Страница:
– Да, это так. Когда она только что родилась, ты сказала в больнице святой Марии, что дашь ей блестящее будущее, и ты это сделала!
Винсент молча потягивал кофе, затем вынул пачку сигарет. Несколько минут он вертел ее в руках, потом положил на кофейный столик и устремил взгляд на Одру.
– Мы много пережили, дорогая, ты и я.
– Да. – Одра посмотрела в глаза мужу, и ей пришла в голову странная мысль. – Я думаю, что нам было послано испытание, – проговорила она.
Винсент не отводил взгляда.
– Но мы его выдержали. Выдержали, ведь правда?
Винсент кивнул и откашлялся.
– Я подумал, что, может быть, ты захочешь поехать со мной в следующий уик-энд… теперь когда мы одни, мы вполне можем это сделать, разве не так?
Одра застыла в изумлении.
– Куда? Куда мы можем поехать?
– Скажем, в бухту Робин Гуда?
– Зачем?
– Мы провели там наш медовый месяц. – Винсент остановился и глубоко вздохнул. – Ведь еще не поздно, Одра? Разве не можем мы повторить все снова, как будто это только начало?
– Может быть, – сказала она.
33
34
Винсент молча потягивал кофе, затем вынул пачку сигарет. Несколько минут он вертел ее в руках, потом положил на кофейный столик и устремил взгляд на Одру.
– Мы много пережили, дорогая, ты и я.
– Да. – Одра посмотрела в глаза мужу, и ей пришла в голову странная мысль. – Я думаю, что нам было послано испытание, – проговорила она.
Винсент не отводил взгляда.
– Но мы его выдержали. Выдержали, ведь правда?
Винсент кивнул и откашлялся.
– Я подумал, что, может быть, ты захочешь поехать со мной в следующий уик-энд… теперь когда мы одни, мы вполне можем это сделать, разве не так?
Одра застыла в изумлении.
– Куда? Куда мы можем поехать?
– Скажем, в бухту Робин Гуда?
– Зачем?
– Мы провели там наш медовый месяц. – Винсент остановился и глубоко вздохнул. – Ведь еще не поздно, Одра? Разве не можем мы повторить все снова, как будто это только начало?
– Может быть, – сказала она.
33
Хотя Кристина и скучала по родителям и по дому, она быстро приспособилась к новой независимой жизни. Лондон, шумный и оживленный, полный соблазнов большого города, восхищал ее. Но помня о том, каких трудов стоило Одре дать ей возможность учиться, работала.
Кристина совсем не хотела сбиться с пути, забросить занятия и тем принести горькое разочарование матери. Не говоря о том, что любовь к труду и честолюбие были свойственны ей от природы.
Приступив в сентябре к занятиям в Королевском художественном колледже искусств в Кенсингтоне, она с самого первого дня сочла их интересными и позволяющими проявить и развить талант. Она с энтузиазмом окунулась в работу.
Как раз в это время, в начале пятидесятых, колледж стал приобретать славу Мекки искусств, привлекавшей художников со всего света. В его стенах собралось много одаренных людей – преподавателей и студентов, причем на всех отделениях: от портретной и ландшафтной живописи и скульптуры до росписи тканей, моделирования одежды и оформления сцены.
Еще за несколько месяцев до этого, когда при поступлении в колледж Кристина представила свои лучшие работы, прошла собеседование и была принята, преподаватели оценили ее одаренность в пейзажной живописи. С самого детства Кристина видела во всем, что ее окружало, многообразные световые гаммы. Ее картины, казалось, пронизаны светом, был ли это золотой свет солнечного летнего дня, или холодный свинцово-серый свет йоркширского зимнего штормящего моря, или весенний свет северной долины. Вскоре Кристина стала любимицей преподавателей, которые считали ее идеальной студенткой.
Открытость, общительность и добрый нрав снискали ей популярность среди сверстников, и через пару недель у нее уже было много друзей, но настоящей подругой, которую она выделяла среди всех и к которой ее тянуло больше, чем к кому-нибудь другому, была девушка одного с ней возраста по имени Джейн Седжвик.
Жизнерадостная и добродушная, Джейн напоминала порывистого мальчишку-сорванца. Ее милое лицо, льняные волосы и глаза цвета анютиных глазок делали ее одной из самых обворожительных девушек, когда-либо встречавшихся Кристине.
Она полностью покорила ее сердце в один из сентябрьских дней, когда они вместе рисовали в большой мастерской. Ни с того ни с сего Джейн начала дурачиться. Приняв трагическую позу, она воскликнула в притворном отчаянии:
– Моя работа по сравнению с твоей кажется мазней. Увы, увы, о, горе мне! – Она остановилась, поднесла сжатые кулаки к груди и закатила глаза к потолку. – Мне не остается другого выхода, как убить себя. Но прежде, чем я положу конец своей молодой жизни, выполни мое желание.
– Конечно, какое же? – спросила Кристина, подыгрывая Джейн.
– Пойдем, выпьем по чашке кофе после занятий.
Кристина, смеясь, приняла приглашение, и чуть позднее девушки направились к ближайшему кафетерию, оживленно болтая. Они не знали, что это начало их необыкновенной дружбы, которая продлится всю жизнь.
За кофе они кое-что узнали друг о друге. После того как Кристина рассказала Джейн о себе, настала ее очередь – и она внимательно выслушала все, о чем поведала Джейн. Джейн была старшей дочерью Далси Мэнвил и Ральфа Седжвика, актерской пары, столь же хорошо известной, хотя и по-своему, как чета Оливье. Тогда Кристина подумала еще: «Вот чем объясняется актерский дар Джейн».
В 40-е годы Седжвики снимались в бесчисленных фильмах компании «Гейнсборо пикчерс» – Кристина и Одра видели их в кинотеатре Армли.
– Боже, моя мама будет потрясена, когда услышит, что я с тобой знакома, – воскликнула Кристина. – Она большая поклонница твоих родителей, так же как и я. Когда она была здесь в августе, мы видели их в «Ссоре любовников». До чего же мы хохотали. Это было просто великолепно – самая лучшая комедия, которую видели за последние годы.
– А как бы ты отнеслась к тому, чтобы познакомиться с моими стариками? – спросила Джейн. – Поехали к нам в этот уик-энд. Они бы очень тебе обрадовались.
Кристина удивилась.
– А ты уверена, что это прилично? – спросила она. – Не слишком ли скоропалительно? Я имею в виду – для них. Ведь сегодня уже четверг.
