, что ли?! Ха-ха!
Вот так каждый, кому ни предложи помощь, хватается за бока, раздувает щеки, точно суслик, и закатывает глаза к небу. Будто ему до смерти щекотно.
Вслед за шерифом загоготал мистер Кроквелл, плантатор, заквакал и мистер Виллис, владелец скобяной лавки, человек хмурый и твердый, как рельсовый костыль, – он и смеялся, точно костыль в шпалу загонял, – и мистер Даффи, хозяин ирландской пивнушки, заржал так, что чуть собственным языком не подавился, и даже Джеймс Мак-Хаг, обычно едва не падающий в обморок от любого громкого звука у себя за спиной, и тот прыснул – всем ой-ой как было весело!
– Мне доводилось читать книги про Шерлока Холмса, – сообщил я им веским и внушительным тоном.
Шериф ласково потрепал меня по загривку:
– С каких это пор ты, Питер, пристрастился к чтению?
– Да грамотный я, взаправду, можете не сомневаться!
– Так ты полагаешь, стало быть, что теперь тебе по зубам любой крепкий орешек, а? – аж задохнулся в новом приступе веселья шериф. Насмеявшись вдоволь, он невежливо добавил: – Убирайся к дьяволу, Питер, пока пендель в зад не заработал, пшел прочь отседова, а то уморишь нас вусмерть!
– Пусть себе… пусть остается, шериф! – утирая слезы, махнул рукой Джейми Мак-Хаг и прищелкнул языком, – Ты ведь у нас первоклассный легавый, не правда ли, Питер?
Я удивленно мигнул шесть раз подряд.
– Ну, сыщик, детектив, Шерлок Холмс – это все едино! – уточнил Джейми Мак-Хаг.
– А-а-а! – протянул я, сообразив наконец. – Почему бы и нет?..
– Почему, почему – всем подряд по кочану! – снова закатился Джейми. – Сколько раз уже ставил на Питера, заключаю пари чуть не каждый день и ни разу еще не продул! Питер у нас парень крутой и решительный, шериф! Он решит нам загадку одной левой, не так ли, господа хорошие?
Мистер Кроквелл подмигнул мистеру Виллису, и тот всхлипнул со смеху, точно несмазанная дверная петля. Все они переглянулись, точно заговорщики какие, и, тыча друг друга в ребра, злорадно уставились на шерифа.
– Клянусь, я уже сделал на Питере неплохие бабки! – добавил Джейми Мак-Хаг. – И снова смело поставлю полдоллара, что он изловит убийцу раньше, чем наш славный блюститель.
– А ну, кончай трепаться! – внезапно ощерившись, гаркнул шериф.
– Поднимаю до семидесяти центов, – процедил мистер Виллис.
У всех на руках тотчас же засеребрились новехонькие четвертаки и захрустела бумажная зелень.
Шериф зло пнул носком тяжелого башмака стену дома:
– Чтоб всем вам пусто было! Да ни в жисть этому долговязому недоумку не обойти в сыскном деле меня, профессионала!
Джейми Мак-Хаг качнулся на каблуках:
– Ага, уже в штаны наложил!
– Черта с два, чтоб мне с места не сойти! Но и козла вам изображать пока не собираюсь!
– А кто тут о козлах говорит, шериф? Все честь по чести, вот денежки – принимаешь ставки?
Шериф пробурчал что-то не слишком богобоязненное и – куда тут денешься! – сдался, принял пари. Все снова дружно грохнули со смеху, как целый духовой оркестр с литаврами. Кто-то не слишком вежливо огрел меня по спине, но я не стал обижаться. Еще кто-то подзуживал меня сразу же пройти внутрь и показать шерифу, где нынче раки зимуют. «Давай, Питер, валяй, сынок», – доносилось до меня словно из-под воды. Кровь забухала у меня в ушах, точно большие красные бутсы играли в футбол моими бедными мозгами.
Шериф таращился на меня, а я, не зная куда девать мои неуклюжие ручищи, – на него.
