Страница:
Слава Богу, не пострадала топливная линия, по крайней мере опасность пожара им не грозит. Даже интересно, отчего барахлил манометр.
Итак, в некотором отношении им повезло. Походное снаряжение в целости и сохранности, а это здорово скрасило им вынужденный привал. Пейдж получила столько удобств, сколько позволяют обстоятельства.
Пейдж. Мыслями он все время возвращался к ней. Накормив, он уже несколько раз успел проведать ее. Она мирно спала с чуть заметной улыбкой на губах.
Почему у нее такой подкупающий вид? Он быстро понял, что она не из тех женщин, которых испортила их красота. Кажется, она ничего о себе не воображала и даже не подозревала о том, какое действие производит на мужчин.
Меньше всего ему хотелось стать вестником несчастья — чтобы Пейдж от него узнала про болезнь отца, тем более в ситуации, когда нет никакой возможности сняться с места. Оставалось надеяться, что она сама все вспомнит.
Хок повернул назад, к лагерю. Идя под говор ручейка, он думал о том, что все маленькие ручьи текут к ручьям побольше, а те потом сливаются в реки. Если пойти по течению, ручеек выведет их к людям, которые обычно селятся по берегам рек. Там уже может быть телефон и все прочее, только вот неизвестно, сколько времени туда добираться. Он не посмеет пуститься в такое рискованное предприятие с Пейдж, пока она не
выздоровеет полностью.
Пора было снова проведать ее, подумать об ужине и о том, как распорядиться с ночлегом. Последняя мысль вызвала инстинктивную реакцию его тела. Хоть бы Пейдж не была так чертовски притягательна! Теперь, когда она начала поправляться, уже нет никаких резонов для того, чтобы делить с ней спальный мешок.
Другой вариант — быть джентльменом и устроиться отдельно, под толстым одеялом, которое он захватил в последнюю минуту. На такой высоте ночи всегда прохладные.
Нет, придется признаться: его мать вырастила не джентльмена. Что поделаешь.
— Хок!
Он поднял голову. Пейдж стояла над догорающим костром, обворожительная в его ковбойке, которую она приспособила вместо жакета, с тщательно расчесанными, волнами спадающими волосами.
Видя ее, такую хрупкую и беззащитную, Хок испытал странную смесь чувств. Ему захотелось обнять ее и защитить от всего плохого. Но было и другое, неистовое мужское желание, с которым ему пришлось бороться. Второе желание Хок был в состоянии понять, новизна для него заключалась в страстности первого.
Он не спеша подошел к ней, стараясь взять себя в руки, спросил, легонько потрепав по щеке:
— Ну, как ты?
Она ответила с улыбкой:
— Гораздо лучше, спасибо. Ты не знаешь, где мои шпильки? Не могу найти ни одной.
— Наверное, все рассыпались по пути от самолета сюда. Но они тебе и не нужны. Она взглянула на него с беспокойством.
— Как это не нужны? Мне же волосы в глаза лезут!
— Их можно заплести в косу. Пейдж с минуту смотрела на него во все глаза, потом улыбнулась.
— А ведь и правда! Как это я не догадалась?
Он взял ее волосы обеими руками, приглаживая, усмиряя блестящие волны.
— Давай я заплету, если ты не против.
Она кивнула и смирно стояла, пока он не заплел ей одну длинную, до пояса, косу, перехватив на конце обрывком бечевки.
— Красивые у тебя волосы, — сказал он севшим голосом, отступая на шаг.
Она повернулась, чтобы поблагодарить, но встретила его глаза и онемела. Хок медленно склонился к ее губам.
Первое прикосновение было мягким и нерешительным и отозвалось в Пейдж теплой волной, пробежавшей по всему телу. Его руки сплелись вокруг нее, точно самостоятельные существа, знающие свое истинное место. В глубине ее груди что-то всколыхнулось — легкий вихрь ощущений, совершенно ей незнакомых.
Поцелуй набирал силу, пронзительный, ищущий, и у Пейдж земля ушла из-под ног, она невольно повисла на шее у Хока, поддаваясь желанию чувствовать его губы на своих, откликаться на игру его мускулов. Может, ее разум, ее память и вычеркнули его, но тело помнило и отзывалось с ликованием.
Он целовал ее лицо истово и нежно, как будто вспоминая губами глаза, рельеф щек, чуткость шеи. Потом, словно соскучившись, опять вернулся к ее губам.
В поцелуе Хок чуть ослабил объятия. Его руки, сначала легко погладив изгиб ее спины, обласкали плечи, талию и постепенно снова так крепко обвились вокруг Пейдж, что она ощутила себя его частью. Нетрудно было догадаться, чего он ждет от нее, чего имеет право ждать, и у нее на секунду замерло сердце.
Нет! Не сейчас! Я не знаю его. Не знаю или не помню. Слишком поспешно. Я не готова!
Она оторвалась от его губ и зарылась лицом в теплую шею.
— Хок, прошу тебя! Нам надо поговорить. Ее задыхающийся голос вернул его на землю. Сам потрясенный, он разжал руки и отступил назад.
— Прости. — Это был не голос, а хриплый шепот.
У нее потемнели глаза.
— Это не твоя вина, Хок, а моя. Мне очень жаль, что наше путешествие дало такой крен.
Она тоже отступила назад и, видя его сконфуженное лицо, решила разрядить ситуацию шуткой.
— В самом деле, кошмар: поехать в отпуск и обнаружить, что собственная жена тебя не узнает.
— Не надо, Пейдж.
— Это пройдет, я уверена. Но пока, знаешь, я как-то стесняюсь тебя. Я просто не готова к тому, чтобы…
— Не надо ничего объяснять, Пейдж. Это меня вдруг понесло. Ты ни в чем не виновата.
Его глаза так блестели, что она не удержалась — погладила его по щеке.
— Давай лучше сделаем вид, что мы только что познакомились, и начнем все заново.
У него защемило сердце от ее тоскующего, беспомощного вида. Что ж, предложение стоящее. Надо же чем-то занять себя, пока они торчат тут и ему нельзя ее трогать. Так легче с собой справиться. А он должен справиться.
— Неплохая идея, — одобрил он с улыбкой. — Почему бы нам не собрать что-нибудь на ужин, и ты расскажешь мне свою жизнь, а я тебе — свою. — Он помолчал. — Что помнишь.
Она смущенно улыбнулась.
— Знаешь, как странно: я помню, кто я и что я, а тебя не помню, и как мы здесь оказались — тоже.
Хок порылся в своих запасах, выбрал банку, вскрыл, выложил содержимое в котелок и повесил над костром. Пейдж заняла наблюдательную позицию на большом валуне, понимая, что ей тоже надо учиться жить в полевых условиях.