– О, с этим не будет проблем. У нас суматошный и беспорядочный дом. Соглашайся, скажи «да». Мы с тобой повеселимся. У нас красивый парк, так что ты сможешь порисовать, если захочешь. Но имей в виду, есть одна проблема. – Джейн сделала кислое лицо. – Мои братья и сестры, эти маленькие чудовища… Но я думаю, что они не будут нам досаждать. Ну как, поедешь?
– С удовольствием, большое спасибо за приглашение.
Кристина и Джейн прибыли в Кент на следующий день в видавшей виды ярко-желтой спортивной машине Джейн марки «Эм-Джи».
Седжвикам принадлежал старый загородный дом под названием Хэдли-Корт, недалеко от живописной деревушки Адлингтон. Вскоре после того, как деревушка осталась позади, Джейн сбавила скорость и показала на красивый особняк в стиле Тюдоров, длинный и низкий, с окнами в свинцовых переплетах, прячущийся за огромными чугунными воротами и еле видный с дороги.
– Это Голдленхерст, поместье дяди Ноэля, – объяснила Джейн. – Он мой крестный и настоящий душка. В воскресенье утром мы пойдем туда на шикарный воскресный ленч с напитками. Конечно, там будет сумасшедший дом. Дядюшка всегда приглашает к себе в гости самую скандальную и невоспитанную публику. Но, по крайней мере, мы сможем там похихикать и на время скроемся от отвратительных чудовищ.
Кристина бросила на подругу озадаченный взгляд.
– Чем же так плохи твои братья и сестры?
– Они просто маленькие свиньи. Ты скоро сама увидишь.
– А когда приезжают твои родители?
– После субботнего вечернего спектакля. Они выскакивают из театра, не смывая грима, и несутся сюда на бешеной скорости. Появляются где-то в полночь. Вот тогда ты их и увидишь, если не заснешь до того времени и захочешь выпить с ними кофе с сэндвичами.
Джейн повернула машину на подъездную аллею, которая, извиваясь, вела к дому. Кристина влюбилась в Хэдли-Корт в ту же минуту, как увидела. В каком-то смысле его архитектура напомнила ей о Хай-Клю, смотреть на который так часто в детстве водила ее мать. Они устраивали пикники на склоне возле Места памяти, и мать рассказывала о доме, в котором выросла. Позднее Кристина сама ходила на склон над рекой Юр и рисовала Хай-Клю в подарок Одре.
Хэдли-Корт, беспорядочно вытянутый в длину старый дом с комнатами старинной формы, огромными каминами, ослепительно сияющими окнами, казалось, имел собственный, ни на что не похожий характер. Парк, прилегавший к особняку, с его плакучими ивами, заросшим лилиями прудом и хаотично посаженными цветами выглядел очень романтично. Эдакая сельская идиллия, неповторимое очарование Старого Света. Позднее, когда Кристина бродила по парку, ее руки чесались желания передать на привезенном ею холсте окутанную туманом зелень и мягкий южный свет Кента.
Как Джейн и обещала, уик-энд выдался веселым.
Но Кристину ожидало несколько сюрпризов. И первый из них – склонность ее новой подруги к преувеличениям.
Отвратительные чудовища, как называла своих братьев и сестер Джейн, оказались совсем не отвратительными; не были они и маленькими свиньями. Хэдли и Линдон, одиннадцатилетние близнецы, были прекрасно воспитанными светловолосыми веснушчатыми мальчиками с ангельской внешностью. Джейн уверяла, что их хорошее поведение – следствие того, что она всевозможными страшными угрозами запугала их и заставила ходить по струнке в этот уик-энд. Сестра близнецов девятилетняя Луиза оказалась очаровательной девчушкой с фиалковыми глазами, как у Джейн, и яркими рыжевато-золотистыми волосами. Она покорила Кристину подкупающей улыбкой и забавным детским щебетом.
Что касается Далси и Ральфа Седжвиков, они были милы и любезны и сразу же повели себя с Кристиной так, что она почувствовала себя как бы членом их семьи. Они выглядели совсем не так, как она ожидала, без всякого налета театральности и показухи, напротив, они были культурными и очень остроумными людьми, особенно Ральф – весьма занимательный собеседник. Кристина решила, что вся экстравагантность в этой семье досталась Джейн.
Дядя Ноэль, в свою очередь, оказался не кем иным, как знаменитым Ноэлем Ковардом, и Кристина потеряла дар речи, когда в воскресенье, войдя в гостиную Голденхерста, была представлена Лоуренсу Оливье, а потом Вивьен Ли.
Когда наконец удалось улучить момент и поговорить с Джейн в сторонке, Кристина прошептала:
– Что ты имела в виду, когда говорила о невоспитанных и скандальных гостях? Могла бы предупредить меня!
Джейн захихикала и закатила глаза.
– Но было бы совсем неинтересно, если бы ты заранее знала, что приезжают Ларри и Вив. – Ее лицо стало серьезным, и она обхватила руку Кристины, с беспокойством заглядывая ей в лицо. – Но ты ведь не сердишься на меня? Я бы не вынесла, если бы ты обиделась.
Кристине ничего не оставалось, как ободряюще улыбнуться Джейн:
– Нет, конечно, не сержусь.
Кристина стала частым гостем в Хэдли-Корт и завсегдатаем квартиры Седжвиков в Мейфэр. Далси Мэнвил Седжвик очень полюбила Кристину, считая, что она прекрасно влияет на ее довольно-таки сумасбродную дочь.
Будучи единственным ребенком в семье, Кристина получала большое удовольствие от того, что находилась среди многочисленного, доброго и веселого семейства Седжвиков, где встречалась со многими знаменитостями, посещавшими их вечеринки, – людьми шоу-бизнеса, писателями, журналистами и политиками.
И все же этот волнующий и блестящий мир, как бы он ни был интересен, не вскружил Кристине голову. Она твердо стояла на земле, а потому ее увлеченность живописью не пострадала. Как и преданность родителям, в особенности матери. В течение последующих девяти месяцев Одра дважды гостила в маленькой квартирке студии на Честер-стрит, Кристина, в свою очередь, часто ездила в Йоркшир на уик-энды, также во время каникул, когда в колледже не было занятий.
Кристина знала, что мать живет ожиданием этих встреч. И действительно, Одра получала огромное удовольствие, когда дочь рассказывала ей забавные истории о Седжвиках и других своих друзьях, о вечеринках и званых обедах, которые она посещала.
Гордость Одры за Кристину не знала границ. Ее репутация в колледже была блестящей, а популярность и успех в обществе – обнадеживающими. Наконец-то Одра могла быть уверена, что выполнила обет, данный ею много лет назад. Она предоставила дочери возможность прожить свою жизнь намного лучше, чем жила сама. Следовательно, ее собственная жизнь и все, что она сделала для Кристины, принесли свои плоды.
