С самого начала Одра уловила некие странные подводные течения на приеме в их честь, не замеченные Винсентом.
   Начать с того, что между Торнтонами и Краудерами возникла определенная натянутость, которая, как она поняла, в первый же час переросла в скрытую антипатию. Ее беспокойство переросло в страдание, и она делалась все молчаливее. Винсент же, напротив, полный доброжелательности, становился только общительнее.
   В какой-то момент, ища Винсента, она зашла в элегантную столовую Беллов. Здесь мистер Эджитер, Кора и Доди накрывали стол для легкого завтрака – вкуснейших йоркширских блюд и других деликатесов из богатой кладовой миссис Джексон. Одра тут же заметила в углу Гвен и Чарли, с заговорщицким видом о чем-то перешептывавшихся. Уже собираясь отвернуться от них, она увидела, что они смотрят на Винсента, который в другом конце комнаты разговаривал с Ирэн Белл. Их глаза метали молнии.
   Если бы взглядом можно было убить, Винсент упал бы замертво в ту же минуту, подумала Одра, и ее руки покрылись гусиной кожей. Она поспешила к мужу и взяла его под руку, как бы желая защитить его.
   Поговорив минуту или две с миссис Белл, она извинилась за них обоих, объяснив, что хочет, чтобы Винсент поближе познакомился со старшей сестрой Маргарет Леннокс. Не выпуская его локтя, она повела его к выходу из зала. В душе ее была боль. И страшная обида.
   Она отправилась в свадебное путешествие с облегчением и радостью тотчас, как это стало возможным, не нарушая приличий и не обижая Беллов. Они были так щедры, что ей совсем не хотелось, чтобы они посчитали ее неблагодарной.
   Одра слегка подвинулась на клетчатом пледе, вытянула перед собой ноги, взяла кусочек сыра и, рассеянно откусывая от него, попыталась отогнать от себя мысли о Гвен. Но не смогла этого сделать.
   Ее лучшей подруге не нравился ее муж.
   Это было горькой правдой, огорчившей Одру. К несчастью, Гвен почувствовала неприязнь к Винсенту еще за несколько месяцев до того, как лично познакомилась с ним. Ее слова, произнесенные в ночь костра, все еще звучали в ушах Одры. Конечно же, все это было из-за Чарли. Гвен осуждала Винсента, даже не потрудившись узнать его получше, только потому, что он был избран вместо ее брата.
   Как глупо ведет себя Гвен, подумала Одра. Она была разочарована в подруге, потому что ждала от нее только хорошего. Дорожа их дружбой с самого начала, Одра была встревожена тем, что поставлена под удар. Но ведь это Гвен, а не она была виновата в том, что их дружбе грозила опасность. Она любила Гвен и не хотела потерять ее. Но своего мужа она тоже любила. Если они будут продолжать видеться друг с другом, Гвен придется быть более дружелюбной к Винсенту. Теперь он был на первом месте. Винсент же, не замечая неприязни Гвен, был с ней неизменно любезен и радушен. Одра считала, что он заслуживает лучшего отношения.
   Подавив вздох, в тяжелом раздумье Одра откинулась назад, опершись на локти. Она должна найти способ показать Гвен, как та несправедлива. Она поговорит с ней об этом при первой же возможности. «Мне придется быть дипломатичной», подумала Одра и принялась обдумывать, что она скажет.
   А Винсент размышлял о Хай-Клю. Как только они пришли на этот склон, он стал украдкой бросать на него взгляды. Старый дом находился сейчас в поле его зрения, на другой стороне реки, и что-то заставляло его все время смотреть туда. Делая это, он не мог не думать о маленьком коттедже, который они с Одрой нашли и сняли в Верхнем Армли месяц тому назад.
   Когда однажды совершенно случайно наткнулись на него, он подумал, что им очень повезло. Коттедж был крепкий, в хорошем состоянии и расположен в месте, откуда ему удобно добираться до работы. Но внезапно он потерял для него всякую привлекательность. Каким маленьким и ничтожным казался он по сравнению с Хай-Клю, где родилась и выросла его жена. Дом, который он предлагал ей, был несравнимо меньше.
   Повернув голову, он посмотрел на Одру как бы со стороны и впервые беспристрастно. Какой она была красивой в своем желтом, лютиковом платье, такая свежая и желанная. У нее было столько похвальных качеств. Он был убежден, что она будет ему прекрасной женой. Хотя Винсент никогда не был склонен к самоанализу, сейчас, глядя на Одру, он погрузился в размышления.