Поскольку он молчал, она заговорила первая:
— Я все-таки не понимаю, как мы здесь оказались. Это мне приснилось или ты правда упомянул что-то про самолет?
Он оторвался от приготовления ужина.
— Да, мы летели на самолете, и я вынужден был сделать посадку из-за грозы. — Он бросил взгляд в сторону. — Его отсюда не видно. Я свожу тебя завтра к нему, если захочешь. Может, это тебе что-нибудь напомнит.
— А куда мы летели? Черт! Так и знал, что она спросит. Наступило молчание. Наконец Хок поднял на нее глаза.
— Мы планировали отдохнуть от цивилизации, но не то чтобы именно тут. Она засмеялась.
— Что не тут, это я поняла. Итак, мы летели на самолете. Это твое хобби?
— Нет. Я этим кормлюсь.
— А!.. Знаешь, мне трудно думать о тебе как о муже.
В смущении она уставилась было на огонь, но скоро пересилила себя.
— Мы давно женаты?
Хок помотал головой, но не оторвал глаз от варева в котелке, которое он помешивал.
— Я так и думала. Иначе я не могла бы тебя так начисто забыть.
Она понаблюдала, как он, такой огромный, ловко управляется с котелком, и сокрушенно добавила:
— Придется взять обратно свои слова, ведь я зареклась выходить замуж.
Он вскинул на нее недоуменные глаза. Под его пристальным взглядом она почувствовала, как ее лицо и шея заливаются краской. В самом деле, сказать такое мужу? Конечно, надо было объясниться.
— Видишь ли, моя мать была очень несчастна в замужестве. Отец крайне редко бывал с ней. Она никогда не могла рассчитывать, что он придет домой к обеду или к ужину. В конце концов она зажила своей жизнью, перестала от него зависеть. Они любили друг друга, это бесспорно, но жизнь врача, который посвятил себя работе, исключает нормальную семейную жизнь. — Пейдж помолчала, глядя на Хока испытующе. — Я должна была тебе все это сказать, когда ты в первый раз сделал мне предложение. Неужели не сказала?
Она сидела, как девчонка, верхом на валуне, с косой, перекинутой на грудь. Он медленно поднялся и подошел. Их глаза были на одном уровне, он качнулся и чмокнул ее в нос.
— Представь, мы никогда не обсуждали, почему ты все еще была одна, когда мы познакомились.
У Пейдж перехватило дыхание — кажется, без этого не обходилось, стоило Хоку оказаться поблизости.
— Значит, я поступила чудовищно нечестно по отношению к тебе.
Глядя в глаза стоящему перед ней человеку, Пейдж вдруг поняла, почему она «поступила нечестно». Просто не хотела его разочаровывать. На том стихийном, изначальном уровне, на каком они общались, она знала его всегда и была частью его жизни.
Поняла она и то, что снова ждет его поцелуя. Затаив дух, ждет его рук, его сильного тела. Чувства заклинали разум: она должна была очень любить этого человека, раз вышла за него. Зачем же бороться с собой?
Хок положил руки ей на талию. Его губы были в нескольких дюймах от ее губ.
— Ну, ты созрела для ужина? — ласково спросил он.
Пейдж покоробило от такой прозы.
При иных обстоятельствах Хок сгладил бы все в два счета, но он видел, как действует на нее, и это ему не помогало — только еще труднее было держать себя в руках. Кому-то из них следовало контролировать ситуацию. И уж конечно, не Пейдж — ей бы справиться с собственной болезнью. Хок не мог взваливать на нее ответственность за неразбериху в их отношениях. Он просто старался держать ситуацию в границах разумного.
За едой они смотрели, как последние лучи солнца скользят вверх по восточной стене скал.
Смеркалось. Хок сидел, прикидывая, что принесет им завтрашний день. Поисковые самолеты должны были найти их сегодня. Раз ничего не видно, не слышно, значит, вероятнее всего, им придется спасать себя самим.
— Ты живешь в Эль-Пасо? Вопрос Пейдж оторвал его от размышлений.
— В Эль-Пасо.
— Давно?
— Год с небольшим.
— Ты говоришь, ты летчик. У тебя свой бизнес?
— Нет. Чартерный бизнес у моего друга, а я помогал ему наладить дело.
— Потрясающе интересная работа, да?
— Мне очень нравится.
— Мы, наверное, не очень-то много времени проводим вместе, раз оба работаем? — Она взглянула вниз, на затянутую туманом лощину. — Наверное, поэтому и решили устроить себе такие каникулы — чтобы побыть наедине?
Он не хотел больше врать, но что ей ответить, не знал. Пейдж шла семимильными шагами, адаптируясь и к радикальным переменам в своей жизни, и к потере памяти. Он понимал, как ей нужны ответы, но ему была невыносима ложь — тогда, когда в ней нет никакой необходимости.
— Я понимаю, Пейдж, ты беспокоишься насчет своей памяти, но не надо торопиться. Ответы на все твои вопросы найдутся, как только тебе станет лучше. — Он встал. — Ложись-ка ты спать.
И, собрав посуду, принялся ее чистить. Пейдж знала, что он прав. Самочувствие ее было все еще шатким, малейшее усилие утомляло. Однако, себе на удивление, она страстно хотела узнать побольше об этом человеке. Она поступилась своими жизненными принципами, чтобы стать его женой. Значит, он должен быть совершенно особенным.
— Спасибо тебе, Хок.
Он спросил, складывая хворост для ночного костра:
— За что?
— Ты так заботишься обо мне. Ты такой терпеливый. Я знаю, что для тебя это все непривычно.
Хок медленно поднялся. Они стояли друг против друга, разделенные костром.
— О тебе очень легко заботиться, Пейдж. Она еле удержалась, чтобы не броситься к нему на шею — не очень-то разумный поступок, если представить себе, что они только что познакомились.
— Я сама на себя не похожа. Завтра это пройдет.
— Согласен. Тебе просто надо побольше отдыхать. — Он взглянул в сторону самолета. — Пожалуй, потерзаю еще радио, а вдруг повезет? — Он пошел было прочь, но приостановился. — Не бойся, я больше не буду тебя беспокоить. У меня есть запасное одеяло, устроюсь здесь, у костра.
Она попыталась разглядеть выражение его глаз, но света от костра было недостаточно.
— Ты не хочешь спать со мной?
— Дело не в этом. Просто тебе нужен покой, и…
— Я очень хорошо спала с тобой две прошлые ночи. Почему бы ты вдруг стал мне мешать?
— Ну, я… в общем, ты меня не знаешь, я…
" — Я тебя не помню, Хок, а это не одно и то же. Ты ясно дал понять, что не намерен меня торопить. Поверь, я очень это ценю, но зачем тебе мерзнуть тут, когда можно по-прежнему спать вместе в мешке. Или на то есть причина?