Первые два года пребывания Кристины в Лондоне обогатили ее как личность и позволили многого добиться. Этот период оказался очень плодотворным. Только одно омрачало счастье девушки – ее мать все еще продолжала работать.
Хотя Винсент являлся партнером фирмы «Варли и Краудер» и дела у него шли хорошо, заработок его все еще был недостаточным, чтобы полностью оплачивать семейные расходы. Одра работала в больнице главным образом для того, чтобы обеспечивать жизнь Кристины в Лондоне. Именно она платила за ее обучение и квартиру, давала деньги на расходы, покупала ткани для ее костюмов и прочую одежду. Кристина прекрасно понимала, что, не будь у матери этих обязательств, она могла бы оставить свою изнурительную службу и тем облегчить собственное существование.
Поэтому в конце второго курса Кристина осторожно предположила приискать себе работу на несколько часов в день. Одра пришла в ярость и наотрез отказалась даже обсуждать что-либо подобное, считая, что работа будет отвлекать Кристину и вредно скажется на ее занятиях. Однако она не учла упрямства и решительности своей дочери. У Кристины была такая же сильная воля, как и у Одры, и она твердо решила уменьшить поток денег, текущий из Лидса в Лондон.
Она не посмела пойти против матери и найти себе работу, но стала жить экономнее и уменьшила расходы на квартиру, съехавшись с Джейн. Ее лучшая подруга уже давно просила ее поселиться с ней вместе в квартире на Уолтон-стрит, а ввиду того, что эта квартира принадлежала Элспет, тетке Джейн, которая после своего замужества жила в Монте-Карло, плата была символической.
– Ну, давай мне один фунт в неделю, – сказала Джейн, когда Кристина спросила ее о своей доле.
Кроме того, Кристина решила, что должна сама шить себе одежду. Хотя такой шаг и не давал существенной экономии денег, но, по крайней мере, снимал эту обузу с матери. На это ее подбила Джейн, знавшая о способностях Кристины к моделированию. Действительно, Кристина унаследовала от Одры умение работать с ножницами и иглой и, много лет наблюдая за тем, как та шьет, переняла необходимые навыки. Вскоре она ловко переделала несколько старых платьев и сшила пару новых, в связи с чем осталась исключительно довольна собой.
Одра же, напротив, воспротивилась, однако конце концов вынуждена была признать, что шитье не вредит занятиям дочери в колледже; нехотя согласилась, что расписанные Кристиной вручную платья и жакеты, как и строгие костюмы, не лишены элегантности и оригинальности.
Осенью 1953 года Кристина сшила и расписала блузку для матери, которую привезла с собой в Лидс на зимние каникулы.
Открывая в день Рождества врученную ей коробку, Одра обомлела, увидев ни с чем не сравнимую красоту – изумительное сочетание синей живокости с бледно-голубым оттенком шелка и не могла сдержать восторженного восклицания.
– Не следовало тебе тратить на это время, – мягко упрекнула она дочь. – Шитье отвлекает тебя от занятий.
– Нисколько не отвлекает, – смеясь и обнимая ее, возразила Кристина. – Мне хотелось, чтобы у тебя было что-то красивое, что-то, что я сделала специально для тебя, мамочка.
Тот декабрь прошел счастливо для Краудеров. Они по-семейному отпраздновали Рождество, а в январе Кристина вернулась в Лондон, чтобы продолжить занятия в колледже.
Заканчивался последний курс, в августе Кристина получила диплом. Она хотела закончить колледж успешно не только из честолюбия, но и из желания порадовать мать.
Кристина совсем не хотела сбиться с пути, забросить занятия и тем принести горькое разочарование матери. Не говоря о том, что любовь к труду и честолюбие были свойственны ей от природы.
Приступив в сентябре к занятиям в Королевском художественном колледже искусств в Кенсингтоне, она с самого первого дня сочла их интересными и позволяющими проявить и развить талант. Она с энтузиазмом окунулась в работу.
Как раз в это время, в начале пятидесятых, колледж стал приобретать славу Мекки искусств, привлекавшей художников со всего света. В его стенах собралось много одаренных людей – преподавателей и студентов, причем на всех отделениях: от портретной и ландшафтной живописи и скульптуры до росписи тканей, моделирования одежды и оформления сцены.
Еще за несколько месяцев до этого, когда при поступлении в колледж Кристина представила свои лучшие работы, прошла собеседование и была принята, преподаватели оценили ее одаренность в пейзажной живописи. С самого детства Кристина видела во всем, что ее окружало, многообразные световые гаммы. Ее картины, казалось, пронизаны светом, был ли это золотой свет солнечного летнего дня, или холодный свинцово-серый свет йоркширского зимнего штормящего моря, или весенний свет северной долины. Вскоре Кристина стала любимицей преподавателей, которые считали ее идеальной студенткой.
Открытость, общительность и добрый нрав снискали ей популярность среди сверстников, и через пару недель у нее уже было много друзей, но настоящей подругой, которую она выделяла среди всех и к которой ее тянуло больше, чем к кому-нибудь другому, была девушка одного с ней возраста по имени Джейн Седжвик.
Жизнерадостная и добродушная, Джейн напоминала порывистого мальчишку-сорванца. Ее милое лицо, льняные волосы и глаза цвета анютиных глазок делали ее одной из самых обворожительных девушек, когда-либо встречавшихся Кристине.
Она полностью покорила ее сердце в один из сентябрьских дней, когда они вместе рисовали в большой мастерской. Ни с того ни с сего Джейн начала дурачиться. Приняв трагическую позу, она воскликнула в притворном отчаянии:
– Моя работа по сравнению с твоей кажется мазней. Увы, увы, о, горе мне! – Она остановилась, поднесла сжатые кулаки к груди и закатила глаза к потолку. – Мне не остается другого выхода, как убить себя. Но прежде, чем я положу конец своей молодой жизни, выполни мое желание.
– Конечно, какое же? – спросила Кристина, подыгрывая Джейн.
– Пойдем, выпьем по чашке кофе после занятий.
Кристина, смеясь, приняла приглашение, и чуть позднее девушки направились к ближайшему кафетерию, оживленно болтая. Они не знали, что это начало их необыкновенной дружбы, которая продлится всю жизнь.
За кофе они кое-что узнали друг о друге. После того как Кристина рассказала Джейн о себе, настала ее очередь – и она внимательно выслушала все, о чем поведала Джейн. Джейн была старшей дочерью Далси Мэнвил и Ральфа Седжвика, актерской пары, столь же хорошо известной, хотя и по-своему, как чета Оливье. Тогда Кристина подумала еще: «Вот чем объясняется актерский дар Джейн».