   Если бы обстоятельства ее жизни сложились иначе, ей никогда не разрешили бы выйти за него замуж.
   Эта неожиданная мысль потрясла Винсента до глубины души. Тот факт, что ее семья возражала бы против ее брака с ним, никогда раньше не приходил ему в голову, но сейчас, когда он подумал об этом, то понял, что был абсолютно прав в своем предположении, и это угнетало его. Он вдруг вспомнил зловещие слова своей матери: «Ищешь неприятностей на свою голову, вот что ты делаешь, сынок, – сказала она тогда. – Если ты женишься на ней, то будешь проклинать этот день». Лоретт тоже была против их брака, хотя Одра ей очень понравилась.
   – Вы с ней из двух разных миров, – настаивала она, когда он начал оспаривать ее точку зрения. – Ничего из этого не выйдет. Она – леди по рождению и по духу.
   Пытаясь убедить Лоретт, что это не имеет никакого значения, он поведал ей о тяжелой жизни Одры в бытность ее платной санитаркой и медсестрой в инфекционной больнице. Она вытаращила на него глаза в изумлении.
   – Не будь таким дураком, Винсент. Какое это имеет значение? Ее воспитание и происхождение всегда будут частью ее самой. Она отличается от тебя и меня, от нас, и поверь мне, это огромная разница.
   Всегда готовый вспылить даже по пустякам, он очень рассердился и дал выход своему гневу. И несколько недель после этого был в ссоре со своей любимой сестрой. Винсент всегда жил только своим умом, и поэтому он сделал то, что хотел, и так, как считал нужным. А он считал нужным жениться на Одре, несмотря на возражения семьи, о чем она и представления не имела.
   Винсент все еще был убежден в том, что его мать и сестра неправы. То, что он и Одра происходили из разных слоев общества, не могло иметь большого значения. Они любили друг друга, и это было главным, разве не так?
   Взглянув на Винсента, Одра почувствовала произошедшую в нем перемену и спросила:
   – Что с тобой? Ты выглядишь так странно.
   – Я отлично себя чувствую, любимая, – ответил он и рассмеялся – несколько смущенно.
   – Только что ты выглядел очень озабоченным. Ты уверен, что тебя ничего не тревожит?
   Винсент заставил себя весело улыбнуться.
   – Никогда не чувствовал себя лучше, – воскликнул он и добавил: – Но мне жаль, что это последний день нашего медового месяца, жаль, что он закончился.
   – Не совсем. – Одра поцеловала его в щеку и нежно заглянула в глаза. – У нас есть еще весь сегодняшний день и вечер в Харрогите. Мы чудесно пообедаем в «Белом лебеде» в честь твоего дня рождения. Это хороший отель, тебе там понравится. – Одра села и, склонив голову набок, продолжила: – Хотя наш медовый месяц завтра и кончится, наша совместная жизнь только начинается, Винсент. Подумай об этом… и я знаю, что у нас будет прекрасная жизнь, у тебя и у меня.
   – Да, – сказал он, успокаиваясь.
   Внезапно Одра сделалась оживленной и разговорчивой, к концу пикника к ней вернулась ее жизнерадостность. Она много говорила об их будущем и была полна энтузиазма, веря в то, что оно сулит им много хорошего.

13

   – Ты видишь здесь что-нибудь, принадлежащее тебе, Одра? – спросил Винсент, окидывая внимательным взглядом гостиную в Грейндже.
   – Вот те две картины маслом по обеим сторонам балконных дверей и акварель на боковой стене, – сказала она, – они написаны моим отцом. Если ты подойдешь поближе, то увидишь на них подпись «Адриан Кентон».
   Винсент пересек комнату, внимательно рассмотрел два живописных пейзажа и натюрморт и, кивнув, повернулся к Одре, стоявшей возле камина.
   – Что еще здесь твое?
   – Большая часть деревянной мебели… инкрустированный комод рядом с дверью, два этих шератонских столика и вон тот маленький – у стены – да, и мейсенские часы на нем. Есть еще два чипендейловских стула, но они, должно быть, в другой комнате. Кроме того, у нее мамин серебряный чайный сервиз, несколько других предметов столового серебра и еще три картины, одна из них тоже написана моим отцом. – Одра похлопала по своей сумке, и на ее лице появилась уверенная улыбка. – Здесь у меня опись имущества и опись драгоценностей, так что я хорошо вооружена. – Она замолкла, глядя на открывающуюся дверь.