– Тьфу ты, Господи! – процедил он. – Да я разберусь с этим убийством прежде, чем Питер успеет в зубах поковырять и разок-другой сплюнуть!
На сей раз шериф позволил мне войти в гостиную, где лежал покойник, но велел стоять там на одной ноге и ни к чему не прикасаться руками. Остальные нашли такое условие вполне справедливым, и я вынужден был подчиниться. Так и простоял там на одной ножке, помахивая для равновесия руками, во время всего нашего разговора, а они еще то и дело прыскали, стоило лишь сильней покачнуться.
– Значит, так, – начал я, глядя на тело, – мистер Симмонс мертв.
– Потрясающе! – восхитился Джейми Мак-Хаг, которому смешинка попала в рот и, видать, застряла там наподобие рыбьей кости.
– Его стукнули по кумполу, – добавил я. – Каким-то предметом. Тяжелым.
– Колоссально! Изумительно! – аж слюной брызнул Джейми.
– И не женщина, – сказал я. – Потому как женщине для такого удара силенок не хватит. Джейми Мак-Хаг мигом унял невежливый смех.
– Похоже на правду. – Он обвел недоуменным взором остальных, старательно морщивших брови. – Вроде бы так оно и есть. Мы об этом как-то не подумали.
– Стало быть, всех женщин смело можно не считать, – сказал я.
– Ты не говорил нам такого, шериф, – съехидничал мистер Кроквелл.
Из сигареты шерифа вырвался настоящий фейерверк, как на параде в честь Четвертого июля.
– Просто не успел еще! Дьявол, да ведь ежу понятно, что женщине такое не по плечу! Питер, ну-ка брысь отседова, дальше фантазировать будешь во-он из того угла.
Я послушно доскакал на одной ножке до указанного места.
– А еще… – начал было я оттуда.
– Захлопни пасть! – перебил шериф с хмурым видом. – Ты свое уже сказал, дай теперь и другим! – Он поправил шляпу, подтянул штаны и, чуть помешкав, начал: – Ну, как уже было сказано, налицо труп с разможженной черепушкой, почерк явно не женский, и еще…
– Ха, ха, ха! – очень раздельно выпалил мистер Кроквелл.
Шериф смерил его испепеляющим взглядом. Мистер Кроквелл осекся и испуганно прикрыл рот ладошкой.
– И тело лежит здесь уже не меньше суток, – вставил я, поведя носом.
– Ну, это ежу понятно! – гаркнул шериф.
– Но ты нам такого не говорил, – заметил Джейн Мак-Хаг.
– Как я мог сказать, когда мне не дают даже раскрыть!
Я обвел взглядом пустынное помещение. Мистер Симмонс был личностью весьма странной, жил совсем один и даже мебелью не обзаводился, лишь там-сям лежали потертые ковровые дорожки, да наверху стояла одинокая раскладушка. Наверное, денежки тратить на ерунду не хотел. Копил, должно.
– Никаких следов борьбы, ничего не перевернуто и не сломано, – сказал я. – Похоже, покойный полностью доверял своему убийце.
Шериф в запале снова начал было метать икру, но Джейми Мак-Хаг вмешался и потребовал предоставить мне слово – чертовски, мол, интересно. И остальные дружно поддержали. Я улыбнулся. Даже зажмурился от нового для себя странного и сладкого чувства, а когда вновь открыл глаза, все смотрели на меня, как никогда раньше – как на равного среди равных. Выйдя из угла уже на обеих ногах, я неторопливо присоединился ко всей честной компании.
Я склонился над телом мистера Симмонса. Он лежал, как перезревший помидор на грядке. Шериф, обезьянничая, тоже опустился перед трупом на колени. Я всмотрелся внимательнее. Шериф тоже чуть шнобелем не воткнулся в покойника. Я отвернул край ковра. И шериф сделал то же самое. Я расправил мистеру Симмонсу левый рукав. Догадываетесь, сэр, кто следующим прикоснулся к той же части одежды? Я издал горлом такой звук, какой можно выдуть из расчески через папиросную бумажку. Шериф только плотнее сжал зубы. Остальные, стоя над нами, тихо кисли в духоте летнего полудня.