В 40-е годы Седжвики снимались в бесчисленных фильмах компании «Гейнсборо пикчерс» – Кристина и Одра видели их в кинотеатре Армли.
– Боже, моя мама будет потрясена, когда услышит, что я с тобой знакома, – воскликнула Кристина. – Она большая поклонница твоих родителей, так же как и я. Когда она была здесь в августе, мы видели их в «Ссоре любовников». До чего же мы хохотали. Это было просто великолепно – самая лучшая комедия, которую видели за последние годы.
– А как бы ты отнеслась к тому, чтобы познакомиться с моими стариками? – спросила Джейн. – Поехали к нам в этот уик-энд. Они бы очень тебе обрадовались.
Кристина удивилась.
– А ты уверена, что это прилично? – спросила она. – Не слишком ли скоропалительно? Я имею в виду – для них. Ведь сегодня уже четверг.
– О, с этим не будет проблем. У нас суматошный и беспорядочный дом. Соглашайся, скажи «да». Мы с тобой повеселимся. У нас красивый парк, так что ты сможешь порисовать, если захочешь. Но имей в виду, есть одна проблема. – Джейн сделала кислое лицо. – Мои братья и сестры, эти маленькие чудовища… Но я думаю, что они не будут нам досаждать. Ну как, поедешь?
– С удовольствием, большое спасибо за приглашение.
Кристина и Джейн прибыли в Кент на следующий день в видавшей виды ярко-желтой спортивной машине Джейн марки «Эм-Джи».
Седжвикам принадлежал старый загородный дом под названием Хэдли-Корт, недалеко от живописной деревушки Адлингтон. Вскоре после того, как деревушка осталась позади, Джейн сбавила скорость и показала на красивый особняк в стиле Тюдоров, длинный и низкий, с окнами в свинцовых переплетах, прячущийся за огромными чугунными воротами и еле видный с дороги.
– Это Голдленхерст, поместье дяди Ноэля, – объяснила Джейн. – Он мой крестный и настоящий душка. В воскресенье утром мы пойдем туда на шикарный воскресный ленч с напитками. Конечно, там будет сумасшедший дом. Дядюшка всегда приглашает к себе в гости самую скандальную и невоспитанную публику. Но, по крайней мере, мы сможем там похихикать и на время скроемся от отвратительных чудовищ.
Кристина бросила на подругу озадаченный взгляд.
– Чем же так плохи твои братья и сестры?
– Они просто маленькие свиньи. Ты скоро сама увидишь.
– А когда приезжают твои родители?
– После субботнего вечернего спектакля. Они выскакивают из театра, не смывая грима, и несутся сюда на бешеной скорости. Появляются где-то в полночь. Вот тогда ты их и увидишь, если не заснешь до того времени и захочешь выпить с ними кофе с сэндвичами.
Джейн повернула машину на подъездную аллею, которая, извиваясь, вела к дому. Кристина влюбилась в Хэдли-Корт в ту же минуту, как увидела. В каком-то смысле его архитектура напомнила ей о Хай-Клю, смотреть на который так часто в детстве водила ее мать. Они устраивали пикники на склоне возле Места памяти, и мать рассказывала о доме, в котором выросла. Позднее Кристина сама ходила на склон над рекой Юр и рисовала Хай-Клю в подарок Одре.
Хэдли-Корт, беспорядочно вытянутый в длину старый дом с комнатами старинной формы, огромными каминами, ослепительно сияющими окнами, казалось, имел собственный, ни на что не похожий характер. Парк, прилегавший к особняку, с его плакучими ивами, заросшим лилиями прудом и хаотично посаженными цветами выглядел очень романтично. Эдакая сельская идиллия, неповторимое очарование Старого Света. Позднее, когда Кристина бродила по парку, ее руки чесались желания передать на привезенном ею холсте окутанную туманом зелень и мягкий южный свет Кента.
Как Джейн и обещала, уик-энд выдался веселым.
Но Кристину ожидало несколько сюрпризов. И первый из них – склонность ее новой подруги к преувеличениям.
Отвратительные чудовища, как называла своих братьев и сестер Джейн, оказались совсем не отвратительными; не были они и маленькими свиньями. Хэдли и Линдон, одиннадцатилетние близнецы, были прекрасно воспитанными светловолосыми веснушчатыми мальчиками с ангельской внешностью. Джейн уверяла, что их хорошее поведение – следствие того, что она всевозможными страшными угрозами запугала их и заставила ходить по струнке в этот уик-энд. Сестра близнецов девятилетняя Луиза оказалась очаровательной девчушкой с фиалковыми глазами, как у Джейн, и яркими рыжевато-золотистыми волосами. Она покорила Кристину подкупающей улыбкой и забавным детским щебетом.
Что касается Далси и Ральфа Седжвиков, они были милы и любезны и сразу же повели себя с Кристиной так, что она почувствовала себя как бы членом их семьи. Они выглядели совсем не так, как она ожидала, без всякого налета театральности и показухи, напротив, они были культурными и очень остроумными людьми, особенно Ральф – весьма занимательный собеседник. Кристина решила, что вся экстравагантность в этой семье досталась Джейн.
Дядя Ноэль, в свою очередь, оказался не кем иным, как знаменитым Ноэлем Ковардом, и Кристина потеряла дар речи, когда в воскресенье, войдя в гостиную Голденхерста, была представлена Лоуренсу Оливье, а потом Вивьен Ли.
Когда наконец удалось улучить момент и поговорить с Джейн в сторонке, Кристина прошептала:
– Что ты имела в виду, когда говорила о невоспитанных и скандальных гостях? Могла бы предупредить меня!
Джейн захихикала и закатила глаза.
– Но было бы совсем неинтересно, если бы ты заранее знала, что приезжают Ларри и Вив. – Ее лицо стало серьезным, и она обхватила руку Кристины, с беспокойством заглядывая ей в лицо. – Но ты ведь не сердишься на меня? Я бы не вынесла, если бы ты обиделась.
Кристине ничего не оставалось, как ободряюще улыбнуться Джейн:
– Нет, конечно, не сержусь.
Кристина стала частым гостем в Хэдли-Корт и завсегдатаем квартиры Седжвиков в Мейфэр. Далси Мэнвил Седжвик очень полюбила Кристину, считая, что она прекрасно влияет на ее довольно-таки сумасбродную дочь.