Хороший вопрос. Причина. Ты можешь и дальше продолжать борьбу с соблазном и с собой? Он в растерянности провел рукой по волосам. Что мне ей сказать?
— Если уж кому и спать отдельно, у костра, — сказала она, — так это мне. С какой стати тебе терпеть неудобства только из-за того, что у меня немного забарахлила голова?
Они глядели друг другу в глаза — два сильных человека, на которых судьба решила испытать свои причуды.
Хок вздохнул.
— Ладно, Пейдж. Будем спать, как раньше, раз ты так хочешь.
Пейдж попыталась скрыть за формальным кивком пенящуюся, бьющую ключом радость.
— Я так хочу.
Она смотрела, как он уходит от нее в темноту. Танцующий круг света от карманного фонарика обозначал его путь вниз по склону, пока не скрылся из глаз.
Пейдж поежилась, оставшись одна, и заторопилась к палатке — блики костра кое-как помогли ей найти дорогу. Мыслями она все время возвращалась к своему спутнику.
Я люблю его. Должна любить, иначе я не вышла бы за него, говорила она себе, доставая из рюкзака одну из его футболок, которую решила приспособить как ночную рубашку, и снимая туфли.
Еще бы его не любить. Легкий человек: характер выдержанный, жизненный опыт огромный, а как он добр к ней! Она представила себе его литую фигуру, его голос… словно мягкая кисть проходилась по ее телу всякий раз, как он заговаривал с ней. Но самое дивное — что она чувствует в его объятиях. Надо же было так удачно выбрать мужа! Если бы еще вспомнить, как она его выбирала!
Пейдж умащивалась в спальном мешке, мечтая, что завтра проснется и вспомнит все, что между ними было.
Хок горячо надеялся на то же самое. По дороге к самолету он присел у ручья и окунул руку в ледяную воду, скачущую по камням. Меньше всего ему хотелось думать о ночи и об их вынужденных объятиях.
Он только и делал, что обуздывал себя. Пейдж разворошила в нем слишком много незнакомых ощущений, и он просто терялся: как с ними быть? Чем, к примеру, объяснить себе свой рыцарский порыв? Больше всего его поразила собственная искренность. Он в самом деле не хотел причинить ей неудобство. Им двигало желание заслужить ее благосклонность. Зачем, скажите на милость? Какая ему разница?
В палатке было тихо, когда Хок наконец забрался внутрь. До сих пор старенькое походное снаряжение его вполне устраивало, но сейчас он поймал себя на желании завести спальный мешок пошикарнее и палатку побольше.
Хок посветил фонариком, тщательно стараясь не направлять прямые лучи на Пейдж. Она крепко спала. Это хорошо. Ей надо было выспаться — так же, как и ему. Он вздохнул, подумав об этой пытке — спать рядом с ней. Те две ночи были тяжким испытанием, и он опасался, что сегодняшняя будет выше его сил. Но придется попробовать еще раз.
Заметив, что она открывала его рюкзак, он не рассердился. Просто было интересно, зачем. Неужели она думала таким образом узнать о нем побольше? Он посмотрел, как аккуратно она сложила его пожитки. Нет, конечно, нет. Что могут сказать тряпки?
Он сел и стянул с себя ботинки, джинсы и рубаху. Осторожно отогнул край мешка и улыбнулся. Пейдж спала в его футболке — это был, несомненно, призыв к целомудрию. Вряд ли она догадывалась, как вызывающе выглядит, какая это провокация — ее грудь под тонкой тканью.
Потушив фонарик, он глубоко вздохнул и нырнул в мешок. Поместиться тут вдвоем можно было только в одном положении — впритирку друг к другу, и Хок с некоторым усилием над собой обвил Пейдж руками. Она повторила изгиб его тела, как будто они всю жизнь только и делали, что спали вместе.
Хок снова вздохнул. Ночь обещала быть долгой. Он попытался сконцентрироваться на завтрашнем дне. Надо было думать о чем угодно, только не о теплом соблазне тела, так доверчиво угнездившегося у него под боком.
Пейдж шевельнулась и пробормотала:
— Доброй ночи, любимый.
У него гулко стукнуло сердце. Да понимает ли она, как назвала его? Каково это, интересно, — быть любимым такой женщиной?
Больше она ничего не сказала, и Хок понял, что это было во сне. Значит, и во сне она чувствовала его — так же, как он ее. Он погладил ее плечо, потом спустился вниз по ребрышкам до впадинки, означающей талию. Она была такая маленькая, такая хрупкая — и такая драгоценная. Он притянул ее к себе покрепче и решительно закрыл глаза.
Глава 5
Итак, в некотором отношении им повезло. Походное снаряжение в целости и сохранности, а это здорово скрасило им вынужденный привал. Пейдж получила столько удобств, сколько позволяют обстоятельства.
Пейдж. Мыслями он все время возвращался к ней. Накормив, он уже несколько раз успел проведать ее. Она мирно спала с чуть заметной улыбкой на губах.
Почему у нее такой подкупающий вид? Он быстро понял, что она не из тех женщин, которых испортила их красота. Кажется, она ничего о себе не воображала и даже не подозревала о том, какое действие производит на мужчин.
Меньше всего ему хотелось стать вестником несчастья — чтобы Пейдж от него узнала про болезнь отца, тем более в ситуации, когда нет никакой возможности сняться с места. Оставалось надеяться, что она сама все вспомнит.
Хок повернул назад, к лагерю. Идя под говор ручейка, он думал о том, что все маленькие ручьи текут к ручьям побольше, а те потом сливаются в реки. Если пойти по течению, ручеек выведет их к людям, которые обычно селятся по берегам рек. Там уже может быть телефон и все прочее, только вот неизвестно, сколько времени туда добираться. Он не посмеет пуститься в такое рискованное предприятие с Пейдж, пока она не
выздоровеет полностью.
Пора было снова проведать ее, подумать об ужине и о том, как распорядиться с ночлегом. Последняя мысль вызвала инстинктивную реакцию его тела. Хоть бы Пейдж не была так чертовски притягательна! Теперь, когда она начала поправляться, уже нет никаких резонов для того, чтобы делить с ней спальный мешок.
Другой вариант — быть джентльменом и устроиться отдельно, под толстым одеялом, которое он захватил в последнюю минуту. На такой высоте ночи всегда прохладные.
Нет, придется признаться: его мать вырастила не джентльмена. Что поделаешь.
— Хок!
Он поднял голову. Пейдж стояла над догорающим костром, обворожительная в его ковбойке, которую она приспособила вместо жакета, с тщательно расчесанными, волнами спадающими волосами.