– Так ты считаешь, что Симмонс пал от руки знакомца? – первым не выдержал мистер Кроквелл.
– Само собой, – подтвердил я. – Такое мог сделать лишь тот, кому он доверял на все сто и мог спокойно подставить спину.
– Парень абсолютно прав, – заявил мистер Виллис, обычно неразговорчивый.
И все остальные согласились с ним.
– А теперь, – сказал я, – хорошо бы выяснить, кто не любил покойного.
От злости шериф едва не пустил петуха:
– Да легче ответить, кто его любил – никто! Он враждовал со всеми подряд, крутого норова был мужик!
Я обвел взглядом всю компанию, гадая, кто же из них годится на роль убийцы. Мое внимание приковали к себе странные телодвижения Джейми Мак-Хага – будто ему по-маленькому не терпелось. Джейми всегда отличался пугливостью, что твой воробышек. Если, потеряв коробок спичек, вы пристально глядели ему в глаза, он тут же шкодливо отводил взгляд в сторону, бормоча: «Я не брал!» Стоило кому никель уронить, как он снова с ходу начинал оправдываться – я, мол, твою монету и в глаза не видел.
Смешно. Взрослый мужик, а ровно дите малое – вечно всего пугается, во всем – виноват ли, нет – оправдывается. Что ж, мое дело маленькое – стоит пару раз смерить его подозрительным взглядом, и он голову от страха потеряет. Не то что Железный Виллис – тот будет стоять как скала, хоть кол на голове теши.
– Слыхал я давеча, как Джейми обещал свести счеты с мистером Симмонсом, – сообщил я.
У Мак-Хага глаза полезли на лоб.
– Ни черта подобного! А если и сболтнул что в сердцах по пьяной лавочке, то просто так, не имея виду ничего конкретного!
– Так или иначе, ты это сказал.
– Э, по-погоди, по-по-погоди, – стал заикаться Джейми. – Т-т-ты по-покамест еще не шериф нашего г-г-городка. И нечего нам тут лапшу на уши ве-вешать!
Шериф плотоядно ухмыльнулся:
– Что с тобой, Джейми? Минуту назад ты кудахтал над Питером, как заботливая наседка! С тех пор что-то успело перемениться?
– Не хватало только, чтобы всякие недоумки обвиняли меня в убийстве! – окрысился Джеймс Мак-Хаг. – Эй, ты, дубина стоеросовая, знай свое место – марш на одной ноге в угол, живо!
– Я своими ушами слышал, как ты обещал расправиться с мистером Симмонсом, – не моргнув глазом, упрямо повторил я.
– Похоже, ты нервничаешь, Джейми? – заметил шериф.
– И я теперь припоминаю, – подтвердил мистер! Виллис. – Ты говорил это, Джейми. А у тебя отличная память, сынок, – поощрительно кивнул он мне.
– Спорим, здесь повсюду полно отпечатков пальцев мистера Мак-Хага, – добавил я, вдохновленный поддержкой.
– Ну разумеется! – позеленев, завизжал Джейми. – Конечно, полно! А как же иначе, ведь я заходил к проклятому сквалыге вчера до полудня, пытался стребовать старый должок в тридцать баксов, ты, тупой гиппопотам!
– Вот видите, – сказал я. – Он приходил сюда. Его отпечатков здесь все равно что муравьев в лесу. – И, поразмыслив, добавил: – Спорим, если заглянуть Джеймсу в карман, мы найдем там бумажник мистера Симмонса, битком набитый наличкой.
– Никто не посмеет шарить по моим карманам!
– Еще как посмею, – сказал я.
– Нет! – выдохнул Джейми.
– Шериф? – вопросительно обернулся я.
Глянув как-то странно, шериф тут же перевел взгляд на Мак-Хага.