Будучи единственным ребенком в семье, Кристина получала большое удовольствие от того, что находилась среди многочисленного, доброго и веселого семейства Седжвиков, где встречалась со многими знаменитостями, посещавшими их вечеринки, – людьми шоу-бизнеса, писателями, журналистами и политиками.
И все же этот волнующий и блестящий мир, как бы он ни был интересен, не вскружил Кристине голову. Она твердо стояла на земле, а потому ее увлеченность живописью не пострадала. Как и преданность родителям, в особенности матери. В течение последующих девяти месяцев Одра дважды гостила в маленькой квартирке студии на Честер-стрит, Кристина, в свою очередь, часто ездила в Йоркшир на уик-энды, также во время каникул, когда в колледже не было занятий.
Кристина знала, что мать живет ожиданием этих встреч. И действительно, Одра получала огромное удовольствие, когда дочь рассказывала ей забавные истории о Седжвиках и других своих друзьях, о вечеринках и званых обедах, которые она посещала.
Гордость Одры за Кристину не знала границ. Ее репутация в колледже была блестящей, а популярность и успех в обществе – обнадеживающими. Наконец-то Одра могла быть уверена, что выполнила обет, данный ею много лет назад. Она предоставила дочери возможность прожить свою жизнь намного лучше, чем жила сама. Следовательно, ее собственная жизнь и все, что она сделала для Кристины, принесли свои плоды.
Первые два года пребывания Кристины в Лондоне обогатили ее как личность и позволили многого добиться. Этот период оказался очень плодотворным. Только одно омрачало счастье девушки – ее мать все еще продолжала работать.
Хотя Винсент являлся партнером фирмы «Варли и Краудер» и дела у него шли хорошо, заработок его все еще был недостаточным, чтобы полностью оплачивать семейные расходы. Одра работала в больнице главным образом для того, чтобы обеспечивать жизнь Кристины в Лондоне. Именно она платила за ее обучение и квартиру, давала деньги на расходы, покупала ткани для ее костюмов и прочую одежду. Кристина прекрасно понимала, что, не будь у матери этих обязательств, она могла бы оставить свою изнурительную службу и тем облегчить собственное существование.
Поэтому в конце второго курса Кристина осторожно предположила приискать себе работу на несколько часов в день. Одра пришла в ярость и наотрез отказалась даже обсуждать что-либо подобное, считая, что работа будет отвлекать Кристину и вредно скажется на ее занятиях. Однако она не учла упрямства и решительности своей дочери. У Кристины была такая же сильная воля, как и у Одры, и она твердо решила уменьшить поток денег, текущий из Лидса в Лондон.
Она не посмела пойти против матери и найти себе работу, но стала жить экономнее и уменьшила расходы на квартиру, съехавшись с Джейн. Ее лучшая подруга уже давно просила ее поселиться с ней вместе в квартире на Уолтон-стрит, а ввиду того, что эта квартира принадлежала Элспет, тетке Джейн, которая после своего замужества жила в Монте-Карло, плата была символической.
– Ну, давай мне один фунт в неделю, – сказала Джейн, когда Кристина спросила ее о своей доле.
Кроме того, Кристина решила, что должна сама шить себе одежду. Хотя такой шаг и не давал существенной экономии денег, но, по крайней мере, снимал эту обузу с матери. На это ее подбила Джейн, знавшая о способностях Кристины к моделированию. Действительно, Кристина унаследовала от Одры умение работать с ножницами и иглой и, много лет наблюдая за тем, как та шьет, переняла необходимые навыки. Вскоре она ловко переделала несколько старых платьев и сшила пару новых, в связи с чем осталась исключительно довольна собой.
Одра же, напротив, воспротивилась, однако конце концов вынуждена была признать, что шитье не вредит занятиям дочери в колледже; нехотя согласилась, что расписанные Кристиной вручную платья и жакеты, как и строгие костюмы, не лишены элегантности и оригинальности.
Осенью 1953 года Кристина сшила и расписала блузку для матери, которую привезла с собой в Лидс на зимние каникулы.
Открывая в день Рождества врученную ей коробку, Одра обомлела, увидев ни с чем не сравнимую красоту – изумительное сочетание синей живокости с бледно-голубым оттенком шелка и не могла сдержать восторженного восклицания.
– Не следовало тебе тратить на это время, – мягко упрекнула она дочь. – Шитье отвлекает тебя от занятий.
– Нисколько не отвлекает, – смеясь и обнимая ее, возразила Кристина. – Мне хотелось, чтобы у тебя было что-то красивое, что-то, что я сделала специально для тебя, мамочка.
Тот декабрь прошел счастливо для Краудеров. Они по-семейному отпраздновали Рождество, а в январе Кристина вернулась в Лондон, чтобы продолжить занятия в колледже.
Заканчивался последний курс, в августе Кристина получила диплом. Она хотела закончить колледж успешно не только из честолюбия, но и из желания порадовать мать.
34
Винсент увидел Кристину прежде, чем она его. Она сошла с лондонского поезда в дальнем конце платформы, и он сразу заметил ее фигурку, то появляющуюся, то пропадающую в толпе пассажиров, спешащих к турникету на выходе.
Кристина выглядела такой юной и хорошенькой в верблюжьем пальто с поясом и нарядных туфлях на очень высоких каблуках. Ее шаг был быстр и легок, плечи расправлены, голова высоко поднята. В облике ее угадывалась уверенность в себе, и это порадовало Винсента.
В следующем месяце дочери исполнялось двадцать три года. Он с трудом мог в это поверить. Казалось, только вчера он катал ее в коляске. Она выросла хорошей, умной, на которую всегда можно было положиться. Когда дочь отправилась в Лондон, Винсент беспокоился о ней, тревожился, сможет ли она верно оценить ту или иную ситуацию и людей, особенно мужчин. Но в один прекрасный день сам удивился своим волнениям. Кристину воспитали как надо; она знала разницу между хорошим и дурным. И с того момента Винсент перестал беспокоиться. Да, они с Одрой могли гордиться своей дочерью.
Кристина заметила отца, замахала рукой и ускорила шаг.
Винсент поспешил к ней, улыбаясь и махая в ответ.
Они остановились друг перед другом.
– Привет, папа, – воскликнула Кристина, поставив чемодан на землю.
– Привет, крошка.
Они обнялись, затем отступили на шаг, заглядывая друг другу в лицо. Сегодня была Страстная пятница; они не виделись с Рождества. Как всегда после долгой разлуки, отец и дочь внимательно разглядывали друг друга.
Кристина с удивлением подумала, что Винсент выглядит усталым и постаревшим. Обычно он казался моложе своих лет.