Видя ее, такую хрупкую и беззащитную, Хок испытал странную смесь чувств. Ему захотелось обнять ее и защитить от всего плохого. Но было и другое, неистовое мужское желание, с которым ему пришлось бороться. Второе желание Хок был в состоянии понять, новизна для него заключалась в страстности первого.
Он не спеша подошел к ней, стараясь взять себя в руки, спросил, легонько потрепав по щеке:
— Ну, как ты?
Она ответила с улыбкой:
— Гораздо лучше, спасибо. Ты не знаешь, где мои шпильки? Не могу найти ни одной.
— Наверное, все рассыпались по пути от самолета сюда. Но они тебе и не нужны. Она взглянула на него с беспокойством.
— Как это не нужны? Мне же волосы в глаза лезут!
— Их можно заплести в косу. Пейдж с минуту смотрела на него во все глаза, потом улыбнулась.
— А ведь и правда! Как это я не догадалась?
Он взял ее волосы обеими руками, приглаживая, усмиряя блестящие волны.
— Давай я заплету, если ты не против.
Она кивнула и смирно стояла, пока он не заплел ей одну длинную, до пояса, косу, перехватив на конце обрывком бечевки.
— Красивые у тебя волосы, — сказал он севшим голосом, отступая на шаг.
Она повернулась, чтобы поблагодарить, но встретила его глаза и онемела. Хок медленно склонился к ее губам.
Первое прикосновение было мягким и нерешительным и отозвалось в Пейдж теплой волной, пробежавшей по всему телу. Его руки сплелись вокруг нее, точно самостоятельные существа, знающие свое истинное место. В глубине ее груди что-то всколыхнулось — легкий вихрь ощущений, совершенно ей незнакомых.
Поцелуй набирал силу, пронзительный, ищущий, и у Пейдж земля ушла из-под ног, она невольно повисла на шее у Хока, поддаваясь желанию чувствовать его губы на своих, откликаться на игру его мускулов. Может, ее разум, ее память и вычеркнули его, но тело помнило и отзывалось с ликованием.
Он целовал ее лицо истово и нежно, как будто вспоминая губами глаза, рельеф щек, чуткость шеи. Потом, словно соскучившись, опять вернулся к ее губам.
В поцелуе Хок чуть ослабил объятия. Его руки, сначала легко погладив изгиб ее спины, обласкали плечи, талию и постепенно снова так крепко обвились вокруг Пейдж, что она ощутила себя его частью. Нетрудно было догадаться, чего он ждет от нее, чего имеет право ждать, и у нее на секунду замерло сердце.
Нет! Не сейчас! Я не знаю его. Не знаю или не помню. Слишком поспешно. Я не готова!
Она оторвалась от его губ и зарылась лицом в теплую шею.
— Хок, прошу тебя! Нам надо поговорить. Ее задыхающийся голос вернул его на землю. Сам потрясенный, он разжал руки и отступил назад.
— Прости. — Это был не голос, а хриплый шепот.
У нее потемнели глаза.
— Это не твоя вина, Хок, а моя. Мне очень жаль, что наше путешествие дало такой крен.
Она тоже отступила назад и, видя его сконфуженное лицо, решила разрядить ситуацию шуткой.
— В самом деле, кошмар: поехать в отпуск и обнаружить, что собственная жена тебя не узнает.
— Не надо, Пейдж.
— Это пройдет, я уверена. Но пока, знаешь, я как-то стесняюсь тебя. Я просто не готова к тому, чтобы…
— Не надо ничего объяснять, Пейдж. Это меня вдруг понесло. Ты ни в чем не виновата.
Его глаза так блестели, что она не удержалась — погладила его по щеке.
— Давай лучше сделаем вид, что мы только что познакомились, и начнем все заново.
У него защемило сердце от ее тоскующего, беспомощного вида. Что ж, предложение стоящее. Надо же чем-то занять себя, пока они торчат тут и ему нельзя ее трогать. Так легче с собой справиться. А он должен справиться.
— Неплохая идея, — одобрил он с улыбкой. — Почему бы нам не собрать что-нибудь на ужин, и ты расскажешь мне свою жизнь, а я тебе — свою. — Он помолчал. — Что помнишь.
Она смущенно улыбнулась.
— Знаешь, как странно: я помню, кто я и что я, а тебя не помню, и как мы здесь оказались — тоже.
Хок порылся в своих запасах, выбрал банку, вскрыл, выложил содержимое в котелок и повесил над костром. Пейдж заняла наблюдательную позицию на большом валуне, понимая, что ей тоже надо учиться жить в полевых условиях.
Поскольку он молчал, она заговорила первая:
— Я все-таки не понимаю, как мы здесь оказались. Это мне приснилось или ты правда упомянул что-то про самолет?
Он оторвался от приготовления ужина.
— Да, мы летели на самолете, и я вынужден был сделать посадку из-за грозы. — Он бросил взгляд в сторону. — Его отсюда не видно. Я свожу тебя завтра к нему, если захочешь. Может, это тебе что-нибудь напомнит.
— А куда мы летели? Черт! Так и знал, что она спросит. Наступило молчание. Наконец Хок поднял на нее глаза.
— Мы планировали отдохнуть от цивилизации, но не то чтобы именно тут. Она засмеялась.
— Что не тут, это я поняла. Итак, мы летели на самолете. Это твое хобби?
— Нет. Я этим кормлюсь.
— А!.. Знаешь, мне трудно думать о тебе как о муже.
В смущении она уставилась было на огонь, но скоро пересилила себя.
— Мы давно женаты?
Хок помотал головой, но не оторвал глаз от варева в котелке, которое он помешивал.
— Я так и думала. Иначе я не могла бы тебя так начисто забыть.
Она понаблюдала, как он, такой огромный, ловко управляется с котелком, и сокрушенно добавила:
— Придется взять обратно свои слова, ведь я зареклась выходить замуж.
Он вскинул на нее недоуменные глаза. Под его пристальным взглядом она почувствовала, как ее лицо и шея заливаются краской. В самом деле, сказать такое мужу? Конечно, надо было объясниться.
— Видишь ли, моя мать была очень несчастна в замужестве. Отец крайне редко бывал с ней. Она никогда не могла рассчитывать, что он придет домой к обеду или к ужину. В конце концов она зажила своей жизнью, перестала от него зависеть. Они любили друг друга, это бесспорно, но жизнь врача, который посвятил себя работе, исключает нормальную семейную жизнь. — Пейдж помолчала, глядя на Хока испытующе. — Я должна была тебе все это сказать, когда ты в первый раз сделал мне предложение. Неужели не сказала?