   Винсент посмотрел туда же. Женщина, которую он должен был увидеть, вызывала у него любопытство. Он кое-что слышал про нее от Одры, и это кое-что ему совсем не нравилось.
   Алисия Драммонд остановилась на пороге.
   Разглядывая эту пожилую женщину, Винсент подумал: «Узкая». Все в ней было узким; глаза, нос, рот, лицо и тело. То, что ее мышление было узким, не вызывало у него никаких сомнений – в этом его убедили несколько замечаний о ней, сделанные Одрой.
   Одра, не видевшая свою родственницу почти шесть лет, была поражена. Ей показалось, что Алисия Драммонд не только изрядно постарела за это время, но и выглядела больной. Она осунулась и очень похудела, а ее холодные, как камень, черные глаза глубоко запали в глазницах. Жидкие седые волосы были собраны в пучок, и одета она была в поношенное коричневое шелковое платье, которое совсем ей не шло.
   Закрыв за собой дверь, Алисия вошла в комнату с обычной для нее высокомерной уверенностью. Раздраженным, звучащим на высокой ноте голосом она сказала:
   – Здравствуй, Одра. Когда ты написала мне две недели назад, ты не сообщила, что приедешь не одна. Я была удивлена, услышав от горничной, что тебя сопровождает… – Бросив на Винсента взгляд, в котором сквозило любопытство и желание угадать, кто он такой, она закончила: – твой молодой человек. – Последние слова скорее прозвучали как вопрос, а не констатация факта. Одра ответила бодрым, уверенным тоном:
   – Добрый день, тетя Алисия. Позвольте представить вам моего мужа. Это Винсент Краудер. Винсент, это двоюродная сестра моей мамы, Алисия Драммонд.
   Алисия, редко не знавшая, что сказать, на какой-то момент потеряла дар речи. Муж, подумала она, потрясенная до глубины души. Этот модно одетый красивый молодой человек женился на невзрачной маленькой Одре. В это трудно было поверить.
   Шагнув вперед, Винсент протянул руку:
   – Рад познакомиться с вами, миссис Драммонд.
   – Здравствуйте, – ответила Алисия, оценивающе глядя на него холодными глазами. У Винсента была хорошая речь, только в гласных слышался намек на просторечный йоркширский акцент, но Алисия уловила его. Из рабочего класса скорее всего, отметила она про себя. Что ж, это все объясняет.
   Небрежно указав на диван, Алисия пробормотала:
   – Садитесь. – Сама она уселась на краешек стула и обратила свой взгляд на Одру. – Почему ты не дала нам знать, что выходишь замуж?
   Проигнорировав этот вопрос, который она посчитала абсурдным в данных обстоятельствах, Одра сказала:
   – Мы провели медовый месяц в бухте Робин Гуда, и, зная, что по пути в Лидс мы будем близко от этих мест, я хотела, чтобы Винсент познакомился с вами, так как…
   – Я рада, что ты этого захотела.
   – Так как он вернется сюда в следующую субботу. С фургоном, чтобы…
   – С фургоном? – Алисия казалась озадаченной.
   – Да. Он приедет, чтобы забрать мои вещи.
   – Вещи?
   – Да, мои вещи, тетя Алисия. Или, вернее, вещи моей матери, ставшие моими после ее смерти и которые вы… хранили здесь.
   – Господи, Одра, только не говори мне, что ты собираешься потратиться на аренду фургона и проехать такое расстояние – ты говоришь, из Лидса? – чтобы забрать несколько разрозненных предметов, не имеющих никакой ценности.
   – Не имеющих ценности, – повторила Одра, пристально глядя на тетку. – Я бы этого не сказала.
   – Но это так. Они немногого стоят.
   – Сколько бы они ни стоили, я хочу их забрать. Я хочу, чтобы вещи моей матери были у меня. Кроме того, они принадлежат мне по праву – и уже давно.
   – Мне кажется, что пара старых столов вряд ли стоит таких чрезмерных усилий, – произнесла Алисия с насмешкой в голосе, С презрительным выражением, она повернулась к Винсенту. – Нанимать фургон, чтобы забрать какую-то рухлядь… По-моему, Одра поступает просто нелепо. Это напрасная трата денег. Уверена, что вы согласны со мной.
   – Одра хочет иметь свои вещи, – возразил Винсент спокойно, но твердо. – И я собираюсь позаботиться о том, чтобы все, что она хочет, она получила.
   – Прекрасно, – презрительно фыркнула Алисия, с высокомерием посмотрев на него.