У нее все в порядке, подумал Винсент, и сердце его сжалось. Он знал, что она будет огорчена, когда узнает про Одру, и раздумывал над тем, когда лучше сказать ей. Конечно, до того, как они приедут домой.
– Пойдем, дорогая. – Винсент поднял чемодан и, взяв дочь под руку, быстро пошел вдоль платформы. – Мама ждет тебя, как всегда, с большим нетерпением.
– Я тоже жду не дождусь, когда увижу ее. Где ты поставил машину, пап?
– Прямо около вокзала. Мы будем дома очень быстро, не успеешь и глазом моргнуть.
Пока Винсент вел машину по Станнинг и Роуд, Кристина оживленно рассказывала о своих планах на пасхальные каникулы.
– Я думала провести уик-энд с вами, а потом, если вы не будете против, хотела бы на несколько дней поехать на природу порисовать.
– Прекрасно, Кристи. Куда ты собираешься?
– Сначала я думала об Озерном крае, но мне хочется сделать морской пейзаж, и я засомневалась, не поехать ли мне на Восточное побережье… Уитби, Скарборо, Флэмборо-Хед, куда-то в те места. Как ты думаешь?
– Там прошло твое детство, а? Это неплохо, но что бы ты сказала об окрестностях Равенскара? Там величественные утесы, с них открывается впечатляющий вид, а поблизости есть приличный отель. Нам бы хотелось, чтобы тебе жилось удобно во время твоих вылазок на природу.
– Вы балуете меня, – засмеялась Кристина. – Хорошо бы мама смогла на пару дней отпроситься из больницы и поехать со мной. Это пошло бы ей на пользу, не правда ли, пап?
Винсент промолчал. Он съехал на обочину и, затормозив, повернулся к дочери.
– Мне нужно кое-что сказать тебе…
– Что случилось? – воскликнула Кристина, сразу же поняв, что произошло что-то плохое. – Это касается мамы, да?
Винсент кивнул.
– К сожалению, да, дорогая.
Схватив отца за руку, Кристина вгляделась в него, и на ее лице отразилось сильнейшее беспокойство.
– В чем дело? – требовательно спросила она.
– Твоя мама заболела, серьезно заболела, Кристи. Слегла три недели назад с вирусной пневмонией. Провела в больнице больше двух недель… Врачи боялись за ее легкие. Не смотри так испуганно, дорогая, сейчас ей лучше. Она дома и идет на поправку.
Потрясенная, Кристина несколько минут молчала, а затем гневно воскликнула:
– Почему ты не дал мне знать? Как несправедливо с твоей стороны было держать меня в неведении. Я должна была быть с ней, а на прошлой неделе так просто обязательно, раз она уже была дома. Тебе следовало меня известить!
– Я не посмел идти против воли твоей матери, Кристи, милая, – тихо промолвил Винсент. – Я боялся расстроить ее, а она обязательно бы расстроилась, если бы я вызвал тебя. Она не хотела, чтобы ты волновалась. Ты же знаешь свою маму.
– Я тебя не понимаю, просто не понимаю, – кричала Кристина, в недоумении качая головой. – Просто не могу представить себе, почему ты послушался маму. И вообще, кто за ней ухаживает с тех пор, как она дома?
– Я ухаживаю. – Винсент включил зажигание и оглянулся, прежде чем выезжать на дорогу. – Я взял неделю отпуска на работе. Сейчас у нас не очень много дел, к тому же я не полностью использовал прошлый отпуск.
– Я могла бы приехать на прошлой неделе, – выпалила Кристина. – Я просто убивала время в Лондоне в ожидании отъезда домой. В колледже не было никаких важных занятий.
Винсент понял, что поступит умнее, если промолчит. Их схожие темпераменты могли стать причиной ссоры, а сегодня это было абсолютно ни к чему. Винсент нажал на акселератор и сосредоточился на дороге.
Проехав половину Бридж-роуд, он украдкой посмотрел на дочь и сказал спокойно, но твердо:
– Надеюсь, ты в порядке, наша Кристи. Я не хочу, чтобы ты ворвалась в дом как вихрь и расстроила маму.
– Господи, папа, иногда ты становишься просто невозможным. Как ты мог подумать, что я могу так поступить?
Глаза Одры казались больше и синее, чем когда-либо, на осунувшемся и покрытом меловой бледностью лице, что ясно свидетельствовало о том, как тяжело она болела последние несколько недель. При виде Кристины, стоявшей в дверях, оно осветилось радостью.
– Здравствуй, дорогая. – Голос Одры был слабый. Она едва приподнялась на локтях навстречу дочери, спешившей к ее постели.
– Ох, мамочка, мамочка дорогая, – шептала Кристина, встав на колени и нежно обнимая Одру. – Ты должна была разрешить папе вызвать меня, – бормотала она, касаясь губами волос матери, – ты должна была это сделать. – Отпустив ее, она откинулась назад, пытаясь оценить ее состояние.
Подняв руку, Одра коснулась лица Кристины.
– Твои занятия сейчас важнее всего.
Хотя Кристина не могла с этим согласиться, она кивнула. Затем, поднявшись, подошла к эркерному окну и, подвинув стул ближе к Одре, села.
В комнату вошел Винсент и остановился в изножье постели.
– Как ты себя чувствуешь, дорогая? Все в порядке? Тебе удобно?
– Да, спасибо.
– Тогда пойду поставлю чайник.
Когда отец вышел из комнаты, Кристина наклонилась к матери и бодро сказала:
– Ну, теперь я здесь, мамуля, и всю следующую неделю буду ухаживать за тобой, нянчиться и баловать тебя так, как ты того заслуживаешь.
Лоб Одры прорезала морщина.
– На Рождество ты говорила, что собираешься отправиться в Озерный край на этюды. Надеюсь, ты не изменила свои планы из-за меня?
– Нет-нет, – быстро проговорила Кристина. – Мой преподаватель не считает это необходимым. У меня достаточно готовых работ.
– Как прекрасно, если ты пробудешь здесь целую неделю, – пробормотала Одра, откидываясь на подушки, и на ее лице появилось довольное выражение. – Как Джейн?
– По-прежнему хорошо, она передает тебе привет.
– Я рада, что вы дружите и что ты квартируешь с ней. – На исхудалом лице Одры снова появилась улыбка. – Расскажи мне про все, что ты делала… ты знаешь, как я люблю слушать о твоей жизни в Лондоне.
– Конечно-конечно. Только сначала спущусь помочь папе. Тебе хотелось бы что-нибудь к чаю?
– Нет, я не голодна, дорогая, спасибо.