Она сидела, как девчонка, верхом на валуне, с косой, перекинутой на грудь. Он медленно поднялся и подошел. Их глаза были на одном уровне, он качнулся и чмокнул ее в нос.
— Представь, мы никогда не обсуждали, почему ты все еще была одна, когда мы познакомились.
У Пейдж перехватило дыхание — кажется, без этого не обходилось, стоило Хоку оказаться поблизости.
— Значит, я поступила чудовищно нечестно по отношению к тебе.
Глядя в глаза стоящему перед ней человеку, Пейдж вдруг поняла, почему она «поступила нечестно». Просто не хотела его разочаровывать. На том стихийном, изначальном уровне, на каком они общались, она знала его всегда и была частью его жизни.
Поняла она и то, что снова ждет его поцелуя. Затаив дух, ждет его рук, его сильного тела. Чувства заклинали разум: она должна была очень любить этого человека, раз вышла за него. Зачем же бороться с собой?
Хок положил руки ей на талию. Его губы были в нескольких дюймах от ее губ.
— Ну, ты созрела для ужина? — ласково спросил он.
Пейдж покоробило от такой прозы.
При иных обстоятельствах Хок сгладил бы все в два счета, но он видел, как действует на нее, и это ему не помогало — только еще труднее было держать себя в руках. Кому-то из них следовало контролировать ситуацию. И уж конечно, не Пейдж — ей бы справиться с собственной болезнью. Хок не мог взваливать на нее ответственность за неразбериху в их отношениях. Он просто старался держать ситуацию в границах разумного.
За едой они смотрели, как последние лучи солнца скользят вверх по восточной стене скал.
Смеркалось. Хок сидел, прикидывая, что принесет им завтрашний день. Поисковые самолеты должны были найти их сегодня. Раз ничего не видно, не слышно, значит, вероятнее всего, им придется спасать себя самим.
— Ты живешь в Эль-Пасо? Вопрос Пейдж оторвал его от размышлений.
— В Эль-Пасо.
— Давно?
— Год с небольшим.
— Ты говоришь, ты летчик. У тебя свой бизнес?
— Нет. Чартерный бизнес у моего друга, а я помогал ему наладить дело.
— Потрясающе интересная работа, да?
— Мне очень нравится.
— Мы, наверное, не очень-то много времени проводим вместе, раз оба работаем? — Она взглянула вниз, на затянутую туманом лощину. — Наверное, поэтому и решили устроить себе такие каникулы — чтобы побыть наедине?
Он не хотел больше врать, но что ей ответить, не знал. Пейдж шла семимильными шагами, адаптируясь и к радикальным переменам в своей жизни, и к потере памяти. Он понимал, как ей нужны ответы, но ему была невыносима ложь — тогда, когда в ней нет никакой необходимости.
— Я понимаю, Пейдж, ты беспокоишься насчет своей памяти, но не надо торопиться. Ответы на все твои вопросы найдутся, как только тебе станет лучше. — Он встал. — Ложись-ка ты спать.
И, собрав посуду, принялся ее чистить. Пейдж знала, что он прав. Самочувствие ее было все еще шатким, малейшее усилие утомляло. Однако, себе на удивление, она страстно хотела узнать побольше об этом человеке. Она поступилась своими жизненными принципами, чтобы стать его женой. Значит, он должен быть совершенно особенным.
— Спасибо тебе, Хок.
Он спросил, складывая хворост для ночного костра:
— За что?
— Ты так заботишься обо мне. Ты такой терпеливый. Я знаю, что для тебя это все непривычно.
Хок медленно поднялся. Они стояли друг против друга, разделенные костром.
— О тебе очень легко заботиться, Пейдж. Она еле удержалась, чтобы не броситься к нему на шею — не очень-то разумный поступок, если представить себе, что они только что познакомились.
— Я сама на себя не похожа. Завтра это пройдет.
— Согласен. Тебе просто надо побольше отдыхать. — Он взглянул в сторону самолета. — Пожалуй, потерзаю еще радио, а вдруг повезет? — Он пошел было прочь, но приостановился. — Не бойся, я больше не буду тебя беспокоить. У меня есть запасное одеяло, устроюсь здесь, у костра.
Она попыталась разглядеть выражение его глаз, но света от костра было недостаточно.
— Ты не хочешь спать со мной?
— Дело не в этом. Просто тебе нужен покой, и…
— Я очень хорошо спала с тобой две прошлые ночи. Почему бы ты вдруг стал мне мешать?
— Ну, я… в общем, ты меня не знаешь, я…
" — Я тебя не помню, Хок, а это не одно и то же. Ты ясно дал понять, что не намерен меня торопить. Поверь, я очень это ценю, но зачем тебе мерзнуть тут, когда можно по-прежнему спать вместе в мешке. Или на то есть причина?
Хороший вопрос. Причина. Ты можешь и дальше продолжать борьбу с соблазном и с собой? Он в растерянности провел рукой по волосам. Что мне ей сказать?
— Если уж кому и спать отдельно, у костра, — сказала она, — так это мне. С какой стати тебе терпеть неудобства только из-за того, что у меня немного забарахлила голова?
Они глядели друг другу в глаза — два сильных человека, на которых судьба решила испытать свои причуды.
Хок вздохнул.
— Ладно, Пейдж. Будем спать, как раньше, раз ты так хочешь.
Пейдж попыталась скрыть за формальным кивком пенящуюся, бьющую ключом радость.
— Я так хочу.
Она смотрела, как он уходит от нее в темноту. Танцующий круг света от карманного фонарика обозначал его путь вниз по склону, пока не скрылся из глаз.
Пейдж поежилась, оставшись одна, и заторопилась к палатке — блики костра кое-как помогли ей найти дорогу. Мыслями она все время возвращалась к своему спутнику.
Я люблю его. Должна любить, иначе я не вышла бы за него, говорила она себе, доставая из рюкзака одну из его футболок, которую решила приспособить как ночную рубашку, и снимая туфли.
Еще бы его не любить. Легкий человек: характер выдержанный, жизненный опыт огромный, а как он добр к ней! Она представила себе его литую фигуру, его голос… словно мягкая кисть проходилась по ее телу всякий раз, как он заговаривал с ней. Но самое дивное — что она чувствует в его объятиях. Надо же было так удачно выбрать мужа! Если бы еще вспомнить, как она его выбирала!
Пейдж умащивалась в спальном мешке, мечтая, что завтра проснется и вспомнит все, что между ними было.
Хок горячо надеялся на то же самое. По дороге к самолету он присел у ручья и окунул руку в ледяную воду, скачущую по камням. Меньше всего ему хотелось думать о ночи и об их вынужденных объятиях.