   – И еще драгоценности, тетя Алисия. Я заберу их с собой сегодня же, – заявила Одра.
   Алисия открыла рот и тут же закрыла его, заметив мрачную решимость, блеснувшую в глазах племянницы и непримиримый изгиб ее губ.
   – Я не уверена, что драгоценности здесь, – сказала она первое, что пришло ей в голову. – Если я правильно помню, моя мать забрала их к себе домой на хранение.
   – Вы не уверены, – повторила Одра, и выражение ее лица стало еще более жестким. – А я думала, что вы будете скрупулезно внимательны в обращении с вещами, принадлежащими другим людям. Меня удивило также, что вы не удосужились связаться со мной несколько недель назад. Вы ведь знали, что в начале этого месяца мне исполняется двадцать один год и я становлюсь совершеннолетней, так что ко мне переходит право на владение моим имуществом. – Одра рассмеялась мягко, но многозначительно. – Говоря по правде, не было никаких причин, которые препятствовали бы вам отдать мне мамины вещи несколько лет назад. Мои…
   – Ты не была замужем несколько лет назад, – прервала ее Алисия с нотками самозащиты в голосе. – Что ты стала бы делать с мебелью? Куда бы поставила ее?
   – Я имею в виду мамины драгоценности, – объяснила Одра. – И хочу добавить, что моя бывшая хозяйка, миссис Ирэн Белл, сказала буквально то же самое всего пару недель назад. И она, и мистер Белл были очень удивлены тем, что вы не связались со мной в начале мая, чтобы выяснить мои намерения в отношении моей собственности и всем тем, что с этим связано. – Одра задержала на Алисии взгляд своих сузившихся синих глаз.
   Алисия покраснела, ей стало неуютно под этим пристальным, испытующим взглядом. Получив от Одры письмо, она ощутила большое раздражение. Ей совсем не хотелось отдавать племяннице ее ценности, и она стала искать способы оставить их у себя. Но теперь Алисия решила пересмотреть свои намерения. У нее не было никакого желания иметь дело с адвокатом или с этим мужем, который – это сразу было видно – при малейшем поводе поведет себя агрессивно. Пытаясь скрыть свое раздражение, Алисия встала. Откашлявшись, она пробормотала:
   – Возможно, моя мать говорила о том, чтобы взять драгоценности к себе в дом и хранить их для тебя, но так и не сделала этого. Боюсь, что память у меня уже не та, что раньше. Может быть, они еще здесь. Лучше мне подняться наверх и проверить.
   – Да, это было бы разумно, – сказала Одра. Алисия поспешно вышла из комнаты, про себя осыпая Одру проклятиями. Она не рассчитывала, что придется столкнуться с адвокатом и мужьями. Девчонка застала ее врасплох.
   Как только они остались одни, Винсент прошептал:
   – Она просто хитрая ведьма.
   – Я знаю, и она пытается украсть мои вещи, – пробормотала Одра, тоже понизив голос.
   – Не волнуйся, я ей этого не позволю. Во всяком случае готов поспорить, она испугалась, что ты напустишь на нее мистера Белла, если она сделает что-нибудь не так. Я заметил, как изменилось ее лицо, когда ты сказала, что он знаменитый лидский адвокат.
   Одра откинулась на спинку дивана и с неприязнью осмотрелась. Она не любила эту комнату, так же, как не любила сам дом и его обитателей. Она вспомнила, сколько зла причинила ей Алисия Драммонд в прошлом, и сердце ее, казалось, покрылось инеем. Неожиданно сцена прощания с братьями, уезжавшими в Австралию, представилась ей с такой ясностью, что она оцепенела. Ужасное чувство утраты вновь охватило ее. Она закрыла глаза, спрашивая себя: освободится ли когда-нибудь от этого горького чувства? Конечно, освободиться. Ведь теперь она не одна. У нее есть Винсент. Он стал ее семьей. Открыв глаза, она повернула голову и посмотрела на него.
   Встретив ее взгляд, он заметил, что яркая синева ее глаз потускнела из-за появившейся в них грусти. Сжав ее руку, он сказал:
   – Это место расстраивает тебя, да и меня бросает в дрожь. Давай смоемся отсюда, как только ты уладишь свои дела с этой старой каргой.
   Одра кивнула.
   Не расцепляя рук, они сидели на диване и ждали Алисию. Та вернулась довольно быстро, неся деревянную шкатулку с драгоценностями. Подойдя к Одре, Алисия сунула шкатулку ей в руки.