Кристина побежала вниз по лестнице с намерением предупредить отца о том, что ее планы переменились, прежде чем он упомянет о них в присутствии Одры. Винсент на кухне разворачивал кусок масла. Он поднял глаза на дочь.
– А, вот и ты, дорогая. Я купил сегодня в кондитерской пасхальных булочек. Хочу намазать одну из них маслом для мамы.
– Она сказала, что не хочет есть.
– Но это-то она съест, – сказал Винсент уверенно. – Она всегда ест такую булочку на Пасху, ты ведь знаешь. Это у нее что-то вроде традиции, еще со времен детства в Хай-Клю. В великую пятницу обязательно нужно было съесть такую булочку с изображением креста. – Винсент разрезал булку пополам и начал намазывать ее маслом. – Тебе могло показаться, что твоя мать выглядит изможденной, но ей лучше, Кристи, ей действительно лучше, теперь она определенно стала поправляться.
Кристина кивнула:
– Послушай, я хотела предупредить тебя, чтобы ты ей ничего не говорил о моей поездке на Восточное побережье. Я остаюсь здесь и буду ухаживать за ней всю неделю.
– Но это ей не понравится, это ее расстроит…
– Я уже сказала ей, папа! – перебила отца Кристина. – Так что, пожалуйста, ничего не говори. Я только что сказала ей, что мой преподаватель не считает это необходимым.
– Ну, хорошо, если так. – В глазах Винсента появилась нежность к своему единственному ребенку. – Ты хорошая девочка, Кристи, и твое присутствие подействует на Одру как целебное лекарство. Даже больше, чем лекарство.
Всю неделю Кристина трудилась, не покладая рук.
Она взяла на себя все заботы по дому: делала уборку, ходила в магазин, готовила, гладила и умело и заботливо ухаживала за матерью.
Когда кончилась пасхальная неделя, она настояла на том, чтобы отец вернулся на работу, что он и сделал после некоторого протеста по поводу того, что она очень уж командует матерью. Однажды утром, проходя мимо их спальни, Кристина услышала, как он говорил Одре:
– Я всегда предупреждал тебя, что в этой девчонке задатки армейского генерала. Так оно и есть. Сейчас она полностью это доказала. И еще скажу тебе вот что: не хотел бы я работать под ее началом.
Кристина улыбнулась. Она-то отлично знала от кого унаследовала властность.
Так она ухаживала за матерью, нежно заботилась о ней и старалась исполнять все ее желания, испытывая при этом чувство удовлетворения. Но дни шли за днями, и она вдруг поняла, что мать делает над собой огромные усилия, чтобы казаться веселой и оживленной.
Кристина выглядела такой юной и хорошенькой в верблюжьем пальто с поясом и нарядных туфлях на очень высоких каблуках. Ее шаг был быстр и легок, плечи расправлены, голова высоко поднята. В облике ее угадывалась уверенность в себе, и это порадовало Винсента.
В следующем месяце дочери исполнялось двадцать три года. Он с трудом мог в это поверить. Казалось, только вчера он катал ее в коляске. Она выросла хорошей, умной, на которую всегда можно было положиться. Когда дочь отправилась в Лондон, Винсент беспокоился о ней, тревожился, сможет ли она верно оценить ту или иную ситуацию и людей, особенно мужчин. Но в один прекрасный день сам удивился своим волнениям. Кристину воспитали как надо; она знала разницу между хорошим и дурным. И с того момента Винсент перестал беспокоиться. Да, они с Одрой могли гордиться своей дочерью.
Кристина заметила отца, замахала рукой и ускорила шаг.
Винсент поспешил к ней, улыбаясь и махая в ответ.
Они остановились друг перед другом.
– Привет, папа, – воскликнула Кристина, поставив чемодан на землю.
– Привет, крошка.
Они обнялись, затем отступили на шаг, заглядывая друг другу в лицо. Сегодня была Страстная пятница; они не виделись с Рождества. Как всегда после долгой разлуки, отец и дочь внимательно разглядывали друг друга.
Кристина с удивлением подумала, что Винсент выглядит усталым и постаревшим. Обычно он казался моложе своих лет.
У нее все в порядке, подумал Винсент, и сердце его сжалось. Он знал, что она будет огорчена, когда узнает про Одру, и раздумывал над тем, когда лучше сказать ей. Конечно, до того, как они приедут домой.
– Пойдем, дорогая. – Винсент поднял чемодан и, взяв дочь под руку, быстро пошел вдоль платформы. – Мама ждет тебя, как всегда, с большим нетерпением.
– Я тоже жду не дождусь, когда увижу ее. Где ты поставил машину, пап?
– Прямо около вокзала. Мы будем дома очень быстро, не успеешь и глазом моргнуть.
Пока Винсент вел машину по Станнинг и Роуд, Кристина оживленно рассказывала о своих планах на пасхальные каникулы.
– Я думала провести уик-энд с вами, а потом, если вы не будете против, хотела бы на несколько дней поехать на природу порисовать.
– Прекрасно, Кристи. Куда ты собираешься?
– Сначала я думала об Озерном крае, но мне хочется сделать морской пейзаж, и я засомневалась, не поехать ли мне на Восточное побережье… Уитби, Скарборо, Флэмборо-Хед, куда-то в те места. Как ты думаешь?
– Там прошло твое детство, а? Это неплохо, но что бы ты сказала об окрестностях Равенскара? Там величественные утесы, с них открывается впечатляющий вид, а поблизости есть приличный отель. Нам бы хотелось, чтобы тебе жилось удобно во время твоих вылазок на природу.
– Вы балуете меня, – засмеялась Кристина. – Хорошо бы мама смогла на пару дней отпроситься из больницы и поехать со мной. Это пошло бы ей на пользу, не правда ли, пап?
Винсент промолчал. Он съехал на обочину и, затормозив, повернулся к дочери.
– Мне нужно кое-что сказать тебе…
– Что случилось? – воскликнула Кристина, сразу же поняв, что произошло что-то плохое. – Это касается мамы, да?
Винсент кивнул.
– К сожалению, да, дорогая.
Схватив отца за руку, Кристина вгляделась в него, и на ее лице отразилось сильнейшее беспокойство.
– В чем дело? – требовательно спросила она.
– Твоя мама заболела, серьезно заболела, Кристи. Слегла три недели назад с вирусной пневмонией. Провела в больнице больше двух недель… Врачи боялись за ее легкие. Не смотри так испуганно, дорогая, сейчас ей лучше. Она дома и идет на поправку.
Потрясенная, Кристина несколько минут молчала, а затем гневно воскликнула:
– Почему ты не дал мне знать? Как несправедливо с твоей стороны было держать меня в неведении. Я должна была быть с ней, а на прошлой неделе так просто обязательно, раз она уже была дома. Тебе следовало меня известить!