Он только и делал, что обуздывал себя. Пейдж разворошила в нем слишком много незнакомых ощущений, и он просто терялся: как с ними быть? Чем, к примеру, объяснить себе свой рыцарский порыв? Больше всего его поразила собственная искренность. Он в самом деле не хотел причинить ей неудобство. Им двигало желание заслужить ее благосклонность. Зачем, скажите на милость? Какая ему разница?
В палатке было тихо, когда Хок наконец забрался внутрь. До сих пор старенькое походное снаряжение его вполне устраивало, но сейчас он поймал себя на желании завести спальный мешок пошикарнее и палатку побольше.
Хок посветил фонариком, тщательно стараясь не направлять прямые лучи на Пейдж. Она крепко спала. Это хорошо. Ей надо было выспаться — так же, как и ему. Он вздохнул, подумав об этой пытке — спать рядом с ней. Те две ночи были тяжким испытанием, и он опасался, что сегодняшняя будет выше его сил. Но придется попробовать еще раз.
Заметив, что она открывала его рюкзак, он не рассердился. Просто было интересно, зачем. Неужели она думала таким образом узнать о нем побольше? Он посмотрел, как аккуратно она сложила его пожитки. Нет, конечно, нет. Что могут сказать тряпки?
Он сел и стянул с себя ботинки, джинсы и рубаху. Осторожно отогнул край мешка и улыбнулся. Пейдж спала в его футболке — это был, несомненно, призыв к целомудрию. Вряд ли она догадывалась, как вызывающе выглядит, какая это провокация — ее грудь под тонкой тканью.
Потушив фонарик, он глубоко вздохнул и нырнул в мешок. Поместиться тут вдвоем можно было только в одном положении — впритирку друг к другу, и Хок с некоторым усилием над собой обвил Пейдж руками. Она повторила изгиб его тела, как будто они всю жизнь только и делали, что спали вместе.
Хок снова вздохнул. Ночь обещала быть долгой. Он попытался сконцентрироваться на завтрашнем дне. Надо было думать о чем угодно, только не о теплом соблазне тела, так доверчиво угнездившегося у него под боком.
Пейдж шевельнулась и пробормотала:
— Доброй ночи, любимый.
У него гулко стукнуло сердце. Да понимает ли она, как назвала его? Каково это, интересно, — быть любимым такой женщиной?
Больше она ничего не сказала, и Хок понял, что это было во сне. Значит, и во сне она чувствовала его — так же, как он ее. Он погладил ее плечо, потом спустился вниз по ребрышкам до впадинки, означающей талию. Она была такая маленькая, такая хрупкая — и такая драгоценная. Он притянул ее к себе покрепче и решительно закрыл глаза.
Глава 5
Долина искрилась под солнцем во всем своем утреннем великолепии. Крошечными каплями были унизаны лопасти высокой травы, густая листва кустов и деревьев. Молодая олениха паслась вдоль ручья, иногда замирая и оглядываясь вокруг, нет ли посторонних. Но вокруг были все свои: кроличье семейство, чета шустрых белок и суетливый енот — деловой день для них уже начался. Голубая сойка распекала за что-то бурундучка, а пересмешник ее поддразнивал.
За три дня старожилы долины свыклись с присутствием неуклюжего птицеподобного устройства, без памяти валявшегося в траве.
Хок стоял на пригорке у палатки, любуясь развернутой перед ним сценой. Здесь было все, что он думал найти в Мексике, только в придачу еще и красивая женщина, которую он оставил спать в палатке.
Он закинул руки за голову. Пейдж это, может, и по душе, но на него их вынужденная близость оказывала разрушительное действие. Если воздержание не входит в число твоих добродетелей, а тебе постоянно напоминает о его необходимости присутствие милой и умной женщины… Кто бы из его знакомых поверил, что он способен на такие подвиги? Он сам себя не узнавал.
Следовало бы держаться подальше от нее — занять себя изучением местности, рыбалкой. В нормальных условиях этого хватило бы, чтобы отвлечься. Он поднял руки над головой, потянулся, разминая спину. К сожалению, условия нельзя назвать нормальными.
Хок зашагал вниз с пригорка. Пора было думать, как им выбраться отсюда, Пейдж скоро уже окрепнет для путешествия. Первым делом Хок решил подняться на скалу повыше, чтобы оглядеть окрестности. Вдруг он обнаружит признаки цивилизации? Тогда можно будет оставить Пейдж одну на несколько часов, пока он сходит за помощью.
Составив план действий, Хок почувствовал себя увереннее. Когда-нибудь я вспомню этот эпизод и посмеюсь, как я был на волосок от женитьбы.
Пейдж протянула руку, но наткнулась на пустоту и открыла глаза. Приподнялась в замешательстве — все в палатке молча говорило о том, что она одна.
Пейдж снова откинулась назад. Она не помнила, как он пришел к ней ночью, но они точно спали вместе. В какой-то момент она проснулась у него на груди, уткнувшись лицом в его шею. Она улыбнулась воспоминанию.
Сколько нового обрушилось на нее за последние дни! Она никогда не ночевала под открытым небом, не готовила на костре, не приводила себя в порядок с помощью весело танцующей ключевой воды. И все это было ей на удивление приятно. Уж не удар ли по голове изменил всю ее жизненную перспективу? Она не припоминала, чтобы у нее когда-нибудь было так же легко на сердце, чтобы ее так интересовало столько разных вещей помимо работы.
Она мельком подумала об отце. Надо надеяться, они там, в клинике, не замучаются без нее. Отец всегда настаивал, чтобы она давала себе роздых. Он считал, что надо регулярно устраивать себе каникулы и хорошенько проветривать как мозги, так и тело.
Каникулы. Что-то такое в этом слове больно цепляло за сердце. Не ее каникулы. Отцовские.
Он собирался поехать во Флагстаф, порыбачить. Поехал? Пейдж в беспокойстве потерла лоб. Боль всегда таилась недалеко и усиливалась, когда она думала об отце. Как странно.
Она прикрыла веки и попыталась расслабиться. Не торопи события. С каждым днем тебе все лучше и лучше. Расслабься. Подумай о чем-нибудь приятном.
Ее мысли медленно дрейфовали, пока их не прибило к приятному. Хок. Имя ему подходило. Он был частью дикой природы, на редкость гармоничной частью.
Хок поражал ее воображение. Такому не надо привлекать к себе внимание — он будет заметен в любой толпе. Сильный, и сила эта врожденная, как бы сама собой разумеющаяся. Она ловила себя на том, что любуется им, когда он перед глазами: его плавной тигриной грацией, мускулистым телосложением, только подчеркнутым потертыми «левисами» и стираными рубахами. Он же как будто не придавал никакого значения внешности — ни своей, ни ее — и обходился с ней как с приятельницей, а не как с женой.