   – Вот она, – бросила она резко. – Ты, конечно, хочешь проверить и убедиться, что ничего не пропало. И откровенно говоря, я тоже хочу, чтобы ты это сделала. Не желаю, чтобы меня обвинили в том, что я присвоила твою собственность.
   Одра ничего не ответила. Она пристально глядела на шкатулку, лежащую у нее на коленях. Такую знакомую. Она всегда стояла на туалетном столике в маминой спальне в Хай-Клю. Иногда ребенком Одра играла, одеваясь в мамины платья, и ей разрешалось достать оттуда заколку, брошь или кулон и некоторое время поносить их.
   Минуту спустя она подняла крышку, чувствуя облегчение от того, что такие дорогие ее сердцу материнские вещи были наконец-то у нее в руках Она начала перебирать лежащие в шкатулке драгоценности, с любовью ощупывая каждую из них думая об изяществе своей матери и улыбалась бесчисленным воспоминаниям, связанным с каждым украшением.
   Достав обручальное кольцо с тремя маленькими бриллиантами, она долго смотрела на него. «Моя мама носила это кольцо большую часть своей жизни, – думала Одра, – а теперь я буду носить его». Она надела кольцо на средний палец правой руки и испытала чувство глубокого удовлетворения. Ей показалось, что кольцо приближает ее к матери; оно было звеном, связывавшим ее с прошлым. И это несказанно радовало ее.
   Одре не нужно было сверяться с описью, так как она помнила ее наизусть. Все драгоценности были на месте. Ни одна из них не пропала. И надевала их Алисия Драммонд в эти годы или нет, стало вдруг совсем неважным. Шкатулка и ее содержимое теперь принадлежали ей по праву, и только это имело значение.
   Поставив шкатулку на диван между собой и Винсентом, Одра открыла сумку и достала из нее другую опись. Глядя прямо в глаза Алисии, она сказала:
   – Это список маминой мебели, серебра и картин, находящихся в доме. Я оставлю его вам, чтобы вы смогли просмотреть его позднее. Винсент с двумя своими братьями приедет сюда в следующую субботу утром, чтобы забрать вещи. Около десяти часов. Я надеюсь, это удобно?
   Оскорбленная до глубины души, Алисия могла только кивнуть.
   Одра положила листок бумаги на один из шератонских столиков и продолжала:
   – Сегодня, я думаю, мы могли бы взять с собой картины моего отца. Мы приехали в автомобиле, и они прекрасно уместятся на заднем сиденье.
   Желая поскорее покончить с делом и увезти Одру из этого мрачного дома, Винсент вскочил на ноги со словами:
   – Я, пожалуй, начну снимать их со стен. – Он посмотрел на Алисию. – Я знаю, какие картины были написаны отцом Одры; она мне их уже показала.
   Алисия Драммонд почувствовала, как каменеет. Она была не в состоянии ни говорить, ни двигаться. Уставившись на Винсента, словно прикованная к месту, она смотрела, как он снимает со стены одну из картин, прислоняет ее к стулу, затем подходит к другой и протягивает к ней руки.
   В этот момент что-то будто бы треснуло в ней. Выработанное за многие годы умение жестко подавлять свои эмоции, вдруг пропало.
   – Не трогать мою картину! Не смей трогать ее! – закричала она, сорвавшись с места, и заметалась по комнате. Всякое подобие чувства собственного достоинства в ней вмиг улетучилось. Она грубо схватила Винсента за руку и, глядя ему в лицо, завопила с яростью:
   – Не сметь трогать ни одну из моих картин!
   Он был ошарашен ее словами и поведением.
   Высвободившись из ее рук, он отступил назад и перевел глаза на Одру, сидящую на диване. Они обменялись изумленными взглядами.
   Одра встала и быстро пересекла комнату.
   – Это не ваши картины, тетя Алисия. Они мои, – сказала она ледяным голосом. Ей показалось, что ее тетка впала в состояние невменяемости. – Вы ведь не забыли, что они написаны моим отцом и всегда висели в Хай-Клю. Они – часть наследства, доставшегося мне от моего отца и моей матери, и я…
   – Твоей матери! – заверещала, повернувшись к ней Алисия. – Лучше не напоминай мне о своей матери. Они была шлюхой и больше никем!
   Судорожно глотнув воздух, Одра в ужасе отшатнулась.
   Винсент не мог поверить своим ушам.
   – Послушайте, вы, поосторожнее! – воскликнул он. – Не смейте говорить таким тоном с моей женой, я этого не потерплю. – Он подошел к Одре, обнял ее одной рукой и гневно взглянул на Алисию. – Как вы посмели назвать мать Одры таким ужасным словом?