– Я не посмел идти против воли твоей матери, Кристи, милая, – тихо промолвил Винсент. – Я боялся расстроить ее, а она обязательно бы расстроилась, если бы я вызвал тебя. Она не хотела, чтобы ты волновалась. Ты же знаешь свою маму.
– Я тебя не понимаю, просто не понимаю, – кричала Кристина, в недоумении качая головой. – Просто не могу представить себе, почему ты послушался маму. И вообще, кто за ней ухаживает с тех пор, как она дома?
– Я ухаживаю. – Винсент включил зажигание и оглянулся, прежде чем выезжать на дорогу. – Я взял неделю отпуска на работе. Сейчас у нас не очень много дел, к тому же я не полностью использовал прошлый отпуск.
– Я могла бы приехать на прошлой неделе, – выпалила Кристина. – Я просто убивала время в Лондоне в ожидании отъезда домой. В колледже не было никаких важных занятий.
Винсент понял, что поступит умнее, если промолчит. Их схожие темпераменты могли стать причиной ссоры, а сегодня это было абсолютно ни к чему. Винсент нажал на акселератор и сосредоточился на дороге.
Проехав половину Бридж-роуд, он украдкой посмотрел на дочь и сказал спокойно, но твердо:
– Надеюсь, ты в порядке, наша Кристи. Я не хочу, чтобы ты ворвалась в дом как вихрь и расстроила маму.
– Господи, папа, иногда ты становишься просто невозможным. Как ты мог подумать, что я могу так поступить?
Глаза Одры казались больше и синее, чем когда-либо, на осунувшемся и покрытом меловой бледностью лице, что ясно свидетельствовало о том, как тяжело она болела последние несколько недель. При виде Кристины, стоявшей в дверях, оно осветилось радостью.
– Здравствуй, дорогая. – Голос Одры был слабый. Она едва приподнялась на локтях навстречу дочери, спешившей к ее постели.
– Ох, мамочка, мамочка дорогая, – шептала Кристина, встав на колени и нежно обнимая Одру. – Ты должна была разрешить папе вызвать меня, – бормотала она, касаясь губами волос матери, – ты должна была это сделать. – Отпустив ее, она откинулась назад, пытаясь оценить ее состояние.
Подняв руку, Одра коснулась лица Кристины.
– Твои занятия сейчас важнее всего.
Хотя Кристина не могла с этим согласиться, она кивнула. Затем, поднявшись, подошла к эркерному окну и, подвинув стул ближе к Одре, села.
В комнату вошел Винсент и остановился в изножье постели.
– Как ты себя чувствуешь, дорогая? Все в порядке? Тебе удобно?
– Да, спасибо.
– Тогда пойду поставлю чайник.
Когда отец вышел из комнаты, Кристина наклонилась к матери и бодро сказала:
– Ну, теперь я здесь, мамуля, и всю следующую неделю буду ухаживать за тобой, нянчиться и баловать тебя так, как ты того заслуживаешь.
Лоб Одры прорезала морщина.
– На Рождество ты говорила, что собираешься отправиться в Озерный край на этюды. Надеюсь, ты не изменила свои планы из-за меня?
– Нет-нет, – быстро проговорила Кристина. – Мой преподаватель не считает это необходимым. У меня достаточно готовых работ.
– Как прекрасно, если ты пробудешь здесь целую неделю, – пробормотала Одра, откидываясь на подушки, и на ее лице появилось довольное выражение. – Как Джейн?
– По-прежнему хорошо, она передает тебе привет.
– Я рада, что вы дружите и что ты квартируешь с ней. – На исхудалом лице Одры снова появилась улыбка. – Расскажи мне про все, что ты делала… ты знаешь, как я люблю слушать о твоей жизни в Лондоне.
– Конечно-конечно. Только сначала спущусь помочь папе. Тебе хотелось бы что-нибудь к чаю?
– Нет, я не голодна, дорогая, спасибо.
Кристина побежала вниз по лестнице с намерением предупредить отца о том, что ее планы переменились, прежде чем он упомянет о них в присутствии Одры. Винсент на кухне разворачивал кусок масла. Он поднял глаза на дочь.
– А, вот и ты, дорогая. Я купил сегодня в кондитерской пасхальных булочек. Хочу намазать одну из них маслом для мамы.
– Она сказала, что не хочет есть.
– Но это-то она съест, – сказал Винсент уверенно. – Она всегда ест такую булочку на Пасху, ты ведь знаешь. Это у нее что-то вроде традиции, еще со времен детства в Хай-Клю. В великую пятницу обязательно нужно было съесть такую булочку с изображением креста. – Винсент разрезал булку пополам и начал намазывать ее маслом. – Тебе могло показаться, что твоя мать выглядит изможденной, но ей лучше, Кристи, ей действительно лучше, теперь она определенно стала поправляться.
Кристина кивнула:
– Послушай, я хотела предупредить тебя, чтобы ты ей ничего не говорил о моей поездке на Восточное побережье. Я остаюсь здесь и буду ухаживать за ней всю неделю.
– Но это ей не понравится, это ее расстроит…
– Я уже сказала ей, папа! – перебила отца Кристина. – Так что, пожалуйста, ничего не говори. Я только что сказала ей, что мой преподаватель не считает это необходимым.
– Ну, хорошо, если так. – В глазах Винсента появилась нежность к своему единственному ребенку. – Ты хорошая девочка, Кристи, и твое присутствие подействует на Одру как целебное лекарство. Даже больше, чем лекарство.
Всю неделю Кристина трудилась, не покладая рук.
Она взяла на себя все заботы по дому: делала уборку, ходила в магазин, готовила, гладила и умело и заботливо ухаживала за матерью.
Когда кончилась пасхальная неделя, она настояла на том, чтобы отец вернулся на работу, что он и сделал после некоторого протеста по поводу того, что она очень уж командует матерью. Однажды утром, проходя мимо их спальни, Кристина услышала, как он говорил Одре:
– Я всегда предупреждал тебя, что в этой девчонке задатки армейского генерала. Так оно и есть. Сейчас она полностью это доказала. И еще скажу тебе вот что: не хотел бы я работать под ее началом.
Кристина улыбнулась. Она-то отлично знала от кого унаследовала властность.
Так она ухаживала за матерью, нежно заботилась о ней и старалась исполнять все ее желания, испытывая при этом чувство удовлетворения. Но дни шли за днями, и она вдруг поняла, что мать делает над собой огромные усилия, чтобы казаться веселой и оживленной.