– Джейми, – сказал он.
– Шери-иф! – проблеял Мак-Хаг.
– Кто надумал поручить мне расследование, шериф? – сказал я. – Припомните! Джейми и надумал.
На нижней губе шерифа задергался давно потухший окурок.
– Что верно, то верно!
– А почему он надумал это, шериф, как вы считаете? – спросил я и сам же ответил: – Потому что был уверен, что я только взбаламучу в ручье воду и собью вас с горячего следа.
– Нет, вы подумайте только! – ахнули остальные чуть не хором, и их так и отшатнуло от Мак-Хага.
Шериф хищно прищурился:
– Вынужден признать, Питер, кое-что ты, похоже, и вправду нащупал. Действительно, именно Джейми затеял привлечь тебя к расследованию. Он первым и предложил это чертово пари. Так разозлил меня этим, что я и бобов-то на своей тарелке не сумел бы отыскать, не то что убийцу!
– Ну! – не совсем вежливо подтвердил я.
– Вы что, рехнулись все разом? – жалобно простонал Джеймс Мак-Хаг. – Никого я не убивал! И Питера втянул в это дело без всякой задней мысли! Шериф, о Господи Боже, да не делал я ничего такого, хоть на Библии готов присягнуть!
Пот по лбу Мак-Хага струился теперь, как вода в фонтане с той обнаженной каменной красавицы, что в скверике перед мэрией.
– Тогда позволь Питеру себя обыскать, – сказал шериф.
Мак-Хаг еще отбивался и выкрикивал протесты, когда я сгреб его в охапку одной рукой, а другую запустил в задний карман брюк и выудил оттуда пухлый бумажник убитого.
– Нет! – пискнул Джейми, словно при виде призрака.
Я отпустил его. Мак-Хаг, как пьяный, крутанулся на месте и, прежде чем его успели задержать, с диким воплем выскочил за дверь.
– Держи его, Питер! – заорали все разом.
– Вы взаправду хотите, чтобы я поймал Джейми? – уточнил я. – Не шутите, как тогда с пятиугольными гайками или курве… курвиметром?
– Нет, не шутим, не шутим! – вопили все наперебой. – Поймай его! Скорее!
Тогда, хлопнув дверью, я дунул за Джейми вдогонку по раскаленному косогору сквозь мелкий подлесок. А что, если убежит? – мелькнула мысль. Да нет, где там ему, не сможет. Всем известно, как быстро я бегаю.
Я настиг его еще до опушки.
Джейми даже не попытался сопротивляться.
Хрусть!
Позже, ближе к вечеру, когда вся честная компания собралась возле шерифского офиса и, выдувая густые и синие в сумерках облачка дыма и покачиваясь в таких небольших плетеных сетках, принялась обсуждать случившееся, шериф сказал, что доволен моей подмогой, все равно как если бы изловил преступника сам. Говоря это, он, правда, чуток поморщился.
Мальчишки на улицах больше не стегали меня сзади по пяткам и не швырялись камнями. Наоборот, пока мы шли к офису шерифа, они подходили пожать мне руку и вежливо просили разрешения пощупать бицепсы. И всякий раз просили рассказать, как это удалось мне изловить убийцу. Даже симпатичные леди в нарядных голубых и зеленых платьицах, выглядывая из-за штакетников, просили о том же. На моей груди ослепительно сияла немного погнутая и потертая серебряная звезда, которую шериф раскопал в своем сундуке и прикрепил самолично, и я, никого не обижая, вновь и вновь повторял историю о том, как я раскусил загадку таинственного убийства мистера Симмонса и поймал с поличным злодея Джеймса Мак-Хага, сломавшего себе шею при попытке вырваться из моих крепких рук.
Никто больше не гонял меня за горизонтальным отвесом или за береговым кур… курвиметром, или же за гайками с левой резьбой. Мое молчание все принимали теперь за задумчивость. Мне любезно кивали из окон машин и вежливо говорили: «Хелло, Питер!» Никто больше не потешался надо мной, наоборот, мною вроде бы по-настоящему восхищались, а сегодня утром кто-то даже поинтересовался, что я собираюсь расследовать дальше.