Пейдж вздохнула, но, вспомнив ночь, слегка приободрилась. Пусть он холоден с нею днем, зато ночью обнимает ее, как родную.
Может, они до отъезда были в ссоре? И решили поехать вместе, чтобы помириться? Зная себя, Пейдж подозревала, что камнем преткновения стала ее одержимость работой.
Вспомнить бы! Ведь если это так на самом деле, ей следует использовать время, пока они вместе, чтобы наладить отношения.
Но надо было вставать, раз уж она проснулась. Откинув одеяло, Пейдж с гримасой неудовольствия потянулась за слаксами. Днем в них, пожалуй, запаришься, но что еще прикажете надеть?
Порывшись в своем саквояжике, она вытянула одну из юбок, прямую. Немного изобретательности — и вполне можно сварганить из нее шорты на жаркую погоду.
Пейдж достала свой несессер, села, скрестив ноги, поверх спального мешка и принялась распарывать швы на юбке. Труднее всего оказалось резать ткань маникюрными ножницами, но в конце концов она справилась и с этой задачей.
Какой-нибудь час спустя она вышла из палатки в коротеньких новых шортах, туго сидящих на бедрах. Полы тонкой изумрудно-зеленой блузы она завязала узлом под грудью.
Жалко, Хока сейчас нет. Я бы объявила нас Тарзаном и Джейн.
Солнце поднялось уже высоко, а Хок все не появлялся. Пейдж не знала, ждать ли его и дальше или позавтракать в одиночестве. Она спустилась к ручью и умылась. Чего бы она только не отдала за горячую ванну! На худой конец сошел бы и душ. Отдых на природе — вещь, конечно, хорошая, но так не хватает элементарных удобств…
Большая тень накрыла ее, и она в испуге глянула вверх. Это Хок! — екнуло сердце. Он был живописен донельзя: голый по пояс, в одних джинсах, низко сидящих на узких бедрах, и в стоптанных мокасинах. Пальцы ее дрогнули, вспоминая прикосновение к этой широкой и сильной груди. Его кожа блестела на солнце, и Пейдж подумала было, что от пота, но, когда она медленно поднялась, ей стало ясно, что он совершенно мокрый: вода ручейками стекала с его волос на шею и плечи.
У нее пересохло во рту, и она судорожно сглотнула, прежде чем смогла заговорить. Изо всех сил стараясь выдержать легкий тон, она спросила:
— Что случилось? Ты свалился в воду? Хок с тоской отметил ее новую экипировку. Сколько же можно испытывать его силу воли? Он знал, что грань уже близка. Пейдж дразнила его всем — толстой косой и тонкой блузой, нисколько ничего не скрывавшей. Да еще эти шорты, выставляющие напоказ такие ноги!
Она что-то сказала? Хок встряхнул головой, и на нее полетели брызги. Она отступила со смехом, руками загораживая лицо.
— Я мечтала о душе, Хок, но не совсем о таком.
Она смотрела на него снизу вверх, глаза сияли, щеки разрумянились, а от ее улыбки сердце его замерло и рванулось к ней. В эту минуту он понял, что любит. Чувство было неиспытанное, Хок никогда даже не приближался к нему и совершенно не знал, как с ним быть. Он просто догадался, что так любят и так теряют рассудок.
— Это ты серьезно насчет душа? Солнце било Пейдж в глаза, и она не видела лица Хока, но голос его звучал странно.
— Серьезно. Так хочется отскрести себя хорошенько и вылезти чистой.
Хок взглянул на полотенце, шампунь и мочалку, которые она раздобыла у него в рюкзаке вкупе с куском мыла.
— Тут неподалеку водопад — вот тебе и душ, и ванна вместе. Когда хочешь — сейчас или после еды? Вода к тому времени немного прогреется.
Она бросила взгляд на долину, которую уже нежно любила. Как же это она не знала о прелестях палаточной жизни, тем более если они включают в себя и душ!
— Давай сначала поедим. Посмотришь, как у меня получится готовить на костре.
Она побежала вперед, со смехом таща его за руку, и торжественно усадила на камень — наблюдать.
— Как твоя голова?
Он глядел на ее лицо и думал: а знает ли она про пяток веснушек, которые с таким вкусом украшают ее изящный носик? Только синяк на виске немного портил вид.
Пейдж размешивала с водой бисквит из пакетика, намереваясь запечь его на сковородке.
— Нормально, честное слово.
— Ты еще что-нибудь вспомнила? Она с усилием оторвала взгляд от своих приготовлений.
— Нет, прости.
— А что ты оправдываешься? Это не твоя вина.
— И тем не менее это расстроило наши планы на отпуск.
— Уф, Пейдж, нам надо поговорить.
— Да, надо, я тоже так считаю. Она вылила тесто на сковороду и накрыла ее крышкой, как это делал он, потом принялась взбалтывать яичный порошок в молоке из банки. Надо было отдать ей должное, она быстро перенимала его навыки.
За три дня старожилы долины свыклись с присутствием неуклюжего птицеподобного устройства, без памяти валявшегося в траве.
Хок стоял на пригорке у палатки, любуясь развернутой перед ним сценой. Здесь было все, что он думал найти в Мексике, только в придачу еще и красивая женщина, которую он оставил спать в палатке.
Он закинул руки за голову. Пейдж это, может, и по душе, но на него их вынужденная близость оказывала разрушительное действие. Если воздержание не входит в число твоих добродетелей, а тебе постоянно напоминает о его необходимости присутствие милой и умной женщины… Кто бы из его знакомых поверил, что он способен на такие подвиги? Он сам себя не узнавал.
Следовало бы держаться подальше от нее — занять себя изучением местности, рыбалкой. В нормальных условиях этого хватило бы, чтобы отвлечься. Он поднял руки над головой, потянулся, разминая спину. К сожалению, условия нельзя назвать нормальными.
Хок зашагал вниз с пригорка. Пора было думать, как им выбраться отсюда, Пейдж скоро уже окрепнет для путешествия. Первым делом Хок решил подняться на скалу повыше, чтобы оглядеть окрестности. Вдруг он обнаружит признаки цивилизации? Тогда можно будет оставить Пейдж одну на несколько часов, пока он сходит за помощью.
Составив план действий, Хок почувствовал себя увереннее. Когда-нибудь я вспомню этот эпизод и посмеюсь, как я был на волосок от женитьбы.
Пейдж протянула руку, но наткнулась на пустоту и открыла глаза. Приподнялась в замешательстве — все в палатке молча говорило о том, что она одна.
Пейдж снова откинулась назад. Она не помнила, как он пришел к ней ночью, но они точно спали вместе. В какой-то момент она проснулась у него на груди, уткнувшись лицом в его шею. Она улыбнулась воспоминанию.