   – Вам не нравится слово «шлюха»? Тогда выбирайте любое название, которое вам по душе: проститутка, потаскуха, распутная тварь! Они все ей подходят. Потому что такой она и была. Она отняла его у меня, она украла моего дорогого Адриана! – Пронзительный голос Алисии теперь превратился в жалобные завывания. Готовая залиться слезами, она причитала: – Он принадлежал мне. У нас с ним было полное взаимопонимание. Мы должны были пожениться. Пока она не расставила ему свои сети, закружила голову, завлекла к себе в постель своими ухищрениями и уловками. – Слова застряли у нее в горле. Алисия хватала ртом воздух, прижав руку к груди, словно испытывала сильную боль.
   Одра, потрясенная услышанным, почувствовала такое отвращение, что могла только с ужасом смотреть на свою родственницу.
   – Так, значит, вот в чем дело, – произнесла она наконец, качая в недоумении головой. – О, Господи! Мои братья и я были наказаны из-за одной лишь вашей ревности. Как недостойно было разлучить нас, когда мы были детьми, и по такой ничтожной причине. И это тогда, когда моих родителей уже не было в живых, когда прошлое уже не имело никакого значения. Вы скверная женщина, Алисия Драммонд, очень скверная. Что же касается ваших отношений с моим отцом… – Одра остановилась и глубоко вздохнула, – я плохо его помню, но, судя по тому, что я слышала о нем, Адриан Кентон был прекрасным, тонко чувствующим человеком. Я ни на одну минуту не могу допустить, что он когда-нибудь мог проявить интерес к такой женщине, как вы.
   Одра с отвращением отвернулась от тетки и сказала Винсенту:
   – Пожалуйста, возьми остальные картины отца, и мы можем идти.
   Винсент выполнил ее просьбу.
   Одра подошла к дивану, взяла сумку и шкатулку с драгоценностями.
   И тут все, что Алисия Драммонд держала в себе столько лет, вся застарелая ненависть, которую она питала к Эдит Кентон и которую не погасила даже смерть, поднялась в ней. Казалось, эта ненависть застыла на ее лице, превратив его в безобразную маску.
   Она быстро засеменила по ковру к Одре и, склонившись к самому ее лицу, закричала:
   – Адриан Кентон – не твой отец! Не твой отец, слышишь? Ты ублюдок. Ублюдок Питера Лейси. Она путалась с ним еще при жизни Адриана. Мой бедный дорогой Адриан вынужден был молча сносить все это.
   Одра отскочила назад и в ужасе затрясла головой, как бы отбрасывая от себя эти слова.
   – Это неправда! Это неправда! – кричала она.
   – Это правда! – шипела Алисия. – Твоя мать прелюбодействовала, и ты – незаконнорожденная!
   – А вы лгунья, Алисия Драммонд!
   Винсент понял, что должен действовать немедленно.
   Он схватил Одру за руку и почти выволок ее в прихожую. Повернувшись на каблуках, он бросился назад в гостиную, схватил три картины, снятые им со стен, затем повернулся к Алисии Драммонд.
   Она стояла посреди комнаты, заламывая руки с диким взглядом и лихорадочными пятнами на лице. Он подумал, что она окончательно помешалась.
   – Я вернусь в следующую субботу за остальными вещами Одры, – отрезал он. – Надеюсь, они будут в хорошем состоянии или….
   – Как вы смеете мне угрожать!
   – Я вам не угрожаю. Я просто хочу, чтобы вы поняли, что я отношусь к этому самым серьезным образом. И закон на нашей стороне; подумайте об этом, миссис Драммонд.
   Одра стояла в холле, где ее оставил Винсент, прижимая к груди шкатулку с драгоценностями. Лицо ее было белым, она дрожала.
   – Пойдем, – сказал он. – Придержи, пожалуйста, дверь, любимая, у меня заняты руки.
   – Да, – ответила Одра, пытаясь совладать с собой и торопясь вслед за мужем, чтобы открыть переднюю дверь.
   Лишь очутившись в автомобиле дяди Фила и отъехав на некоторое расстояние от дома, Винсент вздохнул с облегчением. Подъехав к воротам в конце длинной подъездной аллеи, он сбавил скорость и вывел машину на главную дорогу, ведущую в Рипон. Несколько минут он ехал в направлении города, а когда расстояние между ними и Грейнджем стало значительным, остановился, припарковав машину под высокой живой изгородью.