Я счастлив, по-настоящему счастлив – как никогда прежде. И очень доволен, что мистер Симмонс умер, дав мне тем самым возможность схватить Мак-Хага. Так-то вот. Просто слов нет, как эти двое мне уже надоели.
Если вы поклянетесь, побожитесь всем святым, сплюнув при том через левое плечо, что никогда и никому не расскажете, я открою вам один ма-аленький секрет.
Мистера Симмонса убил я сам.
Теперь-то вы понимаете, сэр, почему я это сделал.
Как сказал я в самом начале – я вам не олух царя небесного.
Девушка в Сундуке
The Trunk Lady 1944 год Переводчик: В. Старожилец
Джонни Менло со злостью пнул чердачную лесенку и с размаху шлепнулся на ступеньку. Его учительница, его собственная домашняя учительница все-таки не пришла. И во всем доме с ним никто, никто не станет заниматься.
Вечеринка внизу была в полном разгаре. Доносившиеся звуки казались насмешкой – смех, звяканье шейкеров, музыка. Джонни думал, что спрятался от них сюда, в одиночество. Его учительница должна была прийти сегодня – и не пришла.
А мама с папой так заняты распитием коктейлей, что обращали на Джонни не больше внимания, чем на собственную тень.
Джонни отступил еще, в сумрачное убежище заброшенного чердака. Но даже здесь послеполуденную духоту и залежалую пыль ворошили залетные звуки.
Джонни огляделся. По темным углам таились в паутинных саванах старые сундуки. Сквозь маленькое-замызганное окошечко пробивался солнечный луч – как бы для удобства любопытных мальчишечьих глаз.
Вот, например, сундук в северном углу. Всегда был закрыт, заперт, и ключ куда-то спрятали. А сейчас защелки-то опущены, а вот медный язычок замка откинут, открыт.
Джонни подошел к сундуку, выковырял защелки из пазов и приподнял тяжелую крышку. На чердаке разом похолодало.
Внутри лежала она. Свернувшись клубочком. Такая молодая, красивая.
Тонкое лицо – как меловая черта на аспидной доске волос. Джонни тихонько вздохнул, не отпуская крышки. Духи все еще не улетучились. Она выглядела такой же одинокой и заброшенной, каким чувствовал себя Джонни. Он ее прекрасно понимал. На чердаках всегда копятся забытые, никому не нужные вещи.
Очевидно, она задохнулась. Кто-то скрыл ее красоту под тяжелой, непроницаемой крышкой. Белые пальцы, как экзотический цветок, покойно лежали на прозрачно-розовом платье.
Секундой позже Джонни заметил на полу смятый клочок бумаги – кусочек записки, сделанной ее почерком:
«…вам придется возместить мне то, чего я была лишена все эти годы. Это не будет сложно. Я могу стать учительницей Джонни. Это легко объяснит мое присутствие в доме. Элли».
Джонни посмотрел на ее мертвое лицо. Точно она заснула на вечеринке, а кто-то отнес ее сюда, на чердак, и прихлопнул сверху сундучной крышкой.
Сумерки смыкались вокруг Джонни, то стягивались вокруг горла, то отступали.
– Ты моя учительница? – тупо повторял он. – Моя собственная единственная учительница? А тебя… тебя убили? Зачем кому-то тебя убивать?
Эту мысль прогнала другая. Он, Джонни Менло, сын Менло из высшего света, нашел самый настоящий труп!
Точно! Глаза мальчика широко распахнулись. Уж теперь-то мама с папой его обязательно заметят! Куда там – даже бабушка перестанет играть целыми днями в шахматы с дядей Флинни, подавится бренди, глянет на Джонни сквозь толстые очки и воскликнет: «Господи, мальчик, так ты не зря весь дом ставил на голову!»