Сколько нового обрушилось на нее за последние дни! Она никогда не ночевала под открытым небом, не готовила на костре, не приводила себя в порядок с помощью весело танцующей ключевой воды. И все это было ей на удивление приятно. Уж не удар ли по голове изменил всю ее жизненную перспективу? Она не припоминала, чтобы у нее когда-нибудь было так же легко на сердце, чтобы ее так интересовало столько разных вещей помимо работы.
Она мельком подумала об отце. Надо надеяться, они там, в клинике, не замучаются без нее. Отец всегда настаивал, чтобы она давала себе роздых. Он считал, что надо регулярно устраивать себе каникулы и хорошенько проветривать как мозги, так и тело.
Каникулы. Что-то такое в этом слове больно цепляло за сердце. Не ее каникулы. Отцовские.
Он собирался поехать во Флагстаф, порыбачить. Поехал? Пейдж в беспокойстве потерла лоб. Боль всегда таилась недалеко и усиливалась, когда она думала об отце. Как странно.
Она прикрыла веки и попыталась расслабиться. Не торопи события. С каждым днем тебе все лучше и лучше. Расслабься. Подумай о чем-нибудь приятном.
Ее мысли медленно дрейфовали, пока их не прибило к приятному. Хок. Имя ему подходило. Он был частью дикой природы, на редкость гармоничной частью.
Хок поражал ее воображение. Такому не надо привлекать к себе внимание — он будет заметен в любой толпе. Сильный, и сила эта врожденная, как бы сама собой разумеющаяся. Она ловила себя на том, что любуется им, когда он перед глазами: его плавной тигриной грацией, мускулистым телосложением, только подчеркнутым потертыми «левисами» и стираными рубахами. Он же как будто не придавал никакого значения внешности — ни своей, ни ее — и обходился с ней как с приятельницей, а не как с женой.
Пейдж вздохнула, но, вспомнив ночь, слегка приободрилась. Пусть он холоден с нею днем, зато ночью обнимает ее, как родную.
Может, они до отъезда были в ссоре? И решили поехать вместе, чтобы помириться? Зная себя, Пейдж подозревала, что камнем преткновения стала ее одержимость работой.
Вспомнить бы! Ведь если это так на самом деле, ей следует использовать время, пока они вместе, чтобы наладить отношения.
Но надо было вставать, раз уж она проснулась. Откинув одеяло, Пейдж с гримасой неудовольствия потянулась за слаксами. Днем в них, пожалуй, запаришься, но что еще прикажете надеть?
Порывшись в своем саквояжике, она вытянула одну из юбок, прямую. Немного изобретательности — и вполне можно сварганить из нее шорты на жаркую погоду.
Пейдж достала свой несессер, села, скрестив ноги, поверх спального мешка и принялась распарывать швы на юбке. Труднее всего оказалось резать ткань маникюрными ножницами, но в конце концов она справилась и с этой задачей.
Какой-нибудь час спустя она вышла из палатки в коротеньких новых шортах, туго сидящих на бедрах. Полы тонкой изумрудно-зеленой блузы она завязала узлом под грудью.
Жалко, Хока сейчас нет. Я бы объявила нас Тарзаном и Джейн.
Солнце поднялось уже высоко, а Хок все не появлялся. Пейдж не знала, ждать ли его и дальше или позавтракать в одиночестве. Она спустилась к ручью и умылась. Чего бы она только не отдала за горячую ванну! На худой конец сошел бы и душ. Отдых на природе — вещь, конечно, хорошая, но так не хватает элементарных удобств…
Большая тень накрыла ее, и она в испуге глянула вверх. Это Хок! — екнуло сердце. Он был живописен донельзя: голый по пояс, в одних джинсах, низко сидящих на узких бедрах, и в стоптанных мокасинах. Пальцы ее дрогнули, вспоминая прикосновение к этой широкой и сильной груди. Его кожа блестела на солнце, и Пейдж подумала было, что от пота, но, когда она медленно поднялась, ей стало ясно, что он совершенно мокрый: вода ручейками стекала с его волос на шею и плечи.
У нее пересохло во рту, и она судорожно сглотнула, прежде чем смогла заговорить. Изо всех сил стараясь выдержать легкий тон, она спросила:
— Что случилось? Ты свалился в воду? Хок с тоской отметил ее новую экипировку. Сколько же можно испытывать его силу воли? Он знал, что грань уже близка. Пейдж дразнила его всем — толстой косой и тонкой блузой, нисколько ничего не скрывавшей. Да еще эти шорты, выставляющие напоказ такие ноги!
Она что-то сказала? Хок встряхнул головой, и на нее полетели брызги. Она отступила со смехом, руками загораживая лицо.
— Я мечтала о душе, Хок, но не совсем о таком.
Она смотрела на него снизу вверх, глаза сияли, щеки разрумянились, а от ее улыбки сердце его замерло и рванулось к ней. В эту минуту он понял, что любит. Чувство было неиспытанное, Хок никогда даже не приближался к нему и совершенно не знал, как с ним быть. Он просто догадался, что так любят и так теряют рассудок.
— Это ты серьезно насчет душа? Солнце било Пейдж в глаза, и она не видела лица Хока, но голос его звучал странно.
— Серьезно. Так хочется отскрести себя хорошенько и вылезти чистой.
Хок взглянул на полотенце, шампунь и мочалку, которые она раздобыла у него в рюкзаке вкупе с куском мыла.
— Тут неподалеку водопад — вот тебе и душ, и ванна вместе. Когда хочешь — сейчас или после еды? Вода к тому времени немного прогреется.
Она бросила взгляд на долину, которую уже нежно любила. Как же это она не знала о прелестях палаточной жизни, тем более если они включают в себя и душ!
— Давай сначала поедим. Посмотришь, как у меня получится готовить на костре.
Она побежала вперед, со смехом таща его за руку, и торжественно усадила на камень — наблюдать.
— Как твоя голова?
Он глядел на ее лицо и думал: а знает ли она про пяток веснушек, которые с таким вкусом украшают ее изящный носик? Только синяк на виске немного портил вид.
Пейдж размешивала с водой бисквит из пакетика, намереваясь запечь его на сковородке.
— Нормально, честное слово.
— Ты еще что-нибудь вспомнила? Она с усилием оторвала взгляд от своих приготовлений.
— Нет, прости.
— А что ты оправдываешься? Это не твоя вина.
— И тем не менее это расстроило наши планы на отпуск.
— Уф, Пейдж, нам надо поговорить.
— Да, надо, я тоже так считаю. Она вылила тесто на сковороду и накрыла ее крышкой, как это делал он, потом принялась взбалтывать яичный порошок в молоке из банки. Надо было отдать ей должное, она быстро перенимала его навыки.