Точно. Точно! Джонни сморгнул. Сердечко его колотилось.
Кузен Уильям может даже упасть в обморок!
Он, Джонни Менло, нашел покойницу! Это его, не мамины, фотографии будут печатать в вечерних газетах.
Спрятав записку в кармане, Джонни в последний раз поглядел на длинные ресницы, и розовые губы, и черные косы Девушки в Сундуке и прикрыл за ней крышку.
Он завизжит. С верхней ступеньки лестницы. И будет визжать, пока небо не упадет на землю, а гости – на пол! Вот так!
Повизжал он неплохо.
По лестнице, через зал, визгом пробивая себе дорогу, в толпе, Джонни пробрался к маминому сверкающему вечернему платью и вцепился в него изо всех сил.
– Джонни, Джонни, зачем ты пришел? В чем дело? Я тебе сказала… – Детское мамино личико опустилось сквозь искристый туман.
Джонни набрал полный кулак блесток и провизжал:
– Мама, там на чердаке труп!
Все лица обратились к нему – точно зрители на стадионе. Мамино лицо напряглось, потом расслабилось.
– Отпусти мое платье, милый, испачкаешь. Посмотри на свои руки – ты весь в паутине. А теперь беги к себе, будь хорошим мальчиком.
– Ну мам! – проныл он. – Там труп…
– Господи Боже, – вздохнул кто-то в толпе. – Точно как его отец.
– А вы замолчите! – Джонни сердито оглянулся. Там правда труп!
А мама его не видела. Она смотрела на гостей, и Джонни оставалось только взирать снизу на ее лебединую шею с бьющейся жилкой, на изящный подбородок, на пальчики, поправляющие сбившийся каштановый локон.
– Пожалуйста, простите Джонни, – проговорила она. – Дети, знаете, так впечатлительны… – Подбородок опустился. В голубых глазах застыли сумерки. – Иди наверх, Джонни.
– Ох, ну мам…
Мир рушился. Блестки выскользнули из пальцев.
Взгляды гостей внезапно обожгли ненавистью.
– Ты слышал, что сказала мама?
Это уже папин звучный голос. Бой проигран. Джонни дернулся, окинул зал прощальным мрачным взглядом и бросился вверх по лестнице, утирая наворачивающиеся на глаза слезы.
Он повернул медную ручку двери. Бабушка, как всегда, играла в шахматы с дядей Флинни. Солнечный свет бил в огромное окно и отскакивал от бабушкиных очков. Игроки даже не подняли голов.
– Бабушка, простите, но…
Старушка постучала тросточкой по сухому колену:
– Ну?
– Там на чердаке труп, а мне никто не верит…
– Иди, Джонни.
– Но там и вправду труп! – вскрикнул Джонни.
– Знаю, знаю. А теперь беги, принеси кузену Уильяму бутылку коньяка. Марш!
Джонни сбегал в винный погреб, достал бутылку коньяка, поднялся наверх и постучал в дверь. Ему показалось, что за дверью всхлипнули, потом послышался торопливый шепот кузена Уильяма:
– Kтo там?
– Коньяк.
– О, чудно, чудно! – В дверь просунулось безвольное кроличье личико кузена Уильяма. Мягкие ручки вцепились в протянутую бутыль. – Слава те, Господи. А теперь сгинь и дай мне надраться.
Дверь захлопнулась, но Джонни успел бросить взгляд на «модельную комнатушку» кузена Уильяма – замершие на полушаге манекены в многоцветных шелках, приколотые к стенам акварельные наброски костюмов, шляпок, накидок, яркие груды катушек и клубков. Потом щель закрылась, щелкнул замок, и кузен Уильям нервно забулькал коньяком по другую сторону блестящей медной ручки.
Джонни глянул на висящий в коридоре телефон. Он подумал о том, что папа с мамой танцуют, дядя Флинни и бабушка играют в шахматы, кузен Уильям тихо пьет – а сам он бродит, как чужой, по этому огромному гулкому дому. Он схватился за телефон.